Ева

Сона Абгарян, 2023

Художница Сона Абгарян представляет свою дебютную книгу в жанре боевого городского фэнтези, в котором смешались текст и иллюстрации, реальность и вымысел, вечная борьба за свободу и справедливость и узнаваемые реалии сегодняшнего дня. Очередная гражданская война завершилась победой Герберов. Разгромленная и обездвиженная Ева просыпается в доме Бабушки-чародейки. Человек-зонт возвращает ей память. Ева готова к новой войне, она любой ценой хочет вернуть городу справедливость. Но Ева и ее друзья сталкиваются с невероятными трудностями, чередой испытаний и приключений. Весь город – от квартала бедняков до квартала проституток – готов оказаться в новой военной мясорубке ради свободы.

Кладбище

— Который час, Ева? — Мари ворочается в постели и фыркает.

— Успокойся, ты спрашиваешь, который час, раз в две минуты, я скажу, когда будет пора.

— Не могу ждать, я очень нетерпелива и очень счастлива.

— Ты счастлива, что поедешь на кладбище? — Ева удивленно поднимает брови.

— Да, то есть нет. Счастлива, что потом мы поедем к прорицателю. Мне не терпится, я уже продумала вопросы. У тебя нет вопросов к прорицателю?

— Я в такие вещи не верю. Я сама нахожу ответы на свои вопросы.

— Ну да, ясно. Я тоже особо не верю, но кайфово же?

— Нет, — отвечает Ева и смотрит в потолок.

Мари без конца болтает, даже в темноте видно, как блестят ее глаза. Марат похож на Мари. Они как близнецы. Ева смотрит на потолок и думает о Человеке-зонте.

— Хорошо бы тебе присоединиться к моему отряду, — говорит Ева, не отрывая взгляда от потолка.

— Кому? Мне? Не знаю, наверное, присоединюсь. Я никогда не участвовала в крупных сражениях.

— Я не тебя спрашивала. Просто размышляла вслух.

— Ты можешь говорить шепотом? — Мари поднимается с места.

— Я говорю шепотом… — шепчет Ева.

— Да, но громко.

— Как можно громко говорить шепотом?

— Вот именно так, как ты.

Ева прикладывает руку ко лбу, закрывает глаза.

— А меня ты не спросишь, присоединяюсь я к твоему отряду или нет? — спрашивает Мари.

Ева вздыхает:

— А тебе нужно для этого специальное приглашение?

— Конечно, Ева! Я же не абы какой солдат. Ты бы видела, как я сражаюсь! Прямо зажигаю!

— Значит, я приглашаю тебя в свой отряд.

— Я же не оставлю тебя, Марата и свою психованную сестру одних. Могу я кое-что спросить?

— Спрашивай.

— Который час?

Ева встает с кровати, берет ключ со стола.

— Ты невозможна, Мари. Я буду ждать тебя в машине у гаража. Придешь через пять минут.

— А почему мы идем не вместе? Ты решила слинять?

— Обещаю, что не слиняю.

— Подумаешь, я тоже Бабушке пообещала, что не пойду к прорицателю.

— Я свое слово держу.

Ева выпрыгивает из окна. На секунду каменеет от боли, потом выпрямляет спину.

— Но почему ты собираешься вести мою машину? — не унимается Мари.

— Ты под воздействием сомнительных травок, — отвечает Ева и убегает.

За гаражом есть узкая тропинка. Ева оглядывается по сторонам, выводит машину за ворота. Машина похожа на танк, только не стреляет. Хотя кто ее знает.

— Лом и мой брат тебя увидели? — спрашивает Мари, плюхаясь на сиденье.

— Увидели. Сказала, что едем на кладбище, что на рассвете вернемся. Глянь: они стоят там вдалеке и смотрят на нас. Бабушка обычно принимает снотворное, если бы не приняла — стояла бы сейчас перед машиной, расставив ноги и подбоченившись.

— Да уж, представляю… — вздыхает Мари и добавляет: — Ничего, в такой позе она будет ждать нас по возвращении.

Ева вертит связку ключей, и гигантская машина движется, выравнивая небольшие холмики колесами.

Самое большое кладбище находится за чертой города. За пределами кладбища есть особый участок, где хоронят людей, у которых нет родных. Их имена и фамилии написаны белой краской на тоненьких жестянках, на некоторых табличках вообще ничего не написано. У этой части кладбища есть свое название: Детдом.

Мари показывает дорогу и время от времени восторженно хлопает. Мелкая мошкара бьется о лобовое стекло.

— Знаешь, Ева, я всегда прошу прощения у мелкой живности, когда наношу ей вред, а вот у людей прощения не прошу.

Ева понимает, что не нужно было говорить Мари про чай.

— Мари, научись любить людей. В действительности они не так уж плохи. Наверное, ты бы хотела родиться богом. Или чувствуешь себя богом.

— Наверное. Разве мы не боги? Или хотя бы божественные сущности.

— Мы обычные люди, Мари. Таких, как мы, много.

— Не говори так. Ты меня огорчаешь. Я другая, я счастлива. Я счастлива, как мошки. Вот и все.

По сути, Бабушка хотела вызвать у нее иллюзию счастья. На короткий миг Еве даже становится любопытно: выпей она чай, продолжила бы думать о войне или нет? «Не попробуешь — не узнаешь», — говорит она самой себе и тормозит. Фары освещают большой участок Детдома.

— Здесь есть сторож? — спрашивает Ева.

— Нет, о чем ты? Кому нужен Детдом, кроме нас с тобой? Слушай, а ты цветы не привезла?

— Ага, конечно, привезла, вот прямо сейчас собрала, высунув руку из окна машины, разве ты не заметила? — Ева в упор смотрит на Мари.

— Ладно, ладно. Здесь растут красивые маки, пойду принесу несколько штук.

Мари провожает Еву до могилы и исчезает. Она прекрасно понимает, что Ева хочет остаться одна.

Ева подходит к покосившемуся указателю. Пытается поправить. Не получается. Колени подгибаются. Она, задыхаясь, опирается на могильный холмик. Гладит землю. Могилу Артура украшают несколько высохших цветов. Наверное, кроме Мари, сюда никто не приходил.

— Здравствуй, сердце мое. Я пришла, — говорит Ева, и фиолетовые слезы текут из ее глаз.

Боль в глубине сердца только усиливается. Запачканными в земле руками Ева хватается за грудную клетку, словно хочет вырвать боль из себя.

— Почему, ну почему ты пришел во время боя? Я же тебе запретила. Я же тебя просила. Тебя не должно было там быть, глупый, глупый мальчишка!

Мари издали смотрит на Еву. В свете фар она видит согнувшееся, уменьшившееся тело, но не чувствует боли. Нет, она улыбается и собирает цветы. Решает запеть, уходит в глубь кладбища — подальше от глаз и ушей Евы.

Для этого страшного места Мари слишком счастлива.

«Какой хороший чай», — думает она. Цвета стали ярче, звезды крупнее. Она поет и проходит мимо табличек с именами, и у каждой из них оставляет по маку, потом присаживается под каким-то высохшим деревом и глядит на луну. Представляет, что Дэв сидит рядом и молча смотрит ей в глаза.

Она видела Дэва лишь однажды, на дне рождения однокурсницы. Мари тогда красила волосы в зеленый — для образа русалки. Помнит, что Дэв сидел на диване и потягивал пиво. Он ни с кем не общался, но многие пытались с ним заговорить — и парни, и девушки.

— Ты любишь море? — спросила его Мари, присаживаясь рядом.

Дэв встретился с ней взглядом и кивнул. Она сразу влюбилась в эти медовые глаза. Через несколько минут Дэв испарился, и Мари скучала весь вечер, постоянно высматривая его.

Телефон звякает, и Мари отвлекается от воспоминаний.

Дэв ответил: «Рад, что ты в лесу».

— А-а-а… — стонет Мари и в обнимку с телефоном ложится на холодную землю.

Чуть позже она встает и пытается понять, как долго она здесь лежала. Нужно вернуться к Еве. Фары слепят ей глаза. Поднялась ужасная пыль. Ветра нет. Ева включила мотор? Откуда столько пыли? Мари подходит к могиле Артура. За песчаными холмиками глубокая яма. Ева стоит в ней. Мари направляет в яму свет мобильника. На грязном, пыльном лице Евы улыбка.

— Его здесь нет, Артур не здесь. Маки не нужны. — Она смеется.

— Ева, ты меня пугаешь. Давай руку, выбирайся оттуда.

Машина движется, оставляя позади большую яму Детдома, желтые клубы пыли.

— Откуда у тебя лопата? Тебе для этого понадобилось пять минут, чтобы я не видела, что ты берешь из гаража? Поэтому ты не хотела, чтобы Бабушка ехала с нами? Ева, ты сумасшедшая! Но как же так, где Артур?

— Не знаю, нужно его найти.

Теперь громко смеется Мари.

— Что случилось? — спрашивает Ева, тоже со смехом.

— Посмотри на себя, Ева, ты как зомби, будто сама — выбравшаяся из-под земли покойница.

— Да, очень смешно. Я ждала, что ты скажешь что-нибудь интересное. Похоже, снадобья не улучшают качество юмора. Ладно, скажи, где живет этот прорицатель.

У кромки леса дорога раздваивается. Вторая дорога, по которой Ева никогда не ездила, узкая и грязная.

— Ты уже бывала здесь, Мари?

— Нет, но изучила это место по карте. Один знакомый рассказал мне о прорицателе. Какой чудесный день, даже не верится.

Мари, быстро моргая, глядит в автомобильное зеркальце и подкрашивает губы. В конце дороги стоит маленький дом с полуразвалившейся крышей. Перед ним колодец.

От звука машины в домике зажигается свет. Дверь открывается.

Свет падает прямо на лицо Бабкена. Он стоит с охотничьим ружьем наперевес, в грязном халате.

Высокий старик с длинными седыми волосами.

— Я его представляла именно таким, — говорит Ева.

Мари выходит из машины:

— Эй, здравствуйте. Мы приехали к прорицателю Бабкену. Ой, это вы? Я заплачу, хорошо заплачу.

Она вынимает деньги из золотистой сумочки и размахивает ими в воздухе.

— Извините за неожиданный визит, но у нас есть важные неотложные вопросы.

Непонятно почему Мари говорит тоненьким голосом, и Ева удивляется ее непосредственности и таланту перевоплощения. Птичье чириканье сменилось мышиным фальцетом. Ведет себя как туристка. Просто поразительно, что Мари умеет драться, да еще и пилой.

Бабкен, ворча под нос, приглашает ее войти.

Ева решает подождать в машине и только немного спустя, когда Мари входит в дом, думает, что не стоит оставлять ее одну. Может произойти все что угодно. Бабушкин чай тому свидетель.

Ева входит в дом. Красный коридор, с потолка которого свисают маленькие красные лампочки. Внутри невыносимая вонь. Большой холодильник громыхает, словно вертолет. Повсюду расставлены ведра, куда капает грязная вода с потолка. Кухня тесная. Оттуда доносится беседа Мари и прорицателя.

— Да, не беспокойтесь, это моя подруга. А теперь, как говорится, перейдем к моим баранам. Я хочу узнать о чувствах вот этого парня.

Вероятно, Мари показывает фотографию Дэва в телефоне. Ева изучает кухню. На столе остатки рыбы. Просевший пол покрашен в зеленый цвет. Под стеной выстроились банки, наполненные кусками мяса. «Надеюсь, не человечиной», — думает Ева.

— Хм, — бормочет Бабкен, — красивый парень… Но ты красивее. Положи руки на стеклянный шар и закрой глаза, красавица. Вот так. А теперь скажи, что ты видишь?

— Вижу лицо Дэва. Смотрит на меня и улыбается.

Ева ухмыляется, потом вздыхает и решает краем глаза изучить прорицателя и обстановку. Комната неприбранная и пыльная. Со стен свисают полотнища разных размеров и цветов. Прорицатель и Мари сидят за круглым накренившимся столом. Откуда-то издалека доносится какой-то звук, Ева напрягает слух. Может, ей кажется?

— Что он чувствует ко мне, прорицатель Бабкен? — спрашивает Мари с закрытыми глазами.

— Скоро он в тебя влюбится. Но может ли он любить тебя так, как ты хочешь?

— Ха-ха-ха! Как можно меня не любить, прорицатель Бабкен?

— Да-а-а, коне-е-ечно… — Он кладет свои руки на стеклянный шар поверх рук Мари. — Тебя невозможно не любить. Ты действительно красавица. В моей жизни была красавица, похожая на тебя.

Ева смотрит Бабкену в лицо, и ее знобит от смертельного холода.

Мари открывает глаза:

— Ой, расскажите о вашей любви, я послушаю.

— Любви? — Бабкен смеется и заходится в кашле.

Ева смотрит на часы. Время еще есть, но для нее все это невыносимо. Что-то здесь не так. Нужно быстро уходить отсюда, пока дело не зашло слишком далеко.

— Мари! — зовет Ева, стоя в дверях комнаты. — Может, пойдем? Ты получила ответы на свои вопросы.

— Проходи, деточка, дай я тебе тоже погадаю, — говорит Бабкен хриплым голосом и кашляет.

— Не хочу. Я не верю таким, как ты.

— Ева, пожалуйста, только не сейчас. Веди себя прилично.

Ева думает, что Бабкен сейчас покажет свое истинное лицо.

Ее слова ему явно не нравятся:

— Я слышу твой голос. Ты многое потеряла. Но ты сама виновата. Ты архитектор собственных поражений. Покажи свое лицо, деточка!

Ева проходит вперед и смотрит прямо в глаза прорицателю.

— Ну и грязная же ты!

Бабкен смеется сквозь кашель и мерит Еву взглядом с ног до головы.

На ее пыльном лице следы от слез прочертили свою карту. Она смотрит на герб Герберов на руке старика.

— Хочешь знать, что тебя ждет? — злобно спрашивает прорицатель, вытирая рот.

Ева приближается к нему:

— А ты хочешь узнать, что ждет тебя?

Кивком она дает Мари понять, что пора двигаться.

Бабкен разъярен, он багровеет от гнева. Голова трясется, изо рта идет пена.

— Ты что, думаешь, я не знаю, кто ты, проигравшая, малодушная потаскуха?! — Бабкен плюет на пол. — Из-за тебя погибли люди. Их жизнь для тебя и гроша ломаного не стоит, тьфу!

Ева поворачивается и медленно идет к выходу. Мари встает со стула и смущенно кладет купюры на стол.

— Я тебе вот что скажу, — не унимается прорицатель. — Ты умрешь. Вот что тебя ждет. Вот что написано у тебя на лбу. Ты думаешь, ты мужик? Думаешь, против тебя приема нет? Да тебя раздавят, как мошку. Не знаю, как ты выжила. Наверное, Бабушка над этим поработала. Неплохо, неплохо.

Ева не оборачивается. Бабкен смеется и кашляет.

— Имел я таких, как ты. Как и твою Бабушку. Ах, как же она меня умоляла, чтобы я ее отпустил!

Прорицатель вытаскивает из-под ног охотничье ружье.

Коса Евы молниеносно рушит стену и обвивается вокруг шеи Бабкена. Над косой поднимается пыль и зависает в воздухе. Ружье стреляет в потолок и падает.

— Скажи хотя бы слово, и я тебя не убью. — Ева наклоняется и одним глазом смотрит на задыхающегося старика.

–…е-е… с-с-с… х-х… — хрипит он.

Мари вскакивает на стол и разбивает голову Бабкена стеклянным шаром.

Кровь, смешанная с крошевом костей, брызжет на развешанные на стенах полотна. Несколько секунд Ева и Мари неподвижны, каждая застыла на своем месте. Потом они переглядываются. Мари улыбается. Все ее лицо в крапинках крови.

— Ему ведь не нужно было заканчивать предложение, правда? Я ведь правильно поняла твой взгляд?

— Нет, Мари. Неправильно.

Ева говорит, что нужно осмотреть дом. Ведущие вниз ступеньки нещадно скрипят. Снизу слышны голоса. Закрытая дверь.

Мари возвращается, снимает связку ключей с пояса старика, фотографирует его размозженную голову на телефон и улыбается. Потом посылает снимок Дэву: «Это сделала я».

За закрытой дверью — маленькая клеть, там сидит женщина, посаженная на цепь, как собака. Так вот откуда шли звуки. Ее руки тоже закованы и связаны.

— Мари, освободи женщину. Я подожду у машины.

Ева швыряет труп прорицателя в колодец. От его изувеченной головы отрывается глаз и, покатившись, замирает у кроссовок Евы. Она со всей силы бьет по нему ногой. Глаз подпрыгивает и исчезает во тьме.

— Чертов прорицатель Бабкен… — ворчит Ева и заводит машину.

Едут молча.

Женщина напугана. Мари вытирает тряпкой лицо и руки. Ева водит медленно, думая, как все объяснить Бабушке.

— Как вас зовут? — спрашивает Мари, протягивая женщине бутылку с водой.

— Арпине.

— Вы уже в безопасности, не нужно бояться. Все будет хорошо.

Женщина наклоняет голову и закрывает глаза.

— Она очень слаба, — говорит Мари. — Ева, что мы скажем Бабушке?

— Скажем все как есть. Трудно придумать что-то другое.

Мари смеется.

— Хватит хохотать! Послушай, я все возьму на себя, — обещает Ева. — Соврешь, что я тебя убедила, нет, заставила.

— Нет уж, не выйдет. Это я ей сказала о прорицателе, она тебе не поверит. Так что не нужно ничего выдумывать.

Ева как будто утратила чувство времени: ей кажется, что они едут уже несколько часов.

— Что обо мне говорят в городе? — неожиданно для Мари спрашивает она.

— Все думают, что ты умерла, а те, кто не верит в это, ожидают твоего возвращения, чтобы убить своими руками.

— Понятно. Круто. — Ева включает радио.

— Знаешь, ты не такая уж плохая, — наклоняется вперед Мари, — я тебя представляла другой. Сухой, бездушной.

— Я такая и есть, Мари, ты не ошибалась.

— Хочешь быть такой, но не получается. — Мари снова смеется и дергает Еву за косу.

У гаража стоят Лом и Марат.

Ева и Мари выходят из машины, воровато оглядываясь по сторонам.

— Я даже не хочу знать, что случилось, — говорит Марат. — Надеюсь, здорово повеселились.

— Ева! — слышится голос Бабушки. Она стоит чуть поодаль. Расставив ноги, скрестив руки на груди. — У вас десять минут, чтобы привести себя в порядок. Всех жду за столом.

Бабушка резко разворачивается и идет к дому.

— Который час? — шепотом спрашивает Мари и фыркает.

— Ты лучше подумай о том, что у нас в машине спит гостья. Мы еще должны всех перезнакомить.

— А мне зачем об этом думать? Пусть Бабушка думает.