Медведь

Сергей Фокин, 2021

После болезненного расставания с женой Галиной Виктор решает уехать в тайгу, где на грани выживания проводит десять лет в одиночестве. Мечта вернуть Галю тлеет в глубине его души, и однажды он приезжает в родной город – пропахший тайгой «медведь» с нежным и романтичным сердцем. По дороге он подвозит юную неформалку Юлю с гитарой за плечами. Она непосредственна, по-детски бесстыжа, их общение подобно разрядам молний между двух электродов. Неужели то, что осталось у него с Галей – всего лишь морок, а совсем не любовь? Новое знакомство собирает разбитое много лет на куски сердце Виктора, но только для того, чтобы снова рассыпать его – на этот раз в пыль. Комментарий Редакции: Остывающие отношения, новая встреча, молодые чувства: когда привычка приедается, а судьба дарит другого человека – это всегда головокружительный жизненный поворот. Но что если такая тропа заведет не к прекрасным горизонтам, а прямо в безвылазную чащу?

4

Высадив девушку с гитарой, Виктор вырулил на дорогу и успел проскочить перекресток под «зеленый мигающий».

Город в своей старой части почти не изменился, только главный городской кинотеатр «Россия» переделали под маркет «Росси», и он высился в кучке своих сотоварищей меньшего размера. Здесь располагался так называемый Торговый Центр. Но, кроме ядра, имелись еще сотни других магазинов, как солнечные лучи, расходящиеся во все стороны по улочкам и переулкам: все первые этажи домом в округе продали под «нежилое», и от многообразия вывесок с названиями пестрело в глазах.

Гипермаркеты высились через каждые полкилометра, и даже участок леса, который прежде администрация города планировала окультурить, оказался полностью вырублен. На его месте яркими красками рекламных щитов выделялась убогая коробка «Карусели».

Свернув с проспекта к домам, Виктор проехал мимо двух новостроек, почти прилепившихся друг к другу. Одна только поднимала голову над жестяным забором, не дающим увидеть, что происходит за ним, а другая уже высилась над пустырем этажа на три-четыре и по форме напоминала очередную «коробку» — то ли поликлиника, то ли новый будущий магазин, определеннее не скажешь.

Сестра с мужем и двумя детьми жила в последнем подъезде панельной девятиэтажки. Виктор въехал во двор и увидел, что тот забит легковыми автомобилями. Свободных мест почти не оставалось, и пришлось прокатиться чуть дальше — туда, где имелась никем не занятая площадка. Он заглушил мотор и несколько секунд осматривал двор, вспоминая, каким тот был десять лет назад. Фактически, это был двор его детства, потому что родительский дом находился всего в сотне метров отсюда — за детским садиком.

Пока поддавался ностальгии, подошел какой-то мужчина лет тридцати — немного неряшливый и, по всему видно, наспех одетый.

— Эй, здесь машину не ставь! — сказал он, приблизившись к дверце.

— Почему?

— Это место моего брата.

— А где можно ставить? — Виктор спорить не собирался.

— Где хочешь, мне все равно. Но не здесь.

— Понятно.

Выходило, что тут каждый сам за себя. А если так, то где ни припаркуешься — обязательно найдется кто-нибудь недовольный. Поэтому Виктор просто выбрался из машины и направился к багажнику. Там, подхватив пару увесистых сумок, взвалил их на плечо, и захлопнул дверцы.

Все это время собеседник настороженно наблюдал за ним, дожидаясь, когда освободят его место. Поняв, что никто этого делать не собирается, крикнул:

— Подожди! — А когда Виктор повернулся, спросил удивленно: — Ты что, не будешь уезжать?

— Нет.

— У нас за такое дело колеса протыкают! — На этот раз мужчина говорил с угрозой.

— А у нас за такие слова закапывают в лесу.

Похоже, собеседника ответ озадачил. Он замолк на пару секунд, но потом снова выкрикнул — уже вослед.

— Что у тебя за номера? Это какая область?

— Иркутская, — ответил Виктор, не оборачиваясь.

— А ты к кому приехал?

— К Сафроновым.

— К Генке, что ли? — неизвестно чему обрадовался мужик.

— Точно.

— Он дома сейчас. — И потеплевшим голосом добавил: — Ладно, можешь стоять, если к Генке. Мы с ним кореша.

У подъезда на лавочки сидел старик с белой головой и внимательно посматривал на проходивших мимо жильцов. Одет он был в светлую рубашку с коротким рукавом, и его худые руки, отвыкшие от работы, опирались на палочку, замотанную синей изоляционной лентой. Дед показался Виктору каким-то щуплым и даже хрупким. В тайге многие носят бороды — возможно, это создает иллюзию дополнительного объема.

Остановившись возле двери, Виктор обнаружил, что она закрыта, а над дверью тусклым огоньком светится какой-то прибор.

— Домофон поставили, — сообщил старик обыденным голосом. — Теперь чужие не ходят. В какую квартиру нужно?

— В сто восемнадцатую.

— Прочитайте инструкцию, там буквы крупные.

Голос сестры прозвучал сильно искаженным, но Виктор понял, что номер набрал правильно.

Его встретили не очень радостно. Елена, вытерев руки об грязный фартук, обняла и поцеловала в щеку. Глаза у нее были усталые, и Виктору показалось, что за эти годы она постарела лет на двадцать. Лицо и лоб пересекали морщины, а краешки губ опустились немного вниз — будто у плачущего актера. Она немного пополнела, как бывает с женщинами к сорока годам, а прежде четко выраженную фигуру рассмотреть было почти невозможно: давно не глаженный мешковатый халат и фартук ее попросту скрадывали.

Геннадий вышел только через несколько минут, когда набежавшие дети волоком потащили обе сумки в комнаты.

— Здорово, зятек!

Вот он почти не изменился — такой же худой и низкий ростом, только лицо припухло немного. А когда говорил — рот кривил на сторону, будто хотел в следующую секунду сплюнуть. Под покрытой щетиной губой выделялся золотой зуб.

Они пожали друг другу руки, и ладонь его оказалась мягкой.

— Что-то не торопился ты к мамане-то, — усмехнулся Геннадий. — Забыл старуху.

— Занят был на вахте. — Виктор заранее продумал, что ответить на этот вопрос. — Вернулся в прошлую субботу. Телеграмму увидел — и сразу сюда.

— Наверно, есть хочешь? — озабоченно спросила сестра.

— Я там привез кое-что, посмотри в сумках, — кивнул Виктор.

— Накрывай на стол, — скомандовал жене Геннадий.

Когда один из ребят принес отцу две подарочные бутылки виски, тот брезгливо повертел их в руках и сказал:

— Лучше бы пять бутылок водки на эти деньги купил…С жиру вы там беситесь, что ли?

Виктор пошел в ванную, чтобы умыться, и увидел, что та полна замоченного белья. Стиральной машины нигде не было видно. Краны стояли те же самые, что и десять лет назад: похоже, лишних денег в семье не водилось.

Когда он вошел в зал, сразу обратил внимание на телевизор — черно-белый «Рекорд-345», ютившийся на облезлой тумбочке. Такую технику не производили, наверно, с конца восьмидесятых. Кроме него, здесь находился сервант тех же времен, наполненный не нужной никому сейчас хрустальной посудой, потертый диван с двумя креслами неопределенной расцветки, и книжный шкаф, в котором стопками лежали журналы «Новый мир» и «Моделист-конструктор». Между кресел стоял поломанный детский велосипед.

Виктор словно в юность вернулся. Впрочем, сразу же защемило сердце: ясное дело, что не от хорошей жизни все это барахло в доме содержится.

— Показывает? — спросил он, кивнув на телевизор.

— А чего ему будет? — хмыкнул Геннадий.

Когда сели за стол и разлили по первой рюмке, Елена как-то виновато посмотрела на брата и сказала:

— Ты не смотри, что у нас так бедно, Витя. Мы живем нормально.

Он кивнул и спросил первое, что приходит в голову в такой ситуации:

— Как у вас с работой?

Елена бросила быстрый взгляд на мужа, но тот как раз смачно закусывал соленым огурцом, купленным Виктором по случаю прямо на трассе.

— Плохо с работой. Никак не могу найти. В городе вообще трудно стало. Сейчас вот от собеса ухаживаю за двумя пенсионерами. Зарплата небольшая, зато не задерживают, как раньше бывало.

— Ей бы куда по сменам устроиться, — прожевав, кивнул Геннадий. — Чтобы ночные платили. Соседка вон по пятнадцать штук огребает, так еще лестницу моет.

— Я тоже мыла! — вспыхнул вдруг Елена. — Только нельзя мне, сам знаешь! — И, повернувшись к брату, пояснила: — Сыпь у меня от этого на руках появилась. Вроде бы и перчатки одевала, чтобы водой не мочить — все равно не проходила. Пришлось бросить.

— А к врачу обращалась? — спросил Виктор. Много он пропустил, отгородившись от всех в лесной глуши.

— Что толку! — Елена отмахнулась. — Говорят, что это от прежней работы. Я же на «Яве» десять лет первую сетку вырабатывала. Сплошная химия.

— Зато мама на пенсию скоро пойдет! — гордо заявил младший из ребят. Они чем-то походили друг на друга: оба белобрысых, с глубоко посаженными глазами и вздернутыми вверх носами. Их, Виктора с Еленой, порода.

Между тем Геннадий налил себе еще пару рюмок и выпил в одиночку.

— Слушай, ты к матери приехал или еще чего задумал? — Он откинулся на диване, и Виктор почему-то мысленно сравнил его с напившимся крови клещом.

— К матери.

— А то, вот какое дело… Квартира после нее осталась. Знаешь, небось?

Виктор кивнул.

— Нужна она нам позарез, сам понимаешь. В городе работы никакой, а жить на что-то надо. Ты там как устроился, нормально?

— Да ничего, не жалуюсь.

— Три комнаты-то есть? — Геннадий снова потянулся за стопкой, налил себе первому, потом, подумав, наполнил остальные.

— Есть.

— Вот! — В этот раз он обращался к жене, но приготовленным для закусывания огурцом ткнул в сторону Виктора. — Я тебе говорил. А ты: плохо там ему, плохо… Одному всегда лучше, потому что все для себя.

Немного погодя Геннадий обмяк и захотел прогуляться перед сном. Он взял с собой недопитую бутылку, кое-что из нарезанного в тарелках и пошел одеваться. Когда за ним закрылась дверь, Виктор посмотрел на сестру, и та, не выдержав этого взгляда, неожиданно заплакала.

Она была старше его на три года — ей должно было исполниться тридцать восемь, но сейчас напомнила ему пожилую мать. На похоронах отца та тоже плакала — беззвучно и горько, без всякой инсценировки, как иногда принято у старушек.

Виктор прямо через стол взял ее за руку, как делали они когда-то в детстве, и спросил, уже предчувствуя ответ:

— Тяжело, Ленусь?

— Ой, Витя, иногда хочется в петлю залезть! — Она вздохнула так, словно до этого боялась дышать, и ей только что разрешили.

— Генка?

— Он, ирод проклятый. — Вытерев глаза краешком фартука, сестра кивнула. — Я не требую от него никакой помощи, но хоть не мешал бы мне.

— Пьет?

— Не только. Первое время, как из тюрьмы вернулся, гордо так ходил, будто наградили его этим сроком, а не наказали. Ведь тогда много народа пересажали. У него, считай, все друзья отсидели — кто больше, кто меньше. Но говорил, что теперь нормально жить будем, он-то, мол, знает, как сейчас деньги делать. А вышло, что никто с ним связываться не стал. Вначале один бизнесмен из братков хотел набрать себе охрану, только проворовались они все. Продали дорогой видеомагнитофон — он их и выгнал. Проболтался без занятия целый год. Тут страсть у него новая появилась — в автоматы играть. Всю мою зарплату проигрывал. Если не успею я купить продуктов — к вечеру уже не на что становится. Приходилось подрабатывать — и уборщицей, и посуду мыть в столовой после банкетов.

— А сам работать не пробовал устроиться?

— Куда там! Не их это, барское, дело.

— У вас же холодильник другой был! — вспомнил вдруг Виктор.

— Обменяли его на старый, однокамерный. И телевизор тоже. Теперь вот черно-белый стоит. Да его и смотреть особо некому. Ребятишкам не даем — говорят, плохо влияет, а у меня времени нет. Генка иной раз напьется — новости глядит и правительство ругает.

— Все-таки пьет?

— А ты разве не видел? — Елена махнула свободной рукой и отвернула лицо. — Давно бы сбежала, только куда этих-то девать? — Он кивнула на копошащихся в углу детей.

— Может, со мной поедешь?

Сестра на секунду вспыхнула, будто свечка — перед тем, как потухнуть окончательно, потом снова вздохнула:

— Нет, Витя, тебе, я думаю, и без того несладко. Скажи честно: наврал про квартиру?

Сейчас было самое время живописать его райскую жизнь, но Виктор почему-то не захотел этого делать. Их отношения с Леной всегда держались на искренности, и не хотелось разрушать все одним лукавым словом.

— Наврал. Но живу отдельно.

— И семью не завел?

— Нет.

— Все у нас однолюбы в родне. Дед с бабкой шестьдесят лет вместе жили — ссорились, мирились, но не разбегались. Мать с отцом тоже пример хороший. Ты вон уже десять лет любишь эту дуру, а много ли вылюбил?

— А сама? — усмехнулся Виктор, впрочем, без всякой издевки.

— И я такая же. Поэтому не предлагай ничего, буду терпеть, пока силы имеются.

— А потом?

— А потом — суп с котом! — Она невесело улыбнулась и вдруг вспомнила: — Тебя, кстати, документы ее сразу нашли? О разводе.

Виктор пожал плечами:

— Не знаю, что и сказать. Примерно через месяц после письма.

— Встречал уже свою королеву-то?

— Откуда? Только сегодня в город приехал.

— Ночуй у нас.

— Не стесню? Народа у вас хватает.

— Они еще маленькие, — догадавшись, о ком он говорит, ответила сестра. — Да и ты много места не займешь. А завтра сходим к матери на квартиру. Приберусь я там, чтобы тебе пожить можно было. Белье занесу постельное.

Они немного помолчали, потом Виктор осторожно спросил:

— Ты давно видела Галю?

— Давно. Она теперь высоко летает — не достанешь. Если встретишь — сам удивишься. Перышки всегда прилизаны.

— У тебя есть ее телефон? — Спросил, а у самого сердце немного защемило — может, оттого, что страшился получить отрицательный ответ. Впрочем, положительный его тоже по-своему пугал.

— Она в курсе, что ты приедешь, если хочешь услышать это. — Елена посмотрела на него прямо, без улыбки, но ничего не стала пояснять. А он — переспрашивать. Потому что самое главное уже узнал.

Постелили ему в детской, прямо на полу. Но простое одеяло, брошенное на пол, показалось сейчас Виктору сказочно мягким и удобным. Сопение ребят убаюкало быстро, и он даже не слышал, как далеко после полуночи вернулся домой сильно подвыпивший Геннадий.