Лэндон и Шей. Разбитые сердца
Шей Гейбл ненавидела меня до глубины души. И я её тоже. Всеми силами мы старались избегать друг друга. Но однажды наступил день, когда всё изменилось. Мне бросили вызов. Всего лишь глупое пари. Заставить Шей влюбиться в меня и не полюбить её самому. Я думал, что легко выиграю спор. И уж точно не проникнусь глубокими чувствами. Но всё пошло не так, как я планировал. Шей заставила меня жаждать того, о чём я и не мечтал. Любви. Счастья. Её. Чем больше времени мы проводили вместе, тем ближе она подбиралась к тёмным уголкам моей души, которые я никогда никому не показывал. Игра между нами превратилась в реальность. Чувства смешались. Но вы знаете, как говорится… В любви, как и на войне, все средства хороши. Особенно разбитые сердца.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Лэндон и Шей. Разбитые сердца предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
© Солдатова П.И., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке. Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Каждому,
кто когда-либо чувствовал себя одиноким:
положите руку на свое сердце.
Чувствуете?
Оно все еще бьется.
Это — для вас.
«Я люблю тебя так, как любят нечто неясное,
В потаенном уголке меж душой и тенью»
1
Старшая школа. Выпускной класс
2003
Я никогда не хотел быть чудовищем, но время от времени задавался вопросом — могут ли некоторые люди рождаться такими? С тьмой, просочившейся в их кровь и заполнившей их души?
Мое имя было прямым доказательством того, что я должен был стать хорошим человеком.
Я принадлежал к весьма выдающемуся роду. Моя мать назвала меня в честь дяди Ланса и дедушки Дона — величайших из известных мне людей. Имя Дон означает «благородный», а Ланс — «слуга». Имена им вполне соответствовали. Оба принимали участие в войнах. Пожертвовали своей жизнью и разумом ради других людей. Они с готовностью отдавали себя окружающим, позволяя пользоваться своим великодушием, — до тех пор, пока от них самих ничего не осталось.
Сочетание этих имен должно было превратить меня в благородного слугу этого мира, но я оказался совсем другим. Если бы большинство моих одноклассников спросили о том, что означает мое имя, они, вероятно, ответили бы: «козел». Вполне справедливо.
Я совсем не похож на своего дедушку или дядю. Я позорил их память.
Я не понимал, почему в моей душе так много тьмы. Не знал, почему я так озлоблен. Я просто видел, что я такой.
Я был козлом, даже когда мне этого не хотелось. Теми немногими людьми, которые мирились с моей неуравновешенностью, были мои друзья и Моника — девушка, которую я упорно старался вычеркнуть из своей жизни.
Во мне не было ничего благородного или галантного. Я обращал внимание только на себя и на тех, у кого хватало смелости называть меня своим другом.
Я ненавидел себя. Ненавидел то, что я не был хорошим человеком. Я не был даже порядочным. Я делал много ужасных вещей, узнав о которых и Ланс, и дедушка Дон перевернулись бы в гробах.
Почему я был таким?
Хотел бы я знать.
Мой разум представлял собой запутанную головоломку, и я не понимал, как собрать ее воедино.
Утром, после нескольких бестолковых уроков, я направился в столовую и взял свой обеденный поднос. Выпускной класс. Еще один семестр, и маленький городок Рейн в штате Иллинойс останется в прошлом.
Я подошел к столику и скривился, увидев сидевшую за ним Монику. Я попытался незаметно улизнуть, прежде чем меня заметит Грейсон, Хэнк или Эрик, но Моника уже вовсю махала мне рукой.
— Лэндон! Принеси мне молока — обезжиренного, — приказала она своим высоким голосом.
Я ненавидел этот звук. Она разговаривала как банши[1], и я мог поклясться, что мне не раз снились кошмары, в которых эта девушка выкрикивала мое имя.
Я не помнил, чтобы раньше ее голос раздражал меня так сильно. Всякий раз, когда мы оказывались вместе, я был пьян или под кайфом. Мы давно знали друг друга. Моника была моей соседкой, и ее жизнь была такой же запутанной, как и моя. Я страдал от своих демонов, в то время как у Моники имелся полный набор собственных проблем.
Когда наша жизнь становилась особенно невыносимой, мы занимались сексом, чтобы ни о чем не думать. В нашей связи не было ничего романтического. Честно говоря, мы друг друга недолюбливали, — и именно поэтому наши отношения меня устраивали. Я не искал девушку и не нуждался в эмоциональной связи. Мне просто нужно было время от времени перепихнуться, чтобы отвлечься от своих мыслей.
Какое-то время это работало — до тех пор, пока я не решил отказаться от алкоголя и наркотиков.
С тех пор как я перестал употреблять, Моника наговорила по этому поводу много гадостей.
— Ты нравился мне больше, когда был под кайфом, — заявила она в последний раз, когда мы занимались сексом.
Мой ответ не заставил себя ждать:
— Твой рот нравился мне больше, когда был занят моим членом.
Даже это было ложью. Мне не нравился секс с Моникой. Я просто убивал время. Она занималась сексом так же, как девушки в порно, и в теории это должно было быть потрясающе. На деле — слишком много слюней и беспорядочных движений. Время от времени мне приходилось доводить себя до финиша собственными силами.
В ту ночь, когда я сказал об этом Монике, она дала мне пощечину. Кожу обожгло, щека мгновенно покраснела. Это стало напоминанием о том, что я все еще жив, все еще способен чувствовать, хотя на месте моего сердца давно была сухая льдина — замерзшая и враждебная к любому, кто пытался удержать меня рядом.
Моника сказала, что не станет трахаться со мной, пока я не накурюсь.
Следовательно, эти катастрофические отношения официально закончились — по крайней мере, для меня.
Она этого не поняла. Я пытался избавиться от нее уже какое-то время. Но, как преданный пес, она снова и снова появлялась в моей жизни — в самые тяжелые времена.
— Ты уже под кайфом? У тебя обострение? Хочешь кончить мне на сиськи?
В тот момент Моника была последней, с кем я хотел иметь дело, но я знал, что, если не сяду рядом, она станет вопить еще громче.
Я поставил поднос на стол и приветственно кивнул.
— Какого черта? Где мое молоко? — спросила она.
— Я тебя не услышал, — сухо ответил я.
Она потянулась и взяла молоко с моего подноса, совершенно не думая о том, что я тоже хочу пить.
Ей повезло, что у меня не было сил с ней спорить. Я не спал всю ночь и приберег свой гнев для тех вещей и людей, которые действительно имели для меня значение. Этот список был коротким, и ее имя в нем не значилось.
— Я тут подумала — тебе стоит устроить вечеринку у себя дома в эти выходные, — сказала она, отхлебывая мое молоко.
К счастью, оно не было обезжиренным, так что хоть в чем-то Моника не добилась своего.
— Ты только об этом и думаешь, — ответил я, принявшись за свой обед.
Это была первая учебная неделя после зимних каникул, и я почти с удовольствием отметил, что еда в столовой осталась все такой же дерьмовой. Если в моей жизни и было что-то, что мне действительно нравилось, так это постоянство.
— Говори что хочешь, но на этих выходных ты обязан напиться — это ведь день рождения Ланса. Мы все должны почтить его память.
Я почувствовал, как от ее слов во мне начало разгораться злобное пламя. Она произнесла имя Ланса так, словно ей было не все равно, но единственной причиной было ее желание залезть мне в душу. Уколоть меня. Сделать из меня монстра, которого ей не хватало. Ей казалось, что она может использовать меня в качестве пластыря для своих шрамов, но только в те моменты, когда мои собственные раны свежи и открыты.
Со смерти Ланса прошло чуть меньше года.
Тем не менее мне казалось, что это было вчера.
Я стиснул зубы.
— Не дави на меня, Моника.
— Это почему? Давить на твои рычаги — мое любимое занятие.
— А куда подевались все твои старые папики? Может, лучше займешься ими?
Я тяжело выдохнул, в то время как Моника одарила меня злобной улыбкой. Ей нравилось, когда я упоминал о ее связях со взрослыми мужчинами. Таким образом она пыталась преподать мне урок. Наказать за то, что я ее не хотел. Она спала с каким-нибудь парнем постарше и рассказывала об этом мне.
К сожалению, ее план был идиотским — мне было все равно.
Не считая того, что иногда я жалел Монику из-за отсутствия у нее чувства собственного достоинства.
Моника — классический пример богатой девочки, у которой возникли проблемы в отношениях с отцом. Тот факт, что ее отец полный козел, никак не улучшал ее положение. Когда Моника рассказала ему о том, что один из его деловых партнеров домогался ее во время вечеринки, отец назвал ее лгуньей. Я знал, что она говорила правду — в тот вечер я видел, как она рыдала, закрывшись в своей спальне. Человек не может так плакать, когда ничего не случилось. Оказалось, что это был не первый случай домогательств со стороны партнеров ее отца, но всякий раз, когда она обращалась к нему по этому поводу, он называл ее истеричкой, ищущей внимания.
Поэтому она и стала такой.
Она требовала внимания от мужчин, которые, как утверждал ее папа, никогда ей не интересовались. У нее были ужасные отношения с отцом, поэтому она спала с мужчинами его возраста. Она даже называла их папочками в постели, что совершенно точно нельзя считать нормой.
Однажды она назвала папочкой и меня — я тут же перестал ее трахать. Я не хотел кормить ее демонов, я хотел забыть о своих собственных хотя бы на некоторое время.
Честно говоря, я был рад, что между нами больше ничего нет.
Моника прижала язык к щеке и приподняла бровь.
— Что? Ты ревнуешь?
Она отчаянно этого хотела.
Я не ревновал.
— Моника, ты же знаешь, что мы не вместе, да? Ты можешь делать все что хочешь и с кем хочешь. Мы не пара.
Я хорошо умел объяснять девушкам, что между нами происходит, или, точнее, чего между нами не происходит. Я не вводил их в заблуждение мыслью о том, что у нас получится что-то серьезное, — я сам никогда этого не хотел. В моей голове было слишком много свободного пространства, и я знал, что не способен на настоящие отношения. У меня не было сил быть чьей-то второй половиной — я мог быть только приятелем для секса.
Честно говоря, я бы даже не назвал себя «приятелем». Я не был для них другом — и никогда им не стал бы.
Моника подмигнула мне так, словно я был котом, а она — мышью, которую я пытался поймать. Я винил себя. Худшее, что может сделать сломленный человек, — переспать с другим сломленным человеком. В десяти случаях из десяти это оборачивается катастрофой.
Моника вытащила свой мобильник и начала безостановочно писать сообщения, параллельно болтая о какой-то ерунде. Она говорила о других людях и о том, какие они уродливые, глупые и бедные. Какой бы привлекательной она ни была, Моника являлась одним из самых омерзительных людей, которых я когда-либо встречал.
Но не мне судить. Принимая наркотики, я становился еще большим козлом, чем обычно. Как выяснилось, пока человек под кайфом, его уровень сострадания к окружающим крайне низок. Я сказал и сделал много дерьма — и я был уверен, что однажды карма меня настигнет.
— Ходят слухи, что в субботу у тебя дома намечается вечеринка, — сказал Грейсон, подходя к столу в компании Хэнка и Эрика.
Слава богу. Сидеть наедине с Моникой было кошмаром.
— Ты о чем? — спросил я.
Он помахал телефоном, показывая мне сообщение от Моники. Осознание пришло ко мне. Я был уверен, что аналогичное сообщение было отправлено множеству других людей, и все они собирались прийти ко мне домой на вечеринку. Итак, о чудо — выяснилось, что я устраиваю вечеринку.
С днем рождения, Ланс.
Я слегка отвернулся от Моники и прошептал Грейсону, широко раскрыв глаза:
— Чувак. Она чокнутая.
Он рассмеялся и провел рукой по своим темно-русым волосам.
— Ненавижу фразу «я же говорил…», но… — он замолчал и хихикнул.
С самого первого дня Грейсон предупреждал, что спать с Моникой — плохая идея, но я его не слушал. Я был одним из тех, кто не думает о последствиях. И это быстро сыграло со мной злую шутку.
Моника похлопала меня по спине.
— Эй, я схожу в туалет. Присмотри за моими вещами.
Я пожал плечами, не желая с ней разговаривать. Это было почти так же утомительно, как домашняя работа. Я бы с удовольствием предпочел общению с Моникой математические уравнения, но выбора у меня не было.
Когда Моника выходила из столовой, вошла Шей, и мне показалось, что все мои внутренности свернулись в узел. Уже год этот узел образовывался в моем животе всякий раз, когда я видел Шей Гейбл. Я не знал, что именно означало это чувство и имело ли оно хоть какое-то значение, но, черт возьми, это чувство все-таки было.
Наверное, это газы, говорил я себе.
Я ненавидел Шей Гейбл.
Это я знал наверняка.
Я знал ее уже много лет. Она была на год младше меня, а ее бабушка была нашей домработницей и иногда приводила с собой Шей — когда ее родители не могли за ней присматривать.
С первого дня нам не удалось найти общий язык. Знаете, как люди заводят мгновенную дружбу? Так вот у нас с Шей возникла мгновенная ненависть. Я ненавидел ее правильность. Даже в детстве Шей никогда не хулиганила. Она всегда получала хорошие отметки, с легкостью заводила друзей. Она не прикасалась к наркотикам и не пила на тусовках. Вероятно, перед сном она молилась и целовала свою бабушку.
Маленькая Мисс Совершенство.
Больше похоже на Маленькую Мисс Притворство.
Я не купился на ее маску хорошей девочки.
Никто не может быть настолько идеальным. Ни у кого не может быть так мало демонов.
Мы тусовались в одних и тех же кругах, у нас были общие друзья, но мы были больше чем врагами. В нашей ненависти было нечто комфортное. В какой-то степени это чувство было мне приятно. Ненависть к Шей стала самой постоянной вещью в моей жизни. Она стала наркотиком, за которым я гнался, и с каждым годом я все больше и больше кайфовал от ее пренебрежения. В нашей ненависти была особенная сила, и чем старше мы становились, тем больше я этого жаждал.
Шей выросла такой, какой мечтают вырасти большинство девчонок. Ее тело развивалось так же быстро, как и ее ум. У нее были изгибы во всех нужных местах, сияющие глаза и ямочка на щеке — такая, что при виде ее хотелось, чтобы Шей всегда улыбалась. Иногда я смотрел на нее и ненавидел себя за то, что мне нравилось то, что я видел. В этом году Шей выглядела особенно взрослой. Больше изгибов, большая грудь, большая задница. Если бы я не ненавидел ее так сильно, я бы думал только о том, как затащить ее в постель.
Она была не только красивой, но и умной. Она была лучшей в старших классах. Безупречное сочетание ума и красоты — хотя ей я об этом, разумеется, никогда не говорил. В ее представлении, мои мысли о ней были полны отвращения, но иногда я тайком наблюдал за ней. Иногда я слушал, как она смеется с подругами. Я изучал ее, как она изучала людей вокруг себя, — так, словно они были искусством, а она пыталась понять, как и почему они были созданы. Она все время записывала что-то в блокнот — как будто вся ее жизнь зависела от слов на этих страницах.
Я знал только одного человека, который записывал свои мысли так же упорно и тщательно, как Шей. Должно быть, она заполнила ими уже сотни блокнотов.
Моника остановила Шей. Вероятно, чтобы пригласить ее на вечеринку.
Зачем ей ее приглашать? Все знали, как сильно мы с Шей презираем друг друга. Снова эта Моника. Она настолько погрязла в своем дерьме, что не замечала проблем окружающих. А может, она пригласила Шей, чтобы просто позлить меня. Это было одним из любимых занятий Моники.
Шей со своими лучшими подругами, Рейн и Трейси. Рейн была и моей подругой как минимум потому, что она встречалась с Хэнком — моим хорошим приятелем. Рейн была главной заводилой в любой компании. Если вам хочется посмеяться, то в первую очередь стоит обратиться именно к ней. Она часто шутила, что ее назвали в честь города, в котором она родилась, потому что ее родителям было лень придумывать что-то поинтереснее.
— Слава богу, я не родилась в Аксиденте[2], — смеялась она. — Пришлось бы изрядно потратиться на психотерапевта.
Следующая — Трейси. Она была настоящей сахарной поп-королевой старшей школы «Джексон». Если бы вы искали девушку с командным духом, Трейси обеспечила бы его, прибавив щедрую порцию блесток и радуги. В последнее время Трейси пыталась заразить своей яркостью Реджи, но, на мой взгляд, он был не слишком в этом заинтересован. Реджи был новеньким, недавно переехавшим из Кентукки, и большинство девушек были очарованы его южным акцентом. Сказать честно? Он казался мне обычным придурком, который время от времени называл друзей «чел». Я был профессионалом в распознавании козлов.
Рыбак рыбака видит издалека.
Трейси была слишком невинна для такого парня, как он. Она бывала немного раздражающей и навязчивой со своим радужным дружелюбием, но в целом она — неплохой человек. Она никому не желала зла, и именно поэтому такой парень, как Реджи, ей совершенно не подходил. Он съел бы ее заживо, а потом выплюнул так, словно они никогда не были знакомы.
Это то, что делаем мы, плохие парни. Мы вытягиваем все соки из хороших девочек и, насытившись, отбрасываем их в сторону.
Человеком, который и правда подошел бы Реджи, была Моника. Этот союз заключен в самом Аду.
Девочки продолжали болтать, и я знал, что Моника наверняка рассказывает ей о вечеринке, которую я не хотел устраивать. Шей взглянула на меня беспокойным, презрительным взглядом.
Привет, карие глаза.
Если эта девушка и ненавидела что-то больше, чем меня, так это вечеринки, которые я устраивал, — поэтому она взяла за правило никогда на них не появляться. Как только мы встретились взглядами, я отвернулся. Мы редко пересекались, но, когда это случалось, мы обменивались друг с другом короткими репликами. В большинстве случаев они были довольно грубыми. Это было в нашем стиле. Мы соревновались в ненависти друг к другу.
Кроме одного случая девять месяцев назад.
Ее бабушка, Мария, присутствовала на похоронах Ланса и взяла с собой Шей. Они пришли на прием ко мне домой, и Шей застала меня в один из не самых мужественных моментов.
Я бы предпочел, чтобы она не видела меня таким: сломленным, измученным, беззащитным, настоящим.
Кроме того, я бы предпочел, чтобы Ланс не умер, но вы знаете, как это бывает. Желания, мечты, надежды — все это вымысел.
— Ты уверен, что хочешь устроить вечеринку? — спросил Грейсон, понизив голос и оторвав меня от мыслей о Шей.
Другие парни за столом говорили о баскетболе и девушках, но Грейсона это, похоже, не смущало.
— Учитывая, что это день рождения Ланса.
Он был единственным, кто знал о дне рождения моего дяди, и я был ему благодарен. Грейсон был в курсе, потому что обращал внимание на такие вещи. У него была невероятная память, и он всегда использовал ее во благо. Моника знала о Лансе только потому, что собирала любую информацию, которую могла каким-то образом использовать в качестве оружия против своих будущих жертв. Она была полной противоположностью Грейсону.
Я пожал плечами.
— Думаю, лучше провести время с людьми, чем в одиночестве.
Он попытался возразить, но я покачал головой.
— Все в порядке. Мне нужна компания. Кроме того, Моника уже не откажется от этой идеи.
— Я мог бы устроить вечеринку у себя, — предложил он.
Я отказался. Вечеринка дома у Грейсона — совсем не то же самое, что вечеринка у меня. Мои родители были бы недовольны, но быстро остыли бы. Но если бы отец Грейсона узнал о том, что он организовал вечеринку, его наказание было бы гораздо суровее. У мистера Иста жесткая рука, и он не стеснялся использовать ее на своих жене и сыне.
Ему повезло, что я ни разу не видел, как он поднимал руку на моего друга. Он бы быстро ее лишился.
К нашему столу подошла компания девочек, хихикающих, как чертовы школьницы. Не секрет, что многие девушки были влюблены в Грейсона, — так же, как и в меня. Забавно, потому что Грейсон и я были полнейшими противоположностями. Грейсон был святым, я — дьяволом, но, как выяснилось, при дневном свете женщина может любить ангела, а ночью все равно мечтает о грехе.
— Ходят слухи, что в эту субботу ты устраиваешь вечеринку, Лэндон, — протянула одна из девушек, накручивая волосы на палец. — Мы можем прийти?
— Мы знакомы? — спросил я.
— Пока нет, но ты можешь познакомиться со мной на своей вечеринке, — ответила она многозначительным тоном.
Она прижала язык к щеке и демонстративно им подвигала. Боже. Удивительно, что она не залезла мне в джинсы, не выдернула мой член и не начала облизывать его на виду у всей школы.
Было видно, что они младше нас — скорее всего, из десятого класса. Нет никого более озабоченного, чем десятиклассницы. Как будто еще вчера они невинно играли в куклы, а сегодня уже заставляют Барби и Кена трахаться. Я понимаю, почему отцы так беспокоятся о своих дочерях-старшеклассницах. Все это больше напоминает «Girls Gone Wild»[3]. Если бы я был отцом, я бы держал ребенка в подвале до его тридцатилетия.
Я проигнорировал ее провокационный жест.
— Если узнаешь адрес, можешь приходить.
Их глаза загорелись от волнения, и они глупо захихикали, тут же отправившись на поиски адреса. Думаю, если бы они меня спросили, я бы им ответил. В тот день я был в милосердном расположении духа.
— Значит, вечеринка все-таки будет? — спросил Грейсон.
Я откусил сухой сэндвич с куриной котлетой и попытался выкинуть из головы и из сердца мысли о Лансе. Вечеринка мне поможет. Во всяком случае, это неплохой способ отвлечься.
— Ага, — уверенно кивнул я. — Будет.
Я поднял глаза и увидел, как Шей разговаривает с каким-то ботаником. Она всегда занималась подобным дерьмом: любезничала с людьми из всех социальных слоев. Окружающие не просто любили ее; они любили ее любить.
Шей была королевской особой старшей школы «Джексон», но не такой стервозной и токсичной, как мы с Моникой. Мы с Моникой нравились людям, потому что мы их пугали. Но Шей любили потому, что она была… школьной принцессой Дианой.
Именно поэтому я ее ненавидел. Я ненавидел ее беззастенчивую радость, ненавидел сам ее вид — уверенный и счастливый. Ее благополучие раздражало меня до чертиков.
С ее сияющими шоколадными глазами и вечно улыбающимися пухлыми губами она действительно была похожа на принцессу. У нее была гладкая загорелая кожа и иссиня-черные волосы, рассыпающиеся по плечам легкими волнами. Идеальные изгибы ее тела вынуждали меня представлять, как она выглядит без одежды. Проще говоря, Шей была красива. Многие парни считали ее горячей, но я не мог с этим согласиться. Называть ее так было глупо и дешево, потому что она была не просто «горячей». Она была ярким светом. Вспышкой, осветившей небо. Чертовой звездой.
Как бы банально это ни звучало, каждый парень хотел ее, а каждая девушка хотела быть ею.
Она дружила со всеми — до единого. Даже если она встречалась с кем-то, отношения никогда не заканчивались плохо. Расставание всегда проходило мирно. Шей не только выглядела чертовой принцессой, но и вела себя, как подобает королевской особе. Хладнокровная, спокойная, собранная. Сдержанная. Она никогда не уходила, не попрощавшись. Она никогда не выгоняла людей из кружков и клубов. Если она устраивала собрания, то приглашала и ботаников, и музыкантов, и футболистов.
Она не верила в разделение по социальным классам, что заметно выделяло ее на фоне всех остальных. Казалось, что в своем развитии Шей опередила нас на пару сотен световых лет и заранее знала, что статус в старшей школе ни хрена не значит. Она не была одной из частей пазла. Она была недостающим фрагментом в любой головоломке. Ей с легкостью удавалось найти место в мире каждого. И ботаники, и готы говорили о Шей с одинаковыми любовью и восхищением. Для всех она была неиссякаемым светом.
Для всех, кроме меня.
И это меня устраивало. По правде говоря, мне становилось тошно от одной мысли о том, что Шей может относиться ко мне так же, как к остальным, — с добротой и вниманием.
Но я изо дня в день ожидал злобного взгляда ее невинных глаз.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Лэндон и Шей. Разбитые сердца предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
