Лотерея «Еврейское счастье»

Сергей Стеблиненко

«– О ком же будет Ваш роман? – Об одесских евреях… – Неужели нельзя писать об украинцах, молдаванах, или, на худой конец… – Конечно можно, но что делать, если меня всю мою жизнь окружали как раз евреи? Соседи, друзья, знакомые… Пройти мимо них и не написать ни строчки?» Удивительная история слепой еврейской девушки, воспитанной бабушкой, дедушкой и попугаем, по воле судьбы оказавшейся в Америке, нашедшей там свое счастье и вернувшейся вместе с ним обратно в Одессу. Кто-то скажет, что в жизни так не бывает и будет прав. Но, если к чему-то стремиться, то может случиться еще и не такое. «Лотерея «Еврейское счастье» – первая история «Неоконченного романа», которую я хочу предложить читателям. Вслед за ней появятся вторая и третья. Боюсь, придется дописывать четвертую и пятую. Просто, слово «роман» – вовсе не литературный жанр, а история моей любви к Одессе и ее обитателям. Да, чуть не забыл… В качестве бонуса – «Записки Сержа Тюпа», короткие мысли пришедшие в голову за последние годы. Вы будете смеяться, но к «Лотерее…» они не имеют совершенно никакого отношения – просто приходили в то время, когда я работал над этой книгой… © Сергей Стеблиненко, 2017 г.

Глава 2. Недоразумение по имени Яша

— Конец света! Конец света! — раздался нечеловеческий голос из гостиной.

Полина подошла к клетке с крайне недовольным попугаем. Из глубины коридора донесся голос Яши:

— Не волнуйся, я все исправлю!

— Вот только не надо ничего исправлять! — закричала Полина, — И не лезь до счетчика! Там электрик повесил секретный прибор, чтобы скрутить свет…

Но было слишком поздно — раздался взрыв, включился свет и повалил мерзкий черный дым из коридора. Полина с ужасом осела на стул:

— Яша! Если тебя убило, скажи — я не буду греть завтрак!

При слове «завтрак» из коридора донеслись гулкие, но частые удары, словно откуда-то издалека неслось стадо диких клоунов на ходулях. Через минуту в комнате появился и сам нарушитель спокойствия, весь в дыму, но на ходунках. Обгоревшая футболка с надписью «SPRINTER» придавала ее владельцу не слишком респектабельный, но вполне экстремальный вид. Зато висевшее на его шее странное устройство, с торчащими из него проводами делало его походим на алхимика или космонавта, но с очень далекой и совершенно неизвестной планеты. Он подошел к Полине со спины и прокричал ей в самое ухо:

— Полина! Я, кажется, оторвал кусок счетчика…

Полина обернулась и посмотрела на мужа полными ужаса глазами:

— Идиот! Что я скажу электрику?

Перед нею стоял недогоревший до конца Яша. Он дымил, пах горелой пластмассой, но продолжал крутить в руках какие-то странные проводки.

— И этому недоразумению я отдала свою молодость! — в голосе Полины почему-то звучала радость, — Комедиант! Вот его дедушка, таки да, был артист! Он работал кантором в Балтской синагоге, что возле родильного дома… И каким кантором! Когда он пел, творились чудеса. Роженицы прекращали рожать детей! Зачем? Они их просто выплевывали! Так, то ж была песня!

Произнеся этот пассаж, Полина умолкла. Она и сама не была уверена в том, что говорила — Яшины родные погибли во время той самой войны. Сам он случайно остался жив — летом 1941 года его отправили к тетке в Одессе, а затем с ней мальчик попал в эвакуацию. Муж тетки в ту пору был большим человеком в порту и сумел отправить своих близких на безопасное от фронта расстояние — в Самарканд. Сам же остался в Одессе, где и принял смерть. Правда, сделал это не как важный чиновник, а как простой еврей. Вернувшись из эвакуации и узнав о судьбе родных, в Балту Яша больше не ездил никогда. Даже на гастроли театра, в котором он прослужил всю жизнь. Тетка второй раз замуж так и не вышла, посвятив всю жизнь воспитанию племянника. Потом тетка умерла, и огромная квартира на Пушкинской улице досталась прописанным в ней Яше, Полине и их маленькой дочери…

— Вот, здорово! — прервал размышления Полины громкий голос слегка контуженного на всю голову мужа, — При помощи этих маленьких проводков можно обмануть целое государство!

— А мой комедиант всю жизнь играл в украинском театре… — продолжала всхлипывать обрадованная появлением мужа женщина, — Он даже танцевал матросский танец на украинском языке!

Не вставая со стула, она сделала несколько танцевальных «па», отдаленно напоминающих пляску пьяных матросов в «Гамбринусе», партию не первый раз умирающего лебедя и танец «Фрейлекс», который в последний раз она танцевала еще на свадьбе дочери

.

— Правда, с его произношением это выглядело примерно так, — поправилась Полина и повторила те же выкрутасы, сильно припадая на правую ногу

— Говори, что хочешь — я не слышу! — отреагировал слегка ударенный током Яша и навострил свои торчащие в разные стороны уши.

— Когда Яша дома репетировал монолог немецкого генерала — у меня завял фикус! Так этот генерал сдался в плен ещё в первом акте! К тому же, Яша забыл немецкий текст. Пришлось капитулировать на суржике! Вы бы слышали, как он сдавался… — вздохнула Полина и тихо прошептала, — Недаром говорила моя мама…

— Полина! Брось шалопая — найди себе мужчину! — голосом Яшиной тещи вставил свои пять копеек попугай.

— Молчи, животное! — в голосе Яши звучало больше смеха, чем злости.

Едва Полина набросила на клетку фартук, как Яша заговорит с вполне нормальной громкостью:

— Та-а-к, и что говорила эта коварная интриганка? Или я ошибаюсь?

— Эта добрая женщина говорила, что ты никогда не ошибаешься, не сливаешь за собой унитаз, — строго ответила Полина, — И… и…

— Да?.. А я подумал…

— Нет, я вас умоляю! Он подумал! Яша, ты никогда не думал раньше, когда ходил, так не пытайся это делать теперь…

— Это ещё почему? — не унимался муж.

— Потому, что ты опять ляжешь, и я буду мучиться с очередным инфарктом! Яша! Побереги моё сердце!

Яша сразу затих — Полину он берег, любил, но старался не отвлекать от домашних дел, которые после его болезни всецело лежали на ее некогда хрупких плечах. Он сел на диван, положил рядом странный прибор для обворовывания державы и взял со столика газету. Из неё тут же вылетело письмо. Такого оборота он явно не ожидал — оно было обклеено заграничными марками, среди которых выделялись две: статуя полуобнаженной женщины с факелом и мужчины с торчащей бородкой — его буржуи любили рисовать на пятидолларовых купюрах. От конверта приятно пахло свободой, богатством и… сдобой. Яша подозрительно взглянул на Полину, но та не реагировала.

Яша мгновенно распечатал конверт, вынул письмо и начал носиться по комнате, как ошпаренный, периодически забывая про ходунки.

— Точно так скакал Фима, когда его жена уехала к маме! — не удержалась Полина и добавила, — Нет, когда она внезапно вернулась и застала в своей постели какую-то фифу…

Наконец, Яша остановился, поднял письмо над головой и торжественно, произнес, делая мхатовские паузы и стараясь придать голосу шекспировский пафос в переводе Пастернака:

— Вот! Я ждал этой минуты восемнадцать лет! Наш бывший зять, подлец и аферист Нюма наконец-то…

— Умер? — с надеждой спросила Полина.

— Если бы… — продолжал вдохновленный на всю голову супруг, — Этот негодяй вспомнил, что у него есть дочь! Вот письмо — с минуты на минуту сюда заявится какой-то Феликс. Наконец, я выскажу всё, что о нём думаю!

— О Феликсе?

— О Нюме! Он обманывал всех подряд, но это ещё можно было как-то пережить! Но он забыл про свою дочь! Еврей не может бросить своего ребенка! Или это не его дочь, или он не еврей!

Выпалив из себя это, Яша загромыхал ходунками. Он носился по квартире, не останавливаясь. Проклятия сыпались из него как семечки, и, казалось, не имели конца. В них было все — и боль, и обида, а даже капелька традиционного еврейского юмора.

— Чтоб он всю жизнь строился! Чтобы к нему всю жизнь ходили гости! — приговаривал Яша по-русски, потом воскликнул «Вэй`з мир!» и разразился странной фразой на непонятном даже ему самому языке.

Последнее предложение ему особенно нравилось, и он повторил его трижды.

— Яша, ты хоть понимаешь, что говоришь? — не выдержала Полина:

Яша удивленно выглянул из проема двери:

— А что? Так всегда говорила моя бабушка, когда пьяный сосед падал на ее забор в Балте.

— На идиш это означает — «Чтоб я ходил к тебе на праздники, а ты ко мне на костылях!». Пока что на костылях ходишь ты, а не Нюма…

— Это у него еще впереди.

На этот раз Яша вернулся не сам — за плечом его висело старое охотничье ружье, доставшееся ему по наследству вместе с квартирой. Он стал в первую позицию посреди комнаты и хорошо поставленным голосом продекламировал на том же языке, с тем же чувством, но с большим пафосом.

Полина от неожиданности даже зааплодировала. Яша раскланялся и спросил:

— А сейчас что я сказал?

— Ты пожелал Нюме быть лампой — днем висеть, а вечером гореть!

— Хорошо сказал, — удовлетворенно произнес Яша, снимая с плеча ружье и целясь в лампочку, в которой, как ему казалось, отражалась физиономия бывшего зятя.

— Полина! Сколько сейчас дают за несчастный случай?

— На твою жизнь несчастных случаев уже хватит… — оборвала мужа Полина, после чего примирительно добавила, — Тем более, что это ружье не стреляет!

— Это как посмотреть! Говорят, что если в первом акте его повесить на стену, то в последнем оно, если кого-нибудь не убьет, то обязательно сильно покалечит!

Конец ознакомительного фрагмента.