Бегство… Следствие… Когда время…

Сергей Семипядный, 2018

Криминальный авторитет, заболев, бросает подчинённых и бежит. Встретив старую знакомую, он пытается начать новую жизнь. Однако тяжёлые последствия наступают не только для брошенной им команды, но и для него самого, потому как иное прошлое в действительности не такое уж и прошлое, как это может казаться. («Бегство авторитета»). При наличии очерченного круга подозреваемых расследование убийства ведут шулер Жек и массажистка Жанна. Одновременно с ними, не профессионалами и даже не любителями, ищут убийцу и другие участники трагических событий. В результате коллективных усилий происходит постоянная смена подозреваемых. («Следствие ведут шулер и массажистка»). Голодно проживающие в окрестностях атомной станции бездомные собаки, возглавляемые «пенсионером МВД» по кличке Спецназ, вступают в борьбу с террористом, подготовившим взрыв станции. По ходу происходящих событий собакам приходится решать и проблемы морально-этического плана. Ведь они – как люди. («Когда время становится круглым»).

Бегство авторитета

Когда плачет тот, кому не положено

Едва проснувшись, он тотчас понимает, что сегодняшний день ему предстоит провести в изоляции. Известный преступный авторитет Мозгун сегодня совершенно не форме. «Господи! — взмолился он. — Хоть бы — ничего! Сегодня только. И никаких решений!»

Мозгун выбрался из постели и поспешил к входной двери, на первый уровень, чтобы своим личным ключом блокировать вход в квартиру. Никого! Не принимать никого! А по телефону отвечать в ключе случайно изобретённого для этих страшных дней стиля.

Если бы он не был таким, каким являлся в действительности — небольшого роста, с реденькими бесцветными волосиками на голове и… в остальных местах, с мелкими, невыразительными чертами лица, то жизнь его сложилась бы, несомненно, иначе. И даже если бы он и числился, как и ныне, в числе самых влиятельных авторитетов криминального мира, жизнь его не была бы так безобразно тяжела.

Мозгун приблизился к окну и осторожно раздвинул ленточки жалюзи. Площадь Арбатские ворота. Второй год, то есть с прошлого тысячелетия, он живёт на этой площади и частенько видит проезжающий мимо кортеж президента. Президент похож на него. Ну, или он похож на президента. Только губы у президента толще и выпуклей, чем у него, а черты лица более определённы и однозначны. И президент умеет держаться. Каждый день. И утром, и вечером, и, возможно, ночью. Его жена выглядит сонной и глубоководно-подмороженной, но чёрт его знает, что скрывается за её кошачьей внешностью.

Конечно, вряд ли она способна терпеливо дожидаться вечером наверняка нередко задерживающегося на работе муженька, однако, можно предположить, она вполне способна регулярно заводить будильник на два или три часа ночи, чтобы по его звонку ритуально овладеть президентом.

Чёрт! Звонок.

Без сомнения, это Чис.

Действительно, он.

— Чем занимаешься?

Какое его дело, чем он занимается?!

— Да так, лежу, почёсываюсь. А что?

— Тут одно дело. Крайне срочное.

— Что там ещё?

— Комара убили. Шухер по всей Москве.

— Кто его?

— Неизвестно. Предстоят грандиозные разборки и, сам понимаешь, всё остальное. В его любимом казино, в туалете. На унитазе прирезали. Как барана, прикинь. И охрана, говорят, в это время там же над писсуарами кряхтела. Сразу два дуболома.

— Ладно, завтра, — скривился Мозгун.

Комара он терпеть не мог. Прирезали — ну и пёс с ним.

— Но ведь… — начинает Чис, однако Мозгун уже отключился.

Комар жил в Жуковке, за высоченным забором, под охраной ментов с автоматами поперёк пуза. Соседи — руководство «Менатепа». Вся территория ушпигована видеокамерами, а от каждого домика — подземный ход к КПП. И кортеж у него — министр любой позавидовал бы. А вот, поди ж ты, в туалете казино прикончили. И как жить после этого?

Минутный разговор с подчинённым, а силы на исходе. Мозгун забрался в постель и уткнулся лицом в подушку. И завис вне пространства и времени.

Однако вновь звонят. На этот раз по внутренней связи, с пункта охраны. Мозгун сполз с кровати и, миновав аппарат вежливо позвякивающего переговорного устройства, вышел в гостиную и добрёл до видеофона. И поднял взгляд на монитор. Всё тот же Чис и с ним ещё двое, Пушкин и Испанец. Впускать нельзя, просто недопустимо, но что же делать? Надо было охрану предупредить, что его нет, что он убыл, уехал, смотался.

В квантовом мире частицы могут находиться в двух местах одновременно. Мозгуну не надо в двух — ему бы в одном, но другом, не здесь, не в квартире, в которой сейчас он будет вынужден принять коллег-врагов, представ перед ними в этаком-то вот виде.

— Здоров, Мозя! — пробасил грузный Испанец, вваливаясь в комнату вслед за шустрым Пушкиным. — А ты не приболел, часом? Тебя как будто с креста сняли.

— У меня обострение. Язва, — бурчит Мозгун, не менее трёх минут стоя ожидавший, когда гости поднимутся в лифте на третий этаж, а затем преодолеют путь (в том числе — два пролёта лестницы) до входа в гостиную.

— Давно? Когда обнаружили? — удивляется Чис.

Мозгун сморщился, словно от боли, и не ответил. Поменьше говорить, побольше молчать и морщиться. С язвой — это он хорошо придумал. И пошли они все. И он имеет право отказаться от выпивки. А если в нынешнем состоянии он выпьет хотя бы сто граммов, то это будет полный атас.

Мозгун жестом распорядился, чтобы Чис занялся гостями, а сам погрузился в кресло и прикрыл глаза. Он здесь, с ними, но его как бы нет. Человек имеет право захворать в любое удобное для него время, независимо от того, что кого-то прирезали возле параши.

Необходимое на столе, и вот уже Пушкин поднимает рюмку размером с бокал.

— Выпьем с горя.

Мозгун отрицательно мотает головой.

— Да за упокой ведь! — возмущается Испанец.

— Я — потом, — скривился Мозгун.

Выпили и по второй. Испанец, захмелевший и повеселевший, откинул на спинку кресла своё грузное тело и уставил круглые рыбьи глаза на Мозгуна.

— Что скажешь, Мозя? Комар — твой ближайший сосед и конкурент.

— Мой? — попытался максимально вытянуть лицо Мозгун. — Если и мой, то не только. Вы почему ко мне припёрлись?

— По велению сердца и гражданского долга, — вскинув голову, нагло заявил Пушкин.

— Ах даже так? — не без усилия усмехнулся Мозгун. — Вы, гляжу, за чистосердечным пришли. Если так, базара не будет.

— Гонишь? — прищурился Испанец.

— Да нет, сидите на здоровье. Андрон, пошарь там… на кухне, ну, в холодильнике. Чего найдёшь там…

Чис поднялся и вышел. Затихли его шаги, наступила тишина. Мозгун сидел с закрытыми глазами и ни о чём не думал. Не потому, что не о чём было, не по этой причине. Сил у него не было, совсем не осталось. Конечно, лучше экономно говорить, чем дорого молчать. Однако каким образом это сделать возможным, если и веки-то поднять — труд неимоверно тяжёлый? А тут — губы, зубы, гортань и ещё чёрт знает что. И всё это надо приводить в движение. И при этом следить за кадровым составом выпускаемых слов и звуков.

— Сергеич, пошли посмолим на балкончике, чтобы больного не обкуривать, — поднимается Испанец.

Мозгун приподнял веки, пошевелил губами, но звуков не родил. Ну и плевать.

— Чудной сегодня Мозя. Тебе не показалось? — расплылся в хитроватой ухмылке Испанец и принялся теребить свою козлиную бородку, за которую и получил своё погоняло.

— Прихворнул болезный, — развёл руками Пушкин.

— На почве чего? Затеял передел, а потом перетрухал? Язва у него, вишь ли!

— Не знаю. Но что-то совсем тухлый. Таким его ещё не видал. Попробовать ещё раз Чиса ковырнуть?

— Необходимо выбрать истинную точку прицеливания, — не без пафоса изрёк Испанец. — Возможно, трэба бить у самый центр, то бишь в лоб.

— Что ж вы, хозяин там, а вы тут чего-то, а? — объявляется в дверном проёме Чис. — Может, вам баньку распалить? Можно и о других аспектах досуга шевельнуть мозгой.

Испанец жестом останавливает его.

— Да мы, братан, по делу, если ты не забыл. Хотим понять, зачем тебе и твоему пахану вся эта мудянка с кровавой какофонией. На что он рассчитывает?

— Да, что он хочет найти в этой буче, кровавой, кипучей? — кивает Пушкин.

Чис словно в изумлении вскинул руки.

— Да вы чё?! Я же говорил! Мы не при делах! А патрон и вообще час назад узнал! От меня! Да нам оно и не надо.

— Ой ли? А небезызвестные заправочки? — подковырнул Испанец.

— Ха, нам и без них есть куда расширяться. Да мы плюнули на них давно. Мы же с банками завязались.

— Да ладно, угомонись, — щурится Пушкин. — Мы-то знаем, что лучше переесть, чем недоспать.

— Да я поклясться могу чем угодно! — стучит себя в грудь Чис. — И патрон вам скажет, что мы тут… Что мы это…

— Твой патрон что-то не того… — перебивает Пушкин. — Не патрон, а гильза твой патрон.

— Использованный, — подхихикнул Испанец.

Чис нахмурился, но промолчал. Он доложит обо всём Мозгуну. Он доложит, а там уж не ему решать. Однако будь он на месте босса, то уже давно бы принял кое-какие кадровые решения, он бы почистил окружающее пространство.

Когда гости возвратились с лоджии, Мозгуна в кресле не оказалось.

— А дэ вин? — удивился Испанец.

— Хорош хозяин, — поддержал Испанца Пушкин. — Баиньки, видно, отправился. Так, нет, Чис?

— Не здоровится ему. Да и, — Чис усмехнулся, — незваный гость хуже татарина, в народе говорят.

Он прекрасно знал, что Пушкин по национальности татарин. И это только в переводе на русский он Александр Сергеевич. А на самом деле Анвар какой-то там Сырычёртзнаетегокакойбекович.

Гости (которые хуже татарина) переглянулись.

— Что ж, нам пора, — проговорил Испанец, суровым взглядом сверля Чиса, затем направился к выходу.

Пушкин последовал за ним. На Чиса он не смотрит, глаза его почти полностью закрыты, губы плотно сжаты, а на щеках горит румянец и играют желваки. Он не изрёк ни слова. Потому, вероятно, что любые звуки, будучи им произведены, незамедлительно сложились бы в нечто исключительно нецензурное.

— Ты, как я понял, готов упаковать Мозгуна и, естественно, Чиса. Так? — с улыбкой говорит Пушкину Испанец, когда они входят в лифт.

— А почему бы и нет? Кто по ним плакать будет? И момент подходящий.

— А если Комар — не их рук дело?

— Это не очень трудно выяснить, если допросить с пристрастием. Того же Чиса. У меня есть специалисты, — похвастал Пушкин и мечтательно улыбнулся. — В условиях войны арсенал средств существенно расширяется.

Чис, между тем, бросился к Мозгуну.

— Патрон, эти твари попытаются уничтожить нас! Они сейчас сговорятся. Нам хана, патрон, если не примем меры! Босс, им плевать, кто Комара мочканул! Им теперь надо нас загасить. Только это. А Комара они и замочили! Они или кто-то из них!

Мозгун — он лежал ничком, уткнувшись лицом в подушку, — промычал нечто нечленораздельное.

— Босс, я вызываю врача, я вызываю консилиум! Не время болеть, патрон! Патрон, они знаешь, как тебя называли? Да я не выговорю! Использованный… Использованный, в общем, патрон! Гильза использованная! С намёком, в общем!

Мозгун с усилием перевернулся на спину и, облизывая пересохшие губы, уткнул равнодушный взгляд в подчинённого.

— Я сейчас водички!.. — воскликнул Чис и побежал из комнаты. Уже за дверью спальни он решил: — Нет, лучше водочки. Водочка — лекарство всё-таки. Не то, что вода.

Через минуту он вернулся с полным стаканом «лекарства».

— Босс, залпом и до дна. А то губы уже лопаются. Давай! — Чис подхватил Мозгуна за шею и подсунул ещё одну подушку. — Ну! Я подержу стакан.

Мозгун далеко не сразу понял, что вливаемая в него жидкость — водка. А когда понял, то лишь заполошно глянул на Чиса, не прекратив, однако, производить глотательные движения из боязни захлебнуться.

— А теперь — огурчик и кусочек хлебца. Малосольный огурчик, кстати.

Но на огурчик и хлебец у больного сил уже не осталось. Он, замычав, скривился и отвернул лицо в сторону.

До катастрофы остаётся несколько минут. Трезвым умом Мозгун это прекрасно понимает. Пока ещё трезвым. Ещё несколько минут, и алкоголь достигнет ослабленного депрессией мозга, а там… Да, необходимо срочно избавиться от Чиса и остаться одному.

— Чис, свободен. До завтра. На сегодня никаких… Всё. Позвони завтра.

— Я никуда не уйду! — твёрдым голосом произнёс Чис. — Я никуда не уйду, пока не решим, что делать! У нас мало времени! Испанец не будет неделю планы разрабатывать! Как только мысля бьёт в голову, он сразу же хватается за мобилу и даёт указания своим шестёркам!

— За-а-автра, — стонет Мозгун, уже почувствовавший, как тепло разливается по телу, предвещая необратимые изменения в организме.

— Завтра, возможно, будет поздно! — по-прежнему непреклонен Чис. — Сегодня надо действовать!

— За-а-автра…

— Но я же говорю! Босс! — вскакивает на ноги Чис. Он хочет ещё что-то сказать, однако взгляд его, брошенный на лицо шефа, обнаруживает такое, отчего глаза Чиса лезут из орбит, а все слова застревают в горле. — Босс, мы…

Мозгун плачет. Однозначно. Лицо скривилось, слёзы текут по щекам, нос подёргивается. Чис попятился к выходу, побежал, выскочил за дверь.

Мозгун взял мобильный телефон, отыскал нужный номер и нажал кнопку вызова.

— Мама, это я, — говорит он.

— Мой бывший сын? — холодно звучит голос матери.

— Мама, мне плохо!

— Ты опять кого-то убил?

— Нет, но валят на меня. Он очень заботился о безопасности.

— И как же ты его?

— Это не я! Но я… заболел.

— Я ничем не могу тебе помочь, мой бывший сын. И зря ты выпил.

Звучат короткие гудки.

— Мама! — кричит Мозгун и снова вслушивается в беспощадно короткие сигналы прерванной связи.

Стоимость жизни на свободе

Чис мечется по гостиной, затем наполняет водкой рюмку-бокал, залпом осушает его и плюхается в кресло. Что же делать?! Комар убит, Испанец и Пушкин теперь во врагах, а Мозгун — в соплях!

Чис почувствовал себя маленьким беззащитным мальчиком, которому и на улицу показаться страшно. Но в детстве могли лишь побить (и били), а теперь просто убьют, уничтожат. А перед смертью, вероятно, будут мучить. Да, именно так. Перед смертью он обязан будет поведать, как это они с Мозгуном решились поднять руку на Комара. И кому же, в самом деле, могут задаваться подобные вопросы, как не наипервейшему приближённому Мозгуна?

А потом убьют. Замочат даже в том случае, если Чис выдержит пытки и не возьмёт на себя чужую вину. Ни он, ни Мозгун не имели отношения к смерти Комара, и по этой-то, в частности, причине будет особенно обидно умирать, предварительно к тому же приняв жуткие муки.

Пискнула дверь, в гостиной появился Мозгун. Ничего не видя перед собою, с затуманенными от слёз глазами, жалко хлюпая покрасневшим носом, он тенью пробрался в ванную и принялся шумно сморкаться. Затем разрыдался.

Чис содрогнулся. Господи! Потом вскочил и вновь наполнил водкой бокал. Однако опомнился, мужественно поставил бокал на столик и убежал в дальний угол, подальше от искушения выпить водку единым махом.

Но всё равно спустя минуту бокал был пуст, а Чис, расслабленно-невозмутимый и спокойный, сидел в кресле и поигрывал носком остроносого ботинка. Сейчас он поговорит с шефом ещё раз. И он узнает, какая муха укусила патрона, и укусила так сильно, что рассиропила его, словно пожилую, затурканную жизнью бабу.

Явился Мозгун. На этот раз он сразу обнаружил Чиса. И растерялся. Он хочет придать жалко подёргивающемуся лицу подобающее выражение, однако у него ничего не выходит.

И Чис пьяно и нагло ухмыльнулся.

— Иди сюда, Мозя, садись, — распорядился он. До этого момента подобной фамильярности в отношениях с Мозгуном Чис никогда себе не позволял. Он и Мозей-то его ни разу прежде не назвал — всё только «шеф», «босс», «патрон» да ещё по имени-отчеству. — Садись давай, садись. Перетереть надо.

Мозгун повиновался.

— Мозя, мы попали, — улыбаясь, сообщил Чис. — Мы попали по-крупному. Чья вина, спросишь? А это, я тебе скажу, не имеет значения. Главное, что ты не смог отмазать себя от этого мокренького дельца. Я Комара имею в виду. И приняли мы их не по рангу. В обиде они ушли, опущенные, ха-ха, они ушли. То бишь — злые.

— Объяснил же, что заболел, — пробормотал Мозгун.

— Плохо объяснил. Иначе не обозвали бы тебя презервативом использованным.

— Они так назвали? — удивился, словно впервые услышал, Мозгун.

— Точно так.

— И что же теперь? — сквасил лицо Мозгун.

— А выход один, — развёл руками Чис.

— Война? Со всеми?

— Мне нужны полномочия. А сам можешь залечь поглубже и продолжать сопли по роже размазывать. Кстати, не ожидал от тебя такого прикола. Как это ты с катушек-то слетел? Признаться, за взрослого держал.

Мозгун потупил взор и ничего не ответил. Что тут объяснишь? И зачем? Имеет значение лишь сам факт, а не каким образом и почему подобное приключилось.

— А ты… никому не скажешь? — робко поинтересовался Мозгун.

Чис пожал плечами и нагло ухмыльнулся. Мозгун опустил голову. Он сейчас хотел только одного — свернувшись клубочком, прижаться к тёплой постели и тихонько поплакать. Поплакать, а потом уснуть. Уснуть, чтобы завтра проснуться здоровым, сильным, решительным и суровым до беспощадности.

Но и утром значительных улучшений в состоянии Мозгуна не произошло. Разве что слезливость по вытрезвлении пропала. Закрывшись, он сидел в своей спальне и прислушивался к звукам за дверью. Он боялся их, этих звуков, которые издавали настоящие бандиты. Особый ужас наводил на Мозгуна время от времени раздававшийся за дверью смех, то одиночный, то многоголосый. Его подчинённые собрались воевать, то есть убивать врагов и подвергать опасности собственные жизни, а сами порой ржут, словно отвязные подростки над пошлыми анекдотиками.

Скоро захотелось есть. Мозгун тщательно обыскал спальню, однако, кроме окаменевшего огрызка пиццы, ничего съестного не нашёл. Надо было вчера, когда, произведя несколько звонков и дав необходимые указания, Чис угомонился и прилёг на диван в гостиной, податься на кухню и натащить жратвы. День, глядишь, и продержался бы.

В дверь постучали. И не в первый уже раз. Мозгун собрался с силами и крикнул:

— Вон!

Стоявший за дверью Чис тревожно поёжился. А что если дверь сейчас отворится и появится Мозгун, но не вчерашний, а прежний, такой, каким его все знали? Откроет дверь, стрельнёт насмешливым взглядом в лоб младшего соратника и, не вынимая рук из карманов халата, всадит злую пулю промеж глаз. Мозгун — хитрая и коварная тварь. Это (вчера) мог быть розыгрыш, эпизод какой-то непонятной игры!

Нет, больше он и близко неё подойдёт к этой двери, а когда шеф выйдет из спальни, то поспешит принести извинения патрону за вчерашнее хамское своё поведение. Может, и простит босс, учитывая прежнюю практически безупречную двухлетнюю службу его.

Чис вспомнил, как накануне он, с ужимками и смешочками, рассказывал товарищам о странном поведении босса. И заскрипел зубами от досады на самого себя. Бросать надо пить. Старость, видно, подступает. Несколько сот граммов, и контроль утрачивается. Выпил чуть — и на тебе, что на уме, то и на языке. Тьфу!

Чис приблизил губы к двери и прокричал:

— Босс, у нас всё готово! Босс, мы ждём тебя, чтобы действовать под твоим руководством! Босс, мы победим!

На душе чуть полегчало, и Чис заметно приободрился. Он не мог знать, что Мозгун, зарывшийся головой в подушки, не слышал верноподданнических слов его.

А около трёх часов дня Мозгун по канату, изготовленному из простыней, спустился из окна лоджии на улицу и поспешил прочь от своего дома. Он знал, что его путь лежит до ближайшего кафе, где он перекусит и… И больше он ничего не знал.

Еда оказалась омерзительной, и солянка, и поджарка, однако чувство голода ушло. Мозгун принялся размышлять, пытаясь просчитать варианты дальнейшего своего поведения, и тотчас ощутил, как силы с пугающей быстротой стали покидать его тело. Не думать, не принимать никаких решений, сообразил Мозгун, и тогда ещё останутся силы на то, чтобы перемещаться в пространстве, чтобы совершать простейшие действия. Да, так.

Мозгун повернулся к окну и принялся наблюдать за прохожими. Вон их сколько, тех, которых несёт по жизни, словно по волнам. А они — что? Перебирают ножками, чтобы не споткнуться и не упасть, да головами вертят в поисках еды да тряпочек. Ну и чтобы под автомобиль не угодить ненароком. И всех делов.

И он так сможет.

Мозгун вышел из кафе, добрёл до остановки и вошёл в первый же попавшийся автобус. Осмотрелся, пытаясь определить, каким образом производится нынче оплата проезда, и скоро заметил приближающуюся к нему женщину с сумкой на груди. Ясно, кондуктор. Сколько же стоит билет? Наверное, не больше десяти рублей. Он оказался прав. С десятки кондукторша сдала ещё целых шесть рублей.

Как всё дёшево! Билет — всего четыре рубля. А обед обошёлся практически даром — ему с сотни ещё даже какие-то копейки сдали. С сотни рублей, а не сотни баксов. Если питаться в таких кафешках и ездить на общественном транспорте, то, выходит, и денег больших не надо.

В эту минуту автобус обогнал, дико ревя мотором, красный «жигулёнок». Ревёт ведь, а едет. Едет и везёт кого-то. Мозгун вышел на ближайшей остановке, огляделся и, заметив стоявшую у обочины серенькую «шестёрку» с массивной фигурой на переднем левом кресле, приблизился к автомобилю и стал его осматривать.

— Чего тебе? — недружелюбно поинтересовался водитель «шестёрки», мрачный толсторожий тип.

— Свободен?

— Садись. Куда едем?

— Давай всё прямо и прямо, — устроившись рядом с водителем, махнул рукой Мозгун. Помолчав с минуту, спросил: — За сколько машину продашь?

— А я не продаю её.

— А если бы продавал?

Водила, покосившись, окинул Мозгуна придирчивым взглядом и обронил, словно сплюнул:

— Тыща.

— Беру, — сказал Мозгун.

— Ладно, дам телефон, звякнешь через месяц.

— Полторы, но сегодня, — начал торг Мозгун.

«Шестёрка», резко притормозив, с неожиданной резвостью скакнула влево, а потом круто развернулась и помчалась в обратном направлении.

«Может, я выздоровел?» — подумал Мозгун спустя час с небольшим, поглаживая рулевое колесо свежеприобретённого автомобиля. То, что он так легко принял решение о покупке стареньких «Жигулей», вселяло надежду. Мозгун стал размышлять на тему смерти Комара и привходящих обстоятельств, однако тотчас же жизненная энергия стремительным потоком устремилась вон из его организма. Мозгун встряхнул головой, осмотрелся и увидел, что он в другой жизни. И он — другой, не такой сильный и решительный, как раньше, однако и не тот инвалид, каким, по сути, был всего несколько часов тому назад.

Когда не хочется жрать то, что могут отрезать

Чис утратил дар речи. Он смотрел на изготовленный из простыней канат, сжимал руками край подоконника и хрипел.

— Он сбежал, — сказал Колобок.

Чис резко развернулся и с размаху заехал Колобку в морду.

— Его похитили, тварь! — Чис схватил упавшего Колобка за уши — волос у Колобка не было — и несколько раз ударил головой о паркетный пол лоджии. — Босса украли, паскуда! Ну, чего встали?! Вниз! Осмотреть всё, опросить всех! Осмотреть внизу! И в доме напротив! Поквартирный обход!

Восемь человек ломанулись на выход, устроив давку в дверях. Остались только Чис и Колобок. Колобок, хрюкая, вытирал платочком кровь с разбитого черепа и облизывал окровавленные губы.

— В чём дело, Колобок? Ты захворал? Работать!

— Чис, надо всё обмыслить. А ты башкой о паркет! — жалобным голосом проговорил Колобок. — Надо всё обсосать и прокачать, а не бить друг друга головой о дерево. Я… как это увидел… Просто в башке, как это увидел, переклинило. А ты меня за уши и…

— Ну извини! Я же извинился! Но ты, гад, такое выдал! Я тебя щас в пол вотру, как мастику!

Чис, нависая над сидящим на паркете Колобком, переминался с ноги на ногу, словно решал, каким образом сподручнее осуществить только что продекларированное.

— А как попали сюда? Как попали, если четвёртый этаж? Чтобы привязать к перилам, надо…

— Колобок, ты меня окончательно выбесил, — вдруг изменившимся тоном сказал Чис, отошёл от Колобка и плюхнулся на кожаный диванчик. — Босс, если бы захотел выйти… Он ушёл бы через дверь. Он вышел бы обычным порядком: дверь, лифт, дверь. Лифт, заметь, а не простыня!

— Да, на лифте, конечно. Но у меня в черепушке сплошной гул. Твоими молитвами, Чис. А вот Испанец никогда не рукоприкладствует. А Пушкин и с подчинёнными стихами разговаривает.

— Тпррр! А вот на этой темке остановимся и приглядимся, — распорядился Чис и сверхвнимательнейше уставился на Колобка. — Так, давай про Испанца и Пушкина…

— Чего? — обеспокоился Колобок.

— Ты продался? Это ты шефа продал, гниль? Но ты же умрёшь! И не как все нормальные люди. Ты не пулю заглотишь, а будешь ме-е-едленно умирать на дыбе. За такие вещи в цивилизованных странах за мошонку подвешивают, на кол усаживают или ногами — в мешок с голодными крысами. Что ты выберешь, кандидат в покойнички?

— Ты чего, Чис?! — перепугался Колобок, прекрасно осведомлённый о суровом нраве этого худого до безобразия длиннолицего мужика, некогда изгнанного из егерей. — Ты же давно меня знаешь! Я же верой и правдой!..

— Ты сам рассказывал, как привязывал простыню. На кого работаешь, крот круглоголовый? Я щас поговорю с тобой стихами! Куплетами и дуплетами!

Испуганный Колобок ёрзал на пухлых ягодицах и не знал, оставаться ему в сидячем положении или подняться на ноги, рискуя вновь оказаться поверженным на пол.

— Чис, я… Чис, я скорблю вместе со всеми! Чис, я только предположил, что…

Лепет Колобка окончательно утвердил Чиса в том, что тот причастен к исчезновению Мозгуна.

— Сейчас ты, гнилушка пухлая, всё расскажешь, — проговорил он стальным голосом, затем левой рукой поддёрнул штанину и выхватил нож, закреплённый на голени правой ноги. И, вскочив, метнулся к Колобку. — Сначала я положу перед тобой твои уши, потом нос, потом яйца! Всё это — на подносе, в кровавом соусе! Ты будешь это глотать и давиться словами, торопясь поведать всё без утайки!

Вдохновлённый нарисованной им картиной, Чис выбежал с лоджии, чтобы возвратиться через минуту с наручниками, ибо понимал, что Колобок будет энергично биться и вырываться в процессе приготовления кровавого блюда.

Чис убежал, а Колобок заметался в поисках выхода. И нашёл его. Он перебрался через подоконник и принялся торопливо спускаться по кустарно изготовленному канату вниз. Он ни о чём не думал, он спасал свою жизнь, потому как без всего того, чего он должен лишиться по возвращении Чиса, это уже не жизнь.

Колобок был на полпути к земле, когда Чис его обнаружил.

— Назад! — заорал Чис и полоснул ножом по канату, затем второй раз. Он действовал не вполне логично.

Колобок полетел вниз. Возвратиться назад он не мог. Во-первых, потому что не хотел. Во-вторых, по той причине, что путь назад ему был отрезан, в прямом смысле этого слова отрезан. Причины, вследствие которых Колобок не в состоянии был вернуться, можно поменять местами, однако это ничто не изменит. Секунда — и он упадёт на асфальт. Вот уже и упал. И взвыл, больно ударившись затылком о земную твердь.

— Держите его! — проорал Чис вышедшим из подъезда подчинённым и поспешил к выходу из квартиры.

— Кого держать? Кого? Что случилось?

Никто ничего не понимал. Подбежали к Колобку, надеясь, что он внесёт ясность.

— Ты чего? Кого он держать велел? Чис проорал чего-то! — посыпались вопросы.

— Его. Вон того парня. В синей бейсболке, — нашёлся Колобок и указал на одного из зевак, внимание которых привлекли происходящие события.

Спустя минуту Чис, радостно поигрывая ножом, протиснулся сквозь плотный кружок разгорячённых только что состоявшимся задержанием бандитов и нагнулся к вывалянному в пыли человеку.

— Не понял, — проговорил он ошеломлённо.

— Вот… — сказали в ответ. — Помяли, правда.

Хотя лицо поверженного в прах и было окровавлено, однако он разительно отличался от круглоголового и коренастого Колобка.

— Где Колобок? А это что такое? — Чис указал на парня, который, всхлипывая, размазывал по лицу кровь и сопли. — Кто это?

— Да мы не знаем… Велели ж… — отвечали ему.

— Кто велел? — недоумевал Чис.

— Ты же кричал.

— Я Колобка приказал задержать, упыри! Где Колобок?

А Колобок был далеко. Он ехал в синей «Ладе» девяносто третьей модели и посекундно оглядывался. Кажется, он спасся. Но что же дальше? Его будут искать. Все его адреса известны коллегам. Куда ж податься? Может, вернуться? Ведь нет же за ним вины! Но пока разберутся, останешься без ушей, а то и без чего другого, не менее необходимого в повседневной жизни крутого братка.

Цель простенькая — выжить

— Чис, чего ты нам впендюрить тут пытаешься? Ты за кого нас держишь? — зло проговорил Испанец и повернулся к Пушкину, ища поддержки.

— О, времена куртуазные наши! — с пафосом воздел кверху руки Пушкин. — Я знаю, чем накормить народ. Но это он жрать не будет. Рекламная служба русского радио.

— Да, мы это жрать не будем, — подтвердил Испанец угрожающе. — Придумать больше ничего не смог? Балкон, простыни… Совсем наглость потерял?

— Да человек десять моих ребят — живые свидетели! У любого спросите — подтвердят. В машине трое. Позвать? — кипятился Чис.

— Они подтвердят, не шомневаемша, — сказал двухметровый громила Юра Шипунов по кличке Шепель. — Пока живые.

— Угрожаешь? — мгновенно начал заводиться Чис.

— А ты как думал? Комар в жаконе, между прочим. Ответить придётша.

— Насчёт Комара вам сказали!

— Такая же туфта, как и Мозгун, убегающий из собственного дома по простыням, — заявил Испанец.

— Я сказал — Мозгуна похитили. И повторяю — Комара не трогали, босса похитили. Кто — я узнаю, — отрубил Чис, затем встал и ушёл.

— Моя ладонь превратилась в кулак, — пропел Пушкин и с улыбкой потряс небольшим костлявым кулачком.

— Лечить надо вшю компанию, — заключил Шепель, опуская на столешницу огромный кулачище и зло глядя вслед Чису. — Шобираем толковище и решаем.

— Зачем? Кто такой Чис, чтобы толковище собирать? — развёл руками Испанец. — Да я дам команду, и их сейчас, через минуту, положат. Или повяжут.

— Шегодня не надо. Но и тянуть не будем. Надо вшё по уму обштавить. Офишиант!

Чис в это время, кося взглядом по сторонам, приближался к своему джипу. Если ему дадут уехать, то потом он уже не дастся. И никаких стрелок и тёрок. Глушить всех. Да ещё бы так, чтобы они друг друга подозревали. В общем, стравить бы всех этих шакалов титулованных. Он, Чис, не Мозгун, который всё по понятиям и с разрешения. Без правил! Цель оправдывает средства! А цель — выжить. Не пустячная, надо заметить, цель.

Запрыгнув в машину, Чис объявил:

— Переходим на нелегальное положение. Дома никому не ночевать. Майкл, покрутись, чтобы не было хвоста. А ты, Плясун, свяжись с агентством. И пускай подберут коттедж за городом с расчётом на повышенную сейсмическую опасность.

— А что, всё так плохо? — спросил Лом.

— Хуже некуда. Комара на нас навесили — раз, в то, что босса похитили, не верят — два. Спасибо, дали уйти. Уверены, что достанут. Самоуверенность их и погубит. Нужно действовать жёстко, кость в кость. Но лучше было бы натравить их друг на друга. И тут надо действовать тонко.

— Где тонко, там и рвётся, — заметил Майкл, бросая мрачные взгляды по сторонам и в зеркала.

— Порвётся — сгниём, — дёрнул плечом Чис.

— А босса как искать будем? — поинтересовался Плясун. — Кстати, в разговоре ничего не высветилось по боссу?

— Ничего. Они же артисты. Что Пушкин, что остальные. Даже упырь Шепель.

— А хозяйство? Растащат ведь, — вздохнул Лом.

— Вот и надо шустрить. Чтобы не успели.

Старая знакомая, старомодные отношения

В последние годы Мозгун очень редко садился за руль. А Москва изменилась, и изменилась очень сильно. Построены новые развязки, вовсю строится третье кольцо, многие улицы стали иными: где-то ввели одностороннее движение, где-то сделали разделительные полосы и понаставили знаков. Особенно неудобным стал центр города, который так закружил Мозгуна, что после часа езды он вдруг обнаружил себя едущим по Беговой улице. Возле ипподрома Мозгун припарковался, купил входной билет за какие-то копейки и вошёл в здание ипподрома. Боже! Что здесь стало! Такого запустения и в Питере ещё поискать.

А люди! Девяносто процентов — натуральные бомжи. А ставки! Минимальная — десять копеек, всего десять копеек. Мозгун постоял у касс и понял, что и максимальные ненамного выше. Баба цыганского типа в грязно-белом халате продавала водку в разлив и хот-доги с тёмно-коричневыми сосисками. В кафе на веранде еда была не лучше, а водка оказалась натуральной отравой на керосине.

Мозгун был убит. Убит настолько, что не был уверен, достанет ли у него сил подняться и покинуть ипподром.

— Вам плохо? — услышал он и с усилием повернул голову на звук женского голоса.

— Да, немного. Пройдёт.

Женщина присела рядом. Яркая помада, кудряшки крашеных светлых волос, шарфик повязан кокетливым бантиком. Мозгун окинул женщину взглядом, и сердце его сжалось от вида убогости её наряда. Всё словно из сэконд-хэнда или с помойки: и розовая ветровка, и сорочка с рюшечками, и клетчатые брючки. И туфли белого цвета. Точнее, рождены они были белыми — теперь же стали серыми вследствие множества избороздивших туфли трещин и трещинок.

Мозгуну захотелось вынуть из карманов все деньги и отдать этой несчастной. Однако женщина не выглядела несчастной. Напротив, она была весела и жизнерадостна. И она, приглядевшись, Мозгун это понял, не была старой — тридцать пять от силы.

— Ну как я выгляжу прекрасно? — усмехнулась модница, но не иронично, а весело. — Вы не совсем плохи, если ещё и женщин способны замечать. Будем знакомы, Натка.

— Натка? Тогда я Костик.

Как он сразу не узнал Натку? Звезду того ресторана, с которого и началась его вторая жизнь. Впрочем, она преизрядно полиняла за эти годы. А когда-то он провёл в её обществе почти сутки, где было много цветов, шампанского, прогулки под луной, поцелуи и ласки, но не было секса. А потом её увёл у него кто-то из дружков. Такое случалось не однажды.

— Хотите сказать, что мы знакомы? — спросила Натка.

— Да, немного.

— Но любовниками мы ведь не были?

— Нет.

— Ну что ж, у вас есть шанс. Я свободна.

— Я могу пожить у вас? Я бездомный, — сказал Мозгун.

— Без проблем. Но комфорт и хорошую еду обещать не могу.

— Идёмте! — Мозгун поднялся.

— Но ещё три заезда. Вы разве не поставили?

— Нет. А вы сколько рассчитывали выиграть?

— Рублей сто. Если Белка придёт первой, а Сириус…

— Считайте, что выиграли тысячу. Идёмте, я хочу отдохнуть.

Узнав, что предстоит поездка на автомобиле, Натка жутко обрадовалась.

— А прокатиться? Хотя бы по Садовому. За бензин вычтете из тысячи, которую мне обещали. Только надо Катьку захватить. Сейчас найду и притащу.

И она нашла и притащила Катьку, лицо которой тоже показалось очень знакомым. Вероятно, женщины были дружны и в тот период его краткого знакомства с Наткой.

Когда спустя три часа Мозгун оказался в квартире Натки, сил у него хватило лишь на то, чтобы снять туфли и упасть на кровать поверх одеяла.

Проснувшись, он обнаружил рядом с собою Натку. Одежды на ней не было.

— Я готова, жду решительного слова, — лукаво произнесла Натка и нависла грудью над опешившим мужчиной.

— Вы без одежды. Почему? — Мозгун чуть отстранился.

— А у меня нет хорошего белья.

— Но зачем же раздеваться?

— Не понял! — возмутилась Натка. — В чём дело? Это что же, вопрос секса не стоит? Ты гомик? Ты как этот вопрос решаешь?

— Я пользуюсь… Я пользовался услугами… проституток. Так их назовём, — сказал Мозгун.

— Проститутки? Проститутки в моём доме? Не будет этого! — заявила хозяйка квартиры. — Но учти: я денег не беру. В этом вопросе я старомодна. Только чистая свободная любовь!

— Ты хочешь сказать, что любишь меня?

— Мне кажется. И ты поспешил бы, пока я в плену, возможно, иллюзий.

— Ты уж сама, — разрешил Мозгун.

— Что?! — вскипела Натка. — Даже не собираешься обозначить страсть ко мне. Ты со мной как с продажной девкой?!

Мозгун не ответил. Даже не пошевелился.

— Можешь выметаться, — разрешила Натка и отстранилась. Теперь она с равнодушным видом лежала рядом, закинув руки за голову и поигрывая ступнёй правой ноги.

— Ты обещала мне приют, — напомнил Мозгун.

— Нанесённые тобой оскорбления снимают с меня любые и всяческие обещания. Да ни одна бы женщина такого не потерпела! — с некоторым как бы даже и удивлением в голосе воскликнула поклонница «чистой свободной любви». После паузы, заметно наэлектризовавшей окружающее пространство, произнесла неуверенно: — А тебе и в самом деле некуда пойти?

— Да. Я даже в гостиницу не могу…

— Так, так-так, а что же делать? — Натка задумалась. — А ты заметил, что у меня подмышки не выбриты?

— Да, это очень эротично.

— Я немного полненькая, но талия у меня узкая.

— Да, у тебя отличная фигура.

— Давно бы так. Хорошо, я тебя изнасилую.

За ужином Натка приставала к Мозгуну с расспросами, а он всячески уклонялся от ответов, стараясь говорить кратко и односложно.

— Не женат… И не был… Детей нет… Бизнесом… Теперь не у дел… Да, что-то вроде банкротства… Да, скрываюсь от кредиторов…

— Тебе необходимо изменить внешность! — с воодушевлением произнесла Натка. — Я в этом помогу. Думаешь, я в театре не работала? Усы и борода — раз, контактные линзы — два, короткая стрижка — три. Хорошо бы килограмм двадцать прибавить в весе. Но… в постели ты будешь очень неповоротлив. Ладно, вес оставляем. Хорошо бы паричок или накладку на лысинку. Пластическую операцию бы. Брови приподнять, уголки глаз опустить. Изменить голос и походку. Голос сделаем сиплым. Это я беру на себя. А вот над походкой самому придётся потрудиться. Деньги у тебя на парик, линзы и операцию имеются?

Двойной агент поневоле

Чис был в бешенстве. Прошли сутки, а Колобок не обнаружен. Где он, чем занимается? Хорошо, если залёг на дно и сопит в две дырочки. А если перебежал на сторону врагов? С него станется, подловат был всегда. А ему известно слишком многое, по крайней мере, вполне достаточно, чтобы ущерб от его предательства достиг критической точки.

Меры, конечно, приняты. Перепрятано, в частности, оружие, даже то, о котором Колобку, кажется, никак не должно быть известно. На восемьдесят процентов обновлён автомобильный парк. Всем членам команды запрещено появляться как по месту жительства, так и по любому иному адресу, который может быть известен Колобку.

Колобок как в воду канул. Он даже не позвонил. Ни Чису, ни кому-либо другому. И это было плохим знаком. Если раньше Чис допускал, что Колобка, при определённых обстоятельствах, возможно было бы простить, то нынче вопрос так уже не стоял. Конечно же, только смерть.

— Если до вечера не отыщете Колобка, буду считать вас в сговоре с предателем, — пригрозил Чис. — И постоянно проверяться, чтобы не притащить хвост. На сегодня это первейшая задача.

— Колобок — трус, он не пойдёт ни к кому. Наверняка залёг, — высказал предположение Лом.

— Но он до сих пор даже не попытался оправдаться! — взмахнул руками Чис. — И этим отрезал себе путь назад! Он это понимает и рано или поздно переметнётся.

— Тем более, когда нас начнут отстреливать, как куропаток, — мрачно добавил Майкл.

— Да запил он, зуб даю, — скривился Лом, спиртное не употреблявший по причине кодирования.

— Значит, необходимо найти, пока не выбрался из запоя, — заключил Чис. — Найти и обезвредить.

А Колобка ещё вчера провели к Испанцу и вытолкнули на середину комнаты. Испанец, сидевший у камина, нехотя повернул голову.

— Чего пришёл?

— У меня конфликт с Чисом вышел. Хотел уши отрезать и за мошонку подвесить.

— Чего так?

— Чис — очень грубый мужчина. Я убежал. Я по простыням спустился. По тем же, по которым босс ушёл.

— Из-за чего конфликт-то?

— Ирония судьбы с лёгким кошмаром. Я предположил, что босс сам ушёл, а Чис сказал, что похитили, и — по лицу мне. А потом решил всё поотрезать и…

— Ну всё, хватит! Не ной! Чего разнылся? — Испанец поднялся и прошёлся по комнате.

Колобок вдруг увидел, что Испанец жутко пьян, и сердце его сжалось и болезненно рванулось вниз. Колобок вырос с отчимом-алкоголиком и по этой, вероятно, причине без привычной настороженности воспринимал нетрезвых людей лишь тогда, когда сам бывал пьян.

— Я просто… понимаете… — залепетал он.

Испанец остановился и по-рыбьи глянул в его сторону.

— Ты мне конкретно скажи. Ты мне… Мозгуна похитили? Похитили Мозгуна, я тебя спрашиваю, или он сам свалил?

— Не знаю. Чис думает, что похитили, а я…

— Другой вопрос. Кто Комара прирезал?

— Я не знаю. Не я. Не наши.

— Ты ничего не знаешь. Так? — Испанец подошёл и, теребя бородку, принялся рассматривать Колобка неожиданно избавившимися от пелены бессмысленности глазами. Потом, хитро улыбнувшись, спросил: — Тебя Чис прислал?

Лицо Колобка обрело цвет бедра испуганной нимфы, как пишут в книгах. Такого оборота он не ожидал. Не рассчитывая на особенно тёплый приём, он, в то же время, никак не предполагал, что будет обвинён в подобных вещах.

— Да я с третьего этажа летел! Да все же видели! Я спускался, а Чис ножом… Я полетел. Я чуть позвоночник не сломал! Чис орёт: «Держите!» Я же чудом вырвался!

— Инс… Инсценировка, — усмехнулся Испанец и направился к креслу.

Колобок беспомощно оглянулся на двух крепких ребят, в течение всего этого времени молча стоявших позади него.

— Пошли, голубок, поворкуем, — предложил один из них, поигрывая стеком.

— Расскажешь нам подробненько, в красках и цвете, — добавил второй, высокого роста брюнет с улыбкой генерала Лебедя. — А мы проверим на детекторах лжи. У нас их много разных.

— Господин Испанец! — взмолился Колобок и в ту же секунду схлопотал увесистый подзатыльник от того, что со стеком. — Ой! Ой-ё-шеньки! Ведь ни за что же!

Да, ни за что. Однако стало совершенно ясно, что в полной мере выговориться он получит возможность не здесь, не среди роскоши каминной комнаты, а в гораздо менее комфортабельных условиях.

Спустя час Колобок вновь предстал перед Испанцем.

— Каковы результаты? — лениво обронил Испанец. На этот раз он даже головы не повернул.

Колобок в надежде оборотил затравленный взгляд к провожатым.

— Похоже, не врёт. Можно закапывать, — ответил обладатель ухмылки генерала Лебедя.

Испанец тяжело поднялся и подошёл, пошатываясь, к Колобку.

— Закопать успеем. Так вот, Блинчик-Булочка, или как там тебя…

— Колобок, — шмыгнул разбитым носом Колобок.

— Так вот, Колобок… Да, на меня будешь работать. Я даю тебе шанс, Бублик. Возвращаешься к своим дружкам и… Ты понял, зачем? Чтоб я был в курсе всего и всякого. Да? Что-то новенькое — звонок. Вова, дашь ему свой телефон. Обман, неточность — приговор приводится в исполнение.

— Но Чис!.. Чис убьёт меня! Я едва ноги унёс! — застонал Колобок, когда до его сознания дошёл смысл полученного приказа.

— Ну убьёт и убьёт. На войне как на войне, — развёл руками Испанец. И потерял равновесие. Колобок бросился поддержать его, однако нарвался на неожиданный окрик. — Руки! Коллеги, проинструктируйте и — на запуск. Отсчёт пошёл. А я если чего решил, то обязательно выпью.

Если сомневаешься — не делай, если сделал — не сомневайся. А если сделал против своей воли, под принуждением? А кого это интересует? Уж не Чиса — это точно. Колобок быстро удалялся от особняка Испанца и плакал. Он пропал! Явиться к Чису — смерть, не явиться — тоже мучительная смерть!

Проехав сотню метров, Колобок остановил автомобиль, забежал в сельский магазинчик и купил бутылку водки. Затем вернулся и взял ещё чипсов на закуску. Забравшись в машину, открыл бутылку и, обливаясь слезами и водкой, ополовинил её.

Спустя два часа его нашли у школьного приятеля и притащили к Чису. Мимоходом подвергли неприятной и болезненной процедуре отрезвления посредством оплеух.

Чис был доволен.

— Значит, не успел, гнилушка, переметнуться? Отлично. Но это впереди. Да, Колобок? — Чис удовлетворённо потёр руки и прошёлся по кругу, оценивающе оглядывая помятого соратника. — Мы тут подумали, и я решил… Ну-ну, взбодрись! В общем, Колобок, отправляем тебя в стан врага. Будешь засланным казачком.

— Не-е-ет! — взвыл Колобок. — Лучше убейте! Нет! Нет, я не пойду! Лучше убейте! — Колобок упал на колени, закрыл лицо руками и зарыдал, как любящая жена на могиле любимого мужа.

— Колобо-о-ок, уймись. Ты как ба-а-ба, в самом деле. Вот уж не думал, что ты такой робкий парнишка. Сам подумай, я предлагаю… А это вместо того, чтобы приговорить тебя. Я предлагаю достойно искупить свою вину и послужить общему нашему делу. Ты явишься к Шепелю и расскажешь, как тебя здесь не любят и не понимают. Шепель, кстати, был когда-то корешем босса. Что ещё говорить, мы тебе объясним. И у нас будет свой человечек в стане врагов. Разведчик — это самая почётная и романтическая профессия в мире. С оплатой тоже не обижу.

Колобок продолжал плакать. Романтика профессии разведчика его не увлекала. А стать двойным агентом — это и вообще выше высшего предела. Одновременно быть агентом в двух находящихся в состоянии войны бандитских группировках — самоубийство в извращённой форме.

И всё-таки Колобок дал своё согласие. Он услышал характерный металлический звук, поднял зарёванное лицо и, пряча взгляд от смертельно опасного пистолетного взора, способного навести какую угодно порчу, сквозь рыдания выдавил:

— Я согласен.

— Вот и чудненько. Сам подумай. Ты если и умрёшь, то как герой. В скрижалях о тебе запишут. Памятник тебе сделаем такой, что девки толпами будут на твоей могиле рыдать.

— Я один у мамы остался, — шмыгая носом, сказал Колобок, ни на что уже, впрочем, не надеясь.

— Ну извини, у всех у нас мамы.

Колобок вот уже в течение полугода один был не только у мамы своей, но и у себя самого, потому как брат его Артём, появившийся на свет на целых десять минут раньше него, отбывал шестилетний срок наказания за избиение отчима, которого били вдвоём, крепко и не без удовольствия. Жёсткий, немногословный, всегда идущий к цели напролом Артём писал стихи под Маяковского и зачитывался романами Платонова, считая его самым русским писателем.

Колобка решили отправить к Шепелю, потому как, по мнению Чиса, именно Шепель наиболее авторитетен, если сравнивать его с Пушкиным и Испанцем. Для Колобка же не было большой разницы в том, к кому именно отправит его Чис. Когда он придёт к Шепелю, тот наверняка сообщит Испанцу, что у него перебежчик из вражеского лагеря.

Колобку предстояло решить, насколько он должен быть откровенен с Шепелем и Испанцем. Сказать, что ему опять пришлось бежать и потому он не может быть агентом в стане Чиса? А может быть, рассказать Испанцу о перевербовке?

Ладно, поставим вопрос иначе. С кем выгоднее сотрудничать? По всему выходит, что с Чисом всё-таки разделаются. Если бы босс не пропал, то ещё можно было бы надеяться на что-то. Мозгун-то всё же это Мозгун. Мозгун уж сколько лет живёт и выживает. И всё гребёт и подгребает. Мозгун, рассказывали, когда-то Мозгляком прозывался, а Мозгуном-то уж позднее стал. Мозгун мог стратегически мыслить.

А Чис? Положит братву и сам ляжет. Хотя нахрапистости у него хоть отбавляй. А смелость города берёт. Хорошо бы, Мозгун нашёлся. А ещё лучше, самому его отыскать и выручить. Тогда бы уж точно памятник… Впрочем, в этом случае и в живых бы остался. Остался бы жить да ещё джип в награду отхватил. Крузак, возможно.

Колобок старательно взвешивал, думал, просчитывал варианты, однако не выдержал напряжения и напился, решив отправиться к Шепелю завтра с утра.

Дыхание прошлого

Мозгун дал денег Натке на обновление гардероба.

— Я быстро, — сказала Натка и упорхнула.

Однако возвратилась нескоро, к тому же без покупок.

— Потеряла деньги? Украли? — спросил Мозгун, приподнимаясь с кровати.

Он весь день лежал и, бессознательно прижимаясь к подушке ухом, периодически проваливался в сон, тревожный и неглубокий. Потом пробуждался и переворачивался на другой бок. А на спине, как и вниз лицом, лежать не получалось — ныли косточки.

— Да, потеряла, — виновато отозвалась Натка, затем подбежала к кровати и присела рядом. — Понимаешь, я поставила все деньги…

— Понятно. Дальше не интересно, — оборвал её Мозгун, переворачиваясь на другой бок. Ему не столько денег было жаль, сколько собственных надежд увидеть сегодня Натку прилично одетой.

— Эгоист! — сделала обиженный вид Натка и скоренько перебралась через Мозгуна на другую сторону кровати. — У меня впервые в жизни появилась возможность испытать судьбу, поставив сразу большую сумму, и я, по-твоему, должна была её не использовать? Такая игра! Такая игра! — Натка принялась трясти Мозгуна, вынуждая его приоткрыть глаза. — А он даже выслушать не может. Ты же сам игрок! Мы же встретились на ипподроме!

Мозгун приподнял на секунду левое веко.

— Хорошо, я выслушаю. Но в другой раз. А завтра… Мы завтра, если получится, вместе…

— Да, конечно. Если ещё деньжат подбросишь, — подхватила Натка и поспешила улечься таким образом, чтобы наверняка оказаться в поле зрения мужчины, если хотя бы один глаз его вновь приоткроется. — Ты думаешь, я не понимаю? Да я, если хочешь знать, работу собираюсь искать. Катька уже обещала. Слышишь? Ну, что-нибудь вроде работы у буржуев по хозяйству. Типа, полы, посуда и тэпэ. Но сначала надо на собеседование сходить. И новые шмоточки тут очень кстати. А специально для тебя — бельишко. И не простое. Воланчики, кружева — всё воздушное, соблазнительное, откровенное и нежное до великолепия. Карнавал цвета! Или нет, всё в цвете снега, цвете девственности и богатой простоты. Ты думаешь, я не умею одеваться? Ты думаешь, я не видела пальто из кожи акулы или обувь из шкуры леопарда? Видала. Правда, не носила. Но, между прочим, приценивалась. Был у меня когда-то дружок… Ты же не ревнушь? Он мне много чего покупал. А обещал ещё больше. У него были часы с автоматическим подвзводом и ремешком из чёрной резины с ванильным ароматом. Они были водонепроницаемы до двухсот метров глубины.

— Он так глубоко заныривал?

— Нет, конечно. Мы и на море-то с ним так и не побывали, хотя и планировали. Ещё бы немного, и я могла бы стать дорогой штучкой. И носила бы бриллианты. Бриллианты чистой воды и золото всех оттенков, от серого до жёлтого.

— И где он?

— Убили. Заказное убийство.

— Убили? — Мозгун поёжился. Неприятный знак.

— Возле моего подъезда застрелили, — продолжила Натка. — Он боролся с убийцей, даже карман от куртки оторвал. А этот карман у меня. Я не отдала его милиционерам, а таскала с собой. Года два. Хотела сама убийцу найти. Я очень много курток осмотрела. А модель куртки я до сих пор помню.

— Ты видела убийцу? — Мозгун перевернулся на спину и уставился в потолок, белое полотно которого незамедлительно продемонстрировало одну из очень неприятных картинок из прошлого.

— Нет.

— А как же куртку помнишь?

— Я на Черкизоне нашла эту куртку. Точно такую же, от какой карман был оторван. Спрашивала у продавцов, кто у них такую куртку покупал. Но разве от них, ты панимаиш, добьёшься чего? Э-э, красавица, слюшай суда, да? Э-э, куртка пакупай бэсплатна. За палавина цина аддам, панимаиш.

Натка продолжала что-то говорить, но Мозгун её уже не слышал. Он вдруг осознал, что хочет жить. Желание жить появилось, однако тяги к действию по-прежнему не было. Впрочем, нет и нет. И не надо. Деньги пока есть — и ладно. Ну а там видно будет.

Он пытался думать о том, что сейчас происходит в его ведомстве в его отсутствие, но ничего не выходило — так, ошмётки мыслей, исключительно неудобочитаемые. Только один яркий выплеск — «кровь». Словно надпись на заборе.

На войне как на войне

Убили Петра, Фазиля и Морковку ранили. Они приехали на встречу с Умаром, чтобы передать ему самодельную адскую машинку. Остановились у автовокзала на Щёлковском шоссе и распределили секторы обзора. Не сделай они этого, трупов было бы в три раза больше. Они все стали бы покойниками.

Фазиль первым заметил ствол автомата в окне притормозившей рядом «четвёрки» и заорал:

— Гони!

Морковка рванул машину с низкого старта, благо двигатель не был заглушен, выбросил «девятку» на тротуар и погнал к перекрёстку. Достигнув перекрёстка, он резко взял влево, увернулся от мордатого джипа и ушёл на разворот.

Только теперь Морковка ощутил жуткую боль и схватился за левое колено.

— Я ранен!

— Все ранены, — ответил Фазиль, зажимая руками кровоточащий бок. Он с трудом повернулся назад и констатировал: — Петро — покойничек. На сто процентов. Если снесло полчерепа и выбило мозги, то бесполезно их обратно запихивать. Гони на базу. Только не вырубись.

— Разбиты стёкла. Нас тормознут. Надо выбросить лишнее.

— Не выбросить, а спрятать. Уходи вправо. А я свяжусь с Чисом.

Получив известие о происшествии на Щёлковском шоссе, Чис дал необходимые указания своим людям, а затем позвонил Испанцу.

— Твоих рук дело? — спросил без обиняков.

— О чём ты, Чис?

— Расстрел на Щёлковском шоссе.

— Там кого-то грохнули? — удивился Испанец. — Смотрел вчера в ящик внимательно, но такого не припомню.

— Не вчера, а только что. Война?

— Да ты толком расскажи, если в курсе. Что стряслось? — Испанец продолжал говорить добродушным голосом. — А то в новостях-то ещё не скоро будет, если дело совсем свежее.

Чис прервал разговор и повернулся к Лому и Плясуну.

— Дурачком прикидывается Испанец. Но почерк его боевичков.

— Даже если и не его, то наверняка это его команда была наших валить, — высказался Плясун, на плясуна совсем не похожий и получивший кликуху из-за фамилии.

— Думаешь, Умар сдал?

— Или сдал, или его вычислили, а потом он сдал.

— Или выследили наших, — сказал Лом. — Могло и такое случиться.

В результате непродолжительного обсуждения сошлись во мнении, что на Умара теперь вряд ли стоит рассчитывать. Да и невыход его до настоящего времени на связь, говорил, пожалуй, за то, что именно предательство Умара явилось причиной случившейся трагедии.

— Таким образом, по всему выходит, маскироваться больше нет необходимости, — заключил Чис. — Переходить надо к активной фазе.

Плясун покачал квадратной головой с переломанными ушами борца:

— Думаешь, они этого не понимают? Да они уже давно, как докладывают наблюдатели, сократили количество перемещений, а теперь и вовсе не высунутся без серьёзного прикрытия.

— И при первой возможности натравят на нас мусоров, — добавил Лом.

— Если босс у них в заложниках, то не рискнут, — сказал Чис убеждённо.

Лом и Плясун опустили головы и промолчали. Ни тот, ни другой не верили, что могло иметь место похищение Мозгуна. Это представлялось более чем невероятным. Да только пискни босс, и его бы услышали. Как возможно похитить взрослого человека из охраняемой квартиры охраняемого дома? Тут что-то другое, полагали Лом и Плясун, однако вслух перечить Чису, зная его взрывной нрав, не решались.

Спустя некоторое время, проезжая по проспекту Мира, Чис вспомнил о Колобке и спросил у Майкла:

— Где Колобок живёт, знаешь? Он где-то в этом районе, кажется…

— Знаю. А что?

— Давай к нему.

— Не думаю, чтобы он домой…

— Давай! — прикрикнул Чис.

— Ладно, — буркнул Майкл и резко крутнул руль автомобиля вправо.

Когда машина остановилась у подъезда, в котором проживал Колобок, Чис распорядился:

— Давай немного вперёд. И… сходи, в общем.

— Но он вчера ещё должен был…

— Сходи! — повторил Чис.

Колобок был дома. И опять пьяный.

— Мишка, не выдавай! — взмолился он и полез обниматься. — Братан, я сегодня буду на месте. Я уже иду. Я немного приду в себя и поеду. Мы же с тобой кореша! Москвичи мы с тобой, братуха! Мы же не как эти все… Я же иду же уже!

— А чего долго собираешься? — сдерживая раздражение, произнёс Майкл.

— Братуха, если бы ты только знал, как мне тяжело! Ох, тяжело! — Колобок обеими руками вцепился в рубаху на груди и замотал головой. — Если бы знал, Мишутка!

— Ну так посвяти.

И Колобок, пьяно всхлипывая, поведал Майклу свою историю с вербовками.

— Теперь ты видишь, что мне надо подготовиться? А, Мишка? Я просто не знаю, что я скажу. Меня же расколют. И убьют! Я же чувствую, что чуть-чуть осталось! А раньше не чувствовал. А ведь переделки бывали. Хоть тот случай в прошлом году, ну, в Марьино, когда чечены пятерых наших положили. А у нас с тобой ни царапины. Я же был как танк!

— Если тебя уже не должно быть дома, то почему ты дверь открываешь? — с уже нескрываемым раздражением проговорил Майкл.

— Ну как, ты позвонил…

— Но если тебя уже нет дома, если ты уже у Шепеля со вчерашнего вечера! — начал свирепеть Майкл.

— Ну… В общем… Да и мать могла…

— Тётя Вера здесь живёт?

— Нет, приходит. Она в нашей старой… А сюда… Она же меня не любит. Брата посадили, и она…

Майкл встал и быстро вышел. Из комнаты, а затем и из квартиры. И дверью хлопнул. Он пешком пошёл вниз, чтобы было время решить, говорить ли Чису о том, что Колобок всё ещё дома. Врать Чису опасно для жизни, чревато, и очень. Заложить Колобка?

Майкл уже был у машины, а решения всё не было.

— Почему долго? Где тебя черти носят? — напустился на него Чис, выцеживая слова сквозь зубы и сверкая глазами.

И Майкл принял решение.

— У соседей пытался выяснить, когда его в последний раз видели, — ответил он.

— И что?

— Не видели, говорят.

Почти семейная жизнь

Мозгун лежал на кровати и вполглаза наблюдал за Наткой. Она взялась навести в комнате порядок и теперь носилась по всей квартире то с немыслимой расцветки тряпкой в руках, то с расколотым совком и крайне возрастным веником. Пробегая мимо Мозгуна, она всякий раз бросала на него горделивые взгляды, которые пыталась маскировать под обычные обыкновенной приветливой улыбкой.

Мозгун повёл взглядом вокруг и подумал, что если даже пригласить профессиональных уборщиков, окружающее пространство не особенно изменится. Ремонт необходимо сделать. Ободрать всё до бетонных плит… Мозгун встретился глазами с взглядом молодо и нахально рассматривающей его с вылинявшего постера на стене блондинки из группы «АББА» и тотчас же отказался от каких-либо размышлений на тему ремонта. Не стоит тут ничего трогать. Тут всё сто лет назад разложено, развешено, приклеено, прибито и присобачено. И покрылось пылью и паутиной.

— Подожди! — остановил Мозгун Натку, взобравшуюся на приставленную к шкафу табуретку. — Ты собралась вытирать пыль с этого глобуса, этих рулонов и грузовичка?

— Да. А что?

— А почему не выбросишь?

Натка изумлённо округлила глаза.

— Выбросить настоящий самосвал, которым играл мой сын? Тонны песка же!.. — Натка спустилась с табуретки и растерянно присела рядом с Мозгуном. — Я же его любила. И люблю. Совсем ему времени не уделяла. Очень мало.

— Где он?

— У родителей в Красногорске, — с грустью вздохнула любящая мать.

— Почему?

— А нечего! — воскликнула Натка и жизнерадостно улыбнулась. А в глазах блеснули слёзы. — Тряпку сполоснуть!

Натка вскочила и выбежала из комнаты. И из кухни послышались приглушённые рыдания. Мозгун попытался осмыслить происшедшее и подумать…

Но не вышло ничего. Он даже не смог сформулировать то, что его только что некоторым образом тронуло и едва ли не взволновало. Просто завертелись в голове картины из собственного детства, когда у него были друзья и девчонка, смеявшаяся над ним с расстояния тридцати — сорока метров. Именно такой была ширина реки, на берегу которой и появлялась в то лето эта блондинка, удивительным образом похожая на актрису из фильма о приключениях Шурика и в завершение их аудиовизуального романа показавшая ему попу. Нырнула с головой, сняла трусы, а затем появилась над водой кверху попкой, незагорелой и вполне обычной. Такие он не однажды наблюдал, когда другие девчонки, искупавшись, отворачивались от мальчишек и снимали трусики, чтобы их отжать.

Вбежала Натка, зарёванная и безумная.

— Десять минут! Даю десять минут, Костик! Быстро под душ! — выкрикнула она и добавила с капризными нотками в голосе: — Пришёл и улёгся! В общем, не больше пятнадцати минут!

— Меня в больнице измучили. Я же вообще… — проговорил Мозгун.

Натка подбежала к кровати.

— Я помогу, Костик!

А в ванной, почти тотчас после начала водных процедур, полезла целоваться. Сначала к нему, а затем опустилась на колени. И вскоре заурчала и завскрикивала. А потом, справившись с хаотичностью и бешеным темпом начальной стадии ласк, начала что-то лепетать.

— Что? — переспросил Мозгун, не разобравший ни слова.

— Не с тобой! — огрызнулась Натка и болезненно ущипнула Мозгуна за ляжку.

Потом Мозгун, возвращённый в кровать, несколько раз приподнял ноги, проверяя брюшной пресс, и проговорил:

— Может, зря мы… с этим хирургом? Может, какое-то время лишь…

— Полчаса. Ладно, Костик, час. Если снова получится… Да, мы позвоним и попросим…

— Ладно-ладно, это я так, — перебил Мозгун и даже сделал движение, словно намерен был отодвинуться от лежащей рядом с ним обнажённой женщины.

Жертва решает, как к ней подобраться

— Никому не открою, никому не открою, — приговаривал Колобок после ухода Майкла, бродя по квартире. — Щас проветрюсь немного и поеду. Проветрюсь, обдумаю всё и поеду. Сразу и поеду. Нельзя больше тянуть, опасно дальше тянуть. Да, именно… Да, допью и поеду. Пока еду и проветрюсь. И обдумаю.

Колобок присел к столу, вылил остатки водки в стакан и залпом выпил.

— От винта! — скомандовал сам себе, встал и, на ходу надевая ветровку, направился к выходу.

Пока добрёл до платной автостоянки, совсем опьянел. Сторож Вова, увидев, в каком состоянии находится Колобок, отобрал ключи и сам вывел машину за ворота, опасаясь, что потрёпанный «Форд» Колобка устроит дебош прямо на стоянке. Потом отвечай.

— На левую полосу не суйся, — посоветовал Вова, выбираясь из салона автомобиля. — Лобовые — они самые неприятные. Далеко ехать-то собрался? Не до первого столба?

— Я выпил, я понимаю. Я по краешку, параллельно тротуарчику, тихонечко.

— Когда заведёшь… — Вова передал ключи от автомобиля Колобку. — Может, и завести не сможешь. Короче, заднюю не включай.

— А чё?

— Там стоянка моя. Тебе вперёд, туда куда-нибудь, — махнул Вова рукой. — Да открыта дверь! Суёт, блин, ключ!

Чтобы лишний раз подстраховаться, Вова пошёл и закрыл ворота.

Каким-то чудом, никого не задев, будучи, правда, неоднократно обруганным — один мужик в возрасте даже порывался выскочить из машины бить неаккуратно подрезавшего его пьяного водилу, — Колобок добрался до казино Шепеля.

Фейс-контроль он не прошёл, но после пятиминутного скандала всё-таки был препровождён в полуподвальную комнату, загромождённую антикварной мебелью. Потом появился прилизанный тип среднего возраста в костюме салатного цвета и методично допросил Колобка. Колобок, несмотря на состояние, в котором пребывал в настоящую минуту, сообразил-таки, что прилизанный является представителем легальной структуры службы безопасности, и о подробностях распространяться не стал, однако встречи с Шепелем требовал очень настойчиво и последовательно.

— Ше-пель, понимаешь? Мне нужен Шепель. Я спецом к нему приехал… Да, от Мозгуна… Да, я его человек. Особа, так сказать, приближенная к Мозгуну. Он меня конкретно знает. Естес-ственно. Я же Колобок. Я не Пупкин там какой или ещё кто… Меня и Испанец прекрасно знает… Шепеля давай… У меня дело к Шепелю… Ну, к Юрию Николаичу Шепелю… Ладно, можно и без Шепеля. Можно просто — Юрий Николаич… Да, запомнил. Ты не балаболь. Война ведь. Ты звони Шепелю давай, пока казино не взорвали…

Шепель появился на удивление скоро — Колобок и протрезветь не успел. Низкий лоб, тяжёлая нижняя челюсть, чёрные кустики бровей, на вид можно дать как тридцать (это если в профиль), так и все пятьдесят (когда в фас и нельзя увернуться от спаренного с левым зелёным правого тёмного глаза его).

— Говори, шопля! — приказал Шепель, усаживаясь напротив Колобка.

Колобок, возомнивший себя важной персоной, обиженно надул губы. Не ожидал он такого приёма.

— Но Юрий, э-э-э, Николаич, я не хотел бы, чтобы разговор так вот, в ключе взаимных оскорблений…

— Кожявка, ты не меня ли ошкорблять шобралша? Ты жачем пришёл? Не тебе ли Ишпанеш велел обратно к швоим подаватьша?

— Было. Но я был вынужден бежать от Чиса и просить убежища. Я…

— Молчать! Ты был нужен там. Нам нужны предатели не тут, а там.

Предатель? Колобок, уже считавший себя двойным агентом, на слово «предатель» очень обиделся, глаза его наполнились слезами.

— Как вы так можете, Юрий Николаич? Да что же это такое? А я, между прочим, там своего человека оставил.

— Швоего человека? Ну-ну!

— Майкл, шофёр Чиса. Завербовал его в ваших интересах. Старые друзья и земляки. Мы и на халтуры вместе… К сожалению, не успели обговорить способы связи и эти, э-э-э, каналы передачи информации, — Колобок загнул один палец на левой руке (мизинец), а затем и все остальные — одним движением. Что дало ему основания полагать, будто он завербовал Майкла, двойной агент и сам не мог бы сказать. Просто его понесло. Не в состоянии остановиться, Колобок продолжал: — Я полагаю, необходимо подготовить… Подготовить и сообщить Майклу пароли, явки, шифры и… всякие средства по тайнописи. Он же в курсе всех дел же. Его помощь будет…

— Давай не будем о шифрах и явках. Ты нам должен подтвердить, что Комара жамочил Можгун. Нажывай ишполнителей. Ну!

Кого же назвать? Конечно, Лома. Его — в первую очередь. Его и… Нет, Лома и Чиса. Но, опять же, кто сказал, что Комара убили люди Мозгуна? О том, чтобы Мозгун и Чис собирались это сделать, он сроду не слыхивал.

Однако вдруг всё же это их рук дело? И Колобок, чтобы не казаться малозначительным и некомпетентным, изрёк:

— У меня нет прямых доказательств, но я думаю, это сделал Лом или Чис.

— Почему так думаешь? Реальную конкретику давай! Жначит, тебе ижвештно, будем говорить, что… Ну! Швоими шловами.

— Была какая-то возня. Комар — вип-персона, поэтому кому попало не поручат. Мне, например, никто не предлагал.

— Где Можгун? — продолжал допрашивать Шепель. — Чиш утверждает, что похитили.

— О! — вскричал Колобок обрадованно.

И он принялся рассказывать, как Чис чуть не разрезал его на мелкие кусочки за то, что он позволил себе усомниться в якобы имевшем место похищении босса. Колобок так увлёкся, что не заметил (изображал в этот момент Чиса, бившего подчинённого головой об пол), как Шепель поднялся и вышел из комнаты.

Обнаружив, что собеседник отсутствует, Колобок с минуту ошеломлённо молчал, пытаясь решить, на самом ли деле он разговаривал с Шепелем. Или, может, ему это пригрезилось? Если всё было в действительности, то выходит, что он полностью отрезал себе путь назад. Назад пути нет, а впереди… Впереди совершеннейшая неопределённость. Непонятно даже, предложат ли ему сегодня выпить или нет.

На следующий день, когда Колобок был уже трезв и растерян, ему велели позвонить Майклу и договориться о встрече. После непродолжительных уговоров Майкл согласился встретиться с Колобком и сказал, что перезвонит позднее. Позвонил он лишь спустя два часа.

Отправляясь на встречу с Майклом, Колобок чувствовал себя резидентом, осуществляющим контакт с собственным агентом, однако с первых же секунд разговора с «агентом» понял, что он очень заблуждался на этот счёт.

— Привет от Чиса, — сказал Майкл. — Рассказывай!

Колобок, получив привет от Чиса, в некотором роде даже онемел. Ему требовалось время, чтобы перестроиться. Он-то должен был обговорить с Майклом именно возможности устранения Чиса, а тут нате вам, облом. Выходит, что это Чис прислал Майкла на рандеву с Колобком, своим агентом.

— Чё молчишь? — поторопил Майкл. — Шепеля-то видел? Говорят, зверь зверем. Даже внешне.

— Майкл, тут, понимаешь, такое дело… В общем, от меня требуют, чтобы я помог убрать Чиса. Именно так. И требуют, чтобы я завёл своего человека в его окружении. Я и сказал, что ты можешь на это пойти. Ты как?

— А я что? Раз пришёл, значит, согласен.

Колобок оживился.

— Отлично. Говори, как подобраться к Чису. Ты на себя это можешь взять?

— Зачем? Пускай Чис сам решает, какую информацию сливать. А наше дело маленькое.

Колобок слегка скис. Получается, Майкл как был человеком Чиса, так им и остался. А он едва не вляпался. И в каком ключе продолжать разговор, он абсолютно не представлял. На его счастье, Майкл инициативу взял на себя.

— Чис, — заговорил он, придвигаясь поближе к собеседнику, — собирается в первую очередь устранить Шепеля. Велел узнать, какие тут подходы имеются. Ты должен выяснить всё, что касается его распорядка, привычек, связей, в общем, как к нему лучше подобраться, прокачать. Мы, конечно, тоже в этом направлении… Но мы сейчас практически на осадном положении. Представь, выезжаем обычно на трёх машинах, не меньше. Нас постоянно пасут. Когда обрушится удар, не знаем. Любая минута может стать роковой.

Колобок слушал Майкла и всё больше погружался в состояние жутчайшей тоски. Он обречён. Чис и компания обречены, а он — вместе с ними. А ведь и не жил ещё. Всего лишь четверть века с хвостиком и отмотал. А если вычесть годы бессознательного детства и годы школьные, когда мать и отчим, в ту пору ещё научный работник, и погулять-то отпускали по праздникам, заставляя учиться, учиться и снова учиться в физико-математической и музыкальной школах, то совсем ерунда какая-то останется. Да и год университетской жизни можно вычеркнуть — тоже ведь ничего путного, кроме зубрёжки и бубнежа преподавателей, не видал. В начале второго курса уж сорвался-то. Сорвался и вырвался. Вслед за братом.

Тяжёлые будни семейной жизни

Сквозь полудрёму Мозгун слушал бесконечные разговоры Натки по телефону, доносившиеся из кухни. Она обзванивала своих знакомых и то торжественно, то радостно, то с печалью объявляла, что намерена найти работу. Менялся периодически и голос её, звучавший кокетливо или насмешливо при общении с мужчинами, грубовато и не без высокомерия — в беседах с представительницами женского пола.

Мозгун хотел встать, пойти и сказать, что не стоит этого делать, что не нужна ей никакая работа, однако всё не мог решить, чего же хочет он сам.

Впрочем, он знает. Выздороветь он хочет, здоровым и сильным желает он быть. Да, выздороветь, а потом… А вот что потом? Об этом-то как раз и не думалось, не получалось у него на данную тему размышлять. Просто набегали образы и складывались в живые сцены воспоминаний, подчас не вполне достоверные, заставляя, однако, бешено колотиться сердце. И приходилось бежать, как из дурного сна.

Но как раз из сна-то можно сбежать, пробудившись окончательно. А вот от того, что даже не в голове, но словно бы вокруг… Сесть в поезд, в самолёт и улететь-уехать туда, где люди ходят вверх ногами, как ему представлялось в детстве?

Раньше надо было улетать. Хотя бы лет через пятнадцать после того, как перестали эти ненормальные терзать его детское воображение ходьбой вниз головою. А теперь — выздороветь, и как можно быстрее. Вынесло, вырвало его из колеи — он и растерялся, раскис, рассиропился. А эта женщина что хочет, то пускай и делает.

— Не надо хирургов и растворов этих омерзительных, — сказал он очень кстати возвратившейся в комнату Натке и не без отвращения поскоблил щетину на подбородке.

— Думаешь, простят тебе? Или у тебя, Костик, ещё деньги есть?

— Не в этом дело, — поморщился Мозгун.

— От меня избавиться хочешь? — Натка зло поджала губы. — Думаешь, ты первый? А я закалённая. Вставай и убирайся! У меня не сегодня-завтра работа будет!

— Натка! — попытался возразить Мозгун.

— И новый любовник! — припечатала Натка.

Мозгун молча собрался — что ему собирать-то? — и с полупустой дорожной сумкой через плечо вышел из квартиры. Потом, посидев у подъезда минут пять, надел очки с затемнёнными стёклами, поднялся, добрёл до машины и уехал.

Натка металась по квартире, ненадолго замирая то у одного окна, то у другого. Подбегала и к двери, чтобы посмотреть в глазок, даже и в течение некоторого времени после того, как автомобиль Мозгуна выехал из двора на шоссе, повернул направо и вскоре скрылся из виду.

И чего она взбесилась? Сама ведь виновата. Именно — ви-но-ва-та са-ма во всём! Взяла и выгнала! Он её трогал? Он что-то сказал такое, за что можно было бы бездомного человека, попавшего в трудную жизненную ситуацию, выгонять на улицу?

Когда её собственный отец отвёз и где-то оставил их кота Васиссуалия, сожравшего безобидного, слова никому не сказавшего за долгих пять лет одинокой жизни в клетке попугая Джека, она очень переживала. Она два дня ни с кем почти не разговаривала и даже не притрагивалась к мороженому, которого накупил папа-злодей, делавший вид, что раскаивается. Потом, правда, съела. Сколько лет ей было? Пять, наверное. А она понимала — Джека уже не вернёшь и надо жить дальше, теперь уже без попугая, упорно отказывавшегося повторять за ней слова, но — с Васиссуалием, который не виноват, что инстинкт одержал верх над разумом. А разумом кот, несомненно, обладал. Он всегда её внимательно слушал и готов был пожалеть, устроившись на коленях, если только не лень ему было спрыгнуть с любимого кресла и подойти к хозяйке.

Натка уже почти успокоилась, она даже начала подумывать о будущем, которое, она так решила, будет светлым, ярким и нескучным, когда в дверь позвонили.

— Ну вот! — воскликнула Натка и бросилась к двери.

За порогом стоял незнакомый мужчина, очень немолодой, с залысинами и брюшком, а в руках у него был огромный букет цветов. Руки Натки безвольно упали, а брови взлетели вверх и трагически изогнулись.

— Это не от меня! Нет! — поспешил её успокоить пришелец. — Ваш друг просил вручить! Да. И просил привезти вас в ресторан.

— Друг? В какой ресторан?

— Здесь недалеко.

— Как его зовут?

— Он не представился. И даже просил внешность его не описывать.

— И я должна дела все бросить… — развела руками Натка. — Нет, так не пойдёт. Неизвестно к кому…

— В ресторан же! Пожалуйста! — взмолился гонец. — Если я вас привезу… Короче, я ещё столько же получу.

— Цифру могу узнать? — прищурилась Натка.

— Я за неделю столько зарабатываю. Таксист. И щас такая конкуренция… Человек руку поднял — пять машин одна за другой…

— Но зачем я поеду в ресторан? Я и не одета.

— Я подожду.

Спустя сорок минут Натка была у ресторана «Эльбрус». Прежде чем выйти из машины, она обернулась к водителю и спросила:

— Он как вообще? Ну, внешне.

— Ну-у, — обнадёживающе протянул таксист. — Мне, конечно, трудно… Но, я бы сказал, что в общем…

Натка вздохнула.

— Ладно, сама посмотрю. Ресторан, между прочим, ни к чему не обязывает. Но если я кого бросила окончательно… Некоторые же как? Позвал, прогнал, потом опять, вроде как, воспылал. А я не такая.

Натка вошла в ресторан. У крайнего справа, шикарно сервированного стола мешком сидел Мозгун. Натка забрала его и, уже полуживого, отвезла домой. Сказала только:

— И чего нафуфырилась?

А потом время слегка ускорилось. Так всегда бывает, когда жизнь начинает входить в определённое в той или иной степени русло и словно бы устаканивается, приобретая хорошо различимые формы и очертания. В девять проснулся, в десять позавтракал, потом, конечно, куда-то ехать, что-то говорить и кого-то выслушивать, вставать, садиться и укладываться на кушетки, а то и делать покупки, предварительно помучившись с выбором.

Но всё это как бы в полусне и в периферийном свете сознания. А затем что-нибудь съесть, не очень вкусное, однако приготовленное с… Да, Натка очень старалась. Белый фартучек и косички бы ей — отличница с перспективами на медаль. Даже пирог с мясным фаршем пыталась испечь. И испекла. Непропечённым получился, и соли в тесто добавить не догадалась, однако после поджаривания на сковороде под кустарно изготовленным сырным соусом ушёл за милую душу.

А в среду утром, за несколько часов до того, как Натка в первый раз за последние четыре года отправилась на работу, они поругались. Но не страшно, а так, по-семейному, можно сказать. Конфликт вышел какой-то многоступенчатый, словно бы с переливами, несколько раз затухал он, а потом разгорался, получив очередную подпитку в виде умышленно подброшенной фразы необходимой степени колкости. А по децибелам верхней отметки и вообще достиг лишь перед самой финишной прямой, достаточно плавно перетёкшей в плоскость любовных отношений, тоже ровных и несуетных, однако с завуалированными под страсть мстительными пощипываниями-покусываниями и выворачиваниями-переворачиваниями.

Потом, уже отвезя Натку на работу, в Подмосковье, однако не особенно далеко, Мозгун попытался припомнить, с чего началась ссора. И вспомнил. Не сразу, правда. Мумией его Натка обозвала. Другой и внимания не обратил бы. Тем более — с перебинтованной, как у него, головой. А Мозгуна слово это задело, и неожиданно сильно. Мумией его мать называла, когда хотела выразить недовольство раздражающей её по какой-то причине сдержанностью сына, не способного, как она полагала, ни обрадоваться бурно, ни возмутиться чем-либо ярко и однозначно.

А сама? Да он в неё и пошёл. Только требовала и требовала. А когда был повод похвалить за что-либо, так даже терялась, прятала встревоженный взгляд и не находила слов. И она с таким усердием культивировала в нём чувство вины, что добилась стопроцентного в том успеха. И оно, это чувство, сожрало бы Мозгуна, не будь своевременно локализовано им и куда-то задвинуто, да так далеко, что стало со временем чужим и ненужным, как хлам на чердаке, забытый прежними жильцами.

Однако как хлам лежит и давит на стропила, так и это, локализованное и задвинутое, порой словно бы пережимало что-то живое и дающее возможность жить беспроблемно и радостно.

Спокойно спишь — потом не плачь

Испанец, Пушкин и Шепель сидели в ресторане и поедали телятину, шпигованную крабами, филе форели под соусом «Шампань» и запечённых сомиков, фаршированных грибочками.

— Кончать надо ш Чишом, — мрачно проговорил Шепель. — Шрочно. Не шегодня так жавтра доштавит он нам неприятноштей.

— Не печалься печалями, которые будут. Достаточно тех, которые есть, — успокоил Пушкин, смакуя во рту кусочек форели. — Сколько уж дней прошло, и где они со своими неприятностями?

Шепель постарался придать лицу максимум значительности (вышла, правда, голимая свирепость).

— Ушли в глухую оборону, но в любую минуту могут нанешти удар. Им терять нечего. Ешли идти на штурм, мы дешятки людей положим.

— А мы им нанесём удар пониже мобилы, — вдруг сказал Испанец и загадочно улыбнулся.

— О чём ты?

— Предоставим им информацию о том, где находится Мозгун. Усёк? Они сунутся освобождать его из плена, а там будет засада.

— Жашада?

— Да.

— У тебя ешть Можгун? — удивился Шепель.

— Нет, у тебя есть этот, как его…

— Колобок.

— Через твоего Колобка дадим им знать, что Мозгун находится там-то и там-то, а сами подготовим местечко. Они проведут разведку, убедятся, что охрана минимальная, человечек один, в крайнем случае — два. А когда сунутся, мы их покрошим.

— Надо, чтобы всей шоблой полезли, — сказал Пушкин.

— Не бзди с Трезором на границе, Чис на такое дело пойдёт собственной персоной, — заверил Испанец. — Желательно, чтобы это был домик в лесу, на отлёте. И дать им убрать наружную охрану. Чтобы увязли поглубже и не смогли отойти.

— Отдать им швоих бойшов? — возмутился Шепель.

— А что, у тебя нет одной-двух паршивых овец, которых отправить к дьяволу не жалко?

— Да найдётша.

— Не найдётся у тебя — у меня отыщется. Или вон у Пушкина. Ну так как?

— Правильно, — поддержал Пушкин. — Спокойно спишь? Потом не плачь. Охрана гаражей и дач.

— Ну, ш виду-то оно вшё, как будто, пушиштое и белое… — Шепель принялся задумчиво теребить остатки чубчика надо лбом. — Подштавы бы какой не шлучилошь.

А спустя несколько дней Колобок проснулся в страшной тревоге. Его словно окатило холодным мраком. Он дёрнулся и подскочил на кровати.

— Мертвешки шпишь, приятель.

Возле кровати, на стуле, сидел Шепель.

— Здрасьте. Я… Мне снился сон, — пробормотал Колобок.

— Штрашный? Вижу, что штрашный. Чего так? Шовешть нечиштая?

Колобок пожал плечами. О совести он как-то не думал. Он просто жил и на что-то надеялся. Не на что-то конкретное, а так, просто верил или хотел верить, что будет лучше, легче, веселей.

— А почему я тут? — решил пожаловаться Колобок. — Ребята каждый день куда-то… Я уже в сурка превращаюсь. Вот и сегодня…

— И для тебя дело имеетша, приятель, — перебил его Шепель. — Ты должен вштретитьша ш твоим Майклом и шообщить ему, где находитша Можгун.

— Босс? Но я не знаю, где он! Он пропал!

— А я тебе шкажу, — обозначил улыбку Шепель и протянул Колобку листок бумаги. — Вот тебе шхемка. Вот МКАД, а вот Ленинградшкое шошше. А дальше шмотри и жапоминай. Жапомнишь — отдашь мне.

Колобок принялся изучать схему. Значит, босс жив и находится в плену у Шепеля. Выходит, это Шепель его похитил. Зачем? Хотят выкуп получить? И что же, босс сидит в подвале, прикованный к батарее? Небритый, немытый, истерзанный? Вот бы освободить его! Пусть даже убьют, нет, ранят пускай, лучше — не очень сильно. И он стал бы героем. И всё стало бы, как прежде, даже лучше. Наверняка лучше.

— И как он? — не смог унять любопытства Колобок.

— Кто? — не понял Шепель.

— Ну, босс. В смысле, Мозгун.

— Тебя это шильно волнует?

— Ну-у, как… В общем… — замялся Колобок.

— Шхему жапомнил?

— А тут вот что? — ткнул пальцем Колобок.

— Жаправка.

— Понятно. Я всё запомнил.

— Чудешно, приятель. Шкажешь Майклу, что был на этой даче, на воротах штоял, и шлучайно ужнал, ражговор, мол, подшлушал, что в шокольном этаже томитша Можгун. Это для правдоподобношти. Не надо говорить, будто шам видел. Шлышал, мол, и вшё. И видел, как еду ношили. Понял? И пушкай он шообщит об этом Чишу. Мол, вштретил тебя, а ты ему проговорилша.

— Да, понял. Меня на эту дачу повезут?

— Жачем? Говоришь же, что жапомнил дорогу. Шегодня, ближе к ночи, жвякнешь Майклу и договоришша о вштрече. А пока отдыхай.

Шепель встал и ушёл. Колобок вскочил и в волнении забегал по комнате. Значит, босс жив. А если до сих пор не убили, то, возможно, и не убьют. Чис заплатит выкуп, и босса отпустят. Босса отпустят, а потом — что? Если отпустят, он потом вернёт выкуп в десятикратном размере. Где это видано, чтобы таких людей похищали? Как торгаша какого-нибудь. Нет, его не отпустят. Они побоятся его отпустить, прекрасно понимая, что это добром для них не кончится.

А для чего Шепель хочет сообщить Чису, где находится босс? Если дело в получении выкупа, то вовсе не требуется этого делать. Даже напротив, место содержания заложника всегда скрывается. Ну да, ясно. Они хотят, чтобы Чис предпринял попытку освободить босса и попал в ловушку. Они убьют Чиса, а затем босса. Убьют босса, а потом убьют его, Колобка. Зачем он им потом, с имиджем-то предателя? Вот и решай тут, как быть.

В итоге, взвесив все за и против, Колобок принял единственно верное, как ему казалось, решение. Встретившись с Майклом, он рассказал ему о полученном от Шепеля задании и поделился своими подозрениями.

— Так-так, — сказал Майкл, — значит, приготовили для нас ловушечку?

— Думаю, да.

— А босс действительно там находится?

— Вот этого я не знаю. За что купил, за то и продаю. А там он или нет, без понятия.

— Думаю, его там нет, — покачал головой Майкл.

Колобок забеспокоился.

— Но ты передай Чису, что если он хотя бы не имитирует попытку напасть на этот дом и освободить босса, то мне кранты. Они всё прочухают и поотрезают мне всё то, что Чис не поотрезал. Майкл, ты скажи Чису, что я ещё могу пригодиться. А вдруг я узнаю, где на самом деле находится босс? Пока живой, я имею потенциальную возможность оказаться полезным. Слышь, Майкл?

— Я понял, понял.

— Но ты скажи Чису, что я землю рою!

— Да скажу, скажу. Скажу, что роешь, что вся рожа в песке и глине. Успокойся.

— Издеваешься. Тебя бы в мою шкуру, — продолжал ныть Колобок. — Щас приедешь, вольёшь в себя граммов триста, и тебе захорошеет. А я даже выпить не могу.

— Не наливают?

— Сам держусь. Столько уже времени. Из последних сил, кстати. В подпитии я слишком смелый и неосторожный. Я, когда поддам… Да для меня что ты, что Шепель, что мужик из канавы.

— А вообще как там у Шепеля? Что за людишки?

— Звери все недоразвитые, — брезгливо сморщился Колобок. — В основном, уголовники и приблатнённые. Через губу разговаривают и друг дружку пасут, дятлы твердолобые. Поговорить с ними не о чём совершенно. Даже футболом не интересуются.

— Тебя-то пасут?

— Конечно. Ну, присматривают. Нас на квартире шестеро. Но меня почти никуда не берут.

— А сюда как, под контролем шёл?

— Не знаю. Вряд ли. А ты ничего не заметил? — Колобок осмотрелся по сторонам. — Меня же Шепель отправил.

— А прослушивать не могут? — продолжал расспрашивать Майкл.

— Не думаю. Они, по-моему, с техникой вообще не дружат. Чтобы радиозакладку сделать, надо знать, где мы сядем. Остронаправленный микрофон? Тоже нереально.

Колобок обвёл окружающее пространство скептическим взглядом. Они сидели в полупустом летнем кафе парка «Сокольники» и пили пиво с сушёными крабами.

А вечером состоялась шумная перестрелка по случаю покушения на Испанца. Испанца подкараулили около административного офиса его головной фирмы по отмыву денег, а именно — возле универмага «Онтарио». Первый выстрел был произведён из гранатомёта «Муха» в заднюю дверь джипа, второй выстрел, также из гранатомёта, — в правый бок. После этого защёлкали выстрелы двух АКСов.

Были убиты водитель и один из телохранителей Испанца. А сам Испанец уцелел. Он как-то очень оперативно, моментально-таки сбросив с себя привычную вальяжность, кинулся на пол и свернулся клубком, каким-то чудом уменьшившись в объёме едва ли не в два раза. Уцелел — не вполне. Одна из пуль прошила его голову навылет, пронзив обе щёки и покрошив при этом три или четыре зуба. Всего лишь три или четыре. И это — в силу некоторых благоприятных обстоятельств.

А вот если бы траектория пули была несколько иной, и плюс к тому Испанец не распахнул бы в практически беззвучном крике пасть, то он лишился бы гораздо большего количества зубов и коронок. Кроме того, ему, возможно, вырвало бы язык.

В тот же день, часом позднее, был расстрелян «Чероки» с тремя бойцами Чиса. Все трое погибли: двое скончались на месте, третий умер в больнице спустя три часа после начала перестрелки.

Подготовка операции

Морковка, вооружённый армейским биноклем, уже в течение четырнадцати часов лежал на опушке леса и наблюдал за трёхэтажным особняком, находящимся на краю строящегося коттеджного посёлка. Позавчера десять часов отлежал, и теперь — снова. Как будто больше некому.

Задача перед ним стояла вполне определённая: изучить систему охраны особняка, определить все пути подхода к нему, а также отхода. Необходимо было, кроме того, установить, сколько всего человек находится как в самом этом коттедже, так и в близлежащих строениях и домах, кто и чем занимается в то или иное время суток, какие машины и в какое время наведываются в эту часть посёлка. И, в конечном счёте, следовало узнать, где могут прятаться находящиеся в засаде (если таковая имеется) боевики противника.

Все, полученные в результате наблюдения данные, Морковка фиксировал посредством авторучки и блокнота, а также цифровой видеокамеры.

Ему уже давно хотелось и есть, и пить, а смены всё не было. Минеральная вода закончилась четыре часа тому назад, а чипсы, орешки и шоколадку он неосторожно сожрал почти что в самом начале своего сегодняшнего великого лежания в кустах. И помогал ему в этом, в уничтожении съестных припасов, Рома Ким, вскорости покинувший боевой пост по причине диареи, или попросту — поноса.

О том, что он давно обнаружен, Морковка не знал. И если бы это входило в планы противника, его давно бы взяли, потому как лишённый транспорта (на «Ниве» уехал Рома-дристун) и связи (сотовый в этом месте не брал) Морковка с его простреленной ногой был практически беззащитен.

Но он, Морковка, был везунчиком. Был везунчиком, знал об этом и почти всегда помнил. Во всяком, вспоминал достаточно часто. Даже подумывал о том, чтобы записать все случаи, когда удача приходила и обрушивалась, порой совершенно нежданная и оттого исключительно приятная. Зафиксировать всё, чтобы рассказывать, рассказывать и рассказывать. Так надо. Разговоры об удаче, успехе, о счастье вообще укрепляют, полагал Морковка, карму со страшной силой. Где-то она вот-вот, возможно, порвётся, а тут — раз, словно заплатка, чудодейственные слова, обрисовывающие очередную историю успеха.

Подобное привлекает подобное. По этой причине Морковка, сам по природе своей человек не особенно жизнерадостный и даже мрачноватый, избегал общения с людьми тухлыми и депрессивными. Пускай все окружающие желают праздника, страстно, сильно, непоколебимо. И — случится. И именно там, точнее, тут, где он и находится в данный момент перманентного ожидания жизненного успеха.

А почему он по жизни везунчик? Вопрос. Да, спас тех двух пацанят, хотя и сам был лишь на пару лет постарше. И, казалось бы, последовавшее давно уже перекрыло и нейтрализовало, ан нет, опять повезло — уже же из машины высадили, из той, в которой ребята на смерть отправились, в предпоследний свой путь.

Вот с кликухой Морковке не повезло. В детстве его, мальчишку писклявого, узкоплечего и остроносого, обзывали Буратином. Не нравилось, конечно. Однако когда вымахал под метр девяносто, в плечах раздавшись, неожиданно существенно вытянулся и заострённый нос его, приобретя при этом бурый оттенок. И родилось незаметно, а затем и прилипло обидное прозвище. Эх! А ведь и в драку бросался.

Разведданные, полученные, в том числе, и от Морковки, на следующий день в течение нескольких часов анализировали Чис, Лом и Плясун. По всему выходило, что вплотную приближаться к дому, в котором якобы содержался Мозгун, а уж тем более входить в него, просто смертельно опасно.

— Да не удастся уйти. Клянусь, Андрон! — твердил Плясун. — Те, кто ближе ста метров подойдут, не вырвутся из окружения.

— Ты предлагаешь с опушки леса пострелять в направлении их трёхэтажной халупки и драпать? — нервничал Чис.

— Но у нас четыре трупа за какие-то недели. Если и дальше так пойдёт, то с кем останемся? Ропот уже по рядам пошёл. А Испанец-то живой и почти что невредимый, разве что за щёку пока брать не может.

— Один выход, пожалуй… Да, в спину ударить, — задумчиво проговорил Лом и принялся поглаживать макушку заострённой кверху головы.

— Кому? Кто тебе её подставит? — раздражённо спросил Чис.

— Вот и надо как-то сделать, чтобы подставили. Я вижу такую картину: они окружили дом, а в это время мы атакуем их сзади. А потом уходим.

— Они окружат дом, когда ты войдёшь в него. И не только ты, но и вот он, Андрон, — резонно заметил Плясун, указывая пальцем на Чиса. — И никак не раньше.

Лицо Лома приняло загадочное выражение.

— А если внутри дома начнётся стрельба? — произнёс он.

Чис бросил на него свирепый взгляд и заиграл желваками. Затем предложил:

— Что ж, я не против, бери на себя роль камикадзе.

— А если поручить пострелять человеку, который вхож в этот дом?

— Охранникам?

— Домработнице, — снисходительно улыбнулся Лом.

— Ну-ну!

— Выясним, с кем она живёт и всё такое. Найдём подходы. Вряд ли её обыскивают. А у неё, наверно, имеются детишки или старенькие родители. Ну как?

Лицо Чиса осветила улыбка.

— А в этом что-то есть. Она, кажется, работает через день? Сегодня она работает?

— Да, сегодня. Обычно с обеда и до утра, — подтвердил Плясун.

— Отлично. Вот вдвоём и займётесь этим. Выяснить, где живёт, с кем и как. Деньги и страх — хорошие стимулы. Кстати, давно уже надо было узнать, кто она и откуда.

Немного пострелять да гранату бросить

Вчера Мозгуну сняли послеоперационные бинты, а сегодня он купил новые документы и трёхлетнюю «девятку».

— Послушай, Костик, я теперь с тобой в третий раз должна знакомиться? — в восхищении вытаращила глаза Натка. — Слушай, тебя не узнать! Кстати, тебе идут короткая стрижка и охотничья бородка. И мордольеро уже не такое опухшее. А глаза — вообще не твои. Когда у тебя будет хриплый голос и семенящая, а не утиная походка, тебя мать родная не признает. Ты походку-то репетируешь?

— Да, бывает. Только я уже не Костик, а Славик.

— А раствор пьёшь регулярно?

— До тошноты. По-моему, и так уже хриплый, как у Высоцкого.

— Ещё не совсем. Продолжай пить.

Мозгун никак не мог настроить себя с полной серьёзностью относиться к происходящим с ним переменам. А может быть, и следовало, ибо хандра-депрессия не проходила. Хотя и не было теперь прежнего упадка сил, но всё же он пребывал в том состоянии, когда возврат к прежней жизни казался невозможным.

— Со сменой имени и характер изменится, — сказала Натка. — Может, и мне поменять? А то опять брошу работу и буду дурочку валять.

— Ну и что? Возможно, лучше дурочку валять, чем за три сотни горбатиться. — Мозгун, покряхтывая, улёгся на кровать и закрыл глаза.

— Да у меня работы практически на пару часов или чуть больше. Зато на свежем воздухе. Трудно пыль смахнуть с мебелей да жратвушечку разогреть?

— Если бы я два часа пыль смахивал, то умер бы, вероятно, — со вздохом сказал Мозгун.

— Тебе к врачу надо. Как только станешь одноразовым, я имею в виду раз в неделю, то сама вызову «неотложку» и сдам тебя.

— Спасибо, ты очень добра.

— Надеялась, меня на работу отвезёшь.

Мозгун сморщился.

— Ты с ума сошла. Возьми денег и — на такси.

— Так зарплату и проезжу. Хотя если на дороге ловить…

Спустя час Натка была уже у края мостовой. Однако как только она подняла руку, тотчас из стоявшей поблизости иномарки высунулся мужчина и махнул ей рукой.

— Девушка!

Натка подбежала к машине и нагнулась к окну.

— Мне в Подмосковье надо, — сообщила она. — Сколько будет, если…

— Договоримся, — перебил её Лом, вышел из машины и открыл заднюю дверцу. — Прошу.

Когда Натка забралась в салон, Лом попросил её подвинуться и уселся рядом. Натка насторожилась, однако протестовать не стала. Сказала только:

— Ну-ну!

— Вас удивило, почему не на прежнее место, а сюда сел, к вам? — поинтересовался Лом.

— В общем, да. Клеиться, видно, собрался? А? Но я, увы, несвободна. Я всего лишь хотела добраться до места работы. Кстати, мне нужно…

— Да мы знаем, куда вам нужно, — опять не дослушал Лом. — Как знаем и то, что вы несвободны. Хотя и не замужем.

Натка побледнела. Бандиты! Они нашли его! Он сменил внешность и документы, а они, тем не менее, вышли каким-то образом на него.

— Что вам от него надо? — закричала она. — И остановите же! Никуда я с вами не поеду!

— Нам он пока не нужен. Пока, — сказал Лом, сочтя необходимым подчеркнуть это слово. — Он будет нужен в том случае, если не исполните нашу просьбу.

— Какую просьбу? Чего вы хотите? И не надо меня пугать! — Натка сунула руку в сумочку и принялась шарить в ней в поисках маникюрных ножниц.

— Дайте сюда! — Лом вырвал из её рук сумочку и бросил на переднее сиденье. — У нас к вам серьёзный разговор, Наталья Семёновна. Вы понимаете? Мы — серьёзные люди. Не менее серьёзные, чем те, у кого вы работаете. Мы вам делаем предложение — вы его принимаете. Понятно? Пятьсот долларов. В случае отказа — два трупа. Один рядом со мной и пока ещё трепыхается, а второй — вашего дружка. Это об особых условиях контракта. Теперь по существу. Вы должны расстрелять две обоймы.

— В кого?! — отшатнулась Натка.

— Неважно. В воздух. Выйдете на балкон и начнёте палить. Одну обойму, затем вторую. Потом выбросите подальше пистолет, желательно за забор, и уйдёте в свою комнату. Дальнейшие события вас не касаются.

— Но зачем?! А охрана? Они подстрелят меня!

— Постарайтесь, чтобы они не видели вас. Пока прибегут на выстрелы, вы уже отстреляетесь и спрячетесь. Да, чуть не забыл. Ещё гранату бросите.

Стрелять из пистолета! Бросать гранаты! Натка была в шоке. А может, эти парни сумасшедшие? Да нет, не похожи.

— О чём вы думаете? — усмехнулся Лом. — Я же сказал — отказ исключён.

— Я стреляла только из ружья. А гранату я бросала последний раз в школе. Она была игрушечная.

— Сейчас сделаем остановку в лесу, и я покажу, как это делается.

Остановку в лесу! Всё понятно. Изнасилуют и убьют.

Лом, отметив реакцию Натки на слова о лесе, ухмыльнулся и развернул перед её лицом веер из десяти пятидесятидолларовых купюр.

— Извольте получить.

— А изнасилование и убийство — на тот случай, если будешь неправильно себя вести, — обернулся к Натке Плясун и продемонстрировал счастливую улыбку.

— Сделаете всё как надо, получите ещё три сотни, — пообещал Лом. — И не бойтесь. Караульное помещение с другой стороны, а в доме никого, кроме вас, не будет.

— Кроме меня и узника, — поправила Натка.

— Как?! Что?! — вскричали Лом и Плясун одновременно.

— Ну как, там же живёт какой-то. Такие грамотные, а не всё, оказывается, знаете, — не без ноток превосходства в голосе заметила Натка.

— Так кто там живёт? Вы его видели? — наконец справился с волнением Лом.

— Я не видела, потому что запретили туда ходить. Да и ключа у меня от той половины цокольного этажа нет.

— А кто кормит?

— Я. То есть я готовлю не только для себя и ребят из охраны, но и для этого человека. А кто-нибудь из охранников относит еду и забирает объедки.

— А туалет? — спросил, полуобернувшись, Плясун.

— Там всё есть. Даже сауна. Только вряд ли для него её…

— Что-то о нём охранники говорили? Кто он? Что он? Почему?

Натка пожала плечами.

— Сказали, что учёный, который над открытием каким-то работает. Но я, конечно, не поверила. Учёные ведь не только над открытиями… Они, учёные, и по аллеям и паркам гуляют.

Лом и Плясун, переглянувшись друг с другом, погрузились в раздумья. Потом Лом сказал:

— Останови, я позвоню.

Возвратившись спустя несколько минут в машину, он бросил выжидающе уставившемуся на него Плясуну:

— Пока без изменений.

Подождали, усадили, увезли

Мозгун встал и подошёл к окну. Вскоре появилась Натка. Она пересекла двор, вышла на шоссе и подняла руку, чтобы остановить один из проезжающих мимо автомобилей. И тут произошло то, что крайне насторожило Мозгуна. Из стоявшего поблизости тёмно-синего «Сааба» её окликнули, а затем усадили на заднее сиденье, куда почему-то пересел и мужчина, до того находившийся на переднем сиденье, справа от водителя. И иномарка унеслась. Создавалось впечатление, что Натку поджидали, а потом увезли. Кто, куда и зачем? И почему он до сих пор не купил Натке мобильник?

Мозгун хотел снова прилечь на кровать, но затем быстро оделся и почти что выбежал на улицу. Он сел в машину и домчался до перекрёстка. А что дальше? Он дёрнулся вправо, потом развернулся и поехал в обратном направлении. Нет, по городу можно кататься не один год, но так и не встретить умчавший Натку «Сааб». Выход один — ехать к месту работы Натки. Если её похитили, то это вряд ли что-то даст, однако ничего иного в голову не приходило.

Мозгун побил все личные рекорды скорости, но увёзшего Натку «Сааба» не догнал. У проходной коттеджного посёлка «Крошки» Мозгун остановился и приблизился к вышедшему ему навстречу охраннику.

— Скажите, тёмно-синий «Сааб» старой модели уже проехал? Недавно совсем.

— Нет, на территорию не проезжал, — ответил охранник.

— Ну а здесь, у ворот, не останавливался, чтобы женщину высадить? У неё голубые джинсы и белая футболка. Она в сорок пятом доме работает.

— Нет, не было.

Мозгун сел в машину, решив немного обождать. Кто знает, может быть, они разминулись как-нибудь. По крайней мере, на пятиполосном и достаточно загруженном МКАДе это более чем возможно.

Натка появилась спустя сорок минут. Но не на машине, а пешком. Увидев Мозгуна, удивилась и как бы даже испугалась.

— Ты почему здесь? Ты же был дома.

— Хотел подвезти, но тебя уже не оказалось. Ты как добралась?

— Я поймала машину.

— А почему пешком?

— Меня высадили у поворота к посёлку.

— А почему до ворот не довезли? — продолжал расспрашивать Мозгун.

— Почему? Ну как… Ну… мне захотелось пройтись пешком? Что ты пристал-то?

— Я не пристал.

Натка явно нервничала. Нервничала и что-то не договаривала, а потом вдруг решительно бросила:

— Всё. Я опаздываю. Увидимся завтра. Иди! — И побежала к воротам. Однако перед тем как скрыться в калитке, вдруг остановилась, обернулась и крикнула: — Славка, сегодня не ходи домой, переночуй где-нибудь, а завтра я тебе позвоню на мобильник.

Мозгун застыл в совершенном недоумении. С Наткой что-то было явно не так. А говорить она не хочет. Сказала, чтобы дома не ночевал. Почему? Что происходит?

Мозгун вновь обратился к охраннику:

— Мне нужно в сорок пятый дом. Как я могу туда попасть?

— Если у вас имеется пропуск или вас встретят. На сорок пятом своя охрана, — развёл руками охранник.

— Как им позвонить? Номер телефона не подскажете?

— Не положено.

— Парень, я хорошо заплачу. Идёт? — Мозгун вынул бумажник.

— Нет-нет! — отшатнулся охранник. — Там своя компания. Шаг влево, шаг вправо… — И быстро удалился.

Мозгун посидел в автомобиле, собираясь с силами, а затем отъехал за поворот, находившийся в двух сотнях метров от ворот коттеджного посёлка. Он оставит машину и обследует забор посёлка. Как у любого завода, даже сверхсекретного, всегда имеются нелегальные проходы и лазы, так и здесь должно быть нечто подобное.

Однако, пройдя по периметру забора не менее, пожалуй, чем половину пути, он так и не обнаружил ни одной дыры в бетонном заборе. И он уже собирался повернуть обратно, как вдруг увидел, что посёлок ограждён не полностью, что забор неожиданно оборвался — дальше лишь столбы торчат.

Войдя на территорию посёлка, Мозгун осмотрелся и, обнаружив группу рабочих, роющих канаву, направился к ним, чтобы узнать, где находится нужный ему дом.

— А вон тот, угловой, под жёлтой крышей, — объяснили ему.

Сорок пятый дом, окружённый высоким деревянным забором, имел двухэтажное помещение возле ворот, в котором, по-видимому, размещалась охрана. Мозгун подошёл к калитке, вмонтированной в левую часть ворот, и нажал кнопку домофона.

— Что вы хотели? — последовал вопрос.

— Добрый день, я муж Натальи, домработницы, — солгал Мозгун. — Могу я с ней поговорить?

— Минуту.

Действительно, спустя полминуты дверь отворилась, и вышел коренастый парень в чёрном джинсовом костюме.

— Паспорт ваш, пожалуйста, — распорядился он, сдвинув брови. — Насколько мне известно, Наталья не замужем.

— Ещё не успели зарегистрировать брак, — ответил Мозгун и протянул липовое, однако очень неплохо изготовленное водительское удостоверение. — Сойдёт?

— Ожидайте, Вячеслав Петрович, — сказал парень, повертев в руках удостоверение, и скрылся за дверью.

— А права? — крикнул Мозгун, однако ответа не получил.

Вскоре появилась Натка.

— Что ты здесь делаешь? Я же просила тебя! — набросилась она на «мужа». — Завтра я тебе позвоню. А сейчас уходи, прошу тебя!

— Но ты должна объяснить, что происходит. И почему так взволнована?

— На свои права и иди. Договорились? — Натка сунула Мозгуну его водительское удостоверение. — И не заходи домой. Всё. Завтра позвоню.

И она повернулась, чтобы уйти. Мозгун попытался задержать Натку, однако женщина увернулась и юркнула в калитку. Мозгун остался в одиночестве. Вот и поговорил он с ней. Поговорить-то поговорил, однако вопросов не убавилось.

Спустя два часа, перекусив в придорожном кафе, он принял новое решение. Он дождётся темноты и заявится к Натке, прямо туда, в сорок пятый коттедж. Он должен, он просто обязан выяснить, что происходит. А в том, что что-то случилось, сомнений у него не было. Скверно, правда, что он не знает, на привязи ли собака, басовито лаявшая во время его разговора с Наткой, и оборудован ли дом системой видеонаблюдения. И сил маловато.

Исследование сыра в мышеловке

Чис, выслушав соображения Лома и Плясуна, помрачнел и погрузился в раздумья. Мнения ближайших соратников разошлись. Плясун считал, что необходимо действовать согласно прежнему плану, а Лом полагал, что следует срочно вносить коррективы в первоначальный план.

— Прикиньте! — горячился Лом. — Фиктивное нападение! Чудесно! У нас всё, по сути, на мази. А что дальше? А что потом-то? Если босс там, его перебросят в новый каземат. Как перспективка?

— Да нет его там, — упрямился Плясун.

— Но эта баба сказала же. Она, сто пудов, не врёт. И не подстава, палец даю.

— Да я вполне допускаю, что сидит в подвале человечек. Но, поверь, это не босс. Ты поставь себя на их место. Организовать ловушку и в качестве приманки использовать как раз того, кого мы и должны найти? Какой смысл рисковать?

— А разве не сало кладут в мышеловку? Муляж, скажешь? — упрямился Лом.

В спор вмешался Чис.

— Притормози, Лом, — сказал он. — Сало там или не сало, но мышеловка остаётся мышеловкой. Если войдём на участок, то ноги оттуда уже не унести. Второй момент. Без проникновения в коттедж никого оттуда не вытащим.

— Занять круговую оборону и продержаться до подхода ментов, — сказал Лом.

Плясун расхохотался.

— Это ты будешь ждать, пока менты спугнут их. А они просто уничтожат эту хибару. Они же арендовали домик. И, я уверен, на подставное лицо или ворованный паспорт.

Чис решил прервать дискуссию. Чеканя слова, он изрёк:

— Необходимо провести разведку. Даю один час на раздумья. Мы должны выяснить, кто там находится.

Спустя три часа Майкл встретился с Колобком и передал ему задание Чиса. Колобок разволновался.

— Но как я это сделаю? — взвыл он. — Как? Я же не могу без приказа. А явлюсь, то что? Меня же не пустят. Кто я такой?

— Слушай сюда. За тебя уже подумали.

Вечером, уже в сумерках, Колобок отыскал наблюдательный пункт, где в этот день дежурили Морковка и Марк.

— Вы должны показать мне… — начал Колобок.

— Мы в курсе, — перебил Морковка и указал рукой влево. — Сними с него комбез и одевайся.

Только сейчас Колобок обнаружил присутствие третьего человека, пожилого мужика в жёлто-синем комбинезоне строительного рабочего, молча сидевшего под кустами. Рот строителя был залеплен скотчем, руки заведены за спину и скованы наручниками.

Пока Колобок переодевался, Морковка говорил:

— Дом, сказали, ты знаешь, вон тот, крайний слева, под крышей цвета детской неожиданности. К нему и двинешь. А их люди — в доме напротив. Справа. Видишь? Чтобы не привлекать внимание, зайдёшь слева. Вон оттуда. Но не к воротам, а к забору, слева, и начнёшь стучать. В этом доме двое охранников. Один будет вынужден подойти, чтобы выяснить, что за дятел барабанит в забор. Этот участок, где ты в забор будешь стучать, из дома, где засада, не просматривается. А если сразу к воротам, то это привлечёт внимание. Понял? А дальше ты, сказали, знаешь.

— Д-да, — проговорил Колобок. Его знобило, то ли от страха, то ли от вечерней прохлады.

— И вон, слышь, корзиночку возьми этого грибника голозадого.

В эту минуту лишённый штанов строитель и грибник замычал и задрыгал ногами.

— Комарики его охаживают, хи-хи-хи, — развеселился Марк. — Ты, Колобок, почему ему свои джинсики не оставил? Его ж загрызут. А у тебя всё протухнет от перегрева.

— А вы затушите его, чтобы не мучился, — мрачно посоветовал Колобок, который был зол на пленника оттого, что ему пришлось напялить на себя провонявший чужим потом комбинезон. Поколебавшись, проговорил: — Пушку, мужики, не дадите? С волыной-то бы…

— А не было указаний, любезный, — улыбнулся Марк. — Сказали, у тебя там и так достаточно.

— Иди уже! — прикрикнул Морковка.

Колобок взял корзину, на четверть заполненную грибами типа лисичек, и отправился на задание. На душе было мерзко и пакостно. Что его ждёт? Куда заведёт эта кривая тропинка, на которую он только что встал.

Да, в общем, не только что, а уже давненько. Встал и идёт, стреляя и отстреливаясь. И ждёт, когда предназначенная персонально для него пуля разобьёт ему череп и вышвырнет мозги на грязный асфальт. Или продырявит сердце, чтобы его горячая кровь сильными, с каждой секундой слабеющими толчками была перекачана в дорожную пыль.

Стучать в забор долго не пришлось.

— Эй, придурок! — окликнули его гнусавым тенорком. — Ты чего беспредельничаешь?

Колобок обернулся и увидел молодого узкоплечего парня с тонкими кривыми ногами.

— Поговорить надо, — сказал Колобок, перебрасывая корзину из правой руки в левую.

— Я тебе поговорю! Я тебе в корму твою толстую так заеду, что колобком покатишься. А ну катись отсюда!

Надо же, обозвал колобком, удивился Колобок. Затем сунул правую руку в карман комбинезона и проговорил:

— У меня дело. К тебе и твоему напарнику. Пошли в вашу будку.

— Говори здесь, недоумок! — начал гневаться кривоногий.

Колобок вынул из кармана руку с зажатой в ней пластиковой коробочкой серого цвета.

— Делай, как сказал. Видишь эту штучку? Будешь капризничать, тебя порвёт на кусочки. Как только нажму чёрную кнопочку. И не привлекай внимание. Врубаешься? — И Колобок похлопал себя по животу.

— Чё тебе надо? — охранник схватился за кобуру и попятился.

Однако Колобок сделал несколько быстрых шагов и приблизился к нему.

— Не дури, и всё будет хорошо. Врубаешься? И не трожь пукалку!

— У меня нет, не получил ещё, — упавшим голосом сказал охранник.

— Тем более. И иди вперёд. А иначе оба пойдём на корм местным собачкам. Двести граммов — это много.

Парень, непрестанно оглядываясь, побрёл к воротам. Ноги его, ставшие вдруг совсем кривыми, начали цепляться друг за дружку.

— Стой! — приказал Колобок. — А у второго оружие есть?

— У него-то — да. Уже два раза чистил.

— Ладно, вперёд!

Они дошли до ворот, и охранник набрал код. Замок калитки щёлкнул.

— Я первый, — сказал Колобок и бочком миновал растерянного парня. — Давай за мной.

— Киря, ты кого это притащил? — нахмурил широченные брови напарник кривоногого, увидав Колобка.

— У него двести граммов на пузе! — прогнусавил Киря. — Влад, это отморозок какой-то!

— Чего?!

— Ничего! — отрезал Колобок и продемонстрировал пульт радиовзрывателя. — Сиди и не дёргайся. Поговорить надо.

— Но сюда нельзя посторонним! — возмущённо воскликнул охранник по имени Влад.

— Ещё не понял, что это другим нельзя? Другим, но не мне! — вдруг заорал Колобок и, отшвырнув в сторону корзинку с грибами, кулаком левой руки грохнул по столу. — Оружие!

Охранник Влад вынул из кобуры пистолет Макарова и положил его на стол. На дворе недовольно залаяла собака.

— Там это… собака лает, — сказал Влад.

— Щас ты залаешь! На диван! — последовало новое указание от террориста Колобка.

Сам он разместился за столом и, положив пульт, взял пистолет и проверил наличие патронов в обойме.

— А теперь к делу. Вам известно, что вас сегодня убьют?

— Да уж поняли, — мрачно сказал Влад. От его широких и густых бровей на глаза падала совершенно непроницаемая тень.

Колобок криво усмехнулся.

— Не я. Вас убьют другие. А если хотите знать, кто вас приговорил, так это Шепель.

— Ну-ну, мели Емеля, — разрешил Влад. — Ты когда обратно-то?

— Куда обратно? — не понял Колобок.

— Ну как, в психушку обратно. Ты ведь оттуда сбежал?

— Ладно, о психушке потом… Вам ваши боссы говорили, что состоится нападение на вашу виллу?

— От нас требуют бдительности, — сообщил Киря. — А вообще, с нами не очень-то…

— Это понятно. А что будет нападение, чтобы освободить человека, который в подвале дома, предупреждали, я спрашиваю? — Колобок выдержал паузу, ожидая ответа. — Прекрасно. А о том, что позволят войти в дом, а уж только после этого вмешаются в ход событий? То есть им разрешат убить вас двоих. Чтобы нападающие увязли поглубже. Чтобы легче их было окружить и уничтожить. Вы — приманка в мышеловке, которую мышка должна скушать перед смертью. Вы и человек в подвале.

— Но в подвале… — начал взволнованно Киря, однако Влад со злостью ударил его локтём.

— Что? — уцепился Колобок. — Что в подвале?

— Ничего. Кто ты и что тебе надо? — задал прямой вопрос Влад.

— Я хочу знать, кто у вас в подвале. Если там не тот человек, который нужен тем, кто должен будет вас убить, то нападения не будет. То есть вы останетесь в живых.

— А если тот?

— А если тот, я вас предупредил. И учтите, та группа, что сидят в доме напротив, не придёт к вам на помощь. У них, как я уже сказал, другая задача.

— А если никого нет? — торопливо выкрикнул Киря и отодвинулся от Влада.

— Никого? — прищурился Колобок. — А кому вы еду таскаете? И кончайте парить. Ё-мое. Щас же пойдём и всё проверим. Но не втроём, а только вдвоём, — сделал уточнение Колобок и повёл стволом пистолета: — Кто останется, а кто пойдёт со мной?

— Но там нет никого! Только домохозяйка. Клянусь! — вдруг прорвало Кирю. — А жратву… Да мы вид делали! Нам велели! Мы делали вид, что там кто-то живёт. Но там, клянусь, никто не живёт!

А что, похоже на правду. Такой вот безопасный способ обмана придумали. Однако необходимо убедиться, что это именно так. Убедиться лично. Иначе, в случае чего, Чис не поймёт.

Все вооружены и даже опасны

Мозгун, закончив подготовку к задуманной операции, возвратился к коттеджному посёлку и долго сидел в автомобиле, собираясь с силами. И вдруг пришла мысль, что если он сейчас всё же сумеет выбраться из машины, а затем и проникнуть на территорию коттеджа, то, возможно, ему следует подумать о возвращении к прежней жизни. Наверное, ещё не поздно. Может быть, обратиться к врачам, экстрасенсам, знахарям.

Иначе что ожидает его в недалёком будущем? Вот кончатся деньги, сначала наличные, а потом и те, что можно ещё вытащить, и придётся думать о хлебе насущном. Начинать всё сначала? Так для этого опять же необходимо желание, нужны страсть и воля. А то, что раньше можно было запустить в движение с полпинка, потребует основательного разогрева. И что он бросит в топку?

Мозгун всё же покинул салон автомобиля, вынул из багажника складную лестницу и направился к коттеджам, наметив маршрут, включающий в себя полукилометровую дугу пешего хода и полторы сотни метров передвижения по-пластунски.

Достигнув забора, ограждающего участок с коттеджем, в котором пребывала Натка, Мозгун услышал предупредительный лай крупной собаки и звон цепи. Он вынул из кармана пакет с отравленным ацетатом втора куском говядины и перебросил его через забор. Спустя секунду лай сменился урчанием, а ещё через минуту наступила тишина.

Благополучно перебравшись через забор, Мозгун перебежал к дому, прихватив с собою лестницу. Прижавшись к стене, он с минуту слушал вечерние звуки и осматривался. Выяснилось, что окна первого этажа имеют решётки, и Мозгун осторожно переместился влево, решив проникнуть в дом через пристроенную ко второму этажу веранду. Снова прислушался. Тихо. И он приставил к стене лестницу.

На веранде силы оставили его. Мозгун привалился спиной к перилам и закрыл глаза. Глубоко вдохнув, он неожиданно заметил, как свеж ветерок и ароматен воздух. Пожалуй, минут пять — десять, и он оживёт. На здоровом фоне ласкового ветерка заиграют бури разномастной энергии, и порция живительных сил и хорошего настроения достанется и ему.

В одном из окон, выходящих на веранду, загорелся свет, однако тотчас же и погас. В следующую минуту послышались звуки, которые возможно было расценить однозначно — кто-то открывал ведущую на веранду дверь. Мозгун вынул пистолет — ни на что иное он пока не был способен — и вцепился взглядом в вечерний сумрак.

Он вполне допускал, что сейчас перед ним появится Натка. С веником или шваброй в руках. Но не с оружием. Уж этого-то он представить не мог.

Натка, между тем, уже шла в его сторону, держа в вытянутой руке пистолет, и что-то шептала, похоже, молилась. Мысли калейдоскопом завертелись в голове Мозгуна. Натка обнаружила его и хочет убить? Его лично или человека, взобравшегося на веранду? Выстрелить первым?

— Подожди! — сказал Мозгун.

Натка вскрикнула и выронила оружие. Кроме пистолета, о паркетный пол сгромыхала граната типа РГД-5, покатившаяся в сторону Мозгуна. Мозгун упал на бок и закрыл голову руками. Не дождавшись взрыва, он поднялся, собрал трофеи и отправился на поиски исчезнувшей Натки.

Натка, дрожащая от страха, отыскалась в сушилке, расположенной на уровне цокольного этажа. Она сидела на корточках за гладильной доской.

— Ты?! — не поверила она своим глазам.

— Я. А ты в кого стрелять собиралась?

— Ни в кого, — ответила Натка, с трудом поднимаясь.

— Но ты шла ко мне и целилась из пистолета, — напомнил Мозгун.

— Я же не видела тебя! Я ничего не видела. Я как во сне. А как ты здесь оказался?

— Мы не договорили. Я…

— Тсс! — зашипела Натка, вслушиваясь. — Точно! Кто-то пришёл! Спрячься! Тебя не должно быть здесь!

Натка убежала, а Мозгун осмотрелся в поисках укрытия. Интересно, куда он должен спрятаться? Тоже за гладильную доску? Мозгун подошёл к открытой двери и прислушался. Сверху доносились мужские голоса. И они приближались. Мозгун прикрыл дверь.

Его, конечно, обнаружили. Мозгун увидел перед собою вооружённого «макаровым» Колобка и потерял дар речи. Откуда? Почему? Как?

— А это кто? — махнул пистолетом в его сторону Колобок. — Ты же говорил, что тут никого.

И Колобок локтём ударил в живот вывернувшегося из-за его спины худощавого кривоногого парня со скованными наручниками руками.

— А ты кто? — простонал кривоногий, зло сверкнув глазами на Мозгуна.

— Это мой муж! Что вам нужно? — вмешалась Натка, заслоняя Мозгуна собою от Колобка. — И кто вы такой? Пистолетом тут размахивать!

— Помолчи, женщина! — сказал Колобок, отстраняя наскакивающую на него Натку. — Кому я должен верить? То нет никого, то целый мужик с бородой.

— Он зашёл ко мне в гости! И что? Нельзя? — кипятится Натка.

— Да, нельзя! И вы прекрасно об этом знаете, Наталья! — выкрикнул кривоногий.

— А где тот, кому жрачку таскали? — спросил Колобок.

— Да нет никого! Я же говорю!

Мозгун остался один. Он совершенно ничего не понимал. Невесть откуда появляется одетый в форму строителя вооружённый Колобок в сопровождении стреноженного, в наручниках, парня и ищет тут кого-то, кому «жрачку таскали». Сначала Натка с пистолетом, потом Колобок с пистолетом. Что за чертовщина? И кто этот парень в наручниках?

А Колобок не узнал его! Надо же! Значит, он теперь действительно другой человек. И надолго? Или навсегда?

Делегация под предводительством (или под конвоем) Колобка, побродив по помещениям цокольного этажа, поднялась наверх, и скоро голоса стихли. Появилась Натка.

— Тебе надо уходить. Прошу тебя! — сложила она молитвенно руки.

— Объясни, что происходит! — потребовал Мозгун.

— Сама ничего не понимаю. Но тебе надо уйти. И так влетит, что я тебя якобы провела.

— Кто этот, который в наручниках?

— Это наш охранник, Кирилл. А этот с пистолетом… Нет, я не знаю. Это, видимо, бандит какой-то. Он и надел наручники на Кирю, ну, на Кирилла.

— А кого они искали?

— Это бандит искал того, который тут в подвале жил. Но сейчас его нет. Хотя ещё в обед ему еду носили. Я не знаю, куда он подевался.

— Кто тут жил? — продолжал допрашивать Мозгун.

— Я же говорю, что не знаю! Потом поговорим! А сейчас уходи! — И Натка принялась подталкивать Мозгуна к выходу.

— Мы уйдём вместе, — принял решение Мозгун.

— Нет! — отрезала Натка. — И отдай мне пистолет и гранату! — вдруг спохватилась она.

— А сорокапятку на колёсиках тебе не отдать? — усмехнулся Мозгун. — Откуда у тебя оружие? И что ты собираешься делать с этим оружием? Кто ты вообще такая? Как ты оказалась около меня? Как здесь очутился Колобок? Ты видишь, сколько у меня вопросов к тебе?

— Завтра я приду домой и всё объясню. А теперь уходи! Пойми, так надо!

Волна апатии вдруг накатила на Мозгуна, и он молча указал на стопку белья. В конце концов, чего он так упирается? Она взрослая женщина — пусть поступает, как считает нужным. А он… А ему нечего бояться. Он вооружён, он просто так не дастся.

— Идём, Славик, я тебя выведу. Только не знаю, выпустят ли тебя. Кирилл в наручниках, а командует какой-то бандит.

— Ты не беспокойся, я уйду через забор, — сказал Мозгун.

— Тебя Полкан покусает.

— Полкан уже никого не покусает, — ответил Мозгун и отправился наверх.

— А что с Полканом? — побежала следом за ним Натка.

— Усоп.

— Как?

— Крыситом объелся.

— Это ты его отравил? Злодей! Зачем? Он такой милый был! — всхипнула Натка. — И куда пошёл? Здесь выход.

— Я — через веранду. Пока.

Мозгун, не оглядываясь, поднялся на второй этаж, затем вышел на веранду и перебрался через перила. Очутившись внизу, он подхватил лестницу и направился к забору. В трёх метрах от забора он споткнулся о труп Полкана и едва не упал. Нагнувшись, Мозгун прикоснулся к телу мёртвой собаки. Ещё не вполне остыл «милый» Полкан, безвременно погибший на боевом посту. Жаль, конечно, псину. Но что ж поделаешь. Не надо было злобствовать, Полканчик. Или, по крайней мере, хватать что попало.

Мозгун положил стремянку и присел на неё. Спустя минуту он заметил, что по-прежнему треплет загривок мёртвого пса. Плохой знак. Похоже, обнаружилось некое родство между погибшим и им, Мозгуном, пока ещё живым. Полуживым, точнее. Мозгун запрокинул голову и стал смотреть на звёзды. Время приостановилось.

Отсидеться в мышеловке

Колобок не знал, что ему делать с охранниками. Задание ему было — узнать, имеется ли в доме заложник. И всё. Заложника, тем более Мозгуна, в доме нет. И он имеет законное право попрощаться с охранниками и убраться восвояси. Да, приковать их наручниками к трубе отопления, чтобы кипеж не устроили, и свалить. Но не взыщут ли с него за утрату этих наручников? Может, дешевле будет пристрелить их? Нет, стрелять, как ему объяснили, он не имеет права. Не должно быть никакого шума. Впрочем, баш на баш. Наручники оставит, а пистолет заберёт.

И Колобок отыскал в кармане ключ от наручников и бросил его Кире.

— Одну руку отстегни. Вдвоём у батареи посидите. Выполнять!

Колобок намерен был проследить за исполнением отданного приказания, как вдруг позади него, за пределами помещения охраны, загремели выстрелы. Колобок невольно метнулся к двери. И в эту секунду погас свет. Колобок обернулся назад, но никого не увидел. Никого и ничего. А руки охранников практически свободны!

— Стоять! — закричал он. — Стоять на месте!

Приказ-то он отдал, но как выполняется этот его приказ, он понять не мог. Через несколько секунд, когда глаза привыкнут к темноте, он, конечно, что-то увидит. Но это потом, когда, возможно, будет уже поздно.

И Колобок, произведя несколько выстрелов в окружающее его (угрожающее ему) пространство, бросился к двери, чтобы поскорее выскочить наружу. Но не тут-то было. Не без труда отыскав дверь, он теперь не мог нащупать дверную ручку. Её словно бы вообще не было. Колобок попытался плечом высадить дверь, но и в этом его постигла неудача, потому как — он уже это вспомнил — дверь открывалась вовнутрь. Колобок вновь принялся искать дверную ручку, и, наконец, нашёл. Он выскочил наружу, метнулся в одну сторону, потом в другую, не в состоянии принять решение, куда ему следует бежать. К калитке? А может, в противоположную сторону, за дом куда-нибудь? Или нет, лучше, конечно, — под прикрытие забора, но не вправо, а влево. Да, туда! И тут прогремел взрыв гранаты, за мгновение до которого он споткнулся и полетел вперёд, стремительно сближаясь с землёй.

Незадолго до этого внимание Мозгуна с незримых песен космических далей неожиданно переключилось на некие земные звуки, донёсшиеся с веранды. Что это? Мозгун вновь видел вооружённую пистолетом Натку. Всё на той же веранде. Да что происходит, в конце-то концов?! Она снова собралась стрелять?! Почему?! В кого?!

Загремели выстрелы. Мозгун видел лишь вспышки их, но кому предназначались вылетающие из пистолета пули, понять был не в состоянии. На всякий случай он прилёг, постаравшись как можно теснее прижаться к трупу пса.

Грохот выстрелов смолк. Мозгун поднял голову и устремил свой взор на веранду. Натка находилась на прежнем месте. Но что она делает? Судя по всему, перезаряжает оружие. Вот те на! Снова стрелять собирается?

И опять выстрелы, и опять объятия с мёртвым псом. Когда прогремело в восьмой раз, Мозгун поднялся и, прихватив лестницу, направился к дому. Натка ответит на его вопросы сегодня! Сейчас!

Натка вскрикнула. Она вдруг увидела направляющегося к ней Мозгуна и теперь не знала, что делать с зажатой в руке гранатой, из которой она уже выдернула чеку.

— Берегись, Славик! — закричала она.

Мозгун остановился и непонимающе уставился на испуганную женщину.

— У меня граната! — крикнула Натка.

— Ну бросай свою гранату, — усмехнулся Мозгун, который, посидев под звёздами, а потом полежав под пулями, почему-то не страшился теперь смерти.

— Куда? Куда бросать? — Натка отбежала вправо и швырнула гранату в направлении помещения охраны коттеджа. Лишь бы подальше от нагло насмехающегося Славика. — Ложись! — И сама упала на пол веранды.

После взрыва гранаты она должна была сразу же укрыться в подвале дома. Но что со Славиком? Она вскочила и подбежала к перилам.

— Эй! Тебя не ранило? — излишне громко проорала она, оглушённая взрывом.

— Одной-то гранатой? Бросай остальные! — ответил Мозгун, поднимаясь на ноги.

Он прошёл несколько шагов, когда услышал стон. Около входа в помещение охраны лежал человек и стонал. Приблизившись, Мозгун узнал Колобка.

— Что у тебя?

— Нога! Зацепило! Помоги!

— А поговорить? — задал вопрос Мозгун, приставляя дуло пистолета ко лбу Колобка.

— Какое «поговорить»? Щас начнётся! Надо сматываться! Помоги, братан! Хорошо, что не в кость. Я отблагодарю! — простонал Колобок. — Щас всех покрошат!

— Кто покрошит?

— И наши. И наших. А нас с тобой в первую очередь! Мы в мышеловке! Не прорваться. Надо в доме спрятаться!

— Ну пошли, — согласился Мозгун, пряча оружие. Он помог Колобку подняться, и они, под стоны раненого, направились к дому. — Что начнётся-то?

Колобок, погружённый в страдания физического свойства, ответить не успел. Ответом Мозгуну была внезапно вспыхнувшая стрельба. Стреляли, кажется, из всех видов оружия, и справа, и слева — со всех сторон гремели выстрелы. Взорвалась одна граната, а затем и вторая.

— Спрятаться! Поглубже! — заверещал Колобок, стараясь ковылять как можно быстрее.

Мозгун и Колобок не успели ещё подняться на крыльцо, как Натка открыла входную дверь.

— Ты зачем бандита сюда тащишь? Зачем? Брось! — напала она на Мозгуна.

Мозгун не послушался, и вскоре все трое оказались внизу, на уровне прачечной, сауны, гаража.

— Перевяжи! — приказал Натке Мозгун, устало опускаясь на одну из нижних ступенек. Сил у него не было уже ни на что. Даже на разговоры.

— Бандита? — округлила глаза Натка. — А может, добить его?

Она подскочила к присевшему рядом с Мозгуном Колобку и принялась бить того кулаками по голове, но тотчас и заохала, нечаянно повредив руку о жёсткий череп раненого.

— Надо было оставить одну пулю на этого… Для этого булыжника! — массируя ушибленную руку, поморщилась Натка.

Мозгун посмотрел на подругу и усмехнулся.

— У меня есть. На. Хватит на всех. — И, словно не заметив испуганного взгляда Колобка, протянул ей пистолет.

Натка взяла пистолет и принялась вертеть его в руках. Не потому, что не знала, как с ним обращаться. Совсем по другой причине.

— А почему я-то? — произнесла она наконец. — Кто тут мужик?

— Я истеку кровью и подохну! Я знаю, что я умру! — говорил Колобок, закатывая глаза, и бросал на Мозгуна умоляющие взгляды. Он и в самом деле теперь был очень бледен.

Звуки выстрелов становились всё реже, неожиданная, необъяснимая стрельба стала постепенно стихать. Мозгун вяло посматривал то на Натку, то на Колобка и уныло думал о том, что даже экстремальность положения, в котором он оказался, практически не оживила, не встряхнула его, не зарядила силой и энергией. Пора, видно, на покой, на покой любой степени, вплоть до вечного. И держит его в этой жизни всего-то лишь ниточка любопытства.

Да, хотелось почему-то узнать, что всё это значит, что означают все эти события, начиная со стрельбы Натки с веранды и заканчивая невесть откуда взявшимся Колобком и неистовой пальбой из всех видов стрелкового оружия за забором коттеджа. Забрать у Натки пистолет да допросить как её, так и Колобка о всех известных им обстоятельствах дела?

А может, напротив, надо поскорее убираться отсюда подальше, пока сюда менты не нагрянули? Наверняка о громких событиях последнего времени в милиции уже известно.

Колобок, словно подслушав мысли Мозгуна, простонал:

— Загребут. Понаедут и загребут в ментовку! Чё делать-то?

— Скажешь, мимо проходил — зацепило, — усмехнулся Мозгун.

— Как же! — проскулил Колобок, вспомнив об охранниках. Если они живы, то за прохожего сойти не получится. А люди Шепеля, Испанца и Пушкина? Им-то как он объяснит своё участие в этом кровавом деле? И он со стоном повернулся к Мозгуну. — Земляк, помоги! Пускай баба твоя спрячет меня. Домина-то огромный. Пускай ногу перевяжет и спрячет. А?

— Ага, бандитов я ещё не перевязывала! — ответила Натка и отправилась наверх, туда, где имеются окна, из которых можно выглянуть наружу и узнать, что там происходит.

Мозгун через силу поднялся, чтобы сходить в прачечную за перевязочным материалом. Возвратившись, приказал:

— Штаны снимай! — И попробовал разорвать простыню. Но у него ничего не вышло. — Что за… войнушка там… была? — полюбопытствовал, предпринимая очередную попытку справиться с неподатливой тканью.

— Бандитские разборки, — поморщился Колобок.

— Не расскажешь?

— Не грузись, мужик. Зачем тебе?

Колобок отнимает у Мозгуна простыню, вынимает из кармана комбинезона нож и делает на простыне надрез. Затем он отрывает от неё широкую ленту, протягивает её Мозгуну и садится на ступеньку, вытягивая раненую ногу.

— Ты рассказывай! — Мозгун не спешит приступать к перевязке.

— Ладно-ладно. Одна банда готовит ловушку для другой. А эта другая готовит ловушку для первой. Потом палят друг в друга. Обычное дело. Сейчас менты понаедут трупы пересчитывать.

— Как-то сложно всё, — говорит Мозгун, присаживаясь рядом с Колобком и приступая к перевязке.

— У тебя-то откуда волына? — спросил Колобок.

— Нашёл.

— Это та, которую твоей бабе дали?

— Кто дал? Зачем? — спросил Мозгун.

— Да чтобы постреляла, а наши… Точнее, наши ей дали, чтобы постреляла, а эти и сунулись. Да, такой, в общем, расчёт и был. Они сунутся, а им — в спину. Война, понимаешь, у нас.

— Из-за чего война-то?

— Шефа нашего похитили. Как — вопрос. Кто — неизвестно. А я первый кандидат в покойнички. Был первым. До стрельбы, которую ты слышал. И щас опять первый. Помоги, земеля, а? Я во дворе пистолет посеял. Не видел его?

— Нет.

Мозгун закончил перевязку, помог Колобку одеться и собрался уже присесть на ступеньку, как сверху донёсся жуткий грохот. Словно кто-то дверь пытался выломать. Мозгун остро пожалел, что расстался с оружием. По глупости. Пойти наверх и отыскать Натку? Однако не успел он и пяти ступенек одолеть, как стало понятно, что входная дверь уже выломана и в доме какие-то люди. И слышится топот тяжёлых ног. И слышны командные выкрики.

— Куда?! Куда спрятаться? — возопил Колобок.

Мозгун пожал плечами.

— Да куда тут спрячешься.

— Давай руки поднимем! Встанем к стене и руки поднимем! Подстрелят же! — Колобок, ухватившись за перила, поднялся и, воздев руки, приналёг на стену.

Мозгун думал последовать его примеру, однако ноги его были настолько слабы, что он предпочёл опуститься обратно на ступеньки лестницы. Плевать.

Вскоре Мозгун и Колобок увидели двоих в камуфляже, с автоматами наперевес. Это были Чис и Лом.

— Чис, это я! — завопил радостно Колобок. — Чис, я ранен! Чис, мне ногу зацепило! Чис, я же кровью!..

— А это кто с тобой? — Чис носком ботинка двинул Мозгуна в бок. — Встать!

Мозгун поднялся и прямо посмотрел Чису в глаза. Неужели и он не узнает? Освещение, правда, не очень.

— А это хахаль домработницы, — сообщил Колобок. — Он помог мне сюда забраться. Он мне ногу перевязал.

— Свидетель?

— Да, в общем-то, — согласился Колобок.

— Ну так пристрели его и айда, — бросил Чис и повернулся, чтобы уйти.

— Но я пустой, — промямлил Колобок. — Пистолет охранника…

Чис протянул ему свой АКС-74.

— Давай быстро. Надо уходить. Больше никого?

— Только домработница. А так я всё проверил, — сообщил Колобок, осматривая автомат.

«Только домработница». А его, Мозгуна, выходит, Колобок уже не числит в живых, его, по мнению Колобка, уже не существует. А, наплевать. Пусть убивает. Это быстро и почти не больно. А Натка? Убьют, видимо, и её. Но где же она? Мозгун устремил взгляд вверх, то ли навстречу небесам, то ли желая услышать какие-то звуки, чтобы определить, где находится Натка.

И увидел её за спинами стоящих на лестнице Лома и Чиса. Глаза вытаращены, а в руках пистолет. Она явно собралась стрелять. Кто сделает это первым? Она или Колобок, который уже дулом автомата отодвинул Мозгуна подальше от лестницы (кровью забрызгаться боится, гнида) и положил палец на спусковой крючок.

— Мужики, одна секунда! — быстро проговорил Мозгун. — Я знаю, где ваш шеф!

— Стоп! — приказал Чис.

Но было уже поздно. Уже громыхали выстрелы. Пистолетные. Натка уже начала стрелять. Мозгун быстро упал на пол. Что-то ударило его в бок. Пуля? Вроде, нет. Кажется, что-то сверху упало. В магазине находящегося у Натки пистолета всего пять патронов. И они уже отгремели. Мозгун открыл глаза (они, оказывается, были закрыты) и вскочил. На ногах только Чис. Мозгун бросился наверх, по пути отпихнув остолбеневшего Чиса и подхватив автомат, выпавший из рук не то убитого, не то раненного Лома.

А Натка всё ещё жмёт на спусковой крючок.

— Пошли! Уходим! — бросил ей Мозгун и оглянулся.

И увидел, что Колобок уже стоит на коленях, что в руках у него автомат, из которого спустя мгновение вырвутся обжигающие пульки. И они вырвались. Однако улетели в потолок и в стену левее лестницы, потому как Чис успел ударить ногой по автоматному стволу.

Мозгун и Натка выскочили на крыльцо.

— У меня там лестница! — напомнил Мозгун, махнув вправо.

Он сбежал вниз и увидел вооружённого пистолетом человека. Мозгун вскинул автомат, но вооружённый человек вскрикнул:

— Босс! Это же я, Морковка!

Морковка? Кажется, знавал он в прошлой жизни такого. Но как тот узнал его, к тому же в полумраке? Однако размышлять на данную тему некогда. Он хотел броситься к услужливо белеющей в темноте лестнице, однако в эту секунду его обожгла свежая мысль.

— Проводи! — приказал он Морковке и, увлекая за собою Натку, побежал к воротам.

— А где Чис? — хромая за ним следом, прокричал Морковка.

— Возьми всех, кто у ворот, и — в дом! — приказал Мозгун.

— Эй, сюда все! — заорал Морковка.

От тёмного фона ворот отделились две фигуры и устремились навстречу. Когда они пробегали мимо, Мозгун расслышал, как один из бегущих свистящим шёпотом прокричал:

— Это же босс!

А на крыльце уже появился Чис. Он что-то орёт и стреляет из автомата поверх голов бегущих к дому людей. Никто ничего не понимает. Чис не понимает, почему никто не пытается задержать убегающую парочку, а люди его не могут уразуметь, чего от них добивается беснующийся командир. Мозгун и Натка уже достигли леса, когда, наконец, Чис понял, что только что убежавшего с домохозяйкой за ворота человека его бойцы приняли за Мозгуна.

— Какой босс, идиоты?! Да я его в шаге от себя видел! Босс! Догнать! Он сказал, что знает, где шеф!

— Да это он и был, — растерянно заозирался Морковка. — Он велел всем в дом бежать. Вот и Марк его узнал.

— Да, мне показалось, — пробормотал Марк, не знавший, Чису ли верить, своему ли впечатлению, которое у него сформировалось от вида пробежавшего мимо человека. — Я лица, правда, не рассмотрел. Но так… по всему…

— Догнать! Взять живым! — Чис первым выбежал за ворота.

Он забыл, что беглец вооружён автоматическим оружием. Он вспомнил об этом лишь тогда, когда от леса полоснула короткая автоматная очередь.

— Ладно, отставить, — махнул рукой Чис, останавливаясь. — Через бабу найдём его.

— Если это босс, то почему он убежал? — задал вопрос Морковка, обращаясь почему-то к Чису, который утверждал как раз обратное.

Звуки позапрошлой жизни

— Так ты был паханом у этих бандитов? — после продолжительного молчания заговорила Натка. Они уже минут пять как ехали в направлении города. — А заливал про бизнес, про кредиторов и банкротство.

— Чья бы уж мычала… — скривился Мозгун, полностью, кажется, до самого дна опустошённый. Сил у него доставало лишь на то, чтобы левой рукой придерживать руль, а ступнёй правой ноги прижимать педаль акселератора.

— А меня твои бандиты заставили. Твоей жизни, кстати, угрожали.

Мозгун посмотрел на Натку. Теперь, как будто, кое-что становится ясно. А детали?

— Расскажи, — попросил Мозгун.

Потом долго молчали.

— А куда мы едем? — поинтересовалась Натка, когда машина повернула на Щёлковское шоссе.

Вопрос был столь неожиданным, что Мозгун вдруг резко притормозил, чем вызвал бурю возмущения в душе водителя двигавшегося следом «Форда», не замедлившего разразиться серией звуковых сигналов. А действительно, куда они едут? Мозгун взглянул на связку позвякивавших возле замка зажигания ключей. Да, по-видимому, его неосознанно повлекло в тот домик, в котором он не бывал уже много лет. Двухэтажный деревянный домик в садовом товариществе. Домик из его прошлой, а правильнее сказать, позапрошлой жизни.

— В позапрошлую жизнь едем, — ответил Мозгун, увеличивая скорость. — Возможно, от неё что-то ещё осталось, кроме заржавевшего ключика. А вообще, как сказал кто-то из древних, сколько ни броди по земле, нигде ты не окажешься на чужбине. Надо только к небу поднять глаза.

— Как их поднимать, если я, видимо, уже убийцей стала? — проворчала Натка, отворачиваясь. — По милости твоих дружков, кстати. Я убила их или нет? Ты не видел?

— Одного зацепила. Но, кажется, он жив остался, — попытался успокоить её Мозгун.

— Хорошо бы. Хорошо бы, сегодня остался жив, а завтра подох от пневмонии, поноса или ещё от чего. Вместе со всеми остальными твоими бандитами. — Натка опустила стекло и выбросила в окно пистолет.

— Зачем?! — Мозгун включил сигнал поворота и принялся тормозить.

— Поехали, я сказала! — заорала Натка. — Не настрелялся ещё?!

— Хорошо, поехали, — выдавил из себя Мозгун. У него ещё оставался автомат, упрятанный среди всяческого хлама в багажнике. — А ты… Я давно хотел спросить… Ты в Тюменской области не жила?

— Нет, а что?

— Да вспомнилось… Сенокос, валы искрящегося на солнце сена и белокурая кудрявая девчонка, которая… Она почему-то мешала её целовать, запихивая мне в рот пирожки с малиной. Пирог-разборник, кажется, назывался. А вот как её звали…

— Да не было у меня кудрей! — с раздражением перебила Натка.

Сохранить жизнь не представляется возможным

Чис провёл ночь на вонючем матерчатом диване съёмной квартиры. Он спал и не спал. По крайней мере, отдохнувшим он себя совершенно не ощущал.

— Какие новости? — спросил он у вошедшего в комнату Плясуна.

— Будет жить. Хотя если бы в нормальную больничку — было бы лучше. А Колобок…

— Да плевать мне на Колобка! — не стал слушать Чис. — Бабу нашли?

— Нет. Дома она не ночевала. Ищем по связям.

— Ищите. Надо найти. Он сказал, что знает, где Мозгун.

Плясун скептически усмехнулся.

— А может, блефанул? Я же поговорил с Колобком. Так вот, он сказал, что говорил этому парню, что мы ищем шефа. А тот и блефанул. Жить-то охота. Я лично так думаю, Чис.

— У него надо спросить, у него у самого. Найти и спросить!

— А Морковка говорит, что…

— Я знаю, что они говорят! — вспылил Чис. — Марк с Морковкой! А я своим глазам верю! Я видел его! Как тебя! И не надо тут мне!.. И Лом видел. И Колобок, если уж на то пошло. Кстати, отправить Колобка к Шепелю! — распорядился Чис.

— А как он объяснит ранение?

— Ну пускай уж объяснит как-нибудь. А нам свой человек там нужен. Крайне необходим. Мы их пощипали, но Шепель жив. И Пушкин. И даже Испанец. Все три башки дракона здравствуют.

— Ладно, сделаем.

Плясун вынул мобильник, чтобы позвонить Майклу и передать полученное от Чиса распоряжение.

— И пусть квартиру сменят, — сказал, кисло поморщившись, Чис. — Как уйдёт Колобок, сразу — на Полежаевскую.

Конец ознакомительного фрагмента.