О тех, кто в цирке не смеётся

Сергей Николаевич Борисенко, 2020

Каждому, кому довелось отслужить положенное по закону в армии, знакома эта расхожая фраза: "Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся." Ведь то, с чем сталкиваются ежедневно и солдаты, и офицеры воспринимать полностью серьезно невозможно. Иначе можно просто сойти с ума. Поэтому, единственное спасение – смотреть на это через призму юмора. А ведь в армии, как и в жизни, рядом идут и трагическое, и комическое. Вот, вдоволь насмеявшись за два года армейской службы, на "гражданке" смеяться уже не над чем.

. Часть первая

НАЧАЛО КОНЦА

1. ЗНАКОМСТВО

— Парни, привет! Мне дали койко-место в этом комнате. Вы не будете возражать?

— Нет, конечно, не будем!

— Тогда скажите, какая кровать не занята?

Ему указали рукой в сторону незанятой кровати.

— Вот эта свободная. Проходи!

— Спасибо!

Пришедший прошел к указанному месту, тяжело вздохнул и присел на свою кровать. Рядом у ног он поставил свой невеликий багаж, состоящий из небольшого портфеля типа «дипломат», после чего осмотрел комнату, в которую он поселился, пока, на неопределенное время.

Это была просторная комната с высоким потолком (чего тут удивляться, ведь она была ещё сталинской постройки), с огромным окном, выходящем на тихую улицу, совсем недалеко спрятанную от Красного проспекта — главного проспекта Н-ска. В открытое окно, кроме чириканья птиц, никаких посторонних звуков не доходило. А при этом парадный вход гостиницы, в которой все парни оказались, выходил именно на центральную улицу: шумную, громкую, важную, как и все главные улицы столицы, не важно — это столица страны или просто отдельно взятого региона.

Располагалась гостиница совсем рядом с учреждением, которому она принадлежало — Центральному штабу Западно — Сибирского военного округа. Здания штаба округа, политического управления и гостиницы все были построены в одном стиле, а вместе занимали целый квартал города, такие большие они были.

— Ну что, парни, познакомимся, что ли? Нам, ведь, какое-то время вместе проживать придется. Меня зовут Соломатин Андрей, прибыл из Томска, в соответствии с предписанием, для направления на воинскую службу. А вы, каким образом здесь?

— Я, Говердовский Федор, тоже из Томска. Это Юрьев Игорь, тоже наш земляк, и, наконец, Корчагин Павел, он из Кемерово прибыл. Все мы здесь с одним и тем же делом: направлены своими военкоматами согласно приказу Министра обороны, для призыва на действительную службу. Причем направлены не просто в штаб округа, а в его Политическое управление для службы политсоставом. Ты тоже в Политуправление?

— Да! Я там уже побывал, беседовал, если так можно выразиться, с зам. начальника управления кадрами, каким — то полковником. Тот, как только услышал мою фамилию, и имя тут же наорал на меня, назвал дезертиром и пригрозил отправить под военный трибунал за опоздание на службу. А какое тут опоздание? У меня, согласно предписанию, стоит только дата прибытия, а время вовсе не указано. Я, вообще, сегодня вылетел из Томска самым первым рейсом самолета и в десять минут десятого был уже у кадровика.

— Вот, потому и наорал, что мы — то здесь уже с пятницы, сегодня к нему пришли, как было нам велено, в 8-30, они в это время начинают работу, а он сделал перекличку и тебя не оказалось. Он и на нас наорал из-за тебя: «Почему, мол, Соломатина нет? Разыскать и явиться всем вместе в 11-00»! Как будто мы знаем, кто такой Соломатин, и где тебя нужно разыскивать. Так что нам уже пора идти в управление кадров, поскольку собрались все. Пошли!

Как по команде, парни поднялись со своих кроватей, на которых сидели в тоскливом ожидании и вчетвером направились туда, откуда только что пришел Соломатин.

Идти совсем недалеко: из двери гостиницы сразу же в дверь управления кадрами Политического управления округа.

Зато здесь, на месте, им пришлось уже ожидать довольно долго начальника управления, который им назначил время встречи в 11-00, но был вызван высшим начальством на совещание.

Парни ожидали уже полтора часа, а полковник всё не приходил.

В приемной у него собралась масса народу, все в военной форме. Среди них самым младшим был майор, так что четверо гражданских здесь смотрелись вообще лишними или случайными людьми.

Ещё прошло около часа, когда вернулся с совещания начальник управления кадрами.

Он прошел через приемную сильно озабоченным, громко сказал: «Приму всех по очереди» — и скрылся за дверьми своего кабинета вместе с секретарем в звании капитана.

Минут через пять капитан вышел наружу и объявил очередность приема. Естественно, четверо «гражданских» оказались в ней последними.

Парни сидели в приемной в тяжком ожидании. Мало того, что им в конце приема светило одно единственное — завершение их свободной, гражданской жизни, так они ещё пришли сюда, не пообедав, не захватив с собой даже маленькой бутылочки минералки и им предстояло здесь пробыть неопределенное время.

Часы просто остановились! Каждый, кто входил в кабинет начальника, будто бы там поселялся на постоянное проживание: совершенно не спешил выходить и никакие другие дела его больше в этой жизни не интересовали.

Так «в час по чайной ложке» двигалась эта очередь, и, когда на улице уже совсем стемнело, и вдоль проспекта зажглись фонари, наконец — то, подошла их очередь.

Всех четверых полковник принял одновременно.

— Вы все призваны нашим Политическим управлением Западно — Сибирского военного округа на срочную службу в качестве секретарей комсомольских организаций. Сейчас вы получите направление в часть в виде предписания и ордер на вещевое довольствие, по нему получите обмундирование. Мой секретарь вам всё это выдаст, а также расскажет, как добраться до наших окружных складов, где вас оденут в форму. Когда получите обмундирование, а именно завтра утром, явитесь сюда одетые по всей форме и получите у него же проездные документы до места службы.

— Товарищ полковник! Разрешите обратиться? — подал голос Говердовский.

— Да, слушаю вас!

— Товарищ полковник! Когда мы к вам заходили в кабинет, вашего секретаря уже не было на месте. Он уже ушел домой.

Полковник мельком бросил свой взгляд на висящие на стене перед ним часы.

— Да! Даже не заметил, как день пролетел! Значит так! Всё, что я говорил, переносится на завтрашнее утро. В 8-30 вы здесь, у секретаря получаете необходимые вам бумаги и едете на склады, в обед, обмундированные, у него же получаете проездные документы и отправляетесь к месту службы. А сейчас свободны!

Парни покинули кабинет начальника уставшие морально и физически от длительного неопределенного ожидания, от непривычной обстановки, от предстоящей завтра колготы, от будущей неопределенной и непривычной новой жизни на целых два года, от расставания со своими семьями, а ещё больше от голода и жажды, мучавшей их в течении этого бесконечного дня.

— Вот! У полковника день пролетел так, что он его и не заметил, а я будто целую жизнь прожил, таким длинным мне показался этот день!

— Да, Паша! Ты прав! Для меня тоже день тянулся как вечность. А теперь ещё задача: где бы чего поесть.

Военная гостиница была хотя и очень комфортабельна номерами, чистой, аккуратной, но всё как — то не «по-человечески», всё было «по — казенному», так что в ней не было ни ресторана, ни даже плохонького буфета.

— Время уже такое, что столовые все закрыты, а работают одни рестораны. Но в ресторан мы не попадём. Это центр города и здесь все места в рестораны разбираются заранее, высказал свои мысли вслух Юрьев.

— Если бы только это, — ответил ему Федор Говердовский. Я здесь частенько бывал у родственников. Так вот что я скажу! Сегодня понедельник, а по понедельникам в Н-ске рестораны выходные. Предлагаю сразу искать продовольственный магазин. Купим какой-нибудь колбасы, сыру, консервов, возьмем бутылочку и в комнате выпьем за знакомство и покушаем.

Предложение вполне резонное и аргументированное было поддержано всеми. Да и идти, далеко не пришлось. Прямо в соседнем здании находился гастроном.

В комнате гостиницы продукты разложили на столе, чинно расселись, выпили по первой и стали закусывать.

Все сидели мрачные, молчаливые… Настроение не улучшалось.

Выпили по второй.

Свои желудки едой набили, но веселье не пришло.

— Ну что, ещё нальем? — предложил Павел.

— Что — то мне больше не хочется. Если честно, то я бы сейчас, с большим удовольствием, выпил пару стаканов чая, — сказал Соломатин.

— Слушай! А у меня с собой имеется упаковка чая в пакетиках. Давай узнаем, есть ли где кипяток, — поддержал идею Федор.

— Я сейчас разведаю, — продолжил Андрей и шмыгнул в коридор.

Он быстро вернулся разочарованным: «Нет здесь кипятильника»!

— Это у них нет, а у меня имеется, — сказал Павел и извлек из своего портфеля совсем маленький кипятильник, размером и мощностью на один стакан.

— Так он совсем маленький, мы им до утра не вскипятим для всех чаю, — высказал своё сомнение Игорь.

— Всё нормально! У нас же всё — равно большой емкости для воды нет, а в стакане вода закипает через пять минут, вступился за свой кипятильник его хозяин.

И действительно, вода в стакане закипала очень быстро.

Напившись чаю, парни легли спать, но сон долго не шел им. В голове от алкоголя расслабление не наступило и все, лёжа в своих постелях, продолжали переживать прошедший день, думать о доме, об оставленных в нем близких.

2. КТО В АРМИИ ГЛАВНЫЙ

Утро наступило также неожиданно, как пришедший незаметно и неожиданно сон.

Окно их комнаты выходило примерно на юго-восток, так что первые лучи утреннего солнца отлично размещались на стенах, полу и кроватях помещения. А, в залитое во всю свою огромную площадь июльским солнцем окно, кроме разбудивших всех, его ярких лучей, врывалось переливчатое стрекотание всевозможных птиц, уютно проживающих в деревьях тихой улочки, распложенной в непосредственной близости от центра города.

— Ну что, парни, встаем, что ли? — подал свой голос самый старший из всех, Говердовский. Уже семь утра. Пока приведем себя в порядок, позавтракаем, подойдет время выхода. Покушать надо обязательно! Я больше не хочу повторять вчерашний день и провести его натощак. Здесь, если мы сами о себе не позаботимся, никто о нас не позаботится! Тем более, что надо будет куда-то ехать, кого-то искать и получать обмундирование. Я думаю, что это волокита довольно долгая.

— А что, прямо всю форму сейчас получим? — поинтересовался самый молодой, Корчагин. Здорово! Я сразу оденусь. Мне хочется походить в ней, покрасоваться!

— Ещё находишься в ней за два года, на красуешься! Поверь мне, как человеку, уже служившему два года рядовым, ничего хорошего в форме нет! Только ответственность ещё выше. Я бы её как можно дольше не одевал, но нам сказано за проездными документами явиться в форме, так что никому из нас от этого не отвертеться, все оденем одновременно.

После нехитрого моциона и завтрака вчерашним ужином выпили по стакану чая и как раз подошёл, момент выходить, чтобы не опоздать к назначенному им времени.

Ровно в 8-30 всем своим небольшим составом они уже были у дверей приёмной начальника управления кадров, где их принял секретарь.

— Молодцы, парни, сразу видна ваша ответственность и пунктуальность. Вот так и ведите себя всю свою предстоящую службу. А пока получите вещевые ордера.

При этих словах он, называя каждого из присутствующих не только по фамилии, имени и отчеству, но и по воинскому званию, вручил лично под роспись именные вещевые ордера.

Как представлял себе получение обмундирования Корчагин, тяжело придумать. По всей видимости, он это видел примерно так:

В некотором месте, типа ателье мод, юные девушки его оденут в пошитую лично для него красивую офицерскую форму с золотыми погонами, такими же аксельбантами, обуют в элегантные хромовые сапоги, подтянут новенькой хрустящей портупеей и отправят в таком виде на конкурс красоты председателем мероприятия.

А вот, когда он получил бумагу с неисчислимым количеством граф, где подробно было расписано всё то, что должен иметь офицер для нормального несения службы, и представил всё это количество одежды: верхней, нижней, повседневной, полевой, парадной, летней, зимней, демисезонной, на случай дождя, головные уборы, носки, портянки, повседневные сапоги, парадные сапоги, ботинки, туфли, валенки, бушлат, шинели разного предназначения, а также всякую мелочь типа погон на разные виды формы, кучу звездочек для погон, портупею, поясной ремень к парадной форме и далеко все это не в единичном экземпляре, у парня настроение несколько изменилось. Но всё равно ему так не хотелось разочаровываться в своей мечте, что он всё — таки спросил у секретаря:

— А что, товарищ капитан, мы всё это получать будем по отдельности?

— Конечно! В армии нянек нет, поэтому все и рядовые, и офицеры самостоятельно оборудуют свою форму. Чтобы вам было проще, подскажу. На первом этаже гостиницы вы найдете стенд, где показано, как вшивается погон, и как располагаются на погоне звездочки. Там же посмотрите, каким образом на форме носятся нагрудные значки, пригодится также.

— Какие ещё значки, товарищи капитан?!

— Как какие? Значок офицерской классности, есть у вас?

— У меня имеется, подал голос Соломатин.

— Ну вот видите? А ещё значки об окончании ВУЗа, так называемые «поплавки», наверное, у всех имеются? Так вот! В армии их ношение обязательно! Теперь всё выяснили, вопросы ещё имеются?

— Имеются.

— Представьтесь!

— Юрьев Игорь Игоревич.

— Нет! Не так представляются в армии. Обязательно воинское звание называется, понятно? Вот вы, Игорь Игоревич, в каком звании призваны на службу, старшим лейтенантом?

— Нет! Кажется, просто лейтенантом.

— Как это «кажется»? Вы что, в военном билете ни разу не интересовались, какое у вас записано звание?

— Не интересовался, да мне до этого и необходимости такой не было.

— Согласен. Вот я смотрю в ваш военный билет. Здесь написано «лейтенант». Значит, вы должны по требованию представиться так: «Лейтенант Юрьев, воинская часть такая-то!» Без всяких имен и отчеств.

— Теперь всё понятно, ещё вопросы имеются?

— Никак нет! — дружно ответили парни.

— Тогда с моей стороны последнее напутствие. Всё обмундирование вы не получайте, а то вы его не дотащите с собой. Это просто целый грузовик одежды. Получайте самое необходимое. В одном аттестате, кажется вашем, он обратился к Соломатину, я пометил примерный перечень необходимого для вас обмундирования. Всё остальное дополучите на месте, в части. Далее. Вот вам адрес с указанием маршрутов городского транспорта и название остановок, от которой вы поедете и куда вам необходимо добраться. И последнее. Я вас всех жду у себя уже обмундированными в 15-00. К этому времени будут оформлены для вас проездные документы к месту службы.

Парни попрощались со словоохотливым капитаном, и пошли к нужной остановке.

Добираться до указанного места им пришлось долго, хотя и несложно. Ехать пришлось более часа, но всего одним автобусом от штаба округа до самих центральных складов. Наверное, этот маршрут был заранее продуман военными и согласован с властями города, чтобы призывники не блуждали по огромным площадям полуторамиллионного города.

Центральные военные склады.

Казалось бы, должен был быть секретный объект, но, сойдя с автобуса, парни спросили у первого встречного: «Как им пройти к складам»? И тот совершенно спокойно указал направление, рассказал, что там, на проходной, стоит пост охраны, но пропускают всех подряд, не спрашивая ни документов, ни причины посещения, более того, все гражданские, проживающие «на той стороне складов» ежедневно ходят через проходную на остановку автобуса и обратно. Зато на пропускнике вы можете точно узнать, к какому складу вам нужно и как туда пройти.

— Да! Военный объект! — возмутился Федор, как уже служивший. Всё как в старом анекдоте, когда шпиона забросили к нам в страну в один из городов и сказали, что найдешь ж/д вокзал, а от него просто по прямой, никуда не сворачивая выйдешь к секретному заводу. Там будешь решать поставленную задачу. Он прибыл в назначенный город, но никак не мог в нем сориентироваться, плутает по городу, но не может найти вокзал. Спрашивает у прохожего: «Будьте любезны. Подскажите, как мне вокзал найти»?

— Очень просто, — отвечает прохожий. Вот ты сейчас стоишь у проходной секретного завода, так что пойдешь прямо, никуда не сворачивая, и придешь на вокзал.

Все посмеялись и под несколько улучшившееся настроение подошли к проходной. Там охранявшему вход солдату показали свои документы, а он, в свою очередь, указал в какую сторону всем идти и номер строения, в котором располагается нужный склад.

— Вот только прапорщик, начальник склада, сегодня ещё не приходил.

— А откуда ты знаешь, ты что, всех офицеров и прапорщиков знаешь?

— Ну как вам сказать? Не только офицеров и прапорщиков. Я знаю, на лицо, конечно, всех солдат, которые здесь служат, а также всех гражданских, которые через мою проходную ходят на работу и обратно. Но дело даже не в этом, а в том, что ключи от склада хранятся в нашей проходной, а они висят с утра не тронутые. Но вам лучше его ожидать у склада.

Парни прошли в указанном им направлении, легко нашли строение склада, удостоверились в том, что он под замком и, расположившись в тени старых тополей так, чтобы вход в склад постоянно находился перед глазами, стали ожидать кладовщика.

Кладовщик не приходил.

Время тянулось очень медленно, но неумолимо приближалось к назначенному им для получения проездных документов.

— Сколько времени мы сюда ехали? — обратился ко всем Говердовский.

— Я посмотрел на часы, когда мы подошли к проходной, сказал Игорь. С момента отъезда из штаба прошло час двадцать минут.

— Значит, примерно через час, нам надо выезжать обратно! Где же этот прапорщик, черти его забрали, что ли?!

— Ну так, наверное, и забрали, раз его нет на месте!

— Ха-ха-ха, раздался общий одобрительный смех.

Но секундное веселье тут же сменилась такой привычной всем тоской.

Покурив ещё пару раз, парни пошли в обратном направлении.

На проходной они на всякий случай спросили у дежурного: есть ли у него городской телефон и получили положительный ответ. И ещё поинтересовались: «Имеется ли у него телефон кладовщика»?

— Он не кладовщик, а начальник склада. Его телефон у меня имеется, но вам, как посторонним, я не имею права его давать.

Совершенно так же, без каких — либо проблем, они доехали до штаба и в назначенное им время были уже на месте.

Добродушный и словоохотливый утром капитан встретил их неласково:

— Это как понимать? Я вам приказал явиться одетыми по форме, а вы вновь явились «по — гражданке»! Вы что, не обучены исполнять беспрекословно приказы командиров и начальников? Я ведь вас могу вместо того, чтобы отправить к месту службы, отправить на офицерскую гауптвахту!

— Товарищ капитан! Разрешите обратиться?

— Слушаю вас!

— Вы бы, вместо того, чтобы нас воспитывать, воспитали бы своего кладовщика, извиняюсь, начальника склада, чтобы он иногда приходил на работу. Мы под дверью просидели всё это время, а он так и не пришел. Больше того! Он сегодня, вообще, не приходил на работу. Эта информация от дежурного на проходной, где хранятся ключи от склада.

Капитан взял телефонную трубку и набрал известный ему номер. Из трубки были слышны длинные гудки зуммера. С той стороны трубку никто не снял.

Капитан набрал другой номер. Судя по разговору, он позвонил на проходную. Спросил:

— Начальник вещевого склада сегодня на службу приходил?

— Так, всё понятно! Если он всё — таки подойдет, то пусть прямо от вас позвонит в приемную начальника управления кадров Политуправления.

— Так, парни, теперь к вам. Получаете проездные документы и возвращаетесь на склады. Я его буду сам разыскивать и пришлю на рабочее место. А вы должны помнить, что в 21-00 вы отбываете поездом Н-ск — Симферополь на службу. В Тюмени у вас пересадка до Сургута. Проездные документы выписаны до места, а в Тюмени необходимо через воинскую кассу получить места. Ясно? И последнее. На всякий случай вам список номеров телефонов, если что, звоните хоть командующему округа (ха-ха).

Выйдя на улицу, решили всё же найти какой-нибудь общепит, поскольку после не самого сытного завтрака больше ничего не пришлось покушать.

Нашли искомый объект довольно быстро, по запаху. Он расположился именно на той тихой улочке, на которую выходило окно их комнаты, в соседнем с гостиницей здании.

У сытых настроение улучшилось, и все трудности последних дней отошли на задний план.

— Ну что, едем на склады?

— Едем!

За время их отсутствия на складе ничего не изменилось. Вот только время катастрофически приблизилось к окончанию рабочего дня.

— И что теперь будем делать? — спросил Павел.

— А что делать остается нам, когда до конца рабочего дня осталось полчаса? Надо звонить и просить помощи! — вновь на себя принял решение самый старший, Федор. Пошли на проходную!

На проходной дежурный без всяких препятствий разрешил парням позвонить в штаб.

— Ну что, кому будем звонить? — спросил Игорь.

— Я думаю, что надо звонить самому главному начальнику. Сверху вниз команды идут моментально, а вот снизу — вверх может и не дойти. Личный опыт, — высказал свое предложение Соломатин.

— Верно! — согласились с ним все.

— Ну, так, может быть, ты и позвонишь?

— А почему бы не позвонить? Лично мне не страшно. Это он кадровый военный и генерал-полковник, а я — то, кто? Я, фактически ещё гражданский человек. Пусть будет страшно тем, кто попадет под его каток, вот начальнику склада, например.

Андрей взял телефонную трубку и набрал номер телефона командующего военного округа, генерал-полковника Костомарова Николая Николаевича.

Почти тут же в трубке раздался крутой мужской голос:

— Костомаров слушает!

— Товарищ генерал — полковник! К вам обращается за помощью от имени четверых призванных на действительную военную службу офицеров запаса. Все мы будущие политработники. У нас на руках уже проездные документы к месту службы, а получить обмундирование мы за весь день так и не смогли, несмотря на то, что весь день провели под дверьми склада. Начальник вещевого склада так и не явился на работу за весь день. Теперь до конца рабочего дня осталось полчаса, и мы рискуем не получить обмундирование.

— Сколько, говорите, вас, четверо, все политработники?

— Так точно!

— Во сколько, по предписанию, вы отбываете?

— В 21-00, поездом.

— Всё понятно! Вам никуда не уезжать, находиться на месте. Вас сейчас оденут.

На дворе уже вечерело и под густыми кронами разросшихся тополей стало даже сумрачно.

— И что? Нас, в самом деле, сейчас какой-нибудь добрый дяденька приедет и оденет? — усомнился Корчагин. А что будет, если мы не оденемся? Мы не сможем отбыть к месту, и пропадут билеты и с нас высчитают их стоимость?

— Ну, скажем, не билеты, а проездные документы. А высчитать с нас вряд ли получится. Мы есть кто? Мы призывники, хоть и офицеры. Нас должны к месту службы доставить за счет государства, ну или за счет Армии, что, в принципе, одно и то же. И, потом, мы со своей стороны поступили верно: в обед доложили в приемную начальника кадровой службы Политуправления. Меры приняли? — меры не приняли. Мы доложили командующему округа. Меры приняты? — меры не при…

Его рассуждения прервал дикий крик спрыгнувшего с военного УАЗика капитана.

— Это вы? Вы звонили командующему?

— Да!

— Вы что, совсем ох…ли? Совсем страха нет?

— Нет, страха нет.

— Да я вас… Вы знаете, что я с вами сейчас сделаю?

— Мы думали, что оденете.

— Вы что, шутить вздумали?

— Никак нет. Мы не шутим. Мы весь день прождали кладовщика с вещевого склада, а он так и не изволил появиться. А у нас на руках проездные документы, в 21-00 поезд отходит.

— Так вы думаете, что я вас одевать буду? Я вам не начальник склада и доступа к хранящимся вещам я не имею. Открыть может только хозяин склада, а я начальник группы материального обеспечения. Так что вы зря меня дернули из дома.

— Извините, но вас дергали не мы.

…!

Капитан ничего сказать не успел, как из такого же УАЗика выскочил распаленный до состояния зрелого помидора майор.

С таким же напором, с каким капитан «наезжал» на парней, майор «наехал» на капитана.

— Я что, из-за таких балбесов, как ты, должен подставляться под командующего? Я спрашиваю тебя: «Где твой грёбанный подчиненный, где начальник склада?! Почему эти долбанные призывники до сих пор не одеты? Что молчишь, я, кажется, к тебе обращаюсь!?

— Прапорщика на месте нет, склад закрыт.

— А почему его нет на месте, и где он был весь день, почему днём не обмундировал?

— Товарищ майор! Вашего кладовщика не было на работе весь день, поэтому он нас и не одел, — вставил фразу кто-то из парней.

— Это так? — обратился майор к капитану.

Тот лишь неопределенно пожал плечами.

— Так вот! Я даю тебе команду: вскрыть склад и выдать призывникам обмундирование согласно имеющимся вещевым аттестатам!

— Но я не имею права вскрывать склад!

— А подставлять своего начальника имеешь право?! Немедленно исполнять!

Но команда немедленно не исполнилась. Поскольку к складу подъехала черная «Волга» с армейским номером и из неё «выпал» разъяренный полковник.

— Что, с-ки, бездельники, досачковались! Все теперь спать перестанете, будете пахать, как проклятые, у меня и днём и ночью! В чем, я вас спрашиваю, дело, почему эти четверо до сих пор не одеты? Вам мало, что довели людей, которых Министр обороны призвал на срочную службу, до того, что они вынуждены самому командующему округа на вас жаловаться.

— Товарищ полковник, стоя «навытяжку», обратился майор, я дал уже команду вскрыть склад и выдать необходимое обмундирование.

— Тебе проще закон нарушить и вскрыть склад, чем своего прапорщика к ногтю прижать. Как вы контролируете своих подчиненных, где, я вас ещё раз спрашиваю, весь день пропадал ваш подчиненный? Доставить его немедленно хоть мертвого из-под земли и пусть выполняет свои обязанности, за которые он получает деньги и не малые деньги, надо сказать!

В конечном итоге эта волна, поднятая звонком командующему, докатилась и до главного героя дня — прапорщика.

Он появился просто ниоткуда, материализовался из воздуха!

С деловым видом, как будто всё происходящее его совершенно не касалось, он вскрыл свой склад и пригласил первого призывника для получения предписанного обмундирования. В это время на складе погас свет. К этому времени под деревьями сумерки сгустились, так что на складе видимость свелась к «нулевой».

Начальник склада, спокойно и без какого — либо страха вышел на улицу и замкнул за собой дверь. Никому, ничего не докладывая, он спокойно направился в сторону проходной.

Его окликнул полковник.

— Товарищ прапорщик! Вы куда направились, почему склад закрыли?

— Ну, так света нет на складе, темно, работать нельзя. Пусть завтра приходят, я их всех обслужу.

— Отставить! Да ты совсем страх потерял! Ты что же делаешь? Весь день отсутствовал на рабочем месте и теперь всё бросил и пошел спакойненько домой! Немедленно вернитесь на рабочее место и выполняйте, что вам поручено! Никаких претензий я не принимаю, а за прогул завтра утром ко мне на ковер с письменным рапортом отчитываться!

— Товарищ полковник! Темно, ничего не видно!

— Значит так! Все машины установить так, чтобы свет фар попадал внутрь помещения, товарищ майор, принесите из своей и моей машины сигнальные фонари, а ты, прапорщик, у себя на складе включай резервное освещение, и, если скажешь, что оно не работает, то завтра же распрощаешься со своим тепленьким местом.

Начальник склада, молча, нахмуренный вернулся на рабочее место и продолжил выдачу.

Полковник подозвал к себе майора и распорядился:

— Дождаться пока последнего офицера кладовщик закончит одевать, после этого, поскольку времени уже у парней в обрез, посадить всех на свою машину и доставить к поезду.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться? — вновь на себя взял смелость Говердовкий, у нас ещё личные вещи в гостинице, да там и рассчитаться ещё надо.

— Значит, майор, повезешь их по указанному маршруту: гостиница — вокзал и доставишь прямо на платформу, поскольку вещей будет очень много.

— Товарищ полковник. Вещей действительно очень много, я их всех у себя не помещу.

Полковник немного задумался, а потом говорит:

— У тебя вон начальник службы с персональной машиной под задницей, его привлеки, и, немного подумав, добавил, в таком случае я тоже остаюсь, и вместе их доставляем. Тем более, мне надо будет ещё доложиться генерал-полковнику о выполнении.

Прапорщик работал молча и быстро. Он прекрасно ориентировался в хозяйстве своего склада и по предназначению обмундирования и по её размерам. Если бы он днём был на месте, то вся процедура заняла бы не более часа.

Он посмотрел помеченный галочками аттестат Соломатина и сказал:

— Верно, вам пометил капитан, всё самое необходимое, остальное получите на месте. Вот только, чтобы всё это уволочь, я вам ещё выдам плащ-накидку. Будем всё складывать на неё.

Он принес плащ — накидку, расстелил её на полу. Она по площади оказалась, как простыня с двуспальной кровати. Навалив на неё огромную кучу одежды и обуви, он противоположными углами накидки связал всё в тугой узел и пригласил следующего.

Уже в полной темноте офицеры штаба усадили призывников по машинам и в таком составе проехали вначале в гостиницу, затем на вокзал. Времени было в обрез, поэтому «провожаемых» подвезли не просто на платформу, а к самой двери вагона, помогли загрузиться на места и на прощание пожелали счастливого пути, легкой службы и напомнили, что им на месте представляться уже необходимо в форме, поэтому, прежде чем начнёте пьянствовать в дороге, оборудуйте свою форму.

Заявление, что пьянствовать никто не собирается, принято не было, и, даже аргумент, что у них совершенно не было времени, чтобы где-то затовариться алкоголем был воспринят с легкой, всё понимающей ухмылкой.

3. В ПУТЬ

Поезд тронулся, и парни поехали к новой, неизведанной ещё ими жизни.

— Нет! Вот ведь какие, всех по себе судят! Они в дороге без водки не могут, значит, и все не могут! — продолжал возмущаться Игорь. Вот я всегда любой пьянке предпочитал общение с девушками: и приятно и голова по утрам не болит.

— Ну да! После ночного общения с девушкой скорее что-то другое болит.

Все дружно рассмеялись.

— Вам бы только повод позубоскалить, пошляки!

— Смех — смехом, но от него сытым не будешь. Пойду, у проводницы узнаю, где можно перекусить, — сказал Соломатин.

Вернулся он быстро.

— Проводница говорит, что ресторан сегодня не откроется, буфета в поезде нет. У неё можно приобрести печенье, галеты, вафли, короче добавку к чаю. Но имеется и более существенное в продаже: рыбные консервы, тушёнка, к ним можно взять и хлеба…

— Ну так давай возьмём на всех.

— Одно «но». Всё это можно у неё купить только к водке или вину, а алкоголь она продает по ресторанным ценам.

— А, ладно! Берем! Берем одну бутылку водки, от ста граммов никто не опьянеет, купим хлеба, по одной на двоих банки рыбных консервов и столько же тушёнки, и к чаю тоже по упаковке печенья на двоих, — как всегда высказал свое аргументированное мнение Говердовский. Добавлять не будем! Нам ещё форму себе оборудовать.

Все оказались согласны.

От Н-ска до Тюмени поездом ехать примерно 12 часов, но пассажиры сели в поезд уже довольно поздно вечером, а вскоре проводник перевела режим освещение вагона на «ночной». То есть, при таком освещении видишь только контуры предметов, а не сами предметы и пришивать погоны к форме стало невозможным. Только и успели, что разобраться, как устанавливаются на погонах звездочки, и каким образом пришивать погоны.

Всё пришлось откладывать на утро. Но утро в поезде тоже оказалось коротким. Между девятью и десятью часами утра привычного для парней времени (а местного было на два часа меньше) они сошли с поезда.

Изучив расписание движения поездов, они нашли два, которые связывали Сургут с «большой землей»: скорый Москва — Сургут и пассажирский Свердловск — Ноябрьское. Оба поезда ходили ежедневно. Пассажирский проходил примерно в середине дня, скорый ранним вечером.

Парни решили, что проблем с билетами вообще никаких не будет. Кому это надо ехать на Север? А все, в огромном количестве собравшиеся пассажиры — это те, кто едет на Юг, на Запад, на Восток. Ведь Тюмень через себя пропускает всех пассажиров, движущихся по Транссибирской магистрали. Так что, прежде, чем идти компостировать себе билеты они дружно сходили в ресторан пообедать. Это был фактически первый нормальный обед за три последних дня. И это оказался их правильным ходом, поскольку они и предположить не могли, что весь, собравшийся на вокзале народ, включая всех военных, не кто иной, как их конкуренты на места в сторону Севера.

После сытного и плотного обеда призывники прошли через кассовый зал и поняли, что бесконечные очереди, стоящие за билетами просто именно «стоят», а не двигаются, и все желают попасть на один из двух «северных» поездов. А ведь поезда были «проходящими», поэтому мест в них было мизерное количество.

Всё то же самое они обнаружили и в воинской кассе. Здесь стояли в основном те, кто возвращался из командировок или отпуска, а таких, как они, вновь призванные, таких больше не оказалось.

Хорошо это или плохо, поможет это им каким — то образом или напротив, помешает? — они не знали. Но то, что в кассе им не достояться до билетов в ближайшие дни, это они поняли сразу.

— А ведь на вокзале должен быть военный комиссар, ну или кто-то в подобной должности. Пойдем его поищем, и обратимся к нему за помощью, — родилась мысль у Соломатина.

Комиссаром оказался пожилой майор. Он, наверное, по возрасту и сроку службы был уже пенсионером, но продолжал службу.

Выслушав внимательно парней и проверив их документы, он проникся к ним сочувствием.

— Да, парни! Если вы вовремя не явитесь, а вам, согласно предписания, надлежит завтра прибыть в штаб, то вы свою службу начнете со взыскания. А вот каким оно будет: гауптвахта или трибунал — это всё будет зависеть от срока вашего опоздания. Делать нечего, надо вам помогать. Пока ничего конкретного не обещаю, но у меня имеется мой личный резерв: бронь на места для срочных пассажиров. Так что, если никакой «великий» начальник не сподобится появиться у меня, то на вечернем поезде я вас отправлю в Сургут. Подходите ко мне за тридцать минут до отхода поезда.

Ну, хотя бы однажды, парням должно было повезти? Так вот им повезло с обращением к военному коменданту. Он не просто посочувствовал парням, а ещё и сумел их отправить обещанным поездом.

Но такого поезда им ни разу в жизни видеть не случалось.

Несмотря на то, что их вагон был плацкартным, и каждый имел персональное место, это была чистой воды профанация.

Пассажиров набилось не меньше, чем набивается в общий вагон, некоторые даже стояли. Причем никого не интересовало, каким образом ты попал в поезд, законным, по билетам, со спальным местом, либо купил какой-нибудь «дополнительный» билет в кассе, а может быть приобрёл право проезда, дав «на лапу» проводникам. Все располагались простым принципом: детей укладывали на возможные места, а эти места свободно «отжимались» мамашами у законных пассажиров, а последним, в лучшем случае, предоставлялось право сидеть на своей полке, теперь занятой ребенком. Мужики даже не смели возражать, а собирались в тамбурах и там всю дорогу курили и пили пиво. Но, самое главное, что все ехали туда, куда им было нужно.

Вот в таком бедламе к закату дня добрались до Тобольска, а впереди была ещё долгая дорога, длиною на всю ночь.

Рано утром поезд благополучно прибыл на конечную станцию — город Сургут.

Уставшие от нелегкой дороги, пассажиры покидали вагоны, и на перроне стоял дикий гвалт и крик. Причем взрослые в этом умении легко обставляли детей.

Все, как и полагается, стремились на транспорт.

Приехавшие на службу в незнакомый город, парни затравлено озирались по сторонам: вот поезд, вот перрон, вот старенький, невзрачный, деревянный вокзал, рядом, за забором виднелось строящееся большое здание нового вокзала, вот, даже автобусы для доставки пассажиров… А город — то где?

Как — то более привычно, что железнодорожный вокзал всегда находится в самом городе. Это аэропорт всегда выносят подальше, чтобы они не мешали друг другу. А железная дорога, которая проходила где-то далеко от города — это нонсенс.

Автобусы отходили от привокзальной площади набитые до того, что двери у них не закрывались, и с площадки, буквально свисало по три — четыре человека. На «большой земле» такого бы не допустил ни один водитель, а здесь всё оказалось в порядке вещей.

— Смотрите, они и в автобусе также ездят, как в поезде. Тут, чтобы куда — то уехать, надо иметь большую сноровку и «морду тяпкой» — озвучил, наконец, Игорь Юрьев свои впечатления. Вот только мы со своей поклажей в такой автобус не влезем. Что будем делать?

— А вот что! — вновь проявил жизненный опыт Федор. Мы сейчас вначале найдем справочное и там узнаем, каким образом мы отсюда можем добраться до штаба бригады, в которую нас направили. За это время основная часть пассажиров, всё же разъедется, и мы сможем в автобусе уехать.

Они так и поступили.

Получив исчерпывающую информацию, парни прямым маршрутом доехали до места.

4. КАЖЕТСЯ, ДОБРАЛИСЬ

Время приближалось к обеденному, когда они все вошли в помещение политотдела штаба бригады. Штаб располагался на первых двух этажах большого восьмиэтажного здания. Выше, на остальных шести, размещался воинский батальон.

В политотделе новобранцев приняли совсем неласково.

Посмотрев предъявленные ими документы, их ошарашили первым вопросом:

— Вы, почему опоздали на службу?

— Никак нет! Мы не опоздали. Нам, предписано сегодня явиться, мы сегодня и явились.

— Это кто здесь такой разговорчивый?

— Старший лейтенант Соломатин, — ответил Андрей, как учил капитан из приемной управления кадров.

— Так вы считаете, что, если бы вы явились к 18-00, тоже не опоздали?

— Я считаю, что если бы нам было указано время прибытия, то такие претензии были бы вполне уместны. А так нам указана только дата и мы это исполнили. Причем с огромными трудностями.

— А вы не думали, что мы вас ожидали ещё вчера? Нам сообщили, что вы отбыли из штаба округа позавчера, а тут езды всего-то…

— Езды, чисто в пути, больше суток, товарищ майор! А ещё пересадка в Тюмени, где нам очень помог военный комендант вокзала. А так там можно было «заторчать», наверное, неделю!

— Это нам известно! А вот почему вы добирались сюда поездом, а не самолётом?

— Нам проездные документы выписали на поезд. Как же мы могли лететь самолётом?

— Нам всем всегда выписывают на поезд, но мы их меняем на самолёт. Тут цена проезда на поезде и пролёта на самолете совершенно одинаковая: на самолете стоит 25рублей 50 копеек, а на поезде в плацкарте 24 рубля 70 копеек.

— Но нам такого никто не посоветовал, а сами мы этого не знали.

— Так, далее. Почему вы явились на представление в политотдел штаба бригады в гражданской одежде? Вы обязаны были явиться одетыми по форме!

Вновь вступил в разговор самый опытный.

— Товарищ майор! Нам выдали обмундирование в 19-00, а в 21 — 00 отходил наш поезд. Времени, оборудовать форму, просто физически не было. В поезде освещение почти сразу отключили, и оставалось лишь небольшое свободное время на вокзале в Тюмени. Но там такое столпотворение людей, что присесть негде, ни то, чтобы погоны пришивать.

— Я вас всех понял. Отговариваться вы научились. Посмотрим, как будете нести службу.

А теперь слушай распределение!

И он озвучил номера частей, в которых предстояло проходить службу вновь «прибывшим».

Корчагин попал именно в тот батальон, который квартировал вместе со штабом в одном здании.

Юрьеву предстояло ещё путешествие в Ноябрьск. Его должны были забрать завтра утром.

Говердовский попал в батальон, расположенный в пяти километрах от Сургута, в посёлке Солнечном.

Соломатина направили несколько дальше. Его батальон расположен в пятнадцати километрах от города в поселке «Мостоотряд».

Выдавая последнему направление, майор, который в настоящий момент замещал начальника политотдела, находящегося в отпуске, с ухмылкой сказал:

— Тебе повезло меньше всего. У тебя командир… Он замялся. Как бы так выразиться правильно? — своеобразный! Вот, точно, своеобразный! Тебя прямо сейчас с собой захватит замполит части, капитан Овчинников. Он тоже вместо командира, который в отпуске. Сиди, жди.

Дверь в кабинет открылась, и в неё вошел довольно высокий, грузный и уже пожилой человек, чей возраст Андрей оценил где-то на 45-48 лет (как впоследствии выяснилось, он ошибся в своей оценке ни много — ни мало, а почти на пятнадцать лет). Но этот пожилой военный был всего лишь капитаном.

«Вошедший» приветливо со всеми поздоровался, постоянно приглядываясь на сидевшего поодаль Соломатина.

— Этот, что ли, мой комсомолец? — спросил он, кивнув головой в сторону Андрея.

— Он! — ответил один из присутствующих.

— Значит всё, задерживаться у вас не буду, некогда, в часть надо. Ну, и как тебя величают? — обратился он уже к «ожидающему».

Соломатин поднялся со стула и представился, как его учили:

— Старший лейтенант Соломатин, прибыл для прохождения дальнейшей службы.

— Ну что же, молодец! Как заправский военный отвечаешь. Только ты пока ещё в гражданской одежде, поэтому я хотел услышать фамилию, имя, отчество и возраст.

— Соломатин Андрей Николаевич, 1954 года рождения.

— Нормально! Это тебя в двадцать восемь лет призвали на службу?

— Ещё нет двадцати восьми, в августе исполнится.

— А до этого служил в армии?

— Никак нет, товарищ капитан.

— Никакого представления об Армии и службе не имеешь?

— Только поверхностные. Обучался на военной кафедре ВУЗа, проходил тридцатидневные сборы, помимо этого последние полгода два раза в месяц отправляли на однодневные сборы в соседнюю дивизию.

— Дивизия какая?

— Танковая.

— Ну, пошли. У нас ещё будет время поговорить. Нам добираться 15 километров. Я понимаю, что вот этот баул — это твои вещи? Забирай его и иди за мной. За территорией на стоянке стоит мой УАЗик.

В УАЗике разговор продолжился.

— А почему в форму не одет? Ведь требование Устава таково, что представляться по случаю прибытия к новому месту службу положено по всей форме, более того, в парадной форме.

— Товарищ капитан…

— Так, Андрей! Во-первых, ты ещё не в форме, будешь одет в форму, будешь, обращаться по Уставу. Во-вторых, я старше тебя всего на семь лет, — от этой информации Андрею стало не по себе: «Вот, что армейская служба с людьми делает! Старит на 10-15 лет! — так что, пока, обращайся ко мне «Юрий Васильевич».

— Хорошо! В Н-ске, на окружных складах нас подвел начальник вещевого склада. Только — только успел выдать обмундирование, чуть на поезд из-за него не опоздали. Могли вообще не получить и тогда…

— Постой — постой! Так это про вас россказни идут по округу, что вы звонили командующему, чтобы получить обмундирование?

— Ну да, мы звонили. Но как могла информация так быстро дойти сюда раньше нас?

— Так вас же здесь ждали и интересовались, когда же вы здесь объявитесь.

А кто из вас разговаривал с командующим?

— Я разговаривал по телефону.

— Да ты молодец. Смелый парень. Ты мне уже нравишься.

— Ну что вы, товарищ кап… Юрий Васильевич. Просто мы в это время были ещё не военными. Правда уже и не «гражданскими», но нам — то его чего опасаться? Да и капитан в приемной начальника управления кадров Политуправления нам сказал: «Если будет загвоздка, то звоните по любому телефону, вплоть до командующего». Вот мы и решили, что сверху вниз команда пройдет моментально, а начнешь искать, кому позвонить по должности, тот пошлет куда подальше. Нужны мы ему больно, чтобы ради нас из дома уходить. Время — то уже было вечернее.

Выслушав этот рассказ, капитан Овчинников расхохотался и насмеявшись от души, обратился к своему водителю, младшему сержанту:

— Ты видишь, какого боевого комсомольского секретаря я вам везу? — и он снова принялся смеяться. А водитель кивнул головой в знак одобрения.

5. ВОТ МОЯ ДЕРЕВНЯ, ВОТ МОЙ ДОМ РОДНОЙ

За разговорами, подъехали к какому — то месту, где небольшим городком стояли разномастные строения. Объединяло их только то, что они все были временными. Самый большой и заметный — длинный одноэтажный, щитовой барак с множеством окон и общим коридором, раскрытым насквозь. По коридору тянулись однообразные двери.

Рядом с бараком, образуя подобие замкнутого двора, стояли балки: один такой же, как барак, щитовой и больше всех похож на настоящий дом, рядом, вытянувшись длинной тонкой кишкой, стояло строение больше напоминающее железнодорожный вагон в уменьшенном виде, следующим было строение, называемое местными «бочка». Оно скорее, больше похоже на цистерну, только с дверью и парой окон, металлическое строение, в котором тоже жили люди. Следующее строение напоминала первый, наиболее приличный балок, но вот крыша была у него плоской, и оставалось даваться диву, как эта крыша выдерживает попадающий на неё за зиму снег. Самое последнее в ряду строение было тоже по типу вагона, только короче первого раза в два. Как вскоре стало известно, этот вагон исполнял обязанности офицерской столовой. Посередине пространства, образованного бараком и рядом балков, было ещё одно строение.

Совсем небольшой рубленый домик с дымоходной трубой (у остальных строений таковой не наблюдалось), малюсеньким, зажатым толстыми бревнами, оконцем, неплотно закрывающейся, топорно изготовленной дверью. Строение было закопченное снизу до крыши и даже со следами горения. Это строение громко называлось «офицерской баней».

Еще дальше, за этим строением стоял небольшой, раскачивающийся на ветру деревянный туалет «типа сортир» на два очка над глубоченной ямой, и на две двери. Двери изнутри закрывались веревочкой, а снаружи вообще не запирались, поэтому ветром, время от времени, двери отрывались. А ветер, гуляющий по всему этому пространству, в туалете ещё и усиливался, и каждый, кто этим туалетом пользовался, мог ощутить себя парашютистом, с бешеной скоростью летящим к земле на парашюте с голым задом.

Капитан Овчинников завел с собой в барак Соломатина, дёрнул за ручку одну из дверей и пригласил войти за собой Андрея в открытую комнату.

— Здесь проживают двое парней. Один — секретарь комитета комсомола батальона, как раз тот, которого ты призван заменить, второй тоже двухгодичник, но служит в строевой части. Начинал взводным, а потом его привлекли к работе военным дознавателем. Он приработался и теперь дослуживает в штабе. Одна кровать здесь свободная, правда, я не знаю какая. Парни вернутся со службы — разберетесь.

— Далее. Пойдем, я тебя представлю в столовой, чтобы тебя уже сегодня покормили.

— Да! Это было бы неплохо, а то уже четвертые сутки горячей пищи не видел.

Они вдвоем подошли к маленькому вагончику. Здесь Овчинников дал команду уже сегодня накормить ужином нового офицера. «А я сейчас еду в часть и там дам команду о постановке его на пищевое довольствие».

— Здесь будешь питаться со всеми офицерами три раза в сутки. Для этого ты завтра подпишешь перенаправление своего продовольственного аттестата на столовую. А вот дополнительный офицерский паек ты лучше всего получай и храни в комнате. В него входит всё к чаю: сахар, масло, сгущенка, печенье. Вечером дома чай будет, с чем попить. Да, я думаю, вечером тебе парни расскажут. На этом вводная экскурсия закончена. Я еду в часть. Твоя задача — к утру оборудовать повседневную форму и завтра утром со всеми к 8-00 прибыть в часть. В это время у нас утренний развод, там тебя представят коллективу, следом проведем собрание. Освободим от обязанностей Петра Непыйвода, и он может уезжать на «дембель», а ты приступишь к тому, зачем призван: к должности секретаря комитета комсомола батальона.

6. ПЕРВЫЕ ПРОБЛЕМЫ

Капитан уехал на УАЗике в часть, а Андрей остался один.

Один со своими мыслями, переживаниями и полным незнанием, и непониманием, что же будет завтра и что ожидает его в ближайшие два года.

— Тьфу ты! Даже не спросил у капитана: далеко ли часть? Да, ладно, у парней спрошу. А что спрашивать? Завтра с утра всё узнаю. Да! Надо будет обязательно выяснить ещё: можно ли семью привезти?

Так, а теперь надо разобрать вещи и оборудовать к завтрашнему утру.

Легко сказать, «оборудовать», а у меня ни ниток, ни иголки нет. Посмотрю у парней, наверняка найдется где-нибудь недалеко.

И вправду, на тумбочке в картонной коробочке лежали черные, белые и зеленые нитки и несколько иголок.

— С этим всё в порядке. Теперь нужно разобраться с погонами. Так! Судя по их форме длинный конец погона должен находиться со стороны спины… Как бы это проверить? Да что тут думать. Вот висит парадный китель одного из хозяев. Гляди! Тут, оказывается и погоны разные. Так! На парадном они все золотые, значит другие — повседневные.

Андрей взял первый, попавшийся под руку погон…, а тот вообще был просто зеленый с одной тонкой красной полоской.

— Что — то не то выдали? Хотя нет, вот тот, что нужен. А это тогда что?

Андрей стал вспоминать. Форма бывает повседневная, парадная. И одна и другая с сапогами и ботинками. Тогда это что за погоны? А! Ещё же полевая форма! Точно! Чтобы противнику было сложно рассмотреть звание офицера, вся форма, включая погоны, делается цвета хаки. Тогда и звездочки тоже должны быть зелеными. А мне такие выдали?

Он порылся в пакете со всякой мелкой фурнитурой и нашел там зеленого цвета звездочки.

— Всё сходится: на полевую форму — зеленые, на повседневную и парадную форму — золотые. Осталось узнать, как располагаются звездочки на погонах.

То, что у старшего лейтенанта на погоне три звезды и принципиально как они располагаются, он знал. Но ведь имеются требования к расстояниям от края и между ними.

— Что я туплю? Еще служить не начал, а уже «сообразиловка» отказывает! Вот же, перед глазами готовый китель!

Прикинув все необходимые просветы, Андрей уселся за работу.

Надо сказать, что работа совсем не спорилась. Его постоянно отвлекали мысли о той ситуации, в которую он попал. Ситуация полнейшей неопределенности и неразберихи. Еще сильней отвлекали мысли о доме, о семье, оставленной далеко — далеко в Томске. А ещё, швеёй он был никаким: игла не слушалась пальцев, нитки постоянно за что — либо цеплялись, перепутывались и рвались. Пальцы от работы с иглой быстро устали и начали болеть, игла постоянно намеревалась проткнуть пальцы и это ей нередко удавалось. Причем не только острой стороной. Но и той, с которой у иголки ушко и вдета нитка.

Промучившись около часа, он всё же умудрился пришить один погон к повседневному кителю.

— Надо сделать перерыв и покурить.

Андрей взял сигареты и спички и вышел на крыльцо барака.

День уже заканчивался. И, хотя солнце стояло ещё высоко, но уже каким-то образом, и без взгляда на часы, угадывалось, что вот-вот начнется вечер.

— Первый мой вечер в армии! — опять подумал Соломатин и у него грусть усилилась.

Он осмотрелся вокруг. Кроме, уже создавших не самое лучшее впечатление строений, он рассмотрел ветхий, кривой забор из штакетника, полностью вытоптанную, без малейших признаков зелени, площадь, огороженную этим штакетником, торчащую на несколько метров из земли совершенно непонятно зачем, почти под прямым углом трубу, миллиметров 700 диаметром. Труба располагалась между бараком и балками, несколько ближе к наружной стороне, занимаемой городком, площади.

День был жаркий, чему тут удивляться, шли последние дни июля, и к вечеру ещё не похолодало. Но общий вид всего, что было перед глазами, а там шла асфальтированная дорога, вдоль которой был откос, весь поросший травой, следующий, отсыпанный щебнем, железнодорожный откос, дальше начиналась полоса хвойного леса, совсем невысокого, иногда просматривались березки и осинки, ещё ниже хвойных деревьев, всё это выглядело уже как-то по — осеннему.

— То ли у меня настолько меланхолическое настроение, то ли в самом деле уже осень чувствуется?

Андрей докурил сигарету и пошел продолжать начатое дело.

Если начало рабочего дня в 8-00, значит в пять он должен заканчиваться. Скоро придут ребята. Вот. Своим появлением я кому-то принес большую радость. Человек едет домой! А мне теперь «как медному котелку» два года пыхтеть! На гражданке два года и то большой срок, а тут будет тянуться, наверное, вечно.

За работой он и не заметил, что уже прошло пять часов, прошло шесть часов, а он в комнате по — прежнему находился один, да и в бараке никто не объявился.

— Странно! Неужели часть так далеко находится?

Только после восьми часов вечера послышался вначале звук остановившейся машины, потом голоса людей, топот сапог по деревянному полу коридора и в открытую дверь вошли двое парней, оба старшие лейтенанты. Один ростом под метр восемьдесят, худощавый, рыжий. Другой черноволосый ниже среднего роста, плотный.

Этот, плотный, только войдя в дверь радостно закричал:

— Это ты прибыл мне на замену? Здорово! Значит, я завтра провожу собрание, тебя избираем вместо меня, а я послезавтра фю-ю-ю-ю, он изобразил летящий самолет: Сургут — Москва — Львов. А там два часа, и я уже дома!

— А, Лёшка, ты ещё дожидаешься свою замену, — обратился он к «рыжему».

Дальше вновь обратился к Соломатину:

— Ну что, будем знакомы!? Я старший лейтенант, секретарь комитета комсомола Петр Непыйвода. Я из Стрыя. Знаешь такой город? Это, он указал на «рыжего», Швец Алексей. А тебя как зовут?

— Соломатин Андрей. Тоже старший лейтенант, прибыл из Томска.

— Чем «занят»?

— Форму оборудую.

— Получается?

— Вроде бы получается.

— Ну-ка надень китель, покажись.

— Одену, конечно, вот только я ещё его носить не умею.

— А я не умение носить хочу посмотреть, а как погоны пришил.

Андрей надел китель, застегнул и повернулся к парням.

— Ну что же ты!? Надо было, хотя бы, в зеркало посмотреть, как выглядишь. Зеркало, правда, у нас маленькое, но при желании рассмотреть можно. А так. Вот смотри! На правом плече погон немного завален назад, а на левом заметно криво пришит. Но ничего страшного. Первый раз погоны пришивал?

— Так точно, первый.

— Для первого раза пойдет! Потом, когда китель на тебе «обвиснет» по фигуре, тогда поправишь.

— Парни! У меня с собой не было иголки и ниток. Я «вашими» воспользовался. Вы не обидитесь?

— Пользуйся на здоровье, сколько душе угодно! Тем более, что нитки и иголки мы не покупали, они нам достались от наших предшественников. Думаю, что вашему призыву вполне хватит, и ещё потомкам передадите.

Так. Сейчас идём на ужин. Капитан Овчинников мне поручил тебя ознакомить с режимом питания и обязательно покормить ужином.

— У меня возник вопрос. Можно задать?

— Конечно, задавай.

— Командир сказал, что начало рабочего дня в 8-00. Происходит построение. А когда рабочий день заканчивается? Я думал в пять вечера. Ведь это восемь часов и обед часовой. А вы приехали в восемь вечера!

— Начало рабочего дня в армии определено, в 8-00, развод. Обеденный перерыв длится два часа. А вот окончание рабочего дня наступает тогда, когда командир всех отпустит и тоже завершается вечерним разводом.

— То есть двенадцать часов рабочего дня — это норма?

— Это не просто «норма». Так было и так будет. Но ты ещё комбата нашего не видел. Он в отпуске. А когда он на месте, то двенадцатичасовой рабочий день будешь считать за счастье.

После ужина вернулись в комнату.

— Ты в бильярд играешь? — спросил Алексей.

— Умею немного, но никогда не увлекался, — ответил Андрей.

— Пошли в игровую комнату, поиграем в бильярд. Здесь всё равно других развлечений не имеется, так что по принципу «не можешь — научим, не хочешь — заставим», здесь все играют. Заодно познакомишься с теми, с кем служить придется.

Игровая комната находилась через одну дверь от них, жилой. В ней стоял один, небольшого размера, бильярдный стол с комплектом поколотых шаров. Они катились по столу после удара, сильно грохоча, подпрыгивая и меняя направление движения, если удар сделан «накатом». Кроме бильярда в комнате толпилась уйма народу, все курили безостановочно, так что дым в комнате был просто спрессованным, имел желто — серый цвет и почти не пропускал света от единственной блеклой лампочки на потолке.

Побыв некоторое время со всеми, кстати, там на него никто внимания не обратил, а он — то думал, что все будут подходить с расспросами, интересоваться, знакомиться, Андрей вышел в коридор.

Вечер уже сгустился и в коридоре, всего с двумя такими же тусклыми лампами на потолке, расположенными у одного и у второго входов, была полнейшая темень. Лишь одно место под потолком посередине коридора тускло светилось красноватыми кривыми, возможно цифрами. Что это такое, было непонятно, но немного напоминало дисплей станка с ЧПУ. Андрей с интересом подошел поближе, всмотрелся. Никаких цифр, но что-то светится, причем то чуть ярче, то чуть тусклее. Он чиркнул спичкой и в её неярком огне увидел всё и страшно испугался. Это красным светом светились провода в распределительном щитке!

— Какой кошмар! Это же сейчас пожар запросто случится.

Он почти бегом вернулся в игровую комнату.

— Парни! Там щиток перегрелся, в любой момент вспыхнет! Надо что-то делать!

Несколько человек не очень спешно вышли в коридор и, посмотрев на это зрелище, хладнокровно сказали:

— Все вернулись домой. Сейчас хозяйки готовят еду, вот сеть и перегрузилась. Скоро закончат, и всё будет нормально. Не «бзди», не сгорим. Зимой ещё не такое было и ничего, пережили.

Все вернулись в игровую комнату, а Андрей пошел к себе.

Столько всего пережито за несколько дней, а тут ещё завтра впервые в часть. Буду ложиться спать.

Но ему ещё долго не спалось и вовсе не потому, что не хотелось, но стоило ему лишь закрыть глаза, как перед ним возникали образы жены и дочери.

— Как они там без меня? Чем занимаются? Что обо мне думают. Да! Надо завтра же спросить местный адрес и написать письмо, а то жена даже не предполагает, где я сейчас могу находиться! И ещё. Она же дочке тоже должна рассказывать о папе, а то ребенок так и забудет, что у неё кроме мамы и папа где-то имеется! А как у них с деньгами? Мне-то здесь, даже если выплату содержания задержат, помереть от голода не дадут, а они в состоянии себя содержать? Пожалуй, что в состоянии. Я — то, уезжая, взял с собой минимум денег, а большую часть им оставил, да и Люда должна вот — вот зарплату получить, вполне должно хватить. А вот получать начну деньги и буду им отправлять. Им нужнее. Или на жизнь потребуются, или на дорогу, если получится их сюда привезти…

Так, под эту успокаивающую мысль, Андрей, совершенно незаметно для себя, уснул.

7. ВОТ УЖЕ ПРИ ДОЛЖНОСТИ

Ночь пролетела как одно мгновение. Сказать, что не спал — будет неправда, сказать, что выспался — тоже будет неправда. Усталость нескольких прошедших суток «незаметной» не прошла. Но хочешь-не хочешь, а подниматься уже пора, тем более что парни — соседи уже тоже проснулись и разговаривают между собой.

Их разговоры для них приятные и греющие душу скорой встречей с домом.

— Один прямо сегодня будет свободен и единственное, что ему останется — уволиться из части. Второго всё это ожидает в течении одного, максимум полутора месяцев, — так думал проснувшейся новобранец, а у меня всё это только — только начинается, и как сложится одному Богу известно! Вот! Дошел до ручки! Уже коммунист, секретарь комсомольской организации на Бога уповаю. Это не дело, пора брать себя в руки и только на свои силы надеяться и рассчитывать.

Он поднялся, привел в порядок постель, себя (умывальник был оборудован в комнате), и впервые в жизни надел военную форму полностью: рубашку, китель, брюки, галстук и…фуражку.

От его вида парни несколько остолбенели.

— А что у тебя фуражка с красным околышем, ты что особист или милиционер?

— Нет! Я комсомольский секретарь и призван по линии Политуправления.

— А что же у тебя околыш красный.

— А нас всех одевали как общевойсковиков, так нам сказали. А какая разница какого цветы околыш?

— Разницы никакой не было бы, если бы служил где-нибудь на «большой земле», а здесь народ проживает специфический: многие из бывших зеков, очень многие так называемые бичи (бывший интеллигентный человек), которые не прижились в больших городах и приехали вольнонаемными сюда. ТАМ их считали «тунеядцами» и тоже преследовали. А здесь они все сезонно работают, а зимой прожигают заработанное летом. Так вот. Если в Сургуте официально проживает где-то 250 тысяч народу, то ещё столько же неофициально и всё из названной публики. И поверь, что все они «краснофуражечников» терпеть не могут и при случае могут сотворить над ними что угодно!

— Я тебе больше скажу, — добавил Петр, у нас тоже не любят «краснофуражечников». Не любят все, включая командира.

— И что мне теперь делать?

— Ну, что-нибудь придумается. В крайнем случае, я тебе «свою» оставлю.

За разговорами они вышли на улицу. Здесь собралось уже почти всё мужское население городка. Сегодня, в отличие от вчерашнего вечера, на новичка все смотрели с большим интересом. Но из всех к нему подошел лишь один человек. На вид он был уже пожилым, худощавым, лысеющим старшим лейтенантом.

— Это ты прибыл на замену Непыйвода секретарем комсомольской организации?

— Так точно.

— Член партии?

— Да!

— А я секретарь партийной организации. Будешь состоять на учете у меня и рабочее место у нас в одном кабинете. Зовут меня Иващенко Иван Иванович, тоже, как и ты был призван на два года, но решил остаться на постоянную службу.

Андрей даже ещё не успел спросить, почему все собрались здесь и никуда не идут, как подошел ГАЗ-66 с тентованным кузовом, и все дружно устремились к нему.

— Забирайся сюда, поедем в часть, — кто-то подсказал Андрею.

Правда, он и сам бы догадался.

Уже сидя в кузове, он всё же поинтересовался:

— А ехать далеко?

— Не очень, минут десять, а пешком идти не менее тридцати минут по прямой, через лес. Как-нибудь покажем тебе дорогу, — ответил ещё незнакомый офицер, но внешне уже встречавшийся. Вчера он выходил из игровой комнаты по тревоге, поднятой Андреем.

Действительно, минут через 10-12 машина остановилась, и все дружно спрыгнули с кузова на землю и тут же «рассосались» по территории. Рядом с Андреем остались лишь комсомольский и партийный секретари. А из почти одновременно с ними подъехавшего УАЗика вышел тот капитан, который вчера забирал Андрея из штаба.

Все, военнослужащие, находящиеся в пределах видимости, остановились, повернулись лицом к «приехавшему», и встали «на вытяжку». Стоящие рядом с Соломатиным офицеры сделали то же самое. Андрей последовал их примеру.

Из серого одноэтажного недостроенного здания (оказался штабом батальона) бегом выбежал заспанный офицер с красной повязкой на рукаве и, не добежав несколько шагов до приехавшего, громко крикнул «Смирно!», перешёл на строевой шаг, приложил руку к виску и доложил о том, что за время его дежурства ничего не произошло.

Последовал ответ: «Вольно»!

Дежурный офицер команду повторил, и все вновь зашевелились. А «приехавший» подошел к стоящим вместе трем секретарям и сказал:

— Петя, собрание проведем сразу после развода! Так что передай команду, чтобы на плац выходили со своими табуретами. Иван Иванович, ты предупреди всех офицеров и прапорщиков о собрании, чтобы все пришли… Короче, помоги с организацией. А я ещё с новеньким побеседую, пока время есть.

Беседа была совсем не длинной, так как до развода было всего десять минут.

— Заходи. Это мой рабочий кабинет, как замполита части, через стену с «вашим». Там ты будешь располагаться с Иващенко.

— Да, я уже знаю, он мне сказал.

— Так, имей в виду. В армии, пока говорит старший, его никто не перебивает. А если надо что-то сказать или спросить, то обращаются: «Товарищ такой-то (по званию)! Разрешите обратиться»! И только после получения разрешения обращаешься.

Далее. Сейчас развод, после этого проводим перевыборное собрание, и твоя задача, в течение сегодняшнего дня принять все дела от Непыйвода. Смотришь полностью комплектность необходимой по реестру документации, наличие полного комплекта протоколов заседаний комитета комсомола, а их должно быть не менее двух в месяц, протоколов комсомольских собраний, этих протоколов должно быть не менее одного в месяц. Не стесняйся, пролистай за два года и посчитай. Если не хватает, то пометь, за какой период и потребуй записать. Всё понятно?

— Так точно!

— Имей в виду! Если будет не хватать, и ты его «простишь», то будешь «сам» потом всё компенсировать. Ведь после смены секретарей обязательно приедет бригадный «комсомолец» и всё проверит. Это понятно?

— Понятно!

— Как устроился на новом месте, как приняли парни?

— Всё нормально.

— Этот ответ меня удовлетворяет. Какие имеешь вопросы, пожелания?

— Товарищ капитан! Я понимаю, что вопрос, может быть, рановато задаю и не уместен по времени, но… мне можно будет вызвать свою семью сюда?

— Семья большая?

— Нет. Жена и дочка три года.

— Жена там работает?

— Работает.

— Кто по специальности?

— Химик — технолог специальность по образованию.

— Работу вряд ли найдет здесь по специальности. Я имею в виду даже город.

— Будет работать моей женой.

— Ну что же, я думаю, решим.

— Теперь всё, пойдем на развод.

Развод проходил на «плацу».

Место под плац было определено на площадке между зданием штаба с одной стороны и двух брусовых двухэтажных казарм с другой. Всё было ещё недостроенным, не отделанным и смотрелось довольно убого. А плац строиться тоже только начинал. Его заливали монолитным бетоном полосами шириной метра два с половиной и длиной метров тридцать. Во всю длину к этому времени залили одну полосу, а вторая была в зачатии.

В одну линейку со зданием штаба стояло еще одно двухэтажное брусовое здание казармы. А около плаца с его торца и рядом сбоку в стадии строительства большое железобетонное здание (решил, что это будет ангар для автомобилей, а оказалось, что столовая), брусовое одноэтажное размером со штаб с одной стороны столовой, будущая солдатская чайная — магазин. И дальше за бетонным строением было все перекопано, что-то начато, что-то заморожено, что-то двигалось, но всё — всё строилось далеко вперед, на добрых полкилометра.

Пока Андрей всё это рассматривал, утренний развод завершился, а он, к своему стыду, ничего из сказанного, не услышал кроме слов: «Вольно! Разойтись»!

Тут же засуетились офицеры вокруг солдат, командуя каким образом им рассаживаться.

Две минуты и наступила тишина полнейшая.

Командир, он же замполит части, сказал крайне короткую и совсем не зажигательную речь:

— Подошел срок окончания службы нашего комсомольского секретаря Петра Непыйвода. Ему на замену уже пришел в часть человек, старший лейтенант Соломатин Андрей Николаевич.

Кто за то, чтобы признать работу секретаря комитета комсомола нашего батальона удовлетворительной? Прошу голосовать.

Товарищ солдат! А ты там, что не голосуешь?

— Товарищ капитан, я не комсомолец.

— Как это «не комсомолец»?

— Вот так. Не вступал.

— Ты в армии? — в армии, а здесь всё единообразно. Сказано голосовать, значит голосуй. А потом разберемся.

Солдат поднял руку вверх.

— Вот так — то лучше, единогласно!

А сам, наклонившись к Непыйвода и Соломатину сказал, обоим одновременно:

— Как это так получилось, что он не комсомолец, а я этого не знаю? А тебе задача: первым делом выявить всех не членов ВЛКСМ и до конца осени всех принять!

В протокол внесли результаты голосования?

— Так точно!

— Переходим ко второму вопросу. Кто за то, чтобы освободить старшего лейтенанта Непыйвода от должности секретаря комитета комсомола части в связи с истечением его срока службы?

Вот это правильно все проголосовали. Единогласно!

И, наконец, третий вопрос собрания. Кто за то, чтобы избрать секретарем комитета комсомола батальона, старшего лейтенанта Соломатина Андрея Николаевича?

Тоже единогласно.

На этом комсомольское собрание объявляю закрытым. Всем разойтись по командам. Товарищи офицеры, командуйте своими солдатами!

Пошли команды: первая рота встать, вторая рота встать, комендантский взвод встать, хозяйственный взвод встать, взять табуреты, занести в казарму, выходить на построение.

Солдаты засуетились, забегали, выполняя команды своих командиров, а политсостав батальона направился в штаб заниматься бумажными делами: передачей дел от одного секретаря другому.

— Петя! — раздался голос капитана Овчинникова, всё передаешь, как положено. Имей в виду, я сам проверю, и пока все протоколы не будут написаны, ты никуда не уедешь, уяснил?

— Так точно, товарищ капитан. Я их сегодня же сяду писать, хоть всю ночь просижу, но завтра я их вам предоставлю.

— Вот и хорошо. Значит договорились. А ты, он ткнул пальцем сзади в спину Соломатина, сейчас зайди ко мне.

В кабинете он сразу заговорил по — существу.

— Мы с тобой политработники, а это что значит? Это значит, наша задача проводить с личным составом политико — массовую, воспитательную работу. Наши бойцы всю неделю заняты работами. Они работают на городских объектах. Первая рота на заводе ЖБК выпускает в три смены дорожную плиту, вторая рота эту плиту укладывает в виде дорог, отдыхающие смены работают в городке. Обратил внимание, что мы строимся? Вот штаб ещё недоделан, столовую строим. Солдат ведь надо кормить в человеческих условиях, там, он ткнул примерное направление, но Соломатин понял, строим медпункт, комендантское помещение с гауптвахтой не до конца отделаны. Парк техники фактически на нуле. Не можем принять необходимую технику. Надо заканчивать боксы для машин. А там баня — прачечная начата. Ты знаешь, как мы солдат моем? Не знаешь. Мы их в городскую баню раз в неделю возим, за пятнадцать километров. Это отступление для тебя, чтобы ты понял нашу и солдатскую загрузку. Поэтому, для проведения всевозможных мероприятий культурных, спортивных, собраний и тому подобное у нас имеется только воскресенье. Это наш с тобой полноценный рабочий день! А отдыхать будешь по четвергам. Вот в таком режиме мы с тобой будем жить уже со следующей недели.

Второе. Я подумал над твоим вопросом. Я не думаю, что ты прямо завтра выпишешь сюда свою семью. Поэтому поступим так. Ты сейчас заселился в комнату к парням. Они в течение ближайшего времени уезжают оба домой, а ты оставайся жить в этой комнате. Вот потом её с семьёй и займешь. Ясно?

— Так точно? А меня никто из неё «не попросит»?

— Это всё хозяйство части. Тебя селит исполняющий обязанности командира. Кто тебе отсюда выселит?

— Командир, когда вернется из отпуска.

— Наш командир человек сложный, с ним не просто служить, это правда, но на ухудшение условий проживания своего личного состава он никогда не пойдет, да и я тоже никуда не денусь, всегда помогу.

— Ну, все, иди. Принимай дела. Хорошей тебе службы!

— Спасибо, товарищ капитан!

Соломатин повернулся, как учили, через левое плечо, постарался четко приставить ногу и вышел из кабинета.

— Вот и «попёрла» служба! И часа не прошло, а я уже при должности вполне официально, принципиально решил самый важный вопрос. Жить, оказывается, и здесь можно!

Он открыл соседнюю дверь и вошел в кабинет, который теперь ему на два года станет и рабочем местом, и спальной комнатой, и проведет он здесь времени значительно больше, чем с семьей, а пока надо принимать дела.

8. ПРИЁМКА ДЕЛ

— Смотри, Андрей, никаких материальных ценностей у меня на подотчёте нет и у комитета комсомола, соответственно, так что передавать тебе нечего.

— А покажи реестр дел, которые ведутся комитетом комсомола.

— Какой — такой «реестр»?

— Ну, вот я таких в своем заводском комитете имел 54 пункта, и, каждый проверяющий, приходящий из вышестоящего органа, проверял свое направление деятельности. Так что по этому реестру у меня в сейфе стояли одноименные папочки с бумагами и этими бумагами папки должны постоянно прирастать. Если не прирастает, то, значит, по данному направлению деятельности работа не ведётся.

Пётр в ответ на эту тираду посмотрел на своего собеседника одновременно и обалдело, и уважительно, а потом перевел свой уже вопросительный взгляд на партийного руководителя.

Тот в ответ только вопросительно пожал плечами.

Пётр продолжил:

— Дело в том, что у нас нет такого длинного перечня необходимых дел, а документация, которую приходится вести — это протоколы заседаний комитета комсомола и комсомольских собраний. Вот их я до завтра напишу и тебе отдам. Это будет две тетради.

— А протоколы за предыдущие годы где? Часть ведь ни два года существует?

— Нет, конечно. Но, когда нас перебрасывали в Сибирь, а это было два года назад, то всю комсомольскую и партийную документацию от нас потребовали сдать в архив бригады. Здесь новую жизнь начинали с «чистого листа» в прямом и переносном смысле.

Секретарь парткома подтвердил все слова своего более молодого коллеги.

— Ну что? Тогда я пошел домой, и там буду писать протоколы, здесь всё равно не дадут, а ты оставайся и осваивайся.

Непыйвода ушел с тетрадями, а Соломатин остался.

— Товарищ старший лейтенант, расскажите, откуда часть переехала сюда и когда, — обратился Соломатин к Иващенко.

— Хорошо, — ответил он. Мне всё равно пришло время лекарство принимать, так что минут тридцать у меня имеется.

«Повесть о превращении передовой дорожно-строительной

бригады и её личного состава в захолустное воинское соединение»

Иващенко достал с нижнего ящика рабочего стола довольно большой пузырек с какой-то белой массой, налил её себе в столовую ложку и проглотил. После этого он прилег на плотно сдвинутые стулья и начал своё повествование.

— Наша бригада расквартирована была в Западной Украине, в Карпатах. Благодатное место, рай, созданный Богом на земле. Батальоны бригады стояли в городах Ивано-Франковск, Львов, Трускавец, Стрый, Ужгород, Долина. «Наш», конкретно, в Долине. У нас там был такой позывной и здесь тот же остался. Никто и предположить не мог, что нас вдруг отправят в Сибирь, поэтому у нас в кадрах проблем не было. Там, как таковой работы Иващенко достал с нижнего ящика рабочего стола довольно большой пузырек с какой-то густой белой массой, налил её себе в столовую ложку и нет, поэтому на вакансии прапорщиков шел жесткий отбор. А что, хорошее место! Очень приличная зарплата, бесплатное обмундирование, а живут дома, в частных домах с садами…

Я вот тоже, окончил учебу в институте… Для меня, конкретно, работа была, я по образованию агроном, закончил институт в Ужгороде, но что это за работа, за которую платят столько, что и себя невозможно содержать, а я уже семейный, двое пацанов народил. И тут меня призывают на службу в армию. Я живу так же в семье, зарплата больше двухсот рублей (у нас столько невозможно заработать), жена тоже устроилась у нас в строевую часть. Пусть не двести получает, но столько, сколько другие женщины там не зарабатывают. Мы зажили «как люди» и тогда принимаем совместное решение: остаюсь в армии на 25 лет.

И, представляешь, в один день с моими готовыми документами о постоянной службе, приходит приказ о нашей передислокации. Согласно решению Пленума ЦК КПСС, нашу бригаду переводят из Закарпатья чуть ли не в Заполярье, в Тюменскую область для строительства подъездных дорог к нефте — газоностным месторождениям и их охраны.

Мы оставляем свои насиженные места, строящиеся объекты, а ведь мы строили даже Олимпийскую дорогу из Москвы в Восточную Европу. Не всю, конечно, а наш участок был финишный: через перевал Карпат и до границы с Венгрией.

К этому времени Олимпийскую трассу завершили, олимпиада Московская ведь уже прошла, но была масса планов по связи всех городов с этой трассой, так что работы хватало. При выполнении планов нам ещё и хорошие премии платили.

И вот, одним решением, всё рухнуло, и нужно было передислоцироваться.

Приказ пришел в мае. Всё лето завершали начатые объекты, потом распродавали технику, заказывали составы и лишь осенью тронулись в путь. С собой везли самый минимум техники, таков был приказ «сверху».

Погрузились и тронулись из дома всем личным составом лишь в октябре. Это же не скорый поезд и, хотя и военный состав, но не литерный, к ноябрю притащились к Уралу. На Урале ноябрь такой, какими у нас и зимние месяцы не бывают! В конце ноября перевалили через Урал и лишь первого декабря прибыли в Тюмень. Если на «той» стороне Урала были морозы — 10-15, то в Тюмени сразу получили — 30!

Можешь себе представить, мы выезжали в октябре с Карпат, там было ещё лето, а приехали в декабре и в Тюмень. Весь наш личный состав одет в летнюю форму одежды, зимняя была получена, но не выдана. Приступили к переодеванию личного состава. А он у нас был набран с Украины, Молдавии, Кавказа. Как им привыкнуть к таким морозам? Появились хитрецы — мародеры. Кто-нибудь из солдат разуется и заснет, а просыпается — портянок нет! Кто украл? Кто — то свой, но ведь не найти вора.

Несколько дней простояли на станции «Тюмень» пока переодевали личный состав.

За это время скупые запасы топлива в вагонах закончились, на станции нам никто дополнительно не выдал. Вагоны разморозили, грелись личным теплом, а когда тронулись в путь, то в первую ночь от мороза лопнули трубы в вагоне и та вода, что была ещё не замерзшая, потекла из них и намерзла сосульками и сталагмитами. Народ, чтобы не окоченеть, пили водку и так засыпали. Наш прапорщик Коваль, пока спал, его прическа примёрзла к лавке, утром подняться не может, орёт благим матом, на помощь зовёт. Все вокруг не знают, плакать или смеяться. Кое — как его оттаяли и отлепили от лавки.

Пятого декабря состав прибыл в Сургут. На улице — 55!!!

На платформу вышел командир бригады и дает команду: «К вагонам»!

У вагонов с трудом открыли двери (они просто примерзли к притворам). Первый солдат, который стоял у дверей и хотел выйти, глотнул уличного воздуха и упал из вагона на платформу. Его оттащили на вокзал и вызвали «скорую». Оказалось, обморожение легких, еле спасли. Лишь к весне выздоровел.

Весь день разгружались, ночь провели на вокзале, а ты видел этот вокзал? — весь дырявый, светится насквозь. Он поменял свою позу на стульях.

— Деревянный? Видел.

— Это я принимаю альмагель. Его при язвах прописывают и после резекции желудка. Надо принимать и лежать, меняя позы, чтобы лекарство обволокло всю внутреннюю поверхность желудка.

Так вот, солдаты даже о «самоходе» не помышляли. На платформе развернули полевую кухню и к ночи сумели накормить полу — варёной перловой кашей, смешанной с рыбными консервами.

Утром нас «вытолкали» из вокзала и отправили к месту дислокации, это тот городок, где ты сейчас поселился. Правда, городка не было. Были палатки. Привезли нас туда, выгрузили, а там снега по пояс. Чтобы палатки поставить, снег даже не убирали, а просто обтаптывали.

За два дня сумели установить палатки на весь личный состав. Постепенно раздобыли буржуйки дополнительно к комплектным, нашли топливо и договорились о постоянной доставке. Кое — как быт наладили. Приступили к строительству своего постоянного городка, а именно, этого.

Утром солдаты поднимаются, а умыться негде и нечем, у всех тела от холода застывшие так, что не шевелятся. Комбат сам весь строй заставлял по утрам зарядку делать. Так, после зарядки, в самом деле начинали двигаться.

Чтобы утром солдат накормить, всю ночь стояла вахта и топила полевую кухню. Так еда получалась, когда нормальная, когда недоваренная, когда переваренная, а то и подгоревшая. Здесь не было разделений солдатская еда или офицерская. Все питались с одного котла.

После завтрака — строем на работу на эту площадку.

А здесь нам лишь территорию определили, а на ней девственный лес стоял и больше ничего.

Лес валили бензопилами и вручную, устроили у себя пилораму. Прямо на месте пилили из сваленного леса брус, плахи, доски. Что-то отдавали на обмен за половую рейку и вагонку.

Потом нашли копёр. Он нам забил свайное поле под первую казарму ещё зимой. Сразу начали строительство.

Этот же самый брус пустили на строительство, а он мокрый, мороженный. Балки такие тяжеленные, что краном не поднять, а мы всё на руках.

Вот однажды и я впрягся. Поднять не можем, все кряхтят, матерятся друг на друга, а до пояса не можем вытянуть. Тогда я подлез под балку и, упёршись спиной в нее, стал толкать брус вверх. Да не рассчитал возможности своего организма.

Резкая боль пронзила всё мое тело. Словно пуля прошла насквозь, перебуробив мои внутренности. Я упал без сознания, и как меня вытаскивали из-под бруса, как отправляли в городок, совершенно не помню. Очнулся в палатке вечером. Вокруг офицеры, ужинают. Увидели, что я пришел в себя, стали мне предлагать ужин. А я лежу, и пошевелиться не могу, такая дикая боль внутри меня! Ни есть, ни пить нет сил! Спрашиваю:

— А что меня в больницу не отправили?

А мне отвечают:

— С «Мостоотряда» позвонили в город, а там ответили, что «Мостоотряд» обслуживает сельская районная скорая помощь, позвонили туда, а там говорят, что всё занесло снегом и они к нам проехать не могут. А у нас свой транспорт лишь ГАЗ — 66 бортовой. Он по такому снегу точно не пройдет, а тут ещё метель на четыре дня. Все что-то делают, а я пошевелиться не в состоянии, ни ем, ни пью. Только чувствую, что всё хуже становится. Тут комбат со скандалом вырвал в бригаде вахтовый «Урал». Этот черт проходит по любому бездорожью. Так меня на этом «Урале» отправили в городскую больницу.

Как ехал — помню обрывками. На каждой кочке думал:

— Всё! Сейчас помру!

Ничего, довезли.

Так же обрывочно помню, что меня помыли, на каталке привезли (это я сейчас понимаю, что в операционную, а тогда ничего не понимал), сложили меня дугой, поставив на колени лицом вниз, и через поясницу воткнули длинную — предлинную иглу. Здесь мои восприятия обрываются полностью.

Сколько прошло времени я не знаю, как прошла операция никто не говорит. Лежу в очень тёмном просторном помещении, с потолка светит, но почти не освещает маленькая жёлтая лампа. Сам лежу на каталке. Верх у неё металлический, я полностью голый, как святой в Раю. Зато замерз, страшно. Хотя бы, думаю, простынкой накрыли, а то весь голый и в таком холоде! Зуб на зуб не попадает.

Что за палата, думаю? Гляжу в одну сторону: справа пара человек таких же лежит, только спят, слева тоже трое лежат и молчат. Я попытался окликнуть их — тишина, никто не отвечает. Я не удивился. Ведь голос у меня был такой, что я сам его еле услышал.

Вспомнил, что со мной произошло и, что меня привезли в больницу на операцию. Слегка пошевелился — вроде боль ушла. Осталась, конечно, ещё, но вполне «терпимая», а ещё снаружи больнее, чем внутри. Посмотреть не смог, а рукой пощупал — шов от грудины до самого паха. То есть меня потрошили, как освежёванного поросенка… И дикая жажда! Пить хочется, кажется, всё отдал бы за глоток воды. А отдавать, как раз и нечего. Я — то голый!

Иващенко в очередной раз перевернулся и оказался к слушателю спиной.

— Извини, Андрей, что спиной отвернулся. Это последнее положение, в котором мне надо полежать. Можно я продолжу?

— Конечно, товарищ старший лейтенант.

Так вот. Превозмогая боль и неудобства, я всё же сумел сползти с каталки, и, потихоньку, придерживаясь за стенку, добрался до двери. Дверь в палату была совсем уж необычная: большая металлическая, толстая, как в сейфе и ещё с маховиком снаружи. Правда сама дверь оказалась не запертой, а приоткрытой. Я зацепился с усилием, которое сумел себе позволить, за край двери, и ещё немного её приоткрыл, выглянул в коридор. Картина меня совсем уж удивила: темный, почти неосвещённый длинный коридор без окон и в коридоре никого нет, даже дежурной сестры.

Думаю, с моей громкостью голоса ни до кого не докричишься, надо ждать, когда кто-нибудь пройдет.

Дождался. Слышу чьи — то шаги. Выглянуть я не могу, голый весь. Вот, когда шаги приблизились совсем, я обратился:

— Товарищ доктор! Мне бы хоть простынку, если можно, и пить сильно хочется, аж все кишки присохли.

Вместо ответа я услышал вскрик «Ой!» и быстро удаляющиеся шаги.

Минут через пять — восемь вошёл врач, который мне кого — то смутно напоминал.

Стоять к этому времени я уже устал и поэтому присел на край своей каталки.

Реакция врача была такая:

— Ну, ни хрена себе! Он уже сидит! Ты что это сидишь? Тебе только лежать надо, а то все швы разойдутся! Лежать немедленно! — и он аккуратно уложил меня на место. А потом, обращаясь к другим, пришедшим с ним вместе, сказал:

— Раз сам очнулся, значит, теперь выживет! Везите его в реанимацию.

— А где я сейчас?

— Где-где… В операционной!

— Доктор, пить страшно хочется. Можно мне воды.

Вместо ответа он повернулся к сестре и жестко сказал:

— Воды ему не давать! Через сутки полстакана воды на сутки, слышишь? — это уже мне. Эти полстакана можешь за раз выпить, а можешь ваткой губы смачивать. Выбирать тебе. Лучше смачивай, так протянешь до следующей порции. А потом посмотрим.

Через два месяца этот врач меня выписал. На прощание рассказал, что у меня была прободная язва желудка, и меня необходимо было немедленно оперировать, поскольку перитонит развиваться начинает почти моментально. А меня привезли на пятые сутки. Так меня спасло то, что был страшный холод, и я ничего не ел и не пил. А очнулся я, ты, наверное, уже и сам догадался, в морге. О моей смерти даже сообщить успели в часть. Вот такая моя личная история во всей истории нашего батальона.

Моя «смерть» помогла немного всем. Сразу нашлись средства и возможности, чтобы поставить нам несколько балков, щитовую казарму, которая сейчас у нас является общежитием, срубили небольшую баню, оборудовали, пусть и не теплую, но закрытую от ветра солдатскую столовую и отдельно офицерскую.

На строительстве городка тоже хорошо продвинулись.

Теперь нам регулярно выделяли кран, и строительство быстро стало продвигаться: подвели под отделку первую казарму, начали строить вторую, забили сваи под штаб. Это нам дало возможность уже следующую зиму зимовать солдатам в тепле.

Сейчас городок ты сам увидишь. Уже достаточно цивилизованно живём, хотя еще работ «непочатый край».

Если бы занимались только своим благоустройством, уже бы всё завершилось. Но нам уже на второй год поставили задачу, для которой мы сюда были направлены: строительство дорог. Городок строим лишь в свободное время, но ничего, построим!

Рассказ партийного секретаря новичка части, конечно, потряс.

До какой степени верхние военные начальники, пользуясь требованиями армейского Устава, способны измываться над людьми. И ведь это не времена Гражданской войны, где была полная нехватка жилья, продуктов, медобслуживания, топлива… Короче, всего необходимого для человека. Сейчас всё есть! Лишь организуй всё правильно. И люди будут целы и невредимы, и задачи ими выполнены, только не создавайте искусственных трудностей своему личному составу.

— Андрей! Пришло время обеденного перерыва. Он у нас с 13-00 до 15 — 00. Два часа. Пошли вместе, я домой, я живу рядом с твоим общежитием, в бочке. Тебя провожу до места, там, в столовой пообедаешь, а обратно, как захочешь: можем так же вместе, можешь с парнями, которые пойдут в часть.

9. ЭКСКУРСИЯ ПО ЧАСТИ. ЗНАКОМСТО С ЛИЧНЫМ СОСТАВОМ

После обеда Соломатин вновь встретил Иващенко, и они вместе пошли в часть.

— Я тебе сейчас покажу дорогу, которая короче автомобильной раза в два. Если по «автомобильной» идти пешком, то в пути будешь минут сорок, а через лес порядка двадцати минут.

Они вышли со двора и пересекли шоссе.

— Вот тропа, не очень приметная. По ней редко ходят, так что ты самостоятельно не рискуй ходить, пока толком не запомнишь путь. Видишь, подход почти незаметен, правда дальше идет накатанная дорога, но не до конца, она прямо уходит, а нам надо будет отклоняться вправо. Этой дорогой до строительства асфальтированной трассы гоняли грузовики: «Татры» чешские, в основном, а ещё КрАЗы наши. КрАЗы по сравнению с «Татрами» жуткие машины: тяжелые в управлении, на руле никакого усилителя, в кабине холодно, как на улице. А в «чешских» удобство, комфорт, тепло. Один лишь недостаток. Они горят, как порох. У них печка стоит бензиновая и в сильные холода её включают на всю мощь, она перегревается и вспыхивает, только успевай выскакивать наружу! Сейчас их за лето по убирали, а ещё зимой стояло с десяток только на этой дороге, и ещё на обочине асфальтированной дороги.

— А что они здесь возят, эти тяжеловозы?

— Да здесь грузовой порт, вот они и возят оттуда.

— Здесь? Грузовой порт?

— Нет! Я не совсем правильно выразился. Здесь около Сургута километров на 15 в одну и другую его стороны — это всё так называемый «грузовой порт». Баржу к берегу подтолкнули и здесь же разгружают. Сейчас уже как — то устоялось, где и что сваливают с барж. Вот здесь, около нас — гравий. Этот гравий машины и возят на стройки города, на бетонные заводы, на отсыпку полотна автодороги. Куда надо, туда и везут. Кстати, имей в виду, они все едут в город. Так что, если надо уехать в город, а автобуса долго нет, то выходишь на трассу, и первый водитель сразу сам остановится, особенно зимой. Они здесь вначале человека посадят в машину, а потом спрашивают: «Куда ехать»? Привыкли так все, ничего не поделаешь! Суровый климат приучил. Так вот эти жесткие на вид мужики, которые сюда все приехали за «длинным рублем», никогда на дороге человека не оставят, довезут и денег не возьмут, а предложишь — обидятся. С ними даже женщины не боятся ездить. Не было случая, чтобы хотя бы одну обидели! Вот, что значит Север!

А ты на обеде в комнату заходил?

— Заходил.

— И что там? Петр протоколы пишет?

— Пишет, торопится. Говорит, что завтра всё мне отдаст. Сильно домой рвется… Как я его понимаю!

— А ты как в армию попал, по своему желанию или как?

«Повесть о том, как попадают в армию»

— По своей глупости, я бы сказал. Ответственность у меня гражданская сработала не вовремя. Нет, ты меня правильно пойми. Я, никакой не «уклонист», в принципе, не против служить в армии, считаю, что это дело серьёзное и является обязанностью каждого. Но про меня в военкомате забыли и долгое время не беспокоили, со времени, когда я только устроился на завод. А «забыли» знаешь почему? Мне потом девушка, которая там работает, сказала, что в ящике каталога, где хранятся личные учетные карточки офицеров запаса, моя каким-то образом упала на самое дно, а все остальные стояли на ней. И фиг бы меня кто вспомнил и поднял карточку, если бы я сам об этом не побеспокоился.

У военкоматов в нашем городе манера работы с людьми такова: чуть что не так — сразу штраф. Вот были студентами. Живем в одном и том же общежитии, но каждый год селят в разные комнаты. А ЭТИ сразу по осени вызывают на сверку документов и, если таковое обнаруживают, а обнаруживают у всех, почти на сто процентов, выписывают штраф 10 рублей. У них, в учетной карточке, видите — ли, записана совсем другая комната. А то, что в общежитии повестки раскладывают со всей корреспонденцией по «кормушкам», и никто по комнатам не разносит, для них не аргумент. Так вот с тех пор, как я начал работать, у меня произошла масса изменений: сменил адрес проживания, родилась дочь, сменил должность и место работы, партийность… Короче, думаю: «Вот вызовет военкомат на сверку, а у меня всё поменялось. Конечно, десять рублей штрафа совсем не смертельно для бюджета, хотя и неприятно. А главное начнут воспитывать, мол, член партии, а туда же, нарушаешь! Неловко как-то».

Пошел в военкомат.

Там девушка — работница стола учета офицеров запаса спрашивает:

— С чем пришел?

— Сверку документов сделать, — говорю.

Она спрашивает у меня: «Вашу повестку!»

— Я говорю: «Нет повестки, я сам пришел».

Так она чуть из своего окна не выпала, так высунулась посмотреть на меня.

— Я, говорит, первый раз в жизни вижу такого дурака, который бы сам пришел в военкомат, без повестки!

И принялась искать «мою» каточку учета. Вот, когда нашла, то она и сказала мне, что эту карточку вряд ли когда-нибудь сумели бы найти.

Начали сверку. А там что ни пункт — всё новая информация. И, когда дошли до места работы, из двери совмещенного кабинета выходит капитан, такой рыжий весь, в конопатках и радостно эдак спрашивает: «Это кто здесь работает комсомольским секретарем на заводе, ты, что ли»?

— Да, отвечаю, я.

— В армии не служил?

— Нет, не служил, — отвечаю.

— Будешь служить, — радостно констатировал рыжий.

— Да я не рвусь.

— А я сказал, что будешь, уже строго отрезал капитан. В армии, понимаешь, политработников не хватает, а он до сих пор «на свободе» болтается. Тебе сколько лет?

— 27 уже исполнилось, двадцать восьмой идет.

— Возраст «самое то!» для офицера.

— Вот тебе, — он выписал какие-то бумажки и передал мне в руки, две повестки. По одной тебе необходимо будет пройти медосмотр. Дата и адрес указаны. После этого придешь ко мне без повестки, понятно?

— Понятно, не дурак.

— Вторая повестка тебе на переподготовку. Там указаны две даты, когда ты должен будешь съездить в войска. Место сбора — дом культуры политехнического института, время указано. Уже после этих двух поездок он меня вновь вызвал, забрал эту повестку и выписал другую, по которой я два раза в месяц по субботам с начала декабря и до конца весны постоянно туда же ездил, только будучи приписанным к определенному месту. Ещё он меня предупредил: «Обязательно сходи в отпуск до лета».

Да только кто меня отпустит в отпуск под таким предлогом, поверив на слово, что меня в армию призывают.

* * *

— Андрей! Ты дорогу запоминаешь?

— Стараюсь, только я плохо ориентируюсь в лесу, с первого раза не запомню.

— Это понятно, я с этого начал наш путь. Вот смотри: три лиственницы и небольшое озерцо, точнее болотце. Дорога идет как бы слева от него и далее прямо, а нам здесь надо вправо податься. Здесь тоже тропа не очень натоптана. Но виднее, чем вначале пути.

Собеседники свернули вправо и меньше чем через пять минут оказались на территории части, минуя всякие КПП, да здесь и забора — то совсем не было.

— Мы сейчас зайдем в штаб, представимся замполиту и с его разрешения я тебе устрою экскурсию по части. Ты же должен знать, что у нас, где расположено.

Спрашивать разрешения даже не пришлось, поскольку в здании штаба они столкнулись с замполитом и тот сам приказал партийному секретарю ознакомить новичка с частью и её задачами.

Они на минутку задержались в здании штаба и Иващенко, указывая направление рукой показал: в этом крыле в самом конце кабинет командира батальона. Командир у нас майор Ганс. Напротив — дверь кабинета начальника штаба. Возглавляет его капитан Барабаш. В его подчинении строевая часть и секретная часть, которую возглавляет старший лейтенант Круг, хороший парень, умный, честный, справедливый, очень ответственный. Кстати, член комитета комсомола.

Поскольку о двух предыдущих ничего подобного партийный секретарь не сказал, Соломатин сделал нерадостные для себя выводы.

— Это двери кабинетов главного бухгалтера и начальника финансовой части. Главбуха у нас уже давно нет, и эти две работы ведет одни человек. Кстати, ему уже пришло время от нас уходить и он только ожидает приказа.

— А как это: главбуха нет, начфин уйдет и, что потом будет?

— А ничего не будет, пришлют кого-нибудь на замену.

— Далее наше крыло. Здесь ты уже знаешь, наш с тобой кабинет, далее замполит, в самом конце телефонная станция. По той стороне кабинеты главного инженера и технического отдела, зам. командира по тылу, зам. командира по технике. Здесь всё, пошли на улицу.

И Иващенко повел своего провожатого вначале в расположение второй роты, познакомил с командиром, лейтенантом Чуб Анатолием, показал спальное, бытовое помещение роты, Ленинскую комнату, санузел, каптёрку, там познакомил со старшиной роты прапорщиком Суховым.

Выйдя на улицу, они прошли ко второму подъезду казармы и поднялись на второй этаж.

— Сейчас это наш клуб, — сказал торжественно Иващенко и широко раскрыл входную дверь.

В это время над дверью раздался сильный удар чего-то в стену и на пол посыпались деревянные обломки, как оказалось, табурета.

Сбивая с ног пришедших, им навстречу пулей вылетел солдат, и бегом устремился вниз по лестнице, по которой двое пришедших только лишь поднялись. Парторг растерялся, а Соломатин, недолго думая, развернулся и устремился вслед убегавшему, но тут же остановился, поскольку услышал истошный человеческий крик:

— ПустЫ старшЫй лЭйтЭнант, я его всё равно догоню и зарЭжу! — голос был грубый, с хрипотцой и с сильным кавказским акцентом, пустЫ, старлЭй, я сказал, что зарЭжу его, суку, значит зарЭжу!

И, далее, видя бесполезность своих усилий, он вдогонку убегающему крикнул:

— СЭВоднА, гад, ныкайся по всЭму городку, иначЭ тЭбЭ конЭц!

— Отставить!!! Громко крикнул партийный секретарь, в чем дело, что у вас стряслось? Вас же, как лучших друзей поставили вдвоем на дембельский аккорд, клуб отделывать, а вы принялись убивать друг друга!

Всё, Шато, успокоился? Теперь говори.

— РазрЭшЫтЭ закурЫть, товарЫщ старшЫй лЭйтЭнант?

— Кури и говори.

— Да, Што там говорЫть. РаботалЫ вмЭстЭ, хАрАшо работалЫ, много и быстро сдЭлалЫ, но вот Гуцул оказался плохЫм чЭлАвЭком.

— Почему гуцул?

— Да это фамЫлЫя у нЭго такОЙ.

— Почему сейчас плохой человек оказался, а раньше был хороший?

— РаншЭ мы рАдом работал, но нЭ вмест и, он, кАгда матЭрылс, то нЭ про мЭня. А тут краска пролЫл — мой мам…бал, кЫсточка сасох-мой мам…бал… Я Эму говорУ: «Слушай, э-э, не тронь мой мам, свой мам трогай, плох будЭт!» НЭ повЭрЫл. Я говрЫт Эму ЭШо такой скажЭшь про мой мам, зарЭжу! А он на табурЭт встал и чУт с нЭго не упал. ОпАт мой мам…бал! Вот этот тубурЭт я в нЭго и кЫнул.

— Шато, я всё понял! Ты успокойся и не принимай его слова на свой счет. Это просто присказка такая у него. Да, плохая присказка, сквернословная, согласен с тобой. Но она совершенно не относится ни к тебе, ни к твоей маме, поверь. Такие выражения надо искоренять из речи, тем более молодых ребят, но у него уже прижилась. И то, что он такое говорит, хотя и вслух, он относит к себе и это, скорее выражает досаду за какую-нибудь неудачу, но уж никак не то, что ты думаешь. Понял, Шато?

— ПонАл я таврЫш саршЫй лЭйтЭнант. Толко ты Эму скажЫ, ШтобЫ он прЫ мнЭ так Нэ говорЫл нЫкогда.

— Обязательно скажу, Шато! Работать будешь с ним продолжать?

— Да, буду, пуст нЭ боитсА.

— Тогда покажи нам, как у вас получается.

Шато провел, показал, как они выделили часть помещения и сделали там будку для кинопроектора, как отделали оргалитом стены и как «отбили» панели внизу. После чего все пошли на выход.

На улице, у подъезда на второй этаж сидел Гуцул, напарник грузина и курил.

Шато подсел к нему и тоже закурил, а два секретаря пошли дальше по территории.

Экскурсия была однообразной, скучной, даже для экскурсовода и оживился он по-настоящему лишь, когда подошли к строящейся теплице.

— А это мой объект, — гордо заявил он.

— В смысле, «твой»?

— Ну, у нас каждый офицер ведет какой-либо объект, нужный для части: кто боксы гаража, кто дежурку там же. Начальник штаба — строительство штаба, зам. по тылу — строительство солдатской столовой, командир хозвзвода — строительство ледника, командир комендантского — отделывает караульное помещение и т.д. Я вот взял себе теплицу. Её в первоначальном проекте нет, но я уговорил комбата, и он дал добро. Представляешь себе, здесь, на Севере, в воинской части солдаты зимой получают свежие огурцы!

Он немного многозначительно помолчал, а потом спрашивает:

— Вот, скажи, Андрей, у тебя высшее образование?

— Да, политехнический институт закончил.

— Вот. Здесь у нас все офицеры с высшим образованием, а ученый среди вас всех я один!

— А все остальные неучи, так что ли надо понимать?

— Нет. Вот у тебя в дипломе что написано?

— Инженер — механик по такой — то специальности, а что? Специальность назвать?

— Нет не надо, потом скажешь. Вот так примерно у всех написано в дипломе и только у меня написано «ученый». Я закончил сельскохозяйственный институт и в дипломе написано «ученый-агроном».

— Весело, ничего не скажешь.

— Мы сейчас пойдем в самый конец нашей обширной территории, где находится автомобильный парк, а ещё дальше строим баню — прачечную и там же стоит наш свинарник. Идти далеко, так что ты до расскажи, как ты в армию попал.

— Что там рассказывать, почти всё я уже изложил. Осталось последнее.

«Повесть о том, как попадают в армию (окончание)»

— Примерно в конце апреля меня пригласил рыжий капитан в воен —

комат и сказал, что документы на меня уже готовы. Теперь осталось дождаться приказа Министра обороны о призыве, поэтому ты время не тяни, а сходи в отпуск обязательно.

Я пришел в партком завода и рассказал о разговоре парторгу, надавил на то, что мне надо в отпуск. Женщина, у нас была секретарём женщина, ласково так (явно подумала, что я просто хочу отлынить в период сильного «напряга»: шла подготовка к первомайской демонстрации, впереди маячила отчетно-перевыборная компания), говорит: «Я тебя понимаю. Но как я тебя отпущу в отпуск? Здесь море работы. Я что, одна должна всё это делать? Нет. Никакого отпуска».

— Нет, значит, нет. Я продолжаю работать май, июнь, июль начался. Всё как обычно. И тут в пятницу, в девять утра мне звонят по телефону из военкомата и говорят, чтобы я немедленно к ним явился.

Я приезжаю, и мне вручают повестку на увольнение, предписание явиться в Политотдел округа 21 июля, в понедельник и проездные документы. А сегодня пятница 18 июля. Я с этой бумагой приехал на завод и сразу в партком, к секретарю. Она посмотрела и говорит: «Надо бы тебе торжественные проводы устроить. Давай в следующую пятницу, это значит, Иван Иванович, 25 июля будет, понимаешь! Ты же у нас два года секретарем отработал, на неплохом счету был в районе и городе».

— Спасибо, говорю, за предложение, только вы не посмотрели дату. Я сегодня обязан уволиться, а в понедельник прибыть в штаб округа. У меня уже проездные документы до Н-ска на руках. Так что спасибо вам за мой отпуск. Вот мое заявление об увольнении с завода, а мне ещё надо в горкоме комсомола уволиться.

С увольнением все прошло очень удачно. В течении дня я всё успел и в горкоме, и на заводе, получил увольнительные, а дома — то ещё никто ничего не знает. Там ситуация такая: в субботу, 19 июля мы с женой приглашены в ресторан на свадьбу родственника, 20 июля у жены день рождения и тут от меня ей ко всем этим праздникам такой подарок!

Конец ознакомительного фрагмента.