Одной крови…

Сергей Н. Айк, 2014

Порой охватывает неодолимое желание добавить в окружающую реальность что-то иное…, чудо. Представить события, которые могли бы случиться, будь чудо частью нашей жизни, ну например, что было бы, если бы животным надоело, что люди на них охотятся… Содержит нецензурную брань.

Города, как будто, и нет. Еще минуту назад был…, всеми цветами светилась реклама, перемигивались светофоры, машины, потоком, во всех направлениях…, но все это, минуту назад. А потом только темнота и ощущение бесконечного пространства, вселенского одиночества и тревоги.

И пусть все знают, все предупреждены — экономический кризис, расшатанная экология, истощенные сверх всякой меры энергетические ресурсы…, об этом ежедневно напоминают по всем каналам симпатичные ведущие, популярные актеры и стареющие политики. Но наступают эти полчаса, и становиться тихо и страшно. К тому же, с балкона восемьдесят шестого этажа темнота воспринимается совсем не так, как с асфальта или из салона заглохшего автомобиля…

Порыв ветра врывается на балкон, вынуждая женщину натягивать шаль, темную паутину, которая спасает от ночного, холодного воздуха. Она отступает, находит на ощупь кресло и опускается в него. Все в порядке — уговаривает она себя — надо просто подождать, перетерпеть, но ее решимости надолго не хватает. В конце концов, она закрывает глаза, позволяя прошлому вернуться…, порой, только в нем и есть спасение.

Дорога? Что ж, пусть будет дорога…, серо-гранитный асфальт, разлинованный двойной белой полосой — растянутый на многие мили знак равенства…

«Когда я смотрю на дорогу, например, как эта асфальтированная полоса, или та, с которой я только что свернул, непременно вспоминаю слова одного моего приятеля:

— Только на прямых дорогах, особенно если предстоит проехать не одну сотню километров, а поворотов на ней, как бананов в сосновом лесу, только на таких дорогах можно почувствовать свободу. Дым сигареты в салоне, приемник принимает какую-то забытую радиостанцию, где невнятно говорящий ди-джей представляет старый добрый рок-н-ролл…. Именно такой вкус у свободы! Именно так она выглядит, для тех, кто не умеет летать…»

Женщина открывает глаза, смотрит в темноту и шепчет…

— Что-то еще было, до этого…. Пожалуйста, еще немного…, еще чуть-чуть, но чтобы обязательно до…

«…как город известен с 18… года. Благодаря неустанной заботе правительства и продуманной политике Управления лесного хозяйства, а на данный момент городское лесное хозяйство является одним из самых крупных не только в регионе, но и на всем Западном побережье. Это привлекает сюда огромное количество охотников и других любителей природы. Полноценный и разнообразный отдых, тесное общение с природой и с местным, приветливым и дружелюбным населением восстановят ваши силы и станут основой для последующего высокопроизводительного труда на благо…»

— Чертов город, до сих пор он не отпускает…, что ж, пусть будет город…

«…семейство волков, отличающихся большими размерами, как женских, так и мужских особей, а также, имеющими характерные серебристые вкрапления (до полного изменения цвета) в окрас…»

Женщина вновь закрывает глаза, закутывается в шаль и замирает…

Шоссе это — сплошные повороты, самые терпеливые доходили при счете до шестидесяти семи. И это, прошу заметить, на тридцать без малого миль пути — именно столько набегает на одометре, если считать от съезда с WR — 089 до указателя непосредственно перед городом. Шоссе UW-109 по «Межрегиональному реестру дорог». По обе стороны дороги, вплотную к асфальтовому покрытию подходил лес, где смешанный, где сосновый, но неизменно настоящий, старинный, из-за него на дороге всегда сумеречно, даже в полдень, когда солнце светит изо всех сил.

Мэрия ежегодно обращается в Дорожное управление с предложением расширить дородное полотно, а линию леса отнести от дороги, метров на тридцать. В Управлении принимают данное предложение, проверяют расчеты, даже включают в расходную часть годового бюджета, но…, но на этом все и заканчивается. И так несколько десятилетий подряд, хотя, если подумать, кому и зачем это надо? Большую часть года, по шоссе UW-109 машины не то, что потоком не идут — две редко разъезжаются за весь день. Пустынное шоссе — так следовало бы его называть, потому что две недели в году — не в счет…

Хотя, на две недели эта дорога действительно меняется. Сплошным потоком, занимая порой и встречную полосу, в город двигаются автомобили, превращая пустынное шоссе в городскую улицу, да еще в час пик. Медленное, раздражающее течение, сравнимое, разве что, с известной Рекой Забвения. По вполне справедливому закону, скорость передвижение таких потоков снижается, и только редкие смельчаки, кому до смерти надоели то и дело вспыхивающие стоп-сигналы идущей впереди машины, отказывается плыть по течению. Они, не включая сигнала поворота, вырываются из колонны и несутся вперед по встречной полосе. Но с каждым годом, и это следует отметить, как плюс работе Государственной Инспекции управления дорожным движением, водители становятся все более дисциплинированными, а безответственных смельчаков становится все меньше и меньше. Теперь водитель предпочитают использовать слова или, в крайнем случае, международные жесты.

Изящные и громоздкие, большие, комфортабельно-неповоротливые или маленьких, скоростные юркие, но всегда баснословно дорогие автомобили везут на охотничью забаву настоящих мужчин. Мужчин, которые всему знают цену, мужчин-охотников. Бравые парни, отмеченные славою, шрамами и женским вниманием. Именно для них, тихий, незаметный город в центр Мира. Целых две недели в году…

Они точно знают, когда следует палить из ружей, когда следует разговаривать, а когда можно поймать пробегающую мимо официантку, чтобы ущипнуть ее за грудь или шлепнуть по заду, доставляя удовольствие себе, окружающим, да чего греха таить и официантке, в конце концов, это ведь щедрость и знак внимания. А какие разговоры они ведут! О том, например, как в прошлый сезон был завален медведь — одним выстрелом в темное время суток, практически, только на шорох за спиной. Или о том, как пришлось один на один, с волком, когда патроны неожиданно закончились, а в руке только верный нож…, и сколько было крови, и как потом пришлось вдоль ручья, и какая была Луна…

И только дорога, но и город, действительно преображаются…

И все что рассказывают — истинная правда, ну, про любовь местных жителей к гостям. Их даже старший инспектор любит, и это несмотря на то, что для поддержания порядка ему приходится нанимать пять-шесть крепких парней-добровольцев. Все равно любит, и искренне рад тому, что в его родном городе что-то приходит в движение, меняется не с течением поколений, а прямо на глазах. А горожанки?! В эти дни в них вселялся какой-то добрый и веселый демон. Юбки их, словно сами по себе укорачивались, а то, что тщательно скрывалось до этого, теперь оказывалось на виду, даже при легком наклоне. Линия декольте на платьях резко бросались вниз, удивленные такой свободой разномастные груди, выглядывают в разрезы тканей, так и норовя выскользнуть. Лифчик, как предмет одежды естественным образом забывался в шкафах, а ажурные чулки, соблазнительной сетью, наползают на женские ноги, готовые, правда, в любой момент соскользнуть. Пожалуй, это единственные сети, в которых приезжие мужчины путаются с огромным удовольствием. Горожанки рады были много и даром…, но, конечно, не все, попадались такие, что не понимали своего…

В общем, начало охотничьего сезона, заменяло жителям города венецианский карнавал, стихийное бедствие, Олимпийские игры и покушение на жизнь президента. Жизнь городка менялась коренным и, наверное, лучшим образом. Цены на номера в здешней гостинице взлетали до уровня столичных"Метрополя"и"Хилтона". Каждый свободный закуток в домах жителей сдавался внаем. Естественно, с полным пансионом и ужином из принесенной добычи, а при отсутствии таковой, из холодильника радушной хозяйки и другими прелестями вечерней жизни, переходящими частенько за полночь. Ресторан, четыре бара, несколько кафе работали, не закрываясь, становясь свидетелями неудержимого охотничьего хвастовства, переходящего в стычки. Это было весело. Местные магазины, аптеки и заправки делали за эти две недели годовой товарооборот. А помимо всего этого, что тоже не маловажно, охотничий сезон давал темы для общения на весь оставшийся, до нового нашествия, год.

Суматоха начиналась, приблизительно, за неделю. Самые предусмотрительные из охотников бронировали места в гостинице или извлекали затертые визитки и набирали забытые номера телефонов, страхуя свой комфорт. Самые предусмотрительные, раскошеливались на скромные подарки местным прелестницам, причем скромность эта находилась в прямой зависимости от того впечатления, которое последние произвели на первых. Постепенно деятельность эта набирала обороты, затягивая в свой водоворот и тех, кто не попадал в число самых предусмотрительных, но не менее чем последние любил, когда отдых сопровождается всем необходимым…

О, если бы слово имело прежнюю силу и власть, этот синий «Ford» никогда не добрался бы до города. Водитель ехал слишком аккуратно, слишком соблюдая правила дорожного движения. Правда, на то у него были свои причины. Во-первых, он еще не расплатился за свой первый новенький автомобиль, а, кроме того, молодой человек вовсе и не был охотником. Он ехал домой, к родителям, с целью…

–…мне всегда нравилось здесь, — молодой человек повернулся к девушке, которая сидела на соседнем сиденье, и никак не реагировала на это ностальгическое сообщение. Юноша взглянул на дорогу и продолжил, — живя в столице, я очень сильно тосковал по родным местам, по лесу, ну и вообще.

–А почему не вернулся? — равнодушным голосом поинтересовалась девушка.

Оказалось, что девушка все же прислушивается к речи молодого человека, хотя, скорее от скуки, нежели чем действительно интересуясь его словами.

— Я учился. Нашел хорошую работу. Карьера пошла вверх. А, кроме того, я познакомился с тобой…

— Да уж, действительно, — нехотя, да еще и с язвинкой, согласилась девушка, по-прежнему глядя на лес за окном автомобиля.

— Ника, я ведь сказал тебе, что я не прав!

— А я здесь причем? Это не я осталась стоять посреди дороги, а тот парнишка.

— Ника, ты дуешься на меня из-за того, что я не подвез какого-то дорожного бродягу, — воскликнул юноша.

— А ты знаешь, — Вероника резко повернулась к юноше, — как обидно стоять вот так на дороге, а вот такие правильные едут мимо…

— Но послушай, Ника…, — попробовал призвать девушку к здравому смыслу собеседник.

— Нет, Марк, это ты послушай, — Ника смотрела на Марка, как безжалостный судья смотрит на обвиняемого, — а если бы судьба свела нас вот таким образом. Дала бы нам шанс встретиться на дороге. Ты бы проехал мимо! — вряд ли такой довод можно назвать логичным и продуманным, но Вероника была девушкой, для которой понятие логики имело свой собственный, большинству недоступный, смысл.

— Мимо тебя — нет, — попробовал пошутить и одновременно сделать попытку помириться Марк, но только подлил масла.

— О, да, конечно, ты бы остановился. Подобрал бы меня, а потом, в каком-нибудь клоповнике заставил бы за такую доброту расплачиваться, — выдала девушка, и словно с удовлетворением, отвернулась, вновь заинтересовавшись лесом.

Ответных слов у Марка не нашлось, он лишь чертыхнулся про себя и, опять же, про себя, предположил, что у его подружки неожиданно начались критические дни. В такие дни, она действительно была невыносима и в печали, и в радости.

Какое-то время они ехали в тишине, если не считать непрерывные сигналы едущих сзади машин, которые пытались заставить Марка ехать хоть немного быстрее. Юноша потянулся к приемнику, решив заглушить крикунов и хоть как-то развеять напряжение в салоне. Некоторое время он сосредоточенно переключал каналы, прислушиваясь к раздающимся в эфире звукам. Вдруг Вероника отвернулась от окна и буквально огорошила молодого человека следующим сообщением:

— Я, наверное, вернусь домой, Марк. Высадишь меня около стоянки, а перед родителями извинишься и придумаешь, что-нибудь, чтобы их не обидеть. Ладно?

— Господи, Вероника, что еще случилось?! — Марк занервничал.

В памяти, жутким кошмаром пронеслись его уговоры, просьбы и бесконечные беседы, несколько недель подряд, день за днем. Он вспомнил и ужаснулся перед перспективой начать все сначала. А девушка, тем временем, сделала попытку объяснить:

— Я думаю, что мы торопимся со свадьбой…

— Торопимся?! — юноша, чуть было не подпрыгнул на сидении, — мы знакомы уже четыре года и из них, минимум два — любовники. Мы уже больше года живем вместе! Это что, ничего не значит?!

— А что это значит? — словно впервые услышав о том, что совместное проживание это несколько больше, чем интимные отношения, и, заинтересовавшись этим открытием, вопросительно посмотрела на Марка.

— Ты издеваешься надо мной, да? — Марк почти кипел, он нервно стукнул по рулевому колесу, невольно застав машину вильнуть.

Из сообщений, которые тут же родились за пределами салона автомобиля, можно было понять, что он не только плохой водитель, но и как человек вряд ли достоин жизни.

–Нет, что ты, — голос Вероники был спокойным и даже удивленным, — но ты не ответил на мой вопрос. Объясни мне, что же значит наше с тобой совместное проживание?

— Как что значит! Мы живем вместе, у нас общий дом. Ты мне почти как жена. Разве этого мало?

— Но ведь и не много, — пожала плечами Вероника, — если как следует разобраться. Всего лишь общая постель, общая кухня и общий телевизор. Больше ничего общего у нас с тобой нет.

— Но чувства…

— Чувства, — голос Вероники неожиданно пошел вверх, — про какие это чувства ты говоришь? Может быть про любовь!

— Ну, да, я ведь люблю тебя.

— А я думаю, что ты любишь те деньги, которые в меня вложил, — выдала Вероника совершенно непонятный аргумент, — и боишься, что потеря их без возврата…

— Ну, ты и стерва, — не выдерживает Марк, и, стараясь не смотреть на подругу, сосредотачивается на дороге, более того, даже добавил газ.

Водители позади, ликуют и готовы прощать…

А до города остается всего пара-тройка поворотов, плюс до дома минут двадцать езды, если, конечно, ехать не через центр, а вдоль кромке леса…

— Значит вот, кто я для тебя, — Вероника начинает орать, Марк болезненно морщиться, высокий визгливый голос подруги бьет ему по ушам, а заткнуть их он не может, руки заняты, — сука! Значит, так ты ко мне относишься, как к суке. Останови машину! Останови машину и катись к черту со своей свадьбой!

— Вероника, Вероника, — бормочет Марк, — ну успокойся, я просто…

Он испуган. Он растерян. Он чувствует себя виноватым. Он готов на все, чтобы исправить свои слова, только не знает, как это можно сделать. Где-то в глубине, всплывает мысль о том, что Вероника очень давно хотела что-нибудь с бриллиантом, даже показывала ему, что именно. Марк готов на траты и сверхурочную работу, лишь бы подруга успокоилась. Но не тут-то было.

— Останови машину или я выпрыгну…, — ее рука шарит по обивке двери в поисках нужного рычажка.

— Перестань, Вероника, я прошу! Что ты делаешь!

Боковым зрением он видит, как Вероника пытается открыть дверцу и что через пару секунд ей это обязательно удастся. Ему ничего не остается делать, как резко вильнуть в сторону, заскочить на тротуар и там остановиться. Вероника справляется с дверью, выскакивает из машины и бежит от нее прочь. Марк вынужден следовать за ней, а девушка бежит неизвестно куда, совершенно не глядя при этом перед собой, и уже через два десятка шагов пытается сбить с ног здорового парня, внешность которого кажется Марку знакомой. Марк, тем временем, почти догоняет подругу, хочет что-то сказать, но его опережает Вероника.

— Помогите, он хочет меня изнасиловать, — кричит она, обращаясь к прохожему.

Марк буквально вмерзает в асфальт. Тот, другой парень, поддерживает Веронику и рассматривает издалека Марка. Потом берет девушку под руку, говорит ей что-то и вместе они приближается к нему.

— Этот хлюпик — извращенец, — удивленно произносит прохожий, а потом неожиданно начинает хохотать.

Марк с некоторым облегчением узнает своего одноклассника, Сибура Полянски.

— Привет, Марк, — произносит между приступами хохота бывший одноклассник.

— Привет, Сибур, — бормочет Марк, с трудом представляя, как ему выйти из этой, совершенно глупой ситуации.

— Значит, ты теперь у нас извращенец, — судя по всему, шутит Сибур.

— Она моя невеста, — бухает Марк, и чувствует, что сделал это совсем не к месту, но ситуация как-то вдруг нормализуется.

— Значит, вы — Сибур, — произносит девушка, и с улыбкой протягивает руку, — я — Вероника.

— Очень приятно, — с улыбкой, чуть поклонившись, отвечает новый знакомец.

— Извините, я пошутила, — просто объясняет она свое нелепое поведение, и считает, по-видимому, что этого вполне достаточно, чтобы закрыть вопрос.

— Дела семейные, — пожимает плечами Сибур, но по нему видно, что он уже забыл и об увиденном, и об услышанном.

Вероника тем временем приближается к Марку, обнимает его и целует изо всех сил, практически взасос. Марк, который и так выбит из колеи, краснеет, как помидор и слабо пытается отодвинуться от девушки, которая, напротив, вовсе, и не собирается его отпускать.

— Пойдем, дорогой, — отрывается, наконец, Вероника от жениха, цепляет его под руку и тянет к машине.

— Ты надолго, домой, — Сибур окликает Марка, когда тот распахивает перед Вероникой дверцу, чтобы усадить свою взбалмошную подругу.

— Неделю, может быть две, пробудем, — откликается юноша.

— Надеюсь, ты не забыл — охота, — напоминает Сибур, — все как в старые времена.

— Да-да, конечно, я помню, — кивает Марк, готовый в этот момент согласиться со всем, лишь бы уехать с этой улицы, с этого тротуара и выскочить, наконец, из этого промежутка времени.

— Это хорошо, — Сибур, взмахивает на прощание рукой и сворачивает в какой-то переулок.

— Наконец-то, — вздыхает про себя Марк и захлопывает дверцу со стороны девушки, обходит машину и усаживается на свое место.

Машина плавно трогается с места, постояв положенное время, в ожидании разрыва в потоке автомобилей со спешащими охотниками. Марк постепенно успокаивался, Вероника весело трещит о каких-то пустяках, словно не было, буквально, десять минут назад шторма, который развел бы навсегда многие молодые пары, а может быть, и семьи со стажем. Но все дело в том, что Вероника и Марк не совсем тот случай.

— Марк, а нет здесь где-нибудь какого-нибудь укромного местечка, — интересуется вдруг Вероника.

— Потерпи немного, — не правильно понимает ее спутник, — еще минут пятнадцать и мы дома…

— За это время я могла бы дважды получить удовольствие, — девушка мягко кладет руку на ногу Марка.

— Что с тобой, — Марк понимает, куда клонит его неуемная подруга, — Ника, это маленький город, здесь вряд ли можно найти укромное место. А, кроме того, в машине, по-моему, не очень удобно…

— Давно? — мгновенно охладившись, интересуется Вероника и отдергивает руку.

— Что давно? — не понимает вопроса парень.

— Неудобно в машине, — поясняет подруга, — сутки еще не прошли, как ты жарил меня на заднем сиденье, чуть ли не посредине шоссе.

— Но ты сама…

— Что?! Так это я сама загнала себя на заднее сиденье, разорвала мою любимую блузку, а потом, наверное, в порыве страсти даже укусила себя за задницу. Чтобы больше никогда не появляться на пляже…

— Хорошо, Ника, хорошо, — Марк чувствует, что безумие приближается к нему семимильными шагами, — сейчас я сверну в сторону и сделаю все, что ты хочешь…

— Успокойся, милый, — холодно произносит Вероника, словно речь идет о посещении соревнований по боксу, — разве я похожа на сексуально озабоченную особу? Если надо, я вполне могу потерпеть, например, до завтра, или несколько недель, или…

— Господи, Ника, что я такого сделал, что ты устроила мне все это? — не выдерживает Марк, бросает руль и воздевает руки вверх.

— Марк, ты был не прав, когда оставил того парнишку на дороге, — в голосе Вероники звучит торжество, и она в очередной раз отворачивается от юноши, на этот раз уже победительницей.

Прошла минута, может быть, две и Вероника начала насвистывать какой-то мотивчик, а еще через пять, поинтересовалась, уверен ли Марк, что подарок, который она нашла в одном из антикварных магазинов столицы понравиться его матери. Да, вот так проходили бури у этой пары. Ответить Марк не успел — из-за поворота показался дом. Знакомый палисадник, знакомый заборчик, полосатая, бело-синяя лавочка — все это дорого и любимо с детства. Казалось, еще вчера он ходил в школу, а вот уже везет в дом невесту…. Что-то ностальгическое кольнуло у него в сердце, и Марк почувствовал ком в горле.

— Приехали почти, — произносит он, чуть охрипшим голосом и указывает на двухэтажный дом.

— Этот? — уточняет Вероника, тайком глядя на жениха.

Ей кажется, что она понимает его состояние, хотя, откуда ей, воспитанной неизвестно кем и неизвестно где, знать, что такое возвращение домой?

— Да. Там еще эмблема на почтовом ящике, голова лося на щите.

— Не вижу, — произносит медленно девушка, внимательно разглядывая все подряд почтовые ящики.

— Сейчас подъедем, будет с твоей стороны.

— А там женщина, — произносит Вероника, и кивает в сторону вышедшей на террасу дамы.

— Это моя мама, — с какой-то внутренней гордость и робостью одновременно, откликается Марк.

— Такая молодая? — искренне удивляется девушка.

— Она очень следит за собой, — а вот это, звучит гордо, словно Марк хвастается своими собственными успехами на работе, — да и родила она меня достаточно рано.

Марк тем временем сворачивает с основной дороги. Под колесами хрустит гравий, а потом машина выезжает на бетонированную широкую площадку перед гаражом, где уже стоит громоздкий, покрашенный в темно-болотный цвет, вездеход.

— Здоровый какой, — произносит Вероника, сравнивая машину Марка с этим страшилищем, имеющим пару дополнительных дуг, на которых разместились прожекторы-искатели…

— Это служебный. Отца, — поясняет Марк, — ему часто приходится ездить по лесу. Там еще две дополнительные лебедки, усиленные бамперы, цепи, чтобы не скользить зимой…

— Марк, я поняла…, это очень хорошая и очень большая машина, — перерывает список достоинств вездехода Вероника.

— Мне всегда хотелось ездить на такой, — решает оставить за собой последнее слово Марк — для него это важно. А девушка просто позволяет это сделать, потому что ей это не интересно.

Она уже рассматривает эмблему лесничества — некое чудовище с рогами, которое, только с большим трудом, можно идентифицировать, как лося, а еще пара хвойных веток и все это на кроваво-красном щите. Вероника рассматривает картинку и ждет, когда Марк поможет ей выйти, но юноша, выскочив из машины, первым делом бросается к матери с вполне понятным желанием обнять и расцеловать. Девушке, со вздохом приходится самой заботиться о себе. Правда и Марк не получает желаемого, мать тут же разворачивает сына с упреком, что тот поступает не по-джентельменски… В результате, Марк не успевает ни сюда, ни туда, а женщина, сама медленно направляется к машине. Сходятся они как раз около Марка, и тот, наконец, добирается до матери и по-детски, неловко целует ее в губы. Тут же краснеет от собственной сентиментальности, мешается, и женщинам приходится самим представляться друг другу.

— Регина, — произносит женщина и протягивает руку.

— Вероника, — девушка аккуратно пожимает ухоженную и теплую руку и произносит, с целью уточнить, — просто Регина?

— Да, так, по-моему, лучше всего.

Веронике ничего не остается, как принять предложенные правила, к тому времени Марк окончательно приходит в себя и вмешивается…

— Мама, это Вероника. Это о ней я писал тебе.

— А это моя мама, — поворачивается Марк к Веронике.

Женщина и девушка не останавливают Марка, давая ему возможность не быть не вежливым. Они даже имитируют двукратный поцелуй, поочередно прижавшись левой и правой щекой.

— Устали в дороге? — интересуется женщина, то ли из вежливости, то ли, действительно переживая за девушку, и добавляет, — дорога-то от столицы до нашего медвежьего угла не близкая.

— Совсем чуть-чуть, — признается девушка.

— Давайте пройдем в дом, — Регина берет Веронику под руку.

— Я только вещи…, — пытается остановиться Вероника, но Регина отмахивается рукой.

— Вот еще. Сумками пусть займутся мужчины.

Тем временем на пороге появляется мужчина. Большой, с едва заметным брюшком, но еще в форме, не лишенной приятности. Марк, едва не взвизгнув от радости, бросается к нему в объятия.

— Давно не виделись, — поясняет ситуацию Регина, — а с детства души друг в друге не чают.

Веронике почему-то становиться зябко и она нервно поводит плечами, стараясь сделать это незаметно.

— Как дела, сын? — произносит отец, глядя почему-то не на Марка, а на его спутницу, и Вероника чувствует, что ее оставили без платья и не намерены останавливаться, хорошо, что хоть только глазами.

— Хорошо, — они снова обнимаются, и Веронике кажется, что они готовы заплакать от радости, — Вероника, это мой папа, Михаил Васильевич. А это Вероника, моя невеста.

— Рады. Очень рады…

Не понятно только о ком он говорит во множественном числе, то ли о себе, то ли еще и о Регине. Объятия Михаила Васильевича распахиваются, и он быстро приближается, чтобы обнять по-отечески будущую невестку. Вероника делает шаг и невольно сжимается, но ситуацию разряжает вовремя вмешавшаяся Регина. Она встает на пути мужа и девушке достаться только рука. Она легонько пожимает ее и чувствует, что в ответ она попала в капкан на медведя, но приходиться улыбаться, и про себя благодарить женщину. Веронике с трудом вериться, что из объятий Михаила Васильевича она смогла бы выйти с целыми конечностями и ребрами.

— Мальчики, — чтобы не затягивать сцену у двери, командует Регина, — вещи в дом, — потом поворачивается к девушке, — уж извините его, Михаил Васильевич чаще общается с медведями и волками, чем с людьми. Так что, можете не обращать на него внимание.

На такое предложение тяжело ответить, никого не обидев, поэтому Вероника просто кивает, показывая таким образом, что приняла это к сведенью. Регина тем временем аккуратно ведет гостью к двери, а мужчины начинают выгрузку, тут же найдя какую-то общую тему из местного списка. Слышится их смех и крепкие словечки местного фольклора.

— Пришлось ночевать в дороге? — продвигаясь в дом, поинтересовалась Регина.

— Пришлось, — замешкавшись на мгновение, ответила Вероника и пояснила, — всего одну ночь, в дорожном отеле «Случайная встреча». Марк ехал не очень быстро, осторожничал.

— Да, такой уж он, мой мальчик. Аккуратный и осторожный…

Вероника молчит в ответ, перед ней опять дилемма, поддержать мнение женщины или возразить…, но девушка предпочитает просто смолчать. Ей все еще не по себе…

— Он не обижает тебя? — с трудно воспринимаемой интуицией интересуется Регина.

— Нет, — удивленно смотрит на женщину Вероника, — бывает, конечно, мы ссоримся, но ведь без этого не бывает близких отношений.

— Да, — кивает Регина и неожиданно спрашивает, — я действительно старо выгляжу?

— Нет, что вы?! — удивляется вопросу Вероника.

— Тогда, я думаю, имеет смысл говорить мне — ты, или зови меня просто по имени. Я прошу, а точнее, настаиваю.

— Хорошо, — смеется Вероника, строгий голос Регины был всего-навсего маскировка шутливой просьбы.

— У Вас…, у тебя красивое имя, — старается сделать комплемент Вероника.

— Не очень, — морщится Регина, — но никуда не денешься, а вот твое, мне действительно симпатично.

— Регина красивее, оно…, изящнее, — осторожно возражает Вероника.

— Спасибо, — улыбается Регина, — бывала когда-нибудь в подобных городишках?

— Нет, — признается гостья, — я, ведь, дитя больших городов, точнее столицы…

Еще несколько ступеней и женщины оказываются в гостиной.

— Вот так выглядит этот дом изнутри, — разводит руками Регина.

— Очень мило, — делает очередной комплемент девушка и снова не очень удачный.

— Вероника, не обязательно стараться мне сделать приятно, если ты, вдруг, не согласна…

— Я честно говорю, только мне не по себе от чучел.

Вероника имеет в виду те головы животных, которые, как украшения развешены по стенам гостиной.

— Сразу видно, что ты не здешняя. Многие местные жители восприняли бы это как оскорбление дома, но только не я.

— Правда, я не обидела тебя?

— Конечно, не обидела, — спокойно произносит Регина и даже ободряюще подмигивает девушке, — я тоже, не местная.

Гостья виновато улыбнулась в ответ. Ей хотелось продолжить разговор, но она не знала, какая тема будет подходящей, поэтому промолчала. Регина выпустила руку девушки и подошла к окну, что-то там, за пределами дома натолкнуло ее на мысль, и она озвучила ее, повернувшись к гостье.

— Марк выбрал не самое удачное время для приезда, — женщина неодобрительно покачала головой, а глаза ее потемнели, словно она опечалилась.

— Почему? — удивилась девушка, ей почему-то захотелось коснуться волос этой странной женщины.

— Охотничий сезон, — поясняет Регина, — толпы приезжих. А публика в основном такая, — она делает неопределенно-неодобрительный жест рукой, — одним словом охотники. Тебе самой, не приходилось баловаться охотничьим ружьем?

— Нет, что ты!

— А ты как будто испугалась?

— Меня пугает огнестрельное оружие, особенно звук, да и вид тоже. Оно какое-то неправильное.

— О чем это ты? — Регине еще не приходилось слышать такой характеристики в адрес оружия.

— Понимаешь, оно не гармонирует с природой, с животными. Природа не создала аналога огнестрельного оружия для животных… Наверное, непонятно…

— Продолжай, это интересно, давай только пройдем в кухню и я наведу тебе чай… или кофе, — последние два слова Регина произнесла, как вопрос.

— Лучше чай.

— Отлично, но об оружие. Оно не гармонично…

— Огнестрельное оружие не гармонично, — поправляет женщину Вероника.

— А нож, копье, стрела…

— Холодное оружие, как раз наоборот. Есть же зубы, колючки. Человек повторил природу, приспособил для себя то, чего лишен.

— Понятно. Хотя, с другой стороны, ведь и сам человек не гармоничен. С чего же ему создавать гармоничные вещи?

— Хотелось бы не согласиться. Точнее поправить, не всякий человек.

— Не всякий? Ты говоришь о ком-то конкретном или просто теоретизируешь?

— Да. Вот сегодня, например, мы встретили на улице парня. К сожалению, я не помню его имени, кажется Сабур или…

— Сибур Полянски, — подсказывает Регина.

— Да-да. Вот на него смотришь и чувствуешь, что он словно древний человек. Неандерталец какой-нибудь. В нем чувствуется сила. Такого человека легко представить где-нибудь на пляже, где он занимается серфингом, но не за компьютером. Понимаешь?

— Ошибка, дорогая Вероника, ой, какая ошибка, — неожиданно для девушки рассмеялась Регина.

— То есть?

— Сибур Полянски компьютерный бог или, скорее всего, демон — это кому как. Немалая часть его жизни посвящена тяжкому греху хакерства, — не смотря на явные шутливые нотки, Регина серьезна.

— Вот черт, — даже приседает от досады за неудачно приведенный пример Вероника, — но он так выглядит, так по-настоящему.

— А вот с этим я согласна, в нем действительно есть сила. Настоящая, та, что прямо от природы…, в общем, не знаю, как выразить одним словом…

Регина подала ей чашку и уже была готова продолжить разговор, как вдруг за окном раздается грохот. От неожиданности чай выплескивается на пол и частично на платье гостьи. Женщинам становиться не до разговоров. Регина спешно ищет салфетку для Вероники, добавляя с нескрываемым раздражением.

— Черт бы их подрал…

— Что это было?

— Выстрел. С завтрашнего дня начинается охотничий сезон. А это, какой-то идиот решил опробовать свое оружие.

— Такое ощущение, что стреляли где-то за спиной.

— Тебе стоит привыкнуть, завтра этот грохот будет по всей округе.

— Кошмар какой-то, — девушка в очередной раз жалеет, что поторопилась, дав согласие на эту поездку.

В комнату с грацией разбуженного от зимней спячки медведя, забегает Михаил Васильевич. Он бросает к Регине, нежно берет ее за руку.

— Слышала грохот, дорогуша моя, — бормочет он, — надеюсь, я никого не испугал. Я демонстрировал Марку свою новую винтовку.

— Ну что ты, милый, — Регина зыркает глазами в сторону Вероники и та понимает, что ей следует помолчать о сучившемся инциденте, — ты же знаешь, что я на слух могу отличить «Три кольца» от «Маузера». Так с чего же мне пугаться твоей новой винтовки?

— А гостья, — Михаил Васильевич поворачивается к Веронике.

— Я, — Вероника коротко глядит на Регину, — я немного вздрогнула, но это, скорее, от неожиданности.

— Это пройдет, — похоже, егерь недоволен, что невеста его сына оказалась такой неженкой.

— Милый, в городе предпочитают стрелять из пистолетов с глушителем…. Веронике просто негде было слышать звук настоящего оружия.

— Я всегда говорил, что современные города убивают настоящих мужчин, — как-то очень быстро реагирует Михаил Васильевич, давая право предположить, что это одна из любимых тем, — к тому же…

— Милый, я надеюсь, вы уже занесли вещи в дом, — и снова в голосе хозяйки позвякивают неровные кусочки колотого льда…

— Да, конечно, дорогая моя.

Вещи действительно перенесены в дом и стоят нестройной горкой около лестницы. Вероника выбирает свои и прикидывает, как бы умудриться, чтобы одних заходом поднять все три предмета на второй этаж.

— Вероника, — Регина подходит к девушке, указывает сыну на вещи, а сама продолжает, глядя на девушку, — я приготовила тебе гостевую комнату, сейчас покажу. Конечно, ничего особенного…

— Мама, — неожиданно встревает в разговор Марк, — гостевая комната не очень большая, — он постарался вложить в слова дополнительный смысл.

— Для одного человека вполне достаточно, — Регина вполне понимает, о чем говорит сын, но у нее другой взгляд на вещи, — а тебе я приготовила твою детскую комнату.

— Но мама…, — пытается протестовать Марк, но ловит взгляд матери и умолкает.

— Лучше будет, если ты покажешь комнату гостье и, заодно, отнесешь вещи. Наверняка, — Регина обращается уже к девушке, — ты захочешь переодеться, принять душ. С дороги.

— Да, — кивает Вероника, — не плохо, было бы…

— Вот и отлично, а через час, мы все встретимся в гостиной комнате, за столом…

Марк взялся за сумки и, бормоча что-то себе под нос, двинулся в направлении указанной комнаты. Девушке ничего не остается, как следовать за ним, прислушиваясь, о чем ее жених беседует сам с собой, и все больше наполняясь ощущением, что она здесь совсем не к месту…

Когда они оказались в комнате, Марк поставил вещи прямо посередине комнаты, прикрыл дверь и попытался обнять подругу. Вероника не сочла этот жест своевременным и ускользнула. Марк повторил попытку, приняв это в первый момент за игру, но Вероника окатила его ледяным взглядом.

— А разве мама не будет против, если я вместо того, чтобы спешно переодеваться, займусь неизвестно чем?

— Ты это серьезно? — Марк даже опешил от неожиданности.

— Кстати, тебе тоже следует переодеться, — проигнорировала вопрос Вероника.

— Ника, ты неправильно поняла маму…, — бросается в объяснения Марк.

— Неужели? — удивляется девушка, но делая это совершенно неискренне, причем, явно неискренне.

— Хочешь, я поговорю с ней, — Марк становится решительным и даже нижняя его челюсть слегка выдается вперед, делая похожим на не очень древнего человека, — поговорю. Она все поймет.

— Ты это о чем? — глаза Вероники широко раскрываются, и она непонимающе хлопает ресницами, как кукла в магазине.

— Перестань, Вероника, об этом.

— Ах, ты это о половой близости. По-моему, ты слишком озабочен этим, в определенном смысле, конечно. Может быть, тебе следует передохнуть, хотя бы дома.

— Но…

— Хватит, Марк. Иди к себе и переодевайся, а то действительно Регина подумает, что мы уже совокупляемся…, — Вероника специально применила именно те термины, которые доводили ее парня, чуть ли не до истерики.

— Ника…

— Иди, мой мальчик, — произносит девушка, вольно, хотя, скорее все-таки невольно подражая интонации и голосу Регины.

Марк вспыхивает лицом и практически вылетает из комнаты. Дверь хлопает. Вероника, оставшись одна, медленно начала разбирать вещи. Руки ее как-то сонно выкладывали кофты и платья. Освободив, приблизительно, половину, она замерла, разглядывая разложенные по кровати вещи. Ей почему-то нравится простенькое платье в цветочек. Она откладывает его в сторону, а остальные аккуратно переправляет на полки огромного шкафа. Автоматическое движение утомляет ее и девушка, взявшись за выбранное платье, словно сомневаясь в выборе, присела на кровать — пружины скорее взвизгнули, чем скрипнули. Вероника удивленно похлопала по матрацу, прислушалась и качнула головой…

— Да уж, — пробормотала она про себя, — если заняться на этой кровати любовью, то неизменно поднимешь на ноги, если не всю улицу, то, соседний дом уж точно, — дорогая Регина, мне кажется, ты слишком уж оберегаешь свое чадо…, мальчик-то вырос…

Неожиданно для самой себя Вероника начинает смеяться, но очень скоро беспричинный смех оборачивается какой-то невыносимой, болезненной тоской и она теряется. Просто забывает на мгновение, где она находится и зачем. Но через мгновение память возвращается, хотя по-прежнему остается вопрос — зачем…

— Нет…, даже если мне суждено стать женой Марка, никогда я не буду здесь жить…, я даже постараюсь бывать здесь как можно реже…, через раз, и только по крайней необходимости…

Вероника усмехнулась. Ей удалось удивить саму себя — официального предложения не было, одобрения родителей не было, черт возьми, она даже согласия своего не давала, а уже принимает такое решение…

— Между прочим, мальчику здесь нравится, — размышляет она вслух, словно споря с собой…

А потом спохватывается и добавляет, обращаясь уже непосредственно к самой себя:

— Ну и сука же ты Ника. Правильно назвал тебя Марк.

Морок отступает. Вероника смотрит на часы и спохватывается, до выхода остается не так уж и много времени, а ей еще предстоит душ. Встряхнув головой, девушка освобождается от странных мыслей и заколок, затем скидывает прямо на пол одежду, подхватывает полотенце и направляется в ванную комнату, тихо напевая что-то импровизированное, а может, и не существующее в реальности…

— Вероника, — за дверью раздался голос Регины, — мы уже собираемся, присоединишься к нам?

— Еще минутку, Регина я почти готова, — после душа Вероника чувствовала себя намного лучше, ей даже показалось, что она готова вступить в прения с Михаилом Васильевичем на любую из предложенных им тем…, если, конечно, возникнет такая необходимость.

Послышались удаляющиеся шаги, Вероника молниеносно оделась. Брошенные на пол вещи отправились в сумку. Последняя ударом ноги была отправлена под кровать. Двумя движениями расчески она уложила волосы, и, бросив расческу на столик под зеркалом, направилась к двери. Рука ее еще тянулась к ручке, когда дверь внезапно, словно сама по себе открылась, и она увидела стоящего на пороге Марка. Просторные джинсы, рыжий пуловер и рубашка какого-то неземного бордового цвета.

— А я за тобой, — отступив от неожиданности, сказал он.

— Так я, это…, готова, — ответила Вероника и вышла из комнаты.

Марк прикрыл дверь, догнал девушку и взял ее под руку. В таком порядке они и спустились в гостиную. Торжественный, а потому, поздний обед был накрыт на большом овальном столе и вызывал должное уважение. Серебряные приборы, начищенные до блеска, отражали электрический свет и пару лучей близкого к закату солнца. Серебро пасовало хрусталю, да и остальная посуда не оскорбила бы своим присутствием стол какого-нибудь дворянина, эпохи Короля-солнца. А вот пахло…

Из кухни выпорхнула Регина, успевшая сменить не только наряд, но прическу. За то время, пока Вероника отсутствовала, Михаил Васильевич успел дозвониться до своего прямого начальника Ираклия Цахи, чтобы освободить себе вечер для домашнего общения. Теперь и он, выряженный ничуть не скромнее сына, только в несколько иных, более ярких оттенках, уже сидел за столом и колдовал над бутылкой, горлышко которой было залито сургучом. Вид у него был при этом такой счастливый, что девушке пришлось немного напрячься, чтобы по ее лицу не скользнула одна из ее едких улыбок.

Пока Марк и Вероника рассаживались, хозяин дома, наконец, справился с пробкой, а Регина подала ужин. Скинув миленький цветастый фартук, она продолжила исполнять обязанности хозяйки, стараясь при этом учесть интересы каждого участника трапезы. Вероника же, глядя на неспешную деятельность Регины, поняла вдруг, что жутко проголодалась. Но до того, как она взялась за вилку и ложку, ей пришлось вытерпеть еще одну паузу, тщательно изображая интерес и, едва ли не трепет, пока Михаил Васильевич подробно пересказывал историю, во всех ее деталях и подробностях, только что откупоренной бутылки. А потом пришлось согревать напиток в ладонях, размазывать его по стенкам бокала прочее. Чертыхаясь про себя, она, тем не менее, говорила необходимые в данном случае слова, демонстрировала принятые по такому случаю мины и искоса поглядывала на сотрапезников. Наконец, дело дошло и до еды, и вот тут Вероника испытала неожиданное разочарование…

То есть, еда была вполне съедобной…, но очень напоминала дешевые китайские закусочные, но никак не домашнюю еду. Впору было удивиться, как такое вообще возможно приготовить в домашних условиях.

— Ради такого меню, — с некоторым удивлением, а еще больше, с раздражением подумала Ника, — не стоило ехать в такую даль, достаточно было просто выйти на улицу и завернуть за угол.

Впрочем, девушка относилась к еде без трепета, поэтому продолжила есть, просто присматриваясь к присутствующим. И через некоторое время поняла, что она, единственная за столом, кто не оценил сей кулинарный изыск. Более того, Михаил Васильевич, буквально светился от удовольствия, не отставал и Марк, изо всех сил налегая на добавку, не забывая при этом одаривать свою родительницу разнообразными комплиментами.

— И это чудовище еще умудрялось капризничать в ресторанах, — припомнила, опять-таки про себя, Вероника, чувствуя, что закипает, — а, кроме того, если это — чудесно, чем же Регина кормит их ежедневно, — но этот вопрос некому было задавать, и она постаралась подавить неприятное свербящее чувство.

Отвлекаясь от своих мыслей, она некоторое время прислушивалась к разговорам за столом, но подавляющее большинство тем были ей либо не знакомы, либо не интересны, к тому же, она просто была голодна. Покончив с первой перемены блюд, она все-таки, решила внести свою маленькую лепту в разговор:

— Марк, а как звали того большого парня, которого мы встретили в городе? — как только в разговор вкралась пауза, поинтересовалась девушка у Марка.

— Вы останавливались в городе? — Михаил Васильевич удивленно взглянул на сына, словно тот совершил какой-то неприличный поступок.

— Слишком долго ехали, — быстро сориентировался Марк и предположил откорректированную версию, — Веронике стало нехорошо, и она попросила остановиться.

— Да, — согласилась Вероника, припомнив, что именно привело машину к остановке, и тут же сама продолжила разработку данной темы, — потом я пришла в себя, и в этот момент с нами поздоровался огромный такой парень…

— Огромный парень, — удивленно повторил Михаил Васильевич.

— К нам подошел Сибур, — уточнил Марк, — Сибур Полянски…

— И что он хотел, — поинтересовался отец семейства, в голосе его Вероника обнаружила странные нотки, расшифровать которые было совсем непросто, по крайней мере, такие интонации ей раньше не встречались.

Вероника растерялась. С ее точки зрения это была совершенно невинная вставка, к тому же с местным колоритом, по большому счету, ей было абсолютно все равно, кто этот парень…

— Опять я куда-то вляпалась, — пробормотала про себя Вероника, но чувствовать себя виноватой вовсе не собиралась. Из чувства противоречия, наверное.

Но коротко взглянув на Марка, поняла, что влезла в какую-то совершенно старинную, семейную и, наверное, крайне неприятную историю, касающуюся, как минимум, двоих из сидевших за столом. Михаил Васильевич и Марк, чуть ли не молниями обменивались, глядя друг на друга.

— И что было дальше? — поинтересовалась вслух Регина, обращаясь к Веронике.

— Да, в общем-то, ничего, — Вероника, честно говоря, даже и не представляла, какой ответ позволит выйти из этой ситуации, — постояли минутку, я отдышалась, мы обменялись парой фраз. Потом мы уехали, а он пошел дальше…

— И все? — с некоторым облегчением выдохнул глава семейства.

— Да, собственно говоря, все. Только парой фраз, — Марк готов был закрыть тему, но Вероника все-таки решила вмешаться.

— А что не так с этим самым Сибуром, — поинтересовалась она, точно представляя, что пытается влезть не совсем в свое дело, но такой уж у нее был характер.

— Да так, — попытался отмахнуться Марк, но теперь Михаил Васильевич решил сказать свое веское слово.

— Сибур Полянски в свое время нарушил закон. Кроме того, он и сейчас, не совсем законопослушен.

— Нарушил закон, — искренне удивилась Вероника, начисто забыв кухонный разговор с женщиной, — наркотики, здесь!?

— Нет, конечно, эта чума не добралась до нас.

— А что же тогда? — Вероника в жизни, имела смутное представление о законе и его границах, и если до этого момента не пересекала этих границ, то это была лишь счастливая случайность.

— Он большой специалист по компьютерам…

— Хакер, — подсказал отцу Марк, — так их называют…

— Не знаю, как их называют в больших городах и столице, но здесь, — мужчина ткнул пальцем в стол, — здесь их называют преступники, — однажды он влез в секретные материалы и выставил их на всеобщее обозрение.

— Государственная тайна? — попыталась уточнить Вероника.

— Почти.

— И его не отправили в тюрьму?

— Наши законы слишком либеральны и не достаточно гибки для таких людей. Он отделался временным запрещением работать на современной технике.

— Но вы сказали…

— Ника, хватит уже, это очень неприятная тема, к тому же, за столом, — решительно вмешался Марк, и демонстрируя, что тема закрыта, дал короткое и последнее пояснение, — история эта задела много хороших людей. Ничего не было доказано, но нервы нам потрепали более чем достаточно.

— О-о, — до девушки, наконец-то дошла вся щекотливость затронутой темы, — я прошу прощения. Я не знала. Я такая любопытная, — про себя Вероника использовала расширенный запас ругательств, но каялась искренне.

— Забыто, — в один голос буркнули Марк и Михаил Васильевич, а последний принялся разливать оставшееся вино по бокалам.

Вероника приготовилась к долгой и неловкой паузе, в голове у нее даже родилось несколько достаточно смешных заготовок, чтобы исправить ситуацию. Но, к ее немалому удивлению, они не потребовались. Минуты не прошло, как разговор возобновился и постепенно превратился в неспешный поток информации местного значения. Опять были вытащены замшелые шутки и остроты Михаила Васильевича, в лад ему вторил Марк. Одним словом было шумно и весело. Вероника с некоторым облегчением подумала, что ее неуместное вступление в разговор прощено и на нее уже никто не обижается. И чтобы снова не попасть впросак, девушка предпочла помалкивать и расправляться со второй переменой блюд, которую молниеносно произвела Регина. Хотя, если признаться честно, первой вполне было достаточно, чтобы утолить даже серьезный мужской голод.

— Вообще-то, дорогая, — Михаил Васильевич сыто икнул и расслабленно откинулся на спинку стула, — это перебор.

— Я старалась, — потупила глаза Регина, став на некоторое мгновение непроходимой глупой.

А Ника, заметив это выражение лица женщины, невольно замерла. Ее положение за столом позволило увидеть то, что было скрыто от других участников застолья. В этом дурашливо потупленном, чуть скошенном взоре женщины, увидела Вероника холодную ненависть. От неожиданности, Вероника даже выронила вилку, та ударилась о край тарелки, замысловато перевернулась и, обойдя руку девушки, упала на пол.

— Прошу прощения, — смутилась Вероника и нырнула под стол, весьма рада тому, что можно хоть на мгновение расслабиться.

Мужчины же отреагировали дружным смехом и тут же принялись острить, вспоминая истории, которые с упавшей вилкой и, связать-то, было невозможно. Регина молча поднялась, забрала грязный инструмент и принесла чистый. Все снова пошло своим чередом…

— Что же среди них происходит? — в очередной раз обратилась к самой себе Вероника, когда все вернулись к своим застольным занятиям.

Но домыслить до конца не успела, наклонившись в ее сторону, Регина поинтересовалась:

— Вероника, поможешь мне. Надо освободить место для десерта?

— Да-да, конечно, Регина.

Вдвоем они быстро освободили пространство стола и перенесли грязную посуду в посудомоечную машину. Затем Регина перестелила скатерть, всем видом своим, показывая, что необыкновенно довольна, произнесла:

— А теперь подготовьтесь. Можете, погулять минут десять, пока мы, все окончательно устроим, — проворковала Регина и, пропустив Веронику вперед, и плотно закрыла за собой дверь на кухню.

— Что делать? — поинтересовалась Вероника, оглядывая эту чистое, оснащенное по последнему слову техники, женское царство.

— Ничего, — Регина уже была расслаблена. Лицо ее обострилось, появилось несколько морщин, которые, впрочем, нисколько ее не портили, даже наоборот, придавали какой-то дополнительный шарм.

— Регина, прости эту мою выходку за столом, — начала было, девушка, но Регина махнула рукой.

— Ерунда, не обращай внимание. На человека неподготовленного все это производит гнетущее впечатление. Поэтому не удивительно, что ты сделала попытку хоть что-то изменить.

Вероника в изумлении наблюдала очередную трансформацию это женщины, исчезло презрительное воркование, но вместо него звякнул металл. Даже цвет глаз изменился, стал более холодный и прозрачный. Такая женщина попросту не могла быть хозяйкой этого дома — это было бы кощунством, так думать.

— Я, надеюсь, ты куришь? — поинтересовалась Регина.

— Да, — кивнула Вероника, удивленная таким поворотом событий.

— И с собой есть?

Да, — кивнула Вероника, доставая из потайного кармашка плоскую пачку и заглядывая в нее, — три штуки.

— Отлично. Ведь ты не будешь против, если мы с тобой покурим.

— Нет, конечно, правда, Марк предупреждал, что вы не выносите табачного дыма, — предупредила Вероника.

— Да, особенно того навоза, который курит мой, — Регина небрежно кивнула в сторону столовой, — ну и как тебе моя стряпня? Только честно.

— Честно, — девушка вздохнула поглубже, и призналась, — не очень, напоминает китайскую закусочную.

— В точку, — коротко хохотнула Регина, — решила напомнить моему мужу наш первый вечер. Специально ездила и узнавала рецепт. Веришь?

— Нет, — совсем растерявшись, качнула головой гостья.

— А зря, в желании насолить, я могу зайти очень далеко. Но тут ты права, вспомнила по памяти, — Регина опять рассмеялась.

Вероника промолчала — все это было слишком сложно, слишком запутано, тем более для первого взгляда. Она просто курила и смотрела, как курит Регина. А посмотреть было на что.

Черт побери, — уже который раз за сегодняшний вечер Вероника вернулась к внутреннему монологу, — откуда эта необыкновенная грация. Она настоящая дикая кошка. И звериного в ней столько, что просто не выговорить. В определенном хорошем, но, наверное, и в определенном плохом, смысле. И только эти два дурака ничего не видят, ничего не замечают… Господи, как же она попала в эту дыру…

— О чем задумалась, Ника? — взглянув на девушку, поинтересовалась хозяйка.

— Даже не знаю. Где вы…, где ты научилась так курить?

— А что не так, — Регина с некоторым удивлением посмотрела на сигарету, а потом на пепельницу.

— Нет-нет, все так, просто манера держать сигарету, стряхивать пепел и вообще…

— Никогда не обращала внимания, скорее всего, просто увидела, как это делают у меня на родине. Сама я приезжая. Здешние же курицы не курят в открытую, смолят по углам тот же навоз, что и их мужья.

— Вы не очень-то к ним благосклонны.

— Не за что, — коротко бросила Регина, а потом поинтересовалась, — ты надолго к нам?

— Марк уговаривал меня на неделю или даже на две, но мне думается, что я протяну меньше, — честно призналась Вероника.

— Ты права. Здесь нечего делать столько времени, — потом добавила тихо, но не настолько, чтобы Вероника не расслышала за вздохом женщины, — да и вообще, здесь нечего делать…

Что-то мелькнуло в голове у девушки…

— Ты не очень счастлива здесь, Регина…

— А ты глазастая и неглупая девица, как я посмотрю, пусть это будет секрет, — Регина уже докурила, приоткрыла окошко и выбросила окурок, а потом повернулась к Веронике, — договорились?

— Да-да, конечно, я никому…

— Хорошо. И кстати, при Михаиле Васильевиче не кури. Захочешь — просто выходи на веранду, там тебя никто не тронет. Я сама там…. Кстати говоря, вид оттуда замечательный и никого из любопытных соседей.

— Понятно, — улыбнулась Вероника.

— Ну что, пойдем радовать наших мужчин?

— Пойдем…

— А на десерт у нас — пирог, — проговорила Регина, торжественно внося нечто на большом блюде под льняной салфеткой.

Мужчины разразились очередной бурей восторга и смели поданный десерт в рекордно короткое время. Регина и Вероника убрали со стола, освободив его под, так называемую «вечернюю рюмку и сигару». Наступило время семейного общения, эта традиция свято соблюдалась в каждом доме города, и считалось незыблемой. Мужчины города, как правило, добирали необходимую дозу спиртного, причем, некоторые до потери контроля над собой, но отяжелевшие, они были не в состоянии причинить какого-нибудь серьезного вреда домочадцам. Поэтому, на соблюдении данной традиции особенно настаивали женщины…

Вероника коротко посмотрела на Регину, как бы спрашивая, действительно ли здесь необходимо ее присутствие. Женщина с сожалением пожала плечами. Это можно было истолковать, что таков их незавидный женский удел. Веронике ничего не оставалось, как только смириться, особенно после предыдущего прокола. Радовало лишь, что право вести разговор однозначно принадлежало мужчинам, и они использовали это право на всю катушку. На Веронику посыпались в огромных количествах охотничьи истории со всеми кровавыми подробностями. Несколько раз девушка чувствовала, как содержимое ее желудка пытается вырваться наружу. Особенно, когда местный мастер рассказа живописал разделку еще живого кабана группой совершенно пьяных охотников, отнеся эти рассказы к категории веселых. Справедливости ради, следует отметить, что и страшилки, когда охотник один, а трезвых волков целая стая, на организм молодой горожанки действовали далеко не успокаивающим образом.

Гостья поглядывала на Регину, но та совершенно спокойно вязала и, судя по всему, до такой степени ушла в работу, что пропускала мимо ушей абсолютно все рассказы, не забывая при этом иногда охать, поддерживая, таким образом, разговор.

— Если я, — думала про себя Вероника, — когда-нибудь стану членом этой семьи, то обязательно развалю эту традицию. Или она развалит меня. Хотя, — девушка чувствовала этой все с большей отчетливостью, — слово «если» из маленького превращается в труднопроходимое «маловероятно».

Последняя рюмка, тем временем, плавно перетекла, согласно местной традиции, в бутылку, а дым от местного табака застил свет электрических лампочек. Голова Вероники гудела, в конце концов, не выдержав, она извинилась и, сославшись на кое-какие неотложные дамские дела, поднялась в свою комнату. Распахнув створки, она высунулась из окна и осталась стоять так, вдыхая прохладный воздух. Через некоторое время, когда дыхание прочистилось, Вероника почувствовала настоящий, чистый букет из влажной хвои, парящей земли и много чего еще, что можно почувствовать только в настоящем лесу вечером. Виду из окна, не доставало воды, хотя запах избыточной влаги присутствовал, но девушка закрыла глаза на этот недостаток. Она попыталась посмотреть на вечерний город, но положение дома делало это невозможным. И тогда, ей нестерпимо захотелось пройтись по улице.

Будь она дома, то и вопросов бы не было, но здесь была чужая территория, нравы которой, как она успела заметить, имели собственный, труднообъяснимый колорит. Одного урока ей вполне было достаточно. Веронике требовался провожатый. Она прислушалась, потом аккуратно вышла из комнаты в коридор. Из столовой слышался тихий разговор. Среди говорящих, она без труда, узнала голоса Регины и Марка. Веронике даже показалось, что их беседа вот-вот и иссякнет. Она вернулась в комнату, быстро сменила свое простенькое, летнее платье на более подходящий, для вечерней прогулки наряд, и присела на кровать, ожидая, когда мимо ее двери пойдет Марк, готовясь склонить его к вечерней прогулке…

Но время шло, а Марка все не было и не было. Девушке наскучило сидеть, и она прилегла, потом, чувствуя, что засыпает, поднялась и сделала несколько кругов по комнате. Сначала рассеянно оглядывая ее, потом более внимательно, и, наконец, медленно, всматриваясь в каждый предмет, который был рядом с ней. Но это была образцовая гостевая комната. Ее можно было бы разглядывать даже под микроскопом, но ничего такого, что могло бы помочь понять хозяев, здесь не было. И если бы ни оглушительно скрипящая кровать, застланная свежим, накрахмаленным бельем, справедливо было бы предположить, что ты остановился в дорожном отеле или даже недорогой, городской гостинице на окраине. А девушка все рассматривала и рассматривала комнату, постепенно входя в детективный раж, но информация к размышлению, отсутствовала. Она даже пошла то, что заглянула под кровать, но и там было абсолютно чисто и пусто.

— Елки-палки, так даже государственные тайны не прячут, — пробормотала Вероника, устраиваясь на полу. Во-первых, ее раздражал скрип кровати, а во-вторых, на полу она предпочитала сидеть и дома, — просто, люди-невидимки, какие-то.

Азарт сыщика иссяк, зато разгорелся зуд движения. Вероника просто физически чувствовала, что сейчас начнется чесаться, если не отправиться на прогулку. Она поднялась и вышла из комнаты. Ей хотелось сделать это естественно, она даже хлопнула дверью, как бы предупреждая присутствующих, что она покинула комнату. Честно говоря, ей не хотелось вляпаться в какую-нибудь очередную семейную тайну. Но увы, мягкая ковровая дорожка скрадывала звук шагов, а половицы отчаянно молчали, просто как герои на допросе. Так, волшебным приведением она дошла до лестницы и услышав свое имя, замерла. Ей очень хотелось, чтобы ее заметили и окликнули, но внизу были слишком увечены беседой, где темой разговора выступала она сама и девушка просто не могла не прислушаться…

–…Марк, мальчик мой, я тебя отлично понимаю, я ведь твоя мать. Ты влюбился и это прекрасно, но…

— Она не понравилась тебе? — Веронике показалось, что Марк готов разрыдаться. Она даже мысленно представали себе его надутые губы и глаза на мокром месте…

— Ну что ты, Марк. Вероника замечательная девушка. Она мне глубоко симпатична, но как бы тебе это сказать. Понимаешь, мальчик мой, влюбленность это еще далеко не любовь…

— Я не понимаю тебя мама.

— Она хорошая, умная, красивая — это, безусловно. Но пойми, тебе предстоит жить с ней всю жизнь. Каждый день ты будешь видеть ее лицо, и не всегда таким красивым. Красота увядает со временем. С этим ты согласен?

— Мы уже год живем вместе, я видел ее всякой, — пропустил вопрос Марк, — и я много думал. И об этом тоже — я согласен. Ее внешность для меня не главное.

— Как ты не поймешь, не любовь застилает тебе глаза — страсть. Любовь зряча, а страсть слепа.

— Нет, ни чего мне не застилает глаза, — голос Марка был обиженным и раздраженным, — мы не просто живем вместе, она ведет хозяйство, у нас есть дом. Мы даже говорили с ней о ребенке.

— И что?

— Решили пока повременить, — гордость от этого решения, которое Вероника приняла без всякого совещания с Марком, звучала в его голосе.

— Это хорошо.

— Мы взвешенно подошли к этому решению.

— Я одобряю подобный подход. А кроме того, вижу, что она хозяйственная, и мать, скорее всего, будет хорошая. Однако посмотри на это и с другой стороны…

— Ты это о чем, мама?

— Сколько ты живешь с ней?

— Вместе, в одном доме, — попытался уточнить Марк.

— Да.

— Уже больше года.

— Прости мой мальчик, но как назвать женщину, если она живет с мужчиной и не состоит с ним в браке. Их союз не освящен ни Господом нашим, ни законом государства.

— Мама, — возмущенный голос Марка взлетел к потолку, — да на это теперь никто не смотрит.

— Я не знаю, как на это смотрят в больших городах, но в этих местах, где живут твои родители, где родился ты сам — на это смотрят и смотрят очень внимательно.

— Мне все равно, что будут говорить за нашими спинами, — было понятно, что Макс опять надулся.

— Но это безответственно, — видимо, наступила пора возмущать Регине, — и по отношению не только к нам, но и к ней и к вашему будущему ребенку. Обязательно найдется, кто-нибудь, кто бросит в лицо тебе или малышу, или нам с отцом, что ребенок зачат не в браке. Ты об этом подумал? Или после свадьбы ты уже к нам не приедешь? А может, мы недостойны и на свадьбе твоей присутствовать, — в голосе Регины чувствовались истерические нотки, но были они какого-то странного, неполноценного звучания.

— Мама, о чем ты? — испуганно затараторил Марк, — конечно, мы приедем за вами. И вы к нам приедете, но ты так странно ставишь вопросы. Мы так их не рассматривали…

— Далее, — голос Регины опять изменился, стал тихим и каким-то вкрадчивым, — я хочу спросить тебя, и надеюсь, что ты ответишь мне честно. — Регина выдержала необходимую, по ее мнению паузу, и спросила, — ты уверен, что она тебе не изменяет?

От неожиданности Вероника чуть не фыркнула. Ей даже пришлось задержать дыхание и для надежности прижать ко рту ладонь.

— Уверен, — сказал, как отрезал, Марк.

— Это прекрасно, но только я не уверена.

— Что это значит? — такого изумления в голосе своего парня Вероника никогда раньше не слышала.

— Так, слухи разные, — туманно произнесла Регина.

— Не понимаю!

— Марк, — интонации Регины опять поменялись, и снова они были не такими, какими бы им следовало быть в подобной ситуации, — неужели ты думаешь, что мы не интересуемся, как у тебя идут дела в столице? Мы с отцом — мы, твои родители?! Естественно, что мы в курсе событий.

— Так вы знали о Веронике? — мальчик был растерян, Веронике даже стало его жалко.

— Конечно. Ведь я не случайно завела этот разговор. О твоей подруге слишком много говорят и не всегда хорошо.

— Что говорят?

— Тебе, мальчик мой, этого не следует знать. Это женские дела.

— Но…

— Например, ты ведь взял ее уже не невинной?

— Да кто сейчас…

— Опять ты о ком-то. Я говорю о тебе. Ты должен смотреть. Сколько их было до тебя?

— Мне все равно, ведь теперь она со мной.

— Это очень благородно с твоей стороны, но…

— Что ты хочешь сказать?

— Неужели ты не понимаешь, она не будет тебе верной женой. Она слишком непостоянна.

— Но мама, как ты можешь так…

— Я знаю, что сейчас у молодежи иные нравы, не то что в наше время, но я хочу сказать другое, она не очень опрятна…, ну в определенном смысле.

— Господи, мама, о чем ты говоришь, я совершенно не понимаю тебя! — и Вероника вынуждена была признаться, правда себе самой, что не совсем поняла, куда клонит Регина.

— Поясню. В нашей жизни все бывает. Особенно в больших городах. И мужчина, и женщина, уже будучи женаты, могут встретить еще кого-то. Простое увлечение, легкое, временное…. У нас этого не бывает, здесь все друг друга знают. А в большом городе, в столице, такие связи существуют годами, скрытно. И если вдруг, ты заведешь такую связь, я смогу понять тебя, как мать, но я уверена, что ты не дашь повода своей подруге подозревать тебя в измене…

— Мама, но я не собираюсь изменять ей!

–…чего нельзя сказать о твоей подруге, — Регина договорила свою мысль, не обратив внимания на реплику сына.

Если честно, Вероника была в шоке…, но поразили ее не столько слова женщины, в которых, и девушка это признавала, было много справедливого, сколько время и место когда они были произнесены. С ее точки зрения, вряд ли встречу с сыном следовало начинать с таких откровений.

— Я не собираюсь изменять ей, — повторил тем временем Марк.

— Да, не собираешься. И она, я уверена, не собирается. Но сможете ли вы?! Жизнь очень длинная штука, и порой, просто непредсказуемая. Послушай, мой мальчик, я знаю, чего ты хочешь от жизни. Это похвально. Ты не хватаешь с небес звезды, и все, что ты добился, ты добился трудом. А чтобы хорошо, достойно работать, надо иметь крепкий тыл. Вероника не сможет его обеспечить. Ведь даже сейчас, вы часто ругаетесь.

— Нет, не часто. Бывает иногда, но это мелкие ссоры.

— Раз в день? — Регине зачем-то потребовалось это уточнить.

— Нет, что ты. Раз в неделю, а то и реже….

— Именно об этом я и говорю. Мы с отцом ругались последний раз года три назад. Марк, мальчик мой, она лишит тебя покоя. Если конечно, уже не лишила и это сразу отразится на твоей жизни, на твоей карьере, да на всем.

— Мамочка, но я даже и не думал…, не представлял…, не мог себе представить…

— Не представлял, — передразнила Регина сына, — а для чего же ты заканчивал университет. Для чего ты начал работать с юного возраста?

— Мне нравилось работать, — как-то слишком неуверенно отозвался ее парень.

— А теперь уже не нравится?

— Мама, но почему…

— Одно мне не понятно, как ты решился связать свою жизнь с девицей, по которой видно, что она в состоянии выбить из-под ног почву у любого мужчины. Свести всю жизнь к шумным скандалам, страстным ночам, изменам, флиртам и прочее, прочее, прочее… Как?! Ты такой умный и такой рассудительный, мог поступить так глупо.

Вероника вдруг поняла, что это совсем не материнское сочувствие, не желание исправить ошибки сына и указать правильное направление, совсем нет — это было умышленное причинение боли…, бесконечно растянутое во времени, как пытка, когда смерть становится избавлением и радостью. В какой-то момент девушка даже отступила, она просто не могла понять причины…

— Но я люблю ее.

— Марк, ты опять хочешь все сначала! — Вероника чувствует, что Регина готова взорваться, — Любовь не требует от людей каждый раз спать вместе, достаточно видеть друг друга. А иногда просто знать, что такой человек есть! Мы с отцом…

— Не надо мама, я понял! — поняла и Вероника — Марк сдался, а точнее сдал ее.

Но как ни странно, в этой ситуации ей было не жалко себя и не было жалко Марка, совсем. Единственный человек, которому она сочувствовала, была почему-то Регина…

Разговор внизу продолжился, но он уже мало интересовал девушку, теперь она знала, как ей следует поступить…

— Ты умный мальчик. Я знала, что ты поймешь. Хотя есть еще один вопрос, который нам следует обсудить.

— Какой? — голос Марка прозвучал тонко и как-то безнадежно.

Девушка на мгновение замерла. Ей даже захотелось вмешаться, спуститься по лестнице и пожалеть его, как она делала уже много-много раз. Когда у него что-то не ладилось на работе, а до этого в университете. Очень хотела, но все-таки остановилась. Возможно слова Регины о том, что Вероника должна понять остановили ее. Правда, сразу же напрашивался вопрос, почему тогда же на кухне, Регина не сказала просто — уезжай, ты здесь не ко двору. Или все-таки дело не в ней, не в Веронике…. На какой-то момент девушке показалось, что она нащупала ответ, но он выглядел совершенно невозможным, его нельзя было принять, будучи в здравом уме. Показалось Веронике, что не сына Регина спасает от нее, а ее, Веронику спасает от Марка.

— Есть в этой семье что-то ненормальное, — подумала девушка, и не сдвинулась с места. Теперь она слушала этот разговор как, совершенно посторонний для этого дома и для этой семьи человек.

— Надо как-то сообщить Веронике, что ваша свадьба не состоится.

— Нет, нет. Я не смогу ей этого сказать, — промямлил Марк.

— Тише. Тише. Нет, конечно, такие дела сразу не делаются. Поживите еще вместе. Хоть здесь, у нас, хоть у себя в городе. Главное, разговоры о свадьбе надо свести на «нет». Она девочка смышленая — должна понять. А если вдруг, она поставит вопрос ребром, то тогда, можешь не бояться. Сошлись на меня, в конце концов, вызови меня в город — я смогу ее убедить.

— Господи, что же она такое делает, — изумилась и даже, растерялась Вероника, — неужели любовь матери может быть такой эгоистичной или…

— Мне очень тяжело мама, — продолжал ныть Марк.

— Я понимаю тебя, сынок. Но это необходимо сделать.

— Я хотел бы подумать.

— Конечно, конечно. Я даже думаю, тебе ничего не следует говорить о том, что такой разговор вообще был. Оставим пока все как оно есть. Не торопись принимать решение. Она и правда мне очень понравилась.

Вероника заметила, что голос Регины, уже в который раз, изменил свое звучание. И вдруг девушка поняла, что верит этому голосу. Верит и даже, согласна…

— Хорошо мама, я подумаю.

— Подумай. Подумай. У вас еще есть время.

— Да уж, действительно, у тебя теперь масса времени, — пробормотала тихо Вероника.

Она осторожно вернулась к себе в комнату. Было ли ей обидно — да, немного. Но это прошло, как вспышка. Она не горела яростью, ей не хотелось врываться в комнату, хватать за грудки Марка и призывать к ответу эту женщину. Она как будто замерла на мгновение, а потом очнулась уже равнодушной и чужой. А потом ей вообще стало скучно. Как она вообще относилась к Марку? Девушка задумалась…, получалось как-то не очень…, временами. Именно, временами. То ей казалось, что она любит его, и без него мир теряет что-то важное. А иногда, пребывание с ним в одной комнате, даже кратковременное, вело ее к настоящей истерике. Она и изменяла ему, права была Регина, но всего-то…

Вероника в очередной раз начала перекладывать вещи, на этот раз она доставала их из шкафа и укладывала в сумку. А еще, ей очень хотелось плакать. Она присела на кровать, прижала правую руку к груди и прислушалась, она ожидала частых ударов, но сердце билось ровно и спокойно…. И уже в который раз за свою жизнь она испытала странное ощущение, что все в ее жизни ненастоящее…, придуманное кем-то другим, кто совершенно ее не знает и не любит.

Чемодан, дорожная сумка и дамская сумочка… Можно было бы переодеться еще раз, вместо длинного платья надеть джинсы и кофту, но тогда, пришлось бы остаться в доме еще на какое-то время…. Когда она выскользнула из своей комнаты, внизу было пусто. Марк, по-видимому, ушел думать, а Регина…, куда могла направиться эта странная, непонятная женщина девушка не знала…. Да и волновало ее совершенно другое, теперь ей надо было решить, как быстрее добраться до столицы.

Первые два квартала показали Веронике, что чемодан и сумка ощутимая тяжесть, долго нести которую ей не по силам. Она кое-как дотянула их до перекрестка, поставила на землю и разогнулась. Руки затекли, и их пришлось разминать. Как это ни странно, но в голову ей приходили скорее веселые, нежели чем печальные мысли. Некоторые она даже проговаривала вслух, просто для того, чтобы услышать, как они звучат, и улыбнуться собственному остроумию…

— Вот почему уходить от кого-то всегда хуже, чем кого-то выгонять, прежде всего, потому, что надо тащить вещи…

Или:

— Ну и кто теперь позаботится о бродяжке?

На последнее высказывание Вероника смеялась дольше всего, так уж получилось, но сегодняшний день начался именно с этого вопроса. Только теперь, в роли дорожной бродяжки выступала она сама.

— Ну, так подвезет кто-нибудь бродяжку до большого города? Или хотя бы до автобусной станции, — поинтересовалась она сама у себя.

И как ответ за ее спиной скрипнули тормоза. Вероника оглянулась. Ого, в этой дыре еще и такси водятся — подумала она, но вслух говорить не стала. Тем более, что молодой парень, который сидел за рулем был достаточно приятной наружности и смотрел на нее с вопросительной улыбкой…

–Подвезти куда-нибудь? — поинтересовался он, приоткрывая дверцу со своей стороны и выбираясь из машины.

— На автобусную станцию.

— Без проблем, — парень выбрался из машины, — только автобус уже ушел.

— Я подожду следующего.

— Это долго.

— А ничего, — махнула рукой Вероника, — я терпеливая.

— Вы не поняли, — таксист счел необходимым пояснить, — следующий автобус пойдет через двое суток.

— Когда?! — Вероника даже опешила.

— Автобус ходит у нас раз в три дня, — пояснил парень.

— Вот черт! — выругалась Вероника, — а как, я смогу попасть в столицу?

— Ого, — протянул парень, — так в столицу из наших мест совсем ничего не идет.

— Как это не идет, — не поняла девушка

— Вот так, — решил не затруднять себя объяснениями парень.

— А автобус, докуда он идет?

— Только до ближайшего города…

— Весело, — пробормотала Вероника и растерянно присела на чемодан, — а аэропорт здесь есть, — осторожно поинтересовалась Вероника, уже предчувствуя нерадостный ответ.

— Нет. Из этого города можно выбраться только на колесах, — девушке на мгновение показалось, что таксист гордится этим.

— Понятно, значит, только на колесах, — повторила Вероника.

— Да, ну или пешком…

— А что же мне сделать, — Вероника была растеряна, потом она посмотрела на парня и спросила, — а если я найму вас, довезти меня до столицы или, хотя бы до ближайшего города…

— Не получится, у меня нет лицензии на междугородние перевозки.

— Как же мне поступить? — Вероника растерянно оглянулась по сторонам, словно ожидая ответа куда-то со стороны.

— Очень нужно, — сочувственно поинтересовался парень.

— Да, — кивнула Вероника. Это был тот редкий случай, когда она совсем растерялась…

— Послушайте, девушка, можно еще на попутном транспорте. С каким-нибудь грузовиком, только это…

— Понятно…, а где можно найти такой грузовик, — не стала дослушивать таксиста, Вероника.

— В кафе, на выезде из города, — пожал плечами парень, он всем своим видом, не одобрял того, что собирается делать Вероника.

— Тогда поехали, — Вероника приняла решение, и остановить ее было невозможно.

— Как скажите, — таксист вторично пожал плечами, решив больше не лезть не в свое дело.

Он уложил сумки в багажник, потом помог девушке устроиться в салоне и перешел на свою сторону. Хлопнула дверца и машина тронулась.

— Не понравилось у нас? — не удержался водитель, пересекая перекресток и включая указатель поворота.

— С чего ты так решил? — посмотрела Вероника на водителя.

— Просто так, просто пришло в голову. Вообще-то у нас только одно веселое время — сезон охоты. А все остальное время, это дыра дырой.

— У меня, честно говоря, еще не сложилось впечатления. Может быть, позже, когда я приеду и поживу здесь подольше…

— Это вряд ли, — улыбнулся парень, поглядывая на пассажирку.

— А почему бы и нет? — удивилась Вероника.

— Ну…, это такое место. Оно либо нравиться сразу, либо никогда. Честно говоря, отсюда очень редко уезжают.

— А я знаю людей, которые отсюда родом, но замечательно живут и работают в столице, — произнесла Вероника.

— Это, как бы точнее выразиться, блажь. Не верьте им. Они все равно вернутся, рано или поздно. Все возвращаются, уж поверьте, я прожил всю жизнь в этом городе и видел многое…

— Мистика какая-то, — недоверчиво рассмеялась Вероника.

— Совершенно верно. Мистика, самая настоящая мистика, — таксист обрадовался, что нашлось необходимое слово.

— Даже и не знаю…, если честно, я в такие вещи не очень-то верю. А кроме того, если есть правила, должны быть и исключения…

— Не знаю, по крайней мере, мне такие исключения не попадались, — пробормотал водитель, но продолжать не стал, решив, по-видимому, не вступать в спор…

Умолкла и Вероника, мысли ее неторопливо кружили между слов «правило» и «исключение». Они применяла их к себе, как костюм или, там, платье в модном бутике. И каждый раз, после такой примерки, выходило, что в большинстве случаев она, Вероника, была исключением. А вот насколько это хорошо, быть исключением — Вероника не знала, не могла определить. Вот и в данной, конкретной ситуации…. К примеру, бывали дни, когда она хотела бросить столицу и уехать в маленький, тихий городок, чем-то похожий на этот. Несколько раз она даже предпринимала определенные направленные действия — писала объявления, рыскала по Сети, в поисках подходящего места. Более того — несколько раз даже выезжала на пленэр, так она это называла, но всегда возвращалась — разочарованной и недовольной. То, что она видела, не соответствовало тому, что она хотела. Таксист, тем временем, доехал до очередного перекрестка и повернул направо…

Бар «Скатертью дорога» был последним из трех последовательно расположенных на выезде из города баров, и вполне справедливо пользовался самой дурной репутацией. Двусмысленное название, написанное на вывеске над входом, обычно травмировало психику гостей и любителей охоты. Кое-кто, из этих травмированных, писал жалобы и гневные письма в мэрию. Другие, те, которые не писали, пытались расправиться с этой вывеской по-другому — точнее расстрелять ее из тех видов оружия, которым располагали. Особенно часто вывеска становилась мишенью после неудачной охоты совпавшей с последующей, крепкой выпивкой. Однако, ни смотря на все старания, вывеска, как и название бара, оставались неизменными. Вывеска на своем месте, а бар, соответственно, на своем, как раз, на границе между городом и лесом.

Внутри бар выглядел, как сотни, а может быть и тысячи подобных заведений разбросанных по всей территории страны: длинная деревянная стойка, несколько столиков внутри помещения и еще несколько выставлялись снаружи, в уже неоднократно помянутый, горячий сезон…

Вероника расплатилась с таксистом, и некоторое время стояла перед входом в заведение, рассматривая четыре мощных грузовика на стоянке возле бара. Были и другие машины, и во множестве, джипы, спортивные модели, просто дорогие, но девушку они не интересовали. Она не могла на них рассчитывать, вполне справедливо предполагая, что они принадлежат охотничьей братии. Ее интересовали именно большие машины, ну и соответственно, их водители.

Постояв еще пару минут, Вероника прошла в двери и оказалась внутри помещения, в котором было не продохнуть от сигаретного дыма, угара с кухни и еще какого-то весьма специфического запаха, которым всегда благоухают подобные заведения. Она оглянулась на стоящие открытой веранде столики, как бы выбирая, между тучами комаров с дорожной пылью и духотой. Выбор получается не богатый, и Вероника предпочла дым и кухонную гарь. Внутри даже нашелся пустой столик, как раз, в самом углу, его, наверное, не замечали из-за большого, раскидистого растения, стоявшего в облупленной бочке прямо перед ним. Вероника прошла через зал и обнаружила некий, относительно уютный и относительно тихий уголок, то есть, как раз то самое, что ей и требовалось в данную минуту.

Она устроилась на стуле, поставила вещи на пол и окликнула официантку. Та обернулась, увидела сигнализирующую Веронику и кивнула в ответ. Впрочем, это можно было рассматривать и как предложение подождать пару-тройку минут…

Вероника тем временем осматривалась — ей захотелось определить на глазок, кто из находящихся в баре, водитель, а кто охотник. Где-то внутри, может быть, как раз там, где в мозге располагается интуиция, она была уверена, что эти два занятия должны оставлять на их представителях определенные и отличные друг от друга отпечатки. Правда, какие именно, она представляла не вполне отчетливо…

— Что желаете? — голос дородной хозяйки, которая становилась сама за стойку или бегала по заказам, в час пик, оторвал девушку от задумчивого разглядывания.

— Кофе и пирожное, — заказала Вероника. С лица хозяйки исчезла натянутая, это легко читалось, любезность (такой заказ не стоил потраченного на него труда), — а перед этим, водки со льдом.

— Странноватый у вас вкус, девушка, — тихо прокомментировать официантка.

— Наверное, — пожала плечами Вероника, не желая ничего объяснять.

— Но водку ведь надо чем-то закусить…, — решила настоять женщина.

— Естественно, — согласилась Вероника, — но это я решу позже…

Так и началось ее ожидание, и по мере того, как в блокнотике заказов прибавлялись строчки, шире становилась улыбка хозяйки. При очередном заходе хозяйки, Вероника поинтересовалась:

— А не могли бы Вы указать мне на человека, который мог бы отвезти меня до большого города?

Что-то мелькнуло в глазах хозяйки и если бы не размер счета, лицо ее вполне могло утратить всякую приветливость.

— В моем заведении вы вряд ли найдете кого-нибудь, — суховато ответила она и отошла от столика.

Вероника же, занятая своими мыслями, не заметила этой перемены, просто кивком головы поблагодарила хозяйку. А последняя, вернувшись за стойку, посматривала теперь на девушку неодобрительным взглядом, в котором читалось желание, чтобы эта посетительница, как можно скорее, окончила свою трапезу, расплатилась и отправилась восвояси. Но Вероника не чувствовала этого взгляда, медленно пила и ела, и так просто уходить не собиралась…

Кроме того, сидеть в баре, слегка одурев от дыма и выпивки, стало даже приятно. Желание ехать несколько притупилось и ушло на второй план. Вполне возможно, что Вероника и вовсе отказалась бы от поездки, но в очередной раз, осматривая посетителей, она заметила одного, который почему-то показался ей водителем-дальнобойщиком…. В одно мгновение все вернулось. Чувства, желания, а главные обиды, и Вероника с новой силой возжелала покинуть это бар и этот городишка…

Окружающая атмосфера словно начала густеть, сделалась липкой и неприятной. Она дала себе несколько минут, чтобы быть до конца уверенной в том, что человек, который заинтересовал ее, действительно принадлежит к водительской братии. Правда, она не вытерпела и половины отведенного ей же самой времени. Она поднялась и сопровождаемая лишь неодобрительным взглядом хозяйки заведения и еще парой глаз, с конца стойки, которая была ближе к выходу, решительно подошла к столику, за которым сидел заинтересовавший ее мужчина.

—Добрый вечер, — приветствовала она его.

— Н-да,…рый, — пробормотал неприветливо мужчина, вовсе и не собираясь отрываться от ужина.

Возникла небольшая пауза. Мужчина ей не тяготился, и Вероника, как заинтересованной стороне пришлось солировать.

— Мне показалось, что вы водитель. Водите большие машины.

— Н-да, — мужчина посмотрел на нее, но совсем коротко. После чего опять уткнулся в тарелку.

— Понимаете, мне надо срочно уехать. Автобус уже ушел, а следующий будет не скоро…

— Н-да, в этом смысле, нам тут нечем хвастаться, хотя с другой стороны… — условно согласился мужчина и посмотрел на девушку. У нее на лице, по-видимому, он не прочитал желания беседовать на отвлеченные темы, — и что же ты хочешь? И, кстати, присядь, а то на тебя неудобно смотреть.

— Спасибо, — Вероника присела за столик и коротко изложила свою легенду, — мне очень надо уехать. Не могли бы Вы взять меня с собой? Срочное дело, мне надо вернуться в столицу.

— Я — нет. Сегодня не мой день.

— Я заплачу…

— Дело не в этом. Сегодня едет Сид — мой напарник. Мы владеем машиной на паях. Сегодня его смена. Понимаешь, что я говорю?

— Да, — кивнула Вероника.

— Тогда слушай дальше, сейчас я доем и пойду домой. Сид живет рядом, я зайду к нему и поговорю. Если он согласиться — направлю сюда. Ты ведь будешь здесь, я правильно понимаю?

— Да, конечно. Мой столик вон там, за фикусом, — Вероника указала рукой нужное направление.

— Отлично. Сиди там и дальше.

— Спасибо.

— Не за что, тебе еще надо будет договориться с Сидом. Я только передам ему твое предложение, а там, уж как договоритесь…

— Все равно, спасибо. Могу я угостить Вас пивом.

— Это будет приятно, — и вовсе смягчился водитель, и даже улыбнулся девушке, предъявив желтые, но вполне еще крепкие и ровные зубы…

Заказав пива водителю, она кивнула ему и отправилась к своему столику. Ей опять предстояло ожидание, но это было уже другое ожидание, более осмысленное, к тому же, с легким налетом надежды. Кроме того, у нее появилось время разобраться, что же именно в водителе, говорило в пользу ее выбора. То ли руки, то ли нечто в выражении лице, но скорее все-таки руки, они были не очень чистыми, не ухоженными, да еще с какими-то царапинами и ссадинами. А присмотревшись, Вероника заметила темные разводы чуть повыше запястья, куда, по-видимому, не добрались вода и мыло. А еще изломанные ногти с черной каемкой, а на большем пальце ноготь и вовсе был синий и какой-то страшный. Да, это были руки механика или водителя. Человека, который много время проводил, общаясь с железом, подолгу сидел в кабине грузовика, мотался по дорогам страны, и вполне может быть, не только этой…. Возможно, что Вероника половину этого просто придумала, но зато оказалась права в главном.

А потом Веронике приспичило, и она чуть ли не бегом отправилась в дамскую комнату. После известного, вполне естественного действия, она решила, что не будет большой беды, если она задержится на свежем воздухе и выкурит сигарету. После небольшой дозы никотина в голове прояснилось, по-видимому, ей предстояло ждать не меньше часа. Пересекая бар, она заметила, что водителя-дальнобойщика уже нет на месте.

— Очень хорошо, — сказала она, обращаясь к самой себе, — может, ждать долго, и не придется. Хорошо бы еще и Сид согласился… Оп!

Последнее было произнесено по совершенно другому поводу. За столиком, который раньше был целиком в ее распоряжении, сидел посторонний мужчина. Вероника подошла ближе. Сначала она хотела окликнуть его и назвать Сидом, но потом передумала. Этот незваный сосед, чей возраст надежно застрял где-то между тридцатью и сорока, вряд ли мог быть водителем. Скорее, он принадлежал…, да, даже и сомневаться не стоило — незваный сосед, конечно же, был охотником.

— Добрый вечер, — он быстро посмотрел на девушку, и сообщил, как показалось Веронике, с некоторым вызовом, — я без разрешения.

— Я заметила, — кивнула девушка, и уверенная что ее незваный сосед не поторопиться, чтобы пододвинуть к ней стул, устроилась сама.

Девушка заказала себе очередную порцию кофе, только на этот раз совсем некрепкого и молоком и принялась разглядывать человека напротив, не очень откровенно, но и, не особенно скрывая это. А посмотреть было на что! У него был такой вид, он просто сам напрашивался, на то что бы на него пялились. Начиная с одежды, в ней было очень много не сочетающихся цветов, из-за чего она выглядела как картинка, шестилетнего ребенка, много яркого, а смысл — загадка даже для художника. Остальное тоже было вызывающим, нескладная тощая фигура, длинные руки, такие длинные, что выглядывали больше положенного из рукавов куртки. Бритая голова с нелепой, оставленной на затылке косичкой…, а еще…. Каждая следующая минута, потраченная на рассматривание незваного гостя, выявляла все новые и новые несуразности…

Подошла хозяйка и принесла заказанный девушкой кофе. Взглянув на нее, Вероника с некоторым удивлением заметила, что взгляд этой дамы в пост бальзаковском возрасте, странно замаслился, да и сама она…, подтянутый живот, грудь вперед…

— Издевается она над ним что ли, — удивленно пробормотала про себя Вероника.

Ей, совершенно незнакомой, с укладом местной жизни было совершенно невдомек, что и десяток таких очаровашек как она, готовых выложить сотню монет за ужин не стоят даже одного взгляда охотника, пусть он даже и на мели…

— Что желаете? — проворковала хозяйка, наклонилась ближе. Настолько ближе, что ее пышный бюст, лишенный по случаю охотничьего сезона лифчика, устроился, по-домашнему, на плече охотника.

— Бифштекс, с кровью и стакан водки.

— Стакан? — переспросила с нескрываемым уважением хозяйка.

— Да, я пью по-славянски, — с вызовом произнес охотник, коротко взглянув на Веронику.

Хозяйка с нескрываемой ревностью, но и покорностью же приняла заказ — еще одна местная особенность…. Таковы они были, местные женщины, согласные быть вторыми, лишь бы воля охотника была исполнена. Приняв заказ, она исчезла, но вернулась через пару минут уже с заказом, плюс, кое-что от себя.

— Я не заказывал, — он указал пальцем на салат, чем вызвал дополнительное восхищение официантки.

— Это за счет заведения, — пояснила она и тут же добавила, но если Вы не будете, то я уберу.

— А, — махнул рукой охотник и с некоторой брезгливостью в голосе произнес, — оставьте, — и добавил, с еще большей брезгливостью, — спасибо…

За столом воцарилось молчание, мужчина явно нервничал, а Веронику это забавляло, и она молчала специально. Понимая, что бессловесным он выглядит еще смешнее, охотник взял стакан водки, выпил, приблизительно треть, едва не задохнувшись, покраснел, на глазах его выступили слезы. Пришлось отставить спиртное, и постараться как можно быстрее, заесть неприятный вкус. Вероника не выдержала и фыркнула. Охотник оторвался от салата и вопросительно посмотрел на девушку.

— Это не по-славянски, — пояснила она, указывая на недопитый стакан.

— Подделка. Настоящая русская водка не дает такого эффекта, — произнес в свою защиту охотник.

— Настоящая русская водка совершенно отвратительна на вкус. Ее не столько пьют, сколько глотают, чтобы не сжечь горло, — произнесла Вероника, демонстрирую свою информированность в данном вопросе.

— А ты пробовала русскую водку?

— Мне рассказывали, — пожала плечами Вероника.

Пришло время следующей паузы, во время которой охотник успел основательно приложиться к бифштексу и охарактеризовать его, как недостаточно качественно приготовленный. Вероника оставила его реплику относительно качества и рецептуры местной кухни без ответа.

— Ты не здешняя, — то ли спросил, то ли пожелал продемонстрировать свою наблюдательность охотник.

— Нет, — Веронике не хотелось поощрять его своей разговорчивостью, и умышленно отвечала коротко.

— Я, знаешь ли, тоже, — вся тяжесть разговора легла на недостаточно развитые плечи охотника, но он старался, как мог, — раньше бывала здесь?

— Нет.

— А я здесь уже не в первый раз. Здесь одно из самых лучших охотничьих угодий. Не такие, конечно, как в Сибири, но не всегда есть возможность выбирать…

Девушка сделала неопределенный жест.

— Я охотник, если ты, конечно, понимаешь — продолжал незваный гость.

— Ну, об этом несложно догадаться, — спокойно отреагировала Вероника.

— Почему, — охотник заметно повеселел, видимо сказывалось и спиртное и то, что собеседница ответила целым предложением.

— А здесь все охотники, — Вероника кивнула в сторону, подразумевая большинство тех, кто находился в баре.

— Ты тоже?

— Я — нет. Но я здесь и не задержусь.

— Это не важно. Я просто так спросил. То, что ты не охотник я и сам понял, причем, сразу. Более того, я с уверенность могу сказать, что ты даже не подружка охотника. Верно?

— А чем отличается подружка охотника от всех остальных подружек.

— У нее взгляд такой же, как у охотника. Она ищет жертву.

— По-моему, это взгляд проститутки.

— Шутишь, — не понял ее охотник, но обиделся, — как можно сравнивать этих отверженных ничтожеств со здоровыми представителями нации.

— Еще скажите с элитой, — фыркнула Вероника, незаметно для себя заводясь.

— И скажу. Более того, охотники, действительно элита. Живая, свежая кровь, текущая в ослабевшем теле этой страны.

— Охотники — здоровье нации, это что, дурная шутка?

— Ты зря смеешься, я объясню…

— Не надо, — Вероника помотала головой, — заранее уверена, что это будет очень познавательно, но избавьте меня от этой лекции.

— Ты не интересуешься политикой?

— Как и охотой.

— А зачем же тогда ты сюда приехала?

— У меня были здесь дела. Теперь дела закончены, и я уезжаю из этого сумасшедшего дома.

— О-о, я узнаю эти слова и этот взгляд. Так говорили те, те предатели и трусы, по воле которых мы проиграли в войне.

— А это-то здесь при чем?!

— Это неразрывно связано! Как причина и следствие.

— О, Боже, — пробормотала Вероника и завела глаза, видя, что ее сосед отодвинул тарелку и готов разразиться лекцией.

— Ты женщина, и только это тебя прощает, — обиделся во второй раз охотник, увидев реакцию собеседницы. Хлебнул еще водки, поморщился и снова принялся за мясо…

— И что это значит? — закипела Вероника.

— Что, что?

— Что значит это ваше пренебрежительно — ты женщина? Что, женщина синоним слова слабоумная?

— Нет, — охотник с пугливым удивлением смотрел на девушку, — просто я имел в виду, что женщины не интересуются политикой, потому, что у них другие интересы…

— И вы знаете, какие?! — наступала Вероника.

— Ну, дом. Семья, там.

— И что, это менее интересно или, может быть менее важно, чем вся эта ваша ересь, которую вы именуете политикой или охотой?!

— Я этого не говорил.

— А что тогда Вы говорили?

— Я говорил о здоровье. О нации.

— А Вам никогда не приходило в голову, что кровь нации, вовсе течет не в ваших, а в женских венах.

— Но…

— Вы только слегка принимаете посильное участие, и не более того!

— Погоди…

— Чего мне годить?!

— Я говорил не о сексе, я говорил об охоте…

— А я тоже говорю не о сексе, я говорю теперь о здоровье нации, о детях и воспитании. Зачем Вы приехали сюда?

— Я?! Охотиться.

— На кого?

— Здесь медведи, волки…

— Здесь, в баре?!

— Я не понял тебя…

— И перестаньте мне тыкать, Черт возьми!

— Ты… Вы все перепутали, и я следом за вами запутался. Я говорил только о том, что я охотник. И что я приехал сюда за зверем.

— И дальше…

— Я сказал, что здесь хорошие охотничьи угодья и что здесь мне нравиться. Что я приезжал сюда уже не один раз. А потом, я сказал, что вы не подружка охотника. Вот, собственно говоря, и все…

— Вы многое упустили. Причем, самое главное.

— Нет-нет. Вы меня просто не так поняли. Я говорил только об охоте. Вам нравиться охота?

— Я люблю живых животных.

— Вот и я люблю. У меня даже дома есть свой зоопарк.

— Так зачем же Вы приехали сюда?

— Из-за Луны?

— А она-то здесь при чем, — Вероника даже опешила от неожиданности.

— Понимаете, это случается периодически, и я думаю, что это связано, скорее всего, с фазами Луны. По крайней мере, они иногда совпадают.

— Кто они-то?

— Охота. У меня обычная жизнь, обычная работа, у меня хорошая добропорядочная семья, жена и двое детей. Я счастлив, но вдруг, я просыпаюсь и чувствую, что необходимо в лес. Во мне просыпается какая-то ярость первобытного человека. Меня тянет на охотничью тропу. И тогда, я собираюсь и еду. Честно говоря, мне кажется, что охота это великое благо. Если бы не было такой разрядки, я бы мог сойти с ума, и возможно, убил бы человека…

— Инстинкт убийства, жажда крови, — сформулировала Вероника за охотника, но интонации при этом были такие…

— Да, именно так. Уж лучше я разряжусь на диком звере, нежили, чем на человеке. Вы согласны со мной?

— Нет, — жестко произнесла Вероника.

— Нет? — собеседник непонимающе посмотрел на девушку.

— Абсолютно! Я не согласна!

— Но почему? — воскликнул охотник, — Ведь это так логично!

— Это Вам так кажется. На самом деле эта логика порочная. В первобытном человеке не было жажды убийства! Или как Вы это называете, жажды крови. У него была жажда выжить. Выжить любой ценой и ради этого он шел на охоту и на убийство. А Вы вполне можете обойтись и без этого.

— Но…

— Минуточку, — девушка подняла руку, останавливая собеседника, — кроме того, первобытный зверь и первобытный человек были на равных. Человек чтил животное, уважал его, как равного. Есть такое понятие тотем, слышали? Он смотрел в глаза животному, когда сражался с ним, а вы смотрите в оптический прицел. Животное не умирало, когда его победил человек. Душа животного продолжала жить в человеке. Они были одной крови, у них была одна мать — Природа. А на убийство ради убийства был наложен запрет, табу!

— Да, но мы…

— Я продолжаю. То, что делаете вы — убийство чистой воды. То самое убийство, за которое судят, согласно, уголовного кодекса любой, в том числе и нашей страны.

— Но это звери…

И снова, резким поднятием руки, Вероника остановила собеседника.

— Вам не нужна еда — вам нужен деликатес с кровью. Вам не нужна шкура, чтобы накрыть наготу — Вам нужен трофей, чтобы прибить его на стену. Вы не просто убиваете животное, Вы убиваете его душу, а значит, и душу окружающего вас мира. Вы превращаете жизнь в охоту. Вы обыкновенные, больные на всю голову, убийцы. Вам лечиться надо.

— Однако, — мужчине, наконец, удалось вставить свое слово, — животных вы жалеете, а людей? Кто пожалеет людей?

— Вы это о чем? — не поняла его Вероника.

— Да вот, хоть, об этом, многие не согласятся с вами, если им предложить выбор, смерть человека или смерть животного.

— А кто-нибудь предлагает выбор животному?

— Вы говорите чепуху, — рассмеялся охотник.

Конец ознакомительного фрагмента.