Лабиринты судьбы. Мир, в котором мы живем

Сергей Лунин

Книги пишутся о жизни. О том, что пришлось пережить автору книги или его героям. И о том, как тот или иной герой поступает в жизненных ситуациях. Как крепнут его дух и воля. Как он добивается осуществления своей Мечты. И тогда происходит чудо: у человека вырастают крылья и появляется смысл Жизни.

Глава 1. На перепутье трех дорог

Мы знаем: время растяжимо.

Оно зависит от того,

Какого рода содержимым

Вы заполните его.

(Самуил Маршак)

Москва. Казанский вокзал. Я хожу по перрону, в ожидании фирменного поезда «Урал». Москва — Казань — Свердловск. Мой поезд прибывает через пятнадцать минут. На перроне не протолкнуться. Много людей: носильщики с тележками, студенты с рюкзаками и просто отдыхающие, кто домой, как я, а кто в гости. Бегают беззаботные дети. Озабоченные мамы то и дело ищут маленьких непосед и грозят им пальчиком. Ну, вот и прибывает наш поезд. Толпа оживилась. Все разбрелись в поисках своего вагона.

Я зашел в свой вагон, нашел свое купе. Чистенько, уютно. Розовые занавески с рябиновыми веточками — узнаваемый признак фирменного поезда. Мое место нижнее. Присел у окна. Вещей у меня немного: небольшой дипломат да дорожная сумка. Им место под сидением. Ждем отправления. Через некоторое время зашел еще один пассажир.

Я без лишних церемоний сказал:

— Здравствуйте, — и подал руку.

— Вадим, — вяло сказал мужчина, но руку подал.

— Вы далеко?

— До Свердловска.

— И мы туда же, — улыбнулся я.

— Очень хорошо, безразлично ответил Вадим.

Передо мной сидел мужчина колоритной внешности, спортивного телосложения, герой былинных рассказов: косая сажень в плечах, пудовые кулаки, тяжелый подбородок, прямой и решительный взгляд. Повелительные жесты рук. Полный набор супермена. И в то же время одухотворенное лицо, но усталая улыбка.

Наверно это силовой жонглер цирка или труженик леса, — почему — то подумал я.

Некоторое время мы ехали молча. Он неподвижно сидел на нижней полке, и его лицо выражало впечатление усталого человека. Неудобно лезть к незнакомому человеку в душу.

— Ничего, — подумал я, — дорога длинная, разговорим.

Он разобрал постель, прилег, встал, прилег, снова встал…

Долго смотрел в окно. Я, первое время, тоже молча, смотрел в окно. По характеру я человек компанейский и было неловко молчать, и смотреть в окна.

Я предложил познакомиться поближе. Он неохотно согласился. Видно было, что он не расположен к откровенным разговорам. Но я не отступался. Потихоньку настраивал Вадима на доброжелательный разговор. Принес чаю, предложил конфеты, которые купил на вокзале, и пряники.

— Может немного коньяка для разговора? — предложил я.

Достал фирменный «пять звездочек» коньяк.

— У меня тоже есть, — полез он открывать свой рюкзак.

Так мы ехали долго. Мы сидели напротив друг друга, и я стал пристально разглядывать своего товарища по купе. Лицо озабоченное, плечи опущенные, руки нервно перебирали салфетку на столике…

Выпили по стопочке.

— Расскажите о себе, — предложил я.

Вадим промолчал.

— Хорошо, — сказал я, — тогда я о себе:

Я корреспондент областной газеты, ездил по поручению редакции в Москву, на международную выставку «60 лет СССР» Моя задача, подготовить информационный очерк об этой выставке в местной газете. Эта фотовыставка 1987 года в течение года объехала всю Европу: Дания, Швеция, Германия, Франция, Великобритания.

Чем примечательна эта выставка?

Эта фотовыставка одна из первых демонстрирует жизнь советских людей, о которой не знали не только за границей, но и скрывали в самом тоталитарном государстве. Мы были впереди планеты всей, и поэтому, если мы будем показывать изнанку нашей жизни «простых советских людей», то подорвем престиж нашего государства. Эта выставка — хроники советского быта, такая, какая она есть. Здесь все наши плюсы и минусы, все достижения и болячки общества.

Вадим оживился:

— Интересная у Вас работа! Интересно было бы посмотреть на эту выставку!

Я достал альбом. Он стал просматривать фотографии.

— Обидно за нашу страну. Люди у нас терпеливые, такую войну пережили, но встали с колен, а живут бедно, — прокомментировал он, пролистав альбом.

— Это верно, Вадим! Только давай на «ты». Наши люди достойны лучшей жизни! Но прогресс не стоит на месте и обязательно все повернется в лучшую сторону. Еще одно мероприятие, которое я должен был осуществить, это посетить выставку, посвященную новым технологиям прогресса.

А называется она: «Информатика в жизни США» Да! Это очень интересно. В 1985 году Рональд Рейган и Горбачев М.С подписали соглашение о культурном обмене. Информационное агентство США потратило 15 миллионов долларов, чтобы советский человек увидел кусочек Америки.

Большинство посетителей выставки впервые увидели компьютерную технику «вживую». Я постоял в очереди к аппарату для измерения давления, посмотрел синтезатор, все желающие посмотрели отрывок из фильма «Назад в будущее». Очередь на выставку огромная! Это и неспроста. Гид Тим Фрей демонстрировал программное обеспечение, другой гид Мелинда рассказывала об информатизации сельского хозяйства, а в другом зале гид Лиз Хилл демонстрировала портативную видеокамеру, другие гиды рассказывали об Америке. Дали возможность посетителям попробовать авиастимулятор, поработать на компьютере.

Практически всем раздали бесплатно каталог выставки, где было много интересного; он освещал тему новых технологий — о компактных видеомагнитофонах, об ИБМ — как об одной из крупных прибыльных корпораций США в области компьютеров. А также о суперкомпьютерах и новых электронных библиотеках, о коммуникациях в медицине и прогрессирующих методах диагностики. ЭВМ и сельское хозяйство. Технический прогресс и образование.

Моя задача, донести до читателей тему выставки, осветить происходящее до тех, кто не мог ее посетить.

— А что наши ученые совсем ничего не умеют? — разочарованно спросил Вадим.

— Да почему же, умеют и еще как! — достал я из дипломата некоторые заготовки на всякий случай: была у меня тема о достижениях СССР — 1980—1988 годы. Вот послушай: —

Космос:

«1986 год — в космосе смонтирована многомодульная станция «Мир»

1988 год — совершил полет «Буран» — многоразовая космическая система.

Военная техника: 1981 год — спущена на воду крупнейшая в мире атомная подводная лодка типа «Акула». Построено шесть субмарин этого типа.

1986 год — создан полный приводной тягач Маз — 7907, единственная в мире машина, у которой 24 ведущих колеса. Мощность — 1250 лошадиных сил.

1987 год — на вооружении поставлен боевой железнодорожный комплекс 15П961 «Молодец» — стратегический ракетный комплекс подвижного базирования. США безуспешно пытались создать такой же.

1987 год — принят на вооружение АН-24«Руслан» — самолет транспортного назначения с грузоподъемностью 50 тонн.

Компьютеры: Еще в 1966 году Эру БЭСМ — больших электронно-вычислительных машин увенчала БЭСМ-6. Ее производительность была на уровне самой быстродействующей американской СДС-6600, но при меньшем числе транзисторов и лучшей архитектурой.

1975 год — совместный советско-американским полетом «Союз — Аполлон» с нашей стороны управлял комплекс на базе БЭСМ-4, которую выпускали с 1975 года. Информацию она обрабатывала во много раз быстрее, чем американская.

1977 год — Началась эпоха супер-ЭВМ «Эльбрус». Скорость обработки была на уровне самой современной для того времени американской ЭВМ Cray YMP»

И этот список можно продолжать долго. Наши люди талантливы! А почему живем бедно? — вижу я твой немой вопрос. Отвечу, как могу.

У нашей страны великая миссия: помогать другим. Помогая другим, мы защищаем свою Родину от внешних врагов, от тех, кто пытается создать военные базы вблизи наших границ. Это понятно без дискуссий. А вот внутренняя политика дает нам пищу для многих вопросов: почему живем бедно? Об этом ломали голову многие наши великие умы. Не будем сейчас углубляться, но я скажу от себя: культ денег, низкий духовный мир, утрата своих традиций и обрядов, поклонение западу, коррупция во власти, власть отдалилась от народа и много другое.

Вадим оживился. Стал разговорчивей.

— Я не утомил тебя, — поинтересовался я. Вижу — нет. Тогда, я рад буду выслушать тебя, только если ты будешь говорить о себе. О том, что с тобой случилось. Поверь, всегда легче будет на душе, когда выскажешься. Мне можно доверить свои тайны.

Он вздохнул, снял обветренную потертую куртку с капюшоном, слегка улыбнулся и начал говорить:

— Понимаешь, парень, у меня большое горе. И он беспомощно развел руками. Я чувствую, что могу сделать глупость…

Вдруг он порывисто встал, схватил меня за руки, а потом увлек меня в коридор:

— На воздух, на воздух… — бормотал он, подталкивая меня к открытому окну.

Свежий ветер ударил в лицо, взлохматил волосы. Он сжал с силой поручни и начал нервно и прерывисто говорить, захлебываясь от наступившего волнения:

— Да, конечно, конечно, выслушай меня, добрый человек!

— Выслушай… меня… ради святых… выслушай, я вижу, что ты серьезный человек и сможешь понять меня — и вопросительно посмотрел в мои глаза.

Я понимающе кивнул головой, и как мог, стал его успокаивать:

— Успокойся Вадим, дорога долгая, и ты все спокойно мне расскажешь и положил свои руки на его плечи.

Он слегка улыбнулся, достал сигарету, помял ее и попросил прикурить.

Я развел руками:

— Не курю.

Он вернулся в купе, взял зажигалку, прикурил. Глубоко затянулся, вздохнул и начал:

— Тогда слушай, слушай и не перебивай.

— Это началось десять лет назад. Я отслужил в армии, воздушно — десантные войска в Германии, иначе как ГСВГ — группа советских войск в германии…

Я удивленно вскинул брови: я тоже служил в Германии, и слегка тронул его плечо:

— А где?

Он сначала не понял моего вопроса и переспросил меня:

— Что «где?». И тут же опомнившись:

— А…а…в Нойштерлице.

— А я в Ютербоге. Там Гитлер без охраны ходил: очень укрепленный город. Там я и отслужил положенный срок армейской службы. Было много интересного, но об этом, в другой раз. Я отдал долг Родине в 1972 году.

— А я служил позже: в 1977 году.

Теперь понятно, почему мы не встретились, — улыбнулся я:

— Продолжай, пожалуйста.

— Хорошо. Немного предыстории. До армии я много времени уделял физической подготовке: гири, гантели, турник и даже занимался, запрещенными еще тогда видами единоборств, такими как каратэ. Мой друг раздобыл где-то потрепанную до дыр брошюру с приемами и описаниями. И мы занимались с ним в подвале нашего дома. До мозолей отрабатывая удары по самодельным грушам и мешкам с песком. Просто было энергии, хоть отбавляй!

И кровь застаивалась от безделья. Мы колотили, эти самодельные манекены до тех пор, пока они не приходили в негодность. Мы делали их снова и снова. До армии я так накачался, что не узнавал себя: бицепс, трицепс, широчайшие мышцы спины, кубики на животе от накачанного пресса. Бывало, проверял себя на прочность: молодежь во дворе выстраивалась в очередь, потом каждый подходил и бил мне в живот, стараясь пробить пресс. Только никому не удавалось это сделать. Так мы развлекались.

Но один раз я серьезно ввязался в драку: заступился за девушку, к которой пристали трое подвыпивших мужиков. Пришлось поучить их, как надо обращаться с девушками. Мне удалось с ними легко справиться. Все трое лежали на асфальте после минуты схватки. Но тут появился еще, откуда-то взявшийся четвертый, да еще с ножом. Тут я уже струхнул и врезал ему от всей души — он упал на асфальт, изо рта пошла пена. Я испугался и вызвал скорую помощь.

Он отлежался в больничке с сотрясением мозга, как и положено — двадцать три дня, а я получил срок: за превышение самообороны, правда, условно — два года. Но и тут спасительная армия, и я попал в Чебаркуль, в школу сержантов, а оттуда и в ГСВГ. На отборочный пункт приезжали офицеры и отбирали себе в часть кадры. Меня не стали спрашивать, куда я хочу, посмотрели на мой рост и бицепсы, и сказали: готовый десантник. Там меня ждала третья отдельная гвардейская Варшавская — Берлинская Краснознаменная ордена Суворова третьей степени бригада специального назначения — мой дом и школа жизни на три года, где из меня воспитывали настоящего мужчину. Отслужил, как положено и передо мной встал вопрос: продолжать службу на контрактной основе или куда — то определяться на гражданке. Мне предлагали закончить учебное заведение и звание прапорщика. Перспектива роста на службе, квартиру и так далее. Тем более служба за границей — это двойной оклад: в марках и в рублях. Кто остался в армии по контрактной службе — никто не пожалел.

Но у меня дома братишка — школьник, мама — работающий пенсионер. В последних письмах она мне писала, что неважно себя чувствует. Так вопрос, оставаться мне на службе или нет — разрешился сам собой.

Вадим продолжал:

— Отслужил я положенный срок, так сказать, отдал долг Родине и возвращался к себе домой, на малую Родину — Нижний Тагил.

Город меня встретил неприветливо: знакомая картина — рыжие «лисьи» хвосты из мартеновских труб НТМК, отравляющие и без того плохую атмосферу города, рыжий снег под ногами, перемешанный с грязью (было начало ноября). Цианиды, фенол, формальдегид…

Ничего не меняется, — с горечью подумал я. Как травили город, так и травят.

Тагил на языке манси, коренных здешних жителей, значит «яма». «Яма» — потому что город наш окружают горы:

Пихтовая, Паленая, Лебяжья, Лисья и другие. В том числе и знаменитая гора Высокая рудная. Отсюда все и началось — вся металлургическая мощь Урала и история Демидовых. Ух, дух захватывает от воспоминаний!

Но у этой мощи была и оборотная сторона медали: увидев клубящее от красноты и копоти небо, я вспомнил и многострадальною реку Тагил и ее отравленные воды Тамильского пруда, где мы когда — то купались, ныряя в прозрачную ее глубину, плескались, играли в лапту и визжали от восторга!

Дымили НТМК и Вагонка, где мы и жили. Я вспомнил и демонстрации: когда самые активные Тагильчане вышли на свой первый экологический митинг. Говорили около десяти тысяч человек. Город задыхался от «грязного воздуха» и надо было, как — то решать эту проблему.

Вспомнил я и отца, который все свои лучшие годы отдал НТМК. Этот грохочущий, ухающий, дымящий, изрыгающий пламя и огненный металл, заводище, стал его судьбой. Где он и умер, не дожив до пенсии два года. Но он никогда не жаловался, а наоборот, говорил с любовью о заводе, гордился и терпел. Терпел все и угасал.

Это были люди железной закалки, прошедшие ужасы войны, претерпевшие холод, голод, болезни, но выстоявшие в этом аду и победившие в одной из самых кровопролитных войн в истории человечества. Такую войну забывать нельзя — это наша трагическая история.

Вадим замолчал. Глубоко затянулся. Было очевидно, что ему нелегко даются воспоминания о прошлом. Рано потеряв отца, он потерял и опору в жизни, умного и доброго советчика. Нужно было помогать маме и воспитывать младшего брата.

— Конечно, меня эти трудности коснулись меньше всего, — продолжал Вадим. Я больше видел красоту своего края. Ее богатую историю нельзя было не заметить и не радоваться ею. История Нижнего Тагила очень богата и люди — мои земляки, трудолюбивые и терпеливые, и я горжусь ими. Моя мама учительница. Она и привила мне любовь не только к Отечеству, но и к моей малой Родине, моему городу, где я родился, рос и жил.

— Что меня ждет? Где мои друзья? Что изменилось в городе? Три года для истории — миг, а для человеческой жизни — история. — думал я, шагая по родной улице.

Мама встретила меня с улыбкой:

— Как нежданно — негаданно!

— А то! — улыбнулся я, и мы обнялись. Моя мама самая лучшая мама, добрая и справедливая, учительница по литературе, прекрасно знала историю Отечества и тем более своего города.

— А Гоша где, братишка мой «недоношенный?»

— Сам ты «недоношенный», — выскочил из другой комнаты и повис на мне Гоша.

— Студент вуза, — гордо погладила моя мама по голове. Умница. Молодец. Будет металлургом, как отец.

Взъерошенный, в майке и трусах повис на мне брат, не оторвать. Крепкий такой, жилистый парень.

Накрыли стол. Я раздал подарки, припасенные в Германии. Маме — шарф, брату — книгу о Германии и «дембельский» альбом, авторучку, сделанную из патрона, от автомата Калашникова. Она ему больше всего понравилась. Пока Гоша разглядывал мой армейский альбом, мы с мамой пили чай с пирожками.

— Как будто знала, что приедешь, вот и напекла, твои любимые, с морковью, — улыбалась мама.

Я с удовольствием поедал мамины пирожки, не задавая лишних вопросов. Наслаждался уютом и комфортом. Нет тебе назойливого старшины, подъемов и построений. Хорошо!

— Мама, а где Сашка Макеев? — спросил я. Он же работал на НТМК. В армию его не взяли, комиссовали. Писал и потом замолчал.

Мать, молча, посмотрела на меня и покачала головой. Поглотил его монстр — Змей Горыныч, водочка. Недавно похоронили…

Да-а-а… — протянул я, с его-то здоровьем где-нибудь в офисе сидеть… ведь очень толковый.

— А Павел Сумин?

— А этот герой. Крутой стал. Бандит он, одним словом! Потом сам узнаешь…

Как! — удивился я. Отличник! Ну, от армии откосил, но ведь спортсмен.

— Да ты потом сам все узнаешь, кто и где, и что у нас в городе творится. Пошли спать, сынок.

***

— Может, и мы тоже поспим, — прервал Вадима я, а то ночь за окном. Отдохнем, сил наберемся.

Да, за окном была глубокая ночь. Под стук вагонных колес, мы проезжали мимо маленьких станций, иногда притормаживая. Мелькали уличные фонари, прожекторы, леса и перелески, и встречный ветер трепал наши волосы, освежал, но ночь брала свое: хотелось спать, хотя будет трудно заснуть после интересного знакомства с Вадимом!

Вадим докурил и мы пошли спать. Вадим быстро уснул, а на меня нахлынули воспоминания. Судьба так распорядилась, что я несколько лет жил в Нижнем Тагиле. Там и живет моя сестра. Сразу после армии, по распределению, отслужив на месяц раньше, я с двумя сослуживцами приехал в Нижний Тагил, и мы остановились у моей сестры Галины. На следующий день мы пошли на завод, НТМК, куда нам было предписано работать.

Конечно, посмотрев на ревущее, изрыгающее огонь производство, пыльное, грязное, мы не захотели там работать, и мои сослуживцы поехали по домам, а я остался. У меня здесь сестра. Я устроился на «Уральский вагоностроительный завод имени Ф.Э.Дзержинского». Точнее сказать, после того, как я окончил курсы на токаря, меня направили в цех номер 32 на практику, к наставнику. Наставник, пожилой человек пенсионного возраста, принял меня с улыбкой, доброжелательно:

— Будем знакомиться. Сергей Иванович.

— Сергей… Григорьевич, — пожал я его мозолистую руку. Мы улыбнулись доброжелательно.

— Забудь, все чему тебя учили на курсах, будет учить тебя снова, но практически.

После месяца практики началась моя трудовая деятельность. Сергей Иванович ушел на пенсию, мы проводили его с почетом и я приступил к самостоятельной работе. В то время на УВЗ был разработан и начинал производиться танк третьего поколения. Т-72 один из лучших танков второй половины XX века, состоящий и ныне на вооружении в армиях нескольких десятков мира. Я брал болванку и обрабатывал ее. Восемь операций и получалась красивая круглая деталь, тарелкообразная, только без дна. Мне говорили, что я делал деталь к подъемному механизму пушки. Я особо не вникал. Приходил мастер, проверял допуски штангельциркулем, принимал или браковал работу (и такое бывало, к сожалению). Работать я научился быстро и ловко. Даже так быстро, что потерял бдительность: установил заготовку, зажал в патроне, включил станок, а ключ для зажима патрона не вытащил. Станок набирает обороты и упирается ключом в станину моего токарно-винторезного станка 1960 года. Станок замечательный, чешского производства, загудел от неимоверной нагрузки. А я нет, чтобы выключить, схватился за ключ, мои руки побелели от напряжения, я потерял дар речи. Слева от станка стояла аккуратно сложенная горка готовых деталей, я толкнул ногой, и они зазвенели, когда покатились по полу. У нас станки стояли в шахматном порядке, и мой сосед слева бросился ко мне, услышав шум, выключил станок. Потом двое рабочих пытались успокоить меня, вытащить из рук ключ. Брызгали на меня водой. Я долго не мог придти в себя и с тех пор стал побаиваться станка.

Другой подобный случай случился через месяц моей работы. Подходил конец моей смены, и я заканчивал работу с деталью, отгребая стружку крючком за станок. Там уже накопился огромный ком стружки, но остановить станок мне не хотелось, так как говорится, осталось сделать последний штрих, и я уже взялся за ручку суппорта, чтоб отвести резец от детали и остановить мой станок, но на последней секунде оборота патрона, он зацепил стружку и этот огнедышащий комок стружки, как снаряд, запущенный из пушки, полетел через меня в конец цеха. На мое счастье цех уже опустел, и он упал в проход цеха, никому, не причинив вреда. Стружка, полученная от моего резца из твердых сплавов, при высокой скорости резания, получается в виде прочной ленты. Я смотрел с ужасом, на этот режущий, переливающий всеми цветами, комок металла и подумал, какая беда могла случиться, если бы он зацепил меня или упал на рабочих цеха.

После этого я окончательно определился, что это работа не для меня и надо подумать о другой работе. Не смотря на высокую в то время зарплату в 250 рублей, я написал заявление на увольнение. Мастер, который даже не знал об этих двух неприятных случаях, долго не подписывал мне заявление, уговаривал остаться. Тем не менее, я настоял, сказав, что буду учиться. Секретарь комсомольской организации, не без помощи моей сестры, которая уже работала в заводоуправлении, написал мне отличную характеристику в духе того времени: передовик производства, хороший работник, отзывчивый, трудолюбивый, активно участвует в общественной жизни коллектива цеха и завода. Так я с хорошей характеристикой и оказался на рабфаке Нижнетагильского педагогического института. Где я учился на художественно — графическом отделении, будущий учитель черчения и рисования. Когда выбирали старосту группы, декан художественно — графического факультета спросил:

— Кто пришел первый?

Оказалось, что первым пришел я.

— Тогда, наверно, и быть Вам старостой класса. Как самый дисциплинированный студент.

— Кто «за»…кто «против»…

Все конечно были «за»! Никому неохота было впрягаться в ответственную работу. На том и решили.

***

Утром нас разбудил какой — то шум. Подвыпивший пассажир, засидевшись в вагоне-ресторане, перепутал свое купе с чужим, и пытался попасть в это купе. Повыскакивали перепуганные заспанные пассажирки, едва накинув на себя халаты, на босу ногу накинув тапочки, испуганно смотрели на пьяного бугая. Вадим, быстро сообразив, в чем дело, успокоил мужчину; мы посмеялись, пошли в свое купе, позавтракали, попили чаю и я приготовился слушать историю Вадима.

Вадим оказался хорошим рассказчиком, и я, поневоле стал участником событий, о которых рассказывал он. Лицо его было спокойным, но сосредоточенным.

— На чем я остановился? Ах, да о моем городе.

— Утром, когда я сладко спал, то услышал, сквозь дремоту, тихий разговор с кухни. Приоткрыл дверь кухни, за столом сидел мужчина и моя мама. Они о чем-то разговаривали. На столе в кружках дымилось кофе, стояла ваза с печеньями и целая бутылка коньяка. Мужчина курил папиросу.

— Сынок, иди к нам, — увидев меня в полураскрытую дверь, позвала мама.

Я вышел, накинув халат.

— Это Иван Михайлович, друг нашего папы. Они вместе строили завод, помнишь его? Теперь он начальник производства. Присядь, послушай нас, тебе интересно будет. Помянем отца. Может и с работой, какие-то соображения будут.

— Какой здоровый вымахал, весь в отца, — улыбнулся мне Иван Михайлович и по-отцовски крепко обнял меня.

— Отслужил, значит. Окреп. Да ты и так не хилый был. Отец тебя любил, верил в тебя, что не подведешь. Всегда уважительно говорил о тебе.

Было приятно слышать от друга отца, знаменитого сталевара и Героя Труда такие добрые ободряющие слова в свой адрес. Налили по стопке конька, молча, выпили. Иван Михайлович с интересом разглядывал меня.

— Почему наш любимый город такой грязный, почему мой отец так мало пожил? — задал я вопрос другу отца.

— Понимаешь сынок, завод НТМК, это мой родной завод. Это моя судьба, судьба твоего отца и многих-многих тружеников города. В годы войны эти люди ковали победу, и от надсадной работы заводов очистные выходили из строя и чистые когда-то воды пруда и реки покрывались слоем масла и мазута, а свежий наш воздух, отравлялся угарным газом. А ведь раньше в прудах Тагила и Выйке вода была настолько чистой и прозрачной, что можно было разглядеть камни и водоросли, и даже стайки рыб, лихо плавающих в глубинах водоема. А что говорить об окраинах — Ключах, Гальянке и Вые, там вообще, курортная зона была, — с грустью говорил Иван Михайлович. Но война есть война и поэтому было не до прорванных очистных на реке Малой Кушве и Высокогорской аглофабрики, дамбу которой прорвало в 1942 году. Она ограждала шлакохранилище этой фабрики. И чистейший Выйский пруд превратился в зловонную лужу, погубив все живое.

Война требовала огромных затрат, человеческих, и материальных. Работникам этой фабрики нужно было дать какможно больше агломерата металлургическим заводам. И таких историй, хоть отбавляй. Война есть война, не до экологии.

Иван Михайлович отхлебнул остывшего чаю, помолчал. Видно было, как нелегко ему даются эти воспоминания прошлых лет:

— Мы, труженики завода, гордимся своим заводом и нашими достижениями. Наша сталь и наш чугун, это наша гордость! По нашим рельсам ездят поезда, нашими колесами комплектуются железнодорожные вагоны, по нашим трубам транспортируются газ и нефть во все уголки мира. Но к сожалению, по истечению почти сорока лет, в нашем городе мало что изменилось, в смысле экологии: также отравляет воздух НТМК и Вагонка. Уралхимпласт, котельно-радиаторный, цементно-шиферный и другие заводы, и объекты, которые строили и достраивали после войны. Мы возводили их досрочно, с перевыполнением плана и гордились ими. И все это ради государственной мощи, престижа Урала и родимого Тагила. И опять забывали вводить в строй природоохранительные сооружения. Экология города была на последнем месте.

Иван Михайлович вздохнул, посмотрел на меня:

— Что-то еще хочешь услышать?

Продолжайте, Иван Михайлович, будет полезно узнать больше о своей малой Родине. Мне отец ничего не рассказывал, да я и не спрашивал, не дорос тогда еще, чтобы задавать такие вопросы.

Это верно, — улыбнулся Иван Михайлович, и продолжил свои воспоминания. Мама подлила горячего чаю, и тоже присела к нам, а брат спал крепким сном.

— В 1986 году шло строительство девятой коксовой батареи. Был предпусковой период. Шла работа по монтажу электрофильтров. Тут погиб и мой друг — монтажник, упав с десятиметровой высоты. Нам поставляли оборудование для внутренней начинки фильтров, но которое оказалось вдруг дефектное. Это оборудование для девятой и десятой коксовых батарей можно сказать, делала вся страна. Нам приходилось исправлять все неполадки и брак на ходу, а это была дополнительная работа.

Другое оборудование — калиброванные трубы для обвязки электрофильтров тоже были с браком: ржавые, со смещением сварных швов и даже сделаны из кусков. И чтобы уложиться в срок, пуск девятой коксовой батарей запустили без электрофильтров, пустив газ по аварийному трубопроводу.

Когда за плечами пятьдесят пять с хвостиком, а ты работаешь по двенадцать часов в сутки и без выходных, ползаешь по заледенелым железкам с кувалдой, то это однозначно не прибавляет здоровья. Тут и «штурмовщина», и нарушение последовательности работ, которые надо исправить или понадеяться на русское «авось». Люди не выдерживают, и при такой работе есть и раненые, и инвалиды, и убитые, как на войне. Так и случилось с твоим отцом, — подвел итог своему рассказу Иван Михайлович.

— Я ничего об этом не знал, — грустно сказал я и взял мамину руку в свои ладони:

— Мама извини, прости меня!

— Мама посмотрела на меня мокрыми глазами:

— Ну что ты сынок, за что тебя прощать, всему свое время, надо повзрослеть, чтоб задавать такие вопросы. Все будет хорошо, главное найди свой путь, свою дорогу

Посидели. Помолчали. Помянули.

Вот так командно-административная система подминает под себя все законы: общественные, экономические, природные и человеческие, часто ради того, чтобы отрапортовать об очередном внеплановом пуске какого-нибудь объекта. Страдают руководители, страдают люди. И многие, молодые и сноровистые увольняются, чтобы уехать на Тюменский север, на вахтовую работу, чтобы обеспечить семью и насладиться чистой природой.

Когда Иван Михайлович заговорил о севере, — мы с мамой переглянулись: может это решение моего вопроса?

Пока экологическая жизнь нашего города не на лучшем месте, будем надеяться, что благодаря работе прокуратуры, общественности, все изменится в лучшую сторону, — закончил свой рассказ Иван Михайлович.

— Не очень радостная картина, — сказал я.

— А ты как букву «р» не выговаривал, так и не выговариваешь. Ну, ничего, мужчине это придает шарма, — улыбнулся наш знаменитый друг.

— Где работать думаешь?

Не хочешь ли по стопам отца? На Уралвагонзаводе открыли цех производства товаров народного потребления. Наверняка там найдется и для тебя вакансия. А то не сегодня, завтра семья, дети…

Мы посмеялись все вместе, но я пока об этом не думал и сказал, что еще рано поднимать эту проблему, хочу просто отдохнуть, погулять по городу, пообщаться с одноклассниками и на этом мы и решили. Я проводил почетного друга нашей семьи, проводил маму на работу, брат ушел в институт, а я поехал полюбоваться городом, проведать любимые места, посмотреть, что изменилось, и может быть, встретить друзей.

***

По родной Вагонке я еще успею пройтись, и я поехал в центр города, а это уже Ленинский район. На маршрутке я быстро доехал до главной улицы города Ленина, вышел и пошел не спеша. Улица, заполненная людьми, транспортом, киосками, магазинами и банками, гудела, как улей. Светофоры подмигивали зеленым светом — проходи, зеленей не будет, когда я переходил перекрестки. Водители торопили сигналом неторопливых пешеходов.

Жизнь города бурлила, жила полноценной торопливой жизнью. Все куда-то спешили успеть: кто на работу, кто домой, кто на ответственную встречу, а кто на встречу с любимым человеком. Только я никуда не спешил и рассматривал все, что мне попадалось на пути. Вот Драматический театр, Нижнетагильский театр кукол, где, честно говоря, я не разу не был. А жаль! Вот Дом Культуры «Современник». Тут мы с друзьями были неоднократно. А вот и Музей — заповедник «Горнозаводской Урал», это история нашего Урала, этапы развития металлургической мощи. И наконец, главная площадь города — Театральная площадь, основное место проведения городских мероприятий и праздников. Но сейчас здесь было спокойно и тихо. Я присел на скамейку в скверике, полюбовался красотой озера, покормил семечками голубей, но разговор, начатый Иваном Михайловичем не давал мне покоя, и я поехал на улицу Металлургов, а это уже Тагилстроевский район. Красивейшая улица Металлургов — жемчужина этого района. Получилось так, что на этой улице сконцентрировались все достопримечательности района: Храм Сергия Радонежского, рынок, гостиница «Металлург» — красивейшее здание, постройки 1950 года.

Напротив здания гостиницы находится площадь Боевой и трудовой Славы металлургов с мемориальным комплексом в память о боевом и трудовом подвиге работников НТМЗ в годы второй мировой войны. Тут проводились торжественные митинги, посвященные Дню Победы, принимали в пионеры и комсомол, проводили посвящение в молодые рабочие, сюда приезжали молодожены в день бракосочетания. От площади идет зеленая зона, парк Металлургов. И наконец, самой известной достопримечательностью является Дворец культуры НТМК, построенный в стиле неоклассицизма по проекту архитектора В. Емельянова.

Конечно, ради чего я сюда приехал, это возложить цветы, героям — металлургам и почтить память своего отца. Я сегодня, как будто прозрел, когда слушал рассказ Ивана Михайловича; они жили в трудное время, но остались людьми, не разучились любить и верить в Родину. Они были просто честные, порядочные и ответственные люди, и потому победили.

Каким был мой отец!

Когда-то Демидовым удалось создать огромную промышленную империю, центром которой и стал в XVIII веке наш Нижнетагильский завод. В двадцатые годы производство было остановлено: помешала первая мировая и гражданские войны. Строительство завода возобновилось в 1931 году. Проект много раз пересматривали, и поэтому первый чугун был получен в 1940 году. Становление завода пришлось на годы Великой Отечественной войны. Главный вклад Тагильских металлургов стала броневая сталь для танков. А это каждый третий танк военного времени.

Вадим помолчал, снова закурил, и мы вышли в тамбур, где было прохладно. Мимо пролетали маленькие остановки, леса и перелески, заброшенные деревеньки.

— Все, что я рассказываю, я узнал от Ивана Михайловича. Память у меня хорошая, да и все мне это близко, поэтому так близко все воспринимаю. Настоящего нет без прошлого, и мы обязаны не прерывать эту связь времен забвением.

— Всех достижений НТМК не перечесть. Это и трубы, по которым транспортируют нефть и газ. Рельсы, по которым стучат поезда, и колеса, на которых едут вагоны, это и чугун и сталь. Прошлое и настоящее неотделимо. И в этих достижениях и заслуга моего отца.

Мой отец Семен Андреевич, родился в 1921 году, и в годы войны ему было двадцать лет, как мне сейчас. Умер он в 57 лет, не дожив три года до пенсии. Я сомневаюсь, чтобы он ушел с работы сразу, не тот характер. Я вижу тебя — отец!

Переполненный воспоминаниями и с мокрыми глазами я встал на одно колено и возложил цветы к подножию мемориала. Так закончилась моя поездка в город. С чувством исполненного долга я возвращался домой.

***

Когда я вышел на Вагонке и не спеша шел домой, то проходил мимо лотка, где какая-то девушка торговала книгами с лотка. Я прошел мимо, но потом остановился, вернулся и стал в сторонке, приглядываясь к девушке. Короткая стрижка, круглое лицо, ямочки на щечках, губки припухлые и родинка слева на верхней губе. Обаятельная улыбка и взгляд, как будто смотришь в бездонное чистое озеро, где отражается солнце. Я подошел к девушке. Она подняла на меня глаза и посмотрела вопросительно:

— Слушаю Вас.

— Здравствуйте, милое создание! Книгами торгуете?

Она приветливо улыбнулась очаровательной улыбкой, и ямочки на щеках стали еще заметнее:

— Вы любите читать? Вот Конан Дойл, вот Мопассан, Жюль Верн… Брет Герт… и другие…

А я смотрел на нее и не мог оторвать глаз от ее волшебной улыбки. Она смущенно проговорила:

— Так вы будете брать книгу?

— Вас как зовут? — спросил я.

— Настя.

— Настя, очень мило! А как вы поправляетесь с такой массой книг? — поинтересовался я.

— Я работаю в книжном магазине, и меня привозят, и за мной приезжают в конце смены. Мне нравится.

— Можно я Вас провожу, когда Вы закончите работу?

Настя смутилась, но ничего не ответила. Значит «да» решил я, по своему расценив молчание.

— Во сколько Вы заканчиваете?

— Без четверти пять, не смотря мне в глаза, сказала Настя. И добавила, — обычно так как-то.

— Я приду, — сказал я мягко, но уверенно.

Я пришел в половину пятого, пришел с букетом роз и торжественно вручил его Насте. Она взяла их, и румянец окрасил ее щеки. Приехала машина, небольшой фургон, сложили книги. Бравый водитель спросил Настю:

— Вы едете?

— Если можно, без нас, то большое спасибо, — ответил за девушку я.

— Как пожелаете! И водитель нырнул в фургон и уехал. Мы остались с Настей, переглянулись.

— Пойдемте в парк, — предложил я.

Погуляли в парке, послушали музыку, которая не умолкала весь вечер, поужинали в кафе. Вечерело. Настя предложила:

— Проводите меня до дому. Немного устала.

Возле дома на окраине Вагонки мы присели на скамейку. Было тихо, лишь где-то с крыши капает вода. Было начало мая. В саду начали цвести яблони, но не все купоны еще раскрылись. Из почек на ветвях деревьев проклевываются молодые листочки, неделя и сады зашумят листвой. Весна надевает природу в новые чистые одежки. Прорастает вокруг трава, щебечут весело птицы. И на душе творится невообразимое чувство: новые, неведомые чувства наполняют ее каким-то солнечным светом и любовью.

Мы сидели, молча поглядывая друг на друга. Было как-то неловко от этого молчания. Вдруг Настя взяла меня за руку, по мне будто прошла волна тока. Настя посмотрела в мои глаза, улыбнулась:

— Вадим, ты очень приятный, хороший и добрый парень, но у нас с тобой ничего не может быть.

— Почему? — удивился я.

— Понимаешь Вадим, я замужем. У меня есть муж. Мы живем в Верхней Синячихе, это Алапаевский район. Хороший поселок со всей необходимой инфраструктурой: магазины, школы, больницы, есть, где отдохнуть и работать. В Нижней Синячихе находится музей — заповедник деревянного зодчества. Кто приезжает сюда, все остаются довольные. Но с моим мужем случилась беда: в клубе на танцах часто случаются потасовки, то с местными, то приезжими. И Костя, мой муж, попал в такой переплет. Случилась драка, он отмахивался от троих, его крепко побили, но и он не промах: одного сильно ударил, тот падая, уронил парня, который упал головой на ступеньку и в больнице скончался. Костю обвинили в убийстве по неосторожности: ст. 109 УК РФ. На момент совершения убийства ему было семнадцать лет. Дали три года и определили в колонию для подростков, которая находится в Нижнем Тагиле — ФКУ ИК 13. По истечении предельного возраста — восемнадцать лет, его переведут во «взрослую» колонию, общего или строгого режима.

Колония находится в черте города, что удобно для родственников заключенных. Я приехала сюда, чтобы быть поближе к мужу. Мы совсем молодая семья и он ни в чем не виноват, а наоборот, защищал свою и мою честь. Я живу у тети Клавы, здесь, где мы сидим. Она уже пожилая женщина — семьдесят лет и я еще ухаживаю за ней. Работаю, проведаю мужа.

Я как-то даже не огорчился, а скорее удивился: такая хрупкая, нежная на вид девушка, а какая сила духа и воли.

Есть женщины в русских селениях

Со спокойною важностью лиц,

С красивою силой в движеньях,

С походкой и взглядом цариц!

…В игре ее конный не словит,

В беде не сробеет — спасет;

Коня на скаку остановит,

В горящую избу войдет!..

— Вспомнил я стихотворение Н. Некрасова.

Не смотря на то, что мне не приходилось рассчитывать на взаимность, я продолжал с ней встречаться и опекать, заботиться о ней. Почему? Я и сам не мог себе объяснить. Какая-то потребность души: то ли смутная надежда на то, что у нас с ней что — то сладится, то ли я созрел для того, чтобы о ком-то заботиться. Не знаю, но я с удовольствием и нетерпением ждал новой встречи с Настей! Меня подкупало благородство этой простой и неизбалованной девушки, ее чистая преданная любовь, ее чистота помыслов и поступков. Так или иначе, мне нравилась эта чудесная, с ласковым взглядом девушка. Ее наивность, бесхитростность, ее душа, как чистый воздух заповедника, волновала меня, окрыляла и пробуждала во мне самые нежные чувства!

Мы гуляли с ней, когда она была свободна, по всем достопримечательным местам нашего города. Гуляли по маленькой, но уютной набережной Тагильского пруда, где много интересных бронзовых скульптур. Лавочки, кафешки, отличный вид на пруд, на Лисью гору. Отличное место для прогулок!

Были и на Лисьей горе. Наверно самое посещаемое место туристами. У подножия горы расположился уникальный музей — завод, вокруг которого и рос город. Говорят, что много миллионов лет назад здесь был вулкан. Здесь находили стоянки первобытного человека.

Все очень продумано: смотровые площадки, каменная дорожка к вершине горы, замечательный музей в башенке, а ниже сувенирная лавка и туалеты. Отличный вид на город!

Настя смотрела на все, как завороженная, с восхищением и любовью, с интересом расспрашивая, «что да как»; все хотела запомнить и потрогать, почувствовать дух прошедшего времени.

— Как здорово, как интересно, как поучительно, — все время повторяла Настя, время от времени дергая меня за рукав:

— Смотри, какая красота, какой вид, какой воздух, как все прекрасно устроено!

Конечно, посетили мы и музей «Демидовская дача». Где высокий профессионализм научных сотрудников и умение красиво рассказывать, сумел донести до нас историю родного края, интересно и познавательно. Тут мы увидели картины, отражающие жизнь прошлого времени нашего края, подносы уральских мастеров, майсоновский фарфор и посуда. Мебель, обстановка, как жили в старину на Урале. Экскурсоводы все интересно рассказывали и отвечали на наши вопросы.

Настя смотрела на все с удивлением, и осталась, очень довольна, посещением этого места.

Побывали мы и в Храме Святых Царственных Страстотерпцев. Храм находится в обычном здании гражданской постройки, но, не смотря на это, внутри чудесная атмосфера. Настя, подошла к какой — то иконе с зажженной свечой и помолилась за здравие, а потом, когда мы вышли из церкви, она, перекрестив себя, сказала:

— Господь наш Иисус Христос есть единственный источник нашего спасения, единственное средство нашего спасения, человеческое имя Его заимствовано от Божества Его, неограниченною все святую силу, спасать нас.

Я посмотрел на Настю, лицо ее серьезно, настолько отрешенно от земных благ, что я даже не мог сомневаться в правдивости ее веры в Бога. Я просто улыбнулся и не стал расспрашивать ее ни о чем. Она сняла платочек с головы и мы пошли молча восвояси.

А потом был Драматический театр, центр боулинга, где Настя отлично выбивала шарами кегли. Вот что значит деревенская сноровка.

— Я лучше всех играла в городки, — смеялась весело Настя, каждый раз прыгая от радости от удачно выбитых кеглей. Ура! Ура! — кричала она, размахивая руками.

А потом катались на лодке, гребли веслами. Настя и тут удивила: как она ловко загребала веслом, то одним, то другим, то обоими. И так грамотно и ловко! Такая вот она оказалась непредсказуемая, эта на вид хрупкая девушка!

Настя, как будто открывала мир заново, забывая о своих проблемах и заботах! Окрыленная и воздушная, она даже меня поцеловала, скользнув губами по моей щеке, и тут же вытерев нежной ручкой.

— Спасибо, Вадим, я так счастлива! Мне с тобой так хорошо! Я очень и очень благодарна тебе!

Я был на высоте! Как будто я открыл в себе что-то новое, непознанное, как будто я совершил подвиг и все переменилось! Мир стал лучше и понятнее! Как приятно делать добро, приносить радость другим людям!

Нас обоих устраивали наши отношения. Настя не позволяла мне никакой вольности, я не настаивал, мне достаточно было видеть улыбку на лице этой маленькой красавицы. Я помню, когда мама была молодая, я просил мне сестренку. Мы обменивались с Настей взглядами, и было понятно: мы любим друг друга, но надо держать себя в руках. Забота, встречи, улыбки ведь тоже проявление любви. Кто-то сказал, что любовь без секса, что обед по телефону. Но Настя хранила верность, а я соблюдал порядочность и сам захотел продолжать эти встречи, значит так надо.

***

Однажды, во время прогулки произошла не очень приятная встреча с моим когда-то другом и одноклассником Павлом.

Как-то мы сидели с Настей в кафе. Пили кофе, ели мороженое, рассказывали друг другу всякие истории из своей жизни. Зал был пустой, играла легкая музыка, легкий полумрак, цветы на подоконниках, все это создавало обстановку уюта и благополучия.

Вдруг двери кафе широко и шумно открылись, и вошла веселая шумная компания: две девочки-подростка и трое крепких парней. Один из них по-хозяйски оглядел зал, подошел к стойке, где стоял бармен, поздоровался:

— Позови хозяйку и пошустрей!

Вышла полная ухоженная женщина, вся в украшениях, как новогодняя елка: на руках кольца, и браслет, на шее изящное колье. Подала небрежно руку длинноволосому парню, он ее поцеловал и рассмеялся:

— Эванджелина, — произнес он нараспев загадочное имя, — ты безупречна и как всегда на высоте!

— Из уст любимого мужчины женское имя звучит так, как будто переливается небесной красоты бриллиант, — кокетливо улыбнулась толстушка.

— А если оно еще и редкое, то есть чем гордиться. Оно звучит так загадочно и таинственно. Они обнялись и расцеловали друг друга.

Странное имя, — подумал я, наверно, мусульманское. Хотя на мусульманку хозяйка не очень походила.

Тем временем хозяйка попросила бармена накрыть стол. Вышла девушка — официантка, в короткой юбочке, скромная, и услужливо стала возле хозяйки.

— Нам как всегда: водка, закуска, детям мороженое, коктейль, — распорядился парень.

— Хорошо, Павел Иванович, — засуетилась девушка.

— Ну и беги, — хлопнул он ее по маленькой попе.

Шумная компания расселась за соседним столиком, громко разговаривая и хохоча. Парни обнимали девочек, что мне показалось очень странно: им по возрасту лет четырнадцать — пятнадцать. Акселератки?

Парень, которого хозяйка назвала Павлом, стоял у стойки и внимательно рассматривал меня и Настю. Вдруг лицо его расплылось в улыбке:

— Вадька, это ты? — изумленно прокричал он, быстро подходя к нашему столу. Что не узнал? Это я — Паша Сумин!

Тут и мои сомнения развеялись, но не такого я знал Павла Сумина. Мы обнялись, как старые друзья, все-таки вместе учились в одном классе, играли в сборной по волейболу, давали списывать друг другу, влюблялись в одну и ту же девчонку и частенько дрались спина к спине, отбиваясь от наших врагов, из соседнего района.

— Ты отслужил, стал еще мужественнее, сильнее, — похлопывал по плечу меня Паша. А что не сообщил, не зашел. А кулачищи-то, кулачищи-то! Знаю тебя, помню, ты еще в школе в секцию самбо ходил.

А это кто за прелестное создание! — обратился он к Насте. Позвольте вашу ручку, мадам!

Сам взял ее за руку и поцеловал. Настя смущенно одернула руку и обиженно посмотрела на меня. Девушка, не привыкшая к таким фамильярностям и ухаживаниям, хотела встать и уйти.

Это моя девушка, — твердо сказал я и пожалуйста, без фамильярности. А то не посмотрю, что друг. Настя благодарно посмотрела на меня.

Павел натянуто улыбнулся:

Ну, хорошо, отдыхайте, не будем вам мешать.

Потом присел на свободный стул, достал серебряные четки, покрутил их в руках, перебирая бусины, потом поправил золотую цепь на шее, толщиной с палец и медленно, как бы раздумывая, произнося каждое слово с остановкой, сказал:

— Вадим… у меня… к тебе… дело есть. Давай встретимся завтра, в это же время и здесь. Приходи один, а прекрасное создание пусть отдыхает, — улыбнулся он и посмотрел на Настю. Настя пожала плечами, давая понять, что как хотите, так и поступайте.

— Хорошо, — сказал я. Приду.

Настя допила кофе:

— Пошли отсюда. Какой неприятный скользкий тип, — шепнула она мне на ухо.

Я рассмеялся, и мы покинули кафе.

***

О чем Павел должен был со мной говорить, для меня была тайна. Но отказаться уже я не мог.

На следующий день состоялась наша встреча. Павел пришел не один, с ним были два крепких парня.

— Охрана, — пренебрежительно махнул он рукой. Но братва залетная, а мне нужны бойцы, как ты.

Вчерашний Павел как будто растворился в пространстве вчерашнего дня, и сегодня передо мной был блатной, хвастливый парень.

— Поговорим о жизни: мне надо банковать, а не с кем, измельчал народ, поредели наши ряды бойцами.

— Ты говори, как русский, — предложил я.

— Ну, мне надо контролировать ситуацию, а не с кем, — ухмыльнулся Павел, и оттопырил два пальца вверх. И чтобы тебе понятно было, о чем это я, я не буду беса гнать, ну значит, лгать тебе, перевел он свой жаргон, и скажу все, как есть.

— Я не совсем жиган, но люблю колотить понты, то бишь красиво проводить время…

— Давай ближе к делу, перебил я его красноречие.

— Кипеть можно, но зачем же, брызгать, — усмехнулся Павел, и поиграл четками. Ладно, не буду гнать порожняк, поговорим начистоту.

— Ты сейчас на мели, да? Живешь на иждивении мамы. Кстати, как здоровье Софьи Максимовны?

— Нормально.

— Ну, так вот, брат у тебя студент, подруга-красавица. Кто она тебе, невеста?

— Не твое дело, — отвечал я на назойливые вопросы. Давай ближе к делу. У меня от прежнего любопытства и от нашей встречи стало появляться раздражение: что он хочет, к чему клонит?

Павел продолжал:

— Понятно, невеста, и надо одевать, обувать, а эти красавицы такие капризные. Вот и моя любовная лодка разбилась о подводные камни серого быта. Но это в прошлом, а сейчас за мной бегают девчонки табунами.

Посмотри, как одет! Все импортное! Джинса американская, обувь итальянская, часы швейцарской марки RAYMOND WEI, четки серебряные, «прикид» чехословацкий, сигареты импортные…

Павел протянул мне пачку «Мальборо».

— Кури.

— Не курю, — дал знак я рукой.

Будешь ночью много спать, перестанешь воровать, — балагурил он блатной лексикой. Я занимаюсь фарцовкой, профессионально, хотя официально я работаю сторожем в местном ЖЭУ. Слышал о таких. Мы открываем людям мир материального благополучия. На фоне страшного дефицита, мы можем достать все: джинсы, импортную одежду, зарубежную культовую музыку, алкоголь, технику, значки, журналы, книги…

Это карго — культ!

Павел все больше распалялся, как будто он мне открывал Америку!

— Есть спрос — есть предложение! Так было, есть и будет всегда! Мы находим самые редкие заграничные вещи: шузы, пусера и другая фирма. Мы не уголовники! — он многозначительно потряс указательным пальцем перед моим лицом. У меня знакомая стюардесса и даже один важный партийный чиновник, который мне привозят дефицит с капстран на реализацию. Мы работаем и в гостиницах, где останавливаются иностранные гости, обслуживающий персонал связан с нами. Горничные спиртное меняют на зажигалки, галстуки, колготки. Администраторы работают круче — обмен идет на джинсы, куртки, пальто. Но больше всех оборот у официанток: они меняют икру, водку, коньяк, на одежду и электронику. Горничные сдают добычу администраторам, официанты — барменам, те перекупщикам, и в результате каждый получает по заслугам. Ну, там в нашей отлаженной цепочке есть еще скупщики, посредники. За один вечер можно заработать двести рублей и целый месяц не работать, и жить припеваючи…

…Тут уместно напомнить о экономической ситуации СССР 1980 годов. Экономическое развитие СССР в 1970 годы и первой половине 1980 годов определялась планами трех пятилеток — 9 — й (1971 — 1975 г.г), 10-й (1976 — 1980 г.г) и 11-й (1981 — 1985 г.г). К началу 1980 годов стало очевидным «затухание» темпов социально — экономического развития СССР. Убеждение главного идеолога страны М. Суслова, высказанное еще в 1961 году о том, что «развитие СССР будет идти фантастическими темпами», оправдывалось только в сфере военного производства. Экономика СССР столкнулась с неразрешимыми противоречиями. Активные производственные средства в подавляющем большинстве были сильно изношены, но модернизация не проводилась. Это не позволяло достигнуть плановых показателей ни в промышленности, ни в сельском хозяйстве. В стране наблюдался острый дефицит товаров. Это послужило основанием для новых экономических реформ. Основным его достижением было принятие законопроекта, который разрешил индивидуальную деятельность и создание кооперативов. Население активно отреагировало на этот законопроект. У нас народ тяжелый на подъем, но заинтересуешь рублем — не остановишь.

Повсюду стали создаваться кооперативы. Наиболее популярной стала отрасль торговли. Но это было чуть позже времени моего героя. А до этого в стране процветала спекуляция и фарцовщики.

Фарцовщики — это те люди, которые проводили нелегальный сбыт дефицитных товаров, в основном это была одежда и аксессуары: виниловые пластинки, аудиокассеты, косметика и предметы быта, одежда. Конечно, к спекулянтам и фарцовщикам все относились негативно, но законопослушные граждане, которые работали на заводе, рабочими или даже инженерами, или учителями, или врачами, получали в разы меньше спекулянтов, и они поневоле вызывали зависть.

Тем не менее, это была предпринимательская деятельность, которой сегодня в России занимается миллионы граждан. Они имели доход, о котором не мог мечтать токарь шестого разряда или главный технолог завода, или врач с большим стажем.

Таким образом, на почве дефицита товаров процветало предпринимательство, под названием фарцовка.

Павел уверял меня, что он не из тех мелких сошек, которые отираются у гостиниц «Интурист», чтоб обменять сомнительные товары на жвачку, а он состоятельный предприниматель.

— Я предпочитаю натуральный обмен. И за бутылку армянского коньяка, который на западе стоит в разы дороже, могу получить модный американский пиджак, — гордо хвастался Павел.

Я слушал его красноречие и верил ему, и даже чуть-чуть завидовал размаху его жизни, — продолжал Вадим.

День преподнес, мне сегодня много сюрпризов, и надо было понять, где, правда, а где ложь. Как и оказалось потом, все оказалось совсем не так, как рассказывал Павел. Гораздо хуже и опаснее, чем фарцовка. Но об этом позже.

— Я далек от того, чем ты занимаешься, и мне трудно оценить, чем я могу тебе быть полезен, — сказал я, несколько озадаченный его рассказом о своем образе жизни.

— Надо проучить одного вора. Он украл наши деньги, взял товар, а деньги не вернул. Мне надо вернуть долг, это деньги всей бригады. А долг дело святое!

— А я тебе, чем могу помощь? — спросил я удивленно. У тебя вон мордовороты сидят.

— Да таких бойцов, как ты — нет. Видимость одна, — пожаловался Павел, — и огорченно развел руками.

Риска никакого, постоишь на «шухере» в тенечке, а когда начнется что-то серьезное, подключишься. Да я думаю, все будет путем, не первый раз. Деньги поделим достойно. На первое время хватит, а потом наладим «производство…

— А если я откажусь! — прервал я его, и встал, собираясь уходить. Мне было не приятно продолжать разговор с Павлом.

Павел откинулся на стул, закинул нога на ногу, закурил сигарету, затянулся, пуская дым кольцами:

— Да нас уже сфотографировали, дружище, так что мы в одной связке. Да и девочку мы твою отследили: где живет и где работает. Мало что может случиться!

Тут уже я не выдержал, встал, принял стойку:

— А если я тебе грудь проломлю, скворечник будет…

Его шестерки подскочили, готовые к драке…

— Хозяин властно махнул рукой:

— Не надо!

На том мы и расстались.

Шел домой, а в голове одна мысль, как ржавый гвоздь: а может помочь ему, хотя я плохо представлял, во что я ввязываюсь. Может и правда надо долг вернуть? Да, я сейчас на содержании мамы, Насте надо помогать, с работой пока непонятно, где и когда. «Танки грязи не боятся!» — вспомнил я любимую поговорку комбата. И как — то на душе стало легче от принятого решения. Вернулся в кафе. Павел и его бойцы веселые выходили на улицу, мы столкнулись лоб в лоб. Я взял Павла за лацкан пиджака:

— Я согласен, но это первый и последний раз! А на девушку мою «клюв не разевай». Забудь, как страшный сон!

Павел просиял от удовольствия, что все получилось, так, как он хотел:

— Ладно, извиняй, погорячился! Заметано! Завтра собираемся у гостиницы «Северный Урал». Все до завтра.

***

…Гостиница «Северный Урал» отлично подходит, как для семейного отдыха, так и для деловой поездки. Здесь часто останавливаются иностранцы. Она находится в центре города на Ленина, что очень удобно для поездок в любую часть города. Кому посмотреть достопримечательности города, отведать уральской кухни в любом кафе города. А любителям весело погулять и поссорить деньгами, рядом рестораны и бары. Веселое и оживленное место.

Когда подошел к гостинице, никого еще не было. Присел на лавочку. Закурил. На улице было оживленно. Из гостиницы кто-то выходил, кто-то заходил. Подъезжали богатые машины, открывались дверцы, вываливалась какая-нибудь веселая компания: мужчины навеселе, женщины под шефе, запинаясь и хохоча, направлялись в гостиницу. Тут я впервые увидел «негра». Черный, как уголь, но в белом плаще и шляпе, как будто невидимка, на фоне темной ночи. Проходили и китайцы, и вьетнамцы, в сопровождении переводчиков или охраны.

Наконец подошла компания Павла: он и еще три его бойца. И что странно, две девочки-малолетки, которых я видел в кафе. Размалеванные и одетые по-взрослому, как проститутки: короткие юбки, высокие сапоги на платформе, дорогие меха на плечах, сумочки с золотыми цепями. Полный караул!

Павел посмотрел на мое удивленное лицо и все понял. Усмехнулся криво:

— Да это для антуража! Не парься! Все о, кей!

Так, мы остаемся здесь, — распорядился он, а ты Вадим, иди вдоль улицы, метров сто пройдешь, увидишь слева арку, перейди улицу и встань в тенечке, не светись, где-то там покури и жди дальнейших распоряжений. Если что, я позову…

Я пожал плечами: ладно и пошел. Дошел до арки, свернул на право, присел на скамейку у дома в затененном месте. Мне все было видно, а меня не очень.

Прошло полчаса томительного ожидания. Наконец, на той стороне улицы показалась компания. Две девочки, попутчицы Павла, и какой — то мужчина, явно иностранец. Он что-то лопотал на своем языке. Девочки вели его под руки и мило улыбались. Павел и его два бойца шли сзади, через метров десять-пятнадцать. Девчонки дошли до арки и свернули под арку. Иностранец почему-то стал упираться, почуяв неладное, но тут подбежали Павел с парнями и затащили его под арку. Я не успел ничего сообразить, что происходит, как зазвучала милицейская сирена, и подъехал милицейский уазик. Оттуда выпрыгнули три милиционера и бегом под арку.

Шум, крик, визг, два выстрела, и из темноты выволокли девчонок, и двоих парней. Один, видимо был ранен в плечо, а Павла с ними не было.

Некуда эта сволочь не денется, — сказал один милиционер, — рано или поздно поймаем и по рации передал:

— Первый… первый… мы у гостиницы… ждем наряд и «скорую помощь»…

Через некоторое время приехала «скорая помощь» и еще один милицейский уазик. Раненого посадили в «скорую помощь» с милиционером, а девчонок и парней рассадили по машинам, где милиция.

— Вот это дела, — подумал я. Пора уносить ноги.

Так закончился этот жуткий вечер.

На следующий день, когда я смотрел телевизор — фигурное катание, передачу неожиданно прервали и диктор объявил:

— У нас в гостях начальник милиции Ленинского РУВД полковник Селиванов Игорь Михайлович:

— Срочное сообщение: Вчера работниками милиции Ленинского района РУВД города Нижнего Тагила была проведена успешная операция по поимке опасных преступников из банды «Пахана» у гостиницы «Северный Урал». Трое задержаны, один оказал упорное сопротивление и был ранен, а также с ними две несовершеннолетних девочки. Одному из них, видимо главному подельнику, удалось скрыться. Но преступники будут пойманы, рано или поздно, это дело времени. Ведется следствие, и пока не можем разглашать все тонкости дела.

Конец ознакомительного фрагмента.