Свободное падение

Сергей Кишларь, 2022

«Тот, кто был счастлив в любви, не имеет о ней никакого понятия» – сказал как-то Жан Ануй. Герои этих рассказов за редким исключением знают о ней, кажется, всё.

Буковки

Блик солнечного сканера скользит по автомобилям: капот, дверки, багажник… белый, чёрный, серебристый. Красная точка у перекрёстка. Пауза.

Считаю циклы светофора как баранов перед сном — не успокаивает. Может анонимный"доброжелатель"ошибся? Может, просто пошутил?

Припаркованная на тротуаре неброская"Хонда Сивик"превратилась в наблюдательный пункт. Кофе эспрессо, мятые пластиковые стаканы, бесконечная эстафета сигарет. Жестяная шильда на фасаде:"Набережная, 17"

Алиса появляется через час, когда от кофе и никотина уже мутит. Она тонка там, где у неё шестьдесят и захватывающе изгибиста в тех местах, где по всеобщему заблуждению должно быть девяносто. Счастливая улыбка, походка от бедра. Из многочисленных застолий с родственниками знаю родословную жены назубок: русские, татары, украинцы. Латиноамериканцами не пахнет, тем не менее, все упорно называют её женщиной типа"латинос".

Её спутник моложе и смазливее меня. Ухоженный слащавый блондинчик — тот самый тип мужчин, который всегда вызывал у Алисы пренебрежительное фырканье губами:"Самовлюблённый самец". Выходит, врала.

Ах, Лиска-Алиска!..

Ласковое прозвище вдруг приобретает новый смысл: милая лиска превращается в хитрую расчётливую лису. Дрожащим пальцем тычу в смартфон. Лиса останавливается у подъезда, высвобождает изящную руку из-под локтя своего спутника, выуживает из сумочки телефон.

— Ты где? — Сползаю по сидению, прячась за рулевое колесо, хотя вычислить меня сложно: старенькая"сивка"взята у коллеги по работе, в лобовом стекле — глянец отражённых листьев.

— На работе. — Алиса прикладывает палец к губам, давая понять блондинчику, что на связи муж.

— Вынесла стол на улицу? — мой голос дрожит, и вместо иронии я с ужасом чувствую в нём жалкие нотки.

Алиса досадливо оборачивается к перекрёстку, на котором, боясь потери старта, нетерпеливо порыкивают автомобили. Зелёная кнопка светофора запускает бегунок сканера. Капот, дверки, багажник… Синий, красный, серебристый… Неведомая статистика.

— Вышла за сигаретами, — уверено врёт Лиса. — А что с твоим голосом?

— Перенервничал. Только что от шефа вышел.

— Орал? — вспоминает она глуповатый анекдот, думая приободрить меня.

— Анал! — кричу в ответ.

Смартфон летит на пассажирскую сидушку, нервы распирают виски, машина становится тесной… Догнать! Звериным прыжком кинуться блондинчику на спину, припечатать его нежным фэйсом к заплёванному асфальту!..

А дальше? Сорвать одну встречу и смириться с теми, которые уже состоялись?.. Сколько это длится? Год, два, больше?

Тормози… Пальцами цепляю тесно забившуюся сигарету, нервно стряхиваю с неё пачку… Для начала пройди"вечерние университеты", выучи уроки, которые преподнесёт тебе черно-бурая изменница, когда за ужином начнёт врать и изворачиваться, не подозревая о том, что ты знаешь всё.

Алиса недоумённо пожимает плечами,"сладенький"под руку уводит её в подъезд. Сигарета крошится в руках, табак сыплется на колени. Вколачиваю рычаг в передачу,"сивка"взбрыкивает, перелетая через бордюр. Медлительные светофоры тянут из-под кожи жилы нервов, оплётка руля скрипит и проворачивается под намертво сцепленными паьцами, ладонь нетерпеливо врастает в кнопку звукового сигнала. Не вой клаксона, а мои нервы пронизывают плетущиеся впереди автомобили. Пошевеливайтесь, мать вашу!

Едва пробиваюсь на загородную трассу, злоба кидается в педаль акселератора: тяги, заслонки, воздушная смесь, воспламенение. Нервы распирают тесное пространство цилиндров, яростно мотают на переднюю ось пунктиры дорожной разметки.

Бешенство поршней, дрожь клапанов, рвущийся визг клаксонов.

Нервы сгорают вместе с последней каплей бензина, обочина встречает хрустом гравия, голова устало падает на руль.

Пытаюсь вспомнить, когда начались проблемы. Ведь не вчера же?.. Умные мысли приходят с опозданием. Примерно на два года. Именно столько времени серость и предсказуемость точат нашу с Алисой жизнь, истирая буковки скучного повествования. Изо дня в день, в заученном порядке.

Буква первая: спросонья ощупью ищу мерзкое создание, питающееся моими нервами двенадцать часов в сутки. Ему весело: подмигивает, бодренько наяривая сигнал подъёма. Сонно шарю пальцем по иконкам — закройся! Алиса уже у зеркала — что-то мурлычет, пританцовывая и поправляя волосы.

Жаворонок, блин.

Буква вторая: Алиса у плиты. Халат чуть распахнут, но без прежнего призыва — так… утренняя небрежность. Стук тарелок."Овсянка, сэр!"Долька лимона в чайном водовороте.

Всё зазубрено как алфавит.

Бензиновая гарь перегруженных проспектов. Не забыть сменить резину на летнюю. Рассчитаться по кредиту.

В недрах огромного офиса периодически рождается суета. Сбивчивый говор угрём скользит между столами:"Шеф не в настроении". Испуганный стук каблучков:"Через десять минут на стол…" — и пальцем, многозначительно, в потолок. Бег по клавишам, зависание, вечность перезагрузки. Нервы бьются в висках, внутренний голос торопится взахлёб, — матом! — но в мутном экране погасшего монитора — терпеливая виноватая улыбка:"Сейчас. Ещё пять минут".

Вечером офис похож на аквариум: окна — от пола до потолка, стеклянные внутренние перегородки, уютная неоновая подсветка. Длинноногая стайка в строгих офисных юбках скользит между пальмами — мимо подводной пещеры начальника в курилку. Золотые рыбки — мимо пираньи.

Последняя сигарета вмята в пепельницу, Alt + F4, рокот роликовых кресел. Иногда приходится задержаться после работы, разгребая гору бумаг. Чашка кофе. Гудение пылесоса. Тётя Маня — аквариумная улитка.

Алиса уже дома. Тот же халатик, ужин, телевизор вполглаза: санкции, Сирия, Украина. Не складываются буковки в слова, слова не складываются в предложения — стоят в привычном строю. Шаг вправо, шаг влево — попытка бегства от устоявшегося образа жизни.

Последняя буква, шорох простыней, монотонные прыжки секундной стрелки. Долгий зевок провожает день, женские пальцы осторожно крадутся под одеяло.

"Извини, устал".

Температура привычки, нулевая отметка, анестезия чувств.

В тянучке сонных мыслей что-то банальное:"Перевёрнута ещё одна страница жизни". Смысл затёрт от частого прикосновения, как морда бронзового пограничного пса на станции «Площадь революции». Как наскальный рисунок, слизанный тысячелетиями. Зачищен напильником по металлу как номер краденого пистолета… Мысли вязнут, рвётся ниточка…

Скала, напильник, пограничный пёс… Причём здесь пёс? А пистолет?.. Надо напрячься и вспомнить… Какой-то напильник… Какой?..

Строгие ряды алфавита рассыпаются, расписанный по буквам день превращается в абракадабру. Ночь переворачивает страницу.

Пожелтевшая бумага. Жидкая типографская краска. Жирные пятна и крошки меж страниц…

Наконец, поднимаю голову от руля. Полсотни километров от города, столько же лет со вчерашнего дня.

Остывший движок. Пепел нервов. Заправка неподалёку, но машину придётся подтолкнуть.

Домой добираюсь к вечеру. Ранние сумерки гасят косые полосы заката на потёртых обоях. Не зажигая света, пытаюсь прикончить пачку сигарет. Окуркам тесно. Вместо привычных пожелтевших страничек буковки пишут живую историю, и я не рад тому, что они обрели способность выпрыгивать из строгих рядов и складываться в слова и предложения.

Алисы всё ещё нет, телефон вне доступа. Настрой на бесплатный домашний театр и на изощрённое разоблачение изменницы рушится под напором злобы и нетерпения.

Нервы мечутся в клетке: лапами — на железные прутья, в полный звериный рост… Дрянь! Сука!

Рамку — на пол, фотографию — надвое. Хищный бросок двери. Клык английского замка впивается в дверной косяк, челюсть щёлкает, смыкается намертво. Дребезг стёкол, бетонные пролёты — в два прыжка, писк сигнализации, ключ в зажигание…

Рука замирает над рычагом коробки передач. Струны виснут как на гитаре, хозяин которой уезжает в длительную командировку… А собственно куда?

Табачный дым, рвань мыслей. Мир сузился до сигаретной пачки, которая давно и бессмысленно вращается в пальцах.

Гудрон, никотин… Сделано по лицензии… Минздрав предупреждает…

Знакомый стук каблучков частыми ударами заколачивает сердце под горло. От чёрного пятна ночи отрывается гибкая фигура, идёт на свет окон. Распахиваю навстречу автомобильную дверку.

— А ты чего в машине? — в голосе Алисы недоумение.

Нитка наушника, шорох музыки в волосах, жвачка, влажный блеск губ. Перегар спиртного густо замешен на запахе ментола.

— Выплюнь, — негромко требую я.

— Да-а? — норовисто взбрыкивает чёрными бровями Алиса, с удвоенной энергией продолжая терзать жвачку. — А иначе что?

В моём голосе прорывается злоба:

— Вытащи наушник, когда со мной разговариваешь!

— Ага! Щас-с!

Рваные предложения. Буквы — трассирующими очередями. Огневой рубеж, короткими… Пощёчина прилипает к упругой коже Алисы с таким сочным звуком, что кажется, жильцы — с первого по двадцатый — выскочат на балконы.

Бешеная дробь каблучков, удар ладони по обгорелой кнопке лифта. Я по лестнице взбегаю на пятнадцатый этаж почти одновременно с лифтом. У Алисы заминка с ключом.

— Пить меньше надо. — Пытаюсь отобрать ключ.

Она зло отталкивает меня бедром, безуспешно пытается попасть в замочную скважину.

Возня у двери, ругань горячим шёпотом. Соседи. Натянутые улыбки. Показушный поцелуй.

"Что-то с замком".

Едва дверь отгораживает от соседей — снова возня.

— Пропусти женщину.

— Ты сейчас больше похожа на девку с объездной трассы, или где они там сейчас собираются?

Пощёчина возвращается ко мне хлопком флага на ветру, остаётся на щеке тёрпким послевкусием. Алиса победно уходит, раздеваясь на ходу.

Злой охотничьей собакой иду по следу: разбросанные туфли, лифчик на торшере, джинсы на пороге темной спальни.

— Где была? — пытаюсь быть сдержанным, но угроза рвётся сквозь зубы.

Лиса бесстрашно принимает вызов, зло раздувает ноздри:

— С каких пор ты заинтересовался моей жизнью?

Затенённое тело, на котором белеет только треугольник стрингов, заставляет моё сердце сменить ритм. Не глазами — памятью вижу каждую родинку на её теле, даже в самых недоступных и интимных местах. Сердце пытается вырваться через вспухшую вену на шее, через виски… Что он делал с ней? А она?..

Мечусь между противоречивыми желаниями, а распалившаяся Лиса тем временем яростно переходит в наступление:

— Что? Бедняжку ужином не накормили? Оттого такой нервный? — она настолько развоевалась, что пытается толкнуть меня. — За пощёчину ответишь.

— Щас! — Перехватываю её руки. — Сначала ответишь ты.

Лиса извивается, пытаясь освободиться, её горячее наэлектризованное тело жжёт мне руки. Борьба продолжается, но это всего лишь повод, чтобы ощутить ладонями гибкое тело Алисы. Микст ненависти и страсти переливается из груди в ладони. в кончики пальцев. Жар упругого тела манит, сминая гордость.

Последняя трезвая мысль едва шевелится, как вскинутые кверху кончики пальцев канувшего в болоте бедняги… Надо бы поступить по-мужски: собрать вещи и гордо уйти, но горячее тело изменницы неожиданно поддаётся моим рукам. Мысль вязнет окончательно.

Всё! Только инстинкты.

Поцелуй — укус, порванные стринги. Ненависть окончательно мутирует в грубую страсть. Вколачиваю злобу в своего врага жёстко, безжалостно.

Как он в постели? Хорош? Обкончалась, сучка?

Электрический разряд выгибает тело, секундный паралич. Нервы сдуваются как воздушный шарик. Чёрная дыра поглощает галактику…

Алиса целует моё влажное плечо, трётся щекой.

— Так хорошо не было даже в первый год нашего знакомства.

Не знаю, что ответить. В первый год была нежность. Выходит, злоба лучше?.. Украдкой гляжу на жену, будто вижу её впервые. Счастливая улыбка блуждает на её губах, или мне мерещится в темноте?

Ненасытная стерва. Сколько ей мужиков надо?

Ощупью ищу на тумбочке сигареты. Злоба просыпается вновь, ловит волну:"Набережная, 17", слащавый блондинчик, сияющая от счастья Алиса.

Отбрыкиваюсь от покрывала как необъезженный мустанг, пытаюсь вскочить. Алиса удерживает меня за руку. Молчит. Томно смотрит, медленно ложится, уходит в темноту, только глаза манят отблеском звёздного окна.

Несколько секунд внутренней борьбы, и поддаюсь притяжению руки.

Слюнтяй!

Вторая попытка выяснить отношения терпит крах. Охи матраца, конец строки…

Спустя пятнадцать минут Лиса разнежено мурлычет:

— Светка приехала.

Света — младшая сестра Алисы. Во время приездов из провинции всегда останавливается у нас.

— Не понял, — лениво говорю. — Куда ты её дела?

— Ты же знаешь, она замуж собирается, вот у жениха своего и остановилась. Я сегодня с ней виделась, а завтра вечером они в гости к нам придут.

Поворачиваюсь к Алисе спиной… Опять разборки откладываются. Не портить же Светке завтрашний ужин. Так думает моё вчерашнее"я", но рогоносец, успевший за сегодняшний день крепко обосноваться во мне, ехидно ухмыляется, кончиками пальцев многозначительно ощупывая темечко… Ага.! Вот она самая короткая дорога, чтобы стать презренным слюнтяем, прощающим жене любые закидоны. Кто хочет — ищет возможности, кто не хочет — причины.

— Слышишь? — Носом трётся о мою спину Лиса.

Я делаю вид, что уснул. Стараюсь не дышать. Пусть"кроссовки жмут и нам не по пути"останется на утро. Уйду по-мужски, взяв только самое необходимое. Куда я сунул свою спортивную сумку?..

Но едва заглядывает в спальню рассветный луч, горячее тело"бывшей", снова манит меня. Говорят, измена убивает любовь. Наверное, это так, но перед контрольным выстрелом она обостряет её. Проверено на себе.

Я поддаюсь рукам Лисы и снова вязну в собственных страстях и противоречиях…

Гордость куда засунул, урод?

«Ладно, напоследок» — это не оправдание.

— На работу не опоздаем? — хитро улыбается Алиса.

Я уже завёлся, мне всё равно. Боссы, шефы, замы-помпы со своими премиями и дополнительной зарплатой в конвертах, а не пошли бы вы все ёжиков пасти.

Шепчу с придыханьем:

— Ну, разве, что самую малость… Плевать…

Взъерошенный, успеваю на работу в последнюю минуту.

Встреча в лифте, некстати, тет-а-тет.

— Не ночевал дома? — Длинноногая блондинка в деловом костюме поправляет мне сбитый на бок галстук. — Торопился?

— Дома, где же мне ещё ночевать, — оправдываюсь я.

— С чего бы такая страсть? — она ноготком пытается счистить свежее пятнышко помады на воротнике моей рубашки. — Неужели у старой любви второе дыхание открылось?

Смотрит со злой иронией. Лера из соседнего отдела, пропущенная буковка алфавита. Любовница, превратившаяся во вторую жену. Те же вопросы, те же претензии:"Ты меня любишь?.. О чём думаешь?.. Кто она?.."

Одна мама их всех родила?

Спасение входит в лифт в виде пожилого сотрудника компании. Под пыткой недосказанности Лера зло раздувает ноздри. Подозрительным взглядом искоса изучаю её… А не ты ли,"родная", организовала вчера звонок"доброжелателя"? Место расчищаешь? Нет уж, извини, одну клетку на другую менять не буду.

Перед тем как выйти Лера неприметно, но очень зло щипает меня за ягодицу. Выгибаюсь от неожиданности, ловлю в зеркале недоумённый взгляд сотрудника, натянуто улыбаюсь:

— Как футбол? Порадовала вчера наша сборная?

Целый день удивляю коллег по работе, отзываясь на оклики только со второго раза.

— Может вам в отпуск пора? — в голосе ехидные нотки. Начальник отдела, одинокая, далеко за тридцать. Злые складки в углах рта.

Пытаюсь взять себя в руки — тщетно. Кофе не помогает. Самое большое желание — запустить неугомонный телефон в стену. Часовые стрелки издеваются, астрономия врёт — самый длинный день не двадцать второго июня.

Кончится он когда-нибудь?

Ранние весенние сумерки. Под куполами неонового света автомобиль плетётся в вязком вечернем потоке. Неба почти не видно, слепые звёзды повержены неоном, овации трибун: гудение клаксонов, рычание двигателей, хлопанье дверей. Вскрытая вена проспекта гонит красные и белые кровяные тельца в разных направлениях, не смешивая. У города своя физиология.

Алиса радостно бросается на звук дверного звонка, повисает на моей шее.

— Я тебя люблю, — шепчет мне в ухо.

С чего бы это? Лиса заметает следы? Я ошарашен, стою, растопырив пальцы, боясь прикоснуться к жене. И вдруг расцепляю её руки: с моей шеи — долой. Гордость проснулась, шутки кончены.

— Извини! — Решительно прохожу в комнату. Снимаю с антресолей спортивную сумку, обмахиваю её ладонью. Сумка неохотно расстаётся с пылью, не хочет, чтобы я уходил.

— Зачем тебе сумка? Ты не забыл, что мы Свету ждём?

В просвет приоткрытой двери виден накрытый в гостиной стол.

— Без меня. Ухожу.

— Куда?

Мне не даёт ответить кукование дверного звонка. Щелчок замка, Света мимоходом целует Алису, по-родственному обнимает меня, а я стою как истукан, не в силах отвести глаз от дверного проёма. Светка ловит мой взгляд.

— Знакомьтесь — Гена, — представляет она застрявшего в дверях спутника.

У меня сжимаются кулаки… С балкона пятнадцатого этажа тебе не покажется высоко, приятель? Ноздри дрожат, вздох безнадёжно застрял где-то в глубине груди. В дверях моей квартиры — блондинчик.

С трудом расцепляю кулак, ответно протягиваю"сладенькому"руку. Светка что-то говорит, но я полный тормоз. Только некоторое время спустя, доходят отдельные фразы:

— Извини, что сразу не зашла. Я у Гены остановилась, это в другом конце города, на Набережной.

— Хороший район, — отвечаю. — А дом какой?

— По-моему, семнадцать, а ты чего с сумкой?

— Сумка?.. А! Извини, сейчас.

Бочком протискиваюсь в ванную. Торопливо — будто боюсь, что не хватит воды — обливаю лицо. Ещё, ещё…

Брызги на кафеле. Прикосновение полотенца. Зеркало.

Привет, дебилоид!

Отдышавшись, иду в гостиную. Народ уже за столом:

— Сколько ждать можно?

— Алиса, на секунду. — Выманиваю жену из-за стола, за руку тяну её на кухню. — Извините, ребята.

Спиной закрываю дверь, притягиваю Алиску к себе.

— Ты чего? — удивляется она.

— Ничего. — Хватаю её ладонями за щёки.

— Э-э-э… — Алиса смешливо уклоняется от жадных поцелуев, пытается успокоить меня. — Тихо-тихо… Ты чего разошёлся?

Пальчиками легко скользит по моим брюкам чуть ниже ремня.

— О-о-о!.. Тебе валерианочки налить?

Алиса на секунду поддаётся моим рукам, страстно отвечает на поцелуй, но тут же упирается руками в мою грудь, шепчет, пытаясь освободиться:

— Потерпи до вечера.

Задом отходит к кухонной плите, выманивая меня от двери, проскальзывает под рукой, убегает из кухни. Всё ещё пытаясь сладить с учащённым дыханием, вхожу вслед за Алисой в гостиную. Уныло смотрю на накрытый стол — да тут не на один час еды и питья. Никогда ещё не мечтал о том, чтобы застолье поскорее закончилось.

Весь вечер обмениваемся с Алисой многозначительными взглядами, это похоже на игру молодых влюблённых. Света и Гена прячут ухмылки, поглядывая на нас. Самый длинный день в году не торопиться уходить.

Наконец, мы наедине, но Лиска гибко уклоняется от моих рук, дразнит:

— Не торопись, мне надо убрать.

— Потом, — шепчу я.

Алиса ускользает из объятий, со смехом собирает со стола посуду. Она играет мной, распаляет и бросает. Разгорячённый, тащу на кухню стопку грязной посуды, закатываю рукава. Быстрее справиться с делами. Ничто не должно стоять между мной и Алисой.

Кухонный кран, стойка кобры, шипение воды.

Года два не помогал жене мыть посуду. Сволочь!

Лиска трётся о моё плечо щекой, что-то мурлычет, мимоходом целует меня и снова исчезает. Такого тугого завода я ещё не помню. Ой, берегись, лиса!

Полночи ахнули в небытие как мгновение, а мы всё никак не можем угомониться. Кончиками пальцев глажу Алису от лодыжек до кончиков волос, не могу налюбоваться.

— Что? Ревизия? — усмехается она. — Не беспокойся, всё на месте, хотя тебя давно здесь не было.

Не было, потому что наступила привычка. Хотя, разве можно привыкнуть к такой красоте?.. Ну, если каждый день одно и то же, тогда можно. Как в классике важнейшего из искусств:"Опять эта икра, хлеба бы купила!"

Привычка самый совершенный киллер: подкрадывается бесшумно, стреляет без промаха, и — контрольный в голову, или куда там полагается чувствам? Страсть, трепет пальцев, электрический ток между телами — всё наповал! Вот и бежишь за"хлебной корочкой".

— Я в ванную. — Перелезает через меня Алиса и спрыгивает с кровати.

— Я с тобой.

— Спинку потереть?

— Ага. И всё остальное.

— Догоняй.

Она призывно виляет в дверях голой попой, но я не тороплюсь. Когда из ванной доносится шипение воды, подношу к уху мобильник.

— Да… — едва дышит в трубку сонная Лера.

— Слушай, я тут подумал… Помнишь, ты говорила, что тебе надоело всё это?

— Ты знаешь, который час? — бормочет голосок в трубке.

— Знаю. Мне тоже надоело. Давай заканчивать с этим.

Секунда на раздумье и голос на том конце удивительно быстро просыпается, переходя в противоположную часть звукового диапазона.

— Козёл!

Кто бы сомневался, козёл и есть. Дальнейший поток слов выслушивать глупо. Кидаю смартфон на подушку.

Усталость наливает тело тяжестью, но едва слышное шипение воды выманивает меня из спальни. В прихожей ударяюсь о край подзеркальника. Сумочка Алисы падает на пол. Собираю рассыпавшиеся дамские мелочи и вдруг замираю, разглядывая в ладони крохотный прямоугольник — телефонную сим-карту. Доли секунды достаточно, чтобы изгнанный рогоносец уже по-хозяйски сидел во мне. Недоумённо смотрю на лежащий на подзеркальнике смартфон Алисы…

Что за игры с двумя"симками"? Не нравится мне это.

Алиса выглядывает в приоткрытую дверь ванной. Капли стекают с её смуглого тела, образуя лужицу на полу.

— Что за грохот? Решил соседей разбудить, или… — увидев в моих руках сим-карту, Лиска замолкает на полуслове. Меняется в лице, закрывает дверь и спустя секунду выходит, кутаясь в махровое полотенце.

— Только не заводись. — Она снимает скрепку с лежащей на подзеркальнике пачки квитанций за коммунальные услуги, «по горячему» вынимает из слота симку, ловко меняет её на ту, которая выпала из сумочки, нетерпеливо вздыхая ждёт, когда загрузится смартфон. — Можешь проверить, с этого номера сделан только один звонок — тебе.

Она скользит пальчиком по экрану, в спальне просыпается мой телефон. Плохо соображая, иду на вызов. На дисплее номерок, с которого звонил"доброжелатель".

— Зачем? — ошалело смотрю на Алису.

— А как я могла разорвать этот замкнутый круг? И эту серую жизнь и эту твою длинноногую…

— Всё молчи!.. — Сбросив звонок, швыряю замолкшую трубку на кровать. — Надоели твои фантазии.

Она бросает свой телефон к моему, и они лежат рядом в постели как влюблённая парочка. Сердито ухожу к раскрытому окну. В конце концов, кто знает, куда закатилась бы наша совместная жизнь, если бы не этот театр, но мужской эгоизм ещё никто не отменял, и меня душит обида, которая сильнее меня.

Развела меня как лоха. Как шахматную фигурку переставила с одного конца доски в другой. Знала, что слежу за ней. Понимала все мои слабости, когда я вместо разборок падал к ней в постель.

Кровь пульсирует в виске… Знала! Знала! Знала!

Алиса трётся носом о мою спину.

— Извини, я хотела как лучше…

Обида медленно начинает отпускать. В конце концов, у Алисы в тысячу раз больше поводов обижаться на меня. Приподнимаю руку, пуская Лиску под мышку. Обнявшись, стоим в волнах обеспокоенной сквозняком занавески. Ночи давно пора перевернуть страницу, но я не тороплю её, пытаясь уловить изменчивый ускользающий смысл жизни. Вроде, только что крутился рядом, но просочился сквозь сжатый кулак.

Город повержен, распят далеко внизу на косом перекрестии железных дорог. Гвозди кирпичных труб, красные капли сигнальных огней. Верёвки улиц, сети кварталов, цепи фонарей.

Полное торжество звёзд, но оваций не слышно: только смутное ощущение уходящего сквозь пальцы песка, крылья занавеси за спиной и зов далёкой галактики.

Эх, научиться бы читать между строк.