Конспекты поздних времен

Сергей К. Данилов

Книгу Судеб пишут сами люди, однако частенько в дело вмешиваются посторонние силы: то ли из недавнего прошлого, то ли из нескорого будущего.

ГЛАВА 4

Книга вспорхнула с груди Макса.

— Что за ерунду читаем перед экзаменом? Нет, люди, посмотрите на него, малый впал в детство: завтра итоговая встреча с профессором Щуром, а он валяется на кровати — читает сказочки. Так дело не пойдёт!

Пришедший на обед из научной библиотеки Костя Суровцев держал двумя пальцами промасленные страницы, помахивая фолиантом без корочек перед носом рассерженного Макса.

— Не имеешь права, — предупредил Макс, сгибая ноги для решительного броска.

— Так ить это, не на юридическом факультете учимся.

Фёдор Иванович проснулся и тоже хлопал глазами на одетого в строгий костюм с галстуком Константина. Вытащил из-под подушки исчирканный листок с вопросами, прочёл по слогам: «Фи-гу-люс. Понятие фи-гу-лю-са».

— Слышь, Костян, объясни на пальцах, что такое фигулюс?

Книга в руке Суровцева раскачивалась по всё большей амплитуде, направление указывало на раскрытое окно.

— Ну, правда, Костян, совершенно дурацкое построение, я на нём уже мозги свихнул.

Книга взлетела немного раньше, чем Макс за ней рванулся. Трепеща страничками она рассерженно фыркнула за подоконник, пропав из вида. Макс резво помчался на улицу. Под окном книги не обнаружилось, бесследно исчезла, как исчезают все плохо лежащие вещи в студгородке. Что показательно в данной ситуации, и народ поблизости отсутствовал, не к кому было даже пристать с грозным требованием немедленно вернуть личное имущество технички Раисы. В буфете тётя Катя как раз достала из огромного чана очередную порцию пельменей, запах пищи вызвал у Макса резкие колики в животе.

Он энергично кинулся по ступеням наверх, страстно мечтая набить морду Косте Суровцеву, или даже порвать в клочки его знаменитый галстук, но тот предусмотрительно смылся по чёрной лестнице, прихватив с собой в качестве защиты Фёдора Ивановича. Пришлось снова браться за книгу профессора Щура. Что там ещё за фигулюс? Дурацкое название, искусственное, вроде гомункулуса.

Злобно раздавив мелкого клопа-подростка на стенке, возлёг на кровать, принялся методично листать учебник. Тут его снова отвлекли: в дверь постучался и сразу вошёл новый человек с почти знакомыми чертами лица. «Кто таков?» — спросил себя Криницын, разглядывая в щёлочку между ресницами того человека. Глаза он прищурил, будто спит. Может, если вора поймать, деканат даст освобождение на завтра от экзамена?

Подозрительно глянув по сторонам, человек направился прямо к Максу, рядом с кроватью которого стояла окрашенная в грязновато-белый цвет тумбочка, в которой лежал абсолютно пустой кошелёк. Да, брат, у нас не разживёшься. Лет за сорок, на щеках рослая щетина, одет помято, глаза зелёные, с кошачьей желтизной, круглые, источает легкий водочный запах, что за бомж?

— Эй, студент, вставай, проспишь царствие небесное.

По голосу нетрудно было догадаться, что перед ним стоит неизвестный, искавший Максимку в коридоре, а по виду студент признал знакомого грузчика с базы снабжения и сбыта, где иногда подрабатывал.

— Привет, Сёма.

— Помнишь ещё? Молодец.

Зевая во весь рот, Макс сел на кровати. Егоров неуверенно опустился на шаткий стул. Он смотрел на студента просительно, даже заискивающе. «Денег пришёл занять, болван этакий», — сообразил Макс.

Скомкав полы своего коричневого в пятнах пиджака, Сёма разглядывал потолок, давая понять, что просьба его будет необычной и только рассмотрев все в подробностях, начал:

— Слышь, Максимка, тут такое дело, я к тебе знаешь, что пришёл-то? — сказав так посмотрел за окно, куда недавно улетела трепетная фантастика, вздохнул. — У тебя каких-нибудь книжек нет почитать? В смысле научных?

— На фига тебе наука… на базе?

— Да я там подрабатывал просто. Сейчас тоже халтурю иногда по мелочам, — Сёма сделал лицо человека, желающего в туалет по малой нужде, но очень, очень сильно. — Хочется, брат, почитать необыкновенно… такое дело.

— Обалдел, не иначе. Ладно, не жалко, на вот, измышления профессора нашего полистай, глаза бы мои на них не смотрели, завтра экзамен сдавать, а я ни в зуб ногой.

Криницын полагал, что Сёма забрёл в общежитие с похмелья, не зная куда себя деть, и само собой, балдеет насчёт научных книжек. Ему халтуру левую разгрузить за пару пол — литр, а после работы вмазать, как следует, чтоб глаза штопором повылазили.

Он очень удивился, когда рыжий конопатый Сёма действительно открыл типологию и принялся с жадностью читать по складам что-то о пространственных изоморфизмах и переходных реперах. Впрочем, читал не слишком долго.

— Но я здесь ничего не понимаю! — в интонации чувствовалось возмущение.

— Я тоже, — спокойно ответил Макс. — Выхватил из кучи шелухи на столе целенькую жареную семечку, бросил в рот, целиком разжевал и проглотил. — Тебе ничего, а мне завтра надо эту муру объяснять профессору, который сам её выдумал.

— Здорово! Познакомь меня с профессором. Как его зовут?

— Щуром кличут. Давай лучше в шахматы сыграем на полторы порции пельменей. С маслом.

Сёма Егоров неплохо играл в шахматы. Среди грузчиков Упрснабсбыта лучше всех, Макс ему тоже однажды проиграл. Значит, Сёма играл в силу третьего разряда. Третьему разряду Макс уже проигрывал, но теперь было абсолютно всё равно, сосало не только под ложечкой, но и в каждом сантиметре кишок, в горле, во рту, даже в височных костях. Вдруг повезёт?

— Давай.

Они расставили фигуры и быстро разыграли ферзевой гамбит. Очень скоро положение Макса сделалось настолько безнадежным что, несмотря на муки голода, он почесал затылок и сдался.

— Сильно играешь, — вздохнул протяжно, снова беря в руки учебник, — а денег у меня сейчас нет, за пельменями приходи в другой раз.

Егоров молча застыл у полки с учебниками. Брал их с полки по очереди, одну за другой, открывал, пытался читать, но тут же закрывал и ставил на место. Лицо его выражала крайнюю степень скорби. Дольше всего задержался на философии: почитал в начале, почитал в конце, зевнул и поставил обратно. Залез в карман пиджака, выгреб оттуда мятые бумажки, поинтересовался сколько стоит полторы порции пельменей с маслом.

— Двадцать восемь рублей.

— Тогда дело в шляпе. Идём обедать.

Возражать Макс не решился, с готовностью вскочил. Денег у Семы как раз хватило на пельмени, по сладкой булочке на брата и стакану киселя. Демонстрируя сдержанность воспитанного человека Макс воткнул алюминиевую вилку в скользкий пельмень, повертел его в масле, напоминавшем худо растопленный маргарин и, с трудом задержав дыхание, спросил:

— Как дела на товарной станции, всё грузят?

— Наверно. Я там инвалидом подрабатывал раньше, — ответил Сёма равнодушно, — у меня в голове опухоль обнаружили, жгли лучами, потом инвалидность дали. Да разве на неё проживёшь? Подрабатывал, где только мог. А нынче пошёл на перекомиссию, просветили, говорят: всё, нет опухоли, значит выздоровел и сняли инвалидность. Здрасьте вам, говорю, как же так? Голова болит по-прежнему, даже хуже стало! И ерунда какая-то приключается время от времени: то ослепну на один глаз, то вовсе оглохну часа на два-на три. Пока в больницу соберёшься — проходит. Не верят, смеются: иди, говорят, работай. А какую работу найдёшь, когда прежнюю специальность давно потерял, а новую получить не могу — голова болит, спасу нет. Опять же с большими нагрузками физического плана запрещают те самые врачи, которые инвалидности не дают. Грузчиком нельзя, даже дворником снег не покидаешь. Надо в сторожа определяться.

— Ясно, — сочувственно произнёс Макс, — бывает и хуже, но реже, — после чего проглотил скользкий пельмень, не пытаясь даже для вида разжевать.

— Мне вдруг на днях учиться захотелось ни с того, ни с сего. По молодости не было особенного желания, а теперь вынь да положи, в мозгах аж зудит — так читать хочется.

— Читай фантастику. Или детективы. Кстати, у меня есть томик Чейза где-то, хочешь?

— Нет, не интересно. Вот физика, математика — другое дело. Зудит просто, — повторил он огорченно, понимая, что говорит глупости. — После техникума двадцать с лишним лет прошло, ничего не помню. Что-то происходит с головой, болит собака так, что кажется весь мир рушится вокруг. Врачам своим говорю — смеются, думают, на психу заворачиваю. Да на психу мне и самому не хочется, с ними только свяжись, в жёлтом доме разок полежи-отдохни, потом до самой пенсии никуда на работу не возьмут.

— В шахматы сильно играешь, — решил поднять настроение бывшего грузчика Макс.

— В шахматы я кого хочешь обставлю. Цифал поможет, любит он людишек до истерики доводить. Я чувствую, меня к книгам научным он и посылает, хочет что-то там посмотреть. Надо мне книги почитать самые-самые научные, с переднего нынешнего научного края. Отыщи мне такие, а я на спор у любого в шахматы выиграю.

— Так уж и у любого, — усмехнулся Макс, припоминая, где он слышал про Або Цифала.

— Давай, если на спор выиграю у любого, на кого укажешь, то поможешь мне?

Макс как раз доел булочку и допил кисель. Душа его переполнилась благодарностью.

— Хорошо, сдаём посуду и идём в бассейн «Труд».

— Плавать будешь?

— Нет, нынче в нём располагается шахматный клуб. А, кстати, кто такой Цифал?

— У меня в голове поселился, барабашка с того света. Чего так смотришь? Мне и самому удивительно.