Ненависть и месть

Сергей Зверев, 2000

Жиган не из тех, кто зря льет кровь. Он терпелив и спокоен, словно свернувшаяся в тугой узел кобра. Но и его терпению есть предел. А враги, похоже, взялись за него всерьез. Уничтожена его бензоколонка, гибнут сотрудники его фирмы, да и сам он явно под прицелом. Но кобра хладнокровна и безжалостна. И так же, как невозможно уклониться от ее броска, нельзя укрыться от ненависти и мести Жигана.

Глава 7

— Заходи.

Открыв дверь, она отступила в сторону, пропуская его в квартиру.

За те два года, что они были знакомы, Татьяна почти не изменилась. Та же короткая стрижка каштановых волос, та же смугловатая кожа, те же изящно очерченные губы. Только вот взгляд стал каким-то иным. Временами он мог быть чистым, открытым, а иногда от ее глаз веяло таким холодом, что Константину сразу же хотелось уйти.

Сейчас, глянув в ее глаза прямо с порога, он успел заметить печально знакомые льдинки отчуждения. В голове мелькнула позорная мысль: «Зря приехал», — но отступать было поздно.

Он остановился в прихожей.

— Проходи куда-нибудь, — предложила она, — я сейчас сделаю кофе. Ты, как всегда, сам за рулем?

— Пока обхожусь без сопровождающих.

— Я так и думала.

— Посижу на кухне, покурю.

— Как хочешь.

Чуть задержавшись, он заглянул в комнату. Все та же знакомая обстановка: диван, кресло, журнальный столик, книжный шкаф и все прочее. Панфилов вдруг сообразил, что сделал это не просто так, не по привычке. Он искал следы, которые мог бы оставить другой мужчина.

«Господи, идиотство, я же сам предупредил ее, что приеду. Что я надеюсь здесь увидеть? Чью-то мятую рубашку? Или носки за диваном? Панфилов, ты стал мнительным».

Она, конечно, поймет, по какой причине он задержался. Если… если не придумать подходящего объяснения.

— А где Андрей? — спросил Константин, заходя на кухню и усаживаясь за стол.

— Он остался там, у подруги.

— На даче?

— Это не дача, а большой загородный дом.

— И что он там делает один?

— Во-первых, он не один. Там есть дети, есть хорошая спортивная площадка, пруд. Рядом — хороший сосновый бор.

— Ты не боишься за него?

— Он вполне самостоятельный ребенок и знает, что можно, а чего нельзя. Во-вторых, ребенку нужен свежий воздух, не век же ему дышать ароматами с нашей птицефабрики.

— У меня тоже есть дом, — сказал, закуривая, Константин. — Правда, там еще не везде закончена отделка. Но если бы ты согласилась, мы давно уже могли бы жить там. Место там хорошее, речка, лес…

— И ни одной живой души вокруг, — добавила в унисон Татьяна. — Только охранники — косая сажень в плечах и с нулевым интеллектом.

— Хм… А чего ты ожидала от охранников? Они должны быть философами? Краснобаями? Сыпать шуточками налево и направо?

Татьяна промолчала, а потом и вовсе отвернулась, взявшись перемывать чистые тарелки. Но Константин решил не отступать.

— Почему ты не хочешь переехать ко мне?

— Я уже говорила — не хочу жить одна в большом доме. Я знаю тебя. Ты будешь пропадать целыми днями, а мне что — выть от одиночества на луну, как бродячие собаки в лесу?

— Ты же понимаешь, что я не могу целыми днями сидеть дома. У меня дела…

— Да, да, конечно, бизнес, — скептически поддержала она.

— Что в этом плохого?

— Ничего. Но и хорошего тоже ничего. И потом, если даже не думать о себе, то ребенку нужно учиться.

— В Запрудном такие же школы, как везде.

— Не такие, — отрезала она.

— И в чем же разница?

— Во всем. Ребенок уже год изучает английский язык, а с третьего класса у них начинается французский.

— Ну и что? Наймем преподавателя.

— Это у вас-то в Запрудном? — с легким пренебрежением спросила она.

Потом спохватилась:

— Нет, ты пойми правильно. Дело не только в полноценном образовании, но и в воспитании. Вообще, в подходе к жизни. Сейчас он находится в коллективе, ему там интересно, весело. А что ждет его в Запрудном? Не забывай, здесь все-таки Москва.

Она с ожесточением терла тарелки.

— Хорошо, допустим, он будет жить в большом загородном доме. Что, возить его каждый день туда-сюда в школу и обратно? Или пригласить гувернера, как сыну помещика? В кого он превратится? Кем он вырастет?

— Нормальным человеком.

— Я в это не верю.

— У тебя кофе убежал.

Густой черный напиток с шипением выплеснулся на плиту.

— Мог бы и сам выключить, — с упреком сказала она, разливая кофе по чашкам и протирая плиту.

— Так ведь я гость здесь, не хозяин, — возразил Панфилов.

И снова она промолчала.

— Знаешь, что я думаю? — сказал Константин. — Дело не в пацане. Ты просто прикрываешься им, как щитом.

— А в ком же?

— В тебе. Ты не веришь мне, но почему, понять не могу.

Она отставила в сторону посуду, взяла чашку кофе, присела на подоконник.

— Хорошо. Раз уж ты так повернул разговор, я скажу, почему не хочу жить с тобой. Два года назад я влюбилась в тебя, ты знаешь об этом. Я смотрела на тебя и думала: вот мужчина, которого я ждала. Я видела только тебя. Только потом я стала прозревать.

— И что же ты узрела?

— Я думала, что твое прошлое, ты понимаешь, о чем я говорю, было лишь случайным эпизодом. Оступился человек, с кем не бывает. Потом я начала кое-что понимать, но списывала все на твою заботу об Игнате. А оказалось, что это далеко не так. Я хочу сказать, не так просто. И я стала думать: какой ты на самом деле? Я видела тебя слишком разного.

Константин усмехнулся:

— А ты хотела, чтобы я всегда был одинаковым?

— Погоди, выслушай меня до конца. Мне казалось, что настоящий Костя — это тот, который обнимает, целует, ласкает меня. Но, когда я узнала, чем ты занимаешься, я поняла, что ошиблась. Те способы, которыми ты добываешь себе деньги, это… это… грязь.

Разнервничавшись, она отвернулась к окну.

— Я не хочу иметь с этим ничего общего. Это по меньшей мере… противозаконно.

Константин едва удержался, чтобы не заорать: «Но ведь ты ни разу не отказалась от этих грязных денег!» Закурив новую сигарету, он сделал подряд несколько глубоких затяжек. Погасил в себе приступ ярости:

— Послушать тебя, так я какой-то урод. Вокруг меня только дерьмо и ничего хорошего. Сейчас так живут тысячи, и по-другому прожить невозможно.

— А ты пробовал жить по-другому? — не оборачиваясь, спросила она.

— Да, пробовал! — почти выкрикнул он. — Я жил, как все. Учился в школе, работал, тянул лямку. Потом, как все, ушел в армию выполнять долг перед Родиной.

Не выдержав, он вскочил из-за стола, стал расхаживать по кухне.

— Родина получила от меня все, что хотела. Я не спрашивал, зачем меня отправляют туда, на бойню. Я просто шел и делал то, что мне приказывали. Мне говорили: интернациональный долг, интересы государства превыше всего, тебя встретят на родине как героя. А все оказалось туфтой, полной туфтой, понимаешь? Сколько слов было, сколько ожиданий. А нас просто использовали, как портянки. Сносили, протерли и вышвырнули на помойку. И потом то же самое государство, за которое мои друзья полегли там, в горах, сделало меня преступником. Оно проехало по мне, как асфальтовый каток. И дело даже не во мне лично. Я не один был такой. Всех, кто смог вернуться оттуда, жизнь переломала, покалечила…

— Это еще не дает тебе права…

— Дает! — закричал он. — Я сам по себе. Я отдал все, что мог. Нажрался этой баланды из общего котла — во, по горло! Хватит!

— Раньше ты так не думал.

— Спасибо одному умному человеку, просветил.

Константин вспомнил Елизарова.

— Когда-то мне казалось, что он ошибается. Потом, слава Богу, хватило ума… Да, я давно не в ладах с этим государством. Сначала я не сопротивлялся, потому что не понимал, что происходит. Потом оно наехало на меня, сделало отбросом, и я начал воевать. Воевал так, как мог, как меня научили. Я не обращал внимания на законы.

— Но почему? — почти простонала Татьяна.

— А кто устанавливал эти законы? Те же, кто использовал и вышвырнул нас за ненадобностью? Кто дал им это право? Почему они решили, что могут распоряжаться моей судьбой? Что это за законы? Дикое зверье в лесу живет честнее. Там прав самый сильный, или самый хитрый, или самый изворотливый. После того, что случилось два года назад, я много над этим думал. И знаешь, к какому выводу я пришел?

— Догадываюсь.

— Да, плох не я, плох закон, который не может никого защитить. А не может он это сделать потому, что не хочет. Это государство не видит во мне человека. И что я должен делать, когда вокруг такой беспредел? Где выход для нормального, здорового мужика? Выход один: думать о себе и защищаться самому. Может быть, я в чем-то не прав, но только по мелочам. Жить я никому не мешаю. Если бы мне дали развернуться, то многим вокруг стало бы лучше. Теперь ты понимаешь, что происходит?

— Уходи, — слабым голосом произнесла она.

— Что?

— Я больше не могу. Я устала. Это слишком тяжело для меня.

— Как знаешь…

Он ушел, хлопнув дверью.

Ему многое еще хотелось сказать Татьяне. О том, что главный преступник в нашей стране — это государство. Оно ворует, не доплачивая зарплату, сжирает деньги, которые люди копили годами и десятилетиями; оно мошенничает, мороча голову сказками о светлом будущем в виде ваучеров; оно вымогает налоги, взятки, подношения; в конце концов, оно убивает в бессмысленных войнах.

Что должен делать человек в таком государстве: либо безропотно смотреть на то, что творится вокруг, либо действовать? Действовать! Если надо, зубами и когтями, вырывая настоящее для себя и будущее для своих детей.

Или есть какая-то иная логика?