Шпион, который ее убил

Сергей Донской, 2005

Миллиардерша Морталюк нашла себе нового телохранителя. И, как ей казалось, не прогадала. Ведь он профи, бывший капитан ФСБ Бондарь. Только все же зря она взяла его на работу. Бондарю трудно будет мириться с деятельностью безжалостной бизнес-леди. Тут даже бывалому оперативнику службы безопасности становится не по себе. Мадам Морталюк похищает молоденьких девушек и прячет их на засекреченной базе, расположенной на заснеженных горных склонах Северного Кавказа. Что она с ними делает, не ясно, но пока ни одна не вернулась живой. Значит, теперь Бондарю придется разбираться с головорезами коварной преступницы. Как всегда, в одиночку. Как и привык работать Бондарь…

Глава 5,

начинающаяся в атмосфере почти семейной идиллии, а заканчивающаяся тем, чем заканчиваются любые идиллии: досадой и разочарованием

За два с половиной часа до знакомства с копией Мэрилин Монро Бондарь привычно любовался совсем другой женщиной, являвшейся полной противоположностью надменной белокурой красавице.

Тамара Галишвили была не просто грузинкой, она была настоящей грузинкой, при взгляде на которую мужчины невольно задавались вопросом: а так ли уж хороши все эти пухлогубые блондинки с васильковыми глазами, откровенно кичащиеся своей внешностью?

Быстроглазая, стройная, черноволосая, полная грациозного достоинства и тщательно скрываемой чувственности, Тамара принадлежала к тому типу женщин, которые не вызывают пресыщения. Бондарю ее всегда чуточку не хватало — и в разлуке, и при самой тесной близости, которая только возможна между мужчиной и женщиной. Она была вулканом, то дремлющим, то внезапно просыпающимся, и всякий раз, когда кипящая лава страстей выплескивалась наружу, это вызывало потрясение, поскольку в остальное время поведение Тамары отличалось горделивой сдержанностью.

Прежде Бондарю никогда не приходилось иметь дело с женщиной, которая бы отворачивалась от него первой. Тамара же спешила уткнуться лицом в подушку, стыдясь бурного проявления эмоций, во время которого она совершенно не контролировала себя. Стоило положить ладонь на ее разгоряченное тело, как она чуть ли не плача просила оставить ее в покое, причитая: «Не надо, ты же видишь, я умираю, я всякий раз умираю, я теряю голову и схожу с ума». Если Бондарь не убирал руку, то минуту спустя Тамара вновь забывала обо всем и была готова начать все сначала. Чаще всего именно так и происходило. Что не мешало обоим просыпаться полными сил и бодрости, словно их близость являлась чем-то вроде подключения к неиссякаемому источнику энергии.

По утрам Тамара была неизменно свежей и приветливой, отчего при любой погоде казалось, будто квартира озарена солнцем. Она ни разу не задала тех дурацких вопросов, которыми женщины постоянно терзают своих мужей и любовников:

Ты меня любишь? Тебе со мной хорошо? Ты меня никогда не бросишь?

Бесконечными признаниями в собственной любви и преданности Тамара тоже не докучала, предпочитая не говорить, а действовать. Квартира Бондаря и прежде содержалась в идеальном порядке, но с появлением новой хозяйки все тут буквально засияло и засверкало чистотой. Не той стерильной чистотой, которую можно увидеть в операционных или музеях. Домашней. Пронизанной теплом и светом. Насыщенной аппетитными запахами, струящимися из кухни.

Не раз и не два Бондарь ловил себя на мысли, что в лице Тамары он нашел женщину своей мечты. Она оказалась феей. Доброй волшебницей. Ангелом-хранителем домашнего очага, угасшего, когда Бондарь лишился жены и сына.

Сразу после похорон он постарался вывезти из квартиры все, что напоминало ему о прежней семейной жизни. Пустота и тишина надолго окружили его, однако жить в квартире, превратившейся в склеп, оказалось еще труднее, чем мириться с призраками. Возвращаясь домой, Бондарь ощущал себя погребенным заживо, и лишь с появлением Тамары мир начал обретать прежние яркие краски.

Понимая его состояние, она не только сделала косметический ремонт, но и обставила квартиру стилизованной под модерн семидесятых мебелью, угрохав на это все сбережения Бондаря. Он не возражал. Интерьер пришелся ему по душе, поскольку Тамариными стараниями жилище превратилось в подобие маленькой крепости, способной выдержать бешеный напор времени.

Усаживаясь в старомодное кресло под зеленым торшером, Бондарь словно переносился в прошлое, насыщенное светлыми детскими воспоминаниями. Для полноты иллюзии достаточно было взять в руки альбом карикатур Херлуфа Бидструпа или распадающийся томик Герберта Уэллса. Так Бондарь с Тамарой и поступали, когда их мутило от головокружительной карусели повседневности. Квартира была их совместной машиной времени. Островком среди житейских бурь. Заповедником простых человеческих отношений, построенных на взаимной любви, а не на обоюдной выгоде.

Несмотря на вполне современную обстановку кухни, здесь царила точно такая же бесхитростная атмосфера. Поглядывая на Тамару, Бондарь спрашивал себя, как долго продлится эта идиллия, и надеялся, что больше никогда не останется один.

Тем не менее по выражению его лица никто не заподозрил бы, что этот человек способен предаваться сентиментальным размышлениям. Бондарь был гладко выбрит, тщательно причесан, собран, холоден и подчеркнуто невозмутим. Намечался непростой разговор, в ходе которого Тамара могла почувствовать слабину Бондаря. Женщина никогда не упустит случая воспользоваться своим преимуществом. Следовательно, она не должна даже догадываться о колебаниях в душе мужчины.

— Скоро? — спросил Бондарь, бросая красноречивый взгляд на часы. — Поздние завтраки — привилегия аристократии и богемы. Лично я предпочитаю садиться за стол не позже восьми. — Коротко усмехнувшись, он уточнил: — Утра, конечно.

— Хорошо, что напомнил. — Тамарина улыбка была такой же мимолетной. — Иначе завтракать пришлось бы в ужин. — Не делая ни одного неловкого или лишнего движения, она принялась выставлять на стол сковороду, тарелки и чашки.

Лязганье раскладываемых на скатерти вилок было непривычно резким, словно некие фехтовальщики несколько раз скрестили шпаги, пробуя силы перед поединком. Похоже, Тамара уловила напряжение, незримо витавшее в воздухе. Неотвратимость предстоящего выяснения отношений угнетала Бондаря, но отказываться от задуманного он не собирался.

Семейный очаг нужен для того, чтобы было куда возвращаться из странствий и походов. Торчать подле него до скончания века скучно и обидно. Даже на пару с любимой.

* * *

— Гренки с сыром, гм… — Бондарь с сомнением нахмурился. — Вообще-то я предпочел бы бифштекс под беарнским соусом.

— Я тоже, — притворно вздохнула Тамара. — Но к бифштексу под беарнским соусом принято подавать розовое «Клико», а у нас есть только «Боллинджер». Даже не знаю, как быть.

Это было произнесено таким светским тоном, что губы Бондаря непроизвольно расплылись в улыбке.

— Никуда не годится, — заявил он, хрустя поджаренным хлебом. — Неужели так трудно позаботиться о том, чтобы в доме никогда не переводилось старое доброе «Клико»? И потом, что за манера являться к столу в затрапезном халате?

Тамара успела привыкнуть к подначкам Бондаря, но шутка про халат ей не понравилась.

— Разве у нас романтический ужин? — сухо осведомилась она, вместо того чтобы подыграть Бондарю.

— А разве завтрак не может быть романтическим? — удивился он в свою очередь.

— При свечах?

— Свечи — дело десятое. Главное, чтобы при параде.

— Довольно странно слышать такие речи от субъекта в потертых джинсах и линялой футболке, — заметила Тамара, обращаясь почему-то к противоположной стенке, а не к сидящему рядом Бондарю. — Но если этот субъект настаивает, то придется взяться за обновление гардероба. Вот куплю себе шикарное вечернее платье долларов эдак за шестьсот, — обещание было произнесено с угрозой, — тогда посмотрим, что запоют некоторые любители романтики.

Пригубив ледяное молоко из чашки, Бондарь качнул головой:

— Ничего они не запоют. Онемеют от восторга и лишатся дара речи.

— В таком случае обойдусь без вечернего платья, — заулыбалась Тамара. — От тебя и так нежных слов не дождешься, а как быть, если ты действительно онемеешь?

— Н-да, — смутился Бондарь, — насчет комплиментов я действительно того…

— Я не о комплиментах говорю, а о нежных словах. Неужели ты не знаешь ни одного?

— Почему же не знаю.

— Тогда скажи, — потребовала Тамара.

— Ну… Ты мне подходишь, — выдавил из себя Бондарь. — Годится?

— И это все, на что ты способен?

— Ты, гм… хорошая.

— С ума сойти, какое красноречие! — воскликнула Тамара.

Тон был язвительным, однако услышанное явно пришлось ей по вкусу. Чтобы понять это, достаточно было заглянуть Тамаре в глаза, но Бондарь упорно смотрел в сторону. Он умел многое, но проявлять искренние чувства ему было трудно. Другое дело — играть разнообразные роли. Чему-чему, а этому его в ФСБ обучили на славу, хоть на сцене выступай. Правда, Тамара была не тем человеком, перед которым Бондарю хотелось притворяться.

— Чем богаты, тем и рады, — буркнул он, уткнувшись в чашку.

— А вот другие мужчины не упускают случая сказать даме что-нибудь приятное, — поддразнила его Тамара. — Всякий раз, когда я появляюсь в редакции, они делают стойку и засыпают меня массой предложений.

— Лучше бы деньгами засыпали, — обронил Бондарь.

— За этим дело не станет. У меня заказ на цикл статей в «Пи-Генерейшн». Это журнал такой, гламурный до невозможности.

— Дурацкое название.

— Зато авторам платят по высшему разряду. — По идее, Тамаре следовало объявить об этом со счастливой улыбкой на устах, но она по непонятной причине погрустнела. — Редактор журнала — модный писатель, завсегдатай тусовок и большой знаток наркокультуры. Расхаживает повсюду в большущих черных очках, а когда беседует с сотрудниками, прикрывает руками нижнюю часть лица.

— Зачем? — вскинул взгляд Бондарь. — Он боится подхватить какую-нибудь инфекцию? Или, наоборот, не хочет заразить сотрудников?

— Просто ему нравится напускать туману, — пояснила Тамара. — Он помешан на всяческих тайных доктринах и секретных службах. Колонка, которую я веду, называется «Лицензия 007».

— Что это значит?

— Журнал рекламирует те же самые товары, которые постоянно мелькают в фильмах про агента ноль-ноль семь, — сказала Тамара, разливая остатки молока по чашкам. — Оружие, напитки, часы, зажигалки, костюмы, галстуки и одеколоны. Вся та ерунда, которая якобы предназначена для настоящих мужчин.

— Откуда тебе знать, что нужно настоящим мужчинам? — удивился Бондарь.

— О, я теперь настоящий эксперт в этих вопросах, — похвасталась Тамара. — Взять, к примеру, автомобили, на которых разъезжает Джеймс Бонд. Ты видел фильм «Только для ваших глаз»?

— Господь миловал.

— Между прочим, увлекательное зрелище. Там фигурирует белый «Lotus Esprit Turbo», оборудованный не только сенсорами, улавливающими различные вибрации, но и системой самоуничтожения. Бац, и нет больше «Лотуса».

— Наверное, герою это пришлось не по душе, — предположил Бондарь. — Насколько мне известно, суперагенты стараются пореже ходить пешком, чтобы не стоптать свои замечательные туфли со стилетами в каблуках.

— За них не беспокойся, — засмеялась Тамара. — Они меняют машины как перчатки. Взамен «Лотуса» герой получил «Ситроен», на котором удрал от пары здоровенных «Мерседесов».

— Что-что? На «Ситроене»? От «Мерседесов»?

— Со свистом. Правда, в ходе этой драматической погони французский автомобильчик постоянно кувыркался, становился на два колеса, а в конце концов и вовсе хлопнулся на крышу догонявшего «мерса». — Тамара показала руками, как это выглядело.

— Но эта жестянка расплющилась бы! — возмутился Бондарь.

— Естественно. Поэтому на съемках задействовали четыре идентичных автомобиля, оснащенных усиленными шасси и моторами.

— В общем, денег на бондомобили не жалеют.

— Как ты сказал? — насторожилась Тамара.

— Бондомобили, — повторил Бондарь.

— Отличный термин! Надо будет его использовать.

— На здоровье.

— Бондомобили, хм… Лучше названия не придумаешь. Это и в самом деле уникальные образцы. — Тамара слизнула капельки молока с верхней губы. — Бондомобиль непременно должен быть оснащен всевозможными техническими новинками. Реактивные ускорители, миниатюрные «стингеры» в противотуманных фарах, радиосканеры, лазеры, лыжи, крылья…

— Спутниковые системы слежения, — подхватил Бондарь, — радары, катапульты, тормозные парашюты… И вся эта начинка запросто умещается в полуспортивном «Остин-Мартине».

— Агент 007 давно пересел на «БМВ», — возразила Тамара. — Начиная с фильма «Завтра не умрет никогда» эпопею щедро спонсируют баварцы, вот киношники и отрабатывают их денежки. Чего только они не напридумывали! Представь себе «БМВ», который не просто вооружен отравленными шипами и дисковой пилой из сверхпрочного титанового сплава, но и умеет разговаривать с владельцем чарующим женским голосом.

— Страшно подумать! — Бондарь поежился. — Циркулярная пила плюс женский голос — убийственное сочетание. Ездить в такой машине все равно что находиться под неусыпным надзором своей дражайшей половины.

— Ты меня имеешь в виду? — подозрительно спросила Тамара.

— Что ты! Твой голос мне никогда не надоедает. Насколько мне известно, ты не из тех женщин, которые пилят своих мужчин с утра до ночи.

— Учиться никогда не поздно.

— Это не тот случай, — решительно заявил Бондарь. — Я не намерен жениться на циркулярной пиле, какой бы привлекательной она ни была с виду.

— Что ты сказал? — Тамарин вопрос прозвучал почти одновременно со звоном разбитой чашки. — Жениться?

— Разумеется. Немного старомодно, но так уж я устроен.

— Это предложение?

— Ультиматум, — отрезал Бондарь. — Возражения не принимаются.

Все, на что оказалась способна Тамара, так это склониться над осколками чашки. «На счастье, — крутилось в ее низко опущенной голове, — на счастье, на счастье».

Ей не верилось, что это действительно так, но тем не менее она была почти счастлива.

* * *

После столь своеобразного предложения руки и сердца в кухне надолго воцарилась тишина, нарушаемая лишь звяканьем посуды. По традиции, Тамара готовила кофе, а это был достаточно ответственный процесс, чтобы отвлекаться на разговоры.

Разлив напиток по чашкам, она набрала чайную ложку сахара, добавила туда четырнадцать капель подогретого грузинского коньяка и подожгла. По кухне поплыл душистый карамельный аромат. Сидящий за столом Бондарь принялся машинально разминать сигарету, предвкушая момент, когда за обжигающим глотком кофе последует первая утренняя затяжка.

— Ты сегодня опять дома? — спросила Тамара, тщательно размешивая жженый сахар в чашке.

— Нет, — ответил Бондарь. — С этим покончено. Сколько можно торчать в четырех стенах?

— Все-таки решил вернуться на службу?

— По-твоему, я больше ни на что не гожусь?

— Наоборот, — поспешно произнесла Тамара, поджигая вторую порцию сахара. — Мне нравится, что ты работаешь в ФСБ.

— Работал, — буркнул Бондарь. Он не ожидал, что скользкая тема будет затронута раньше, чем ему позволят насладиться кофеином и никотином.

— Куда же ты собираешься? — тихо спросила Тамара. — Или это государственная тайна?

— У меня больше нет допуска к государственным тайнам. Меня выперли с Лубянки, пора бы к этому привыкнуть.

— Не получается.

— Почему?

— Для меня ты капитан Бондарь и всегда им останешься. — Тамара добавила в кофе немного взбитых сливок. — Тот самый капитан ФСБ, который однажды спас мне жизнь, материализовавшись из облака пыли и дыма.

— Давай без этой романтики, ну ее к чертям, — поморщился Бондарь.

— Романтика? Взорвать автоколонну с вооруженными до зубов жандармами — это, по-твоему, романтика?

— Все в прошлом, Тамара. Отныне я сугубо штатский и предельно законопослушный гражданин, чем очень даже доволен. Сколько можно мотаться по свету, совершая подвиги, за которые даже зарплату не всегда выдают вовремя? Надоело! Баста!

По завершении тирады Бондарь вставил сигарету в рот и так свирепо стиснул фильтр зубами, словно намеревался перекусить его пополам.

— Не могу представить тебя в роли домоседа, — сказала Тамара, высыпая в чашки с кофе шоколадные крошки.

— Кто сказал, что я собираюсь сидеть дома? — нахмурился Бондарь. — И вовсе даже нет. Сразу после завтрака я отправляюсь устраиваться на работу.

— Что за работа?

— Буду охранником при одной важной особе.

— Ты прошел предварительный отбор? — удивилась Тамара. — Почему же мне об этом ничего не известно?

— Отбор я пока не прошел, — признался Бондарь. — Сегодня собеседование, или, как это модно называть, интервью. — Он отхлебнул кофе, закурил и добавил: — Я обязан оказаться на высоте.

— Обязан?

Тамара, которая по обыкновению пила кофе вприкуску с чурчхелой из грецких орехов в застывшем виноградном соке, внимательно посмотрела на Бондаря.

— Должен, — поправился он.

— Это так важно для тебя?

Вместо того чтобы ответить, Бондарь втянул в себя кофейный аромат, сделал глоток и снова затянулся дымом, проявляя полнейшее равнодушие к теме. Имея за плечами огромный опыт оперативника Службы безопасности, он умел скрывать чувства, однако такую женщину, как Тамара, провести было трудно. Ее глаза неотрывно следили за Бондарем, анализируя каждое движение его лицевых мускулов, ее мозг регистрировал малейшие нюансы интонации, взвешивал услышанное и выделял главное из множества второстепенных деталей. Наконец Тамара сделала какой-то вывод и тихо произнесла:

— Женя, не надо со мной хитрить. Мы, грузинки, ужасные гордячки и не докапываемся до правды, когда подозреваем, что ее от нас скрывают. Но все же мне будет обидно, если ты начнешь темнить. Скажи честно, я это заслужила?

— Нет, — качнул головой Бондарь. Сигарета закончилась слишком быстро. Не зная, чем занять руки, он обхватил ими пустую чашку. На дне темнела кофейная гуща, напоминающая по форме волчью морду.

— Тогда, — предложила Тамара, — договаривай. Я ведь с раннего утра чувствую, как ты маешься.

— Я не маюсь!

— Еще как маешься! Хочешь мне что-то сказать, но не знаешь, с чего начать. Что-то случилось?

— А что могло случиться? — пожал плечами Бондарь. — Все нормально. Просто мне дали понять, что моя новая работа будет связана с длительными командировками. Не думаю, что это продлится долго, но…

— Так, — Тамара медленно встала, опираясь руками о стол. Это был непроизвольный жест человека, теряющего почву под ногами. Казалось, она вот-вот лишится чувств, так резко отхлынула кровь от ее лица. Тем не менее голос ее звучал ровно. — Ты противоречишь себе, Женя, — сказала она. — Как это длительные командировки могут продлиться недолго?

— Не придирайся к словам, — попросил Бондарь, вертя чашку так и эдак. Волчья морда на дне упорно не желала превращаться во что-нибудь другое.

— Когда ты уезжаешь? — спросила Тамара, найдя в себе силы распрямиться во весь рост и сцепить пальцы за спиной. Это была ее излюбленная поза, но сегодня она походила не на отличницу у школьной доски, а на партизанку, выведенную на расстрел.

— Точно не знаю, но думаю, что скоро, — ответил Бондарь, прикуривая новую сигарету. — Может быть, прямо сегодня, может, завтра или послезавтра.

— Намек поняла.

— Ничего ты не поняла. Это не моя прихоть. Должен же я как-то зарабатывать на жизнь, верно?

— Как-то, — повторила Тамара словечко. По — видимому, оно ей не понравилось. — Прежде я не замечала за тобой тяги охранять всяких важных персон, — сказала она. — Наоборот.

— Ты меня плохо знаешь, — заверил ее Бондарь.

— Ошибаешься. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы отличить ложь от правды. — Тамара качнулась с пятки на носок. — Тут одно из двух. Либо ты по-прежнему служишь на Лубянке, но зачем-то скрываешь это от меня, либо…

— Либо?

— Либо ищешь повод со мной расстаться.

Лед отчуждения становился все прочнее, все толще. Бондарю казалось, что он общается с Тамарой сквозь прозрачную холодную перегородку. Слова доносятся, но смысл искажается до неузнаваемости.

— Ты так думаешь? — спросил он.

— Я в этом уверена, — отчеканила Тамара.

— Что я должен сделать, чтобы тебя переубедить? Заняться вязанием на дому? Освоить арфу и зарабатывать платными уроками?

— Поступай, как знаешь.

— Постой, — сказал Бондарь повернувшейся к нему спине.

Не произнеся ни слова, Тамара удалилась в комнату. Бондарь пошел за ней, проклиная себя и свою профессию. Ему хотелось сказать что-нибудь ласковое, но он не имел на это права. Выяснять отношения лучше сразу и до конца. Это как удалять пулю. Чем дольше тянешь, тем больнее получается.

— Мы не договорили, — сухо произнес он, остановившись позади Тамары, уткнувшейся в окно. — Я не сказал главного.

Она не шелохнулась. Бросила тусклым голосом:

— Слушаю.

— Пока я буду находиться в отъезде, тебе лучше перебраться к родственникам, — хрипло начал Бондарь. — Насколько мне известно, у тебя в Москве хватает дядюшек и тетушек.

— Ты как настоящий агент 007 с лицензией на убийство. — Тамара медленно повернулась. — Ты меня убиваешь, Женя. По-настоящему. Наповал.

— Пойми, люди, к которым я нанимаюсь, чрезвычайно опасны. Все может случиться. — Бондарь взял Тамару за плечи и слегка встряхнул ее, чтобы она не стояла перед ним мраморной статуей с белым неподвижным лицом. — Мне не хочется, чтобы в случае чего ты расплачивалась за мои промахи.

— Такие, как ты, никогда не промахиваются, Женя, — покачала головой Тамара. — У тебя такой взгляд, будто ты постоянно целишься. На этот раз в меня… Сюда. — Она прикоснулась к груди. — Неужели тебе до сих пор не ясно? Я здесь не только для того, чтобы делить с тобой стол и постель. Я осталась с тобой, чтобы разделить с тобой судьбу. — Она поморщилась. — Звучит высокопарно, но это действительно так. Если я тебе больше не нужна, скажи, и я уйду.

— Речь не об этом! — воскликнул Бондарь. — Это вынужденная мера. Временная. Находиться рядом с богатыми, очень богатыми людьми, все равно что переплывать реку с пираньями. Никогда не знаешь, чем это закончится. В таких случаях лучше подстраховаться. Одно дело рисковать собственной головой, а другое — подставлять любимых. Я не могу допустить, чтобы ты пострадала из-за меня.

— Это единственная причина, по которой я должна переселиться к родственникам? — спросила Тамара. Ее обычно бархатистый, влажный взгляд был тверд и сух.

— Да, — коротко кивнул Бондарь.

— В таком случае я остаюсь.

— Ты уезжаешь.

— Остаюсь!

— Не спорь!

— Буду!

Стало ясно, что переубедить Тамару не удастся. Оставался последний, жестокий вариант. Указать Тамаре на дверь и тем самым уберечь ее от опасностей, которые, по глубокому убеждению Бондаря, были не за горами. Он попытался сделать то, что должен был сделать, но не сумел. Все его существо противилось этому. Такие, как Тамара, не прощают оскорблений. Уйдя сегодня, она уже никогда больше не вернется. А Бондарь не мыслил без нее жизни. Он слишком привык к новой жизни. Размяк, как пластилин на солнце.

— Черт с тобой, — буркнул Бондарь, сопровождая свои слова раздраженным взмахом руки. — Оставайся. Но не надейся, что я откажусь от работы и буду сидеть подле твоей юбки.

— Я не надеюсь, — тихо произнесла Тамара. — Но все-таки не бросай меня одну надолго, ладно? Иначе я умру.

— Прикуси язык, — бросил Бондарь, направляясь в спальню.

Тамара была слишком обессилена спором, чтобы последовать совету. Она не прикусила язык, а доплелась до дивана и упала на него, чувствуя себя совершенно разбитой и опустошенной. Знала бы она, что кто-то там, наверху, где вершатся человеческие судьбы, услышал ее последние слова и взял их на заметку…