Караван дурмана

Сергей Донской, 2003

Бандиты отправили в Казахстан автоколонну с оружием, чтобы обменять его на героин. Сделка прошла успешно. Только на обратном пути в Россию машины с наркотой бесследно исчезли. И надо же – среди пропавших водил оказался родной зять бывшего спецназовского майора Громова. Ну как не помочь родной дочке! Для начала он нашел бандитов и расправился с ними. Потом взял заказчика и узнал у него маршрут. Теперь осталось определить точное место, где исчезли грузовики. И майор вместе с дочерью отправился в Казахстан. Знал бы он, куда попадет…

Глава 7

Не ждали

В тридцать три года женщина знает о сексе значительно больше, чем ей того хочется, особенно если она привлекательна и общительна.

Уж кто-кто, а Наталья Чуркина не страдала отсутствием опыта подобного рода, так что удивить ее чем-либо было трудно. Принимая жизнь такой, какой она является на самом деле, она не стала делать трагедию из того, что Игорь Корольков не принадлежит к числу мужчин, которых принято называть неутомимыми любовниками. Когда он разыскал ее и остался ночевать впервые, она была слишком счастлива, чтобы придавать значение таким мелочам, как скомканные половые акты, прерывающиеся на самом интересном месте. Ее бывший одноклассник был щедр, богат, почти равнодушен к спиртному и, главное, холост. Ничего, что его некогда румяные щечки свесились на манер бульдожьих. Плевать, что волосы поредели и стали похожими на свалявшуюся паутину. Это был тот самый Игорек, который после выпускного вечера первым расстегнул на Наталье лифчик и признался ей в вечной любви. Разве такое забывается? Кто думает так, тот плохо знает женскую натуру.

Десять лет брака с горьким пьяницей не убили в Наталье стремление любить и быть любимой. Наоборот, осознание того факта, что выписанный из квартиры муж валяется где-нибудь под забором в то время, как она резвится с любовником на брачном ложе, кружило ей голову, заставляя сердце биться сильнее. Наташины глаза сияли от счастья, с ее уст срывались нежные слова, грудь вздымалась, тело трепетало, отзываясь на скупые ласки Королькова. Подобное состояние способны описать лишь авторы сентиментальных романов, которые сами постоянно сияют и трепещут. Они же хорошо знают, какой мучительной бывает разлука влюбленных. И какая это радость — каждая новая встреча.

Корольков возвратился в Курганск через каких-то полторы недели после отъезда и, пряча глаза, признался Наталье, что не мыслит без нее своего дальнейшего существования. Его левая щека при этом нервно подергивалась. Нынче он бродил по чуркинской квартире в одних носках, проверяя, насколько плотно задернуты шторы на окнах, и глухо бубнил:

— О том, что я у тебя, не должна знать ни одна живая душа, слышишь?

— Ты уже сотый раз это повторяешь, — напомнила Наталья. Она только что возвратилась из ванной, где завершила одно небольшое дельце, не доведенное любовником до конца, и теперь испытывала приятную расслабленность.

— Повторение — мать учения, — сказал Корольков, принимая позу аиста, чтобы хорошенько почесать одну ногу об другую.

— А почему такая секретность? — спросила Наталья. «Смотря что повторять и как», — подумала она при этом, но высказывать мысли вслух не стала. Взрослая женщина в состоянии решать свои проблемы самостоятельно. Все, кроме финансовых.

Корольков поднял вторую ногу, почесал ее тоже и загадочно произнес:

— На то есть причины.

— Может, ты иностранный шпион?

— Агент национальной безопасности. — Щека Королькова дернулась. — Нужно только не бриться пару недель, и все — готов к выполнению любых заданий.

— А если без шуток? — спросила Наталья, укладываясь на кровать в классическую позу рембрандтовской Данаи. Живот у нее пока что раздался не настолько, чтобы его прятать, а грудь была именно такой, какую не стыдно выставлять напоказ. У нее были глаза сытой кошки, наблюдающей за прохаживающимся поблизости голубем. Кончики ушей, проглядывающие сквозь каштановые волосы, малиново светились.

Корольков вперил взгляд в ее пупок и спросил:

— Ты действительно хочешь знать правду?

— Конечно. Ты ведь мне не чужой.

Наталья погладила себя по животу.

— Ты мне тоже, — сказал Корольков, отводя глаза в сторону. — Между близкими людьми не должно быть никаких недоговоренностей, никаких тайн. — Придерживая непослушную щеку рукой, он криво усмехнулся.

— У тебя есть тайны? — оживилась Наталья.

— Не от тебя. Если, конечно, у нас все серьезно.

— Серьезно. — Это было произнесено без запинки. — Очень.

— Все радости и горести пополам, так?

— А как же иначе? — удивилась Наталья. В ее непринужденной позе появилась некоторая скованность.

Корольков вновь затеял хождение вокруг стола, отрывисто говоря:

— Я очень богатый человек, Наташенька, но вынужден скрывать это. Ты сама знаешь, какой бардак творится в стране. Стоит кому-нибудь совершить удачную сделку, как вокруг начинают увиваться налоговики, обэповцы, бандиты.

— Как стервятники, — подсказала Наталья сочувственным тоном.

— Хуже. Настоящие гиены без страха и упрека. И все они хотят урвать свой кусок, все они жаждут моей кровушки.

— Может быть, ты преувеличиваешь?

— Ха-ха-ха! — воскликнул Корольков утробным голосом актера, изображающего демона на сцене провинциального театра. — Посмотри любую сводку криминальной хроники. Того предпринимателя взорвали, этого застрелили…

— Да, — встрепенулась Наталья. — Недавно показывали передачу про одного московского бизнесмена, который влез в долги и попытался скрыться. Так его подстерегли в подъезде дома, где он прятался у сожительницы, и расстреляли из автомата. Прямо возле двери, представляешь? Дверь — в щепки, на полу лужа крови. Бедная женщина…

— Так это была женщина? — Корольков застыл посреди комнаты, едва не задевая макушкой люстру. — А фамилию ты случайно не помнишь?

— Чью фамилию?

— Предпринимательницы, которую ухлопали в подъезде.

— При чем тут предпринимательница? — удивилась Наталья. — Это мужчина был, солидный, довольно упитанный. Кровищи из него натекло, ужас!

— О какой же бедной женщине ты говорила?

— О его сожительнице. Можно только догадываться, что она пережила. Сидишь себе дома, ни о чем таком не думаешь, и вдруг — тра-та-та-та! — выпалила Наталья, после чего покачала головой: — С ума сойти можно.

Вздрогнувший Корольков забегал по комнате, хотя в одних носках смотрелся не таким уж завзятым спортсменом. Глаза у него были совершенно пустые и незрячие, как нарисованные. Наблюдать за ним было не слишком приятно. Наталья села на кровати, сделавшись похожей на огромную бледную лягушку, встревоженную близкой опасностью. Ощущая тревожный холодок, ползущий вдоль позвоночника, она напряженно поинтересовалась:

— Послушай, Игорек, а ты сам не…

— Нет! — выкрикнул он, едва не выпрыгнув из своих носков. — Я никому ничего не должен! Никто не может мне предъявить даже такой малости!

Он продемонстрировал Наталье кончик мизинца, а она машинально перевела взгляд ниже, где имелось кое-что посущественнее пальца. Не намного, но все-таки…

— Иди ко мне, — позвала она с неожиданно прорезавшейся хрипотцой в голосе. — Не надо думать о плохом. Теперь мы вместе, я тебе верю, и это главное.

— Да, это главное, — откликнулся Корольков эхом. — Скоро все утрясется, и мы уедем отсюда к чертовой бабушке.

— Не хочу к чертовой бабушке, — проворковала Наталья, проворно переворачиваясь на спину, чтобы раскрыть объятия любимому. — Лучше в Сочи или в Ялту. Конечно, — оговорилась она, — если тебе средства позволят.

— Позволят. Средства — они не бандиты с автоматами, — пошутил Корольков, улыбаясь половиной лица. Другая щека, на которую никак не желала наползать улыбка, то подергивалась, то окаменевала.

С этой кривой гримасой он и навалился на Наталью, а она поспешно зажмурилась, представляя себе прежнего Игорька — милого светловолосого мальчика, который непременно догадался бы снять носки, прежде чем овладеть ею.

* * *

Уже вечерело, когда Наталья Чуркина вышла из магазина с двумя пакетами, под завязку набитыми провизией. Она уж и думать забыла, когда в последний раз покупала столько всяких вкусностей. Ручки пакетов опасно пружинили при ходьбе, норовя оборваться на каждом шагу. Денег, выданных Корольковым, хватило на все, о чем можно было только мечтать. В пакетах громоздились как попало сыры и колбасы, консервированные мидии и грибы, соки и спиртные напитки, кофе и кетчупы, мороженая лососина, парная говядина, свиная вырезка. Когда поверх всего этого изобилия были уложены белые батоны и буханка бородинского хлеба, Наталья вспомнила, что не купила фрукты, однако у нее было только две руки и только два пакета, так что пришлось умерить амбиции.

Но в следующий раз, размышляла на ходу Наталья, нужно будет непременно купить авокадо, креветок, салат и маслины. Укроп, чтобы посыпать им креветки, дома имеется, сливочный соус приготовить несложно. Получится настоящий французский салат, рецепт которого Наталья недавно вычитала в воскресном приложении к «Курганской правде». Главное — не забыть сдобрить все уксусом и оливковым маслом и украсить каждый разрезанный плод авокадо маленькой маслиной.

Это будет романтический ужин при свечах, озвученный томными серенадами Хулио Иглесиаса. Наталья наденет декольтированное платье с блестками, которое осталось от лучших времен. Духи, украшения и никакого белья. Главное — накрошить в салат побольше укропа, от которого, говорят, здорово улучшается мужская потенция. Половой гигант из Игорька все равно не получится, но, может быть, по второму разу его хватит хотя бы на десять минут. Этого будет вполне достаточно, если постараться как следует.

Ощущая приятное томление в нижней части живота, Наталья остановилась на краю тротуара, пережидая сплошной поток машин. Очень скоро и она будет сидеть в одной из них, равнодушно поглядывая на унылых пешеходов. Скорее всего Игорек действительно богат. В его бумажнике хранится целый набор кредитных карточек, он носит ирландский свитер ручной вязки, золотые механические часы на кожаном ремешке и прикуривает белые сигареты «Давидофф» от платиновой зажигалки «Ронсон». А то, что у Игорька нервный тик, не страшно. У мужа Феди щека не дергалась, но он никогда не дарил Наталье помаду «Ив Сен-Лоран» в бархатном футляре. Вечно длинноволосый, вечно бородатый, вечно пьяный — потомственный русский интеллигент с порчеными зубами, терзаемый вечными вопросами: «Что делать? Кто виноват? Как нам обустроить Россию?»

«Слава богу, этот кошмар давно позади», — сказала себе Наталья, пересекая улицу трусцой. Светофоры в центре Курганска отрегулированы так, что зевать некогда. Автомобилистам — зеленая улица, пешеходам — считанные секунды на перебежки. Да и тротуары давно заполонили иномарки, свирепо рыкающие на всякую ходячую шушваль. Ходить пешком стало стыдно и неудобно. Даже если пакеты в твоих руках набиты гастрономическими деликатесами.

Постанывая от тяжести, Наталья миновала арку и вошла во двор, наполненный миазмами оттаявших мусорных куч. Старушки, не имеющие возможности собираться на мокрых сырых лавках у подъездов, маячили за окнами, похожие на больших нахохлившихся птиц, разучившихся летать. Идти под их взглядами было зябко и неприятно.

На раскисшей детской площадке неподалеку от Натальиного подъезда стоял джип, такой грязный, словно он уже не первый день колесил по бездорожью. Оба его седока одновременно уставились на приближающуюся Наталью и так же одновременно отвели глаза в сторону. А когда она прошла мимо, их взгляды вновь скрестились на ее спине. Ощущение было не из приятных. Одно дело, когда мужики разглядывают женские ноги. Совсем другое дело, когда их глаза буравят тебе спину, затрудняя твою походку и заставляя спотыкаться на ровном месте. В свой подъезд Наталья ввалилась с облегчением, хотя лифт здесь не работал вторую неделю подряд, а в темных углах скопились подозрительного вида лужицы, при одном взгляде на которые хотелось гадливо передернуться.

Перешагнув через одну из них, она наступила каблуком то ли на жевательную резинку, то ли на презерватив и тихонько выругалась. Скорее бы лето, когда гоп-компании, тусующиеся по подъездам, переместятся во дворы и скверы. После них лужи, одноразовые шприцы и неприличные рисунки на стенах, как в общественном туалете. Легче смириться с соседством целого семейства павианов, чем с постоянным присутствием подростков, ширяющихся и трахающихся так непринужденно, словно они только для этого и появились на свет. Какое счастье, что сегодня не видно их злобных глаз, поблескивающих в полумраке! Павианы и бабуины — просто милые зверюшки в сравнении с некоторыми человеческими особями. И это еще большой вопрос, кто от кого произошел.

Стараясь не смотреть по сторонам, быстро пересчитывая ногами ступени и задыхаясь, Наталья наконец добралась до своей квартиры, где осторожно установила пакеты рядом с металлической дверью. Поскольку Игорек предупредил, что на звонки отзываться не станет, она воспользовалась своими ключами и, открыв поочередно оба замка, облегченно перевела дух: вот почти и дома, осталось лишь перешагнуть порог и захлопнуть за собой дверь.

— Уф, слава тебе, господи… — Наталья наклонилась за пакетами, когда какое-то движение за спиной заставило ее резко обернуться.

На верхней лестничной площадке стоял незнакомый мужчина в кожаной куртке, глаза которого были такими светлыми, а взгляд таким пристальным, что у Натальи моментально ослабли коленки. В тот момент, когда она распрямилась, намереваясь поскорее шмыгнуть в квартиру, мужчина молча прыгнул вперед. Он пронесся над лестничным пролетом бесшумной черной тенью, приземлился и, опережая ухнувшее подъездное эхо, совершил еще один прыжок — в направлении обмершей Натальи.

Кажется, от неожиданности она издала неприличный звук, хотя утверждать этого с уверенностью было нельзя. Какая, к чертям собачьим, уверенность, когда тебя хватают за плечо и заталкивают в собственную квартиру с такой небрежностью, будто ты не статная женщина тридцати трех лет от роду, а никчемная кукла, которая и простенькое-то словечко «мама» не в состоянии произнести отчетливо. Что-то вроде сдавленного мяуканья — вот и все, на что оказалась способной Наталья. Зато голос мужчины был абсолютно ровным и невозмутимым. Словно это не он только что сиганул сразу через четырнадцать ступеней.

— Добрый вечер. Извините, что без приглашения. Но дело срочное, не терпящее отлагательств.

Он занес в квартиру пакеты с провизией, аккуратно поставил их на тумбочку, захлопнул за собой дверь и пошел на Наталью, вынуждая ее пятиться по коридору.

— Вы… — лепетала она, — вы… вы…

— Сейчас речь не обо мне. — Мужчина протестующе поднял руку. — О вас. Вернее, о вашем однокласснике Королькове. Он ведь недавно навещал вас, верно?

— Я закричу, — предупредила Наталья, продолжая отступать в направлении гостиной.

— Завидное самообладание. — Бровь незнакомца уважительно приподнялась. — Большинство женщин на вашем месте просто уписались бы от страха, а вы — кричать. Но, прошу вас, сначала подумайте о возможных последствиях, ладно?

— А-а-а! — это абсолютно не напоминало зов о помощи. Просто сиплый звук, который вырвался у Натальи даже не из горла, а откуда-то из живота, хотя прежде она не упражнялась в чревовещании. Сделав еще один шажок назад, она зацепилась каблуком за задранный край линолеума и с размаху села на пол, готовясь к самому худшему.

Помощь пришла оттуда, откуда ее никто не ждал, — из ванной комнаты, дверь которой выходила в коридор. Корольков, распахнувший ее ударом ноги, стоял на пороге, почти такой же белый, как кафель за его спиной. В коридоре было почти темно, а в ванной горел свет, и его фигура отчетливо выделялась на фоне прямоугольного проема. В одной руке он сжимал пистолет, а в другой — расческу, которую не сообразил бросить. Из-за судорожных подергиваний щеки казалось, что он беспрестанно подмигивает, хотя в тоне его не было ни малейшего намека на шутливость:

— Стой, где стоишь! Не двигайся! Руки вверх!

— Так поднять руки или все же не двигаться? — спросил мужчина, продолжая медленно идти по коридору.

— Стоять! — заорал Корольков, слегка подавшись назад.

Вместо того чтобы послушно замереть на месте, мужчина пнул открытую дверь и тут же ринулся к ней, чтобы распахнуть ее снова.

Сидящей на полу Наталье почудилось, что по коридору пронесся ураган. Вытащенный из ванной Корольков предстал перед ней уже без пистолета и даже без расчески, но с расквашенным дверью носом и такой растрепанный, словно его пару раз провернули в центрифуге стиральной машины. Когда мужчина с размаху приложил его об стену коридора, он охнул, а получив кулаком по печени, ахнул, после чего эти охи и ахи длились еще несколько секунд, становясь все глуше и глуше. Кончилось тем, что он опустился на пол рядом с Натальей, но в сидячем положении не удержался, а опрокинулся навзничь, слабо пошевелил ногами и замер.

— Игорек, — всхлипнула Наталья, подползая к любовнику, — ты жив, Игоречек? Что с тобой?

— Да жив он, жив, — буркнул мужчина. — От пары оплеух еще никто не умирал.

— Вы зверь, — воскликнула Наталья, переведя взгляд на порванные колготки. — Вы настоящий зверь. За что вы его так?

— Между прочим, ваш дружок целился в меня из пистолета, если вы помните о такой мелочи.

— Но ведь вы ворвались в чужой дом!

— На то были причины, — сказал мужчина, пряча под куртку подобранное в ванной оружие. После чего тронул Королькова ногой и предложил: — Вставай, жук-притворяшка. Нечего тут комедию ломать.

Наталья недоверчиво посмотрела на Королькова. Бледный, окровавленный, он никак не походил на симулянта. Тем не менее, получив более ощутимый пинок, он приоткрыл один глаз и вполне осмысленно спросил:

— Кто вы такой?

— Моя фамилия Громов, — представился мужчина.

— Мне это ни о чем не говорит.

— Муж моей дочери уехал в Казахстан с твоим грузом. Ты ведь бизнесмен по фамилии Корольков, верно? Я хочу задать тебе несколько вопросов.

— Для этого нужно было обязательно кулаком в морду?

— А как же? — искренне удивился Громов. — Я ведь хочу услышать правду, а не сказки дядюшки Римуса. Возможно, ты сейчас очень жалеешь о том, что остался у одноклассницы, но лично я этому обстоятельству очень рад. И намереваюсь использовать ситуацию с максимальной выгодой.

— Вот я сейчас позвоню куда следует, так будет вам максимальная выгода, — пообещала поднявшаяся на ноги Наталья. Покосившись на свои безнадежно испорченные колготки, она решила, что ей терять нечего, и метнулась по коридору в прихожую.

Громов не сделал ни малейшей попытки помешать ей подбежать к телефону, дождался, пока она поднесет к уху трубку, и лишь потом сказал:

— Милиция прибудет на место преступления минут через десять, не раньше. Этого времени будет вполне достаточно, чтобы открутить вам обоим головы, а самому скрыться. И это не блеф. Я пока начну с твоего дружка, а ты звони.

— Не надо! — поспешно крикнул Корольков, вздернутый за шиворот так легко, словно был пятилетним карапузом, а не взрослым мужчиной с наметившимся брюшком. — Обойдемся без милиции!

Наталья поспешно положила трубку и замерла, не зная, что делать дальше.

— Пригласите-ка нас в комнату, — предложил Громов. — Выпивать за знакомство мы не собираемся, закусывать — тем более, так что мое присутствие вас не обременит.

— Надеюсь, — буркнула Наталья. Проходя мимо ванной, она опасливо покосилась на кровавую кляксу, оставшуюся на поверхности двери, и добавила про себя: «Очень надеюсь».

* * *

Сначала Королькова раздражал собственный гнусавый голос, но вскоре кровотечение из носа прекратилось, и необходимость зажимать ноздрю пальцем отпала. Щека подергиваться перестала, в голове прояснялось. Вот если бы еще этот проклятый Громов убрал шнур, которым рассеянно поигрывал на протяжении всей беседы, то стало бы совсем хорошо. Не так, как на седьмом небе, но все же лучше, чем в сложившейся ситуации.

Громов, по-видимому, считал иначе.

Усадив Наталью и Королькова перед собой, он первым делом взял настольную лампу, оторвал от нее шнур и принялся зачищать раздвоенный конец перочинным ножом. На тревожный вопрос, что он затевает, Громов пояснил, что если штепсель воткнуть в розетку, а оголенные концы провода приставить хотя бы к ушам Королькова, то того ждет весьма неприятный сюрприз в виде электрического шока. Наталья, имевшая в школе твердую пятерку по физике, неуверенно предположила, что опасный опыт Громова приведет к короткому замыканию, на что он ответил:

— Возможно. Но я умею причинять боль и без электричества. Существует масса способов. Кое-какие мне довелось испытать на себе, и, признаюсь, это не те воспоминания, которые хочется сохранять всю оставшуюся жизнь.

— Разве я сказал, что отказываюсь отвечать на ваши вопросы? — воскликнул Корольков почти таким же звонким голосом, каким разговаривал в далекой юности на заседаниях комсомольского бюро.

— Пока что нет, — согласился Громов, — но кто знает, что взбредет тебе в голову в следующую минуту? Лучше перестраховаться, м-м?

Корольков кивнул, хотя вовсе не был согласен с оппонентом. Спорить ему не хотелось. Стоило лишь взглянуть в глаза Громова, чтобы поостеречься перечить ему лишний раз. Холодные, как два кусочка льда, и такие же прозрачные, они ловили каждое движение присутствующих. Глаза опасного безумца. У Королькова не было ни малейшего желания узнать, какими они могут стать во время вспышки ярости. Поэтому на протяжении последующих десяти минут он послушно отвечал на задаваемые вопросы и с нетерпением ждал, когда же этот ясноглазый Громов уберется восвояси.

— Вот и все, что мне известно, — сказал он, поджимая ноги под диван, на котором сидел. — Не знаю почему, но машины до пункта назначения не дошли. Теперь мне, как и вам, остается лишь ждать и гадать, чем все закончится.

— Это занятие больше подходит для беременных женщин, которым нечем себя занять, — возразил Громов, закуривая. — Лично я предпочитаю действовать.

— Так действуйте, — сердито предложила Наталья. — Только где-нибудь за пределами моей квартиры, пожалуйста.

— С удовольствием, но для этого не хватает информации. Ваш одноклассник решил отделаться общими фразами, которые мало чего стоят. — Шнур в руках Громова свился в петлю. — Наверное, в детстве он мечтал о карьере дипломата.

— Неправда, — сказал Корольков, прочищая пересохшую глотку короткими покашливаниями. — Я вовсе не мечтал о карьере дипломата. И я открыл перед вами все свои карты.

— Даже те, которые в рукаве?

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Человеческий мозг, — сказал Громов, любуясь петлей в своих руках, — очень капризная штука. Лишенный притока кислорода, он претерпевает необратимые изменения.

— Зачем вы мне это рассказываете?

— Чтобы помочь тебе правильно оценить свое положение. Стоит пережать тебе сонную артерию, и через некоторое время ты превратишься в законченного идиота, не способного связать пару слов. Вот тогда ты действительно забудешь все то, что сейчас недоговариваешь. Но нужно ли тебе это?

— Нет. — Корольков помотал головой так энергично, что с кончика его носа сорвалась капелька загустевшей крови. — Лучше уж быть дипломатом, чем идиотом.

— Разумно, — кивнул Громов. — Тогда начнем сначала… Итак, ты выкупил у Яртышникова три «КрАЗа», которые должны были доставить некий груз на границу между Казахстаном и Узбекистаном. Якобы запчасти для буровых…

— И солярка.

— Хм, пусть будет солярка. Колонну сопровождали двое твоих людей. Бандиты?

— Ну, как вам сказать, — засмущался Корольков. — Сейчас такие времена, что…

— Про времена не надо, — остановил его Громов, — давай по существу. Какой марки была легковая машина?

— Они выехали в «Жигулях» шестой модели, — Корольков без запинки назвал номер. — Машина старенькая, но надежная. К тому же она не привлекает внимание, согласны?

— Маршрут? — спросил Громов, успевший свить шнур в тугой жгут.

— Тамбов, Саратов, Самара, затем Оренбург… Мои люди должны были провести колонну мимо таможенного поста, — Корольков говорил все быстрее и быстрее, как ученик, выучивший урок на «отлично» и рассчитывающий на поощрительную улыбку преподавателя. — Протяженность границы России с Казахстаном составляет 1800 километров, но она никак не обозначена, а охраняют ее человек сто. Там нет ни колючей проволоки, ни пограничных столбов, ни контрольно-следовой полосы. Голая степь, по которой рыскают мобильные дозоры. — Корольков хихикнул: — Вернее, должны рыскать. На самом деле погранцы продают бензин налево, а сами сидят в укромных местечках и хлещут водку, самогон, спирт все, что удастся раздобыть в этой глуши. Знающие люди говорили мне, что через таможенный пост проходит лишь одна машина из ста, да и то пустая.

— И что же, — заинтересовался Громов, — там много объездных дорог?

— Зачем много? Сворачивай в степь и дуй напрямик. — Корольков рубанул рукой воздух. — Считается, что удобней всего пересекать границу часа в четыре утра. Тишь да гладь, да божья благодать. — Он затрясся от смеха, радуясь тому обстоятельству, что собеседник перестал рассказывать ему про электрический шок и передавленные сонные артерии. — Думаю, водители «КрАЗов» именно так и поступили, потому что на посту их никто не видел. Рванули через границу — и на Кентау. Их должны были встречать неподалеку от Чик… Чимкента и сопровождать дальше. Оттуда до узбекской границы рукой подать.

— Сколько времени должна была занять дорога? Дней пять?

— Три-четыре. Плюс пару дней на непредвиденные обстоятельства. Тот обломался, у этого понос. Сами знаете, какой у нас народ. Лишь бы сачковать, лишь бы бить баклуши. Для праздника любой повод сгодится.

— Но в конечном пункте водители не появились, — заключил Громов.

Это было произнесено с такой интонацией, что похохатывания Королькова сменились натужным кашлем.

— Не появились, — скорбно подтвердил он, — чертовы шоферюги! А ведь все, что от них требовалось, так это сменять друг друга через каждые четыре часа и воздерживаться от спиртного, пока они не сядут в поезд, чтобы отправиться домой.

— Тут-то и начинается самое интересное, — заметил Громов, гася сигарету в пепельнице. — Сначала ты покупаешь грузовики, совершенно не интересуясь их техническим состоянием. Потом бросаешь их на границе с Узбекистаном…

— Мне за них заплатили, — поторопился сообщить Корольков. — Я ничего не потерял.

— Кроме чувства меры.

— Что?

— Чувство меры. Совершенно необходимое условие для того, чтобы выдумка звучала убедительно.

— Почему выдумка? Я правду говорю. — Пальцы Королькова впились в сведенные вместе ляжки.

— «КрАЗы», отправленные за тридевять земель, обошлись тебе дороже, чем сам груз. — Громов растянул перед собой сложенный вдвое шнур и натянул его, как бы пробуя на прочность. — Это наводит меня на мысль, что в ящиках хранилось нечто гораздо более ценное, чем запчасти. Ты темнишь, Игорек. И у тебя осталось совсем немного времени для того, чтобы рассказать правду.

— Послушайте, вы! — не выдержала безмолвствовавшая до сих пор Наталья. — Хватит нам угрожать. И прекратите хамить. Ведете себя как… — Она запнулась, подыскивая подходящее сравнение. — Как прокурор на допросе. Ни стыда, ни совести.

— Прокуроры допросов не ведут, — сказал Громов, — но в общем-то вы затронули актуальную тему, гражданка Чуркина. Какой стыд, какая совесть? Ваш одноклассник — отпетый преступник, по которому тюрьма плачет. Укрывая его, вы являетесь его сообщницей. Так что церемониться с вами я не собираюсь. — Отшвырнув шнур, он извлек из-за пазухи трофейный пистолет, почесал стволом подбородок и задумчиво произнес: — Пожалуй, я больше не стану задавать вопросов. В принципе, не имеет особого значения, что именно находилось в грузовиках — оружие или какие-нибудь радиоактивные отходы. Главное, что водителей подставили.

— Никто их не подставлял, — выкрикнул Корольков, завороженно глядя в направленный на него ствол. — Да, они перевозили контрабанду. Но я первый был заинтересован в том, чтобы груз попал по назначению. Если бы вы знали, в какую неприятную историю я попал по милости этой шоферни!

— Не знаю и знать не хочу, — равнодушно произнес Громов. — Лучше скажи, что за контрабанда находилась в ящиках?

— Оружие. Автоматы, зенитные пулеметы, винтовки, гранатометы, боеприпасы. — Корольков шумно сглотнул слюну. — Всего на полтора миллиона долларов. Вернее, мои люди, те, которые сопровождали колонну, должны были получить партию героина на эту сумму и доставить его в Москву. Самое страшное, что за героин мне заплатили вперед.

— Самое страшное, что существуют ублюдки вроде тебя, торгующие оружием и наркотиками, — монотонно произнес Громов и прищурился. — Водители знали, что именно везут, м-м?

— Боже упаси!

— Только бога сюда приплетать не надо. Это наши проблемы, человеческие. — Большой палец Громова взвел пистолетный курок, указательный сдвинул флажок предохранителя.

— Этого не надо, — попросил Корольков незнакомым блеющим голосом. — Не надо этого.

— Да что здесь происходит, в конце концов! — опомнилась Наталья. — Не вмешивайте меня в свои грязные делишки! Немедленно убирайтесь из моего дома! Оба!

Впервые в жизни она подумала, что быть замужем за алкоголиком не так уж плохо. Ни один самый жесточайший запой Феди не сулил ей столько неприятностей, сколько появление трезвого, опрятного и состоятельного Игоря Королькова. Гранатометы, героин, долг в полтора миллиона долларов… Это было уже чересчур. Одно дело, когда деньги зарабатываются на банковских махинациях, просроченных лекарствах или тухлых окорочках. Совсем другое, если от них попахивает откровенной уголовщиной. Поднявшись во весь рост, Наталья гневно указала на дверь:

— Вон!

Громов не удостоил ее внимания, лишь двинул вперед журнальный столик, отделявший его от собеседников. Получив ощутимый удар по коленным чашечкам, ойкнувшая Наталья была вынуждена сесть на диван, с которого так поспешно вскочила. Игнорируя ее возмущенное шипение по поводу ушибленных коленок, Громов мрачно спросил у Королькова:

— Ну, деятель? Тебе есть, что еще сказать? Или пора подводить черту?

Корольков чуть не задохнулся:

— Никакой черты подводить не надо. Я сам себя наказал. Серьезные, очень серьезные люди сделали предоплату. На их деньги был приобретен товар и организована перевозка. Но произошел сбой, я свои обязательства не выполнил, а за это карают строго. Теперь меня ищут. С меня голову снимут, когда найдут.

— И правильно сделают, — убежденно сказал Громов. — Ты знаешь, сколько в стране наркоманов? Сегодня вы скармливаете им дурь, а завтра один из этих зомби пырнет ножом твою мать, чтобы раздобыть денег на очередную дозу.

Корольков понурился. Конечно же, жаль ему было лишь самого себя, но со стороны казалось, что он преисполнен чувством раскаяния. Впрочем, Наталья посмотрела на него без всякого сочувствия.

— Значит, ты мне все врал про удачную сделку! — процедила она обличающим тоном. — Никаких денег у тебя нет. Что же ты мне голову морочил?

— Деньги есть, — засмущался Корольков. — Моя прибыль составила двести пятьдесят тысяч. Чистыми.

— Очень и очень грязными, — возразил Громов.

— Но ты же их вложил в оружие и грузовики, — напомнила Наталья, гнев которой постепенно сменялся здоровым женским любопытством.

— Не все. Только часть суммы. При проведении подобных сделок лучше забирать свою долю сразу, — пояснил Корольков, — что я и сделал. Деньги хранятся на моих банковских счетах. Кстати, я готов возместить, гм… моральный ущерб.

Громов, на которого он взглянул с надеждой, недобро усмехнулся:

— Кому? Каким образом? Если заставить тебя возмещать ущерб, который ты нанес человечеству, то тебе десяти жизней не хватит, гаденыш. А она у тебя всего одна. И, сдается мне, короткая.

— Послушайте, — Корольков молитвенно прижал руки к груди, явно не зная, что говорить дальше, — послушайте…

— Почему водителям было велено возвращаться домой своим ходом? — спросил Громов, целясь Королькову куда-то между ног. — Почему ты решил бросить выкупленные грузовики? Тридцать тысяч долларов на дороге не валяются, м-м?

— Таково было условие заказчиков, — пробормотал Корольков, прикрывая ладонями пах. — Они сказали, что это сведет риск к минимуму.

— Чей?

— Ну, наш, общий… Чей же еще?

— Дурья твоя башка, — усмехнулся Громов, неожиданно пряча пистолет под куртку.

— Ох и балбес, — поддакнула Наталья, качая головой. — Я была о тебе лучшего мнения.

— Не понял, — Корольков захлопал глазами, переводя растерянный взгляд с одного собеседника на другого.

— А ты подумай, — посоветовал Громов. — Напряги извилины.

— Напряг. И что?

— Твои же так называемые партнеры и перехватили груз, — не выдержала Наталья, ударяя кулаком по дивану. — Ты им маршрут обрисовывал?

— Разумеется. Они хотели знать, насколько хорошо организована операция.

— Они дождались колонну, — сказала Наталья, — высадили водителей посреди степи, а «КамАЗы»…

— «КрАЗы», — машинально поправил подругу Корольков.

— А «КрАЗы» с оружием угнали. Теперь ты должен им полтора миллиона…

— Миллион двести пятьдесят.

— Полтора, а то и два, — возразил Громов. — «Счетчик» включен.

— Ничего не понимаю, — жалобно признался Корольков, ероша волосы.

— А что тут понимать? Оружие давно продано или обменено на героин без твоего посредничества. В том же Чимкенте, где появление машин с курганскими номерами не могло пройти незамеченным. Тебя же, великий комбинатор, будут доить. — Громов усмехнулся. — Рано или поздно найдут, изловят, посадят в подвал, станут пытать. У тебя ведь небось, на счетах хранятся не только эти двести пятьдесят тысяч? Еще какие-нибудь сбережения имеются?

— Предположим, — уклончиво ответил Корольков.

— Вот все нажитое своим благодетелям и отдашь. А потом тебя удавят. Или утопят, что по большому счету ничего не меняет.

— Но за что?

— За то, что ты лох, — жестко сказал Громов. — Именно так тебя классифицируют твои заказчики. Посчитай-ка, насколько дешевле обойдется им героин без твоего участия. Ты лишнее звено в цепочке. От тебя избавятся. Возможно, за тобой следили с самого начала и теперь только ждут удобного момента. Или методично обыскивают все места, где ты можешь скрываться. Так что готовься к дороге домой. В багажнике бандитской иномарки.

— Погодите, — занервничала Наталья. — Вы хотите сказать, что за моей квартирой установлена слежка? Когда я возвращалась домой, возле подъезда стоял какой-то подозрительный джип. Лиц пассажиров не разглядеть, номера заляпаны грязью…

— Значит, ждите новых гостей. Но меня это не касается. Я ухожу.

— Я готов сообщить вам координаты своих партнеров, — залепетал Корольков, семеня за направившимся в прихожую Громовым. — Это братья Рубинчики. Мерзавцы, отпетые уголовники. У них в Москве своя мебельная фирма, но это только прикрытие.

— Адрес.

— У меня есть их визитки.

— Давай их сюда. — Громов протянул руку и стоял так, пока москвич бегал за визитными карточками, а потом небрежно сунул их в карман и снова шагнул в направлении двери.

— Эй, хотя бы пистолет верните!

Корольков чуть не плакал. До сих пор ему казалось, что все уладится. Но, заслышав про подозрительный джип во дворе, он вдруг очень отчетливо представил себе, что ожидает его в самом ближайшем будущем. Вот он, избитый и связанный, лежит на бетонном полу, а склонившиеся над ним Рубинчики насмешливо спрашивают: «Ну что, барыга, оклемался? Когда должок собираешься отдавать?» Скорее всего, эта сцена произойдет в столярном цехе, где имеется несколько циркулярных пил. Там не шибко потрепыхаешься. Распилят на куски и разбросают по округе. Неужели это может произойти с ним, Корольковым?

— Пистолет, — взмолился он, конвульсивно хватаясь за рукав громовской кожанки.

— Ты способен убить человека? — холодно осведомился Громов. — Готов защищать свою жизнь с оружием в руках? Тогда тебя ждет тюрьма.

— И зона, — мстительно добавила Наталья, успевшая распрощаться с мечтами отдохнуть на Черноморском побережье.

— До зоны он не доживет. Слишком слабый и трусливый. Дешевка.

— А строил тут из себя неизвестно кого… Расхаживал по квартире в одних носках и похвалялся: «Я теперь богатый, я независимый…»

О Королькове говорили так, словно его уже не было. Но он был, он существовал, и он ужасно хотел жить — такой маленький, такой слабый человечек в таком огромном, в таком жестоком мире.

— Останьтесь, прошу вас, — это было произнесено едва слышным шепотом, но Громов, уже взявшийся за ручку двери, обернулся.

— Неужели ты полагаешь, что я возьмусь тебя защищать?

— Я заплачу. Я отдам вам треть своих денег… Половину! Только разберитесь с ними. Я же вижу — вы можете.

— В одном из грузовиков ехал мой зять. — Ладонь Громова отбросила Королькова назад. — Шестеро водителей «КрАЗов» плюс двое сопровождающих — это восемь человек. Думаю, их не просто высадили в степи. Боюсь, всех восьмерых расстреляли на месте. И после этого ты рассчитываешь на мое расположение? Будь благодарен, что я не прикончил тебя на месте, засранец.

Наталья закусила губу. Этот сильный и уверенный в себе человек, назвавшийся Громовым, уходил, а Корольков оставался. Придется либо выставлять его за дверь, либо звонить в милицию. Сумеет ли она? Это ведь тот самый Игорек из 10-го А класса СШ № 54. Из-за плохого зрения ему прописали очки, но он их никогда не надевал в школе — стеснялся Натальи. Теперь, наверное, носит контактные линзы. Говорят, когда люди в них плачут, они ничего не видят. А у Игорька на глазах блестят слезы. Как той ночью, когда она позволила ему снять с себя лифчик. Он сказал тогда, что любит ее, что готов за нее умереть. И умрет. Только не за Наташу Чуркину, а из-за нее.

— Подождите, — она тоже взяла Громова за рукав. — Останьтесь, прошу вас. Может быть, ничего страшного не случилось. А если те, из джипа, заявятся ко мне домой, то вы сможете узнать у них судьбу своего зятя.

— Вы принимаете меня за агента 007? Но у меня нет лицензии на убийство. И желания совершать подвиги тоже нет. Я сам по себе. — Видя, что молодая женщина не собирается отпускать его по доброй воле, он осторожно убрал ее руку со своей и сказал уже мягче: — Извините, но я должен спешить.

— В Москву?

Громов покачал головой:

— Нет. Если Андрей жив, то он где-то в Казахстане. А в Москву можно будет наведаться позже. В самом крайнем случае. Я не люблю столицу нашей родины.

— Почему? — вырвалось у Натальи.

— Слишком много таких, как он.

Корольков, на которого показал Громов, почувствовал себя совершеннейшим ничтожеством. Почти полумиллионное состояние, отличная квартира на Тверской, собственный «Порше» и деловые связи — все это потеряло всяческий смысл. От смерти не откупишься, за спинами влиятельных знакомых от нее не спрячешься. Начхать им на Королькова. Он опять отчетливо представил себя на полу столярного цеха. Только теперь его ни о чем не спрашивают и даже не бьют. Потому что уже жужжит-заливается циркулярная пила. А пол вокруг застелен полиэтиленовыми полотнищами. Если немного крови и брызнет мимо, то не беда — повсюду рассыпаны опилки и стружка…

— Вы не можете уйти просто так, — заявила Наталья без особой уверенности в голосе.

— М-м? — удивился Громов. — Почему это я не могу уйти?

— Потому что без вас мы пропадем. Мне тридцать три года. Я не хочу умирать.

По щеке Натальи скатилась слезинка.

— Ч-черт! — выругался Громов. — Немедленно прекратите!

— Я не нарочно. Они сами…

Слезы полились ручьями.

Громов снова выругался и что-то сказал. Корольков не сразу поверил своему счастью, когда до него дошел смысл услышанного. Неужели это правда? Неужели этот человек, глаза которого способны раскаляться от ярости добела, не шутит?

— Простите? — Извиняющаяся гримаса на лице Королькова походила на болезненную. Как будто его ударили обухом по голове, заставив после этого решать самую сложную задачу в жизни. Полученный ответ не укладывался ни в какие рамки. — Простите, — повторил он, — я, кажется, не расслышал….

— Я сказал: собирайтесь и ждите. — Нахмурившийся Громов отвернулся, обращаясь исключительно к стене перед собой. — Вывезу вас отсюда, а потом сами решайте, как жить дальше. Если получится.

— Получится, — пообещал Корольков, метнувшись по коридору в комнату. — Теперь обязательно получится.