Горловка
Город, расположенный в 70 км от Донецка. Пригороды Горловки, с его торговыми рядами, узкими улочками и зелеными парками, аккуратными насаждениями, испытали на себе всю мощь артиллерийских орудий ВСУ. Нескончаемым потоком, рассекая воздушное пространство, ракетные системы залпового огня отрабатывали приказы по мирным целям. Ужас вперемежку с непониманием, горечь, муки и телесные страдания — стали постоянными спутниками жителей города. Счастливые солнечные дни постепенно сменялись затхлыми и серыми видами подвалов и бомбоубежищ. Сгрудившись вместе, женщины и дети, старики пережидали ракетные обстрелы родного города…
Ане было чуть больше десяти лет. Прежде это была веселая и жизнерадостная девочка, мысли которой были полны детского счастья, улыбок, воздушной ваты и мягких игрушек. Ее открытое и нежное лицо, лишенное двойственности и негатива, искренне, словно лучезарная звезда, дарило свет. Своей ручкой она прижимала к себе младшую сестру Елену, которой на тот момент было пять годиков. Малышка, уткнувшись носом в бок Анны, сопела от страха.
— Мне страшно, — шептала Лена, все сильнее зарываясь в кофточку своей сестры.
Снаружи продолжали рваться снаряды, со свойственным им свистом и тяжелым гулом сотрясая стены и пороги подвала. Аня сильнее прижимала сестренку к себе, нежно гладя ее по волосам.
— Ничего, скоро все закончится и выйдет солнышко.
— Ты обещаешь?
— Конечно, — она ущипнула Лену за бок и, хихикнув, чмокнула в щеку.
Нежности и игривое расположение сестры подействовали на малышку. Она стала потихоньку забываться. На ее ангельском личике появилась улыбка.
— Хочешь Потапыча? — в руках Лены появился старый плюшевый медведь. Правой лапки у него не было, кое-где торчал поролон и порванные нитки.
— А что это с Потапычем? — спросила Анна.
— У него нет лапки, — грустно ответила Лена, — ты сможешь ему помочь?
Анна улыбнулась.
— Конечно, скоро мы его подлечим, — она оглядела глазами присутствующих.
В углу, оперевшись на трость и опустив голову, сидел дед Миша. Его сын, Паша, был в рядах ополчения. Напротив — тетя Галя, воспитательница из детского садика «Улыбка». Ее нежное, почти материнское лицо, выражало тревогу и озабоченность. Она то и дело смотрела на входную подвальную дверь, мысленно прося Господа прекратить обстрелы. Анна думала о маме и папе. Когда начался обстрел, ее мать, тридцатидвухлетняя продавщица из местной пекарни, с сотрудниками укрылась в подвале помещения. Анна чувствовала тревогу за маму, но, боясь испугать младшую сестру, не показывала вида. Отец девочек, как и большая часть мужского населения, сражался в рядах ополчения. Анна частенько представляла, как вернется папа, пыльный и уставший с дороги, а она, надев свое выходное платье, встретит его в дверях. Он поднимет ее на руки. Она проведет ладонью по его густой щетине и, улыбнувшись, поцелует. А он, как всегда, щекоча и смеясь, назовет ее своим маленьким солнышком. Слезы навернулись на глазах. Но Анна, смахнув их рукой, взяла Потапыча у Лены.
— Давай что-нибудь придумаем ему вместо лапки.
— Давай, — с надеждой ответила Лена.
Ее глаза искрились. В них не было страха, несмотря на продолжающийся обстрел.
Где-то в три часа дня все смолкло. Тишина немного давила, даря мнимое ощущение покоя. Из приоткрытой подвальной двери пробивалось полуденное солнце. Анна с опаской и не спеша поднялась по ступеням. За ней, словно маленький хвостик, семенила Лена. Она прижимала к груди однолапого Потапыча.
— Ань, не бросай меня!
— Ты чего, а? — взяв за руку сестру, ответила Анна. — Как считаешь, успеем к маме?
Сестренка молча кивнула головой.
— Девочки, а вы куда? — спросила тетя Галя в свойственной ей воспитательной манере, приблизившись вплотную к сестрам.
— Теть Галь, мы к маме, — ответила Анна, открывая все шире подвальную дверь.
— Мама на работе, на пекарне?
Девочки кивнули.
— У меня есть идея. — Тетя Галя обняла их по-матерински. — Давайте-ка я вас провожу. Хлеба у меня дома нет, куплю заодно.
Девочки улыбнулись. Встав по обе стороны от воспитательницы и взяв ее за руки, они вышли вместе на улицу. Летний ветер качал могучие кроны вязов, посаженных возле дороги. Визуально, на асфальте кучно зияли следы от прилетов ракет. Где-то дымились одноэтажные постройки. На нижних этажах пятиэтажек были выбиты стекла вместе с рамами. На улице стали появляться люди. С опаской, озираясь по верхам, они спешно покидали точки укрытий. Пекарня была всего в паре сотен метров от подвала. Тетя Галя, крепко сжав руки девочек, заспешила вперед. Ее подгоняло чувство тревоги. Мысленно она отсчитывала пройденные шаги.
— Пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь.
Вдалеке замаячила местная булочная. Девочки не отставали. Впереди два перекрестка. Пустые, безжизненные. Светофоры автономно переключали цвета, томно выполняя свою работу.
— Сто восемьдесят пять, сто восемьдесят шесть, сто восемьдесят семь.
Очертания пекарни становились все яснее и ближе.
— Теть Галь, вон и булочная, — по-детски улыбаясь, сказала Аня. Она вытянула тоненькую ручку вперед. — Еще чуть-чуть.
Лена улыбнулась. Она крепко держала Потапыча, прижимая его к груди. Она вспоминала данное ей обещание сестры, что Потапыч поправится, и у него снова будет две лапы.
— Двести сорок один, двести сорок два, двести сорок три.
Справа на пригорке возвышалась местная церковь. Отблески от позолоченного купола весело искрились на солнце. Над входом в святое учреждение, словно освящая всех внутрь входящих, висела икона Богородицы.
— Двести шестьдесят семь, двести шестьдесят восемь, — тетя Галя все больше чувствовала прилив уверенности. Ее неспокойное дыхание становилось тише и ритмичнее. — Девочки, скоро уже будем.
Внезапно, разрывая воздух, со свистом и глухим гулом, раздались выстрелы артиллерии. Где-то там, со стороны ВСУ, пошли выходы. Раз, два, три. Свист приближался, он был практически рядом. Тетя Галя, рванув вперед, сжала еще сильнее ручки сестер. Сто двадцатые мины целенаправленно и с предельной точностью разорвались в нескольких метрах от бегущих вперед воспитательницы тети Гали и двух сестер, которым на тот момент было пять и десять лет. Огромная взрывная волна, доверху начиненная смертоносными осколками, словно цунами, отбросила в сторону девочек.
Удар был настолько сильным, что тетя Галя погибла мгновенно. Осколок, ударив ее в грудь, разорвал ей сердце. Аня, словно в тумане, попыталась встать, но боль, словно острое шило, била ее снова и снова. Краем глаза она увидела маленькую фигурку своей пятилетней сестры. Лена лежала на спине и не двигалась. Ее ситцевое платье было красным от крови. Слипшиеся каштановые кудри сбились колтунами на лице. Аня попыталась произнести имя сестры, но слабость и нарастающая боль не позволяли ей это сделать. В руке Лена сжимала однолапого Потапыча. Анна попыталась закричать, но крик потонул где-то внутри. Голова становилась все тяжелее. Она не чувствовала своих рук и ног. Глаза бороздили просторы необъятного голубого неба. Она не хотела умирать. Ей хотелось жить. Она хотела обнять маму, обнять отца. Она хотела сделать Потапычу вторую лапку, чтобы ее сестренка больше не плакала. Дыхание Анны стало прерывистым. Она задыхалась. Ее узкая детская грудь в попытках зачерпнуть как можно больше воздуха поднималась все реже и реже. Взор затмила густая молочная пелена. Ее редкие вздохи терялись в оратории канонады выходов артиллерии ВСУ. Через несколько минут Анны не стало.
