Шаги за спиной

Сергей Герасимов, 1996

10

Людочке было двадцать три. Она имела невероятную и роскошную профессию — артистка. Роскошная профессия почти не оплачивалась и приходилось жить в основном за счет подарков.

Дарили нечасто, но крупно. За полтора года она привыкла к такой жизни: к подаркам, к похвалам (по принципу: кукушка хвалит петуха), к работе над собой — всегда, всегда, до тошноты, до одури, до непристойных намеков и пальца у виска, иначе не выскочишь из сброда, — к неискренним восторгам и искренним проискам, к приставаниям, к утомительности будней и постоянной глухой боли в затылке, к эфемерной надежде на яркое будущее, отодвинутое в туманные дали, к злому влюбленному Лерику, над которым можно было издеваться всласть, если только знать меру. Есть на ком отвести душу.

Она лежала в перинах (в час пополудни, репетируя будущую роскошь, которая состояла именно в этом, а еще в машинах, флоридах и овациях) и вспоминала о Лерике.

О чем они говорили в последний раз? О чепухе какой-то: о том, как бежит время. Но почему-то вспомнилось и стало грустно; время все-таки уходит и уносит с собою все, кроме необьяснимости человеческих чувств. Что-то давно его нет. О чем он сейчас думает?

— Что? — очнулся Валерий.

— Я спрашиваю, о чем задумался? — спросил чертик.

— О ней.

— Зря ты с ней связался.

— Откуда ты знаешь, о ком я говорю?

— А я не знаю. Ты просто зря связался и с той, и с другой.

— Знаю, — Валерий простучал пальцами по скамейке тему Турецкого Марша. — Но не могу о них не думать.

Был последний день перед выпиской. Впереди громадный разнос на работе, материальная ответственность, похороны жены, которая никогда не была женой, изгнание из квартиры и дальше полная муть неизвестности. И еще телефонные звонки.

А сегодня утром ему прислали конверт. В конверте лист бумаги, аккуратно сложенный вчетверо. На на нем рисунок, сделанный вроде бы детской рукой: виселица. Прислали прямо в больницу. И никакой записки. Так что же делать?

Ограбить, что-ли, банк? А почему, собственно, не ограбить?

— Не получится, — сказал чертик. — Это в Америке банки большие и просторные, как концертные залы. Ты входишь с автоматом, заставляешь всех лечь и места вокруг столько, что можно в футбол играть. Тебе насыпают мешок денег и ты уходишь, захватив парочку заложников. Ты в наших банках бывал?

— Нет пока.

— То-то же. Наши банки переделаны из канцелярий. А канцелярии строились так, чтобы легче было заблудиться. Ты входишь в узкий коридор, поворачиваешь направо и налево, там и здесь ступеньки, а потом тебя выгоняют, потому что пропуск выписан не по форме. В наши банки без пропуска не пускают.

Да и денег в наших банках нет — все разграбили заранее.

— А если все же попробовать?

— Не стоит, — ответил чертик, балуясь в песке, — все равно не выйдет. Если хочешь грабить, то выбери что-нибудь попроще.

Например, богатый дом — мало ли богатых домиков?

Валерий вспомнил дом, виденный недавно. Дом стоял на той улице, где живет Пашка и поражал даже не роскошью, а превышением любой возможной или необходимой роскоши. В таком могут быть дверные ручки из золота. Еще тогда мелькнула сегодняшняя мысль.

— Брось, этот Дом будет ограбить еще труднее, чем банк, — сказал чертик.

Слово «Дом» он выговаривал с большим уважением. Было понятно, что он имеет ввиду не просто здание, а именно Дом.

— Может быть, мы говорим о разных домах?

— Крайний Дом по улице Космонавтов. Рядом с домом Пашки.

— Ты мне советуешь?

— Очень верный способ самоубийства. Вернее, чем бутылки.

Тут уже осечки не будет — тебя прихлопнут, как муху. А то, что от тебя останется, сожгут в топке или утопят в болоте.

Уже не одного такого как ты сожгли и утопили.