Твой демон зла. Ошибка

Сергей Волков

Сергей Воронцов, теперь скромный сотрудник фирмы «Залп», неожиданно получил предложение поучиться в престижной школе телохранителей. Во время обучения с Сергеем происходило нечто странное – в его номер приходили необычные посетители и требовали отдать предмет, принадлежащий предыдущему постояльцу, а постоялец-то выбросился из окна… Потом в холле гостиницы Сергея обездвижили уколом и просканировали паспорт… Самое неприятное случилось позже, уже после получения диплома телохранителя. Клиент, сопровождаемый Сергеем, встретил человека, который давно умер…

Глава первая

Сняв со взмокшей головы блестящий шлем «виртуалки», я отключил компьютер и спрыгнул с платформы-тренажера.

— Неплохо. Стрелял, как всегда, хорошо, а вот реакция слабовата. Но в целом — неплохо.

Я почувствовал, как краснею. А от двери ко мне шел президент «Залпа» Руслан Кимович Хосы, невысокий, плотно сбитый, как всегда, одетый в камуфляжку, и как всегда, на его смуглом, монгольском лице играла хитрованская восточная улыбка.

— А я-то думаю, чем занимаются мои сотрудники в рабочее время? Оказывается, блуждают по витруальным лабиринтам, — голос у Хосы был мягким, с едва заметным акцентом, однако каждый «залповец» хорошо знал, что в любую минуту эта кажущаяся мягкость могла обернуться стальной непреклонностью бывшего боевого офицера-десантника.

— Да я, Руслан Кимович, отработал уже. Так, после дежурства развлекаюсь…

— Дома, что ли, не ждут? Ладно, ладно, не тушуйся, я сам грешен, люблю побегать в этой каске, — Хосы кивнул на черный шлем, висящий на кронштейне, и продолжил: — Ты вот что… Как здоровье?

— Спасибо, не жалуюсь.

— Дома?

— Все нормально.

— Норма-ально… А должно быть отлично! — мой начальник улыбнулся еще шире, и я забеспокоился всерьез. — Хотя норма в нашем случае лучше, чем отклонение от нее. Ты сильно изменился, Сергей, за те полгода, что работаешь у нас. Да и зарекомендовал себя отлично. Правда, я слышал, что у тебя в прошлом были какие-то проблемы с зеленым змием… Ну да пусть все твое будет в ладах с твоей совестью, главное, что сейчас ты в форме.

Хосы прошелся по ковру компьютерного класса, заложив руки за спину, покачался на носках у окна, затем повернулся к мне, переминающемуся с ноги на ногу.

— Слушай, Сергей. Хочу с тобой посоветоваться. Есть мнение — отправить тебя на учебу, в школу телохранителей. Ты знаешь, это — престижная работа, очень хорошие деньги, высокое положение в структуре «Залпа». Я говорил с начальником твоего отдела, с твоими коллегами, смотрел твое личное дело… Мне кажется, ты вполне подходишь для этой работы.

Сказать, что я удивился — значит не сказать ничего. Да у меня просто дух захватило при упоминании о школе телохранителей. Телохранители были элитой «Залпа», они не подчинялись никому, кроме президента фирмы, получали просто бешеные (с моей точки зрения) деньги, и при этом часто выполняли пустяковую, (опять же по моему мнению) работу.

В последнее время и у олигархов районного масштаба, и у чиновников, и у воротил щоу-бизнеса стало ультрамодно иметь телохранителя, да еще и не одного. Причем это совершенно не важно, нужен ли клиенту почетный эскорт из квадратноголовых мальчиков или нет. Модно — и все тут.

— Руслан Кимович, в принципе я… — мысли «тревожно путались и рвались», я аж вспотел от волнения. Президент «Залпа» спас меня:

— Обойдемся без принципов. Я уже говорил — есть мнение, что сотрудник «Залпа» Сергей Воронцов достоин быть направленным на учебу в школу телохранителей. Ты — парень рассудительный, поэтому давай так: я даю тебе два дня на размышление, подумай, все взвесь, реши, обсуди с женой, и в среду, часиков в десять утра приходи прямо ко мне. И имей в виду: если ты откажешься, для тебя ничего не измениться, ни отношение руководства, ни теперешняя твоя работа… Ну, будь здоров.

Хосы резко повернулся и вышел из компьютерной. Я несколько секунд обалдело глядел ему вслед, потом подхватил сумку, лежащую на полу рядом с виртуальным тренажером, и тоже двинулся к выходу — все же время поздние, Катя заждалась уже, наверное…

По дороге домой, и в метро, и в троллейбусе я размышлял над предложением шефа. С одной стороны согласиться было очень заманчиво. С другой — большой риск сложить голову под пулями наемного убийцы, подосланного к клиенту, но даже не это меня останавливало… Кто такой телохранитель? По мне, так он более всего походит на «шестерку», которая должна везде ходить за клиентом, и выполнять его указания. В конце концов, решив посоветоваться с Катериной, я переключился на другие мысли. Чего сейчас ломать голову, еще два дня впереди.

Катя встретила меня дежурным упреком и полной сковородкой жареной картошки. Сама она от еды отказалась, сославшись на то, что сыта, и я сразу заподозрил, что тут опять виновата какая-нибудь новомодная диета.

Пока я ел, проголодавшись после суточного дежурства, Катя, подперев щеку рукой, с улыбкой наблюдала за этим процессом, зная, что говорить сейчас что-либо мне бесполезно — все равно не услышу.

Наконец, червячок вошел в состояние заморенности. Катя налила чай, и принялась выкладывать последние новости, «вести с полей», как я их называл.

— Ты знаешь, оказывается, снова входят в моду сапоги-чулки. Ни когда бы не подумала, это так безвкусно. А у нас секретарша самого вчера в них выпялилась, девки все выпали просто.

У Риты опять проблемы, с Генкой. Завел он себе какую-то… Добро бы, просто кобелировал, так он еще и обувать-одевать ее решил. Риткина мать купила для Ритки плащик кожаный, такой, с пояском, ну, размер немного не подошел, ты же знаешь Риткину фигуру. Она без задней мысли отдает плащик Генке, мол, продай на работе. А он и рад. Прошло два дня, говорит — продал. И что? Через неделю Ритке докладывают, что так и так, видели твоего с какой-то фифой, а на фифе был тот самый плащик. Нет, ну гад какой, ты посмотри.

К нам в контору опять проповедник приходил, приглашал, у них там какая-то церковь какого-то Христа, не помню. Я думаю, ерунда все это, все эти секты, церкви, братства. Меня двадцать пять лет учили, что Бога нет. Так неужели я за несколько лет поверю, что он есть? Чушь. Другое дело, Соня и Ленка со своим ходили. Называется «Клуб интеллигентов». «КИ-клуб», сокращенно. Вот это да. Вот там интересно. Ленка рассказывала, так заслушаешься…

Я, если честно, слушал жену краем уха, размышляя над сегодняшним разговором с президентом «Залпа». Внутренне-то я все же склонялся к тому, чтобы принять выгодное и заманчивое предложение, но для порядка и душевного спокойствия надо было посоветоваться с Катей.

Допив остатки чая из чашки, я взял жену за руку:

— Извини, что перебиваю, но мне надо с тобой поговорить. Мне предлагают перейти на другую работу. Само собой, и денег будет побольше, и работа не пыльная…

Катя напряглась, посмотрела мне прямо в глаза:

— И денег будет побольше, и риску?… Сережа, договаривай все до конца.

— В общем, мне предложили стать телохранителем. Поучиться в специальной школе, пройти стажировку. Дали времени на размышление, до среды…

— Сережа, откажись. Ведь убьют за чужие деньги, что я без тебя буду делать?

Я побарабанил пальцами по столу, улыбнулся:

— Да ладно, Кать. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Прорвемся.

Вечером, лежа в кровати, полусонный, я рассеянно поглядывая одним глазом в телевизор, размышляя: «Ну, допустим, я откажусь. Что тогда? Так и буду до самой пенсии сидеть у входа в этот свой банк, проверять пропуска и документы. Со временем отрастет животик, он вон уже начинает выпирать, зараза. Потом лысина проклюнется, зрение испортится, мозги закостенеют — и все, на свалку.».

Перспектива вероятного своего будущего, неожиданно возникшая в голове, напугала меня до крайности. Подбиравшийся было сон слетел, как и не было.

«Спокойно, Серега.», — сказал я сам себе: «Предположим теперь другой вариант. Я соглашаюсь. Оклад, премии, зависть коллег и знакомых — это все само собой. Но самое главное не это. Появляется перспектива. Квалифицированный телохранитель цениться сегодня гораздо выше, чем квалифицированный физик-ядерщик, финансист или там журналист. В конце концов, не понравиться, уйти всегда успею».

«А если не успеешь?!», — вдруг прозвучал в голове «внутренний голос». У меня аж дыхание перехватило — это «второе я» обычно «включалось» лишь в самые ответственные моменты жизни.

«Перенервничал. Все, хватит думать. Завтра же позвоню шефу, скажу что согласен, и точка», — я потянулся, улегся поудобнее. От ощущения победы над нерешительностью вдруг стало весело и радостно. Я даже прищелкнул пальцами под одеялом, на что Катя, читавшая взахлеб какую-то книгу, немедленно отреагировала в своем любимом стиле:

— Сережа, ты чего? Блох, что ли ловишь?

Я фыркнул, поцеловал жену в острое плече:

— Сама ты, Катька, блохастая. Просто думал…

— А-а. Небось, про новую работу? Не нравиться мне все это, Сережа.

Катя закрыла книгу, положила на одеяло, повернула голову, посмотрела строго и укоризненно.

— Тебе-то хорошо, ты у нас героем будешь ходить. Телохранитель. Круче вареных яиц. А вдруг, не дай Бог, тьфу-тьфу-тьфу, что случиться. Как же я без тебя? А ребенок?

Когда Катерина готова заплакать — это для меня хуже нет. Беременность вообще сильно изменила ее, Катя стала более женственной, рассудительной, даже похорошела, но временами нервы, реагирующие на процесс перестройки организма, сдают, и тогда Катя готова плакать по пустякам. Я поднял вверх руки, изобразив позу «ханде хох»:

— Все, милая, все. Именно думая о тебе и о ребенке, я и решил согласиться на эту работу.

Катя всхлипнула. Я погладил длинные темные кудри жены, и что бы сменить тему, подхватил соскользнувшую с постели книгу:

— Что читаешь? О, «Унесенные ветром-2». Ха! Что только люди не придумают. «Два капитана-2», «Три тополя на Плющихе-3», «Четвертая высота-4»…

— «Десять негритят-10», — улыбнулась сквозь набегающие слезы Катя: — Но на счет этой книги ты зря. Очень интересно написана.

Я махнул рукой:

— Дурят нашего брата. Вернее, вашу сестру.

— Да ну тебя. — обиделась Катя, потом вдруг всплеснула руками: — Ой, совсем забыла тебе сказать. Представляешь, какое несчастье. Помнишь, мы на Рождество были у Нельки Симич? Помнишь Надьку Рыбцову? Ну, она с мужем была, с Толиком, большой такой, биохимик, вы с ним еще о рыбалке на кухне трепались? Ну помнишь?

Я кивнул, припоминая здоровенного, что называется, «косая сажень в плечах», мужа Катиной школьной подруги.

— Так ты представляешь — он повесился. Прямо дома у себя. Ему кто-то позвонил, он закрылся в комнате, долго разговаривал, а потом… В общем, Надька через час вызвала милицию, сломали дверь, но уже поздно…

Неприятный холодок проскользнул где-то внутри, на краткий миг возник, нет не сам страх, а только призрачная его тень. Я нахмурился:

— И что? Может, у него депрессия была или пьяный был?

— Да ты что. Он и не пил почти, и веселый был всегда. Да и на работе у него все шло хорошо. А вот так вот раз — и нет человека. Надька себе места не находит, плачет все время. У них же двое детей.

Представить себе, как большой, жизнерадостный человек снимет трубку телефона, выслушивает звонившего, потом хладнокровно запирает дверь, и вешается — для моего воображения это непосильная задача. Чертовщина какая-то.

— Кать, ну, а причину-то выяснили? Может, он записку оставил?

— Да не было никаких причин. И записок он не оставлял. Я же тебе говорю — и на работе у него все было нормально, и с Надькой они жили душа в душу. Наверное, это как-то связано с тем звонком, но милиция ничего выяснить не смогла, кто звонил, чего говорил…

Разговор затих сам собой. Я закрыл глаза, но уснуть сразу не получилось — маленький зародыш страха, поселившийся где-то в душе, словно покалывал меня, словно нашептывал: «Это все не случайно, это все не просто так…» И долго еще лежал я без сна, всматриваясь в светящиеся стрелки часов на стене. Человек, как известно, предполагает, а судьба располагает…

***

Где-то в центре Москвы…

— Ну, а что думает по этому поводу Андрей Эдуардович?

Маленький, лысый человек, сидевший за одной из сторон аспидно-черного, абсолютно пустого треугольного стола, повернул голову к пожилому, полному мужчине, глыбившемуся в кресле слева. Тот снял с крупного, пористого носа старомодные очки в золотой оправе, достал из кармана пиджака огромных размеров синий носовой платок, задумчиво протер стекла. Потом водрузил очки обратно на нос, метнул острый взгляд из-под седых кустистых бровей на третьего собеседника, высокого, моложавого, с идеальным пробором и маской безучастности на тонком, холеном лице, выдержал паузу, наконец сказал густым басом:

— Я с самого начала предлагал выходить на разработчика, на автора проекта. Что толку разговаривать с этими… с руководством, если в «барбосах» у них сидит бывший «гэбэшник», целый «полкан». Да «глубинники» наверняка контролируют деятельность этой шаражки. А автор гуляет под небом голубым, гениальный и голодный. Кстати, Дмитрий Дмитриевич, кто он?

Моложавый Дмитрий Дмитриевич, занимавший кресло справа, медленно повернул голову и ровным голосом, лишенным, казалось, всяких эмоций, отчеканил:

— Пашутин Игорь Львович, тридцать пять лет, холост, кандидат физических наук, работал в НПО «Айсберг» по проблемам, связанным с биоэлектроникой, в интересующей нас конторе с 1999 года, старший научный сотрудник, оклад — семь с половиной тысяч рублей. Проживает по адресу…

Лысый нетерпеливым жестом остановил говорившего. Андрей Эдуардович восторженно крякнул:

— Здорово у вас поставлена работа, Дмитрий Дмитриевич. Ну, так я и говорю — давайте выходить прямо на этого Пашутина. Предложим ему «полную корзинку», вовлечем в сеть…

Лысый хлопнул по столу маленькой, твердой ладонью:

— Я понял вашу мысль. Хорошо, попробуем пойти этим путем. Но… немного погодя.

Андрей Эдуардович удивленно воззрел на него:

— Господин Учитель, а чего «годить»? Возьмем быка…

— Нет. Пока информатор не передал данные о завершении работ над прибором, никаких действий мы предпринимать не будем. А будем мы… Будем мы продолжать наблюдение! Дмитрий Дмитриевич, это возлагается на вашу службу. Вы, Андрей Эдуардович, подготовьте базу для дальнейшей работы по проекту. По моим данным, самое большое, через месяц, экспериментальный образец будет готов. Тогда и выйдем на Пашутина.

Дмитрий Дмитриевич повернул свое лишенное эмоций лицо к Учителю и спросил:

— В случае отказа Пашутина сотрудничать…

— Ликвидация. И тут же, немедленно! — быстро перебил его тот: — Иначе, вдруг появиться кто-то еще, такой же гениальный, и прибору Пашутина будет найдено применение не по профилю. А так… Ликвидируем, изымем техническую документацию, образец, и закроем тему. Все, господа, совещание окончено.

***

Я шел по Смоленке в главный офис «Залпа», лавируя в толпе москвичей и, так сказать, гостей столицы, испытывая большое желание вернуться домой. После вчерашнего вечернего разговора с Катей былая решительность куда-то улетучилась, и в глубине души я даже рассчитывал, что в последний момент Руслан Кимович улыбнется и скажет: «Извини, Воронцов, облом. Свободная вакансия всего одна, мы тут посовещались и решили… В общем, возвращайся спокойно к своим обязанностям и еще раз извини за беспокойство». И жизнь пойдет дальше привычным, размеренным ритмом…

Не пошла…

Едва я переступил порог приемной шефа «Залпа», как серьезная, молчаливая секретарша сразу указала на дверь шефского кабинета.

Хосы, увидев меня, удивленно вскинул брови:

— Ты что, на самолете прилетел?

— Нет, я на метро… — я сел в кресло у стола президента «Залпа», изобразив на лице непонимание.

— Так я минут десять назад велел срочно вызвать тебя. А ты, оказывается, сам пришел. Ну, это и к лучшему.

Хосы выскользнул из-за стола, своей обычной походкой охотящейся рыси прошелся по кабинету:

— Понимаешь, Сергей, обстоятельства изменились. Я обещал тебе два дня на размышление, но вынужден нарушить свое слово. Тебе придется дать ответ прямо сейчас — согласен ли ты на наше предложение или остаешься на своей старой работе.

Я посмотрел в хитрые раскосые глаза Хосы, перевел взгляд на стену за спиной шефа, где под гербом России висела старая казачья шашка в черных облупленных ножнах, и неожиданно для самого себя спросил:

— Руслан Кимович, а это… Реликвия какая-то?

Шеф сел, сцепил пальцы:

— Мой дед в 1905 году, во время русско-японской войны, был подпоручиком, командовал отрядом пластунов. Во время рейда в японский тыл они попали в засаду. Полегли почти все. Деда спас простой уссурийский казак, Никифор Ляпин. На себе нес, всю ночь. Это его шашка. Они тогда обменялись оружием — дед отдал ему свою, офицерскую, а взамен получил казачью…

В шестнадцатом году, дед тогда уже носил погоны штабс-капитана, его разжаловали в рядовые. Кто-то из паркетных генералов в ставке Николая Второго спланировал наступление. Когда был получен приказ, выяснилось — вместо того, чтобы ударить во фланг немецким частям, весь полк, в котором служил дед, должен был атаковать линии обороны немцев в лоб. За отказ положить людей под пулеметным огнем его и разжаловали… Потом много чего было… А за месяц до взятия красными Крыма он отправил бабушку с трехмесячным сыном на руках подальше от войны — в Турцию, в Стамбул, где у нас жили родственники. С ними поплыла и шашка.

Дед так и не узнал, что баржу с беженцами штормом отнесло к Тамани, и там выбросило на берег. Бабушке и моему отцу невероятно повезло — они выжили, они сумели уйти в степь, их приняли на каком-то хуторе, не выдали… Моего отца при рождении нарекли Русланом, но бабушка скрыла это, и когда в двадцать седьмом мальчик пошел в школу, для всех он был Ким, сокращенно от Коммунистического интернационала молодежи…

А дед… Он погиб в том же двадцатом году. Вместе с отрядом казаков до последнего держал заставу на подступах к Севастополю. Присяга… Для него это был не пустой звук…

И вот давно уже нет никого на свете — ни деда, ни бабушки, ни Никифора Ляпина, а шашка — вот она. Свидетельница…

Я посмотрел на Хосы, кашлянул и вытолкнул из себя:

— Я, собственно, вот и пришел… Чтобы не ждать… В общем, я согласен.

Шеф улыбнулся, потер руки, словно купец после заключения выгодной сделки:

— Я в тебе и не сомневался. Значит, так. Сегодня в десять вечера ты уезжаешь в Ленинград… тьфу ты, в Петербург, будешь учиться в самой престижной в России школе телохранителей. Учеба длиться месяц, потом экзамены. Сейчас у секретарши получишь билет, командировочные в кассе, вот тебе рекомендательное письмо к руководителю школы, мы с ним старые знакомые. Потом езжай домой, собирайся, одевайся, готовься, прощайся с женой, и вперед.

Когда поезд придет в Питер, сиди на своем месте, к тебе подойдут, встретят, поселят. Как устроишься, звони, доложись. Ну, все. Удачи тебе, всех благ. Смотри, не посрами.

Ошалелый, я вышел из кабинета Хосы, рухнул на диван в приемной, закурил, рассеянно принял из рук секретарши билет, и только тут осознал, что на месяц уезжаю из Москвы. Расстаюсь с Катей. Нет, и ведь что обидно — как будто трудно было открыть эту школу телохранителей в Москве, а?!