Двойной стандарт

Сергей Викторович Сергеев (2024)

Автор относит роман к поджанру НФ — фантастика реальности, когда экстрасенсорные или мистические явления встраиваются в повседневную жизнь героев. О явлениях знают только герои и читатель, множество персонажей в неведении. Так и в реальной жизни. Они вернулись из будущего в своё прошлое — в настоящее землян, чтобы воспитать человека с мышлением без двойного стандарта……XXV век. Солнце остыло. Флот покидает Землю. Последний корабль проваливается в систему Ливидус, где земляне обустраиваются на планете Медиус и обнаруживают каналы в свой XXI век. Посредством артефакта-браслета они управляют ментальностью людей-проекторов прошлого. Проекторы на Земле — наши современники, военный пенсионер и гадалка, физик по образованию. Проекторы изучают свойства артефакта, борясь с незримым врагом в себе, ведь браслеты — искушение и великий соблазн…Новые ливидусцы воспитывают землян в надежде на помощь в поисках исчезнувшего флота во Вселенной, но двойной стандарт мышления, притягивает иные силы…

Глава 1

На исходе июльского дня, когда солнце, касаясь городских крыш, ещё не потускнело в своем блеске, но длинные тени уже зацепились за дома, подавая надежду, что пеклу вот-вот и конец, с работы домой, утомившись зноем и запахом плавленого асфальта, возвращались горожане; сдвигались жалюзи и гардины, распахивались окна и выходы на лоджии и балконы, чтобы застоялый воздух выплеснулся на улицу из помещений и оставил место надвигающейся прохладе.

Для многих не имеющих кондиционеры эта привычная процедура — обыкновенная дань лету без лишних затрат на электричество, парадоксального насморка и прочих кризисных последствий, и только для Андрея Хрусталёва безвредный оброк в тот ранний вечер обернулся стрессом и головной болью.

Распечатывая балконную дверь, в небесной лазури между разросшимися деревьями он обнаружил святящийся объект. Заворожённый зрелищем, Андрей перестал сражаться с упрямым шпингалетом, так и застыл с поднятой рукой, его взгляд всё сильней втягивался в белый шар, как кролик в пасть удава. Исходивший от шара свет, необычайно яркий для заката, не слепил, но и не отпускал от себя.

Световые дорожки разной длины создавали картинку, схожую с детским рисунком солнышка, такое же чередование лучиков — длинный, короткий. Прожектора-лучи явно находились в режиме поиска, спонтанное желание Хрусталёва «посвети сюда» исполнилось мгновенно. Ослепительный поток ударил Андрею в лицо с потрясающей точностью, шар, несомненно, обладал суперинтеллектом и использовал человеческие эманации в качестве маячка, скоротечно вычисляя правильный курс и глиссаду на объект, излучающий в пространстве мысль.

Веки рефлексивно задёрнулись, но световая мощь чувствовалась и сквозь них. От звона в ушах Хрусталёв оглох, как будто рядом грянул выстрел. Мысли, не успев разбежаться, блокировались, мозг заглючил, как цифровое телевидение в грозу. Опора поплыла под ногами, словно расколовшаяся льдина. Световой удар усилился, насквозь пронзил уже всё тело, и казалось, что оно плавно втягивается в белый туннель, растворяясь и теряя не только естественный пигмент, но и вес. Всё!.. Сплошной яркий свет и ничего более…

Шар погасил сознание, обессветив его. Оно погрузилось в небытиё, где возможности нет проявиться мысли самой, тьма не искрит.

Но вот в голове зажглась чужеродная мысль, точно во тьме чиркнули спичкой, отыскивая путь к спасению:

— Не бойся! Это Себеё…

— Себеё?! Это… по-японски? — чуть успокоившись, но с недоверием заметалась бледным пикселем мысль Андрея.

— Если не нравится, тогда это сэон «С» двести шестьдесят семь», — заново представился интервент.

— Сэон «С» двести шестьдесят семь?! А что это?! — ещё больше удивился разум Хрусталёва.

— Тебе не обязательно знать, скоро и это затрётся, верь нам, и всё будет хорошо!

И тут странное видение заполнило сознание Хрусталёва: он лежит на спине, над ним мощный светильник прямоугольной формы, поделённый внутри ещё на девять секций. Яркий и спокойный свет на тёмном фоне не ослепляет. Прямоугольные секции в светильнике выделяются тусклыми колеблющими линиями. В левом углу — мерцающая пиктография, похожа на силуэт человечка с расставленными конечностями. Вот фигурка резко переместилась в правый угол по диагонали, и снова всё успокоилось и погасло. Опять темно.

Тяжело дышать. Нет, кажется, Андрей просто разучился это делать, ему что-то мешает, сжимая рот и горло. Старается изо всех сил сделать выдох, от усилий надулся и лопнул воздушный пузырь из слюны. Пробует вытереть влагу с губ и со щеки, но рука не слушается, словно нет её, отстегнули. «Ничего страшного, всё знакомо! — успокаивает себя, — Это уже было, операция прошла успешно». Он помнит, он знает, что будет дальше…

Сейчас врач-анестезиолог поможет, он толкнёт его, спросит о самочувствии и соберёт салфеткой со щеки…

Толчок! Он чувствует свою руку, скользящую по лицу, туда, где был пузырь. «Сухо, ничего нет?!»

Очнулся: нет ни врача, ни больницы, ничего не может понять, ощущения прошлого не отпускают его. Лежит на диване в комнате, первая дверь на балкон открыта. Дышит неровно и часто, ощутимы биение сердца и пульсация в висках. Начинает приходить в себя. Дежавю…

Поднялся и сел, облокотившись на спинку дивана. Осмотрелся, — та же светло-серая рубашка с коротким рукавом и фактурными полосами на ткани, те же потёртые синие джинсы. Руки потянулись к голове, непроизвольно приглаживая причёску. По правому уху скользнуло что-то холодное и гладкое. Отдернул руки — на правом запястье браслет…

«Ну вот, уже и глюки… от жары», — появились первые собственные разумные мысли.

Мозг, анализируя сбой сознания, пробежался по закоулкам памяти. Больницу с хирургической операцией отбросил, слишком давно. Задержался на цифрах: «…шестьдесят семь, шестьдесят семь… причём здесь шестьдесят семь? Может семьсот семьдесят семь?!» Тогда это авария, недавно, три месяца назад.

«Чёртова авария! — выругался он, — Сидел бы сейчас у моря и в ус не дул».

Накатили воспоминания о тех цифрах и том дне…

…«Лада» бойко набирала скорость, игриво разбрызгивая влагу весенних луж на встречные машины и на чёрные навалы прессованного снега у обочин и тротуаров. Город, с каждым днём отдаляясь от зимы, расцветал прошлогодним мусором и лоснился от грязи. Но ни серость, ни промозглость уже не могли испортить приподнятое настроение. «Русское радио» пропело «домой» и известило Андрея Хрусталёва, что пришёл конец рабочей недели, а значит, — впереди два выходных. Андрей планов на уикенд не строил, но ощущение безделья, отсутствие спешки и так называемого «рабочего напряга», создавали радостную иллюзию удачных субботы и воскресенья.

Разбитая за зиму дорога не способствовала быстрой езде, но весна окрыляла, и водители старались не замечать ограничивающих знаков на фонарных столбах. По-своему чувствовали весну дэпээсники, деньги у них обрели запах моря и шашлыка, хруст купюр сопровождался напевами Трофимова, а некоторым в их шелесте чудилась иностранная речь. Смешивание городского бюджета со своим не лишало инспекторов избирательности в работе: не всех лихачей тормозили, ориентируясь по номерам, а на штрафы разводились не умеющие грамотно строить диалоги.

Двухразовый пятидневный маршрут стоянка — работа — дом позволил Андрею за полгода выучить все уловки гаишников. Поэтому он не стал чертыхаться вслед грязной «десятке» с номером «семьсот семьдесят семь», окатившей его машину мутной жижей, а лишь промурлыкал: «Ну-ну», зная о стражах порядка за изгибом дороги.

Они не подвели, оказались на месте и как всегда с радаром. Синхронное движение — прибор вниз, полосатая палочка — вверх, и «три семёрки», мигая правым указателем, прижимается к обочине. С грязными потёками на стёклах, но удовлетворённый, Хрусталёв проследовал дальше к перекрестку. Остановившись на красный, полюбовался в зеркало процессом экзекуции.

Ну, так нельзя! Водитель «десятки», не предъявив документов, бросил несколько фраз обладателю формы и резко стартовал, чтобы вновь кого-то обрызгать. На пару с гаишником Андрей испытал разочарование.

Ничего не попишешь — двойной стандарт. Выражение в обиход ввели власти, причём на самом верху и абсолютно по делу. Касается оно в основном международных отношений западной демократии и развивающихся стран. Но в жизни, как и в политике, всюду — двойной стандарт, одним словом: внизу также, как и наверху.

Размышления Андрея прервал сигнал сзади. На светофоре горел зелёный. Включив передачу, помчался догонять колонну. Теперь обогнали справа, конечно, городской поток не терпит пустоты, но зачем уж так-то. «Три семерки» подрезала его на грани «фола» и помчалась дальше.

«Так недолго и въехать куда-нибудь», — только успел подумать Андрей, как раздался скрежет тормозов и глухой звук удара. «Десятка» торчала в задней части «Газели»: «Там же зебра для пешеходов!»

Тихонько объезжая аварию (вот так и зарождаются пробки) с удовлетворением принял ниоткуда взявшуюся инородную мысль: «Семёрки» наконец-то попали в то место, куда и стремились». Травм, судя по осматривающим ущерб водителям, не было. «Ну и, слава богу, а в остальном, так ему и надо, магия трёх семёрок не сработала», — облегчение и эйфория от таких мыслей слегка затуманили мозг, как большой глоток прохладного пива в жару, а вот на душе стало неприятно, словно туда, преодолев тёплый салон автомобиля, прокралась весенняя свежесть.

Миновав пешеходную зону, автомобиль Хрусталёва выехал на кольцо. Справа всех пропускаем, «Газель»-фургон ограничивает обзор. Впереди стартовала «шестёрка», он за ней, но с опаской смотрит вправо, удар, машина глохнет — это неожиданно затормозила «шестёрка», неизвестно чего испугавшись. «Ну, вот и я тоже в «заднице», — мелькнула мысль, а вдогонку и вторая, — не надо другим желать того, чего себе не пожелаешь».

Андрей набрал домашний номер, к ужину пусть не ждут, процедура оформления аварий небыстрая, к тому же в очереди он последний. Теперь выходные пройдут по-иному и запомнятся надолго. Да и отпуск у моря переносится на следующий год, ремонт машины поглотит накопленные деньги. С летом вместе они останутся в любимом городе, чтобы лёгкие не лишились смога, тело — асфальтовой сауны, а загаром солнце и здесь наградит, только офицерским — коричневыми станут лицо, руки выше локтя, шея и треугольник на груди.

Андрей только начал привыкать к гражданской жизни, уволившись из рядов и решив множество бытовых проблем, только его сознание озарилось свободой планирования, отличной от армейской, как первые проекты на отдых рухнули… в общем, снова как у всех не получится. Майор запаса, бывший военный лётчик — молодой пенсионер. Смешно и грустно одновременно. Когда оформлял паспорт, отвечая девушке из окошка на вопросы о месте работы, произнёс: «Пенсионер». Та подняла глаза, осмотрела молодого человека среднего роста, плотного телосложения, по-военному коротко стриженного, русого, с голубыми глазами и задумчивым взглядом и, не поверив словам, заглянула в документы. Сличив там фото и выверив дату рождения, с завистью произнесла:

— Надо же, хорошо сохранились, Андрей Викторович, завидно смотреть.

— Веду здоровый образ жизни, — пошутил он.

— Что не курите и не пьёте? — удивлённо вскинула она брови.

— Курить бросил лет восемь назад, выпиваю в меру и лишь когда есть повод, — просто и без гордости пояснил он.

— Оно и видно, а мой на шесть лет младше, а выглядит, настолько же старше, — с горечью в голосе пояснила она свою озабоченность.

Для своего возраста Хрусталёв выглядел моложаво и чувствовал себя неплохо, только при внимательном рассмотрении можно заметить пробивающийся седой волос в висках, да если раздеть, обнаружишь распущенный и слегка поплывший животик. В последнее время стала побаливать спина при длительной езде на автомобиле, но такое и у молодых бывает. Ну, а в душе он всегда оставался оптимистом и мечтателем, двигаясь по жизни в предвкушении чего-то интересного, необычного, что наступит завтра — в конце недели, летом, на следующий год. Он как-то прочёл в инете комментарий психолога о людях, которые воздвигают стены для защиты от депрессий. Одни постоянно молятся, другие пьют, третьи употребляют наркотики, кто-то принимает антидепрессанты, а он верит в хорошее завтра… Это его ограждающая конструкция, с годами она истончается, как кровеносные сосуды, и он понимал, придёт время, и стена рухнет, что же будет тогда? Наверное, выроет траншею…

Так вот, эта ничем не обоснованная вера в эфемерное будущее, которое всегда представляется лучше реального, хорошего настоящего, держала Хрусталёва на плаву, не позволяя утонуть в жизненных передрягах.

«Ничего, и аварию переживём! — успокаивал он себя тогда. — Это не то… завтра».

«Пережил, называется!» — отбрасывал он прошлое, постепенно приходя в себя от светового удара.

Теперь он вспомнил про балкон и свет, на этом всё обрывалось, дальше знакомые ощущения… от хирургической операции. Круг замкнулся.

«А он реальный, не глюк!» — удивился Андрей, осматривая трофей на запястье.

Наконец-то Хрусталёв отвлёкся от круга воспоминаний, и навязчивые цифры перестали досаждать, словно закрылся ящик Пандоры, со всеми бедами внутри, а любопытство осталось снаружи. Андрей успокоился, мир снова казался интересным, а браслет требовал изучения.

Серебристый обруч из необычайно легкого, невесомого металла притягивал и ласкал взор. Конструкция артефакта состояла из двух колец, насаженных одно на другое. Лежащее на запястье, внутреннее — шириной около трех сантиметров, слегка выступало из-под округлостей внешнего. На верхнем кольце три равноудалённые кнопки с особым геометрическим образом — треугольник, ромб и овал. На нижнем кольце ещё имелась и метка в форме треугольника.

«Для кнопок при совмещении», — домыслил Андрей. И левая рука начала искать подтверждений, трогая верхний обруч. Он легко проворачивался по оси без значительных усилий, но внутренняя часть браслета оставалась неподвижной. При вращение по кругу, предмет не издавал звуков, пока овальная кнопка не совместилась с меткой, тогда послышался легкий щелчок. Возникшая подсказка «нажать» преобразовалась в действие. Где-то внутри конструкции отчётливо проявились вибрации, широкое кольцо разжалось, и запястье освободилось от браслета.

Окольцованная пташка снова на воле. Если с ней всё ясно, то с хозяином колец, властелином, непроглядный туман. Почему ничего не отложилось в памяти, как это произошло, и кто надел? Одни вопросы… Выглядит всё странно и угрожающе неприятно. И тут впервые он отчётливо воспринял, как две половинки мозга обсуждают общую проблему.

«Поздравляем, похоже, беляк! — решилось охарактеризовать необычный процесс левое полушарие». «Беляк, беляк… — эхом закружилось в голове и докатилось до правого полушария, которое, ещё не въехав в тему, как спросонья уточняло, — Не понял!..» Левое бойко продолжило: «Белая горячка, говорю, глухня!» Теперь правое возразило уже рационально: «С чего бы, не пили и не пьём-с…» «Точно, значит больные, — ещё энергичней подхватило первое». Но невозмутимость правого не дала слабины: «Просто не хочется».

Диалог провис так же неожиданно, как и начался. Опять дежавю, но теперь другого порядка. Как только пытается вспомнить о шаре и браслете, происходит сбой в поисковой программе мозга, словно кто-то уводит от настоящего, подыскивая похожее в прошлом.

Притихшие половинки бросились снова обсуждать проблему. Инициатором выступала левая: « Я же говорю — больные, склероз нужно лечить!» В этом случае правая подхватила тему сразу: «Какой склероз? Здесь похоже на парамнезию, на одну из её разновидностей…» «Убедил, вон какие слова извлекаешь… ну, что там ещё? — не останавливалось левое полушарие». «Ложные воспоминания, пробелы заполняются событиями прошлого, схожими эмоционально… — процитировало правое данные вскрытой ячейки». И опять последовал провал.

Тут же нарастающее чувство тревоги привело к воспоминаниям молодости, лейтенантским годам. Отдых в профилактории ВВС Хабаровска, кутили две ночи напролёт и… допились. Необъяснимый страх не позволил поддерживать компанию со столь высоким темпом. Андрей отказался от похода с товарищами в «Белую лошадь», винный магазин на окраине Хабаровска, с последующим многочасовым стоянием в очереди, отрыжка «перестройки» и «сухого закона». Одиночное метание по номеру гостиницы вылилось в идею о трудотерапии. Лейтенант раздобыл швабру с ведром у дежурной по этажу, и пол снова заблестел, влажная уборка проводилась ежедневно по утрам персоналом профилактория.

«Так-так-так! Нужно чем-то занять себя, съехать с этих воспоминаний: выйти на балкон, подышать воздухом. Ну, нет, один раз уже сходил. Кстати, зачем я туда потащился? Точно… сегодня очередное собрание во дворе, и я хотел посмотреть, началось ли?»

Он делает вторую попытку вырваться из круга далёкого прошлого, переключившись на реалии сегодняшние, и не замечает, как снова погружается в воспоминания. Мозг автоматически ищет ту ячейку, где спрятались эти назойливые цифры, но каждый раз проскальзывает мимо…

«Значит, собрание хотел посмотреть, будь оно семь раз неладно, тьфу, опять…»

Собрание жильцов его подъезда пытается каждые полтора-два месяца текущего года достичь консенсуса в вопросе установки домофонов. Весь двор был в курсе и с интересом ожидал финальной части водевиля.

А двор — меж двух пятиэтажек по улице Сакко и Ванцетти и, примкнувших к ним, кирпичных заборов. Двор небольшой, и улица короткая в три квартала с названием, вызывающим у Хрусталёва приятные воспоминания детства.

Коробка цветных карандашей «Искусство», дефицит семидесятых годов, всегда осматривалась досконально, а там сбоку надпись: «Изготовлено на фабрике художественных принадлежностей им. Сакко и Ванцетти», и молодому поколению того времени казалось, что свои фамилии названию дали итальянские художники, рисовавшие такими карандашами в эпоху Возрождения.

Разочарование наступило в период изучения истории, из школьной программы Андрей узнал, что итальянцы совсем не художники. Но ассоциация с искусством так осталось на всю жизнь, и когда в середине девяностых переезжали семьёй в этот дом, название улицы стало приятным воспоминанием о счастливой поре, а двор близким и родным. Хрусталёв, сообщая новый адрес другу, так улицу и представил:

— Имени итальянских художников.

На что тот, немного помолчав в телефонную трубку, парировал:

— Хватит врать — это американские рабочие.

Первое же появление во дворе вызвало у Андрея приятное чувство комфорта от многообразия растительности. В ту пору по центру рядом с пирамидальным тополем выделялась плакучая ива. Её густая крона из длинных и гибких, словно покрытых лаком, ветвей с ярко-зелёными и узкими листьями походила на женскую голову с модной причёской. Тонкие ветви свисали над низким палисадником и в некоторых местах касались асфальта, как дреды с плеч девушки, из-за чего дерево и считали главным украшением. Жаль, что её нет теперь, без женской красоты двор потерял уют и выглядит неухоженным.

Зато две липы у дорожки, соединяющей центр с первым подъездом, с тёмным блеском листвы и светло-зелёными прицветниками, с вечно гудящими насекомыми в кроне, отчего жёлтые цветы кажутся живыми, захватили первенство среди оставшихся насаждений. Под одной из них, ближе к кирпичной стене, отделяющей двор от детского садика, находилась лавочка.

Вот сегодня на этой площадке у лавочки должен решиться вопрос установки железной двери подъезда с домофоном. Главные противники установки — наши признанные малоимущие пенсионеры…

«Так, всё, нужно идти к людям, иначе…», — не успев подумать о последствиях, Андрей сбежал из квартиры, загрузив мозги простым механическим движением.

Когда Хрусталёв выскочил из подъезда, собрание было уже в полном разгаре. Вела его молодая девушка, в тёмных джинсах и светлой блузке. Одной рукой она неустанно поправляла длинные светлые волосы, а второй, с тетрадкой, жестикулировала, негромко объясняя что-то десятку жильцов, окружавших её. Слушатели стояли и трепетно внимали, их лица не источали восторга, но были напряжены и заинтригованы. Выявить активистов не составляло труда, они жались к говорящей и выказывали готовность перехватить речь, если понадобится.

— Ну вот, — закончила представительница фирмы, — в принципе и всё. Теперь решайте сами, как вам поступить. Надумаете — звоните, телефон у вашего представителя. Я должна покинуть вас, у меня ещё одно собрание по такому же вопросу.

И со словами:

— До свидания, надеюсь на сотрудничество, — покинула круг.

Андрей смотрел ей вслед, как она удалялась по оси двора между машинами, наклонив голову, точно боясь задеть ветви деревьев высоко наверху. Девушка двигалась как бразильянка с туго обтянутыми плотным материалом, толстыми бёдрами. Ноги при ходьбе задевали друг о друга, и тем самым создавалась видимость хромоты или какой-то ортопедической болезни у идущей.

«Интересно взглянуть, как она бегает, — домыслило левое полушарие за Хрусталёва, — только кому интересно?»

Андрей повернулся и обнаружил, что народ давно уже не безмолвствует, жарко обсуждает насущные проблемы. Первой доступной и понятной для него фразой стало выражение: «Нет денег!»

И произнесла её баба Вера в выцветшем, как и её глаза, бледно-голубоватом платке. Косынка, повязанная наподобие бонданы поверх белёсых косм, неизменная синяя кофта и эмалированное ведро для мусора в руке — вот и все главные отличия Веры Васильевны от остальных старушек двора. А курьёзный атрибут — ведро — наводил на мысль, что с ним она родилась восемьдесят лет назад и не расстанется до самой смерти. Если баба Вера сидела на лавочке, ведро стояло рядом, а если двигалась вдоль двора к мусорным бакам, оно было в руке, нередко полупустое. Дефиле вдоль окон двух домов с ведром — это старческий променад.

«Интересно, а когда она спит, куда ставит ведро — к ногам или у изголовья?» — вопрос возник сразу у обоих полушарий, а стимулировал его сторонний наблюдатель, сверив зрительный контакт с ячейкой памяти «Баба Вера». Давая лишнее подтверждение Хрусталёву, что в настоящий момент мозг работает сам по себе, информируя помимо хозяина кого-то ещё.

— Теть Вер, для вас будет десятипроцентная скидка, как ветеранам.

— Ну, нету у меня денег со скидкой или без. Нету.

И тут активисты неожиданно получили помощь из стана противников.

— Бессовестная ты, Верка, — резанула Зоя Петровна, — у сына деньги куры не клюют, а ты прибедняешься.

— Ты моего сына не тронь, о своём алкаше лучше позаботься, а то живет на отшибе в халупе, а сама к себе даже внуков прописать не хочешь.

— Не твоего ума дело, займу, если у тебя нет.

— Обойдусь, не занимала и не буду! Вон, молодухе одолжи, — кивнула баба Вера на Тоньку, женщину тридцати лет.

Антонина, мать-одиночка, с двумя детьми ютилась на пятом этаже в однокомнатной квартирке своей бабушки. Раньше бюджет семьи складывался из Тонькиных подработок, пенсии и подаяний, собранных полусумасшедшей старушкой на входе в ближайшие магазины. В то время существование было сносным, а теперь, после смерти хозяйки недвижимости, граничило с нищетой.

Вообще с подаяниями в подъезде Хрусталёва — перебор. Приблизительно полтора года назад в квартире на втором этаже проживал одинокий семидесятилетний слепой. Он регулярно стоял с протянутой рукой на многолюдном местном «Арбате», за что неоднократно получал тычки от хозяев тамошних попрошаек. Последний раз его так сильно отходили, что он через неделю умер от побоев в своей квартире. В подъезде общался только с бабой Верой, которая помнила его ещё зрячим. Она ухаживала за ним перед кончиной, вызывала скорую, но врачи не смогли помочь на дому, а ехать лечиться куда-то больной отказался.

— Этого квартирного бомжа не возьмет ни одна больница, — произнесла врач скорой перед уходом.

— Почки ему отбили, — констатировала причину его смерти баба Вера.

Кто первым начал побираться: слепой или сумасшедшая, теперь уже не выяснить, их нет. Квартиры поделили: слепого — отошла муниципалитету, ну, а бабушкина — внучке. Только Антонине от этого легче не стало: доходы резко сократились, а плата за квартиру и коммунальные услуги перестали быть льготными. Антонина работала санитаркой в больнице, подрабатывала в парикмахерской, стирая на дому полотенца. По ночам к ней ломились ухажёры, принося с собой выпивку и закуску, а иногда — детишкам печенье и лимонад, жалея денег на Пепси и Колу.

— А мне не надо, я не собираюсь домофонов ставить, — отозвалась Антонина, когда до нее дошёл смысл кивка бабы Веры.

— Тебя никто не спросит, поставим и всё, — взревел первый этаж, самый заинтересованный.

— Поставите, вызову МЧС и срежу вашу дверь на хрен. Я мать-одиночка, целый день на работе, мне некогда топтаться перед дверьми, детей нужно кормить.

— Пивом что ли? Они у тебя только пустые полтарашки на помойку оттаскивают мешками.

— Не ваше собачье дело, откуда пиво!

— Оттуда! На пиво денег не жалко, а на домофон — жаба давит.

Андрей воспринимал речь окружающих в пол-уха, ему казалось, что самое главное и «интересное» может в любую секунду произойти у него в голове, ниоткуда появится новая мысль, которую он не успеет зафиксировать в памяти, и тогда ему снова придётся мучиться и вспоминать, так же, как те цифры. Да и сходка терапевтического эффекта не давала, наоборот, раздражала. Тут же его намерения поддержали полушария, затеяв между собой диспут о жизни, а роль пассивного арбитра оставив ему.

— Какой нормальный человек будет выслушивать эту хрень, когда несколько минут назад с ним случилось такое?..

— Кстати, эта «хрень» и есть наша жизнь…

— Хотя, собственно, что произошло?! По голове не били, не ограбили, даже наоборот, подарили браслет на руку!

— Ну да, а что это за шар и свет, который оглушает, как дубина?

— Возможно — это какое-то заболевание, ну, предположим, что шизофрения так и начинается.

— Опять про болезни?! Прямо паранойя…

— Шар и свет должны видеть многие, если всё это — реальность, как и сам браслет.

— Пошли немедленно удостоверимся в наличие той самой вещицы, а вдруг её нет…

Диспут застопорился, последнее предложение оказалось весомым, заставив Андрея попятиться из людского круга. Он влетел на этаж, резко хлопнула входная дверь. Не снимая сандалий, Хрусталёв миновал коридор и в комнате обомлел. Серебристый обруч лежал на диване у боковой спинки, там, где его и оставили.

«Так-так, сейчас… — обрывки малых мыслей зажигались и гасли, не успевая формироваться в окончательные мыслеобразы». На автопилоте вернулся в прихожую, чтобы скинуть обувь. Снова оказавшись в комнате, взял в руки браслет и постарался внимательно рассмотреть, чтобы не пропустить ни одной детали, но странное желание надеть его пересилило. Снова вибрации, кольцо мягко охватывает запястье.

Что дальше? Ничего не происходило, и мир не перевернулся. Волнений не было так же, всё обыденно, как будто он надел на руку часы. Схожая утренняя процедура при уходе на работу.

С эстетической точки зрения безделушка выглядела прилично, стать другой мешали кнопки, вот если бы вместо них вставить драгоценные камушки, тогда да — женское украшение дорогого вида. На руке мужчины может сойти за «циркониевый браслет», который всё рекламировали как лечебное средство в телевизоре, но только в том случае, если вы это средство в руках не держали.

«А что, будем говорить всем для стабилизации давления, — отозвалось рационализмом правое полушарие, — не выбрасывать же сразу вещицу, даром обретённую. Вот только проверить на излучение не помешает».

Сколько времени он любовался браслетом, не засекал, процесс прервал звонок. Андрей открывает дверь, входит супруга.

— Всё, ставим домофон. Уломали бабок, — возбуждённо с порога произносит она, — прощайте сонные бомжи на лестнице по утрам, запахи в подъезде, как в общественном туалете, и шприцы на подоконниках.

— Лен смотри, что у меня, — не обращая внимания на её скороговорку, выпалил он, протягивая вперед правую руку.

— Где?.. Опять дурачишься.

— Ну, на руке.

— Отстань со своими приколами. «Что на него нашло?»

— Да ничего не нашло.

— Мне кажется про «нашло» я не говорила, — встретившись взглядом, по слогам повторила она. — « А может, и сказала, да не заметила».

«Стоп! — завелась с пол-оборота левая половинка мозга, — последнюю фразу она не говорила, рот закрыт». «Точно! — согласилась правая, — я слышу её мысли, ну, как тебя. Нужно остановиться и быть внимательней, иначе…» «Чего ты задёргался? Сам достраиваешь диалог за другое лицо, и сам же боишься! — неожиданно отступила левая». Парировать её выпад правая не успела.

— Завтра перед работой зайди в домоуправление, отдай показание счётчиков, — прервала его внутренние диалоги Ленка. «Сходит, не развалится», — добавила про себя.

— Схожу, — ответил Андрей и солидарно с обоими полушариями подытожил, — «эта штучка на руке невидима, к тому же нужно быть начеку и соображать пошустрей, что-то в ней ещё есть такое, чего мне пока не понять».

На следующий день с браслетом в кармане Андрей отправился выполнять поручение супруги. Домоуправление задержало его дольше, чем хотелось, он опаздывал на работу. Хорошо, когда свой транспорт, но удачным это утро не назовешь, казалось, вот уже нагнал время, ловко маневрируя по полосам, максимально возможно нарушая скоростной режим, вырвался на финишный отрезок, а там… — пробка.

В каждом городе имеются узкие места, где транспортные коллапсы возникают регулярно. Здесь таким местом слыл железнодорожный переезд, рассекающий крупную автомагистраль почти на самом выезде из города.

В каждом городе существуют и карманы-ловушки, где доблестные гаишники отлавливают незадачливых нарушителей. В этом узком месте был ещё и такой карман, одним словом, как в рекламе про шампунь.

Хотя переезд оснащен светофором, автоматическими шлагбаумом и барьерами, но с каждой стороны почти весь день, лишь с перерывом на обед, дежурили экипажи ДПС. В народе над этим шутили рифмовкой:

— Не только автоматическими подъемниками, но и денежными отъёмниками.

Вся фишка заключается в закрытии переезда, когда водители последних машин поневоле становятся нарушителями. Шлагбаум ещё не закрыт, но уже раздаётся звонок, и мигает красный свет. Объяснения «без вины виноватых», что звонок их застал уже на пересечении рельс, не принимаются, и развод на деньги идет как обычно по полной программе. Не всё проходит гладко, однажды переезд осиротел на полтора месяца. Гаишники отняли права у крупного чиновника соседней губернии, спешившего в гости к местному коллеге и отказавшегося по статусу платить штраф на месте. Права вернули, кормушку закрыли… временно.

Андрею предстояло слева объехать стоявшие колонной автомашины и почти перед шлагбаумом свернуть направо в тупик промзоны. После банкротства крупный завод растащили по частям для создания множества мелких частных организаций, в одной такой фирме и работал Хрусталёв.

Такую же схему объезда перед этим осуществил джип, юрко шмыгнув в проём бывших заводских ворот. Старший лейтенант ДПС невозмутимо проводил того взглядом. Автомобиль Андрея, следующий за джипом, не понравился офицеру. Полосатая палка указала на место для экзекуции.

— Нарушаем… — только и разобрал Хрусталёв из краткого монолога.

У Андрея от несправедливости перехватило дыхание.

— Можно ещё раз услышать, что я нарушил, — неубедительно возразил он, протягивая права и документы на машину.

— Пройдемте… — улыбаясь, милиционер показал на «Ладу» пятой модели с мигалкой и добавил, — разберём ваши ошибки.

Усаживаясь рядом с инспектором, Андрей уже мысленно прокручивал размеры штрафа: «Железнодорожный переезд стоит дорого, обгон перед ним запрещён!» «А мы и не делали этого, — включилось левое полушарие». «Точно! — поддержало её вторая половинка, вскрывая ячейки с дорожными правилами, — Мы, как это называется, опережали, нет объезжали».

— Я никого не обгонял, а объезжал, — ободрённый Хрусталёв озвучил предварительные размышления.

— Никто вам и не вменяет обгон, у вас иное нарушение, которое может повлечь за собой лишение водительского удостоверения, — солидно произнёс старлей, — читайте вот этот параграф, — передал ему раскрытую книгу.

— Я за очками, без них сложно, — отпросился Андрей.

Хрусталёв достал из папки очки и, не зная почему, браслет из кармана. Лёгкая вибрация и серебристый обруч на запястье. Вернувшись в машину гаишника, энергично взял с панели книгу, раскрытую на разделе «Движение через железнодорожные пути». Взгляд азартно запрыгал по тексту, спускаясь в поисках истины всё ниже, точно белка из городского парка, ловко сбегающая за кормом по древесному стволу.

— «Запрещается выезжать на переезд», не то, а вот: «Кроме того, запрещается: объезжать с выездом на полосу встречного движения стоящие перед переездом транспортные средства».

— «Сколько же брать с лоха упёртого, пятьсот или триста? Читает он, очки нацепил…»

Хрусталёв опасливо покосился на инспектора, наблюдающего сквозь прищур и лобовое стекло за переездом, губы поджаты, рот закрыт, а ладошка слегка постукивала по рулю. Имея опыт вчерашнего общения с женой с помощью браслета, Андрей сообразил, в чём дело, и, не отвлекаясь, продолжил чтение.

— «Ничего себе мыслишки у нашей милиции», — с возмущением высказалось левое полушарие.

— «А-а! Значит, мы правы», — отозвалось и второе.

— На встречную полосу не выезжал. Это статья не подходит, — уже более твёрдо произнёс Хрусталёв, передавая книгу владельцу.

— «Не хотел же сначала останавливать, бодай его теперь…», — сетовал в мыслях гаишник, но голосом добавил, — составим протокол, на комиссии разберутся.

— «Должен дрогнуть», — настаивало правое полушарие, и Андрей пошёл в атаку на инспектора, — Разметки нет, а ширина позволяет три полосы, в суд подам. Любой пристав согласится со мной, замерив проезжую часть.

— «Теряю время с этим скупым жлобом. Борец, блин, за справедливость».

— Настроения нет возиться с протоколом, на первый раз прощаю, — великодушно поучал инспектор, возвращая документы, — «Номер запомнить, прихвачу в следующий раз, вон и переезд открылся».

— Спасибо, лейтенант, быть вам капитаном, — с настроением пошутил Хрусталёв.

— «Вот гад, издевается! Из меня лоха сделал! Хотя сам виноват, видел и раньше эту «Ладу», работает тут, подготовился…»

— «Браслет — супер!» — восторгалось правое полушарие, когда Андрей прятал вещицу в карман, садясь за руль, а левое иронизировало, — «Взгляни на часы, шеф уничтожит нас вместе с браслетом».

День прошёл как обычно, а это значит много работы, и некогда думать о постороннем. Но Хрусталёв заметил одну странность, хотя браслет и не охватывал запястье, в обыденном общении с сотрудниками не слышался, а дополнительно ощущался шепот. Причина такого явления ему понятна, покоится в глубине кармана, но вот как быть с самой причиной?..

Вопрос начал решаться сам собой после проверки на радиоактивность — она отсутствовала, теперь всё свободное время уходило на изучение случайных событий, вызываемых этим предметом, на познание самого себя, своих новых возможностей.

Вначале процесс походил на развлечение. Усилиями воли двигались предметы по столу: футляр для очков, пульт от телевизора, пэт-бутылка, лист бумаги и блокнот. Без помощи рук в раскрытой книге перелистывались страницы, запущенный бумажный голубь долго парил в управляемом полёте, в ванной скручивались колпачки с тюбиков пены для бритья и зубной пасты, срывал листья с деревьев около дома, и в штиль создавался ветер.

Всё это было занимательно, повторялось многократно, особенно понравилось писать взглядом на запотевшем зеркале в ванной комнате. Пробы отображения текста на экранах телевизора и мониторе компьютера при помощи мысли не удались, но Андрей интуитивно осознал, что такое возможно, но необходимы тренировки. Ко всему прочему, не помешала бы и теория, объясняющая эти явления.

Неделя пролетела незаметно. В выходную субботу Хрусталёв отправился в парикмахерскую, расположенную с уличной стороны дома напротив, обычную, не салон, с дешёвыми тарифами за услуги, одним словом — «совдеповскую».

Андрей слушал радио, ожидая очереди в холле выдержанном в спартанском стиле, где кроме дерматиновой кушетки и зеркала лишь голые стены, и поневоле всматривался в обстановку зала с двумя работающими мастерами. Между креслами в зале стояла этажерка, полками ей служили пластмассовые корзины с приклеенной скотчем табличкой: «Чистое бельё». Тут же прямоугольное ведро с откинутой крышкой и другой надписью: «Грязное бельё».

— «Писали бы лучше — «использованное», не так унизительно!» — раздражаясь, прокомментировало левое полушарие.

— «Это кому как… хозяин молодой, из саун не выходит, почти живёт там, брезгливый, а прилагательное «использованное» совсем не относится к существительному «бельё», — возразило правое.

— «Ты думаешь, в его лексиконе оно связано с другим словом?»

— «Уверен».

— «Но, «грязное» также унизительно».

— «Успокойся — это просто показуха, вот, мол, чинухи — всё для вас!»

В этот момент диктор радио подкинул более увлекательную тему для умственных упражнений, сообщив номер телефона студии желающим поделиться наблюдениями за чем-то необычным. В качестве примера рассказал о светящемся шаре, появившемся над городом в прошедший понедельник. НЛО, так назвал его ведущий передачи, оказывается, в городе наблюдали многие, это подтверждается массовостью звонков.

— Я тоже видел, — оживился седоватый мужчина предпенсионного возраста, которого только что закончили стричь.

— Да что вы говорите, Валентин Сергеич, — подзадоривала его мастер, принимая деньги за работу.

— Да-да, я серьёзно говорю, вы зря мне не верите, — отступая к выходу, продолжал убеждать Валентин Сергеевич.

Пройдя середину зала, он остановился и вопросительно осмотрел себя в зеркале.

— А я не удивлюсь, если это действительно НЛО, — вступила в дискуссию второй мастер, продолжая колдовать над клиентом, — даже престижно для нас, а то слышим о явлениях где-то, а у нас нет. Вот теперь и мы не хуже остальных.

Слова эти произвели недоброе впечатление на Валентина Сергеевича, он раздражённо хмыкнул и вышел из зала в холл.

Хрусталёв на миг встретился с ним взглядом, и Андрею показалось, что наблюдатель НЛО не ожидал насмешливой реакции окружающих. Валентин Сергеевич, не прощаясь, покинул холл, дверь стукнула, возвратившись в исходное положение под действием пружины, а разговор в зале завладел вниманием Хрусталёва.

— Чудаковатый мужчина, — не стесняясь в выражениях, охарактеризовал клиента работающий парикмахер, — Алён, а откуда ты его знаешь? — обратилась она к своей напарнице.

— Это бывший председатель моего ЖСК, — ответила Алёна, аккуратно заметая остатки волос в совок.

— За что выгнали? — нехотя продолжила расспрос коллега.

— С чего, ты, взяла, что выгнали?

— Ты сказала «бывший»…

— Сам ушёл. Вообще история тёмная, разное говорят. Председатель он деятельный, при его руководстве в квартирах было тепло и горячая вода, не то, что сейчас.

— Зачем же отпустили? — удивилась напарница.

— Мы его и не отпускали, два раза собрание собирали, просили остаться, ушёл по здоровью. Следующий, проходите, — пригласила Алёна.

Сосед Хрусталёва, молодой человек, прошёл и сел в кресло. После стандартного опроса клиента, Алёна, как ни в чём небывало, продолжила рассказ.

— Я и говорю, что всё там не так просто. Умел он собирать плату за коммуналку, где убеждением, другой раз и нахрапом, а иногда и через суд. Вот, поговаривают, и нарвался.

— Как это? — поддерживала тему второй мастер.

— Да вот так. Вывесил он списки должников по оплате, и в них мент оказался, квартиру у нас в доме снимал. Сразу же приносят председателю повестку явиться в милицию. Он туда, — а там в кабинете сидит знакомый квартирант-неплательщик и заявляет, что зарплата у него маленькая, поэтому председатель должен придумать что-то, так как платить за нанятое жилье дважды дядя милиционер не собирается. Валентин Сергеич ничего умного не придумав, находит хозяйку квартиры и предъявляет требования по оплате ей. Его повторно вызывают в милицию, но уже разговаривают невежливо, а предупреждают, что у него могут начаться крупные неприятности. От таких наездов он и подал в отставку.

— Видно грешен перед властями, что так быстро сдался, — вынесла вердикт напарница, закончив стрижку и освобождая клиента от пут «грязного белья».

— Самое ехидное во всём этом, — продолжила Алёна, — мент через пару месяцев получил квартиру в другом районе и переехал. Валентин Сергеевич устроился председателем садоводческого товарищества. В накладе остались только мы — жильцы кооператива, в доме постоянные проблемы не только с горячей водой и отоплением, но теперь и с холодной, и с вывозом мусора, дворники постоянно бастуют. У нового председателя на всё отговорка: «Нет денег». Один вопрос — куда он их тратит?

— Ну, а как дела у Валентина Сергеевича на новом месте? — с иронией в голосе спрашивала вторая парикмахерша, приглашая жестом и взглядом в кресло Хрусталёва.

— Ты знаешь, прекрасно, — ответила Алёна, — на поприще садовода развил такую деятельность, товарищество процветает. Им все довольны, даже дачи в том поселке подорожали. Статью в местную газету накатал под названием: «Овражнобуерачные сельхозпродукты». Пишет, что все балки, буераки и овраги приносят неплохие урожаи. Типа трудолюбивые дачники умело разрабатывают бросовые земли, а настоящие пахотные чернозёмы зарастают бурьяном, а те, которые используются по назначению, имеют низкий коэффициент отдачи. И в конце парадоксальный вывод: нужно развивать овраги, балки и буераки, так поднимется сельское хозяйство.

— Ого, прямо фельетонист! — восхитилась мастер за спиной Андрея.

— Если бы… я же говорила — деятельный, на соседние колхозные поля зарится, — подытожила Алёна.

А слушавший Хрусталёв сделал выводы и для себя. Во-первых, шар наблюдал не он один, что уже хорошо, отпадает вопрос о галлюцинациях; во-вторых, говорить об этом серьёзно и вслух — примут за идиота; в-третьих, всё-таки единомышленники есть, и они — не слабоумные; в-четвёртых, возможно существуют и другие браслеты, и их также кто-то изучает и ищет им достойное применение. Вот только четвёртый вывод явно был не его, а навязанный ему кем-то.

«Возможно, интуиция так и проявляется», — успокаивающе выразилось левое полушарие о последнем заключении.