Глава 3
Утром Маркел проснулся оттого, что услышал, как в светлице кто-то шепчется. Потом мягко закрылась дверь, и уже только после этого Параска прошла за загородку и сказала, что явился Филька и хочет что-то сказать.
— Где он? — спросил Маркел.
— На крыльце, — ответила Параска. — Чтобы здесь не надышал.
Маркел усмехнулся и подумал, что не любит она Фильку, ох как не любит, а тут вдруг его принимала и даже о чём-то сговорилась с ним. И ладно! Маркел встал, оделся, сунул в рукав кистень и вышел.
Филька, как и было сказано, ждал на крыльце. Время было раннее, солнце ещё только всходило.
— С чем пришёл? — спросил Маркел.
— Это, сосед, не я пришёл, — ответил Филька, дыша перегаром, — а это тебе надо идти.
И замолчал, поджал губы.
— Говоришь загадками, — сказал Маркел.
Филька поморщился, ещё подумал и продолжил:
— Мы уже знаем, куда ты собрался. И к кому. И доехать ты туда доедешь, думаем, вон ты какой бугай здоровый, а вот вернёшься ли обратно? Я так прямо у Параски и спросил. Она сразу заохала! Хорошая тебе баба досталась, душевная…
Маркел поднял руку. Филька осёкся и сказал уже как можно кратче:
— Есть тут один человек на Москве, который всё про Золотую Бабу знает. Вот тебе с ним сперва поговорить бы, а уже после ехать.
Услыхав такое, Маркел замер, а потом осторожно спросил:
— Что это за человек?!
— Я его не видел, — сказал Филька. — Я только слышал о нём. На прошлой неделе, в четверг.
— От кого слышал? — строго спросил Маркел.
— От ещё одного человека, — нехотя ответил Филька. — Сидели, выпивали с ним. В нашем Никольском кабаке.
— И что он про Золотую Бабу говорил?
— Про Бабу ничего почти, а всё больше про царевича.
— Какого ещё царевича? — насторожился Маркел.
— Сибирского царевича, какого же ещё! — уже сердито сказал Филька. — Про того, который всё про Золотую Бабу знает. Потому что как не знать! Он же там у них царевич! Ему всё известно!
Маркел подумал и спросил уже такое:
— Что это ещё за царевич и как он здесь оказался? И у кого живёт?
— Царевич он как царевич, самый обыкновенный, сибирский, — сказал Филька. — Приехал он сюда за правдой. Его другой царевич, тоже наш, сибирский, побил, его казну разграбил и смеётся, а этот приехал к нам, поклонился своим царствишком и просит защиты от того недоброго царевича. Каждый день ходит в приказ, но дело стоит на месте. А ты ему пособи, и он тебе про Золотую Бабу всё расскажет.
— Чего же он в приказе не расскажет? — насмешливо спросил Маркел. — Ему там пособили бы ещё быстрей меня.
— Он им не хочет говорить, — ответил Филька. — Сказал, про это говорить нельзя, это великий грех. Поэтому он про неё и в приказе молчит, и на подворье, где остановился, тоже.
— А почему он тогда мне расскажет?
— А ты ловкий. Кого ни возьмёшь в расспрос, тот обязательно всё без утайки выложит. И так и тут бы попытаться. Этот царевич, мне сказали, он много не просит, он смирный. Но такой чудной! Водки совсем не пьёт, а только жуёт мухоморы, он их с собой привёз, сушёных, вот такой мешочек. И ходит в приказ…
Маркел насмешливо сказал:
— Мало ли кто чего в кабаке расскажет! Уж такое это место разговорное.
— Вот и я тогда наутро так подумал, — сказал Филька. — И не вспоминал почти неделю. А вчера вдруг слышу, что тебя опять в Сибирь отправляют, да ещё и искать эту Бабу, и сразу подумал: надо пособить! И опять пошёл в кабак и стал там спрашивать, помнят ли они, с кем я в прошлый четверг бражничал. А они говорят: «Нет, не помним, сколько здесь народу каждый день толчётся, аж в глазах рябит, а тут ещё подай тебе прошлый четверг!» А я говорю тогда: «А дам алтын!»
Филька замолчал и посмотрел на Маркела. Маркел сердито засопел, полез в кошель и выдал Фильке алтын. Филька радостно заулыбался и продолжил:
— И они сразу сказали, что это был Чурила Гребень, строгановский челядин со Строгановского же старого подворья, что на Покровке в Барашах.
— О! — с почтением сказал Маркел. — Строгановы! Крепкое семейство.
— И вхожее в Сибирь, — тут же прибавил Филька. — Что им царевича принять? Раз плюнуть. Ну, я и пошёл к ним. Вчера ночью. И дал там уже пятак!
— Н-у-у! — на растяжку повторил Маркел. — Пятак! Жирно будет!
— Ну и не дал я им пятак, — тут же согласился Филька. — А развернулся, и ушёл. И ничего не выведал!
Маркел вздохнул, дал пятак. Филька его забрал, продолжил:
— И вот я пришёл туда. Поговорил кое с какими людишками. И вот что оно оказалось: да, в самом деле, говорят, живёт у них давно, уже скоро год, сибирский царевич Агайка. Его другой их царевич, Игичка, у них там в Сибири разбил в пух и прах, и разорил, и теперь этот Агайка прибежал в Москву, поклонился своим царствишком и на Игичку жалуется, просит у нас защиты, каждый день ходит в приказ, а после вернётся, сядет и молчит. Ничего не говорит! Ни про своё царствишко сибирское, ни про Золотую Бабу, ни про что! А ведь по глазам видно, что всё знает! Но молчит. А вот ты бы к нему подкатился, про то про сё поговорил, про Сибирь бы чего вспомнил… А?
Маркел задумался, в голове вертелось много чего всякого, потом спросил:
— А где сейчас Строгановы?
— А это Максимово подворье, — сказал Филька. — Другим Строгановым туда хода нет. А сам Максим уехал в Нижний, а после дальше поедет, в Казань. Так что у него там, на его подворье, сейчас всем заправляет Василий Никитов сын Шпоня, дворский.
— Ладно, — сказал Маркел. — Тогда чего стоим? Айда!
— Куда? — насторожился Филька.
— Как куда? К Василию Никитову, куда ещё!
— Э… — начал было Филька.
Маркел сдвинул брови. Филька поправил шапку, и они пошли. Маркел шёл и думал, что зря он в это ввязался, мало ли что могут спьяну брякнуть… Но не останавливался, шёл. И у Фильки ничего не спрашивал. Также и Филька ничего не говорил, а только время от времени громко повздыхивал.
