Девяносто три. Сборник рассказов

Сергей Баев

Остроумные, живые, увлекательные и связанные единой нитью повествования рассказы Сергея Баева биографичны и достоверны. Автор ведёт благодарных читателей через свою жизнь – от детства к зрелости, от наивности – к мудрости. На этом пути случалось всякое: опасности и удачи, мистические предсказания, грозные перспективы и добрые знамения. Пройдя по этому пути вместе, мы лучше понимаем не только то, как и чем мы живём, но и зачем мы живём…

Рассказ третий. Пуля-дура

…Река Каменка, что недалеко от Томска в районе деревни Заварзино, летом представляла собой большой ручей, который можно перейти вброд.

Весной речка наполнялась талой водой и превращалась в бурный, мутный и опасный поток глубиной до двух метров, а может быть, и больше.

На берегу этой коварной, весенней, быстрой реки весной 1-го мая 1973-го года мы разбили свой лагерь.

В девятом-десятом классах мы часто и с огромным удовольствием ходили в походы на природу. Добравшись до окраины Томска на автобусе, потом, несколько километров топали пешком, тащили тяжёлые рюкзаки, чтобы несколько дней побыть вдали от городского шума, посидеть у костра под гитару и дешёвый портвейн, поглазеть на звёзды, в общем, отдохнуть.

…Как всегда, собралось нас не больше десяти человек, — романтиков, которые «в городах не блещут манерами аристократов», которым не сидится дома, и которых родители не боялись отпускать одних, доверяя нам, надеясь на наше благоразумие, самостоятельность и навыки, необходимые в лесу.

…Погода великолепная; нас провожало тёплое, весеннее солнце, прямо на глазах слизывающее последние островки серого снега, прятавшегося в низинах.

Речка встретила нас бурлящим потоком. На берегу этой мутной реки мы разбили свой лагерь: три старые, выгоревшие на солнце палатки и костёр посередине, — классика жанра.

Всю ночь орали песни, хохотали, как ненормальные, пили вино, ели картошку с тушёнкой, короче, расслаблялись, как умели. Часа в два разбрелись по палаткам и отрубились, намаявшись за день.

…Забрезжил оранжево-жёлтый рассвет, прижимая белый туман к земле.

От ночного пионерского костра остались две головешки, большая куча золы и струйка одинокого грустного дыма. Ожидалось прекрасное утро, незатейливый походный завтрак, безделье и ещё один день на природе!

…Высунув голову из палатки, я зевнул и разлепил заспанные глаза… Тишина. И только шум воды да пение утренних пташек нарушали эту картину маслом.

Вылезая наружу, я запнулся о чью-то забытую алюминиевую кружку и направился к потухающему костру, чтобы подбросить дровишек и не дать ему окончательно умереть.

…В этот момент с другого берега, заросшего густыми деревьями, прозвучал выстрел. В утренней пронзительной тишине этот залп, отозвался громким эхом на всю округу.

Очевидно, стреляли дробью или картечью, так как алюминиевая кружка отлетела в сторону, раненая в нескольких местах.

Ещё выстрел, костёр возмутился от такого нахальства и встрепенулся салютом красных искр.

Наш мирный, никого не трогающий, спокойно спящий лагерь, вдруг оказался под обстрелом неизвестного противника. Кто бы это мог быть? Кому с утра пораньше захотелось похулиганить?

Скорее всего, наш лагерь атаковали с другого крутого берега деревенские пацаны, устроив себе утреннее развлечение. Наверное, эта тупая и безмозглая шпана испытывала эротический кайф, стреляя по безоружным и, к тому же, защищённая непроходимой рекой.

Что поделать, вражда между городом и деревней никуда не исчезла. И если сельская, вонючая, пьяная шпана могла хоть как-то нагадить городским, то она с огромным наслаждением всегда это делала: в клубе на танцах, во время уборки городскими колхозного урожая, на мичуринских участках, близко расположенных к деревне…

В то время, как горожанам было глубоко наплевать на деревню, сельчане ежесекундно чувствовали себя — униженными и оскорблёнными. Не все, но думаю, что подавляющее большинство — точно, особенно после стакана самогонки.

Может быть, такие мысли появлялись в головах деревенских от того, что им с раннего детства приходилось топтать навоз, в четыре утра доить скотину, и при этом всю жизнь ходить в телогрейках и ботах.

Короче, не знаю, как сейчас, а при советской власти существовала бездонная пропасть между сельским менталитетом и городским, между жизнью в деревне и жизнью в городе, между деревенской культурой и городской. Именно поэтому, деревенская шпана прискакала на конях и открыла стрельбу по палаточному лагерю городских. Я в этом нисколько не сомневался тогда, не сомневаюсь и сейчас; а почему на конях, чтобы наверное не догнали.

…В нашем лагере началась настоящая паника. Мои одноклассники с криками выскакивали из палаток и в ужасе разбегались, прячась в кустах.

А с другого берега слышалось ржанье лошадей и истерический смех обезбашенных и озлобленных деревенских ублюдков.

…Что мы могли сделать?

Ничего! Мы осыпали стрелков последними матерными словами, чем ещё больше раздражали и злили их.

…Дробь прошивала палатки и рюкзаки. Одиночные выстрелы превратились в бесконечную канонаду!

…Находясь под непрерывным обстрелом, мы в спешке снимали лагерь, собирали разбросанные вещи и уносили их в безопасное место.

К счастью, они стреляли плохо, как в общем, все сельские являлись никудышными во всём, поэтому никто из наших серьёзно не пострадал.

На память от той встречи с гостеприимными и хлебосольными деревенскими ребятами у меня остался небольшой шрам на левой руке.

…А если бы стрелки проснулись не с похмелья и кто-нибудь из них попал бы мне не в руку, а в висок или в глаз?..

Мог ли я погибнуть в то прекрасное весеннее утро? Конечно мог!

…Но из далёкого прошлого доносился голос цыганки: «Ты будешь жить 93 года!»

Наверное, инстинкт самосохранения или страх прижимал меня к земле, когда я ползал вокруг костра, собирая вчерашние грязные кружки и тарелки; а может быть, непоколебимая вера в слова цыганки заставляла дробь пролетать мимо, а меня — двигаться по какой-то мистической траектории, по безопасному коридору.

…Я, к сожалению, этого не знаю…

Мы в считанные секунды свернули лагерь, молча отдышались и в полной прострации двинулись в сторону города.

…Больше на том месте я не был никогда.

Говорят, что сейчас там элитный посёлок, а деревня, из которой примчались пьяные пацаны, — уже давно сдохла!