ДЕТСТВО МИНУС. Роман

Сергей Баев

Подлинная жизнь, которую показывает читателям Сергей Баев, может шокировать, ошеломить, напугать, удивить – но не может никого оставить равнодушным. Автор умело доказывает, что на самом дне общества и на сияющих вершинах власти действуют одни и те же законы. И ещё – понятия, которые выше законов. Понятия у людей в подножии и на высотах социальной пирамиды похожи, а вот возможности – разные. И самым младшим при такой жизни приходится труднее всех.

Параграф 2. Мародёры

…Густой туман назойливо прилипал к ногам и рвался в клочья. Тишина осеннего утра звенела в ушах, и только вдалеке на опушке леса неугомонная кукушка отсчитывала кому-то годы жизни: «ку-ку, ку-ку, ку-ку…»

Кодла во главе с Сапогом скрытно по кустам продвигалась вдоль забора дачного товарищества, пугаясь каждого шороха.…Где-то совсем рядом загавкала проснувшаяся собака, почуяв вонючих непрошеных гостей. Запахи и шум распространяются в тумане с огромной скоростью, сие подтверждённый факт. Сапог властно поднял грязную руку, и все тут же замерли на месте, заткнулась одинокая кукушка и перестала тявкать бдительная псина:

— Никому не базлать, не дымить, копытами не шлёпать, вообще, дышать через раз. Зырим внимательно по сторонам: нам нужен пустой дом, и чтобы, — дым из трубы не валил.

Поздняя осень — лучшее время для грабежа дач: урожай, заботливо выращенный, уже собран и какая-то его часть складирована в погреба; уставшие мичуринцы, простоявшие всё лето луковкой кверху, начали потихоньку перебираться в город, поскольку с каждым днём становилось всё прохладнее, топить постоянно печь, — дорогое удовольствие; дрова многим не по карману.

…В этот раз малолетние мародёры надумали бомбить дачный посёлок Трубачево, расположенный недалеко от Томска на берегу большого живописного озера. Заядлых огородников, в основном пенсионеров, проживающих здесь с весны, почти не осталось, охраны вообще никакой, сигнализация тем более отсутствует. Короче говоря, идеальное место для налёта; а если вдруг обнаружится какая-нибудь древняя, бдительная бабулька, то её можно элементарно запугать или вообще заткнуть рот навсегда; нежелательные свидетели никому не нужны. Вот так, за мешок картошки, можно оказаться здорово искалеченным, а то и лишиться жизни. Все тонкости дачной обстановки бродяги давно изучили, поэтому каждая осень, — начало боевых действий. Как мухи на говно, на мичуринские участки слетались продуманные бомжи, вездесущие беспризорники, городская шпана, голытьба из близлежащих деревень, да и добродушный сосед по даче не прочь поживиться на халяву. Мародёры нагло и беспардонно, как саранча, опустошали дачные участки. А кто им мог помешать? Правильно, никто! В ночное теперь отправлялись бабки с фонариками и дедки с палками…

Единственным оружием мичуринцев оставался, как ни странно, сотовый телефон или толстый дрын. Однако, к сведению наивных огородников: за время от звонка в полицию до прибытия доблестных стражей правопорядка можно запросто удрать в соседнюю область. Дачники уповали лишь на русский авось, надеясь на то, что уж их-то домик в деревне точно не разбомбят, а то и вообще не спалят; тем не менее, каждую весну обнаруживали свои разбомбленные, осквернённые, засранные дома…

Все, кому не лень, а особенно маленькие гадёныши, чувствуя свою безнаказанность, тащили из домов абсолютно всё: садовый инвентарь, бензопилы, триммеры и газонокосилки, бытовую технику, одежду, варенья, соленья, овощи из подпола, оставляя после себя разорённые дачи и полный срач. То, что можно продать, — впаривалось за бесценок ушлым барыгам, вырученное бабло уходило на ширево и разбавленный спирт, аптечные суррогаты и нехитрую жрачку. Напрасно некоторым сердобольным гражданам кажется, что беспризорники — это несчастные дети, оказавшиеся в трудной жизненной ситуации, обиженные Богом, мечтающие только об одном, — нажраться от пуза. В действительности они оказывались злобными, безжалостными, хитрыми волчатами, видевшим абсолютно во всех людях только источник наживы и удовлетворения своих звериных потребностей. Если ради дозы необходимо кого-то лишить жизни или жестоко избить, то это делалось не задумываясь, с лёгкостью, поскольку беспризорники искренне считали, что им все должны, весь мир однозначно виноват в том, что они оказались на дне. На самом деле большинство малолетних бомжей вовсе не хотело вылезать из этой вонючей ямы…

…Один из бродяг показал пальцем на ухоженный зелёный двухэтажный дом:

— Гля, пацанва, теремок. Вроде ни души.

— Кащей, не ёрзай. Быстро обнюхай хату.

— Сапог, я те отвечаю, никого нах… нету!

— Прошлый раз ты тоже божился, а дед нас чуть на вилы не поднял. Мы покамись тут затыримся, а ты давай пошныряй. Главное — не бзди…

…Кодла затаилась под забором в зарослях кустарника, а Кащей выдвинулся на разведку. Пока всё рисовалось в цвет: домишко аккуратный, добротный, а стало быть, — упакованный, и там внутрях полно добра…

— Зима, метнись по дороге, погляди соседние избы; нам подлянки ни к чему…

— Сапог, зырь, дымов нема, значит, кагычо, голяк.

— Чо, ты, Зима каждый раз в пузырёк лезешь?

— А я, кагычо, в натуре, дело базарю.

— Дуй, только скрытно…

…К этому времени белая завеса тумана почти рассеялась, показались соседние дома; данная территория посёлка выглядела вымершей. Кукушка в кедраче, очевидно, уже отдохнула, перекурила и принялась с новой силой вести отчёт чьих-то лет. Ветер сменил направление, и чуткий пёс теперь уже не мог уловить вонь, исходящую от бродяг. Из разведки, наконец, вернулся радостный Кащей:

— В хате пусто, тихо, как в могиле и темно, как у негра в жопе. Нам конкретно фарт катит.

— Лады. Железяка, обшмонай баню. Кислый, в сарайку нос сунь. Всё, погнали…

…Дабы не шуметь, на веранде аккуратно выставили стекло, а хилый замок, висящий на входной двери, сбили подвернувшимся топором. Очевидно, хозяева не так давно перебрались в город, поскольку дом не успел окончательно выстудиться и заснуть на зиму. Сапог первым осторожно протиснулся в дверь, шмыгнул носом и с опаской огляделся:

— Кащей, остаёшься на веранде, секи за дорогой; Зима, затихорись во дворе, остальные разбежались по комнатам.

…Мария Михайловна, пенсионерка со стажем, бывшая директриса девятого детского дома, прибыла в Трубачево, как всегда, первым автобусом. Оказавшись на дороге, ведущей в посёлок, она деловито осмотрелась и не спеша посеменила в сторону дачных участков. Проснувшиеся птицы приветствовали её весёлым щебетанием, а в пожухлой траве зашуршали полевые мышки. Пенсионерка тихонько пробиралась по улице с романтичным названием Ивовая, старательно обходя огромные лужи, оставшиеся после вчерашнего дождя. В приподнятом настроении, она глянула на, показавшееся из-за леса, красное солнце, порадовалась новому дню, глубоко вздохнула и на минуту остановилась, опустив на землю тяжёлую сумку…

Сколько раз она топала этой дорогой? Наверное, несколько тысяч раз.…Сорок лет тому назад на этой улице находился всего лишь один дом, её дом; и вот, здесь уже два десятка улиц. А начиналось всё с бескрайнего поля, нарезанного на участки и долгих уговоров персонала ДД взять здесь землю под огород…

Так, в ностальгических раздумьях, пожилая женщина доковыляла до своего участка. Вдруг она почувствовала что-то неладное. Мельком взглянув на веранду, она сразу заметила выставленное стекло и ощутила неприятный запах… Мария Михайловна в недоумении остановилась у калитки и громко крикнула:

— Кто здесь?

На веранде заметался пацан и юркнул в дом; тут же местные псы подняли бешеный лай. Она резко оглянулась и только сейчас заметила приближающегося парнишку с палкой в руке, явно с недружественными намерениями. В это самое время остальные воришки впопыхах выбирались через окно на веранде, так и не успев ничего спереть. Кащей вылез первым и истошно заорал:

— Зима, стой! Это же Мария Михайловна!

Пенсионерка, на секунду растерявшись, выронила сумку и глянула на кричавшего:

— Саша? Кащеев? Что ты тут делаешь?

…Возникла неожиданная затянувшаяся пауза. Сапог уставился на Кащея. Зима покорно опустил палку и с удивлением уставился на довольно смелую бабулю, даже не пытавшуюся испугаться и бежать. Кащей с мольбой взглянул на главаря:

— Пацаны, я опосля всё растолкую, посидите тут на крылечке, подымите, а мне с училкой побазарить надобно.

Сапог смущённо пожал плечами и неохотно промолвил:

— Ну, лады. Только не долго.

Мария Михайловна подняла тяжёлую сумку, проковыляла через двор и не спеша сняла замок с веранды. Саша Кащеев покорно проследовал за ней. В доме наблюдался некоторый беспорядок, до полного разгрома дело ещё не дошло, но вещи, тем не менее, оказались разбросаны во всех комнатах.

— Так, Кащеев, садись и рассказывай, что всё это значит?

— Ну, мы, ваще, не знали, что это ваш дом…

— Не с того начинаешь… И что это за мальчишки? Почему ты с ними? Если мне память не изменяет — шестой детдом. Ты стихи хорошо читал на слёте детдомовцев, вот я тебя и запомнила.

— Я уже два года как удрал из ДД. Вот теперь с этими гнидами кантуюсь, потому как податься мне некуда; теперь мой дом — улица…

— Постой, Саша. Что ты такое говоришь? Ведь тебе от государства квартира положена, а ты в беспризорники подался. Так сказать на вольные хлеба.

— Вы ничего не знаете… В нашем ДД всё по-другому, не то, что у вас.

— Как по-другому? Объясни нормально. Я пока ничего не понимаю.

— Что тут непонятного? Мне хаты не видать, как своих ушей. Это стало ясно ещё за два года до выпуска.

— Рассказывай, только не сочиняй. Правду говори.

— В конце восьмого класса меня ни за что, ни про что увезли в дурдом. Там три месяца продержали, вкалывали всякую гадость, чуть овощ из меня не сделали. Потом ещё два раза на дурку сдавали под разными предлогами.

— Но зачем?

— Психам хату не положено. А после выпуска — либо в приют, либо на улицу. Что-то доказывать, ходить по начальникам, — один чёрт, бесполезно… У них везде схвачено, за всё заплачено: и в ментуре, и в психушке, и в соцслужбе. Что я могу? Если я сейчас вернусь, то меня опять в дурку закроют. Вот так! Уж лучше на воле, чем в ДД. Из нашего выпуска многие уже на нарах парятся, а кого-то и в живых нету.

— Понятно. А сбежал-то как?

— О, это, ваще, отдельная история, не для слабонервных. Даже вспоминать неохота…

— А ты, Саша, расскажи, не стесняйся. Не верю я, что можно вот так запросто из детского дома сбежать.

— Вопрос не в этом. Я из психушки удрал.

— Как это? Из психбольницы сбежать практически невозможно.

— Конечно. Если ключей нет.

— Каких ключей? Ты что, умудрился выкрасть ключи?

— Короче, медбрат, который мне уколы ставил, как-то вечером предложил вместо уколов заняться сексом… Ну, и понеслось…

— Не может быть! Это отвратительно! Это же чудовищное преступление!

— Я смекнул, — лучше жопу подставить, чем дебилом стать, вот и согласился… Но своего шанса всё-таки дождался. В общем, как-то этот гад закайфовал и совсем бдительность потерял. Не долго думая, я ему шприц в горло и воткнул со всего маху. Пока он в отключке валялся, я ключи стянул, белый халат и смылся. На воле долго по подвалам прятался, вскоре одежду сумел раздобыть; через какое-то время к пацанам примкнул. Они меня поняли, к себе в стаю взяли. Вот и вся картина маслом.

…Мария Михайловна сидела притихшая, ошарашенная услышанным, не могла взять в толк, почему люди такие злые. Слёзы наворачивались на глазах, в горле застрял комок, она не могла вымолвить ни слова. Однако, взяв себя в руки, тихо спросила:

— Я так понимаю, к нормальной жизни ты возвращаться совсем не собираешься?

— Нет и ещё раз нет! Кругом одно говно и мерзопакость! У меня одна дорога — в бомжи, если доживу, конечно, или на зону.

— Самое малое, что я могу для вас сделать — это организовать баньку и сытно накормить. Ты, Саша, печку топить-то умеешь?

— Я же детдомовский, всё могу.

— Тогда стекло на веранде поставьте на место и топите баню, дрова в сарайке, а я пока поесть приготовлю и одежонку вам поищу; у меня кое-какие вещи остались от мужа и сына.

— Мария Михайловна, давайте мы сперва уберём здесь? Вы извините нас…

— Сама справлюсь, не переживай.

…Пока беспризорники отмывались от многомесячной грязи, от вшей, в дом нагрянул председатель правления дачного товарищества:

— Маша, я слышал крики и шум? Вон собаки всё не угомонятся. У тебя всё в порядке?

— Бывшие детдомовцы в гости заявились. В бане моются, балдеют.

— Ну, ладно! Тогда я пошёл.

…Напарившись, намывшись, нажравшись от пуза, малолетние бродяги переоделись во всё чистое и отбыли в город на автобусе. Сапог твёрдо решил, в Трубачево больше ни ногой. Однако судьба распорядилась иначе, и через некоторое время они снова окажутся в гостях у гостеприимной пенсионерки; но это потом, а сейчас…

…Мария Михайловна нагрела воды и принялась мыть грязные тарелки, оставленные незваными гостями. На минуту она остановилась и задумалась: «Наверное, если бы ни Саша Кащеев, то они точно убили бы меня? А затем, особо не мучаясь угрызениями совести, вынесли бы из дома всё, что можно утащить, а может быть, и дом спалили бы вместе со мной».

…Солнце высоко поднялось над крышами, а это значит, надо топать в огород и готовить его к зиме. Тем не менее, тяжёлые мысли о непрошеных визитёрах до сих пор не покидали её: «Не эти, так другие нагрянут. Нет, больше по осени одна на дачу не поеду. Боже мой, как страшно стало жить…» Только теперь ей стало невыносимо тревожно на душе; она достала сотовый и набрала номер внука:

— Виталик, давай бери друзей и к вечеру приезжайте. Я баню натопила.

После этого она немного успокоилась и, прежде чем возиться в огороде, развела большой костёр, чтобы сжечь лохмотья беспризорников и свой гнетущий страх…