БАРmen

Сергей БАРmen, 2020

В 39 лет я первый раз сидел на приёме у психотерапевта во время очередной длительной и жестокой депрессии. – У вас несомненно БАР (Биполярное Аффективное Расстройство), и скажу вам откровенно, я удивлён, что вы до сих пор живы! – Я удивлен не меньше вашего, но что это меняет!? Так что же такое БАР – страшный диагноз и горсть таблеток каждый день по рекомендации врачей или это дар небес с примесью проклятия, который даёт возможностью творить, как это делали такие великие люди, как Пушкин, Есенин, Хемингуэй и многие другие. Содержит нецензурную брань.

6-я школа

Каким-то чудом я попал учиться в лучшую, как на тот момент считалось, школу города, с углублённым изучением английского языка, Гимназия №6, наверное самое блатное заведение по тем временам в Архангельске. Там учились дети из администрации, горкомов, обкомов, МВД, всяких разных шишек и других привилегированных позднего советского времени, а это шёл 1985 год. Утром в наш детский сад приехала специальная комиссия из нескольких человек, как потом позже выяснилось, нас распределяли по разным школам города. Садик находился прямо напротив моего дома, и я ходил туда сам, к самостоятельности пришлось привыкать достаточно рано, родители были с утра до вечера на работе, а когда в пять лет у меня появилась маленькая сестра Лида, то и вовсе стало не до меня.

В детском саду на комиссии мне задали один вопрос, я жутко нервничал тогда:

— Мальчик, представь, что грузовик привёз в магазин яблоки, и сначала выгрузили два ящика, а потом ещё шесть, сколько ящиков выгрузили всего?

Я ещё тогда про себя подумал, ну какой же лёгкий вопрос, и просто тут же ответил:

— Восемь ящиков.

Все в комиссии переглянулись и одобрительно закивали головами. «Какой умный мальчик, давайте его в шестую отдадим» — сказала мне тётя в очках, которая спрашивала про яблоки. Вот так в советское время можно ещё реально было пробиться на верх с помощью собственных мозгов, и это наверное было в последний раз, но этот момент я хорошо запомнил. Было приятно услышать похвалу от этой незнакомой и умной тёти в очках, дома меня редко хвалили, и осознать себя этаким смышлёным пареньком.

Вспоминаю я эти школьные годы с приятным трепетом внутри, школьную форму, своих учителей и одноклассников. Здание школы располагалось прямо в центре города на Троицком проспекте, практически у самой набережной, которая являлась одним из основных мест в городе, где любил проводить время народ. Рядом была старая немецкая кирха с огромным органом внутри, помню его первые звуки произвели на меня поистине неизгладимые впечатления. В целом к музыке я был равнодушен, ибо слух у меня был откровенно паршивый, но орган ходил слушать с большим удовольствием. Под него у меня начинали приходить первые мысли о Высших силах, Боге и предназначении.

В школе был очень сильный преподавательский состав, и я благодарен учителям за те базовые знания, которые в дальнейшем послужили мне добрую службу в моей жизни. Моими любимыми предметами были история, которая многое объясняла в этой жизни и литература, где я черпал тонны полезной и поучительной информации, которой так не хватало в моём окружении.

Не любимыми были физика, которую я так и не понял, и английский язык, там мы не сошлись характерами с Ниной Дмитриевной. «Ниндзя Дмитриевна», как в шутку звали мы тогда её, была строга и любила дисциплину, а это не было моей добродетелью. В итоге я часто выгонялся ею из класса за всякие проделки и нарушение так обожаемого ею порядка. Но благодаря ей и вечной тройке по английскому в дальнейшем я всегда понимал английскую речь и весьма сносно общался сам. В советской школе с английским уклоном хочешь — не хочешь, а тебя гарантированно научат говорить, и даже такой своенравный ученик как я, хоть и часто проводивший время за дверью класса, ещё ни раз вспоминал с благодарностью своего нелюбимого в то время преподавателя.

В целом учёба давалась мне легко, но было часто очень скучно, и я находил развлечения во всякого рода играх, мелких пакостях со своими одноклассниками. Сейчас, уже просматривая свою почти 40-юю историю жизни, я понимаю, что часто именно скука гнала меня вперёд на встречу дальним и близким командировкам. Книги стали для меня предметом обожания, они стали моей отдушиной среди бледных будней и скуки обыденности, в них я мысленно переносился в разные миры, то это были миры американских ковбоев и свободолюбивых индейцев, так великолепно созданные Майн Ридом, то необъятные просторы космоса, я бороздил с межгалактическими огромными кораблями Гарри Гаррисона, то переносился в царскую Россию с её балами, гусарами и дворянством, читая русских классиков. Я читал взахлёб, проглатывая одну книжку за другой и понимал, что есть другая жизнь, полная опасностей, приключений, любви, страсти, предательств, побед и поражений, и что вот в этом и заключается вся суть бытия, в этом и есть вся соль, но через какое то время я отводил взгляд за окно, а там был всё тот же унылый пейзаж серого города, серых людей и серого, такого грустного временами северного неба.

А ведь была идея справедливого общества, всеобщего равенства и братства, мира во всём мире и мы свято верили во всё это. Нас учили творить добро, помогать людям, приходили ветераны и рассказывали нам об ужасах не так давно отгремевшей Великой войны, когда весь народ, как один, и стар и млад, встали плечо к плечу на защиту нашей Родины и с помощью невероятных усилий и невосполнимых потерь они смогли подарить нам мирное небо над головой. Глядя в их глаза и увешанные орденами и медалями мундиры я понимал какой ценой нам досталась эта победа.

«Немцы умели воевать, Серёжа» — говорил мне дед, когда я довольный, надев его танкистский старый шлем, сидел рядом с ним и с замиранием сердца слушал его истории. Для него это были долгие 7 лет проведённых на знаменитом Т-34, в котором он объездил полмира. Что и говорить, это были другие люди, опалённые болью войны, пережившие бомбёжки, голод, лишения и научившиеся несмотря ни на что мужественно смотреть смерти в лицо, они знали горькую цену победы. Почему же так до неузнаваемости изменился этот мир, почему на смену им, таким сильным, выносливым и несгибаемым трудностями войны, в общество пришла слабость, безволие, пьянство и жажда наживы? Куда мы растеряли всё то, за что наши деды заплатили такую страшную плату ценой собственной крови и лишений? Почему прошло каких то 50 лет, а в нашем обществе произошла такая чудовищная подмена понятий, ценностей и убеждений? Я чётко почувствовал это на себе, когда родился и вырос в Советском Союзе, а подростком оказался в незнакомом мне мире, где уже были другие нравы и «золотой телец», как новый Бог, стал неумолимо поглощать одну душу за другой. И тот безопасный мир советских улиц, где мы часто гуляли до глубокой ночи, стал резко превращаться в район боевых действий разных ОПГ города, где как в джунглях стал править тот, кто сильнее.

А когда я стал пионером в третьем классе, то это привело меня в неописуемый восторг и гордость за свою Родину, а в пионеры нас принимали как раз под строгие, но в то же время добрые взгляды этих бывших солдат страшной войны. Ярко красное знамя и звуки могучего гимна Советского Союза, от которого так трепетало юное сердце, остались в моей памяти на долгие годы. Утром я тщательно раза три переглаживал свой красный галстук и всё был недоволен результатом, долго завязывал его у зеркала, на ослепительно белую накрахмаленную рубашку. Было реальное чувство, что ты живёшь в огромной стране, и никто нам не страшен. Мы первые полетели в космос, мы самая большая страна в мире, неописуемая гордость была внутри, а потом кто то украл эту гордость и заменил её запахом и вкусом бабл-гама. Было такое чувство, что этот такой привычный и добрый мир вдруг схлопнулся в один прекрасный момент, а ты даже и не успел понять, что же произошло.

Лучшим другом у меня был Петя, мы учились в одном классе, вместе ходили в бассейн после школы, мы были такие разные, но дружба скрепила нас, и на долгие годы мы были не разлей вода. Он был спокойным, а я шило в жопе, он рассудительным, а я без царя в голове, он дисциплинированным, а я обычным маленьким советским распиздяем. Так вот у Пети дедушка на тот момент был первым секретарём обкома, что равносильно уровню мэра города теперь. Они жили в огромной, как мне тогда казалось, трёхкомнатной квартире на улице Логинова, и что меня удивляло, — у них в вазе на столе в гостиной всегда стояли огромные и вкусные молдавские яблоки, и что самое удивительное их никто не ел. Я стеснялся съесть больше одного за раз, но всегда мучительно думал над вопросом, а почему же их не едят.

Кроме этой квартиры, в которой, я запомнил, стоял ещё старый чёрный немецкий рояль, на нём ещё даже были литые подсвечники по бокам, они ни чем особо больше не выделялись среди обычных людей. От его деда я чувствовал эту силу советской власти того времени, он многое сделал для нашего города и был в большом почёте и уважении. Бабушка кстати у Пети до сих пор жива, прекрасной и редкой Души человек, надо вам сказать, она позже стала моей крёстной и оказала огромное влияние на мою жизнь. У них в доме я чувствовал гармонию, спокойствие, тепло, и меня они принимали как своего родного внука. Мысли мои уже были о комсомоле, возглавить ячейку, с таким то дедушкой всё по плечу, а он очень хорошо ко мне относился и считал меня способным и умным ребёнком, и тут всё рухнуло в один момент, все мои планы полетели коту под хвост.

Мы в школе, которая стала чуть позже гимназией, так радовались отмене школьной формы, так радовались первым приездам американцев, которые везли письма счастья от таких же школьников из США, как толпой ждали их в коридоре, чтобы вручить подарок в виде открыток с видами города, а может, если повезёт, получить ответный презент. Мне повезло, мне дали наклейки с американскими флагами и письмо счастья, в котором мальчик по имени Боб из далёкого Портленда очень просил меня прислать ему монеты СССР, что я конечно же с радостью и сделал, и что бы вы думали, спустя несколько месяцев, я получил увесистый конверт с центами от 1 до 50, прям наглухо скотчем приклеенные к письму. Как их пропустили, для меня до сих пор загадка, но я был самым счастливым школьником в классе и гордо показывал их всем вокруг, чем вызывал общую зависть.

Потом начался обмен школьниками и из моего класса в эту, как нам тогда казалось, удивительную страну джинсов и бабл-гама, поехало двое ребят, включая моего друга Дениса, и мы все потом по его возвращению слушали рассказы про гигантские небоскрёбы, про то, как восхитительно вкусны их гамбургеры, которые есть на каждом углу. А когда он лично мне подарил яркую жёлто-синюю толстовку с капюшоном с надписью «Мичиган» со знаком «made in USA», а точнее я почти умолял его и выпросил, то моему счастью не было предела. Да, это действительно волшебная страна, думали мы, где всё возможно, и вот бы нам так жить…

— —

А потом пришли лихие 90-е. Я ярко запомнил момент, когда сначала пропали стаканы в аппаратах на улицах с газировкой, которые тебе за 3 копейки наливали пенящийся вкусный стакан сладкого Дюшеса, и самое главное, — никто не парился по поводу гигиены, вы только задумайтесь, сколько людей за день пило из этого стакана, который слегка только промывался фонтанчиком воды. Так вот, сначала они пропали, а потом в некоторых местах, я видел их, прикованных тяжёлой цепью прямо к аппарату, как они их крепили, ума не приложу, а потом их просто стали разбивать, то ли из злобы, то ли просто от нечего делать.

Градус агрессии стал зашкаливать и часто проявлялся вот в таких вот разбитых стаканах, оторванных трубках уличных телефонных автоматов, раскуроченных детских площадках и просто обилия разбитых бутылок, окурков и отборного мата на каждом углу. А ведь буквально ещё вчера даже слово «секс» говорили тихо и на ушко друг другу, и девочки заливались краской, когда слышали его. Мне было уже лет 14, когда мама мне дала бледную копию брошюры «Всё про секс от 3 до 12 лет», где описывалось, как встретились тётя Таня с дядей Геной, и вот у них случилась любовь, и вот, мол рассказывается в примитивной форме, что же такое этот мистический секс, которого в СССР по факту якобы и не было. Я полистал её для приличия и подумал, что лет может в шесть, как раз до моего похода в первый класс, она быть может мне бы и понравилась, но сейчас в 14 лет, это как то всё выглядело просто смешно.

— Тебе всё понятно? — лишь потом спросила мать, подойдя ко мне.

— Уже давно! — улыбнувшись, ответил я ей и отдал брошюру назад. Помню, в первом классе, когда один из моих одноклассников до конца просветил меня в этих вопросах об взаимоотношениях полов и наглядно продемонстрировал всё с помощью пальцев, из двух, указательного и большого, на одной руке он сделал кольцо, а указательным пальцем второй руки имитировал половой акт.

«Фу, как противно то, нет уж, мои родители такой грязью не занимаются» — сделал я для себя вывод.

А что мешало родителям, желательно отцу, просто по душам поговорить со мной об этом и постараться всё объяснить, донести до меня такие важные знания о природе человека, об взаимоотношении полов, а не дожидаться когда это всё расскажут в извращённой, но доступной форме мои друзья. Позже уже я узнал, что такое отношение к этому вопросу было в большинстве семей, где то вообще эту тему боялись поднимать как огня, предпочитая рассказывать бредовые истории про аиста или всем известную капусту.

«Хочешь победить врага, воспитай его детей» — гласит известная мудрость, вот нас и стали воспитывать наши друзья из-за океана, в страну просто хлынул поток всего того, что было запретным, затопив наши юные умы развратом, компьютерными играми, потребительством и жестокостью боевиков. Родители при всём при этом занимали пассивную позицию или пытались делать вид, что ничего не происходит, а своим поведением часто просто только увеличивали и так уже огромное расстояние между своими детьми, больше напоминавшую собой зияющую чёрную пропасть. Я собственными глазами, рано повзрослев, видел все их слабости, нерешительность, пороки, отсутствие Бога в их жизни и беспросветные страхи на тему, что может стать ещё только хуже и хуже.

Вспомнилось, как в нашей двухкомнатной квартире ульяновке, в простонародье «распашонке», в кладовке в течении двух лет, зимой жили ЧЕТЫРЕ куры, потому что летом они жили на даче, и их было жалко убивать, вы можете себе это представить? И меня ещё заставляли убирать дерьмо после них, в доме была постоянно жуткая вонь, и мне было даже стыдно приглашать друзей. Каждый день я брал совок, залезал в эту кладовку, превозмогая тошноту, которая подкатывала ко мне всякий раз, и с отвращением выгребал их дерьмо, сверху сыпались тараканы, что окончательно выводило меня из себя. Да, с самого детства я был брезглив, и для меня это было сущей пыткой. У меня всегда был вопрос в голове с самого детства, а вот стоили ли эти четыре яйца в день всей этой вони, тараканов и дерьма?

От копки картошки, а на даче было 12 соток почти полностью засаженных картохой, у меня до сих пор волосы дыбом встают, и основной аргумент родителей был «Зимой то жрать захочешь!!!». Я ехал на эту дачу и отрабатывал свой оброк, этакая барщина, от которой было не скрыться, потому что наказания были суровые.

Нет, меня не били, может быть пару раз, да и то слегка, отец был в душе добрым человеком, но психологически на меня давили во всю. Уже тогда я стал понимать, особенно после поездки в лагерь, что надо быть с крутыми пацанами, если ты хочешь из себя представлять хоть что-то в этой жизни, или стать просто обычным серым обывателем и смириться с этим. Смириться — это было не про меня, я обожал свободу, уже тогда почувствовал силу денег и был готов примкнуть к братве, при первом же удобном случае, и скоро так и случилось.

Отец у меня в то время стал народным депутатом городского совета, что было огромной удачей и возможностью пойти дальше. Он обладал каким то обостренным чувством справедливости, но для того чтобы нести его в люди, нужна была ещё сила духа, а вот с этим были большие вопросы.

Помню мы с Петей с таким воодушевлением раскидывали листовки с его кандидатурой по почтовым ящикам в нашем районе, я думал ну вот, наконец-то мы вырвемся из этого обывательского мира и заживём новой жизнью. Выбрать то выбрали, но у отца не было так необходимого здесь честолюбия, и как то раз он мне честно признался:

— А я ничего не понимаю в этих всех голосованиях, сижу смотрю на эти бумаги и всё.

— Так разберись, голова же на месте! — кричал кто-то внутри меня, но он молча сдал свои корочки по истечении срока и запил.

Мать ещё любила устраивать эти сцены под названием «Вот посмотри на него, а ещё депутат называется», в бессилии указывая на спящего пьяного отца, и именно тогда моё уважение к нему было окончательно и бесповоротно утрачено навсегда.

«Комки», так называли ларьки, стали расти, как грибы после дождя на каждом углу, и я ходил и думал, вот бы мне по-старше быть, — я бы сначала один такой открыл, а потом и ещё и ещё, деньги делались можно сказать прямо из воздуха, на моих глазах обычные до этого обыватели превращались в солидных людей на красивых машинах. Я хотел заниматься боксом, понимал, что необходимо быть сильным, если хочешь чего-то достичь, но мать категорически была против, ссылаясь на мою близорукость. «Вот пойдёшь на бокс, всю голову отобьют, совсем зрение потеряешь» — нервно говорила она мне.

В итоге уже позже после плавания я стал ходить на тяжёлую атлетику, а потом мне разрешили ходить на такое диковинное ещё по тем временам карате. С тяжёлой атлетикой дело закончилось сорванной спиной, а ещё тогда мне старшие ребята говорили, что становая тяга — верный путь к могиле и эти нагрузки, а я готовился сдавать на 3-й взрослый разряд, в итоге обернулись для меня весьма плачевно. А секция по карате располагалась совсем в другой части города, в Соломбале, и мне приходилось ехать туда на троллейбусе через весь город.

Мне нравилось заниматься, и вскоре эти навыки мне очень пригодились. так как я был маленького роста, худой и при этом ещё слепой, как крот, в этих страшных советских роговых очках. У меня даже кличка в школе была «Малыш», потому что я был самым низким по росту в классе, и это очень задевало меня, но больше всего я ненавидел эти чёртовы очки, которые уродовали меня до неузнаваемости. С «Малышом» я тоже смириться не мог, и уже тогда стал с помощью кулаков биться за место под солнцем. Часто проигрывал, потому что был маленьким, но одноклассники стали уважать меня за то, что я всегда готов был постоять за себя, хоть часто бывал и побит. В определённый момент мне стало просто лень ездить на карате, хотя отец мне сам тогда сделал макивару, это такая доска с приклеенной к ней толстой резиной, на которой набивали костяшки пальцев и ставили удар.

— —

Вкратце про всю свою родню я рассказал, и отдельно хотелось бы остановиться на моей матери, Ольге, ибо её влияние на мою жизнь было огромным, она была главой семьи, в которой процветал матриархат, и по сути всё делалось в ней с её прямого и непосредственного участия. «Снежная королева», как бывало за глаза называл её отец, видимо от отсутствия тепла с её стороны, которого всем в нашей семье так не хватало. У меня тоже было такое ощущение временами, что я как маленький мальчик Кай, из всем известной сказки, который сидел в этом огромном замке из льда и всё детство раскладывал из маленьких льдинок слово «СВОБОДА» и всё ждал отважную Герду, которая освободит меня из под власти Снежной королевы. Думаю, что до сих пор где-то внутри меня, глубоко в сердце ещё сидит этот острый маленький кусочек льда с тех времён. Что ни говори, а мать, как и отец, была трудяга, это они умели делать, чего не скажешь обо мне.

«Ты ещё со своим гонором от жизни отхватишь» — со злости говорил мне отец, когда я поругался с ним из-за плохо подметённых листьев у его работы, он подрабатывал дворником. Теперь то я понимаю, что только этот гонор, как он его называл, а по факту это было честолюбие, помогло мне выплывать каждый раз на поверхность из самого казалось бы непролазного житейского дерьма. А жизнь старалась, била наотмашь Малыша по щекам то с одной стороны, то с другой, но Серёжа молча вставал, размазывая сопли и слёзы по лицу и грозя маленьким кулаком говорил в сердцах: «Вот подождите у меня, я ещё вам покажу!»

Конец ознакомительного фрагмента.