Последняя Осень: Возвращение

Сергей Алексеевич Савельев, 2023

Негоже бросать своих товарищей, и смерть – не повод. Хелдору придется вернуться обратно – и мало кто сможет представить, какие пути ему открылись, и насколько он изменился.

Глава 1

Глава 1

Безжизненная пустыня. Ни деревца, ни чахлого кустика — мертвая серая земля, похожая на пепел пополам с прахом, да темные гладкие валуны.

Хелдор сидел на одном из них. Как он здесь оказался? Когда? В этом странном месте, наверное, понятие времени и вовсе могло отсутствовать. Может, пока он осматривается — его друзья гибнут в сражении…Или, коли боги их защитили, вешают выщербленные мечи на стены, хвастаются перед внуками застарелыми шрамами… Или нет?

Друзья… Конский топот. Оставалось надеяться, что подоспела подмога, прежде чем он… Умер.

Умер?! Хелдор вскочил с валуна, осматриваясь. Только что он понял, что не ощущал ровным счетом ничего — ему больно? Он голоден? Здесь холодно? Жарко? И сам он… Воин вытянул вперед руку и понял, что мог рассмотреть сквозь нее мертвую землю, хмурое небо, бескрайний горизонт, словно в этом мире ничто не могло его застить.

Он был в своем изодранном акетоне, поверх угадывались обрывки черно-синей котты. На поясе остался меч. Теперь он только что заметил, что вокруг были призраки. Едва заметные, согбенные. Такие же, как он?

Он пытался подойти к ним, но всякую тень словно относило ветерком в сторону. За одной, третьей. Десятой. Вот, наконец догнал, заглянул в серое лицо. Старая седая карга, замахав руками, глухо взвизгнула и шарахнулась от него. Бейся еще его сердце — зашлось бы от испуга. Теперь же он только машинально выхватил меч. Лезвие казалось серым, дымчатым.

Это и есть посмертие? Он так и будет ходить по этой каменистой пустыне, пугая собратьев по несчастью своим оружием?

Когда он насмотрелся на «красоты» окружающего его пространства, перед ним возник портал — прямо там, куда он только что собирался шагнуть.

Хелдор осмотрел кроваво-красное обрамление портала, пытался всмотреться, что там, за мутной пеленой. Две чудовищно огромные рати сходились друг с другом — блистающие сталью полки уходили за горизонт, схлестнись такие воинства на земле — мир был раскололся под их тяжестью! Над этим миром навеки застыло встающее над горизонтом солнце, играя на всем и вся кроваво-красными отблесками.

Так и выглядело существование за Гранью для того, кто пал в бою! Бесконечные битвы, и столь же бесконечные пиры!

Он храбро шагнул сквозь портал, и тут же ощутил, что доспехи вновь на нем — обзор чуть прикрывает козырек шапели, а верная бригантина обняла и прижалась к нему, как любимая женщина. Едва скрывая восторг, он понял, в его руках снова оказалась глефа, которую он потерял в последнем бою.

В последнем ли?

— Эй, железный! — Хелдор обернулся на голос позади — его окликнул воин, который выглядел крайне экзотично — на нем был доспех, набранный из костяных пластин, в руке была длинная дубина, в рост этого древнего вояки. Похоже, она была выточена из цельной кости невообразимо большого животного.

— Что?!

— Встань на место, не маячь! — зло он крикнул, а костяные амулеты на его шее и запястьях зло заклацали.

— Я… Только что…

— Добро пожаловать в строй, приятель! — нестройным хором ответили ему несколько воинов, потеснившись вправо и влево.

Хелдор занял место в первом ряду. Лавина противников уже медленно приближалась к ним, и он мог осмотреться — кажется, были тут все расы и все народы — эльфы в мифриловых кольчугах и дикари в шкурах, огромные свирепые орки и странного вида аборигены, бывшие ему едва ли не по пояс.

Все они приветствовали соперников, словно сейчас не прольются реки крови, но будет дружественное состязание. Хелдор дрался с каким-то странным задором, как ребенок, который хочет выучить новые для себя буквы и цифры. Он никогда не видел столь разных противников, многие из которых и людьми то не были.

Он сражал то одного, то другого противника, иногда водоворот боя разлучал его со своими оппонентами, и ему давалась краткая передышка за спинами товарищей. Когда он нырнул в омут боя вновь, выбросило его напротив простецкого, на первый взгляд, противника. Роста тот был совершенно небольшого, кажется, ему по грудь. Под старым шлемом, набранным из металлических полос — как те, что сейчас носили морские разбойники, были видны два сверкающих глаза и длинные ухоженные усы. Тело его был защищено только шерстяной туникой, в руке был короткий меч и круглый щит. Хелдор счел такого вояку легким недоразумением, потому он и атаковал сходу, закидывая глефу на плечо, для одного сильного, ошеломляющего удара.

Он то думал, что этот доходяга поднимет щит как можно выше, и тут он его вместе с этим щитом и сомнет. Однако же, противник был весьма холоднокровен. Когда дружинник опустил алебарду, вместе с тем шагая вперед, коротышка пригнулся и прыгнул в сторону Хелдора. Оружие юноши ударилось оземь, и он собрался оттолкнуть подтоком щуплого воина. Однако тот скользнул на подошвах сапог сбоку от него, попутно двинув кромкой щита в грудь. Пока Хелдор соображал, что к чему, он ощутил, как противник колет его в незащищенную подмышку. Вспышка боли, тьма, и…

Побыв какое-то время в странном забытьи, он вновь разомкнул глаза и увидел других воинов, встающих с земли и обсуждавших, кому от кого в этот раз досталось. Поле было устлано оружием, кусками брони, земля словно пропиталась кровью… Но сражающиеся были целы и невредимы.

— Эй, ты, громила! — Хелдор увидел своего врага. — Тебе силы не занимать — начал проныра, снимая шлем, но ты допустил одну очень важную ошибку, она тебя и сгубила.

— Какая же?

— Никогда не недооценивай противника. Это погубили многих из тех, кто заступил мне дорогу.

— Но вот теперь ты тут?

— И то верно — кивнул коротышка. Помнится, хотел быстренько подколоть кабана вроде тебя, да, как видишь, не срослось.

Посмотрев на грустную физиономию Хелдора, проныра громко засмеялся:

— Ну ничего, теперь научишься, дружище! А ну пошли-ка, столы накрыты, кабы все без нас не слопали!

Щуплый воин похлопал его по плечу и показал на поляну, где, уходя вдаль, стояли щедро накрытые столы — и тем было не видно ни конца, ни края. Кувшины с вином и пивом, мясо да свежий горячий хлеб, что еще нужно воинам!

Слева от себя он заметил ворота — мрачные, из потемневшего дерева и окованные железом. К ним вела низкая, широкая лестница из тесаного камня. С тихим скрипом створки стали открываться.

— Ого! Не помню, чтобы так было! — воскликнул его спутник — Главный Чертог был закрыт, и о его Хозяйке ходят лишь слухи! Да кто ты такой?!

Хелдор, осторожно вытянув шею, попытался туда заглянуть. Темно, угадывались лишь сполохи чадящих факелов. Воины, рассевшиеся по лавкам, замерли, глядя на него. В какой-то момент показалось, что на него смотрят не ближайшие столы, но каждый, находившийся в Чертогах Воинов — словно весь этот странный мир замер в ожидании.

— Я такой, же, как и вы! Подайте же мне кубок, чтоб вас приподняло, да шлепнуло!

Дружно вскинулись вверх рога, кружки и чарки. У него в руках возник кубок — медный, но богато отделанный. Хелдор сделал несколько глотков, глядя поверх кубка на ворота в темный манящий зал — теперь открытые настежь.

Кварт стоял в приемной графа — прошло уже несколько дней с тех пор, как он решился взять записную книжку из вещей Хелдора. Теперь с целым ворохом бумаг и с наконечником для пики он мялся возле дверей приемной графа. Дел у того определенно было невпроворот, как бы Майсфельд не отправил его восвояси. Но попробовать стоит, он обещал и себе сам, и Хелдору, что обещание будет выполнено.

Граф разбирался с тем, что принесло сражение в ущелье, слушая тревожные новости о том, что враги вновь стали появляться на Ничейных Землях.

Необходимо было усилить посты в тех направлениях, усилить дозоры ополчения стражниками… В конце концов, многие дружинники были в последнем бою переранены, и их пришлось временно оставить в приграничных деревнях, дабы не разбередить их раны.

Брался их лидер и за хозяйственные дела — помогая в этом не только сильно сдавшему от увечья казначею, но и новому мэру. Скорее всего, граф опасался, что мэр займется тем же, что и прежний, но его опасения были напрасны. Милош был избран не просто так — хоть и был из простых, но денег ему хватало, и пытаться подставиться ему было совершенно бессмысленно. Он даже в Ничейные горы выступил в составе дворянского ополчения — в доспехах не хуже рыцарских и даже с парой личных всадников — кутилье, которых снарядил сам, и теперь они прикрывали его, облаченные в бригантные доспехи и вооруженные копьями и мечами… И это Не говоря о богатом доме, личных полях, сдаваемых в аренду и прочего.

Городом он тоже сразу стал управлять грамотно, как если бы это была его вотчина, которая должна была процветать и приносить прибыль.

Неожиданно дверь открылась, в коридор выглянул Карви. Его рука все еще была в лубке и прибинтована к телу — во время последней атаки, он принял на щит шестопер — щит раскололся надвое, и руку он потом не мог разогнуть без посторонней помощи. Джеремус на месте выправил кости, и он даже часть пути смог проделать пешком — но по упражнениям со щитом и мечом он уже успел соскучиться.

Карви посмотрел на полуэльфа, и на ворох вещей у него в руках.

— День добрый, что-то новенькое несешь?

— Да, это… то что Хелдор придумал.

— Хелдор? — Карви сделал несколько шагов в задумчивости, после чего сел рядом с кузнецом.

— Отлично, будем говорить вместе.

— То есть?

— Я ему тоже обещал.

— Уже после того, как…?

— Да нет же. Вот когда он тут… Тут еще. — Карви неопределенно махнул здоровой рукой, но вдруг она у него дрогнула — Живой был, на плацу. Мы пожали друг другу руки, а я обещал ему три сотни людей вот… — Кварт наугад вытащил из кипы листок, где старательно кружочками, квадратиками и треугольниками было подробно выведено оборонительное построение — вот на это все.

Очередной проситель покинул зал, и лейтенант вскочил, тут же поморщившись от боли в руке:

— Пошли, пошли, пока еще кого не принесла!

Дверь открылась — Майсфельд продолжал работать, разбираясь с вопросом очередного просителя. Казначей был тут же, за столом, сражаясь с числами. Вместо привычной пары дружинников в зале в углу стоял Лекс — он был только в кирасе, хотя и его старый шлем с козырьком, как водится, висел у него ремешке так, чтобы он мог его мгновенно надеть. Он лишь поднял глаза серые глаза на кузнеца, махнул рукой, после чего потерял к нему всякий интерес, вновь вперив взгляд в одну точку. Теперь он был телохранителем Майсфельда — подробностей того, что к этому подвигло, кузнец знать не мог.

— Кварт? — Садись, подожди одну минуту.

— Маркграф, разберутся без тебя с бочками под засолку рыбы! — с долей раздражения выпалил лейтенант.

— И, что не маловажно — натужно сказал казначей, без нашего серебра.

— Прежний мэр заказал бочки самые что ни есть отвратительные! — вспылил граф — Рыба в них гнила, кабы не уксус, который в ту рыбу заливали в таких количествах! Это была каша, а не рыба! Наши люди опять это зимой жрать не будут! — Негодование графа было искренним и неподдельным.

— А я говорил — коптить и сушить — поддакнул казначей.

— Если мы будем еще, как бывалые рыбаки, рассуждать, что делать с уловом, то мы вообще ничего не успеем! — Прервал его Карви. — Есть дело поинтереснее.

— И какое же? Кварт?

Кузнец собрался говорить, но лейтенант положил ему на плечо здоровую руку:

— Позволь я начну. Не надо вот так сходу со своими… Как это… Инновациями. Иначе от них толку не будет.

Кварт, в задумчивости почесав за заостренным ухом, согласно кивнул, принимая безусловный авторитет бывалого воина.

— Помнишь, Майсфельд, — заговорил лейтенант, мерял пол шагами, — ты говорил о том, что старшая дружина в сравнении с младшей очень уж… немногочисленна. К сожалению, и потому, что немало мы потеряли… — граф облокотился на стол, сжав голову — в ущелье — поскорее закончил мысль Карви, не желая бередить. Минула почти полная луна, дело шло к зиме, но граф, как и многие другие, почитал бой в горах самой настоящей трагедией, сколь бы они не перебили тогда гномов и рейдеров.

— Продолжай.

— Если раньше наша немногочисленность позволяла одному старшему дружиннику быть, скажем так, негласным наставником для двух, ну трех младших соратников, то сейчас это невозможно. Мы комплектуем новые десятки личным составом, насколько можем, снаряжением, но десятники, сержанты, сотники в таких отрядах… Да какие они в задницу сотники! — Развил мысль лейтенант. Кто первый котту надел, тот и сотник! И никакая муштра в таком виде, в каком она сейчас есть, не сделает из них солдат. Да, они будут быстро бегать, отжиматься, научатся носить доспехи так, чтобы они меньше стесняли их движения, будут ловко бить чучело деревянным мечом, но… Без старших товарищей, что будут с ними, они могут дрогнуть, не выстоять. Не будет того, кто сможет их спаять воедино.

— Что тогда ты предлагаешь?

— Упраздняем… — лейтенант скрипнул зубами, не веря, что говорит это вслух — старшую дружину… Их и наиболее опытных бойцов, служивших Аррену, назначаем десятниками, сержантами, ну и так далее.

Майсфельд задумался, яростно натирая заросший подбородок. Карви подмигнул кузнецу и тоже сел за стол.

Через несколько минут он принял решение:

— Да. Да. Так и сделаем — граф хлопнул по столу ладонью. В преисподнюю эти бочки, казначей, бери списки дружинников, надо заняться этим, как можно скорее. Пока это не будет сделано — разъездами у нас командует вчерашний пастушок. Удары топором, подчас, ставит тоже. Если это все, то…

Кварт, решив, что сейчас не время, собрался тихонько выскользнуть за дверь, но лейтенант буквально ухватил его за кожаный фартук, принуждая оставаться на месте.

— А вот теперь — деловито сказал лейтенант — предложение Кварта будет иметь смысл.

— Ах да, еще кузнец. Хорошо, говори, я тебя слушаю.

— Я не силен объяснять, вот, посмотрите, а я отвечу на вопросы…

Майсфельд, к чести его, долго перебирал бумаги, водя по ним пальцем, читая, всматриваясь, несмотря на то, что выглядел по-настоящему измотанным. Все прочие бумаги аккуратно убрали со стола, разложили записи по всей столешнице. За изучение взялись и Карви, и казначей, и даже Лекс отлип от стены и, подозрительно бросая взгляды на пустой зал, сел рядом. То один, то другой, время от времени задавали уточняющие вопросы. Кварт чувствовал себя неловко, но старался отвечать, так как знал эти записи лучше всех. Лучше их знать мог только Хелдор.

Начинало темнеть, незаметные, словно тени, слуги, зажгли свечи, придвинули светильники ближе к столам.

Когда служанка принесла ужин, она увидела, как несколько мужчин читали, спорили, что-то дописывали, едва не столкнувшись лбами. Заметил ее только Кварт, после чего забрал поднос и отправил восвояси. Девушка, поправив выбившиеся белые локоны из-под головного убора, поспешила ретироваться. Заседающие стали теперь усиленно жевать и пить то, что им принесли, практически не глядя. За жеванием, однако, процесс пошло даже бодрее.

В конце концов, Майсфельд собрал все бумаги в стопку, придвинул к кузнецу:

— Ты это все сам придумал?

— Ну… Наконечник я дорисовал, а так это был… Хелдор.

— Хелдор?

— Он еще до похода хотел предложить…Хотел попросить десятка два человек, и кое-что опробовать. А я — Карви грустно ухмыльнулся — пообещал ему три сотни под командование, когда он вернется. Да вот как вышло…

Лекс, делая вид, что увидел у окна что-то подозрительное, отошел в сторону, украдкой смахнув слезу.

— Я вижу у этого потенциал, Кварт. Три сотни…. Карви?

— Ваша светлость?

–По вашему обещанию…Три сотни. Новобранцев. К ним набрать из старшей дружины десятников, сержантов, сотников. Думаю, у Хелдора было немало друзей, и они с охотой возьмутся за то, что он не успел осуществить…

— Кому мне передать бумаги — учтиво спросил Кварт. Кто все это организует? Пики, прочее обмундирование, процесс обучения….

— Как это кто, Кварт?

Кузнец на ватных ногах сел обратно на лавку. Дрожащими руками он схватил обеими руками наполовину опорожненный кувшин с вином, и начал пить, а его кадык нервно заходил вверх-вниз.

Земля и была бы рада одеться в белый саван, но на плацу было все также людно. Земля, ранее утоптанная до состояния камня, после дождей и снега раскисла. А сотни ног — кто уже в сапогах и пуленах, а кто до сих пор в лаптях, без устали топтали ее, не желая оставить в покое.

–Кастелян сводного отряда пикинеров — ехидно передразнивая слова казначея, Кварт в сердцах плюнул себе под ноги — на плацу развернулось настоящее светопреставление.

Строй мужиков с длинными жердями снова не справился с перестроением, после чего левый фланг завалился, упав в грязь, утягивая за собой небольшой клин щитоносцев, что их прикрывал во главе с Иверенем. Кулак алебардистов вовремя отмежевался от этого бардака, и перестроился поодаль под ругань Фальда и Бока. Фиона заставила центр и правый фланг остановиться, на крик обернулась шеренга арбалетчиков — к счастью, оружие было не взведено. Норка и Ядвига, не скрывая своей досады, отвешивали вчерашнему мужичью подзатыльники. Недобро поглядывая, они понуро втягивали головы в плечи, признавая свою неправоту. То, насколько это была грубая ошибка, указывало, как несколько стражников из «Роты Святого Себастьяна» под кувшинчик вина хохотали над ними, наблюдая за действом с пустых трибун. Кажется, эти стражники, состоявшие в «Роте» пришли с работы в гильдиях посмотреть на их потуги, да отвести душу. Надо думать, что завтра они еще и друзей приведут.

Громче всех был Ивви — это его молодчики запороли дело. Снова. Если бы не командиры и их помощники — Кварт бы не справился. Майсфельд, разрешив набрать ему добровольцев из дружины, оказал огромную услугу. Три дюжины десятников и сержантов, да Ивви, Фиона и Фальд в качестве сотников — только благодаря им обучение худо-бедно шло.

Он смотрел на новобранцев, поднимающихся из грязи — хорошо, что им не выдали котты, иначе те давно были бы изгвазданы. Ни капли раскаяния и полное отсутствия понимая того, что и зачем они делают. Пока их товарищи бегают, отжимаются, рубят чурбаки и учатся базовым приемам, тем казалось, что они тратят время попусту. Им может надоесть, и тогда они в условиях временного бардака даже не будут подавать прошение о переходе в другие отряды — просто молча переберутся туда, где интереснее.

— Командиры! Построить бойцов!

Кварт взял пику, которая принадлежала Хелдору и встал напротив ворчащей массы, которая, наконец, обратилась несколько относительно ровных шеренг. Крестьяне, горожане, несколько не самых расторопных, но пытливых стражников, и даже один сын дворянина — Конрад фон Уберхарт. Иногда недовольно закатывает глаза, двигает челюстью, но приказы выполняет четко. Сейчас выполнил построение одним из первых и недовольно морщится, когда простолюдины на него натыкаются. Он не поленился надеть весь свой латный гарнитур, закрывавший его от макушки до колен, потому он невольно притягивал к себе взгляд. Сейчас Конрад, скривившись, украдкой смахивал с блестящей поверхности нагрудника пару шлепков грязи.

На самом деле, к этому предприятию хотело примкнуть и больше дружинников, но Майсфельд строго и четко ограничил его в этом. А жаль. Не мастак он говорить, но…

— Ерундой тут думаете занимаетесь, так ведь?

Согласное бурчание.

— Думаете, будет где-то еще проще и понятнее?

Вновь бурчание. Отлично, расслабились, пики вихляются в руках, разговорчики…. Решили, что он перед ними будет распинаться, как нашкодивший подмастерье. Командиры строго поглядывают на подопечных.

— Да кому вы нужны! Вы, что за неделю не могут запомнить, где право, а где лево?!

Отлично, прозвучало так, словно их водой окатило. Сотники и сержанты, словно получив отмашку, заставили всех встать смирно, заставляя выпрямиться и втянуть животы. Кузнец улыбнулся уголками рта, когда Белка, будучи десятником, треснула здоровяка с арбалетом по пузу, выпиравшему из-под акетона. Замечательно.

— Лейтенант Карви давно бы приказал всыпать кое-кому палок. — Кузнец строго посмотрел на тех, кто больше всех перемазался в грязи. Вы думаете, ваши сержанты и сотники тоже тут занимаются ерундой? Они понадеялись, что вы под их руководством сможете стать настоящим, спаянным отрядом. Они ошиблись?

Новобранцы потупились, чуть склонив головы.

— Пока вы не научитесь шагать, чтобы не мешаться у своих более опытных товарищей под ногами и не заваливать строй — мы дальше продвинуться не сможем НИКАК. Это простой удар с продвижением, самый простой и самый медленный — всего-навсего для медленного оттеснения противника! Я боюсь представить, что будет, если я попрошу вас построиться в «ежа», или, не дай боги, попробую с вами сделать укол с подшагом или обвод оружия! ДА ВЫ ТОГДА НОГИ СЕБЕ ПЕРЕЛОМАЕТЕ!

Крестьяне стояли, понуро опустив головы.

— На караул! Вольно! — отдал приказ Кварт. Он стоял, рассматривая этих людей. Простой, мирный люд, вперемешку с дружинниками. Стоило ли говорить, что разница между ними была разительна. — Я не могу один перекричать всю вашу толпу. Собственно, я и не стану теперь пытаться — я кое-что понимаю, в военном деле, но не настолько, чтобы в одиночку быть вашим инструктором. Мы тренируемся уже неделю, но серьезных результатов мы не получаем. Нужно кое-что поменять. Благо, подходящих кандидатур достаточно.

У части, крестьян, похоже, сперло дыхание. Они, явно, подумали, о кандидатах на выбывание, благо, оплошностей за каждым из них было предостаточно.

— Давайте начнем с хорошего, бойцы. С вами в отряде есть отличные мечники, копейщики и алебардщики. С ними вы уже сейчас не пропадете. Их опыта хватит на всех — но не злоупотребляйте этим. Будьте достойны их.

Новобранцы подняли головы, робко посматривая по сторонам. Таких серьезных ребят подводить никак не хотелось — на своих «мучителей» они вдруг посмотрели иначе. Какими бы они непобедимыми не казались, но они рассчитывают, что стоящий рядом с ними товарищ сделает все возможное.

— А сейчас — сосредоточьтесь…. НА КАРАУЛ! — все мгновенно подобрались, и, как ни странно, пики у всех оказались с нужной стороны. — К БОЮ! — оружие почти синхронно переместилось к правому плечу и опустились в горизонтальное положение. Множество пик смотрело на него. Замерли в боевом положении алебарды, клин щитоносцев укрылся за тренировочными тяжелыми щитами.

— ПРЯМО СТУПАЙ! — небольшими шажками пикинеры двигались вперед, на него, старательно поглядывая подражая десятникам и поправляя положение пик. Щитоносцам, алебардистам и стрелкам было сейчас не в пример проще.

— НАСТУПЛЕНИЕ! ШАГ! ШАГ! ШАГ! — четыре шеренги с каждым выкриком приближались к нему — поначалу построение качнулось — кажется, некоторые опять забыли, с какой ноги идти, но строй устоял.

— СТОЙ! — рявкнул Кварт, когда острия пик уже были в метре от него. — НА КАРАУЛ! ВОЛЬНО!

— Когда все притихли, он продолжил — кажется — дело куда-то продвинулось. Теперь отправляйтесь в Цитадель, через полчаса у вас силовые тренировки. А после обеда…. После обеда учим «лево» и «право!» Разойтись!

Майсфельд наблюдал с балкона, как отряд пикинеров втягивается во двор. По команде «пики волочь!» они перехватили тренировочное оружие под импровизированный наконечник и спокойно, по четверо в ряд, прошли через ворота, стуча концами своих жердей по брусчатке.

— Я думаю, у Кварта может что-то выйти. Теперь его подопечные, по крайней мере, не устроили в воротах толкучку, как это было четыре дня назад.

Возле него стоял Лекс. Он помахал рукой Ивви, Фионе и Фальду, которые были в том же отряде. Норка и Белка еще не вернулись, их приставили к новым взводам учить новобранцев стрелять из луков и арбалетов. Да, раскидало их. Он здесь, остальные там занимаются своими делами, которые его мало касались. А Хелдор…

— Лекс, ты, конечно, как телохранитель, не обязан не отходить от меня ни на шаг, но.. — Прервал его размышления Майсфельд.

— Я привык свою работу выполнять хорошо. Раз телохранитель — то подле Вас. Сказали бы быть инструктором — я бы не уходил с плаца.

— Вот как. Но я не о том. Раз уж ты здесь, то хотел тебя спросить — не тяготит ли, все—таки, то что ты здесь, при мне? Ваш отряд…

–Увы, как не стало Хелдора и Тиарха… Что от нас осталось… Чем цепляться за осколки прошлого, лучше каждому из нас приносить пользу на своем месте. У нас есть свободное время, чтобы встретиться, мы часто пересекаемся в течение дня. Я не думаю, что нас разлучили. Мы просто винтики одного механизма. И мы именно там, где мы необходимы.

— Какой деловой подход. Но он меня вполне устраивает. Если бы мой прежний телохранитель был таким же, то мне не пришлось бы обращаться к тебе. Конечно же ты, Лекс, мне не в тягость, но мне действительно, неловко….

Лекс понимающе кивнул. Затем, помявшись, все-таки спросил:

— Хотел задать вопрос… Бывший телохранитель. Его я при вас не видел, а в бою Ваша свита была так велика, что…

— А телохранитель… Да, это было формальной должностью, это был отпрыск одного древнего рода, у него даже вместо герба был орнамент, как у первых вождей этих земель, и он должен был меня охранять лишь в бою. Ну как, стоять он должен был, красивый, в бело-зеленой накидке. Обычно обходилось без моего участия, а тут ситуация была отчаянная, и…

— Это тот недотепа, что слетел с лошади и свернул шею?

— Да — ухмыльнулся граф. Он был единственным погибшим среди верховых, вот ведь как, и то — сам…

— Не мастер я верхового боя, но, все же… — Он дворянин, они тому учатся лет с десяти.

— Я умоляю тебя, Лекс, с десяти… Дворянство уже, увы, не то, что прежде. Это не те рыцари, что погибли сотни лет назад — это, в основном, потомки наиболее трусливых и нерешительных.

Лекс промолчал, размышляя над сказанным.

— Часто видел тебя в бою — продолжил граф. И кажется, что мне нечего бояться. Странное ощущение… Потому что, выходит, что до этого меня в бою стерег ни на что не годный болван…

— Но теперь я должен охранять вас не только на войне, но и в мирное…

— Мирное время закончилось, Лекс — остановил его граф. — Точнее, оно и не начиналось. Может статься так, что… Неважно, смотри в оба, грозно клади руку на мечи и, глядишь, обойдется.

Лекс не ответил, поняв, что позволил себе лишнего.

— Ладно, идем, нам надо принять парочку человек.

Телохранитель послушно кивнул и пошел следом за ним — но перед дверью из комнаты догнал и прошел в малый зал первым — это уже стало привычкой.

Освоение Нейтральных земель шло полным ходом — гномы, кажется не один год ждали этого момента — они со страшным, алчным упорством вгрызались в древние скалы — в поисках железа и драгоценных металлов. Первое пойдет их союзникам на новые доспехи, а металлы либо на наемников, либо в их практически бездонные сокровищницы.

Тем не менее, воины Теодорика задарма все не получат — рудокопы занимались своими прямыми обязанностями, а перевозкой руды и пустой породы были заняты стюрангардцы. На выплавке их помощь так же требовалась.

Едва ли кто-то из тех немногих, кто провел в долине достаточно времени, узнал бы это место. Плато, на котором закрепились дружинники, быстро срывалось, везде были разбросаны мостки, чтобы было легче перегонять тачки и телеги — крутые скалы стали много более пологими — горы были похожи на растревоженный муравейник — стук и грохот не прекращался даже ночью, а внизу гномы устроили целый металлургический завод — им не терпелось выполнить свою часть сделки, поэтому день и ночь их пугающие для человека машины отливали железо в слитки, или даже сразу штамповали в листы — чтобы легче было делать бригантины — такие, какие углядели они у дружинников. То, на что бы у человеческих кузнецов ушла бы уйма времени — у них будут уходить считанные мгновения.

Как бы ни помогли такие устройства Арн-Дейльцам, но путь туда дружинникам был заказан — если гномы единожды заняли горы — их уже вряд ли оттуда выгонишь. На каждом самом маленьком перевале были секреты гномов, а на единственной большой дороге через скалы они сделали практически непреодолимый заслон. Если бы дружинники и захотели бы завладеть секретами бородатых горняков, то это стоило бы им слишком дорого…. Впрочем, Арн-Дейлцы не оставались в стороне, усиливая свои посты и дозоры, небольшая крепость у подножия гор разрасталась — захваченные горы могли быть еще и неплохим плацдармов для налетчиков Теодорика. Бывшие йомены Аррена время от времени заходили в горы, заставляя работников нервничать, поглядывать по сторонам, а воинам — постоянно быть в полном облачении и ждать подвоха.

Пехота Теодорика опять не справилась — воины Грозда уверенно сдерживали наступающих. Предводитель рвал и метал — слабо защищенный торговый городок как будто с каждым днем штурмовать было все сложнее и сложнее — князь лично пришел со своими лучшими воинами, чтобы не дать занять этот город сходу — он был богат не только золотом и драгоценностями, но и тем, что привозили местные крестьяне. Однако, за столь яростное сопротивление и местных теперь едва ли пощадят…

Правителя Грозда не зря называли Ястребом, настолько он был стремителен в своих решениях — он буквально опережал Теодорика на несколько шагов вперед.

Едва Теодорик строил пехоту для штурма — как отборные воины ждали на стенах, усилив местный гарнизон. Только он отправлял фуражиров для того, чтобы захватить обозы, которые решили вывести из города — среди крестьян и караванщиков оказывались дружинники, а сами крестьяне были вооружены копьями и кольями — мало какой обоз стоил таких потерь. Это требовало у воинов немало сил, и постоянные обозы ослабляли гарнизон, ведь вернуться было нечего и думать. Ястреб медленно, но верно проигрывал — потому что воинов Теодорика все еще было уверенное большинство. Рано или поздно его люди бы ворвались внутрь. Тем не менее, радовало, что Стюрангард потерял здесь немало времени — а дело было к зиме.

Тем более это приводило в неистовство — ведь рейдеры Теодорика так удачно захватили приграничную крепость, взяв «тепленьким» весь гарнизон, а тут! Какое-то жалкое недоразумение! Он надеялся посетить и Горы, отбитые у горцев у Арн-Дейлцев, и до зимы ухватить кусочек Фахро… Он терял время, понадеявшись на небольшую победоносную осаду и заставить гордого Ястреба бежать из города, бросая своих людей!

Ястреб, зябко кутаясь в плащ, осматривал телеги. Это был мужчина чуть за тридцать, все еще подтянутый, молодцеватый — но в то же время он выглядел глубоко уставшим — щеки и подбородок заросли, глаза впали, на лбу пролегли глубокие не по годам морщины, будто он только и делал, что хмурился.

— Последние нормальные подводы. Остальные придется чинить тем, что под руку попадется.

— Все зерно вывезли, женщин с детьми и подавно. — Отчитался перед ним седой ветеран — по совместительству, он командовал ополченцами — кто был при мечах да кольчугах, кто при вилах — но мужчины были готовы драться поголовно — и без всякого принуждения — Надо торопиться, нам сообщают, что сюда идут подкрепления, точно сомнут.

— Кто остался?

— Да почитайте лишь мужчины, и раненые…

–Раненые? Раненые??? — Ястреб подошел к одной из телег, сдернул с нее холстину — у вас есть раненые, а вы грузите — посуду?!

В сердцах он схватил один из кувшинов и бросил себе под ноги. Второй полетел в торговца, который начал громко причитать об убытках.

— Разгружайте!

— Но господин! — взмолился простолюдин, сняв меховую шапку и машинально отряхнув ее от осколков — у меня жена, детишки… Я… Да как же.

— Вот, держи, и выкидывай горшки обратно! — Ястреб раздраженно, но понимая правоту просящего, кинул ему несколько монет. — Это за горшки. Телегу тебе вернут в ближайшем поселке, что за лесом.

Перестав картинно ломать головной убор, торговец прикрикнул на своего поденщика, и он начал разгружать воз.

–Если все так, как ты говоришь, то когда нам придется уходить,… Мы понесем лишь что уберется в наших котомках. Как бы и так не пришлось потом волочь раненых на плащах, так что все, что может нас замедлить — грузим сей же час.

— Вот эта телега еще нормальная, вашество — крикнул один из крестьян. — Оглоблю бы только поменять…

— Так меняй, быстрее!

Покончив с делами насущными, он сунул руку за пазуху, решив перечитать письмо от Майсфельда — оно было уже не «свежим», но других вестей с запада у него не было. Последнее, что ему написал маркграф — что он вместе с подкреплениями отправляется к Нейтральным горам. Почему он сказал о своей отлучке? Верил, что он не нанесет удар в спину? Или понимал, что на то у него сил не хватит?

Нет, определенно, несмотря на все их разногласия, враг у них, как ни крути, общий.

К Теодорику на помощь подошли почти сотня дворянского ополчения и небольшой отряд его личной тяжелой кавалерии, его гордости, почти пять сотен тяжелых копейщиков и, на счастье, Свен прислал почти двести гномов. Они значительно усиливали почти две тысячи налетчиков что он привел с собой и тех, что собрались по округе по его наказу.

При нем были и гвардейцы, которые, хоть и имели лошадей, но предпочитали сражаться пешком. Впрочем, лучше, где надо, отправить в бой гномов, нежели его личную гвардию.

Дав подкреплениям двухдневный отдых, он решил, что здесь и сейчас ему вполне может удастся покончить с Ястребом, и тогда победа в войне будет лишь делом времени — потому как этот глупец так и не покинул город, покуда мог, теперь же дорога была перерезана.

Теодорик выстроил на виду свою гвардию, возглавив ее лично — более сотни спешенных латников — мало в Западном Эруане было сил, способных им противостоять — разве что не превосходя их пятикратно. Они пугали своими двуручными топорами, молотами, чернеными и, насколько возможно, единообразными доспехами. Иной отряд побежит, даже не пытаясь выступить против них.

К двум другим воротам были отправлены налетчики и тяжелая пехота. У них была задача преодолеть частокол, чтобы прибывшая на помощь кавалерия смогла развернуться и основательно ударить во фланг. Гномы встали с четвертой стороны. Бегать быстро они не могли, но могли заблокировать ворота, через которые до этого городок покидали беглецы. Теодорик не знал расположения войск Ястреба, и сколько у него осталось боеспособных воинов, да это и не было нужно — тому навязывали сечу с четырех сторон, он будет вынужден распалить свои силы и, в конце концов, ошибиться.

Первый сигнал рога — он повел своих лучших воинов к воротам — по идее, Ястреб постарается бросить все свои силы ему навстречу — он просто не сможет проигнорировать его «бронелобых». Через минуту по его отмашке — второй сигнал рога — он знал, что теперь его воины с двух сторон двинутся с места.

Гномы должны были приблизиться к воротам и захватить в плен или убить отступающих.

На стенах их, почему то, не встречали. Гвардейцы Теодорика выбили ворота, вошли в город — никакого сопротивление. Практически непроницаемая тишина. Теодорик слышал, как позвякивают латы его лучших воинов, их шаги… Город опустел. Ему передалось напряжение воинов — он ожидал стрелы из-за любого угла. Ватаги его легких бойцов тоже, судя по крикам, ворвались в город, но они тут же оборвались — кажется, защитников они тоже не обнаружили.

До центра города они шли, казалось, вечность. Время от напряжения и негодования стало густым, словно кисель. И вот — они на центральной площади. Там тоже было пусто. Их взору открылись лавки торговцев, даже не запертые, кое где валялись ткани, горшки и прочее, но — не было ни души. Чуть позже до центра дошли и другие штурмовые отряды — передние ряды встали как вкопанные, задние, видимо, напирали, не понимая, что происходит. С легкой пехотой были и его кавалеристы, которые тоже выглядели совершенно потерянными.

Только Теодорик хотел отдать приказ хорошенько прочесать город, как с четвертой стороны, где должны были стоять гномы, раздался громкий треск. И только сейчас Теодорик понял, что…

— Они там, у задних ворот! Быстрее, догнать их!

Пехота, толкаясь и мешая друг другу, бросилась в указанном направлении. В этот момент треск сменился грохотом, и теперь он услышал негодующие вопли и звуки битвы.

Теодорик предположил, что Ястреб умудрился ночью попросту улизнуть, а теперь отступали осиротевшие воины, местные солдаты и оставшиеся местные жители — решил, что ему рановато принимать свою судьбу ради одного удачно, с точки зрения торговли, расположенного города.

Отряд гвардейцев двинулся к месту завязавшейся стычки, ожидая увидеть, что гномы перехватили в воротах повально бегущих людей, а его пехота еще и ударила им в тыл.

Теодорик вышел к предполагаемому месту последней стычки за город… И грязно выругался. Ястреб был с отступающими. Он держал в одной руке свой личный стяг и умело командовал бойцами, зычно и хрипло раздавая приказы. Все отступление выглядело четко спланированным — Ястреб не мог уйти просто так, и он задумал дать Теодорику еще один бой — да такой, чтобы он дальше, через лес, уже до весны не сунулся.

После того как участок стены рухнул — не абы как, а прямо на гномов, Ястреб смог повести своих воинов прочь из города. В нескольких внешних рядах стояли дружинники и воины гарнизона, в центре толпились крестьяне, вооруженные крестьяне. Были среди них и женщины, но лишь наиболее упрямые, что не захотели бросить своих мужей. На несколько мгновений Теодорик задержал свой взгляд на пожилой женщине — в овчине, замотанная платком. Руки в грубых варежках воинственно сжимали вилы. Та без страха вперила на него свои не по возрасту ясные глаза. После она отвернулась, шагая дальше.

Плотный четырехугольный строй защитников уверенно двигался параллельно мощеной дороге, ведущей в лес. Под командованием Ястреба они шли ходко, словно успели потренироваться. Гномы были отброшены прочь с их пути, и их командиры пытались заново построить разорванный надвое отряд, чтобы вновь атаковать. Налетчики беспорядочно бросались на воинов Ястреба, неся потери. Раненых воины бросать не собирались, тех отправляли в центр построения, а на место выбывших из строя вставали другие.

Теодорик, оседлав коня, выдвинулся вперед, крича на своих налетчиков:

— Прекратите биться как мухи о стекло! Соберитесь! Возвращайтесь к своим командирам, окружите этих сукиных детей! Отрежьте им путь, немедленно!

Конечно же, Ястреб слышал его распоряжения, но ускориться он никак не мог. Бросить людей в центре строя сродни поражению — конечно, его бы поняли, оправдали и простили, уйди он лишь со своей дружиной — но такой веры в него уже бы не было. Он столько воевал с людьми Теодорика, ни разу не уронив своей чести — он не уронит ее и теперь. Ему оставалось лишь, сжав руки на древке знамени понукать людей двигаться вперед.

Теодорик смог создать подобие порядка, и теперь его налетчики, словно гончие псы, забегали вперед, чтобы построиться на пути войска Ястреба. Но отходящих людей было около твосьми сотен, и крестьяне там, не крестьяне — но забежавшие вперед малые отряды налетчиков их остановить не могли.

Гномы продолжали идти параллельно колонне, ища удобного случая поквитаться за свой испуг. Сзади наступали на пятки тяжелые мечники и копейщики Теодорика, в то время как гвардейцы из-за своих тяжелых лат шли довольно медленно, хоть и выкладывались вовсю.

Беглецы и не собирались сбавлять темпа, чтобы как можно быстрее оказаться в спасительном лесу, где просто не хватит пространства, чтобы преследовать их так, как они это делали сейчас.

Однако, кавалерия Теодорика развернулась для атаки, а встречать конницу на марше было делом гибельным. Поэтому, когда конница перестроилась по левую руку от них для того, чтобы взять дальнейший разгон, Ястребу ничего не оставалось, кроме как остановить движение.

В этот самый момент Теодорик протрубил самолично в рог, подкрепив это криком «НАВАЛИИСЬ!» — которое эхом прокатилось среди его воинов и гномов.

На воинов Ястреба словно сошла лавина — сначала на их строй обрушились налетчики и гномы, щиты едва выдерживали напор, воины и крестьяне с копьями и рогатинами кололи и били не переставая — беспорядочно, неумело, но то и дело нанося смертельные раны. Вторые ряды споро били мечами и топорами, понимая, что те, кого они прикрывают, могут только защищаться перед исступленной злобой врагов, которых едва не обвели вокруг пальца. Воины устояли перед натиском — слишком много врагов скорее лишь мешали друг другу. Самое страшное испытание было несколько позже — в просвет между союзными отрядами ударила конница. Клин был, казалось, неудержим, Теодорик, наблюдавший со стороны за сражением, услышал страшный грохот, и видел, как две или три шеренги повалились на землю. Туда тут же устремились пехотинцы. Казалось бы, вскоре строй рассыплется, но вооруженные крестьяне отважно бросились в образовавшуюся брешь. Против свирепых налетчиков в открытом бою они мало чего могли противопоставить, но они не дали тем развить успех, и помешать кавалерии они тоже сумели, попросту целясь в лошадей и скидывая всадников наземь.

Обороняющиеся дружно, гурьбой, подбадривая друг друга, не переставая наносили удары. К этому времени оглушенные и легкораненые смогли подняться на ноги, а Ястреб, ни секунду не отпускавший нити сражения, отправил подмогу в виде небольшого опытного резерва в образовавшийся разрыв.

Вскоре и гномам пришлось отойти назад — доспехи спасли их от серьезных потерь, но они мало чего смогли добиться своей атакой — по крайней мере, меньше чем предполагалось. Они отошли на полсотни шагов, собираясь с силами, дожидаясь, когда до воинов Грозда подойдет тяжелая пехота.

Налетчики, увидев неудачу конницы, тоже отошли, доставая луки, легкие арбалеты или вовсе пращи, чтобы не дать обороняющимся продыху.

Ястреб мгновенно воспользовался заминкой — не разрешая своим воинам доставать сохранившиеся с осады луки и арбалеты, погнал их вперед, к лесу. Налетчики перед ними трусливо расступились, не испытывая судьбу. На это Теодорик разразился очередной тирадой и стал подгонять своих латников, благо они уже почти их нагнали. Те были истощены от негаданного марш-броска — они рассчитывали дойти до центра города, не более, а теперь они едва ли не целый час бежали по полю, догоняя остальные войска.

Уже возле леса латникам удалось идти строго по мощеной дороге, на ходу образуя штурмовой «кулак» и они смогли ускориться. Отступающие были близко, у леса возникла заминка, когда они начали втягиваться в лес, перестраиваясь в колонну.

Теодорик кричал остальным воинам, чтобы они дали дорогу его гвардейцам. Те вложили остатки сил в безумный марш-бросок и, кажется, были вознаграждены — Ястреб, понимая, что им не оторваться, и латники набросятся на них на марше, принял решение послать большую часть людей вперед, а сам решил закрыть проход для гвардейцев.

Теодорик не поверил своим глазам — личных дружинников недруга и без того мало после этого безумного марша, так он большую часть отправил с крестьянами и остатками гарнизона. Ястреб одурел от усталости, и заигрался в благородство — тем легче будет его убить — вот он теперь, на дороге.

Глаза Ястреба заливал пот. Он успевал везде и всюду сегодня, и одним лишь богам известно, как тяжело это ему давалось. Латники оказались упорными — он надеялся сбросить их с хвоста еще в городе, но они, кажется, очень хотели с ними поквитаться. Он стоял в арьергарде с пятьюдесятью самыми отважными и сообразительными воинами, что у него были. Они заняли позицию там, где буреломом все было густо усеяно по обеим сторонам дороги.

На них теперь шла сотня закованных в латы воинов, и как бы ни были хороши его воины, против этих ходячих статуй ему не справиться. Наверное, во всем Грозде, а может даже у их не самых плохих соседей — Арн-дейлцев, не было столько лат, сколько сейчас он видел перед собой.

— Доставайте арбалеты, надеюсь, вы их не разрядили — сказал он вполголоса.

Воины послушно их достали.

–Прячьте за щитами, высвободите руки из петель, чтобы их можно было сбросить.

Если воины и удивились — то виду не подали. Ястреб не раз показывал свою сметливость. Латники втянулись в лес, за ними напирали гномы, тяжелая пехота и те голодранцы и душегубы, которых Теодорик гордо называет рейдерами.

Он знал, что Теодорик где-то рядом, он мечтал самолично убить его, Ястреба. Латники были в сорока шагах, но уже сейчас было слышно их тяжелое дыхание. Наконец, по приказу они бросились вперед, набирая скорость, чтобы быстро прорвать стальной лавиной два ряда щитов и добраться до него. Кажется, предательски затряслись руки. Опять он играл со смертью. В тот самый момент, когда латники оказались еще ближе, он дал команду.

— Перв-ряд-на-клено! Ббееей!!

Воины бросили щиты и выдали латникам сдвоенный залп. Не все кирасы выдержали выстрел в упор, часть болтов попала кому в горло, кому в подмышки. Разъярённые гвардейцы рванули еще быстрее, на пределе возможностей, со страшным занеся мечи и двуручные топоры — ставшим почти беззащитным дружинникам оставалось жить не более минуты.

Но Ястреб не собирался сегодня отправиться на убой.

— БЕЖИМ!!!

Из-под носа у почуявших добычу латников полсотни воинов рванули прочь по дороге — они не неслись бегом через все поле, в отличие от латников, и Ястреб не зря выбрал тех воинов, у кого не было поножей. Сейчас они спокойно, колонной по два бежали за своими товарищами, на ходу сбрасывая шлемы и щиты. Латникам такой маневр было не повторить. Рейдерам быстро протиснуться через латников было невозможно, поэтому они не успели их перехватить прежде, чем те успели оторваться.

Воины быстро скрылись за изгибом дороги и уверенно догоняли остальных. Едва стихли вопли и проклятия Теодорика, как они услышали приветственные крики товарищей — кажется, они не верили, что им удастся все обставить в лучшем виде. За криками послышался стук топоров — дорогу заваливали лесом.

Он, Ястреб, своих не бросает. Большинство жителей он смог вывести из города, а сейчас и они смогли в последний момент оторваться от преследователей. Он бежал наравне со своими воинами и благодарил всех богов, что одарили его умом и своих уже немолодых родителей, что розгами прибили ему любовь к старым книгам по военному делу. С такой-то жизнью и такими врагами он был до сегодняшнего и не дожил!

— Олухи! Остолопы! — Теодорик расталкивал растерявшихся латников, хватал за вороты налетчиков, швыряя их в сторону бежавших. У латников не было сил повторить такой рывок — они прямо здесь, сипя и хрипя, скидывали с себя шлемы и пытались отдышаться. Кто-то лежал ничком, натужно сипя, кто-то страшно кашлял, то и дело сплевывая. Рейдеры не горели продолжать преследование — ежу понятно, что воины Ястреба будут выбивать их по одному на довольно узкой дороге.

— Догоните их! Немедленно! Сейчас же! — Голос Теодорика, человека, чей авторитет был непререкаем, вдруг почти сорвался на визг.

— Мой господин, успокойтесь — его плечи сжал лейтенант гвардейцев — послушайте меня! — ПОСЛУШАЙТЕ! — Теодорик посмотрел внимательно на своего подчиненного.

— Вы можете даже повесить меня на ближайшем суку — но я скажу Вам, что идти за Ястребом дальше — чистейшей воды самоубийство, и ничего более. Если вы отправите войска в погоню — порядки растянутся, и нас будет поджидать смерть у каждого выворотня! Пустой город если и не займут вновь особо преданные Ястребу голодранцы, разжившиеся нашим снаряжением, обозом и лошадьми, так точно спалят городище дотла, а воинам, между тем, где-то нужно зимовать!

— Хорошо — Теодорик сник, ощутил колотьбу в боку, поняв, что сам был измотан. — Что дальше? Ястреб ушел. ОН должен был быть мертв.

— Поле битвы осталось за вами. Город и часть его ценностей все еще там. Вы победили, мой господин — Лейтенант мгновенно встал на одно колено. Пожните же плоды победы. Заберите из города все ценное, сделайте место для зимовки, чтобы весной не пришлось начинать сначала… Вы знаете, это лучше моего!

Теодорик подал руку лейтенанту:

— Ты всегда был мне верен и думал о всеобщей пользе, и мы конечно же сейчас вернемся в этот город, и заберем все, что там есть. Но… НИКТО! НИКОГДА НЕ СМЕЕТ ТАК СО МНОЙ ОБРАЩАТЬСЯ! — Теодорик мгновенно выхватил узкий кинжал, ударив верного лейтенанта. Брызнула кровь, веером окропив доспех Теодорика. Тот повалился наземь, зажимая порез на лице, после чего поднял взгляд на Теодорика. Одного глаза как не бывало.

— В другой раз осмелишься трясти меня, как куренка — убью.

К лейтенанту опасливо приблизились латники, протягивая ему чистые тряпицы. Тот плотно зажал рану одной из них.

— Теперь — идем в город. Всех нас ждет добыча. — Налетчики радостно закричали, передавая эту новость, гвардейцы обступили своего непосредственного командира и напряженно молчали.

Может, рейдеры Теодорика, эти маньяки и душегубы, и похожи на стаю волков, которой надо ежеминутно показывать свою силу. Но латники были серьезными и по-своему честными людьми — и увечье своего командира в обмен на дельный совет они забудут нескоро.

…Как и предполагал изувеченный лейтенант — добра в городе было много. Немало, как ни странно, осталось и монет с украшениями — наиболее глупые из местных дельцов решили припрятать сундуки по схронам, но налетчики, словно хорошие гончие, быстро отыскали, пожалуй, каждый клад. Все это Теодорик смог собрать в небольшой сундук. Воинам, находящимся с ним, он разрешил делать с остальным найденным добром что угодно. Рейдеры споро вычищали теперь все, вплоть до глиняных горшков. При оказии можно продать старьевщику. Стоило ли говорить, что за шлемы, которые сбросили дружинники Ястреба, они едва не устроили настоящую свару — Теодорику пришлось вмешаться и распределить их между сотниками и сержантами.

А сундук он постарается как можно скорее отправить через Пустошь — в Империи много воинов, изнывающих без дела — с орками мир, с Баронствами мир… Лучше уже сейчас послать эмиссара с авансом, который начнет вербовать охочих до войны людей — дворян, наемные роты ландскнехтов, или просто банды рутьеров, которым можно было много и не платить — они были что его рейдеры, но в пестрых суконных штанах. Весной он возьмется за Ястреба всерьез, и ему будет несдобровать!

Сотни связок разнообразным оружием, десятки тактик — все Хелдор впитывал как губка. Здесь не страшно было пропустить удар — ведь в другой раз ты не ошибешься и будешь начеку. Он перестал обращать внимания на боль от нанесенных ударов, ведь она уйдет, едва он снова откроет глаза. Все противники были весьма искусны и изобретательны и он, как возможно и все вокруг, был обуян жаждой этих смертоносных знаний.

Он смотрел на окружающих, но почему-то черты их лиц он не мог запомнить. Первого своего «убийцу» он про себя назвал Ловкачом. Но встреть он его вновь — не узнал бы в толпе. Потом появился Здоровяк, Дикарь, Злюка и…потом прозвища кончились, считать он перестал, когда в его памяти отпечатался еще один Ловкач, третий своего имени. Порой ему казалось, что он видел знакомых, но это пропадало, как странное наваждение. Время текло-странно-тягуче, и он в конце концов, всецело ему отдался.

Ни разу он не встречал тех, кого он знал при жизни и погиб раньше него — Рысько, Гумтик… Варрек, хотел бы он увидеть Варрека. Сказать, что он погиб, сражаясь его мечом… Был ли таков замысел этого места, чтобы павшие излишне не терзали себя вопросами и не сталкивались нос к носу с кем-то из своей прежней жизни, или просто воинов было так много, что встретить кого-то из своих имело вероятность, стремящуюся к нулю — Хелдору было не узнать.

Ворота так и стояли открытые настежь, лишь иногда порождая в нем смутное беспокойство. Когда он, наконец, перестал на створки обращать свое внимание, кое-что изменилось.

Он шел с очередной битвы на пиршество, уже привычно прокручивая в голове все пережитое, если данное слово было применимо к происходящему. На каменных ступенях, перед воротами, стояла суровая воительница, какими их рисовали на древних фресках — даже шлем с крыльями и металлические чашки на грудях прилагались, равно как и почти невесомая туника, ниспадавшая к ее ногам. Он смутно припоминал эту женщину, с двумя толстыми, туго заплетенными косами. Нельзя было сказать, что она некрасива, но острые, чуть грубые, словно высеченные в мраморе, черты дополнялись перебитым носом — трофей еще со времен богов, сражающихся бок о бок смертными, о коих не помнил никто, даже долгоживущие эльфы со всеми своими древними свитками. На устрашающе мускулистых руках красовались золотые браслеты и белесые шрамы. Богиня войны, что еще сказать.

— Хуунре.. — промолвила она, глядя на него в упор. Товарищи, с которыми он делил сейчас поле битвы, кто причитая, кто сдавленно ругаясь, отпрянули от него, но тут же встали на одно колено. Хелдор в недоумении стал осматриваться по сторонам, но видел перед собой лишь покорно склоненные головы. Поняв, что если он не пройдет через ворота, то воины Чертога так и буду стоять, выражая свое почтение, он наконец стал подниматься по ступеням. Его спину обдало шумом, криками и мольбами, но он, не оборачиваясь, поднялся к створкам ворот. Воительница подала ему свою руку — не по-женски сильную, и они вместе вошли в Главный Чертог.

Створки сами закрылись за ним, сразу пропал веселый гул предстоящего пиршества, словно не деревянные створки закрылись за ним, но выросла непроницаемая крепостная стена.

Он обнаружил себя посреди темного зала с чадящими факелами. Стены странно отливали и искрились металлом, пока он вдруг не понял, что все они увешаны оружием.

— Госпожа — оглядываясь по сторонам, вымолвил Хелдор. Я знаю, кто вы.

— Неужели? — Женщина легко, пружиня шаг, ходила вокруг него. — Я думала, ты опять потерял пам…

— Вы богиня войны, Хельга. Но я не могу понять, почему я, простой воин, вдруг удостоен такой чести…

— Я так и знала… — Ее вздох эхом отдался в стенах.

Не дождавшись каких-то объяснений, Хелдор стал удовлетворять свое любопытство — мимо такого количества оружия он пройти не мог. От привычных мечей и копий — к чакрумам, боевым серпам, а кое-где он мог заметить такое оружие, которого он и в глаза не видел, а понять, как им пользоваться, он мог исключительно интуитивно.

— Это твои трофеи. Ты ими очень гордился. Можешь сюда повесить сюда и свою глефу — воительница протянула ее Хелдору — молодой воин мог поклясться, что та появилась буквально из воздуха.

Хелдор взял оружие в обе руки, и воздел взор, рассматривая его лезвие. Он пока мало чего понимал, и, видимо, сосредоточился на единственном родном ему предмете в этой обстановке. Мрачноватый чертог с чадящими факелами давил на него — ему казалось, что он здесь действительно был, хоть и очень давно.

-Конечно ты бывал и в более серьезных сражениях — но и это вышло ничего. Тут, на стене, есть два крюка. Это оружие достойно висеть здесь, чтобы ты ни думал — по-своему поняла его молчание Хельга.

Решив, что с него не убудет, он повесил глефу на стену — основание лезвия на один крюк, подток на второе — словно они для этого тут и были вбиты.

— Идем со мной, твое место здесь.

Хелдор пошел за ней следом, и в дальнем конце зала, из сумрака, возникла высокая платформа, зловеще отливающая белизной. Когда он подошел ближе, то понял, что эта платформа сплошь состояла из черепов — совершенно разных форм и размеров.

— О, Хуунре… — вымолвил он, тут же вздрогнул от внезапно засмеявшейся Хельги.

— Ты еще не понял? Или ты так тщеславен, что славишь сам себя? Или люди там, в мире живых, уже не упоминают тебя всуе?

-Но… Я не.. Хуунре это древнейший, почти забытый бог, он покровитель… отчаянной воинской удали… Двадцать, тридцать человек, иногда больше, кричали его имя, но так истово, что во мне прибывало сил, и я…

— Теперь понимаешь, почему?А теперь — поднимись, займи свое место. Вот твое кресло — обычное, неприглядное, как и положено богу войны. Ведь важно в том, что оно попирает собой черепа врагов — сильнейших врагов, которых ты убил. Отдохни. Приготовься к той великой битве, что тебе предстоит… Переродись вновь, и тогда…

Он все так смотрел на гору черепов — то ли оторопев от ужаса, то ли силясь что-то вспомнить.

— Здесь есть и твой последний трофей. Помнишь?

— Вот он, кажется… — он прикоснулся к черепу, ощутив странный холодок. Да, сломаны лицевые кости, и… череп изнутри поврежден. — Аллан — стал припоминать Хелдор — это его череп. Я не знаю как, но он действительно здесь.. Не понимаю…

— Это не зря называют потусторонним миром. Все что есть там — есть здесь. — Помедлив, она продолжила — Твоя алебарда, например, тоже осталась внизу, даже могу сказать, что лежит она на почетном месте.

Хелдор задумался, пытаясь это осознать.

— Если ты вдруг решил устроить тут экскурсию — нетерпеливо произнесла она. — То тут есть более достойные противники — вожди орков, эльфийские архонты, древние короли людей, дем…

— Еще более странно — продолжил Хелдор, словно не слушая ее вовсе — что его череп тут… И если он погиб в бою… то он там, за дверьми?

— Нет. Те воины, что оказываются достойны укрепить твой трон — только здесь. Их души заключены в черепах, и их ждет лишь темное ничто…

Услышав это, Хелдор без труда отделил череп от всей чудовищной конструкции хотя до этого казалось, что врос туда навеки.

— Осторожнее, Хелдор — насмешливо сказала Хельга — если дернешь за тот, что у подножия, все может рух…

Со злостью швырнул череп на каменный гладкий пол. Тот раскололся, отозвавшись эхом. Из осколков вылетело облачко, на мгновение он приняло человеческую форму, в которой мельком Хелдор угадал черты своего недавнего противника. То быстро пролетело сквозь приоткрывшиеся створки ворот прочь.

— Приятной вечности — примиряясь со своим врагом, сказал он — мы оказались по разные стороны и не могли иначе.

— Что ты делаешь? Ты… В них вся твоя сила… ты не… может все черепа переколешь? — выдохнула та гневно.

— Я бы с радостью, но я не помню, при каких обстоятельствах мы повстречались. Но смотрю на того рогатого — Хелдор кивнул на огромный, почти ему по пояс, украшающий весь помост череп — и желание пропадает.

— Ты ведешь себя как неразумный отрок! Сядь, займи свое место, не так много времени прошло с твоего забытья, а тебя будто подменили!

-По Вашему тону можно догадаться, — спокойно ответил на ее тираду молодой воин — что Вы ко мне не равнодушны. Уж не знаю, к чему мне такая честь.

-ХУУНРЕ!! — побелела от злости богиня-воительница.

— Нет, это не я — растерянности Хелдора и след простыл, и теперь он двигался к выходу — я Хелдор, дружинник маркграфа.

— Десятки раз ты погибал, десятки раз восставал из праха! К чему это все? Что с тобой случилось? Ты стал слишком… Ты размяк, Хуунре.

— Размяк?

— В прошлый раз ты вообще до самой своей смерти сиднем сидел дома, пока, наконец, став старым и больным, ты не решился…

— Прости, что?

— Неважно. Если я буду пересказывать каждую твою гибель, то…

— Ладно. Но ты можешь рассказать мне хотя бы об этой образине? — Хелдор указал на череп чудовищного рогатого демона.

— Это Повелитель демонов. Ценой своей жизни ты тогда оказал миру большую услугу, убив столь жестокого и могучего врага. Это было почти пять тысяч лет назад. Прикоснись к нему, может, тогда ты вспомнишь…

…Выжженная земля, небо окрашено кроваво-красным заревом, горы трупов, повсюду разлитая магическая сила. Он сжал рукой, защищенной латной перчаткой, уже скользкое от крови древко. Воздел голову вверх — там реяло красное знамя, а на нем — черный меч. Он чувствовал смерть, подступающую к нему. Он истекал кровью… Однако при этом знал, что победил… Рука сжала древко еще крепче. Он почувствовал, как колени его подогнулись, и все что он хотел — не упасть лицом наземь… Или на то чудовище, что лежало, распластанное перед ним.

Эта тварь не нанесла ему ран, в привычном смысле этого слова. Однако борьба с ней лишила его и сил, и воли.

Он услышал лязг металла. Его верные воины, следившие за схваткой, вставали на одно колено, благоговейно глядя на него. Тут его лучшие воины, дошедшие с ним до конца…Они были в блестящих доспехах… Кажется, из бронзы. И тут они разразились кличем, от которого сотрясалась сама земля.

-Хуун'ре! Хуун'ре! ХУУН'РЕ!

Раньше этот клич придавал ему сил, но теперь каждый возглас словно тянул его на дно бездны. Он устал. Он так устал…

Крики стихали, темная пелена словно охватывала его. Он ощутил тепло и защищенность, словно он оказался в утробе матери. Конечно, вряд ли он помнил эти ощущения, но больше ничего не приходило в его уставший разум.

Прощайте, мои верные воины. Когда я вернусь, все вы обратитесь в прах. Но на ваше место придут другие, такие же храбрые и верные… Прощайте.

…Хелдор поспешно одернул руку от черепа. Он не находил слов.

— И.… хочешь сказать, что божество, погибшее пять тысяч лет назад. А знамя… Знамя из тех времен… Значит вот каким Орденом мы были… Если бы я мог…

-Не можешь, да и что теперь поделать. Назад пути нет. Ты наконец-то вернулся в чертог, и тебе здесь самое место. Отвлекись от земных забот, наберись сил. Переродись вновь, но больше не сходи с пути…

-Это был мой первый враг? Мне пять тысяч лет?

— Хелдор, нам с тобой — она неловко, но как можно более ласково провела ему ладонью по щеке, — много больше лет. Мы появились, как только люди взялись за палки и камни, не в силах мирно поделить мертвого мамонта, место у реки, или даже дикую яблоню. Мы еще из тех времен. Я помню тебя еще… Диким, необузданным… Ты шел в бой нагим, укрытым лишь татуировками и космами своих густых волос — Хельга вдруг так просто, по-человечески, прикусила нижнюю губу — разбивал врагам головы каменным топором, жег их хижины, брал всех их женщин там же, не дожидаясь, когда испустят последний дух погибшие воины и догорят хижины… Но ты… Всегда возвращался ко мне. Набирался сил. Сначала в мире живых, а потом ты стал так велик, что построил в этом месте Главный Чертог…

Это не он. Не мог быть он. Когда он вернется вновь? Его друзья будут прахом? Как будут сражаться люди? Будут они поливать врага свинцом и огнем? Облачатся в толстые, непроницаемые доспехи, которые будут делать за них буквально все? Или круг замкнется, и ему вновь придется драться костяной дубиной?

Хелдор не хотел оставаться здесь. Может он и Хуунре, но это не значит, что назад пути нет… От начала времен Хуунре не просто так сражался как обычный воин, погибал, но вновь возвращался. Может, даже будучи дикарем, хотел он вернуться к своей стае, племени, отряду, войску… завершить начатое, но не мог.

— Мы возляжем с тобой в наших покоях, как и раньше, ты окрепнешь, и вернешься вновь к своим бесконечным битвам… Но сейчас Вы устали, мой Господин.

В этот момент у Хелдора что-то екнуло в груди… Потом еще раз…Звук раздавался из его груди, но был так громок, что эхом отскакивал от стен, словно они от него сотрясались.

Несколько одиночных ударов едва не повалили его на землю, он почувствовал привкус крови во рту… Потом удары начали выбивать определенных ритм.

«ту-дууух. Тууу — дух»

Когда боль в груди прошла, и скорость ударов стала нарастать, Хелдор едва не закричал от удивления.

Его сердце забилось вновь, и звук, казалось, был так силен, словно сейчас смахнет этот зал с оружием, черепами и изумленной богиней, словно дурной сон…