Додекафония

Сергей Александрович Ронин, 2023

Сашка одержим классической музыкой: он не мыслит себя без клавиш пианино и струн гитары. Его тихая незаметная жизнь навсегда меняется в день, когда стойким убеждением, что в искусстве нет места атональности, он наживает заклятого врага – ярого поклонника додекафонии. Это история длиною в лето поведает об их творческом пути и отчаянном поиске вдохновения.

Глава 5

Ближе к полуночи на метро добрался до Китай-Города. Прошелся привычной дорогой по Лубянскому проезду вдоль Ильинского сквера; немного не дойдя до Маросейки свернул в узенький безлюдный переулок.

«Завал» спрятался чуть дальше: в малоприметном подвальчике обветшалой дореволюционной трехэтажки. Найти его можно было по неброской вывеске, афише на стене и молодым ребятам что по обыкновению кучковались у спуска ко входу и весело щебетали под звон пивных бутылок.

Сашка, глядя на ребят, вспомнил давний трюк: чтобы не тратиться на дорогую выпивку в клубе, они с приятелями выходили на улицу, бежали в ближайший круглосуточный или чебуречную, угощались там дешевым портвейном и возвращались чтобы уже спокойно «шлифовать» настроение самым простеньким барным пивом или водкой (этот наиболее милосердный в цене и совершенно беспощадный по эффекту напиток выручал даже в самые безденежные времена).

Сашка отстоял длинную очередь и спустился ко входу в подвал. Дверь перегородил крепкий охранник в неизменно черной футболке. Тот пристально оглядел Сашку и спросил на удивление вежливо:

— Что хотели, молодой человек?

Сашка назвался, упомянул Генку — тот, сверившись со списками, впустил. Оказалось, что у клуба сегодня юбилей и пускали только «своих».

Трепет пробежал по телу, словно вернулся тот юношеский задор, когда вход всякий раз оборачивался лотереей. Все зависело от настроения охранников: в иной вечер пропускали без проблем, в другой непременно требовали документы с отметкой о том, что тебе больше двадцати одного или на ходу придумывали самую нелепую причину не пускать, навроде внезапно нагрянувшей санинспекции — так они тешили самолюбие. Но как только одоленные церберы оставались позади — музыка врывалась в голову, адреналин закипал, и отпадали всякие сомнения что вечер будет жарким.

Вспомнилась первая встреча с Генкой — к тому времени уже завсегдатаем «Завала». Той ночью Сашка с одногруппниками пересеклись неподалеку от клуба со знакомыми по Горному — их внимание приковал Генка. Он с разбитым в кровь носом, но с улыбкой рассказывал о том, как минуту назад крепко повздорил с охранниками. Те не пустили его: им показалось что он излишне пьян. Генка не отступил и полез на них с кулаками — его от души избили. На следующих выходных охранники уже забыли про досадный инцидент, и Генка встретился уже внутри клуба. Через неделю его снова не пустили, а еще месяц выгнали за пьяные выходки и не пускали вплоть до смены охраны.

Таков был «Завал» — заглянув в его стены однажды, хотелось возвращаться туда снова и снова несмотря на нередкие казусы. Возраст, профессия, национальность и вероисповедание значения не имели — ночью все были едины. У барной стойки могли случайно встретиться безвестный студент, столичная знаменитость, солидный бизнесмен, заодно какой-нибудь забредший француз или даже африканец; вместе хлопнуть по рюмке, порассуждать за жизнь и разойтись лучшими друзьями чтобы на утро забыть друг о друге навсегда.

* * *

Клуб и сейчас напоминал старую коммуналку. Обшарпанный деревянный пол, голая штукатурка на стенах, будто наспех выкрашенная где в коричневый где в зеленый, тряпичные абажуры на лампах и неизбежные мысли навроде: «а ремонт то здесь похоже со времен большевиков не делали?». Обманчивая простота была скорее изюминкой клуба — гости боготворили ее. Нередко, когда двух небольших залов, разделенных тесным коридорчиком, едва хватало вместить всех желающих оторваться без пафоса и навеки почившего гламура.

Сашка сперва заглянул в зал, где раньше всю ночь напролет диджей крутил пластинки. Зал, к великому изумлению, теперь походил на обычное кафе: танцпол отчего-то плотно заставили столиками, где редкие гости, в основном парочки, мирно болтали, пренебрегая крепким алкоголем. Бармен, пока не заваленный заказами, увлеченно смотрел футбол по телевизору.

В соседнем зале, где по пятницам и субботам гремели концерты, оказалось повеселее и куда многолюдней. Сашка с приятным удивлением обнаружил на сцене дорогущий рояль от «Стейнвей и Сыновья»; там же копошились музыканты: гитарист с мушкетерской бородкой и пышной как у пуделя прической, невысокий басист-азиат, лысый барабанщик и немолодой саксофонист, который судя по недовольным гримасам и репликам о «лаже» был за главного. Сцену огибал небольшой танцпол, позади него за столиками галдели гости.

Генка пока не явился. Сашка устроился за пустующим столиком в уголке — послушать группу. Музыканты к тому времени закончили приготовления и заняли места на сцене. К микрофону подошел гитарист, объявил, что напоследок сыграет пару «вещичек»: на этот раз кое-что из нестареющей «классики»; и под счет барабанщика от души вдарил медиатором по струнам. Заревел веселенький блюз-рок — гости, раззадоренные знакомыми рифами, в миг облепили танцпол.

Сашка поскучал недолго, но то ли настроение не поправилось то ли музыканты не особо впечатляли — так и не дослушав, отправился в бар.

* * *

Устроился за стойкой, заказал пива. Пока пена в бокале игриво потрескивала, а запотевшее стекло приятно холодило руку, с ностальгией осмотрел убранство бара. Почти ничего не поменялось: таже тусклая лампочка освещала белую кирпичную стену с доской, исписанной мелом; на полках друг к дружке прижимались бутылки всех цветов радуги; вместо плаката с лозунгом: «Доброта — бесплатно!» повесили Мону Лизу с пририсованным к руке коктейлем с зонтиком.

Пока изучал оскверненный шедевр итальянского мастера, к стойке прислонился высокий сутуловатый гость и щелкнул пальцами бармену. Тот торопливо налил ему рюмку текилы и поставил рядом блюдце с лаймом.

Сутулый благодарно кивнул, вальяжно облокотился на стойку; взял в одну руку рюмку, в другую лайм и, не имея поблизости иного собутыльника, повернулся к Сашке.

— И не иссохнет мой стакан покуда жив я буду! Твое здоровье! — разорвал он трезвую почти что целомудренную тишину зала.

— И вам долгих лет, — поддержал Сашка, приподняв бокал.

Сутулый резко выдохнул, выпил, слизал соль с рюмки и тут же закусил лаймом. На вид это был типичный спившийся поэт с едва уловимыми остатками благородства на лице. Неряшливая прическа; подернутая сединой щетина; глаза с ироничным пьяненьким прищуром; решительный нос с горбинкой. На сутулых плечах висела не по размеру широкая рубашка с закатанными рукавами, верхние пуговицы были расстегнуты и выглядывал крестик на серебренной цепочке. Худощавое запястье украшали на удивление дорогие часы.

Сутулый, отрекомендовавшись Николаем, продолжил:

— Слушай, Витьке хочу предложить арфу в зале поставить. Ей-богу разорюсь, но возьму. Взять?

— Почему нет?

— Заметано! — выдохнул Николай точно не хватало ему лишь одобрения Сашки, — парагвайскую поставлю, а дурь в мою башку обезьянью ударит — саунг из Мьянмы привезу, — взял паузу, оглядел Сашку и добавил, — скучаешь-то чего? На концерт сходи.

— Только что оттуда.

— Чего поют?

— «Crossroads». Кавер от «Cream».

— Хм…, — приятно удивился Николай, — чего ушел, не понравилось?

— Не особо оригинально, но…, — задумался Сашка, — сойдет.

— А! — довольно протянул Николай, — оригинальность любишь?

— Во всяком случае чужие песни играть, да еще в чужой аранжировке можно с лицом попроще, а тот кучерявый слишком уж выпендривался. Ему в пору не гитаристом быть, а мимом.

— А чего ж ты хотел? В наше время поди придумай чего новое. Проще проторенной дорожкой пойти — не оступишься.

— Нужно всего лишь подумать хорошенько.

— Это точно! — увлеченно подхватил Николай, — знаешь, мне по юности пионерской вопрос один спать не давал: если нот всего семь, наступит ли момент, когда мелодии закончатся? Даже письмецо в газету отправил. И чего ж, думаешь? Опубликовали письмецо и ответили доходчиво.

— Вероятно газетчики успокоили, что опасения напрасны. Даже для мелодии всего из нескольких нот сочетаний миллиарды. Прибавьте к этому длительность, гармонию, ритм и все такое прочее…

— Сечешь! — рассмеялся Николай, — чем по жизни занимаешься?

— Пианино настраиваю, — уклончиво ответил Сашка.

— О! Полезная профессия. А рояль наш под силу?

— Да хоть орган в соборе Святой Цецилии, — пиво немного расшевелило — настроение пошло на поправку.

— Стало быть позовем, — весело подхватил Николай и щелчком пальца приказал бармену повторить. Тот молниеносно исполнил.

В зал с шумом ворвалась стайка гостей.

— Санька! — послышался позади радостный голос Генки, — подъехал все-таки? Крутяк!

Генка приблизился к стойке, поздоровался за руку с Николаем, затем с Сашкой и переключился на бармена, — ливани пивка! — велел он и подставил ему ладонь. Тот от души по ней хлопнул.

Николай с ухмылкой оглядел Генку:

— Опять ты, Геннадий, спирт лакаешь как кот молоко. Бешеного кабана напоить и того безопасней. Налей ему безалкогольного чтоб не бузил слишком, — приказал он бармену.

— Светленького сделай, и для равновесия шот водки рядом поставь! — распорядился Генка.

Бармен налил.

«Всегда пил как в последний раз», — припомнил Сашка, глядя как Генка ухватился за рюмку.

— Витька чего ответил? — спросил Николай у Генки.

Генка только поморщился в ответ, выпил водку и приступил к пиву.

— Геннадий, ты же понимаешь, что наличных денег скоро вообще не останется? — нарочито серьезно спросил Николай и выпил текилу.

— Мне-то чего? — ответил Генка, налегая на пиво.

— Простота святейшая. Чего ж тебе на улице в шапку кидать будут? Орехи как белке в парке?

Генка поперхнулся.

— Придется тебе «ИП» открывать, — продолжил Николай, — получишь терминал платежный, а почитатели твои картой расплачивается станут — как в супермаркете.

— Да не будет такого, — отмахнулся Генка, — в печке что ли всю бумагу сожгут? Куда хозрасчету без налички? — спросил Генка и, достав из кармана мятые купюры, расплатился с барменом.

— Подумай, подумай, — поучительно посоветовал Николай, — в Европе уже везде так. От жизни ты, Геннадий, отстал — как доисторический щитень.

— Пойдем, Санька, в тот зал, — хмуро проговорил Генка, — Там… Повеселее.

Николай рассмеялся и намекнул бармену на третью. Сашка наспех допил пиво и потянулся вслед за Генкой.

* * *

Гостей заметно прибавилось. Поперек коридора успели повесить гирлянду с надписью: «C днем рождения!», под ней кучковались любители повертеться перед фотокамерой.

Генка, казалось, знал всех: раздавал приветствия, весело подмигивал девчонкам, перекидывался шутками с ребятами, даже персонал его почитал за своего. Для него словно со студенчества ничего не поменялось: он и теперь вел себя в этих стенах по-хозяйски; Сашка напротив: безуспешно вглядывался в лица, надеясь найти хоть одно знакомое.

Абажуры погасли. Место на сцене занял дредастый диджей в режущей глаза желтой майке — он возился с виниловым проигрывателем, пока гости с нетерпением ждали начала танцев.

Генка проводил Сашку к длинному столику. Там, судя по взрыву теплых приветствий теснились закадычные друзья Генки. Половина из них полезли к нему обниматься — то ли оттого, что безумно соскучились, то ли оттого, что уже здорово набрались. Генка представил Сашку остальным, но за шумным галдежом его появление прошло почти незамеченным. Среди ребят Сашка узнал официантов что бегали по клубу и музыкантов со сцены.

Генку с Сашкой усадили друг напротив друга и поставили им по бокалу. На столе возвышалась многолитровая «башня» с краником, откуда можно было поживиться пивом.

* * *

За столиком наперебой шутили, вспоминали забавные истории о клубе, его обитателях и персонале. Генка поддерживал и выглядел душой компании — его байка о том, как в разгар ночного веселья по клубу бегал одуревший от громкой музыки поросенок, имела необыкновенный успех. Сашка сидел молча и лишь участвовал в чоканье бокалами после бесконечных душевных тостов за долголетие и процветание «Завала».

Диджей к тому времени вовсю крутил заводные регги-хиты. Застольный галдеж постепенно перерос в небольшие междусобойчики. Кто-то поскакал на танцпол, другие на улицу перекурить; остался гитарист с барабанщиком, влюбленная парочка и еще несколько ребят чьих имен Сашка так и не успел запомнить.

Никак не выходил из головы новый знакомый — Николай.

— А что это за мужик в баре был? — громко спросил Сашка у Генки, стараясь перекричать музыку.

— Ну ты даешь! Это ж Завьялов!

— Певец? — задумался Сашка, — шансонщик?

— Да какой певец! Владелец «Завала».

— Ах этот, припоминаю что-то. Вроде бы читал о нем…

— Да еще в нулевых частенько вместе со всеми отвисал, ты походу внимания не обращал.

— Возможно… Хоть и не поет, а болтун видать знатный?

— Во-во…, — ухмыльнулся Генка и добавил брезгливо, — суррогатная молодость.

— Это еще что такое?

— А то ж не суррогатная? Шестой десяток мужику, а все в отрыве живет, не угомонится. Разводился три раза, а полгода назад снова женился да опять развелся через месяц. Чего старику неймется? Вон, видишь, девчонки сидят — лет по двадцать? — махнул Генка на соседний столик, — вот где весна жизни-то настоящая, разврат в крови и жар как от печки!

— Так и мы с тобой не юнцы уже, — улыбнулся Сашка.

— А чего с нами станется? Еще зажжем! — прыснул в ответ Генка, — все дотла спалим — дай только спичку! — воскликнул он, подняв вверх бокал.

Сашка присоединился к тосту.

— А тебя будто бы все знают кругом? — спросил он, вытирая пивную пену с носа.

— В охране тут работал, официантом потом…

— В охране? — рассмеялся Сашка, — это же для маньяков и садистов работа.

Генка едва заметно напрягался, но тут же весело ответил:

— Да сейчас уже особо не жестят. А помнишь, как мы сюда бутылку «конины» протащить хотели, а охранник заметил, как ты ее в рукаве пуховика прятал? Выгнали наc тогда с позором, — проговорил Генка до того радостно что готов был сползти под стол от смеха.

— Тебе смешно, а я тогда за здоровье испугался.

Башня тем временем опустела — Генка побежал в бар за добавкой. Вернулся с подносом полным рюмок с водкой и, затерявшимся между ними, графинчиком с соком. Сашка с ужасом осмотрел этот взрывоопасный арсенал и приготовился к самым непредсказуемым последствиям.

— Слушай, Санька, — с ходу начал Генка, — ты же теперь вроде как Страдивари? Это раньше по мелочи в гитарах ковырялся, а теперь вон какой стал — профессионал! Мастерскую открыл!

— Да какой там, — отмахнулся Сашка, — порой кажется, что до сих ничего толком не умею.

— Ладно уж — не прибедняйся. Гитарку мою не посмотришь? Дребезжит беспощадно, да ты и сам слыхал. И вообще много там чего сделать нужно. Я, правда, сейчас на мели, даже водяру в долг налил — так что за ремонт попозже отдам. Новую бы, конечно, взять, да вроде к этой прикипел.

— Ах вот чего ты меня позвал? — рассмеялся Сашка, — споить решил и гитару нахаляву починить?

— Чего сразу нахаляву? — напрягся Генка, — думал скидочку по-дружески сделаешь.

— Шучу, чего засуетился? А кстати «Ямаха» твоя синяя — полуакустика, что с ней? Очень хорошая была.

— Очень хорошая…, — ностальгически поддержал Генка, — «играючая». Продал давно. Ну так посмотришь?

— Да без проблем, в мастерскую приноси. Телефон мой остался? C тех пор так и не поменял. Работы летом не особо много — так что в любое время звони. Хотя я может на дачу на пару тройку дней смотаюсь, но ты все равно набери.

— Ну спасибо! — повеселел Генка, — диктуй и мой новый запиши на всякий…

Приятели обменялись номерами и скрепили уговор водкой.

— Смотри, смотри, — кивнул Генка на ступеньки, — Витька в народ спустился — с небес сошел, — объявил он это с той же необъяснимой брезгливостью, с которой говорил о Завьялове.

— А это кто?

— Лилеев — совладелец, но поглавнее чуток.

* * *

Вспомнилась наконец интернет статья пятилетней давности о «Завале» и двух его бессменных хозяевах — верных друзей и соратников. К статье прилагались старые черно-белые снимки, на которых им было лет по двадцать; если в Завьялове хоть и с трудом да узнавались черты молодого себя, то Лилеев изменился сильно: пополнел, обзавелся очками; волосы поредели и теперь аккуратно зализаны назад; растянутый свитер сменился черным лоснящимся костюмом и белой рубашкой; на гладко выбритом лице вместо игривого задора блуждала самодовольная ухмылочка.

В статье говорилось больше об их деловых заслугах: отмечалось, что люди они непубличные и стараются особо не светиться. Лилеев вел успешный бизнес: владел еще одним клубом на Чистых прудах и ресторанами в Москве и Питере. Завьялов с момента открытия «Завала» занимал кресло генерального директора. В девяностые друзья занимались предпринимательством и несмотря на ужасы той эпохи сумели подняться. В девяносто девятом на двоих выкупили за бесценок подвал на Лубянском проезде — что удивительно, учитывая близость к Кремлю и, разгоревшийся в то время кризис. Мыслей чем его занять нашлось полно: от дешевой рюмочной, элитного ресторана какой-нибудь экзотической кухни до казино с рулеткой и стриптизом, но остановились на популярной тогда идее ночного клуба. Еще молодым полным смелых замыслов друзьям хотелось открыть заведение непохожее на остальные; обязательно с живой музыкой и приятной почти что домашней обстановкой, куда мог прийти любой и где ему всегда будут рады. Коллективы приглашали в основном малоизвестные, но непременно талантливые и заводные. За счет грамотной рекламы и удачных связей в клубной тусовке, «Завал» быстро набрал популярность и вскоре окупился. На волне успеха открылся второй зал — для электронной музыки.