Божьи дела

Семен Злотников, 2012

Библейское предание о жертвоприношении Исаака – одно из самых драматичных в мировой истории. Равное по трагизму мифам об изгнания людей из Райского Сада или убийства Каином брата Авеля. Сюжет, занимавший умы великих философов, музыкантов и живописцев. Действие романа «Божьи дела» происходит в наши дни, на территории Москвы. Вот только проблема выбора у главного героя – все та же, что у Авраама…

2

Однажды в Москве, на Тверской, в большом книжном магазине, куда я был приглашен на презентацию нового романа, у меня попросил автограф скромного вида монах с холодными, тусклыми, цвета болота глазами.

Почтительно склонившись, он протянул мне книгу.

Странно, удивился я собственной рассеянности, среди нескольких лиц в зале я не заметил служителя культа!

Хотелось домой к моему малышу, я устал, и мне было лень вступать с читателями в диалог, тем не менее я первый с ним и заговорил:

— Вам понравилась моя книга? — поинтересовался я из вежливости, торопливо расписываясь.

О, знать бы тогда, что за ящик Пандоры шутя открываю, — бежал бы, слова не говоря, от этого престранного существа в рясе!..

— Так вы не ответили, как вам роман? — с дурацкой настойчивостью я повторил вопрос.

Кто меня тянул за язык?..

Поскольку ответа опять не последовало, я поднял голову и неожиданно обнаружил на месте уродца… прелестное существо, точь-в-точь с холста Боттичелли, с золотыми локонами и глазами цвета морской волны; тонкий шелк небесных тонов обтекал ее гибкое тело, на мгновение мне показалось, она излучает свет…

Голова закружилась, меня захлестнуло волной никогда прежде не изведанного счастья.

Словно молния вдруг полыхнула внутри меня, высветив все мои предшествующие блуждания в поисках Абсолюта.

Идеал, что когда-то мерещился мне, спокойно стоял и одним своим видом свидетельствовал: вот я!

Воистину, я себя ощущал нечаянно уцелевшим Адамом, наконец, повстречавшим свою половину.

Опьянев от восторга, я уже рисовал нашу с ней жизнь в райском саду, где мы бы не старились и не дряхлели, не ведали суеты и не томились бездействием, не искали бы лучшей доли и не бежали бы в никуда…

— Лев Константинович, книгу позвольте! — услышал я, будто издалека.

— А-а, это вы… — разочарованно пробормотал я, возвращая монаху роман…