Эффект Фостера

Селина Аллен, 2023

Розовое платье, холодный взгляд и прямая осанка, Барбара Эванс олицетворяла собой все то, что я так ненавидел в этом мире, но вместе с тем, вызывала во мне сильнейший интерес. Наши семьи были связаны одним бизнесом. Мы росли вместе и я обжигался после каждого нашего взаимодействия, ведь она была жестоким маленьким манипулятором, принцессой, к которой мне не разрешали приближаться, но я любил вызовы. От этого соблазна невозможно было устоять, тем более когда Барби перестала быть ребенком и начала встречаться с моим младшим братом.Первая часть дилогии.

Глава 8

Джефри

Привалившись плечом к деревянному косяку двери, я наблюдал за тем, как Барбара верхом на Герцогине удаляется от конюшни. Я определенно обратил внимание, что на простую прогулку она вырядилась как типичная чопорная стерва.

Я ненавидел это в ней, а еще то, как она всегда задирала нос, ведь в отличие от меня, была породистой девочкой и знала себе цену. Разве это может не раздражать?

Барби с Дикого Запада всегда была ярким пятном. День, когда я впервые увидел ее, отпечатался в моей голове. Прием в честь дня рождения Джеммы был в самом разгаре, дом Фостеров был заполнен уважаемыми семьями со всего Солт-Лейк-Сити.

Оливер Эванс был грозной фигурой, смотрел на всех свысока, оценивающе и с некой долей презрения. Он пугал одним своим видом, хотя ничего пугающего в его внешности и не было. Разбавляли эту неприятную энергию его любимая жена и маленькая дочь.

Хелена Эванс была полной противоположностью мужа, улыбчивая, громкая, легкая, дружелюбная. Она была той, кто излучала свет. А рядом с ней всегда стояла ее маленькая копия.

Розовое платье с многочисленными рюшами и оборками на юбке мозолило мне глаза. На голове ее был в тон платью ободок, а из-под длинной юбки выглядывали маленькие серебристые башмачки. Светлые кудряшки струились по плечам и спине, достигая поясницы. Фарфоровая кожа, маленький нос, губки бантиком и огромные голубые глаза. Она выглядела в точности как кукла, новая модель игрушки о которой мечтали все девочки.

Я никогда не играл в куклы, но она вызвала во мне такой интерес, что мне непременно захотелось познакомиться с ней, удостовериться, что она вообще настоящая.

Я подошел к счастливому семейству, игнорируя суровые взгляды Эванса.

— Привет, — сказал я, наблюдая за ее лицом в форме сердечка, отслеживая каждую эмоцию на нем, ведь всем известно, что куклы не испытывают эмоций.

Ее круглые глаза забегали по моему лицу, она коротко взглянула на свою маму и, заметив на ее губах легкую улыбку одобрения, ответила:

— Здравствуйте.

Из моего горла вырвался смешок. Что это еще за «здравствуйте»? Так никто не говорит. Разве только если не общается со старикашками.

— Меня зовут Джеф, — представился я, протягивая ей руку. Теперь я мог рассмотреть ее лучше: круглые щеки были окрашены легким румянцем, длинные светло-коричневые ресницы были чуть опущены, что делало ее взгляд грустным.

— Тебе лучше уйти к отцу, — грозно выдал ее отец.

Я непонимающе вскинул брови.

Почему он прогоняет меня? Может я испачкался?

Синий смокинг на мне был в порядке, рубашку следовало заправить получше, но она тоже была чистой.

— Оливер, прекрати, — ласково сказала мужу Хелена, а затем взглянула на дочь, как бы давая ей незримое разрешение. Девочка перевела свой безэмоциональный взгляд на мою руку. Светлые брови собрались на переносице.

Она смотрела на мою руку так, словно до этого та полгода пролежала в болоте с тиной: с легкой тенью отвращения и явной неприязнью. Конечно же, она не стала ее пожимать.

— Меня зовут Барбара, — стеклянным голосом сказала она. Чуть ниже ее подбородка была цепочка с большим бесцветным камнем, слишком тяжелым для маленькой шеи. Свет софитов падал на камень, и тот отражал его, превращая в сотни маленьких лучей, один из которых бил мне прямо в глаза. Пришлось потереть веки, настолько это было ярко.

От нее пахло чем-то сладким, словно на платье был карман, где она прятала вишневые карамельки. Это чувство, будто бы мне понравились ее светлые кудряшки, розовое платье и запах конфет, спрятанных в ее кармане, задавило меня. Я же мальчик Мне не может нравиться розовое платье и девчачьи волосы.

— Барбара, — усмехнулся я. Какое же глупое имя! — Может лучше называть тебя Барби?

Девочка нахмурилась и покачала головой, и только она хотела что-то ответить, как раздался голос ее отца.

— Нет. Она Барбара. Запомни, Джефри.

И это был словно призыв к действию. Как же я не любил, когда мне пытались доказать, что синее море на самом деле зеленое. Она выглядела в точности как кукла, ее звали тем же именем, но, тем не менее, ее семья открещивалась от подобных сравнений. Что за идиотизм?

Она была идеальна, по крайне мере строила подобный образ. Даже среди богатых детей Барбара выделялась, она будто бы была гораздо выше их, словно ее семья не просто владела деньгами, а происходила из королевской династии. Каждый раз, когда ее маленький носик невольно задирался, я не мог справиться с чувствами, что возникали во мне. Как же сильно она раздражала меня и злила. Одним своим видом она способна была заставить мою грудь переворачиваться, а органы завязываться в узел. Ее походка, ее манера говорить, то, как она поправляла свои длинные волосы, с каким высокомерием она смотрела на окружающий мир.

Однако больше всего меня раздражало, когда ее большие голубые глаза были нацелены на меня. Какого хрена она наблюдала за мной? Чтобы в очередной раз понять, что одежда на мне не такая брендовая, как на Мейсоне? Что в отличие от правильного Фостера я выродок без элитной родословной?

— Знаешь, твои советы оказались полнейшим дерьмом, — фыркнул Мейсон где-то поблизости, заставляя меня вынырнуть из детских воспоминаний. Я оглядел поле, но ни Барбары, ни Герцогини видно не было.

Должно быть, они направились к любимому месту Барбары за лесом. Маленькое озеро находилось вдали от любопытных глаз, и было скрыто деревьями. Оно было чистым, с бирюзовой прозрачной водой, и подпитывалось благодаря подземному источнику.

Барбара наивно полагала, что маленькое озеро ее тайное место. Но оно было и моим тайным местом. Только вот когда я замечал там ее, то не высовывался, предпочитая наблюдать за ней издалека. Обычно Барбара привязывала Герцогиню к дереву, а сама садилась на старый деревянный пирс и вытаскивала альбом.

И мне вовсе не было интересно, что она могла там рисовать. Барбара в принципе была неинтересным человеком: пустой и ненастоящей, капризным манипулятором и породистой сучкой, которая любила напоминать одним своим видом, как высоко стоит она, и насколько низко стоят все остальные.

— О каких советах идет речь? — спросил я, отводя взгляд от горизонта, чувствуя жар в районе своих висков и стараясь мгновенно подавить его, как делал это с самого нашего знакомства.

По плечу распространялась настырная боль. Я неудачно приземлился после очередного выпада Рейджа. Кожу саднило в нескольких местах, где я поцарапался о песок, но это, пожалуй, были мелочи.

— Ты сказал, что нужно показать ей страсть, — напомнил Мейсон.

Я сильно прикусил губу, с трудом сдерживая улыбку.

В пятницу, когда светловолосая любительница лошадей ушла, оставляя меня и Мейсона на кухне одних, брат завел очень странный разговор. Не то, чтобы мы не говорили с ним о сексе. Говорили с того самого момента, как Мейсон вообще узнал это слово. Однако он никогда не затрагивал в разговоре Барбару. Мейсон не был девственником, однако брат не имел огромного опыта в этих делах за плечами. Вероятнее всего он думал, что с девушкой вроде Барбары нужен особый подход. Она ведь вела себя как принцесса, а принцессы всегда требовательны.

— Как развести девчонку на секс? — спросил он, заставляя меня замереть со стаканом апельсинового сока в руках. Ее стаканом.

— Зачем тебе? — спросил я, поглядывая на арочный выход из кухни, где недавно исчезла Барбара.

Мейсон дернул головой и уставился в свою тарелку.

— Да так, обсуждали недавно с парнями, у всех разные стратегии.

Я подавил смешок, мгновенно догадавшись, что ничего с парнями он не обсуждал.

— Значит, за все эти полгода Барбара ни разу не позволила тебе прикоснуться к ней? — прямо спросил я.

Мейсон откинулся на спинку стула, ничуть не смутившись после моего вопроса, но сложил руки на груди и возмущенно изогнул брови. Он не собирался трепаться о ней, а я не стал расспрашивать, ведь если Мейсон решит молчать, его уже никак не разговорить.

— Кусай ее посильнее, и побольше грязных словечек, они это любят, — сказал я. — Резко толкни ее на кровать и переверни на живот.

— Это не грубо?

— Нет. Девчонкам нравится. Если откажется, значит, она еще не готова.

Я дал ему простой совет — показать всю свою горячую страсть, делать все быстро и жестко. Только вот подобная стратегия мало с кем работала. Этот метод не пойдет девственницам и неженкам. Первое можно отмести, мы же говорим о Барбаре Эванс. Глупо не признать, что она олицетворение мечты любого парня в школе. Она много с кем встречалась до Мейсона, поэтому наверняка имела опыт в постели, а вот второе ей подходило идеально. Она все остановит.

Не знаю, почему я сбивал брата с верного пути. Мне никогда не нравилось то, что Мейсон и Барбара встречаются. Она крутила им, как своим собственным домашним питомцем. Мейсон сам не замечал, но делал все в точности так, как говорила она, слушал каждое ее слово и ждал новой команды от хозяйки.

И я, как ответственный брат, просто не мог допустить, чтобы она превратила Мейсона в свою половую тряпку, хотя, глядя на то, как он везде бегал за ней, я уже стал подумывать, что опоздал.

— И ты показал? — спросил я.

— Да. Но ей не понравилось и ничего не вышло.

Я пожал плечами.

— Значит, она еще не готова и не стоит склонять ее к сексу.

— Склонять? Я вовсе не склоняю ее. Нет, я хочу, конечно, но заняться сексом в пятницу было ее идеей.

Я остановился, чувствуя странную тяжесть под подбородком. Конечно, она хотела, ей не терпится еще сильнее привязать к себе Мейсона, а он просто влюбленный дурак. Влюбиться в такую девушку, как Барбара самая глупая ошибка, которую может совершить мужчина.

— Это ничего не меняет, тебе просто нужно немного откатить все назад. Побудь благородным рыцарем и скажи, что будешь ждать ее.

— А если она захочет этого тогда, когда мы разъедемся в разные стороны после поступления?

Это было бы просто идеально.

— Знаешь, что я думаю? Что вам вообще не стоит встречаться с ней, — признался я, сам удивляясь, что произнес это вслух.

— И почему же?

— Потому что она играет тобой, Мейсон.

— Бред!

Я подошел к брату, который был ниже меня сантиметров на десять и взглянул на него свысока.

— Барбара хоть раз говорила, что любит тебя? — спросил я, ловя себя на том, что даже дышать перестал в ожидании ответа. Мейсон задумался на секунду.

— Нет, но мне не нужны слова, чтобы знать о ее чувствах.

Я выдохнул и усмехнулся.

— Не тешь себя надеждами. Подумай о том, сколько сексуальных цыпочек ты подцепишь в колледже. На тебя будет вешаться каждая, когда все узнают, что ты самый многообещающий аутфилдер, — складывая руки на груди, заверил я. — Это проще, чем ждать, когда же принцесса Эванс снизойдет до тебя или до любого из парней. Тебя ждет нечто большее, чем девчонка-манипулятор.

И это не было лукавством. Мейсон был очень талантлив, когда дело касалось бейсбола, в этом я полностью поддерживал брата. Главная лига бейсбола многое потеряет, если лишится такого талантливого игрока.

Мейсон любил бейсбол всем сердцем. И я недоумевал, почему он все еще был намерен пойти по стопам нашего отца и унаследовать компанию, это ведь совсем не нравилось ему. Надеюсь, чувство долга в Мейсоне ослабнет настолько, что он сделает верный выбор. Я хотел этого и желал ему в нужный момент не упустить возможность.

Можно подумать, что я просто хочу устранить конкурента. Все сложилось бы как нельзя лучше, если бы Мейсон уверенно выбрал бейсбол, а не компанию. И тогда доля в Эванс-Фостер Энергетик отошла бы мне. Замечательно, не правда ли?

Да вот только этого никогда не случится. Дэниел ни за что не отдаст мне компанию, моя кандидатура даже не рассматривалась, ведь я был неполноценным сыном.

Мейсон недовольно оглядел мои голые плечи и сложенные на груди руки.

— Что?

— Барбара и так терпеть тебя не может, не оскверняй ее любимое место, — сказал брат, кивая на мой обнаженный торс.

— Мне совсем нет дела то того, что любит Барбара, а что нет.

Мейсон поморщился, будто я ударил его.

— Я понимаю это, но не мог бы ты просто появляться в конюшне тогда, когда здесь нет ее?

Я усмехнулся и направился к амуничнику.

Была в моем характере одна черта. Когда мне говорили чего-то не делать, это буквально становилось моей следующей целью.

— Конечно, не появляться в конюшне, когда здесь есть твоя детка, — фыркнул я, выделяя особым голосом слово «детка». Когда Мейсон называл так Эванс, меня начинало тошнить.

В амуничнике я нашел свою футболку и натянул ее прямо на грязное тело. В нос ударил запах вишневых карамелек. А затем я заметил и то, что испускало этот аромат — одежда Барбары. Джинсы, футболка и джинсовая куртка лежали аккуратной стопкой на ее полочке. Я зажмурил глаза стараясь унять щекотку в животе, которая возникала каждый раз, стоило мне вдохнуть этот запах.

Подобное произошло несколько минут назад, когда Барбара готовила лошадь к прогулке. Я не собирался останавливаться рядом с ней, чтобы поболтать, но когда почувствовал запах вишневых карамелек, быстро передумал. Этот запах так взбесил меня, что я не мог отказать себе в возможности в очередной раз позлить ее. В моменты, когда ее самообладание трещало по швам, я ликовал.

Я усмехнулся, вспоминая ее удивленную физиономию, когда она застала меня и тех девчонок в кинозале. Она была так увлечена подсматриванием за нами, что даже не заметила моего взгляда. А я заметил все, каждую ее эмоцию, что освещались скачущими вспышками света с экрана плазмы: смятение, смущение и интерес.

Нужно было пригласить ее присоединиться, но судя по ее тихому полувздоху-полустону она определенно задумалась бы над моим предложением.

Я схватил с полки свою джинсовую куртку и еще раз взглянул на стопку с ее одеждой. Эти вещи были сложены куда аккуратнее всех других: край к краю.

Что-то заставило меня подойти к ее полке, уставиться на вышитую маленькую эмблему птицы на футболке и коснуться ткани.

На секунду в моей голове проскользнула мысль взять эту футболку и поднести к своему носу, но я зарубил это дерьмо сразу же. Я не какой-то там психопат. И я терпеть не могу этот запах вишневых карамелек, и терпеть не могу Барбару Эванс.

***

Вечером, когда отец, наконец, вернулся из своей поездки, я надеялся, что он скажет мне что-нибудь о моем поведении. Ну, не знаю, как минимум сделает замечание за пятничную сцену на кухне, сорванный ужин, за оскорбление хозяйки дома — Джеммы или хотя бы за то, что я взял его новое приобретение — Рейджи без спроса. Но он молчал, даже полноценного «привет» не смог из себя выдавить. Кивнул и ушел в свой кабинет.

Ну и пошел к черту! Дает мне деньги, этого достаточно.

Я ввалился в свою комнату и упал на кровать. Здесь пахло как после ремонта. Белый потолок, белые стены, белая мебель. Все в этой комнате было белым, но не потому, что мне нравился белый, а потому, что с самого своего появления здесь, я не думал, что задержусь надолго. Комната была обезличена, выглядела как типичная гостевая в доме богатых людей. Забавно, что сначала я опасался в любой момент быть выставленным из дома, а сейчас только и желал, чтобы отец собрал мои вещи и швырнул их с балкона, забрал машину, наказал, пригрозил тем, что оставит меня без всего. Что угодно, только бы не его безразличие.

— Кто это? — спросил отец, когда мама привела меня — пятилетнего в парк, где они условились встретиться.

— Это Джефри, — неловко ответила мама, раскачиваясь на пятках. — Твой сын.

Брови отца изогнулись совершенно странным образом, я помнил выражение его лица до сих пор, но все еще не мог расшифровать его. Что это было? Удивление? Гнев? Сожаление?

— Убирайся, откуда пришла и забери с собой этого ублюдка! — угрожающе тихо выпалил он. — Приблизишься хоть на шаг к моей семье, я сделаю так, что у тебя отнимут его, и ты больше никогда не сможешь выкачивать бабки из дурачков с которыми спала. — Последним словом он поставил точку, развернулся и, прихрамывая, направился к черной машине стоящей у входа в парк.

Таким было мое первое знакомство с отцом. Он был большим и угрожающим, хромал и назвал меня ублюдком. Одно было ясно точно — он не поверил, что я его сын, а может и поверил, но так боялся признать это, что позволил себе окатить и меня и мою маму такими грязными словами.

Мейсону тогда был всего год. Он был долгожданным сыном, ведь они с Джеммой десять лет пытались зачать ребенка. Отцу говорили, что он бесплоден, что шансов нет, а тут сразу двое детей. Конечно, он не поверил моей маме.

Но я был согласен даже на ненависть, потому что то, что происходило сейчас, было в сотни раз хуже.