Граф Соколовский и две чашки чая

Александр Васильевич Свистула, 2017

Во время торжественных празднований Крещения Руси в столице пропадает молодая девушка. Нет ни свидетелей похищения, ни оставленной записки, ни единой улики, указывающей на похитителей. Обстоятельства дела столь загадочны, что даже родная мать не верит в её исчезновение. Граф Соколовский оказывается единственным, кто может помочь молодому возлюбленному найти супругу. Кроме подозрений своего клиента граф не имеет ни единой детали, способной пролить свет на тайну исчезновения юной девушки.

Глава вторая

Когда в просторную, со вкусом обставленную комнату, вошёл красивый молодой человек, граф встал, и на несколько мгновений установилась полная тишина. Посетитель был около двадцати пяти лет, ростом чуть ниже хозяина дома. Он пытался выглядеть старше своих лет, облагородив свою внешность небольшой бородкой, но зачёсанные назад волосы вкупе с большим выпирающим лбом делали его немного смешным в глазах окружающих. В глазах его сохранялся какой-то мальчишеский огонёк, выдавая свойственную гостю горячность и потаённую пугливость по отношению к окружающему миру. И рубашка, и пиджак, сшитый явно не по его меркам, были застёгнуты на все пуговицы. Дешёвые брюки и поношенные ботинки незамедлительно вызвали в душе графа чувство эстетического недовольства, переросшее в надменное отношение к посетителю.

Чувство надменности Соколовского было пропорционально ответной неприязни Наивенкова. Он с лёгким презрением, читавшимся в его взгляде, оглядел со вкусом обставленную комнату со множеством кресел, дубовым столом, шкафчиками и картинами. На стене, за письменным столом, висел портрет покойного Александра Второго, величественно-спокойным взглядом глядевшего куда-то в сторону. Наивенков посмотрел на повреждённую руку Соколовского, поддерживающуюся бинтами, завязанными за шеей. Граф проследил неодобрительный взгляд посетителя, скользнувший по украшенным кольцами худым пальцам.

— Рад вас видеть в своём доме. Позвольте представиться, Александр Константинович, граф Соколовский, — граф слегка наклонил голову перед гостем.

— Леонтий Михайлович.

— Прошу, присаживайтесь. Так что же это за дело, в котором могу помочь только я?

— Прежде чем я начну, вы можете обещать, что наш разговор останется сугубо конфиденциальным?

— Если вы хотите признаться в преступлении, предупреждаю — я не святой отец, и Таинство исповеди не совершаю.

— Нет-нет. Ни в чём преступном я сознаться не хочу. Но то, что я вам расскажу, является информацией личного характера.

— За это можете не беспокоиться. Я не из тех сплетников, что готовы стереть себе язык, обсуждая чужую личную жизнь.

— Значит, я могу вам довериться. Видите ли, я и моя супруга живём гражданским браком, — начал Наивенков.

От глаз молодого человека не ускользнула лёгкая усмешка, появившаяся на лице графа, при слове «супруга». «Обычно все называют таких гражданских супруг любовницами, — подумал Соколовский, — суть не изменится от того, что подобрали другое слово».

— Её зовут Софья Дмитриевна Красненская. Последний раз я видел Соню в прошлый понедельник. Она выглядела встревоженной, но я не придал тогда этому значения.

— Где вы с ней виделись?

— В Александровском саду. После я проводил её домой, а сам уехал на нашу квартиру. Во вторник она должна была вернуться, но она не пришла. Я помчался к её матери. Она сказала, что Соня ушла от неё во вторник, около одиннадцати.

— Значит, пропала она всё-таки во вторник, ровно неделю назад. Кто её родители?

— Её отец скончался от туберкулёза больше года назад. К сожалению, у нас катастрофически не хватало денег на его лечение. Мать, Ольга Ивановна, служит гувернанткой у какого-то генерала.

— Вы с ней живёте вместе или нет?

— Да, вместе. Она иногда ночует у матери, и я не запрещаю этого — каждый человек имеет право на личную свободу. Я искал её своими силами, но безрезультатно. Я оббегал всех наших друзей, но никто её не видел. Я подозреваю, что её удерживает у себя силой ростовщик Стаевский. Он подлый процентщик и развратник. Я уверен — он похитил её и удерживает где-нибудь насильно, — Наивенков не выдержал и ударил кулаком по подлокотнику. — Скотина!

— А как познакомилась мадам Красненская со столь неприятной личностью?

— Я их, получается, и познакомил. Больше месяца назад. Нам нужны были деньги, и я уговорил её заложить кольцо. Хорошее кольцо, Стаевский за него шесть рублей тогда дал. Он постоянно поглядывал на мою жену, всё подмигивал. Он смотрел на неё так плотоядно, что мне стало противно.

— Почти всякий мужчина смотрит на красивую девушку плотоядно, как вы выразились, — ухмыльнулся Соколовский. — Это наши животные инстинкты, от которых никуда не деться.

— Разум должен стоять превыше животных желаний…

— О-о, это — несомненно. Или хотя бы помогать исполнять эти желания так, чтобы это не вызывало в обществе недовольства.

Граф подметил, что его собеседник посмотрел в этот момент на его повреждённую руку.

— Итак, вы считаете, что всё рассказали? Не желаете объяснить, почему вы пошли ко мне, а не в полицию? Нет? Тогда я сам скажу, почему. Дешёвые брюки, низ которых весьма изношен, чужой пиджак, презрительный взгляд на портрет Императора, ваш «гражданский» образ жизни, невозможность обратиться в полицию, постоянная нехватка денег говорят о том, что вы — революционер. Я уверен, что и вы и ваша «супруга» состоите в запрещённой организации. Мне стоит задержать вас и вызвать жандармов.

— Вы этого не сделаете. Я пришёл к вам не только потому, что боюсь полиции, но и по рекомендации нашего общего знакомого — Ламсона. Он уверял меня, что вы отличаетесь от остальных дворян и буржуев.

Граф невольно дёрнулся.

— Ламсон? Ах да, помню. Интересный господин. Очень умный, и очень благородный. Но если вы помните, благодаря мне его и отправили в ссылку.

— Да, его сослали на пять лет, в Сибирь, — молодой социалист поджал губы и на секунду примолк. — Он недавно вернулся в столицу, пересмотрел свои взгляды (не все согласны, что в лучшую сторону). Впрочем, я не знал прежнего Ламсона, но то, что он говорит сегодня, я считаю разумными идеями. Он уважает вас и считает, что отошёл от террористической тактики благодаря встрече с графом Соколовским.

— Какие кульбиты совершает порой судьба. И вы решили, узнав, что у нас есть общий знакомый — социалист, которого отправили в ссылку благодаря моему таланту, я не стану вас выдавать полиции? Что за вздор!

— Наша организация называется «Время труда», мы не совершаем терактов и никого не грабим. Наша главная задача — самосовершенствование общества, его обучение. Вам не за что нас судить. Мы стремимся поднять интеллектуальный уровень пролетариата выше уровня вашего класса. Или, хотя бы, достичь вашего. И тогда правящий класс лишится своего преимущества и уступит место новому, прогрессивному, классу. Диктатура царизма сменится диктатурой пролетариата. Но это произойдёт не вследствие насильственных мероприятий, а благодаря интеллектуальному прогрессу общества!

— Думаю, у очень многих будет иное мнение, — цокнул языком граф, в душе насмехаясь над утопическими представлениями молодого человека.

— Александр Константинович, Ламсон сказал мне, что вы человек совести и большого ума. Но он ошибся, я вижу ваше нежелание помочь мне и считаю, что мне пора уходить. Я не потерплю насмешек.

Наивенков встал, но тут же был остановлен властным мановением руки графа.

— Ламсон бесспорно прав. Хорошо, я вас не выдам. Если не узнаю, что вы совершили что-либо неприемлемое для моей совести. Сядьте, и честно отвечайте на мои вопросы.

За время их короткого разговора графу удалось выяснить, что в организации «Время труда» пропавшая девушка не состояла. Она помогала сожителю по хозяйству, выполняла всю женскую работу, включая готовку и уборку. Социалист подробно описал, как она выглядит. Жили молодые и мечтательные люди, по большей части, на зарплату Наивенкова — инженера-технолога на Невском паровозостроительном заводе. Львиная доля его заработка уходила на «благо революции». Когда «соратникам по борьбе» срочно понадобился гектограф³ для тиражирования листовок и брошюр, Наивенков, не раздумывая, отдал все свои сбережения, из-за чего им и пришлось в прошлом месяце заложить золотое кольцо девушки. Соколовский выяснил адреса семьи девушки и ростовщика, а вот адреса членов организации остались для графа загадкой. Боязнь выдать своих товарищей оказалась сильнее любви.

Александр Константинович простился с молодым человеком и пообещал сегодня же взяться за дело. Открыв двери, Леонтий Михайлович едва не столкнулся с экономкой графа — женщиной энергичной и словоохотливой. Марфа виновато поклонилась уходящему гостю и проникла в кабинет.

— Это кто же был, Александр Константинович? Какой-то оборванец, судя по виду, — рассуждала она, усаживаясь в кресло, где недавно сидел Наивенков.

— А ты за дверью не расслышала, как его зовут? — поинтересовался граф, остановившись у напольного зеркала.

— Да куда там, — махнула рукой Марфа и созналась в своей неудаче. — Меня твой Мелентий загонял. Ладно, он, я уже привыкла к его придиркам, так ещё и эта повариха! Возомнила себя главной на кухне и ничего не хочет слушать. А этот старик целиком на её стороне. Я уж бедная не знаю, что и делать. Замучают меня…

Марфа говорила и говорила. Граф, не обращая внимания на её болтовню, поворачивался к зеркалу то одним боком, то другим. Наконец он остановился и почти вплотную к поверхности зеркала приблизил своё лицо.

–… когда ты уже отправишь её обратно в поместье? Пусть твоему батюшке пироги печёт. Ты слушаешь?

— Как ты думаешь, Марфа, мне пойдёт борода?

Служанка поняла, что её никто не слушал, и обидно поджала губы.

— Будет выглядеть солидно. Правда, не хотел бы я выглядеть угрюмо, словно медведь, — граф улыбнулся своему отражению.

— Марфа, вот ты где! — в кабинет вошёл дворецкий.

Он почтительно посмотрел в сторону хозяина, а затем его взгляд переместился на экономку, мгновенно став суровым и цепким. В поисках союзника Марфа глянула на графа, но тот на сей раз не спешил ей на помощь.

— Почему шторы в детской до сих пор испачканы кашей? Где горничная? Почему ты прохлаждаешься здесь, когда пора подавать обед? Вставай немедленно, и пошли за мной. Почему ты не следишь за служанками? Это непозволительно.

— Мелентий.

— Да, Ваше сиятельство, — тон слуги тут же переменился. Он с учтивой улыбкой повернулся к хозяину.

Марфа довольно ухмыльнулась.

— Меня за обедом сегодня не будет. Появилось срочное дело. Подготовь мне коляску. И скажи всем, кто ещё ожидает в приёмной, что я уехал и никого сегодня не приму.

— Я сейчас же всё исполню, Ваше сиятельство. Марфа! Ты слышала или нет? Немедленно распорядись на кухне. Да займитесь детской, там необходима уборка.

Прибегнувшему к самому грозному тону, на который он только был способен, Мелантию удалось заставить служанку заняться своей работой. Отправив её на кухню, он поспешил во двор. Ему предстояла новая непростая задача — заставить работать конюха Фёдора. Мелантий Евстафьевич был бесценным дворецким, и одним из его лучших качеств было отсутствие привычки бурчать себе под нос. Но если бы он и бурчал себе под нос, то ничего, кроме беззлобного, снисходительного недовольства ленивыми слугами, мы с вами, дорогой читатель, не услышали бы.

Примечания

3

Гектограф (от греч. hekaton — сто и grapho — пишу) — копировальный аппарат, печатающий оттиски с рукописного текста