Кандалы для лиходея

Евгений Сухов, 2012

У графа Виельгорского пропал главный управляющий. Уехал собирать деньги с имений и не вернулся. Граф обратился к московскому обер-полицмейстеру с просьбой разыскать пропавшего. Тот взял расследование под свой контроль и вскоре вышел на подозреваемого – некоего господина Козицкого из села Павловское. Именно там в последний раз видели пропавшего управляющего. Но тщательная проверка результатов не дала. Господин Козицкий был чист. Других подозреваемых найти не удалось, следствие забуксовало, а потом и вовсе заглохло. Но вдруг в деле об исчезновении главного управляющего появился свидетель…

Глава 1

Как камердинер Филимоныч графа Виельгорского будил, или Исчезновение главноуправляющего имениями Попова

Конец мая 1896 года

Граф Виктор Модестович Виельгорский не терпел рано вставать. Всякий раз приход утра воспринимался им как досадное недоразумение: ведь так хорошо было спать, нежась в мягкой постели, и видеть цветные сны, и тут — на тебе! — через плотные ткани портьер тусклым светом пробивается новый день, обещавший многочисленные заботы и треволнения. Уже проснувшись, Виктор Модестович долго лежал с закрытыми глазами, удерживая себя в приятной сладкой дреме, покудова не заходил в его спальню камердинер Филимоныч и не начинал, ворча что-то себе под нос, раздвигать бордовые бархатные шторы, пропуская в графскую спальню солнечный свет. Виктор Модестович морщился, приоткрывал один глаз и почти с ненавистью смотрел в согбенную спину старого камердинера. Так было всегда, так было и сегодня. Наконец, граф открыл оба глаза и с явной укоризной в голосе посетовал Филимонычу:

— Ну, что ты так рано, старик? Еще только рассвело…

— Ка-а-абы, только рассвело, — не оборачиваясь и продолжая заниматься шторами, ворчливо ответил камердинер. — Уж полдень скоро, барин, а вы все почивать изволите. А дела стоят не деланы.

— Какие дела, Филимоныч? — зевая, спросил Виельгорский.

— Разные, барские, — повернулся к нему камердинер. — К примеру, главноуправляющий вашими имениями господин Попов недели три как должен был уже вернуться, а его и посейчас нетути. А равно как и денежек с ваших имений. А ну как он не приедет вовсе — на что жить-то станете?

— Что значит «не приедет вовсе»? — озадаченно спросил Виктор Модестович и приподнялся на локтях. — Ты на что намекаешь, старик?

— Ни на что я не намекаю, ваше сиятельство, — ответил камердинер, подходя к постели графа. — А только сказываю, что главноуправляющего вашего нет, а он должен был заявиться уже недели как три. — Филимоныч уперся выцветшими глазами прямо в глаза своему барину. — Вот где он может быть?

— Ну, не знаю… На ярмарке, возможно, — неуверенно произнес Виельгорский, признавая в душе, что Филимоныч прав. Но показать ему это значило проявить слабость. Он и так в последнее время верховодит в доме, будто он в нем самый главный…

— А на какой ярманке? — не унимался старый камердинер.

— В Нижнем или даже Берлине…

— Это с такими деньжищами он станет по ярманкам таскаться? Да еще заграничным… Этот Попов что, полоумный? — задал резонный вопрос Филимоныч.

— Не смей так говорить о дворянине! — нахмурил брови граф. — Ишь, волю взяли…

— Мы воли не брали, барин, — быстро парировал замечание Виельгорского старик. — И не просили даже. Нам ее государь император Александр Николаевич высочайше пожаловали…

Виктор Модестович промолчал. Спорить с камердинером было бесполезно: есть такая порода людей, с которыми в спор лучше не вступать. Им хоть кол на голове теши, а своего мнения они не изменят. Филимоныч относился именно к таким людям.

— Хоть даже на ярманку, — буркнул скорее про себя камердинер и снова посмотрел в глаза графу: — А вы его рази на ярманки какие посылали? А?

— Нет, не посылал, — вынужден был признаться граф. — И что ты от меня хочешь? — уже устало спросил Виктор Модестович, усаживаясь на край постели.

— Чтобы вы сходили к обер-полицмейстеру, — ответил Филимоныч. — И объяснили ему: дескать, человек пропал с большими деньгами. Пусть разыскивают. Они за это жалованье получают.

— А если я сегодня заявлю, а назавтра он объявится? Что тогда? — теперь уже граф посмотрел на камердинера в упор, что, впрочем, не возымело на старика никакого воздействия.

— Заявится, и слава богу, — спокойно ответил Филимоныч. — Скажете, мол, поторопились. Извинения принесете за беспокойство. Делов-то… А Попова опосля накажете…

В словах старика, конечно, был резон. Действительно, Илья Яковлевич Попов давно уже должен был вернуться из своей ревизионной поездки по имениям графа, собрав доходы и предоставив ему отчет. А от него не было ни слуху ни духу, равно как и его самого. Такого никогда еще не случалось за все семь лет, как Попов стал главноуправляющим всеми шестью имениями графа Виельгорского.

Загулял?

На него такое не похоже. Попов в пристрастии к горячительным напиткам замечен не был. Дамы? К женскому полу относился более чем сдержанно, поскольку когда-то сильно был ими обижен. Лет двенадцать тому назад он влюбился в одну барышню по фамилии Шибуньская, и та, говорят, тоже была к нему неравнодушна. Дело дошло даже до помолвки, и вот когда до венчания оставалось меньше месяца, эта Шибуньская изменила ему с каким-то пройдохой-ротмистром, чему Попов был почти свидетель.

Заявившись к девице с букетом белых роз за два часа до назначенного свидания, он застал парочку совершенно раздетыми у нее в спальне в тот самый момент, когда соитие их завершилось бурными криками и стонами с ее стороны и рычанием — с его.

— Илюша, ты? — только и смогла сказать Шибуньская, увидев жениха в проеме дверей, и зарыла лицо в подушки, покамест ротмистр одевался и приводил себя в порядок.

Попов не стал вызывать ротмистра на дуэль. Ведь, по сути, виноват был не он, а Шибуньская, которая попрала и помолвку, а вместе с ней честь господина Попова и его любовь к ней. «Сучка не захочет — кобель не вскочит». Такая поговорка как нельзя лучше отражала всю ситуацию, произошедшую с Шибуньской и ротмистром. Вследствие этого, не дождавшись, покуда ротмистр оденется и покинет апартаменты Шибуньской, Илья Яковлевич молча снял обручальное кольцо и бросил его на столик у кровати. Услышав звук падающего металла и, догадавшись, что произошло, Шибуньская отняла лицо от подушек и с мольбой посмотрела на Попова:

— Илюша, ты все превратно понял… Мы только… Не уходи, прошу тебя… Илюша…

Женщина театрально простерла к нему руки, но Илья Яковлевич, развернувшись на каблуках, вышел из спальни, которая заполнилась рыданиями. Но они его уже мало трогали. С тех пор Попов с недоверием относился к дамам и не сходился ни с одной, хотя среди них встречались девушки достойные и могли составить ему пару. Как говорится, обжегшись на молоке, дуешь и на воду…

А может, Попов проиграл деньги в банк или штос и теперь боится показываться графу на глаза? Тоже маловероятно, поскольку Попов влечения к картам и вообще к азартным играм не имел и весьма ответственно относился к деньгам, как чужим, так и личным.

Случилось несчастие? А вот это вполне могло произойти. И камердинер, по сути, был прав, когда сказал ему, что надо обратиться в полицию. Только вот какое имеет право он, мужик, указывать, как поступать ему, графу Виельгорскому, предки которого несли дворянские службы в Царстве Польском и владели имениями на Волыни еще в середине четырнадцатого века?

— Ну что, барин, одеваться будем? — прервал мысли Виктора Модестовича Филимоныч. — Или, может, до заката будете мечтать?

Граф хмуро посмотрел на своего камердинера и ответил:

— Ступай, сам оденусь.

И принялся за свой туалет…