Твоя музыка – моя жизнь

Светлана Хрусталева

Выбирая в профессию музыку – ты выбираешь жизнь. А если она лежит в руинах из-за выбора? То только сама музыка сможет привести помощь. Услышав мелодию отчаяния, Энни Левейт и не подозревала, что этот тоскливый мотив перевернет ее жизнь…

Глава первая

Дождь прошлого или как плачут струны

Тусклый луч догоравшего солнца освещал комнату и саму Анну Клер. Все знакомые звали ее Энни, почему-то официальное полное имя никогда не нравилось девушке. Она сидела на широком подоконнике и задумчиво перебирала золотистые пряди своих длинных волос, посматривая то в окно, то в лежащую у нее на коленях книгу. Это был исторический роман, герои которого стремительно кружились в любовном водовороте. Весьма запутанный сюжет, ослепительно красивые персонажи, пылкая любовь, словом, полный набор для чувствительных юных особ, которые часто отождествляют себя с героями в разных фантазийных ракурсах. Но почему-то это не грело задумчивую девушку.

Энни взяла этот роман в библиотеке. Ощущая острый недостаток эмоций в своей жизни, девушка хотела восполнить его книжными чувствами. Честно прочитав до середины, Энн откровенно заскучала. Некоторые романы о любви похожи как две капли воды и этот не стал исключением. Почувствовав, что на сегодня её страсть к любовным интригам остыла, девушка отодвинула книгу. Обняв колени и прижавшись лбом к прохладному стеклу, она выжидательно уставилась на улицу за окном.

Начало сентября в этом году выдалось удивительно теплым, словно лето совсем не спешило уходить, а предпочло задержаться ненадолго вопреки природе. Деревья, в уже привычном зеленом уборе, тихо шелестели листьями вслед закату солнца. Поздние прохожие торопливо проходили мимо. Тихо становилось на улице. В темном доме напротив, пугающем своей высотой, начали зажигаться окна. Словно давно не тронутый пазл заполнялся сияющими детальками. Чопорный бетонный дом, днем старательно скрывавший радость по поводу населяющих его людей, сейчас просто светился от счастья, принимая всех под свою гостеприимную крышу.

Энни часто любила сидеть в сумерках и фантазировать или скорее оживлять окружающие предметы. Дом напротив, казался милым старичком, который хлопотал о каждом своем жильце; высокие деревья за окном напоминали ей аристократов, собравшихся на светский раут, для ведения серьезной неспешной беседы. Об этом она по-прежнему мечтала и часто читала в книгах, поэтому теперь, с радостью переносила эти знания в жизнь, охотно наделяя окружающие предметы только ей одной известными качествами и свойствами.

Стекло, к которому прислонилась Энн, слабо подражая зеркалу, всё же отражало её необычную внешность. Красивые русые волосы свободно спускались до пояса девушки, слегка задевая светлую раму. Теплые карие глаза, меняющие цвет от светлых до почти черных, в зависимости от настроения. Плотно сжатые аккуратно очерченные губы. Нежный румянец, вздернутый точеный носик и длинные ресницы придавали ее лицу несколько детское или даже кукольное выражение. Её нельзя было назвать милой из-за темных глубоких сосредоточенных глаз, скорее она была хорошенькой. Чуть прикрытые глаза скрывали недетский огонек и хитрые искорки, то и дело проскакивающие во взгляде. Весь вид этой стройной девушки выдавал её природную сдержанность и такт. В обществе она казалась самой образованной и изящной, хотя почти не прилагала к этому усилий.

С самого детства родители прививали ей качества настоящей леди. Сдержанность, вежливость, воспитанность — эти критерии были основными для поступления сначала в Aravon¹ — школу-пансион, куда посчастливилось попасть Энн. Тогда она вместе с родителями жила в Ирландии. В Дублине. Отец девочки хотел видеть ее счастливой, образованной. Он мечтал о том, чтобы перед его дочерью могли открыться любые двери. М-р Левейт старался изо всех сил, постоянно пропадая на работе, связанной с недвижимостью, но оплачивая дорогостоящее обучение в престижном пансионе. Школа располагалась в местечке Брей, примерно в тридцати двух милях к югу от Дублина, в одном из самых красивых, экологически чистых и спокойных мест в Ирландии.

Энн буквально купалась в родительской любви и восхищении окружающих. Девочка наслаждалась каждым мигом, проведенным среди вежливых и сдержанных детей аристократов. Несмотря на некую чопорность, присущую многим из ее тогдашнего окружения, Энни была по-настоящему счастлива. Она радовалась каждому приветливому слову, каждой улыбке своих друзей. И пусть даже, родители и не могли навещать ее часто, девочка все равно наслаждалась своей тихой спокойной жизнью. Но все изменилось буквально в один день. Энни навсегда запомнила то роковое число — пятнадцатое марта двухтысячного года. Новый рубеж, начало нового тысячелетия ворвались в тихий мирок девочки и разбили ее будущее, оставив лишь острые осколки, болью отзывавшиеся в душе. Именно в тот день, Энни впервые рыдала от отчаяния — ее горячо любимого отца не стало, его сердце не выдержало постоянной нагрузки. М-р Майклу Левейт было всего лишь тридцать лет…

Слезы обреченности, никогда раньше даже не появлявшиеся в ее глазах, теперь катились по щекам очень часто. Вскоре после похорон, пришло письмо, адресованное матери Энни, Мис-с Марие Левейт, в нем говорилось об исключении ее дочери из пансиона. Поэтому девочке пришлось окончить обычную начальную дублинскую школу.

Конечно, Энни страдала. Она плакала, тяжело переживая потерю отца, а позже и потерю того общества в Aravon, которого она лишилась. Чтобы как-то отвлечь ее, мать решила сменить обстановку и увезла дочь в Дарем², где когда-то жили родители Майкла. На последние деньги открыв цветочный магазин, Мис-с Мария была флористом, осиротевшая семья Левейт заново училась жить по правилам этого жестокого мира, так рано, разлучившего их с отцом и мужем.

Но Энн все равно грустила. Она стала другой. Некоторая замкнутость позволяла ей заводить знакомых, весело болтать со сверстниками, но никогда не становится чьей-то подругой, тем более близкой.

Энни навсегда закрыла в себе горечь утраты, ранее тихая и домашняя, теперь девушка всегда отличалась чем-то: то своими бесконечными увлечениями, то излишней любовью к знаниям, а то и бешеным рвением к школьным клубам. Отчаянно желая понять, почему она вечно в стороне от беззаботных и легкомысленных одноклассниц, Энни стремилась быть как они. Она начала прогуливать школу, в корне изменила свое поведение и даже закрутила пару интрижек, к счастью быстро и без последствий закончившихся.

Анне Клер Левейт исполнилось 18 лет, и, отбросив в прошлое глупые школьные проделки под названием «Операция первая любовь», она окунулась в свободную университетскую жизнь, поступив в единственный в Дареме университет. Теперешнее небогатое существование не позволило девушке учиться на дневном отделении. Поэтому ей пришлось смириться с вечерним обучением.

Целый год, после окончания школы девушка отдыхала. У нее было такое чувство, словно прожита целая жизнь. Да, эта жизнь научила её многому и бесспорно была важной, но оставила в душе такую опустошенность, что в первые месяцы после окончания средней школы Энни отчетливо чувствовала сквозное ранение в своем сердце. Благодаря этой «маленькой жизни» Энн научилась лгать, именно это и тревожило её больше всего. Будучи истинной христианкой, она исповедала свои грехи в местной церкви священнику, но тяжелые мысли всё же никуда не пропали.

Всегда в душе надеясь на лучшее, Энн тихо жила в своем маленьком мирке, нечасто покидая родной дом. Университет и прогулки по парку вполне устраивали девушку. Школьные знакомые с ней мало общались, они были увлечены разгульной взрослой жизнью, которая захватила их целиком. Да Энни и не хотелось…

Погрузившись в эти нелегкие воспоминания, девушка не заметила, что уже давно начался дождь. Прозрачные, почти невидимые в сумерках капли устало скользили по стеклу. Призрачный, лишь на слух различимый дождь смывал остатки воспоминаний. Распрямив и вытянув затекшие ноги, Энни прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Легкие капли продолжали скользить, а мерный шум дождя убаюкивал девушку, принося облегчение и чувство свежести.

«Я люблю дождь, — вдруг подумала она, — каждая капля, это как какой-то человек. А стекло — это жизнь. Стекая по стеклу, преодолевая все шероховатости, капля словно гаснет. Это так похоже на жизнь. Человек проходит свой путь и так же угасает. Каков же будет мой путь?» — Энни открыла глаза.

Дождь кончился, и на небе уже появились яркие звезды. Ещё в детстве Энн любила смотреть на звезды из своей кроватки. Просыпаясь рано, в детстве девочка почему-то спала очень мало, она тихо усаживалась на подушке, и, подперев маленькими ладошками подбородок, во все глаза наблюдала за сверкающими небесными огоньками. И сейчас она улыбнулась звездам.

Будучи романтиком до мозга костей, девушка размышляла о том, что где-то в мире влюбленные смотрят на эти же самые звезды. В том, что небо везде одинаковое, Энни была уверена. Теперь девушке лишь хотелось, чтобы и она могла разделить с кем-то эту чарующую красоту ночи.

Всегда любившая петь, Энни очень хотела аккомпанировать сама себе. Возможность самой извлекать эти чистые и божественные звуки, она считала высшим счастьем. Но природное нетерпение взяло свое. Дикое упрямство всё — таки не позволило её осилить гитару в одиночку. У Энн всегда находились причины, которые мешали обучению. То струны режут пальцы, то неудобно брать аккорд, то тяжело держать… то находятся другие, более интересные занятия. Между прочим, строптивая девчонка Анна Клер никогда не пускала в свою голову истинную причину — это просто не её инструмент. Задумка с дешевой флейтой окончилась тем же. Сейчас, преисполненная фанатичного упрямства Энни мечтала о фортепиано.

Прокручивая в голове любимые мелодии (Энн обожала классику, но и не отказывала себе в танцевальных мотивах) девушка стала мурлыкать под нос известное сочинение Листа — грезы любви.

Красивый мотив вдруг зазвучал так отчетливо, что Энни невольно взглянула в потолок. Приложив ухо к стеклу, она различила тихое звучание музыки. Девушка решительно дернула на себя створку окна. В комнату ворвались свежий воздух и изящные звуки. Энни была точно уверена, что это ей не показалось. Неизвестный исполнитель чудесно играл её любимые грезы. А эта мелодия… мелодия, ворвавшаяся в её маленький мирок, казалась ещё прекраснее. Она была поистине волшебной.

Прижав руки к груди, Энни впитывала каждый звук чарующего произведения. Ноты, влетающие в открытое окно, словно застывали вокруг нее, и мерцающими звездами кружились в хороводе, распадаясь на мягкие полутона. Темп был особый, медленный, осторожный. Вкрадчиво подбираясь, этот мотив заполнял всю душу Энн. Девушка не шевелилась, боясь пропустить малейший звук этой чудесной мелодии.

В воображении Энни музыка лилась хрустальным потоком, чистым и удивительно изящным, напоминающим ленты. Да, ленты! Удивительные, легкие, манящие, выточенные из красивейшего хрусталя. Такой же чистой и мягкой была мелодия.

Такое пронзительно-манящее исполнение было только у одного единственного на свете инструмента. Это была скрипка!

Этим инструментом Энни «заболела» давно. Легкие, едва ощутимые трели заставляли трепетать душу девушки настолько, что она забывала обо всех несчастьях.

Звуки этого божественного инструмента можно было сравнить с легким бризом, со смехом новорожденного, с мелодией любви, звучащей в сердцах…

Энн невольно улыбнулась, не то своим мыслям, не то звукам музыки. Летящая мелодия вдруг заискрила печалью. Девушка знала, что в середине есть печальное, грустное место. Но такого исполнения она никогда не слышала прежде!

Вместе с мелодией, которая разрывалась от тоски и слез, Энн вдруг, кажется, пронзила почти ощутимая физическая боль. Быстро застучало в висках, по коже побежали мурашки, на сердце навалилась тяжесть, на глазах предательски выступили слезы.

Энни несколько раз судорожно выдохнула, восстанавливая дыхание. Пока она приходила в себя, музыка уже стала заканчиваться.

«Скрипка плачет… плачет» — прошептала Энн, тревожно глядя в окно. Такое красноречивое и пронзительное исполнение могло быть только у того, кто чувствует такую сильную боль в сердце, что становится страшно при мысли о том, как он или она ещё живет.

Энни, вытирая слезы, вслушивалась в тишину за окном. Тишина. После услышанного девушка уже не могла поверить, что тишина существует. Эти звуки, эхом отдававшиеся у нее в голове, не давали покоя. В том, что это была живая музыка, а не запись, Энн не сомневалась — слишком чистый звук. Неужели хозяин этой затаенной боли в сердце живет этажом выше?

Энни, к сожалению, мало знала соседей, редко покидая дом. До сегодняшнего дня она ни разу не слышала такую пронзительную и печальную трель скрипки! В их четырехэтажном доме, в котором они с матерью снимали квартиру, жили в основном люди пожилые и далекие от музыкальной профессии.

«Неужели это новые жильцы? Возможно…»

Ведь как-то вечером Энн заметила грузовую машину у входа, правда тогда девушка спешила на занятия, поэтому не придала этому значения. Резко прервав свои размышления, она посмотрела на часы — шел первый час ночи. Не желая сердить маму, Энн, заскочив в ванную, молниеносно привела себя в порядок и направилась к себе. Плотно прикрыв дверь, девушка забралась на кровать.

Уже засыпая, в полудреме, она подумала:

«Интересно, кто же там живет…»

Примечания

1

Aravon — начальная школа-пансион совместного обучения. Возраст учащихся 4—12 лет.

2

Дарем — небольшой городок, расположенный на северо-востоке Англии.