Я у мамы дурочка

Светлана Гершанова, 2020

Книга подкупает искренностью, подлинностью жизненных ситуаций, иногда смешных, иногда драматических. И светлым отношением к земле, к людям и к самой жизни. Второе издание

Гостиница

Это было так давно, будто смотришь в перевёрнутый бинокль.

Жила в Ростове-на-Дону, работала в своём КБ и писала стихи, я всегда писала стихи. Ко мне хорошо относились в городе. Вышла первая книжка, и я считалась молодой, подающей надежды поэтессой. Поэтому, когда приезжал какой-нибудь поэт, выступать с ним посылали меня.

Он был очень пожилым, на мой тогдашний взгляд. Невысок, сутул и похож на птицу, старую птицу. Этот медленный птичий взгляд с поволокой…

Читал стихи только про любовь таинственным низким голосом, и женщины в залах замирали, заворожённые. Каждой казалось, что это адресовано именно ей.

А потом я читала свои девчоночьи стихи. Их тоже слушали. Наверно, думали, что сказали бы именно так, если бы могли писать стихи. Впрочем, не знаю, что они думали.

И он слушал мои стихи, склонив голову и прикрыв глаза.

— Знаешь, принеси мне стихи в гостиницу. Я почитаю глазами, и мы поговорим.

— Правда? Спасибо! Я обязательно приду. Когда вам удобно?

— Завтра воскресенье, ты свободна. Часа в три и приходи, пятьсот десятый номер.

Я пришла ровно в три часа. Дежурная посмотрела на меня и снова уткнулась в свои бумаги.

Гостиница была старая и стояла на главной улице моего города, сколько я себя помнила. Но как-то получилось, что я сюда пришла впервые.

Номер был как номер. Люкс ему по статусу, как я потом поняла, не полагался. Не начальство, не секретарь Союза и даже не известный московский поэт.

Первым делом протянула ему свою свёрнутую в трубочку тетрадку.

— Вот, я принесла стихи.

— Молодец, посмотрим. Хочешь чаю? У меня кипятильник с собой.

— Спасибо, я из дома. Знаете, здесь привыкли к моим стихам, а вы человек новый…

— Посмотрим твои стихи, не торопись. Потом посмотрим.

И вдруг, совершенно неожиданно, он обнял меня! Я удивилась, я так удивилась! Высвободилась и смотрела на него во все глаза. Но он снова притянул меня за плечи и стал целовать в шею. У меня началась жуткая паника. Я вырвалась и заметалась по комнате.

— Что с тобой? Ты что, не знаешь, зачем пришла?

— Я принесла стихи…

— Это же предлог! Ты не маленькая. Ну, перестань дурить, иди сюда, что я, мальчик — гоняться за тобой!

Я хотела одного — бежать от него, бежать из этой ужасной комнаты как можно дальше. Но дверь была заперта. Когда он успел запереть дверь?

— Выпустите меня!

— И не подумаю. Ты с ума сошла? — Он встал и пошёл на меня, широко расставив руки. Я всё же смогла проскочить вдоль стенки к окну и прыгнула на подоконник. Страх гнал меня, я совершенно потеряла голову.

С годами у меня стал язык, как бритва. И я бы припечатала его к месту, это он не знал бы, куда деваться, но тогда! Шпингалеты не поддавались.

— Что ты делаешь, идиотка!

— Выпустите меня, или…

— Слезь немедленно, это же пятый этаж!

— Знаю. Откройте дверь и отойдите к столу.

— Уходи, ненормальная! Этого мне только не хватало, только твоей разбитой головы мне не хватало в жизни! Я могу взять любую женщину, какую захочу! — кричал он, ища по карманам ключ. Открыл дверь и бросил мне вдогонку тетрадку.

— Тебе надо к невропатологу!

Я никому не сказала. Мы продолжали выступать вместе. Помню, как шли после выступления по мокрой после дождя мостовой, блики фонарей отражались в лужах…

Он крепко держал меня за локоть и твердил:

— Ты не женщина. Как ты можешь писать стихи, не понимаю. В первый раз со мной такое случается. Тебе надо к невропатологу, ты никогда не выйдешь замуж!

А тут ещё мама сказала:

— Пригласи его к нам на обед, человек питается по столовкам.

И был щедрый ростовский стол и домашнее вино, моя мама была радушна, он блистал остроумием.

А потом сказал мне:

— Твоя мама в тысячу раз больше женщина. Ты просто никогда не сможешь выйти замуж, поверь моему опыту.

Я поверила. И долго меня преследовал страх, что Бог в меня чего-то не доложил, я не женщина… Почти до самого замужества.