Я у мамы дурочка

Светлана Гершанова, 2020

Книга подкупает искренностью, подлинностью жизненных ситуаций, иногда смешных, иногда драматических. И светлым отношением к земле, к людям и к самой жизни. Второе издание

Еврейское счастье

Я по-прежнему посылала стихи в разные журналы. Конверты были большие, коричневые, купила по случаю целую стопку. Бумага серая, почти прозрачная. Опять же по случаю я купила пять пачек, мне надолго хватило. Машинка старая, с мелким шрифтом и пляшущими буквами.

Это были письма надежды! Всё равно что бросать бутылку с запиской в океан, на счастье, вдруг повезёт!

В хитросплетениях литературной жизни не разбиралась. Западники, почвенники — для меня не имело значения. Я просто писала стихи. Очень хотелось, чтобы они дошли до читателя.

И вдруг получаю письмо от главного редактора журнала «Молодая гвардия».

Он писал — в портфеле журнала нет ничего, что можно было бы поставить рядом с моими стихами. Просил прислать ещё, на большую подборку!

Я была на седьмом небе от счастья. Оно не умещалось во мне, требовало выхода. Очень скоро об этом письме знало всё наше КБ и всё Ростовское отделение Союза писателей.

Но Союз писателей знал то, чего я не знала: этот главный редактор не любил евреев. И два наших молодых поэта отправились в Москву открыть ему глаза на моё происхождение.

Я его никогда не скрывала и не стыдилась, никаких псевдонимов, в паспорте, во всех анкетах значилась еврейкой. Сложности возникали, конечно, особенно когда время от времени у нас в стране вдруг поднималась волна антисемитизма. Странно поднималась, будто по чьей-то команде, и так же странно, будто по чьей-то команде, спадала.

Главный редактор ушёл в другой журнал и там напечатал мои стихи, несмотря на свою стойкую репутацию и репутацию журнала. В «Молодой гвардии» мою подборку потеряли.

Эти два поэта общались со мной как ни в чём не бывало. Один их них и сейчас здоровается со мной, когда мы случайно встречаемся.

Второй умер, пусть ему земля будет пухом.

А тогда он так же, как и до той истории, хлопал меня по плечу:

— Я гений, и ты гений, остальные — барахло!

Правда, он мог в тот же день хлопнуть по плечу кого-нибудь другого…