Чушь собачья

Светлана Алешина, 2001

«…Мой вопрос почему-то развеселил следователя. Он опять улыбнулся и небрежно заметил: – Пока вас никто ни в чем не обвиняет. Просто предварительная беседа. Мне не хотелось вызывать вас на допрос, тем более что делом этим займется, скорее всего, прокуратура. Но, поскольку все произошло на нашем участке… Как уже говорилось, я рассчитывала на резонанс. Но чтобы собачьим вопросом занялась прокуратура – этого я никак не ожидала. Здесь было что-то не то. – Объясните толком, что вас интересует! – сердито сказала я. – Что это значит – пока не обвиняет? И при чем здесь прокуратура? Опять последовал изучающий взгляд сквозь пижонские очки, и Полянский не очень охотно, но веско произнес: – Девятого июля, в промежутке между часом ночи и шестью утра, известный вам Гаврилов Дмитрий Анатольевич был убит. Невольно я открыла рот и с ужасом уставилась на невозмутимого Полянского…»

Глава 2

На следующее утро мы с Виктором отправились на дачу. День был чудесный — солнечный, с теплым ветерком. Пыльная, нагретая солнцем дорога привела нас в благословенный уголок, где на берегу Волги один к другому лепились дачные домики, почти не различимые за пышной зеленью фруктовых деревьев.

Остановив машину на обочине дороги, мы вышли и осмотрелись. Вокруг царила необыкновенная тишина, нарушаемая лишь треском стрекозиных крыльев. Стрекозы водились здесь в изобилии.

Внизу синела гладь Волги, в которой явственно отражались неподвижные белые облака, заросшие кустарникам острова и паруса спортивных яхт. Над водой лениво парили чайки. Вокруг пахло листвой, цветами и речной водой. Если рай все-таки существует, то он наверняка выглядит именно так: густые сады, яркое солнце, стрекозы и тишина.

Но мы еще не заслужили права на наш рай, поэтому я достала нарисованную Любовью Георгиевной схему и сказала, неизвестно на кого сердясь:

— Не расслабляйся! Мы на работе. И где-то тут бродит ужасная собака. Она только и ждет, чтобы мы потеряли бдительность.

Виктор рассеянно улыбнулся и полез в машину за аппаратурой. Он повесил через плечо фотоаппарат, рассовал что-то по карманам, и мы углубились в лабиринт садов, разграниченный невысокими заборчиками, за которыми сквозь густые ветки, усыпанные созревающими плодами, виднелись летние домики, аккуратные грядки и посыпанные песком дорожки.

Несмотря на план, мы сразу же потеряли ориентировку. То, что казалось очевидным местному аборигену, сбивало нас с толку. Все дачи казались нам похожими друг на друга, а буйная растительность мешала обзору. Вскоре я поняла, что без подсказки нам не обойтись. К сожалению, вокруг не было видно ни одной живой души — словно весь этот рай был еще пуст и только готовился к приему гостей.

Виктор, угадав мои мысли, молча показал на ближайшую калитку.

Хозяева здесь, поняла я. Иначе бы висел замок.

Мы перешли границу частного владения и медленно пошли по дорожке, мощенной красным кирпичом, которая вела от калитки к деревянному дому, выкрашенному зеленой краской. Слева тянулись ряды ухоженного виноградника, справа чуть слышно шелестели кроны яблонь. На веранде дачи стоял простой деревянный стол, на котором ничего не было, кроме бутылки с растительным маслом. Здесь тоже царила умиротворенная тишина.

— Ау, хозяева! — осторожно позвала я. — Есть тут кто-нибудь?

Только я это сказала, как откуда-то из-за угла дома совершенно бесшумно выступил человек, дочерна обожженный солнцем. Из одежды на нем была тряпочная кепка с засаленным козырьком и выцветшие синие шаровары, поверх которых колыхался огромный загорелый живот. Лицо человека было покрыто морщинами и седой щетиной, а маленькие голубые глазки смотрели хитро и подозрительно. В руках дачник держал тяпку с отполированной рукояткой.

— Здравствуйте! — сказали мы хором.

— Добрый день! — ответил хозяин, ощупывая нас въедливым взглядом. — Что-то не признаю — вы кто ж такие будете? Вроде я вас раньше не видел?

— Ничего удивительного, — сказала я. — Мы здесь впервые. Ищем одного человека. Может быть, вы нам поможете?

Дачник усмехнулся неподражаемой притворно-простодушной усмешкой.

— Все может быть, — уклончиво сказал он. — А с кем, простите, имею честь?

Чтобы предотвратить дальнейшие вопросы, я протянула ему свое журналистское удостоверение. Хозяин читал его долго и с удовольствием, беззвучно шевеля губами.

— Понимаю, — сказал он наконец, возвращая книжечку. — А я Боровских Тимофей Иванович, полковник в отставке. Теперь вот здесь место моей дислокации, — он негромко похихикал и обвел рукой свои владения. — Благодать!

— Да, у вас тут хорошо, — согласилась я. — Но, говорят, есть свои проблемы?

Полковник посмотрел на меня хитрющим взглядом и рассудительно заметил:

— А где ж их нет, проблем-то? В этом вся жизнь, в проблемах! Куда денешься? Разве только на кладбище проблем нет! — и он снова сдержанно хохотнул, весьма довольный своим остроумием.

Я вежливо улыбнулась.

— И все-таки у нас есть информация, что здесь имелись случаи нападения собаки на дачников. Вы ничего об этом не слышали?

Тимофей Иванович оперся на тяпку и задумчиво уставился почему-то на Виктора.

— Собаки, говорите? Это чьей же собаки? Вроде у нас и собак тут особых нет. Кто вам это сказал?

— Сказала нам гражданка Токмакова, — ответила я. — Знаете такую? А собака вроде бы принадлежит некоему Гаврилову. И собака эта уже покусала Токмакову и ее мужа. Может быть, были и другие случаи.

Отставной полковник выслушал меня очень внимательно, наморщил лоб и уставился себе под ноги. Он долго думал, жуя губами, а потом изрек:

— А что? Вполне возможно, что и были случаи! Сейчас порядку-то нигде нет. Вы вот в газете пишете, а что толку? Все только хуже и хуже. Вот, к примеру, моя пенсия…

— Тимофей Иванович! — перебила его я. — Мы бы с удовольствием поговорили о вашей пенсии, но совершенно нет времени. Раз вы не слышали о собаке, так, может, вы подскажете, где найти дачу Токмаковых?

Лицо Боровских выразило явное неудовольствие. Полковник выпрямился, выпятив живот, и ожег меня посуровевшим взглядом.

— Не знаю таких! — отрезал он. — Тут вот Пахомовых дача, тут Либермана. Может, там дальше где… А я таких не слышал. Ищите!

Нам ничего не оставалось, кроме как ретироваться. Хозяин провожал нас неприязненным взглядом до самой калитки, держа тяпку наперевес, точно пограничник ружье.

— У меня такое ощущение, что со свидетелями будет туго, — заключила я, когда мы оказались на дорожке в окружении дачных заборов.

Виктор пожал плечами и кивнул куда-то в сторону. Метрах в десяти от нас на дорожке в тени пышной акации стояла невысокая женщина в панаме, просторной футболке и вытянутых на коленях трикотажных брюках. Она с любопытством смотрела на нас, морща остроносое личико в приветливой улыбке. Не сговариваясь, мы двинулись в ее сторону и поздоровались.

— Ищете кого-нибудь? — спросила женщина приятным звонким голосом, разглядывая нас с доброжелательным любопытством. — Я слышала, вы с Тимофеем Ивановичем разговаривали…

— Разговаривали, — призналась я. — Но, кажется, неудачно.

Женщина тонко улыбнулась.

— Тимофей Иванович у нас с характером, — сообщила она, понижая голос. — Наверное, он сегодня не в духе. Но вы не расстраивайтесь. Может быть, я сумею вам помочь. — И тут же предложила: — А то пойдемте в дом, я вас квасом угощу!

— Нет, спасибо, — сказала я. — Может быть, в следующий раз. У нас работа. Нужно найти одного человека, — тут я на всякий случай продемонстрировала свое удостоверение.

— Ой, да вы из газеты? — восхитилась дачница. — Очень приятно! Знаете, я иногда читаю вашу газету. Попадаются интересные статьи! — она посмотрела на меня с притворным ужасом и по-заговорщически прошептала: — Только не говорите, что здесь у нас совершено какое-то преступление! Я ужасная трусиха!

— Ну, преступление — не преступление, — ответила я. — Но, скажем так, нарушения общественного порядка у вас здесь случались?

Женщина подняла брови.

— Да вроде у нас здесь тихо, — неуверенно сказала она.

— А вот, говорят, собачка здесь у вас озорует, — подсказала я.

— Точно! — с жаром согласилась дачница. — Это было. Но мы как-то уж привыкли, не замечаем. Конечно, если она поблизости бегает, то без палки стараемся не выходить.

— А такие случаи, чтобы она набрасывалась на людей, имели место? — поинтересовалась я.

Женщина кивнула.

— А как же! Конечно, имели, — она открыла свою калитку и решительно махнула рукой. — Все-таки пойдемте! Я вас кваском угощу! Все равно разговариваем, а жара-то сегодня…

Пока мы шли через сад к ее маленькому белому домику, крытому шифером, хозяйка успела сообщить, что зовут ее Софьей Андреевной, что она на пенсии и что ее покойный муж Арнольд Либерман был администратором филармонии.

— Эту дачу обустроил он, — с гордостью сообщила Софья Андреевна. — Своими руками. Когда я здесь, мне все время кажется, что Арнольд где-то рядом — будто он и не уходил, понимаете?

Усадив нас на веранде в красивые плетеные кресла, Софья Андреевна угостила нас холодным шипучим квасом, в котором плавали темные кисловатые изюминки. Глоток чудесного домашнего напитка был весьма кстати.

— Значит, вас интересует эта собака, — глубокомысленно произнесла Софья Андреевна. — Понимаю. Меня это тоже касается. Эта псина порвала мне юбку. Юбка была, конечно, никудышная, но не в этом же дело, правильно? Она запросто могла меня покалечить. О! Я знаю, с кем вам надо поговорить — с Токмаковыми. Они оба пострадали от этой собаки. Валерий Сергеевич — вы знаете нашего ведущего артиста? — был вообще взбешен. Со свойственной ему пылкостью он даже пообещал владельцу собаки убить его!

— Неужели убить? — удивилась я.

— Убить-убить! — убежденно сказала хозяйка. — Конечно, нужно делать скидку на артистичность натуры… но Токмаков — мужчина видный и в состоянии аффекта на многое, я думаю, способен. Хотя в этот раз они все-таки разошлись миром — если эту ужасную брань можно назвать миром.

— А вы знакомы с владельцем собаки? — спросила я.

— Да он ни с кем не поддерживает отношений! — воскликнула Софья Андреевна. — Живет бирюком на даче. Кстати, дача эта не его, она принадлежит Порошкову Сергею Гавриловичу. Муж был с ним в приятельских отношениях. Но тот уже три года работает где-то в Алжире, сюда и носа не кажет. А этот мужчина, наверное, родственник его. Боже, сохрани от таких родственников! Всегда мрачный, полупьяный и глазами зыркает так, будто думает вас зарезать!

— Неужели такой страшный?

— Неприятный субъект, — подтвердила Софья Андреевна. — Но вот был здесь участковый, проверял у него документы — видимо, все в порядке. Я, впрочем, стараюсь держаться от него подальше.

— А с Токмаковыми встречаетесь? — поинтересовалась я.

— Ну как встречаемся? — пожала плечами Софья Андреевна. — Они тоже люди непростые. Богема! Конечно, здороваемся, когда видимся. Но так чтобы поддерживать отношения — этого нет.

— А факт нападения собаки можете засвидетельствовать? — спросила я. — Видели своими глазами?

Софья Андреевна с сожалением покачала головой.

— Да откуда! Я тут у себя потихоньку ковыряюсь, никуда не выхожу. Скандал-то, ругань я слышала. А факт засвидетельствовать не берусь, не видала.

— Тогда, может быть, объясните, как найти дачу Порошкова?

— Да это очень просто, — сказала Софья Андреевна. — Можно с дороги зайти. А можно через мой забор перелезть, и как раз выйдете к даче Токмаковой. Они весь участок цветами засадили — сразу узнаете. А напротив — дача Порошкова. Дом там хороший, кирпичный. Он здесь один такой, тоже сразу узнаете.

Недолго посовещавшись, мы решили воспользоваться предложением хозяйки и срезать путь, перебравшись через ее забор. При этом я порадовалась, что сегодня предусмотрительно надела джинсы.

Провожая нас в конце участка, Софья Андреевна неожиданно смущенно хихикнула и шепнула:

— Скажу вам по секрету! Если хотите побеседовать с человеком, который все про всех знает, то попробуйте обратиться к нашей мисс Марпл — уж она-то вам порасскажет!

— К кому обратиться? — удивленно переспросила я.

— Ну, это мы ее так называем, — улыбнулась Софья Андреевна. — Сериал по Агате Кристи видели? Вот у нас есть тут своя такая старушка. Ей восемьдесят лет, но бодрая она необычайно. Бывший адвокат. На самом деле ее зовут Клавдия Дмитриевна. Ее крыша во-о-он торчит! Найдете без труда.

Мы посмотрели туда, куда указывала Софья Андреевна, и действительно увидели выглядывающую из гущи зеленых крон островерхую крышу, отделанную железом, выкрашенным в красный цвет.

— Сидит у себя в башне и за всеми наблюдает, — сказала Софья Андреевна и тут же добавила, словно оправдываясь: — Но вы не подумайте, я не в осуждение. Кто знает, какие у нас будут в старости причуды, правда? Вреда от старушки никакого нет, да и нам тут скрывать особенно нечего. Пусть себе наблюдает, верно?

Мы согласились с этим мнением, хотя, на мой взгляд, в той зеленой каше, которая нас окружала, невозможно было ничего высмотреть даже при наличии самых современных оптических приборов. Впрочем, наверное, местной мисс Марпл с ее наблюдательного пункта было виднее. В крайнем случае, можно будет поинтересоваться.

В конце сада мы перемахнули через забор и попрощались с Софьей Андреевной. Напоследок она еще раз знаками показала, куда идти, и скрылась в зарослях малинника.

Дачу Токмаковых мы и правда узнали сразу. Небольшой дощатый домик со всех сторон был окружен морем цветов. Огненно-красные, белые, лиловые — почти все пространство небольшого участка было занято цветочными клумбами, и лишь десяток печальных яблонь робко теснился среди этого яркого пиршества. От цветов исходил необыкновенный аромат — казалось, им пропитано все вокруг.

Калитка Токмаковых, как и ожидалось, оказалась на замке. Мы обошли дачу кругом и наконец увидели кирпичный дом Порошкова.

Он действительно выглядел солидно. Думаю, в нем было по крайней мере две комнаты, не считая кухни. Забор тоже был сооружен на совесть — упругая стальная сетка на прочных железных столбах. В свое время хозяин, видимо, предполагал здесь крепко обосноваться. Однако участок был основательно запущен. Сорная трава подступала к самому крыльцу и пробивалась сквозь щели в каменной плитке, которой была выложена дорожка к дому. А неухоженные фруктовые деревья, если можно так выразиться, стояли по колено в бурьяне. Сколько ни вглядывались мы сквозь ячейки забора, никаких признаков жизни во дворе не обнаруживалось. Однако замка на калитке не было — значит, в доме все-таки кто-то был.

— Готовь аппарат! — негромко сказала я Виктору, пытаясь открыть калитку.

Она не поддавалась — не пускала задвижка, до которой снаружи добраться не было никакой возможности. Звонка здесь тоже не было предусмотрено. Оставалось одно: как говорят военные, подавать сигнал голосом.

— Покричи, — предложила я Виктору. — Все-таки ты мужчина и служил в армии. У тебя должен быть командный голос.

Виктор откашлялся и старательно гаркнул:

— Эй, хозяин! Выдь на минутку!

Результат не замедлил сказаться — вдруг тревожно зашумел бурьян, и из зеленой гущи молнией взметнулось лоснящееся черное тело. В два прыжка оно достигло забора и с размаху обрушилось широкими мощными лапами на стальную сетку. Из собачьей глотки вырвался короткий угрожающий рев, сетка загудела.

Мы невольно отпрянули, но Виктор тут же опомнился и хладнокровно сфотографировал терзающего забор пса и его оскаленную зубастую пасть. По крайне мере, теперь можно было сказать, с кем мы имеем дело. Рекс оказался ротвейлером. Экземпляр был не самый крупный, но некоторая недостаточность в размерах с лихвой компенсировалась отчаянной свирепостью. Глядя на эти клыки, на массивный собачий лоб с рыжей подпалиной, на горящие ненавистью глаза, я только удивлялась, как еще эта псина не перекусала весь поселок.

Между тем пес отчаялся взять штурмом забор и, опустившись на все четыре конечности, несколько раз рявкнул на нас глухим захлебывающимся лаем. На этот лай из дома вышел человек в спортивных «адидасовских» брюках и в майке, которую только условно можно было признать белой. Остановившись на крыльце, он несколько секунд всматривался в наши фигуры, а потом крикнул сердитым хриплым голосом:

— Какого хрена вам тут надо?

По правде говоря, выразился он несколько откровеннее, но, видимо, это было для него самым обычным делом.

— Простите, вы — Гаврилов Дмитрий Анатольевич? — любезно поинтересовалась я. — Нам хотелось бы с вами переговорить!

Грубиян подозрительно нахмурился, поднял с земли обрезок какой-то трубы и, угрожающе сжав ее в кулаке, медленно приблизился к забору. Он был небрит и выглядел действительно мрачновато, если не сказать больше. Когда он заговорил, до нас донесся явственный запах перегара.

— Кто вы такие? — грубо спросил он.

— Мы из газеты «Свидетель», — сообщила я. — Хотим выяснить у вас обстоятельства, связанные с вашей собакой. Нам стало известно, что она покусала здешних дачников…

Гаврилов не стал слушать дальше. Он показал нам трубу и коротко бросил:

— Мотайте отсюда, пока она и вас не покусала! Я два раза повторять не буду!

Он выглядел в этот момент так колоритно, что Виктор не удержался и щелкнул его крупным планом. Эта вольность привела нашего собеседника в ярость. Он махнул обрезком трубы и заорал, брызжа слюной:

— Я тебе сейчас череп расколю, чмо! Взять их, Рекс! Фас!

Рекс взревел утробным голосом и ломанулся в калитку. Если бы Гаврилов сумел ее быстро открыть, нам с Виктором пришлось бы туго. Но он был хронически, застойно пьян, и руки плохо его слушались. Пока он возился с задвижкой, Виктор успел приготовиться.

Оттеснив меня за спину, он встретил собаку оглушающей жгучей струей из заблаговременно припасенного баллончика. Хватив аммиака, пес ошалел. Он подпрыгнул, жалобно взвыл и кубарем покатился обратно, пытаясь передними лапами стереть с морды обжигающую жидкость.

Гаврилов слегка опешил от такого оборота дела, но поступил в этот момент расчетливо и мудро. Он не бросился в драку, а попросту запер калитку и поспешно ретировался в дом, ругая нас на ходу самыми последними словами. Куда-то исчез и пес — должно быть, забился в укромное место. Мы опять остались одни.

— Ух, как я напугалась! — призналась я Виктору. — Не понимаю, как люди обходятся здесь одними палками. По-моему, такого зверя даже рогатиной не возьмешь.

— Ну, сейчас он защищал свою территорию, — задумчиво произнес Виктор. — Однако поле боя, кажется, осталось за нами.

— Зато интервью сорвалось, — ответила я с досадой. — И наверняка окончательно.

— Зато кадры получились — пальчики оближешь! — заметил Виктор.

— Однако для полноценной статьи информации, пожалуй, маловато. Я предлагаю пройтись по окрестным участкам, — сказала я. — Глядишь, чего-нибудь и наберется. Встретимся с участковым, а потом вернемся в город и заглянем в суд, куда обращалась Токмакова. Отрицательная информация — тоже информация.

Виктор кивнул в знак согласия.

— Начнем с мисс Марпл? — спросила я. — Хотя нет, лучше обойдем тех, кто поближе. Кроме того, боюсь, как бы старушка нас не заговорила. Все-таки бывший адвокат. Да и вообще, по-моему, дело ясное. Вот только не пойму, откуда у этого типа такая собака? Не из Хабаровска же он ее привез?