Исчадие ада

Светлана Алешина, 2001

«…Когда он вошел в прихожую, на него повеяло холодом. Несмотря на то, что была весна, температура повысилась не настолько, чтобы позволять уличному ветру гулять по квартире. «Ну, Настасья! – покачал головой летчик. – Опять ушла, забыв закрыть балконную дверь!» Он прошел в гостиную и неожиданно увидел Настю – она тихо лежала на диване, накрывшись одеялом. Николаем овладела неясная тревога, которая, однако, была весьма оправдана: от трезвона, который он поднял, проснулся бы и мертвый. Летчик осторожно наклонился над своей любимой и… выронил розу из рук…»

Глава 2

Вечеринка у Ромаевых удалась. Котов, как обычно, накачался алкоголем. Правда, справедливости ради, Лариса отметила, что не до положения риз, как это было раньше. В последнее время у Жени начала пошаливать печень, и он, пожалуй, впервые в жизни обратил внимание на свое здоровье. Вообще Котов кичился тем, что недавно справил десятилетний юбилей своего последнего посещения поликлиники — вспомнил те времена, когда работал на госпредприятии и ему был необходим больничный лист, дабы он мог официально не ходить на работу.

«Но все это до поры до времени, Женечка», — говорила Котову его мама, женщина умудренная жизнью и социалистическим прошлым. И оказалась права. Годы пьянства и, скажем так, неразборчивого сексуального поведения, сказались-таки на Евгении. Поэтому, несмотря на явную зависимость от зеленого змия, он в последнее время начал себя ограничивать.

Ларису это не могло не радовать хотя бы потому, что не приходилось выслушивать всякий бред, который Женя в пьяном состоянии способен был нести часами.

Словом, домой супруги Котовы добрались в весьма благопристойном состоянии. Перед окончанием вечеринки к Ларисе подошел Ромаев-младший и скромно напомнил о том авансе, который он выдал ей утром. Лариса кивнула и заверила Алексея, что приступит к делу завтра утром.

Она нисколько не лукавила. Следующий день она начала с посещения ресторана. Но время, проведенное там, уложилось в час с небольшим. Лариса выслушала обстоятельный доклад Степаныча о том, что произошло в ее отсутствие, и предупредила, что по-прежнему болеет и хочет отдохнуть.

Проницательный Степаныч не поверил ей. Но сказать ему было нечего. К тому же он привык, что его начальница время от времени исчезает по своим не очень понятным ему и весьма темным делам. Ему же, как «образцовому заместителю», как он всегда себя называл, оставалось только смиряться и возносить молитвы о том, чтобы Ларису Викторовну кто-нибудь не отправил к праотцам во время одного из таких опасных предприятий.

Как бы там ни было, а Лариса уже в одиннадцать утра подъезжала на своем серебристом «Вольво» к медицинскому институту. Она решила начать дело с беседы со студентами группы, в которой училась Настя Карякина. Лариса понятия не имела, с кем из своих однокурсников Настя была дружна, поэтому выбрала себе в собеседники для начала старосту группы.

После этого она хотела поехать к матери Насти. И, кроме того, побывать в университете и пединституте с тем, чтобы разыскать Ольгу Морозову. Для того чтобы люди более охотно шли с ней на контакт, Лариса в последнее время пользовалась удостоверением следователя городского УВД, которое ей не так давно справил давнишний знакомый майор Олег Карташов. С этим человеком Ларису связывало многое, и она рассчитывала обратиться к его помощи — а скорее даже помочь ему в повышении процента раскрываемости преступлений — и в этом деле.

Пользовалась документами Лариса в зависимости от ситуации. Взглянув в лицо человека, с которым предстоит побеседовать, она обычно безошибочно определяла, придется идти на обман или нет.

Удостоверение следователя распахивало перед ней многие двери, закрытые для частного детектива. Обычно она, как фокусник, раскрывала красную книжечку, махала ею перед чьим-то носом и, не дав рассмотреть, тут же убирала. Срабатывало на все сто. Еще не было случая, чтобы Ларису кто-то в чем-то заподозрил.

Именно благодаря этому удостоверению ей, хотя и с некоторым трудом, но все же удалось найти группу, в которой не так давно училась Настя Карякина.

В этот день группа занималась в административном здании железнодорожной больницы. На счастье Ларисы, профессора, который должен был проводить семинар, неожиданно вызвали в операционную, и студенты, предоставленные сами себе, разбрелись по территории больницы.

В просторном и светлом вестибюле перед аудиторией Лариса увидела одну из студенток: она сидела на широком подоконнике и читала любовный роман.

— Добрый день, — обратилась она к девушке.

Студентка раздраженно подняла голову, чтобы посмотреть, кто это посмел оторвать ее от увлекательного чтения, но тем не менее ответила вежливо:

— Добрый день.

Лариса показала ей красную книжечку.

— Следователь Лариса Котова. Я занимаюсь расследованием гибели Анастасии Карякиной и хотела бы задать вам несколько вопросов.

Девушка смутилась:

— Боюсь, ваши вопросы останутся без ответа. Настя была очень милой и доброй девушкой. Мне искренне жаль, что она так рано ушла из жизни. Но мы с ней никогда не были близки и виделись только на занятиях. Я совсем ничего о ней не знаю, так что извините.

— А с кем из студентов вашей группы я могу поговорить о Насте?

— Поговорите со старостой, — посоветовала девушка. — Аня у нас излишне любопытна и всегда обо всех все знает.

— Где я могу ее найти?

Студентка спрыгнула с подоконника и подошла к двери, ведущей в аудиторию.

— Вон она, в окружении одногруппников. — Девушка показала Ларисе на компанию студентов из четырех человек. — Видите в центре рыжую красавицу?

— Вижу.

— Это и есть Аня, наша староста.

— Спасибо.

— Не за что.

Студентка вернулась к подоконнику и снова уткнулась в любовный роман, а Лариса вошла в аудиторию и направилась к той группе, на которую ей только что указали.

— Добрый день, — поприветствовала она студентов.

Медики ответили нестройным хором, глядя на Котову с любопытством. Она показала им удостоверение, сказав то же, что и девушке в вестибюле:

— Следователь Лариса Котова… — и далее по тексту.

И тут в глазах одного из студентов она неожиданно прочитала страх. Он быстро отвернулся и поспешил уйти, явно не желая говорить. А трое других — веснушчатый парень и две девушки — смотрели на Ларису с любопытством.

— Так ведь дело-то закрыли, — заметил парень.

— Откуда вам это известно? — спросила Лариса.

Парень смутился и, стрельнув глазами в сторону рыжеволосой красавицы, пробормотал неопределенно:

— Так, говорили.

— Дело не закрыли, а временно приостановили, — соврала не моргнув глазом Лариса. — Теперь расследование поручено мне, поэтому я и пришла поговорить с вами.

— Нам не о чем говорить, — сказала рыжая красотка. — По-моему, и так все ясно: девчонка принимала наркотики и переборщила.

Девушка с большой родинкой на лице как-то передернулась, словно хотела сказать старосте: «Говори только за себя!»

— Значит, вы считаете, что Настя Карякина была наркоманкой, — присаживаясь на свободный стул, спросила Лариса у старосты. — Это ваше личное мнение или вам об этом доподлинно известно?

Рыжая дернула плечом:

— Это мое личное мнение. С виду Карякина была милой, скромной и всегда вежливой. Однако я уверена в том, что все это было сплошное притворство. В тихом омуте, как известно, черти водятся. Она только и имела, что красивое личико, а так ничего собой не представляла, училась слабо и в институте держалась на честном слове. Может быть, наркотики придавали ей смелости и уверенности в себе.

Девушка с родинкой возмущенно подняла голову, но промолчала. «Почему? — задумалась Лариса. — Не хватает смелости выступить против старосты или действительно за Настей водились кое-какие грешки?»

А парень, почесав голову, сказал:

— Вообще-то у Насти был хороший характер. Она старалась ни с кем не ссориться, всегда была вежливой и внимательной. Но лично меня всегда поражало то, что Настя была умным и интеллектуально развитым человеком, а училась слабо. Может, ей чего-то не хватало, раз она села на иглу?

— Значит, вы тоже считаете Настю наркоманкой, — сделала вывод Лариса.

— Не знаю, — честно ответил парень. — Верить в это не хочется, но — не знаю. Одно могу сказать точно: ничего странного в поведении Насти замечено не было. Мы же медики! Если бы она принимала наркотики, то мы, без сомнения, заметили бы. Не знаю.

Студентка с родинкой на щеке наконец-то возмутилась:

— Василий, как ты можешь сомневаться в том, была Настя наркоманкой или нет?! Ты же считался ее другом и знаешь ее лучше, чем кто-либо из нас!

Девушка повернулась в сторону Ларисы и решительно заявила:

— Настя не была наркоманкой! Никогда в этом не сомневалась и не буду сомневаться, хоть голову мне топором рубите!

Василий взглянул на нее так, словно хотел что-то сказать, но промолчал. А на девушку с родинкой набросилась староста Аня:

— Слушаю тебя, Лика, и удивляюсь, — язвительно сказала она. — Много ли ты о Карякиной знаешь? Она была до ужаса скрытной и никогда ничего о себе не рассказывала. Мне огромных трудов стоило узнать о том, что ее родители в разводе и что они безнравственные люди. У таких родителей вполне может быть дочь-наркоманка.

— На чем основывается ваше утверждение, будто родители Карякиной безнравственные люди? — спросила Лариса у Ани.

— У них есть любовники, — ответила она с таким видом, как будто этот факт является не только предосудительным, но и преступным.

— Можно подумать, ты без греха, — скептически хмыкнула Лика.

— Речь идет не обо мне, — парировала Аня. — А Карякина за пять лет учебы в институте ни одного праздника не отметила вместе с группой, ни разу в театр не сходила.

— У Насти не было денег ходить по театрам, — ответила ей Лика.

— Прямо так уж и не было! — с ехидцей воскликнула Аня. — Я один раз видела, как отец дал ей пятьсот рублей, и попросила сотню взаймы, а Настя не дала, сказала, что истратила. Я спросила, когда же это она успела так быстро истратить деньги, а она мне ответила, что это не мое дело. Так что, как видите, Настя вовсе не была такой хорошей, как ее тут некоторые изобразили.

— В отношении денег я согласна, — сказала Лика. — Я точно знаю, что отец отваливал Насте крупные суммы, но она вечно сидела без копейки.

— Поэтому вопрос о наркотиках здесь вполне уместен — на что еще она могла тратить деньги? — закончила за нее мысль Аня.

— Как вы думаете, у Насти могла быть причина покончить с собой? — спросила Лариса.

За всех ответила Аня:

— Кто ее знает?! Карякина действительно была скрытной и никому ничего о себе не рассказывала. Лично я думаю, что она все-таки переборщила с наркотиками. Лика с досадой мотнула головой, но промолчала.

— У Насти был парень по имени Николай. Вам что-нибудь о нем известно? — задала Лариса следующий вопрос.

И Лика оживилась:

— Да, я его видела. Симпатичный парень… Настька в этом году впервые за пять лет встречала с группой Новый год и пришла вместе с ним.

— Надо же перед всеми похвалиться, какое сокровище обрела, — съязвила Аня.

По ее вспыхнувшим румянцем щекам Лариса поняла, что в старосте говорит обычная женская зависть.

— Можете ли вы сказать мне что-нибудь об этом Николае — кто он такой, чем занимается, где живет?

Аня с Ликой переглянулись и пожали плечами:

— Да мы его всего один раз и видели, именно тогда, на Новый год. — Я его как-то встретила в городе, но он не стал со мной разговаривать, — добавила староста.

— Ну что ж… — Лариса встала. — Спасибо вам за откровенный разговор. До свидания. Лика, если вам не трудно, проводите меня, пожалуйста, я боюсь заблудиться.

Подруга Насти не стала возражать и направилась вместе с Ларисой к выходу.

В вестибюле никого не было. Лариса остановилась у окна и попросила Лику:

— Пожалуйста, скажите мне все, что вы думаете о Насте Карякиной лично.

— Я твердо уверена в том, что Настя не была наркоманкой, и никто меня в этом не переубедит, — сказала Лика. — Если Санек из второй группы курит марихуану, а Вадик из нашей группы балуется герой, то мы все об этом знаем. А там ничего не было. Иначе мы бы знали. Совершенно точно… Гибель Насти была для нас как гром среди ясного неба. Большинство считает, что она покончила с собой, а я…

— А вы?

— Думаю, у Насти не было повода для самоубийства, — ответила Лика. — Она была счастлива и за несколько дней до смерти поделилась со мной, что они с Николаем решили пожениться. Единственное, что действительно угнетало ее, так это то, что ей приходится учиться в медицинском. Ее отец мечтал видеть дочь врачом. Но вы же понимаете, что для самоубийства это не мотив.

— Да, разумеется, — тут же согласилась Лариса. — Но, может быть, Николай вдруг бросил ее в самый последний момент? Поссорились, с кем не бывает… А Настя эмоционально все восприняла.

— К сожалению, я ничего о Николае не знаю, кроме того, что он был летчик, — ответила Лика. — Анька, как это ни прискорбно, права: Настя действительно была скрытной и никому ничего о себе не рассказывала, а я ее ни о чем не спрашивала — неудобно лезть в душу, если человек не хочет говорить. А насчет эмоций — это возможно. Настя при своей скрытности была ранимым и эмоциональным человеком.

— Вы знаете кого-нибудь из друзей Насти? — спросила Лариса. — Я имею в виду — за пределами института.

— Ольга. Ольга Морозова, — наморщив лоб, ответила Лика. — Нас Настя однажды познакомила. Она учится на филфаке в педагогическом институте. Кажется, на третьем курсе…

— Спасибо за информацию.

— Это вам спасибо за то, что занимаетесь этим делом. — Лика улыбнулась и направилась обратно в аудиторию, а Лариса пошла к своей машине.

И тут вдруг ее догнал Василий. Он дернул Ларису за рукав и, глядя куда-то в сторону, сказал:

— Извините, но я не стал говорить при всех, чтобы потом не трепали о Насте языками. О ней и без этого болтают кто во что горазд.

— Давайте отойдем в сторону, — предложила Котова.

Они сошли с выложенной плитами дорожки и отошли к деревьям.

— Прошлой осенью, — начал говорить Василий, — где-то в сентябре или октябре, вокруг Насти стал ошиваться какой-то подозрительный тип. Он преследовал ее всюду, где только мог. Я спросил у Насти, нужна ли помощь, но она ответила, что нет, потому что это ее проблема и ей ее решать. Но потом у Насти появился Николай, и тот парень исчез.

— И вы не знаете, кто он? — спросила Лариса.

— К сожалению, нет, — ответил Василий. — Но я могу его опознать. У вас же имеется картотека. Я спросил у Насти, кто этот тип, а она ответила мне: «Сказала бы, если бы не было так стыдно». И назвала его при этом то ли «мопсик», то ли «пупсик».

— А о Николае вы что-нибудь знаете?

— С виду нормальный парень, — ответил Василий. — Может быть, чуть непродвинутый… Но это понятно: летчик — что с него взять. А вообще производит положительное впечатление: сильный, волевой.

— Непродвинутый — это как?

— Несовременный, слишком старомодный, — объяснил Василий. — Хозяйственный такой… Полочки прибить, и всякое такое. Все проблемы разрулить. Словом, традиционный мужской типаж. Но, похоже, Насте именно такой мужик и был нужен. Чтобы как за каменной стеной.

— Спасибо за ценные сведения, — поблагодарила студента Котова.

— До свидания. — Василий кивнул «следователю УВД» и помчался к административному зданию больницы, а Лариса продолжила путь к своей машине.

Что ж, беседа со студентами ей кое-что дала: координаты места учебы Ольги Морозовой, намек на какие-то проблемы Насти, связанные с неким «мопсиком-пупсиком». Но неужели Настя действительно принимала наркотики? Верить этому почему-то не хотелось. И характеристика, данная Николаю, никак не предполагает, что он мог приучить свою подругу к наркотикам: несовременный, непродвинутый, хозяйственный… К тому же он летчик, насколько можно понять, гражданской авиации. Не вяжется это все. Вот и Лика категорически отрицает наркоманию, а, похоже, именно она из всех одногруппниц была наиболее близка Насте.

Лариса посмотрела на часы. Время было обеденное, и хотелось есть, но она решила сначала нанести визит матери Насти, некой алкоголичке по имени Зинаида Николаевна Мартынова, и только потом пообедать.

Она завела двигатель и отправилась в путь. По местным меркам, Мартынова жила не так уж и далеко от железнодорожной больницы. Но так как по старой доброй традиции половина проезжих улиц была либо перекопана, либо перегорожена, Ларисе долго пришлось петлять по улочкам родного города, пока наконец она не остановила машину возле нужной ей унылой пятиэтажной хрущевки.

Дверь открыл смазливый рыжекудрый парень.

«Интересно, это сын или племянник?» — быстро подумала Лариса и, махнув своим удостоверением перед его носом, представилась:

— Следователь горУВД Лариса Котова. Занимаюсь расследованием гибели Анастасии Карякиной. Мне необходимо побеседовать с Зинаидой Николаевной Мартыновой.

Эти фразы она произносила уже в каком-то автоматическом режиме, и интонация ее была вполне адекватной заявлению.

Парень же поначалу смутился, потом как-то испугался и напрягся.

— Зинуля! — нервно крикнул он через плечо. — Это к тебе.

«Очень интересное обращение, — заметила про себя Лариса. — Надо полагать, и отношения с женщиной гораздо старше себя у этого рыжего тоже интересные».

Парень слегка посторонился, пропуская гостью в квартиру, но не настолько, чтобы она могла свободно пройти. Котовой пришлось проползать между ним и дверью. И тело ее очень плотно соприкоснулось с телом хозяина. При этом в нос Ларисе ударил запах несвежего белья и тяжелое, отнюдь не облагороженное «Диролом» или «Орбитом» дыхание. У Котовой внезапно появилось желание двинуть наглеца коленом в пах, но она не стала этого делать, не желая раньше времени портить отношения. И ограничилась тем, что, взглянув в его нагло ухмыляющуюся рожу, чувствительно ткнула его локтем в солнечное сплетение. Рыжий охнул и отпрянул.

— Пупсик, не шали, — с притворной строгостью одернула его мадам лет сорока пяти, выглянувшая в прихожую. — Тебя могут неправильно понять.

«Пупсик! — промелькнуло в голове у Ларисы. — Не его ли видел Василий крутящимся возле Насти прошлой осенью?!»

У нее появилось огромное желание прижать «пупсика» к стенке, вцепившись ему в горло, и не отпускать до тех пор, пока он во всем не признается. Однако до поры до времени необходимо было сохранять хладнокровие.

Лариса представилась матери Насти, повторив свой трюк с удостоверением.

— Вы ко мне поговорить о моей бедной девочке… — Дама поднесла к сильно накрашенным глазам платочек, но, как она ни старалась, заплакать ей не удалось.

Зинаида Николаевна театрально вздохнула и махнула рукой в сторону комнаты:

— Проходите. Только, ради бога, разуйтесь. У меня, знаете ли, ковры.

Она с таким возмущением взглянула на ноги «новой русской», как будто та была обута не в TJ-ские туфли, а в драные калоши с прилипшими к ним ошметками грязи.

Тем не менее Лариса послушно разулась, отметив про себя, что ковры — это было слишком громко сказано. Половики были обшарпаны и изъедены молью, а возраст их колебался между тридцатью и сорока годами. Тогда им действительно не было цены, но не из-за их качества, а из-за того, что достать их можно было только по великому блату. Да и мебель, что стояла в комнате, была старой, обшарпанной, хотя лет тридцать назад считалась верхом совершенства.

«Пупсик» же, потоптавшись возле Ларисы, удостоился гневного взгляда хозяйки. Поймав его, он понял, что ведет себя как-то не так, и поспешил удалиться в комнату.

Ларису на какой-то миг охватило сомнение: не ошиблась ли она? Может быть, рыжий «пупсик» доводится «Зинуле» все же родственником? Понятия «бедность» и «альфонс» несовместимы. А может быть, они оба наркоманы?

Тут ей в глаза бросилась цветная фотография, вставленная между стеклами серванта. Там была запечатлена «Зинуля» в обнимку с «пупсиком». Глаза Ларисы загорелись, а мозг усиленно заработал над тем, каким образом можно стибрить фотографию, чтобы показать ее Карташову на опознание: нет ли этой «сладкой парочки» среди распространителей или покупателей наркотиков?

— Присаживайтесь, — предложила тем временем хозяйка.

Лариса осторожно присела на диван, боясь, что он под ней провалится — настолько он пережил свой век. Зинаида Николаевна села в кресло напротив. «Пупсик» сунул в рот жвачку и уселся на ручку кресла, в котором сидела хозяйка.

У Ларисы снова возникли подозрения по поводу их отношений. Вернее, она все больше убеждалась в том, что между ними существует интимная связь.

Откровенно говоря, ее слегка тошнило от их вида. Если бы не дело, которое привело ее сюда, Лариса бы встала и ушла, не желая иметь с ними ничего общего. Ей снова вспомнились слова студента-медика Василия о том, что, когда он спросил у Насти, кто такой «пупсик», девушка ему ответила: «Сказала бы, если бы не было так стыдно».

Лариса оглядела мать Насти. Хотя она и молодилась, все же выглядела на свои сорок пять лет. В молодости она, без сомнения, была красива: золотые волосы, синие глаза и красивого рисунка губы. Сейчас же перед Котовой сидела безобразно накрашенная женщина с морщинами на лице и дряблой шеей. Мини-юбка, натянутая на раздавшуюся от возраста фигуру, обнажала полные ноги с выступающими на них венами.

«Пупсик» тем временем неотрывно следил за направлением взгляда Ларисы. Он, видимо, понял, о чем она думает, потому что понимающе усмехнулся и, не прекращая жевать жвачку, стал оглядывать Котову наглыми глазами.

— Зинаида Николаевна, — заговорила Лариса, стараясь не обращать на него внимания. — Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, касающихся личной жизни вашей дочери.

Женщина трагически вздохнула:

— Боюсь, ничем не могу вам помочь. Мы с Настей не были близки. Она не делилась со мной своими секретами. Бедная девочка! Как ей было трудно расти без матери!

Мартынова попыталась всхлипнуть.

— Но вы же все-таки мать, — бросила Лариса.

— Ах, не напоминайте мне, — кокетливо ответила Зинаида Николаевна, прижимаясь к своему «пупсику». — Да, я ее родила. Но потом мы с Володей расстались, и растила Настю ее бабушка, мать моего бывшего мужа. Да и поженились-то мы с Карякиным только потому, что я забеременела.

— И что же, вы совсем не виделись с дочерью? — удивленно спросила Лариса.

Зинаида Николаевна усмехнулась:

— Нет. Я впервые увидела Настю, когда ей исполнилось одиннадцать лет: она сама ко мне пришла.

— И потом общение стало более регулярным?

— Ах, каким регулярным! — снова театрально махнула она рукой. — Так, раз в год она заходила ко мне, на день рождения. Ну, может, еще парочку раз забегала. Карякин, похоже, не очень одобрял эти встречи.

— А вы разговаривали с Карякиным после Настиной смерти?

— Я хотела забрать ее вещи, — ответила Мартынова. — Но не сумела этого сделать, так как он не дал мне ключи от Настиной квартиры. Подлец! Я же мать Насти и имею право на ее вещи! Карякин одевал Настю, как куклу. Я бы с удовольствием поносила ее платья. Там есть одно такое розовенькое…

— Так у вас нет ключей от Настиной квартиры? — мрачно спросила Лариса, пораженная цинизмом этой женщины.

— Увы, нет! — вздохнула Мартынова. — Я же говорю — мы с Настей встречались раз в год — в день моего рождения. Она всегда меня поздравляла, хотя я много раз ей говорила, что ее отцу это может не понравиться, да и незачем напоминать мне о моем возрасте.

— А где вы работаете?

У Мартыновой хватило совести смутиться:

— Я временно не работаю, — ответила она. — Я актриса, но мой талант оказался неоцененным.

Тут «альфонс» хохотнул, пробормотав:

— Он уже оценивается лет двадцать как…

— Да, — обиженно сказала ему Мартынова. — Я талантливая актриса. Но, — она опять повернулась к гостье. — С тех пор, как я родила Настю, у меня не было ни одной приличной роли, а растрачивать свой талант на бездарные пьески я не согласна.

— Да тебя уж десять лет как из театра выперли, — опять подал голос «пупсик».

Зинаида Николаевна обиженно засопела, но промолчала.

— И на что же вы жили все эти годы? — спросила Лариса.

Мартынова, не подумав, брякнула:

— На деньги, которые платил мне Карякин за то, чтобы я не виделась с Настей.

— И как долго он вам платил? — неподдельно заинтересовалась Котова.

— Пока Насте не исполнилось восемнадцать лет, — ответила горе-мамаша.

— А последние четыре года на что вы жили?

И тут до Зинаиды Николаевны дошло, что она сболтнула лишнее. Она рассмеялась неестественным смехом и неожиданно предложила:

— Не хотите ли чаю?

— Спасибо, не хочу, — ответила Лариса.

Вообще-то она бы не отказалась промочить горло, но не делать же это в компании таких сомнительных людей и в такой обшарпанной квартире, которая буквально пропахла духовным и материальным разложением.

— Так все же — где вы работали последние четыре года? — вернулась Лариса к основной теме.

— Подрабатывала в разных местах, — раздраженно ответила женщина. — Сейчас существует тысяча способов заработать, надо лишь приложить ум.

— Настя вам когда-нибудь рассказывала о своем парне по имени Николай?

Зинаида Николаевна искренне удивилась:

— У нее был парень? Никогда бы не подумала! Чтобы Карякин уступил дочь другому мужчине?

— В каком смысле «уступил»? — нахмурилась Лариса.

— Ну, вот так вот, — многозначительно играя глазами, уставилась Мартынова на Ларису.

— Я не поняла, вы что, хотите сказать…

— Ходили разные слухи, — поджала губы Зинаида Николаевна.

— Какие слухи?

— Вы же понимаете, что точно я ничего утверждать не могу — Настя не делилась со мной. Но… Как-то раз обмолвилась, что спала с ним. Так, намеком…

— Дочь? С отцом? — поразилась Лариса, очень сомневаясь в искренности этой женщины.

— А что? Карякин — он такой. — Зинаида Николаевна все больше распалялась. — Для него нет ничего святого. Вы знаете, с кем он сейчас живет?

— С женой.

— С женой, — презрительно передразнила Зинаида Николаевна. — Со шлюхой он живет, а не с женой. Эта его нынешняя Регина училась в одном классе с Настей.

— Вот как? — не переставала удивляться Лариса.

— Да, а вы что, думали, что Карякин — святой, а я — опустившаяся женщина? — с вызовом воскликнула хозяйка. — Он и раньше любовницу имел, она к нему от мужа бегала. Да и вообще донжуан еще тот. А вы думаете как?

Она смотрела на Ларису с вызовом, как будто та была виновата в ее неудавшейся женской судьбе и нынешнем незавидном положении.

— Я ничего не думаю, я просто пытаюсь разобраться, — спокойно ответила Котова.

— Вы, конечно, осуждаете меня?

— Я никого не осуждаю. Мне чужд оценочный подход, — заявила Лариса.

— Это как? — попросила уточнить Мартынова.

— А так — сыщик, равно как и психолог, не имеет право на осуждение или одобрение. Мне нужны факты, из которых я складываю потом картину происшедшего.

Зинаида Николаевна посмотрела на Ларису с недоверием.

— Так вы не можете утверждать, что между Настей и ее отцом были такие же отношения, как и между вами? — решилась Котова на провокацию.

Она обвела руками пространство, в котором находилась хозяйка квартиры и «пупсик». И увидела, как зарделись щеки неудавшейся актрисы.

— Моя личная жизнь — это мое дело.

— Никто и не спорит, — быстро парировала Лариса. — Тем не менее я жду ответа на вопрос.

— Я не могу утверждать на сто процентов, — чеканя слова, ответила Мартынова. — Но вы проверьте — там не все так чисто, как может показаться. Карякин — еще та птичка… Правда, пупсик?

Она потрепала своего альфонса по щеке. Тот отодвинулся и посмотрел на «Зинулю» с укоризной.

— У вас есть фотография дочери? — спросила Лариса.

— Где-то есть. Сейчас поищу.

Едва Мартынова вышла из комнаты, Лариса попросила «пупсика»:

— Будьте добры, принесите стакан воды.

Альфонс, помедлив и оглядев гостью ставшим уже привычным ей масленым взором, вышел. А Лариса мигом подлетела к серванту и, выхватив фотографию из-за стекла, сунула ее в сумочку, после чего снова села на место.

Когда он появился со стаканом воды в руке, Лариса угрожающим тоном сказала:

— Слушай, пупсик, я сейчас уйду. А ты через пять минут найдешь предлог и выйдешь на улицу. Я буду тебя ждать. Если не выйдешь — пеняй на себя: я упеку тебя в тюрьму.

Глаза «пупсика» от страха стали круглыми, как у ребенка.

— А что я такого сделал? — спросил он испуганно.

— Там узнаешь, — уклончиво ответила Лариса.

Тут вернулась Зинаида Николаевна с фотографией в руках.

— Вот. Настя подарила. Правда, здесь ей всего четырнадцать лет.

Котова взяла в руки фотографию. На нее смотрела красивая светловолосая девочка с большими синими глазами. На обороте было написано: «Милой мамочке от Насти. Люблю».

— Можно мне взять фотографию?

— Бога ради, — ответила Мартынова.

Лариса убрала фотографию в сумочку, присовокупив ее к портрету этой странной парочки. Решив, что для первой беседы она узнала предостаточно, Лариса поспешила уйти. Впрочем, она была уверена, что ей еще предстоит побеседовать с этими людьми, может быть, не один раз.

Котова вышла на улицу и стала ждать. Не прошло и трех минут, как из подъезда вышел «пупсик». Он выглядел еще более испуганно и жалко, чем тогда, в квартире. Остановившись рядом с Ларисой, он настороженно спросил:

— Что вам от меня надо?

— Во-первых, скажи мне свое имя.

— Гена… Гена Шулепов.

— И не стыдно тебе, Геннадий, такому здоровому парню, находиться на содержании у пожилой женщины? — язвительно спросила Лариса.

— Всяк живет как может, — небрежно ответил Гена. — Я ее не просил. Она сама ко мне навязалась.

— Вот что, Шулепов, — сказала Лариса. — Выбирай: или ты сейчас чистосердечно мне во всем признаешься, или я тебя арестую и устрою очную ставку со свидетелями.

— Да что я натворил-то? — испуганно закричал Гена. — В чем мне признаваться-то?

— Свидетели утверждают, что осенью ты не давал прохода Насте Карякиной, приставал к ней. Что тебе было от нее нужно?

Щеки Геннадия порозовели:

— Она мне нравилась. Как женщина.

— А ты ей?

Шулепов смутился. В принципе он мог бы и не отвечать, поскольку ответ был достаточно очевиден.

— И что же, она тебя отшила?

— Ну, в общем, да. — Шулепов смотрел в асфальт и ковырял в нем ботинком.

— Где ты был в тот момент, когда Настю убили?

Геннадий сразу поднял глаза.

— У меня полное алиби. Совершенное алиби, — суетливо произнес он. — Мы были вместе с Зинулей дома. Смотрели телевизор. Так что… Я абсолютно ни в чем не виноват. Да и зачем мне все это? Я совершенно не способен убить человека! Это совсем не в моем стиле!

— Скажи мне, пожалуйста, Гена, на что же вы с Зинулей жили последние четыре года? — вздохнув, спросила Лариса.

— Не знаю. Я живу с ней всего год, — ответил Геннадий. — Это ее дело, где брать деньги. Я ничего не знаю. Может, у Настьки брала.

— Это как? — удивилась Котова.

— Ну, она приходила к нам раз в месяц, тайком от отца, — зачем-то понизив голос, сказал Шулепов. — Они о чем-то шептались с Зинулей, потом Настя пила чай и уходила. Может быть, оттуда и деньги.

— А почему Настя приносила деньги?

— Да не знаю я, — отмахнулся Шулепов. — А Зинуля все равно вам ничего не скажет. Да и не имеет это никакого значения. Посудите сами — если деньги были от Насти: зачем нам убивать ее?

Лариса была вынуждена признать, что в данном случае «пупсик» прав — если по каким-то причинам Настя помогала деньгами своей опустившейся матери, то убивать ее не было никакого резона.

— Ну, ладно, — не сбавляя агрессивных ноток в голосе, сказала Лариса. — А насчет Насти и ее отца — это что, правда?

— Черт их знает, — пожал он плечами. — Думаете, мне есть до этого дело?

— Ну, тебе же нравилась Настя…

— Ну и что? Я что, должен интересоваться, с кем она еще спит, что ли?

— Ты аморальный тип, Шулепов, — вздохнула Котова.

— Вы же сами говорили про отсутствие оценочного подхода, — неожиданно взъелся он.

— Иногда прорывает, извини… Ладно, герой. На сегодня с тобой все. Иди с миром и грей постель своей прелестницы, — язвительно сказала Лариса.

Шулепов обиженно посмотрел на нее и вошел в подъезд. А Котова, выругавшись от злости, что земля носит таких людей, поспешила уехать.