Прививка против любви

Светлана Александровна Захарова, 2005

Роман С. Захаровой "Пропасть для свободных мужчин" вызвал интерес у читателей. Второй роман под названием "Прививка против любви" является его продолжением. Читатель вновь встречается с Татьяной Поляковой, её родственниками и друзьями, которые любят, страдают, ищут выход из затруднительного положения. А кроме того раскрывают страшную тайну, которой окутана старая дача.

3.Одноклассницы

Татьяна стояла перед зеркалом и надевала серёжки в уши — они должны были гармонировать как с цветом её глаз, так и с недавно купленным костюмчиком.

— Куда это ты собралась? — спросил сын, хитро поглядывая на эти самые серёжки. — Нарядилась…

— С одноклассницами надо встретиться, — ответила мама Таня, — Нина из-за границы приехала.

–Опять? Ты же уже ходила.

— Мы с Ларисой ходили к ней предварительно, а теперь более широкий круг собирается, несколько девочек.

— Девочек? Ну, рассмешила. Они же уже бабушки!

— Это для внуков — у кого они есть — мы бабушки. А друг для друга всё те же девочки, как много лет назад.

— Да… Можно подумать, ты только вчера закончила школу. Но видно, что эта встреча для тебя много значит, если ты нарядилась, как финиковая пальма.

— При чём тут пальма?

— У тебя же есть подруга по фамилии Финик. Так вот, ты нарядилась, как она.

— Лариса? Финк её фамилия, а не Финик.

–Какая разница? Я и говорю: Финик. Сегодня ты явно под неё косишь.

— Ни под кого я не кошу, — рассердилась Таня.

— Не знаю, не знаю… Я видел её несколько раз в жизни, и всегда она была разнаряжена в пух и прах. Вот дочка у неё гораздо скромнее и симпатичнее. Помнишь, вы меня на ней женить собирались?

— Помню, помню. Лучше бы мы с тобой не связывались.

— Как бишь её зовут? — Андрей глубоко задумался, на лбу появились морщины. Но вскоре лицо его прояснилось. — Вспомнил! Настя, вот как. Разве можно жениться на девушке с таким именем?

— Обычное имя. И чем же оно тебя не устроило? — удивилась Таня.

— Это же метла!

–?

— Ну, как же ты не понимаешь? Вот слушай: Насти — мести. Слова одного звучания.

Таня посмеялась, но решила, что с Настей у Андрея ничего не вышло отнюдь не из-за имени. Несколько лет назад они с Ларисой организовали встречу одноклассников в ресторане и специально пригласили детей, чтобы познакомить их. Андрей, разумеется, не хотел идти, но Таня повесила на него миссию по фотографированию компании, и он со скрипом согласился. Андрея посадили рядом с Настей, и он добросовестно ухаживал за ней за столом, предлагал различные кушанья и напитки. Но девушка излишне смущалась, была очень скованной и абсолютно безучастной. За весь вечер она не произнесла ни слова, только кивала головой, ничего не ела и не пила, ни разу даже не улыбнулась, чем немало удивила соседа. Тем не менее, нельзя было сказать, что Андрей ей не понравился — устремлённые на него восторженные глаза всё-таки выдавали её. Так почему же она так себя вела? Такая скромная от природы?

Таня не раз слышала мнение: парни в наше время не любят скромных девушек. Им нравятся разбитные, ярко накрашенные, весёлые и разговорчивые. Вполне возможно, что это правда. Только при чём тут скромность? Не скромных девушек они не любят, а скучных. Скука — вот причина их равнодушия.

Ничего нескромного не было бы в том, если та же Настя сказала бы:“Может быть нам, Андрей, сбежать с этого мероприятия — пусть родители веселятся без нас — и прогуляться по ночной Москве?” Скорее всего, Андрей не отказался бы, и кто знает, чем могла закончиться эта прогулка. У девушки был шанс показать себя, свой ум, свой менталитет, своё очарование, наконец. Но она этим шансом не воспользовалась.

Есть такие странные девушки, которые настолько доверяются судьбе, что сидят и ждут принца, ничего при этом не предпринимая, порой даже не выходя из дома. А если принц не является, то виновата опять же она — судьба. И как же принц должен догадаться, что эта замкнутая девушка и есть его принцесса? По домам ему ходить, что ли, как тот, с хрустальной туфелькой?

Ларису очень беспокоила судьба дочери, она пыталась повлиять на неё, воспитывала, приводила примеры из жизни, но всё было напрасно. Настя, которая по маминым стопам закончила медицинский институт, по-прежнему ни с кем не встречалась и проводила всё свободное время дома с книгой. Она явно решила остаться старой девой, потому что была, несмотря на свою образованность, скучна для собеседника. Вот поэтому у Андрея и не возникло желания познакомиться с ней поближе, а отнюдь не из-за имени.

— А какие женские имена ты предпочитаешь? — спросила Татьяна сына.

— Например, Лена или Марина. Первое ассоциируется с Еленой Прекрасной, а второе — с морским прибоем. Но ни с одной не свела судьба. Вот встретил недавно девушку — Яной зовут. Но и с ней случился конфуз. Я ей говорю: Яна — это уменьшительное от Обезьяны? Яна — Обезьяна. А она обиделась. Говорит, я её обезьяной назвал. Почему? Я ведь просто пошутил.

— Я не знаю, что с тобой делать. Зачем ты так шутишь? Шутка не должна никого обижать. Да и вообще, без конца шутить — дурной тон. Лично я никогда не любила балаболок. И сейчас не люблю. Мне нравятся мужчины посерьёзнее.

_ Ого! Ай да мама! Это тебе в твоём возрасте “за пятьдесят” ещё мужчины нравятся? Поздравляю!

Татьяна уже пожалела, что выразилась не совсем точно, а поэтому дала сыну повод подумать не то, что она, собственно, хотела сказать. Молодёжь всё понимает так прямолинейно! Ведь если сказано, что серьёзные нравятся больше, чем весельчаки, то это вовсе не значит, что она безумно любит мужчин, только о них и думает, да ещё мечтает о тайном свидании. Конечно, за свою долгую жизнь она встречала вполне достойных мужчин и кроме мужа, про них она вполне могла бы сказать “нравится”, но и только. Никакая преступная страсть её не посетила, и Татьяну это вполне устраивает. Но что об этом сказать Андрею? Пожалуй, нечего. Пусть думает, что хочет. И она предпочла отмолчаться.

Татьяна быстро оделась и вышла на улицу. У метро она договорилась встретиться с Ириной Витушкиной, чтобы вместе что-нибудь купить и помочь Нине накрыть на стол. Она немного запаздывала и была уверена, что одноклассница уже ждёт её. Однако у метро никого не было, только вокруг киоска катался какой-то шар. Издали Тане и в голову не могло прийти, что этот шар может быть человеком. Неужели Ирина не пришла? Однако “шар”, чья зелёная куртка сливалась с ещё не опавшей листвой, поспешил к ней навстречу. Ира?

— Привет! — весело отрапортовала Витушкина. — Я уже думала, что ты не придёшь!

Вот тебе на! Конечно, Иру она не видела давно, лет пять — разговоры по телефону не в счёт — но такой разительной перемены не ожидала. Что же она так растолстела-то?

— Привет! Я тебя не узнала, — сказала Таня, разглядев наконец-то в очень полной и далеко не молодой женщине свою одноклассницу.

Слушая милую болтовню Ирины, Татьяна, однако, признала, что одноклассница ещё не лишилась своего обаяния. Она по-прежнему была миловидной и экстравагантной. Круглое лицо, нос курносый и немного широковатый, глаза — самая очаровательная деталь её облика — были большими и блестящими. Именно они придавали лицу привлекательное и немного наивное выражение. И когда Валерий Ободзинский пел свою знаменитую песню ”Эти глаза напротив”, то все, знавшие Ирину, не сомневались, что эта песня — про неё. Все эпитеты: и чайного цвета, и “калейдоскоп огней” относились именно к её глазам.

Ирина носила крупные серьги и мелкие кудряшки, короткие юбки и длинные блузы. Со своей неидеальной фигурой она втискивалась в обтягивающие брюки-стрейч, потому что никогда не комплексовала насчет своей внешности. Ира и за словом в карман никогда не полезла бы, потому что особо не задумывалась, что можно сказать в данной ситуации, а что нет.

— Что с неё возьмёшь? — бросила как-то Лариса, — она же девушка из народа, в приличном обществе-то никогда не бывала. Да её туда и не пригласят…Она и в нашу элитную школу случайно попала — любовник матери пристроил.

Ирина, в своё время не удосужившись закончить даже техникум, всю жизнь работала на заводе контролёром. Она не считала себя обиженной судьбой. Напротив, она выделялась среди заводской публики, привлекала к себе внимание, а потому имела основание воображать из себя даму особенную. В компании с ней было весело: она всё время болтала какие-нибудь глупости. Так, ещё в школе, она сказала Ларисе: “За Финка замуж собираешься? Ну, ну… Ты девушка худенькая, того и гляди, умрёшь от родов. Но ты не волнуйся: я ребёнка выращу, потому что после твоей смерти сама за Стаса замуж выйду”.

Ну что после этого скажешь? Шутит девушка, публику смешит. Хотя и не совсем прилично. Татьяне она тоже всякие бестактности говорит, особенно при муже. То на какую-то старую любовь намекает, то на тайное свидание. У Тани ни того, ни другого в помине нет, но Ирине интересно, а что же её муж по этому поводу подумает. Сергей про неё и подумал: дура. И в дискуссии с ней вступать не стал, потому что всем давно известно, что ответ дуракам — молчание. Иначе сам в дурака превратишься.

Вот такая она, Ирина. И судьба ей досталась под стать. В последнем классе школы завела она роман с пожилым женатым мужчиной, который тщательно скрывала от подруг. Но Татьяна с Ларисой и Ниной поехали как-то на трамвае на рынок, и из окна увидели: Ирина с кем-то под руку чинно выхаживает по проспекту. Девчонки выскочили из трамвая и, хохоча, помчались вдогонку. Интересно же! Обогнали парочку и вышли из-за деревьев навстречу — будто бы случайно. Ирина смутилась, покраснела, а девчонки на кавалера смотрят и ужасаются: совсем лысый, старый, некрасивый. Зачем он ей понадобился, такой? Помоложе найти не могла, чтобы был с волосами? А через пару месяцев смотрят: что-то Ира поправляться стала, школьный фартук на ней не застёгивается. Неужели?..

Но на носу выпускной бал, не до Ирины. Со школой надо прощаться, профессию выбирать. Девчонки, оттанцевав на балу, побежали документы в институт подавать. Но Ирине не до института, у неё свадьба. Лысый и женатый, оказывается, с женой давно не живёт, на Ирине жениться собрался: ребёнка она ждёт. Выдали Ирину замуж, поздравили с рождением дочери, а она через пару лет, бросив и мужа, и дочь, с любовником в Крым сбежала. Уже не с лысым, а с молодым, красивым. Очень Ира после родов расцвела, прямо загляденье стала. Как тут не сбежишь?

Крымская жизнь тоже скоро закончилась. Вернулась Ира домой, муж её простил, дочка мамой назвала. Жила она в семейной идиллии ещё года два, потом мужа выгнала: не нужен ей старый, она себе молодого найдёт. Фотографии свадебные, где с лысым расписывалась, все уничтожила и действительно по всем правилам вышла замуж за разведённого, но на вид вполне приличного мужчину. Жила с ним в согласии лет пять, пока соседи не услышали грохот на лестничной площадке: это Ирина разводилась с очередным мужем и выбрасывала его вещи на лестницу. Больше замуж она не выходила, предпочитала любовников, про которых с удовольствием рассказывала одноклассницам всякие небылицы.

— У тебя и правда нет любовников? — спрашивала она Таню. — Как скучно ты живёшь! Надо глазками-то по сторонам стрелять!

— Зачем?

— Зачем, зачем… Ты женщина или нет? Небось, и ванную с шампанским никогда не принимала?

— Нет, не принимала. Я не настолько романтична, чтобы в эту холодную воду лезть.

— А я принимала, и не жалею об этом. Лежишь, как в раю, балдеешь, вокруг всё пенится, а запах…

–…как в пивнушке.

— Ну, это ты зря. Завидуешь, наверное. От мужа такого не дождёшься, а мне любовники ни в чём не отказывают.

— Рада за тебя.

Именно Ирину очень хотела увидеть Нина после долгой разлуки. Ей было интересно всё: какой теперь стала Ирина, и с кем она живёт, и что говорит. И что врёт — тоже, потому что Ирина иногда очень увлекалась в своих правдивых рассказах, и тогда сама не различала, где правда, а где ложь. Она была тем клоуном, слушать которого всем нравится, но никто не хочет быть на него похожим.

Встретившись с Татьяной у метро, Ирина была в своём репертуаре.

— Слушай, а Нина — то с Фёдором живёт? Давно хочу с ним познакомиться. Может и отобью. А что? Если она умрёт, я тут как тут. Не одному же ему куковать. Помогу пережить горе, приласкаю, обогрею… Она же, стерва, отбила у меня кавалера в девятом классе. Помнишь, был такой кудрявый, симпатичный — забыла, как его звали…

— Ты ещё первый класс вспомни. И как ты можешь, она же болеет…

— В том, что она болеет, ведь не мы виноваты, правда? Заболеть может каждый, на то есть божья воля. Разве не так?

— Только ты ей этого не говори, с тебя станется. Веди себя прилично.

— А я что? Могу вообще не разговаривать.

Ирина обиделась и действительно замолчала. А Татьяна думала о том, что с удовольствием идёт на эту встречу с одноклассницами, на этот девичник, где все они молоды, как в школе. Да и что такое возраст, что, собственно, меняется с годами? Почти ничего.

Нина встретила подруг бурно, не скрывая своей радости, а Ирине буквально бросилась на шею. Ира ответила тем же.

— Я уж думала, не встретимся, — начала она было, но Таня больно сжала ей руку, и она продолжила вполне прилично, — но гора с горой не сходится, а человек с человеком — всегда.

— Да! Сколько лет, сколько зим, — радостно отозвалась Нина, — как живёшь, Ириша?

— Живу. Все дела в молодости переделала, теперь осталась одна, без мужа. Но довольна. Придёшь домой — одна. Телевизор смотришь — одна. Спать ложишься опять одна. Никто не мешает. Отдыхаю.

— Да ну тебя! — засмеялась Нина. — Ты одна-то бываешь не долго, знаю я тебя. Дочка замужем?

— Давно. Внуку уже десять лет. А где твой Фёдор?

— На съемках в Петербурге. Не может же он сидеть без работы.

— Значит, с экрана не сходит, и мы его скоро увидим?

— Увидите, увидите, на то он и артист, — и Нина поспешила перевести разговор на другое, — как нам хорошо вместе, девчонки! Ни с кем мне не было так хорошо.

— И правда, — поддержала Ирина, — вот смотрю я на вас и вижу: а мы ведь совсем не изменились, хотя много лет прошло.

Подруги улыбнулись, глядя на её расплывшуюся фигуру, но спорить не стали.

— Да, мы всё те же, только обогащённые жизненным опытом, — сказала Лариса, — а “День охотника “помните? Объявляется “День охотника” — это значит, надо где-нибудь собраться вместе, охота выпить…

— Нажарим картошки, купим одну бутылку “Фруктовки” на всех… Тогда ведь пьяниц не было, не то что сегодняшняя молодёжь — уже в школе алкоголики, — заметила Ирина.

— А помните, как мы приспособились переписываться на уроках, когда дело не терпит отлагательств? Передавали друг другу не записки — их учителя могли перехватить — а тетрадку. Ну кто из педагогов будет возражать, если один ученик другому передаст тетрадь? Открываешь тетрадь, а там, к примеру, написано: объявляется “День охотника”, — поделилась воспоминаниями Татьяна, потому что информационная тетрадка была её изобретением.

Она хотела что-то ещё сказать, но её прервал дружный смех, потому что удержаться от него было невозможно. Великовозрастные девочки выпили немного вина, раскраснелись и смеялись от души.

— Ты помнишь, что сказала мне в десятом классе? “Ты, Лариса, умрёшь от родов, а я за Финка замуж выйду”, — напомнила Ирине Лариса.

— Что-то припоминаю, — ответила она, — а я что же, Финка с ребёнком взять соглашалась? Какая я раньше хорошая была. Зачем мне ребёнок-то? С одним Станиславом было бы мучений достаточно, а тут ещё ребёнок. Нет, я от своих слов отказываюсь, ничего такого не было. Хотя Станислав в своё время был очень хорошим…

— Да, я тоже на него глаз положила, — вступила в разговор Нина, — но Лариса Гурич встала на моём пути, как скала.

— Не вставала я ни на чьём пути, — скромно заметила Лариса, — меня он любил, на мне и женился.

— Что-то его любви ненадолго хватило, — вставила Ирина, а потом, как всегда с опозданием, спохватилась, — ах, извини, мне очень жаль, что он умер. Мы его сегодня помянем. Я хотела сказать, что жизнь всё-таки жестокая штука, никогда своё будущее не угадаешь. Допустим, не её бы Финк любил, а меня… И что бы из этого вышло?

— Размечталась. Ничего бы не вышло, — сказала Татьяна, — за мужиков цепляться да ещё отбивать их друг у друга не стоит. Наоборот, их надо активно уступать друг другу: пусть берут и мучаются.

— Что-то ты своего мужа никому не уступаешь, — ехидно заметила Лариса.

— Спросу, наверное, не было. А так… Берите, красавицы, если кто из вас ему понравится — уступлю.

Собеседницы опять посмеялись и начали готовить чай. Когда на стол поставили большой торт, Ирина ахнула.

— Вот тут мне точно не устоять, — призналась она, — торт я могу сравнить разве что с мужчиной — такой же сладкий и притягательный.

— Ты так любишь мужчин? — изумились приятельницы.

— Обожаю. Без них никакой жизни.

— А что за фигурой не следишь? Им такие толстые не нравятся.

— С чего это вы взяли? Мужчины всегда любили полных женщин — есть за что подержаться. А вот моей дочери моя фигура точно не нравится. Она говорит: когда я на тебя смотрю, мне есть не хочется, всякий аппетит пропадает. На себя бы посмотрела! Да у меня фигура-то лучше, чем у неё… Ну что уставились? В её возрасте я была красивее, чем она. Вы её отца видели?

— А как же! Специально подглядывали. Но отца ты сама для неё выбрала.

— Нет, не помню. Это была не я.

— Не расстраивайся, Ира, ты и сейчас красивее многих, — успокоила её Татьяна, — давай у Люси спросим, как ей удалось похудеть. Люся, есть секрет? Давай выкладывай.

Пятая собеседница, которую назвали Люсей, вообще-то была Дусей. Родители нарекли её старинным русским именем Евдокия — точно так же звали покойную бабушку Тани. Но если среди бабушек, родившихся в начале двадцатого века или даже в конце девятнадцатого, это имя было достаточно распространено, то для Таниных ровесниц, названных впоследствии поколением шестидесятников, оно было уже не актуально.

Дуся очень стеснялась своего имени, как будто была Матрёной или Фёклой. Хотя и эти имена в своё время никого не удивляли. Чем-то вроде Матрёны во времена Пушкина было имя Татьяна — оно считалось простонародным, потому что не имело иностранных аналогов вроде Элен, Ирэн и Натали. Но великий поэт сумел доказать нам, что Татьяна — одно из самых красивых женских имён. А ведь Евдокия, если разобраться, не хуже. Почему же так стесняется Дуся, когда приходится называть своё настоящее имя?

Понять её, конечно, можно. Таня в молодости тоже не обрадовалась бы, если бы её так назвали. В молодости надо быть, как все. Но есть женщина, прекрасная актриса, красавица и Танин идеал — Анастасия Вертинская — которая никогда не стеснялась своего не модного в те годы имени. Её назвали Настей, когда никого так не называли, когда это имя было забыто так же, как Евдокия. Уж у неё-то была возможность сменить своё имя на любое другое, но она не стала этого делать. Её так назвал отец, знаменитый артист, и она носила его, не завидуя модным именам. И дождалась-таки, что оно вошло в моду в наши дни.

Но одноклассница Дуся, дожив до зрелых лет, по-прежнему не хотела ничего слышать, и имени своего продолжала стыдиться. Она ещё в школе приучила всех называть себя Люсей — можно подумать, что Люся звучит лучше.

Евдокия, она же Люся, действительно сбросила килограммов пятнадцать веса, который начала было стремительно набирать. Вопреки прогнозам — некоторые считают, что при похудении на лице образуется больше морщин — постаревшей её назвать было нельзя. Гладкое и свежее лицо радовало глаз.

— Последние два года я увлеклась народной медициной, — ответила Люся.

— Ты что, йога?

— Не совсем, но стараюсь. Я знаю молитвы, заклинания, пью настои трав. Нужно очистить организм, потому что лишний вес — это шлаки.

— Вот уж не верю, — скептически скривила губы Ирина, — я всю жизнь на диете, а что толку? Один раз недели две только свёклу ела. И что же? Похудела на четыреста граммов. Это из-за четырёхсот граммов мучиться?

— У тебя нарушен обмен веществ, — объяснила Лариса, — надо лечиться у эндокринолога.

— Да, врачи говорят, что у меня диатез.

— Какой диатез? В твоём возрасте это уже диабет. Ты кровь на сахар сдавала?

— Наверное, сахарный диабет развивается, — согласилась Ирина, — я уже сахар есть перестала, только конфеты иногда и торт себе позволяю.

— Несерьёзная ты, Ирина, — сделала вывод Люся, — за собой надо следить и тортами не увлекаться. Я, когда собой вплотную занялась, от всех болезней избавилась. У меня давление было высокое, щитовидка… Сейчас всё в норме. Даже муж не верит.

— Я потом тебе позвоню, Люся, — сказала Нина, — может, и меня вылечишь?

— А разве тебя не вылечили?

— Я думаю, не до конца, хотя лечили очень хорошо, применяли новые методы по блокированию раковых клеток. Я недавно читала, что наши учёные будто бы изобрели новый препарат от рака, который готовится из крови, получаемой после родов и абортов. Так за границей подобный препарат давно применяют.

— Значит, тебе повезло. Но заняться собой всё равно не мешает. Ты должна мобилизоваться на выздоровление и ни о чём другом не думать. Иногда бывает достаточно усилия воли, чтобы болезнь отступила.

— Чудеса бывают, но редко, — возразила Лариса, — надо сначала пройти курс лечения, как положено, а потом уже развлекаться с силой воли и травами, — авторитетно заявила врач Лариса Финк.

— Я прошла все возможные курсы, — тихо сказала Нина, — а теперь стараюсь мобилизоваться на полное выздоровление. И ни о чём другом не думаю.

— Да? — недоверчиво спросила Ирина, — кто тебе поверит, что ты о Федьке не думаешь? Небось, спишь и видишь, как он там на съемках другую обнимает.

— Ирина, ну что ты говоришь, — начала было Татьяна, но Нина её перебила.

— Я уже давно со всем смирилась, — сказала она, — меня теперь устраивает его жалость, о которой я раньше слышать не могла, его забота: он находит мне врачей, оплачивает их услуги. Он помогает мне держаться на плаву. А уж кого он там обнимает — это такая мелочь по сравнению с вечностью.

Женщины примолкли, слушая Нину, которая уже заглянула за ту черту, где даже любовь становится мелочью, суетой, которая мало влияет на исход событий. Как ей, Нине, помочь? Вот Лариса — врач, а ведь ничего путного посоветовать тоже не может.

— Ну, если так, — разрядила обстановку Ирина, — то я его тоже при случае обниму. Не возражаешь?

— И где тебе такой случай представится? На заводе встречу со зрителями ему организуешь? — поинтересовалась Лариса.

— Если уж я захочу встретиться с мужчиной, то найду для этого место, — безапелляционно заявила Ирина и плотно сжала рот, что на её языке означало: поставлена точка.

— Вы что это, бабуси, на мужиках зациклились, а? Может, о детях лучше поговорим? — предложила Татьяна.

— У детей своя жизнь, что о них говорить-то, — не одобрила предложение Люся, — а мы ещё не старухи, нам пожить хочется.

— Жить хочется, только жизнь даёт трещину за трещиной, — вздохнула Лариса, — вот дочка бы замуж вышла, я порадовалась бы за неё.

— Так этот подлец, Танькин сын, не женился на ней? — удивилась Ирина.

Лариса печально покачала головой.

— Ты сама почему замуж не выходишь? — пошла в наступление Таня, чтобы отвлечь публику от интереса к своему собственному сыну, — дочка, дочка… Успеет ещё дочка, а вот у тебя годы уходят…

— Мне после Финка все мужики кажутся какими-то убогими. Всем подавай только секс. Никакого уважения к женщине. А Финк так долго за мной ухаживал…

— Ты тогда ещё не была секс — символом, — заметила Татьяна.

— Тогда и слов-то таких не было, а сейчас… Вот есть у меня один ухажер, так лучше бы его не было. Однажды, ещё при Финке, он ко мне домой явился пьяный, но с розой в руках. Кажется, дело было на восьмое марта. Мне Ларису Викторовну, говорит. Я ей от фирмы подарок принёс. Станислав слегка ошалел, однако пригласил гостя войти. Но тот смутился, отдал мужу розу и сбежал. “Это тебе от фирмы”, — сказал мне муж и ехидно усмехнулся.

— Хороший муж, — сказала Ирина, — другой бы тебе шею свернул.

— И это ещё не всё. В прошлом году мы с ним в командировку ездили, на курсы повышения квалификации. Так он ещё в поезде ко мне приставать начал. Сначала мы с ним спокойно разговаривали о работе, правда, он, как всегда, был под хмельком. Я что-то доказывала и ненароком положила руку ему на колено. Этого оказалось достаточно. Ложись, говорит, а сам от соседей по купе простынёй загораживается, спустив её с верхней полки на нижнюю. Я говорю: это что такое? А он: “Ложись, не могу я больше.” Меня до сих пор тошнит.

Женщины захохотали, а когда приступ хохота прошёл, поинтересовались, хорош ли собой кавалер.

— Нет, страшный, к тому же женатый. Они чем страшнее, тем самоувереннее.

— Старый?

— Не очень, ему сорок пять лет. Я после его недвусмысленного предложения всю ночь не спала. Нет, так нельзя, женщину надо уважать, а не использовать по прихоти. Такого вот полюбить нельзя.

— Тебе бы всё любить!

— А что? Любви все возрасты покорны.

— Как мы привыкли цитировать Пушкина! И все его перевираем. Он вовсе не поощрял любовь в пожилом возрасте, — заявила Татьяна, которая считала себя знатоком в этих вопросах.

— Как? Эту фразу он сказал.

— Сказал, только после этой фразы следует “но”. “Но юным, девственным сердцам её порывы благотворны…” Поняли? Юным, а не нам.

— Это потому, что он сам дожил до тридцати семи лет. Если бы он пожил больше, он бы понял, что любви действительно все возрасты покорны, — возразила Лариса.

Тут спорить никто не стал, все радостно согласились с ней и решили ещё раз вскипятить чайник, чтобы доесть роскошный торт.

— Ой, Тань, хорошо, что ты про детей вспомнила, — вновь вступила в разговор Ирина, — мне нужна помощь адвоката. Мне бы с твоим сыном надо посоветоваться. Не хочу идти к чужим — очень деликатное дело.

— Так консультируйся. Я тебе дам его визитку, там есть адрес юридической консультации.

— Нет, в консультацию я не хочу. Там большие деньги дерут. Мне бы на дому, в частной беседе.

— А что случилось-то?

— Я же сказала — деликатное дело.

Одноклассницы удивлённо посмотрели на неё, но не проявили никакого любопытства. Только Люся решила высказаться.

— А она не так проста, как кажется. Вы видите? И дело деликатное, и консультация специалиста нужна, да ещё бесплатно. Такая нигде не пропадёт!

Женщины в этот день засиделись допоздна, а когда расставались, то, как всегда, обещали не забывать друг друга и во всём друг другу помогать.