Пакс. Дорога домой

Сара Пеннипакер, 2021

Год назад Питер навсегда отпустил Пакса, своего любимого ручного лиса. Он решил, что в дикой природе лису будет лучше. Может, и так: у Пакса теперь есть семья и крошечные лисята. Однако чувство вины ни на час не оставляет Питера. Осиротевший и одинокий, он становится волонтёром «Воинов Воды» – организации, которая чистит отравленные войной реки. Но когда одному из детёнышей Пакса грозит смертельная опасность, лис приходит за помощью к единственному человеку, которому доверяет… Сара Пеннипакер – писательница из США, автор двух десятков книг, отмеченных наградами и читательским признанием. История о дружбе мальчика и лиса, «Пакс» (2016), стала мировым бестселлером. А спустя пять лет у истории появилось долгожданное продолжение, такое же пронзительное и глубокое, как и первая книга.

6

Увидев в окно, что Вола вышла из сарая и свернула на дорожку к хижине, Питер ещё раз оглядел пол. Сосновые доски, натёртые воском и трижды отполированные, сверкали.

Он распахнул дверь. Вечернее солнце ровным прямоугольником полилось на половицы, они зажглись густым медовым светом. От гордости Питеру стало тепло в груди.

Вола поднялась на шлакоблочную ступеньку и остановилась, держась рукой за косяк.

— Ну, наконец-то мне дозволено… — Когда она окинула взглядом завершённый пол, её глаза расширились. — О!

Вот и всё, что она сказала. Но это было такое «О!», которое дорогого стоит.

— Уже высохло. — Питер отступил в сторону. — Входи.

Она встала посреди хижины и начала медленно поворачиваться, рассматривая его работу. Как он и надеялся.

Потом опустилась на колени — что, даже с хорошим протезом, было ей трудновато, — поводила пальцами по стыкам и кивнула.

— Да. Ученик превзошёл учителя.

— То есть?..

— То есть ты всё-всё выверил, подрезал, подогнал торцы. Я бы, скорее всего, не заморачивалась, уложила бы доски да и готово… это просто пол. Но ты подбирал рисунок, я же вижу! И заглубил все гвозди, и заделал отверстия. Круто.

Питер отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Но, видимо, он отворачивался недостаточно быстро.

— Нет уж, такой работой можно и нужно гордиться. — Вола тоже улыбалась. — Это заслуженная гордость! У тебя будет отличный дом.

Улыбка Питера поблёкла.

— Это не мой дом.

Прежде чем ответить, Вола поднялась с пола, будто ей понадобилось стать выше.

— Этот дом — твой. Ты его построил. Ты думаешь, почему я доверила тебе всё полностью, ни разу даже не вмешалась?

Питер пожал плечами.

— Мне же надо всему учиться. И я сам просил, чтобы ты не помогала.

— Верно. Но ещё я хотела, чтобы ты узнал свой дом. Узнал его руками, спиной, сердцем. И теперь ты в нём, а он — в тебе.

— Нет… или неважно. Сейчас, пока я живу у тебя, я могу тут спать и заниматься, но этот дом не мой. Здесь твоя земля. И всё на ней тоже твоё.

— Ах да, земля. Я всё равно хотела с тобой об этом поговорить. Можно и сейчас, почему нет?

Она дошла до временной полки с инструментами, которую он подвесил к дальней стене, прислонилась к ней спиной.

— Питер, в твоей жизни было уже столько потерь. — Вола проговорила эти слова так, будто долго их репетировала. — Мне сейчас оформляют документы — дарственную на твоё имя на половину моего имущества. Я хочу, чтобы ты знал: где бы ты ни был, чем бы ни занимался, буду я жива или нет, это — твоё.

Питер сжался. Однажды зимой они с друзьями пошли играть на речку, катались там по льду, и его вынесло на самую середину, где лёд был тонкий. И дальше сразу тот ужасный миг: кругом вдруг чёрная ледяная вода и он запоздало понимает, что она вот-вот над ним сомкнётся. И точно так же сейчас: миг — и он уже охвачен паникой и страхом.

— Только имей в виду: тебе достанется та половина, которая ближе к дороге и к цивилизации. — Она с деланым огорчением покачала головой. — Не очень-то я изменилась за год, да?

— Не хочу ничего этого.

— Я думаю о будущем, Питер. Тебе скоро четырнадцать. Когда-нибудь ты уедешь. Наверное, поступишь в университет. Может, потом и не вернёшься сюда, но если вернёшься… — Вола обвела комнату рукой. — Сейчас это просто маленькая хижинка. Но к ней можно пристроить кухню, спальню — вот тут, будет с видом на персиковые деревья. И кстати: мне самой, как ты знаешь, не нужно электричество и не нужна никакая хитрая сантехника, но ты-то можешь всем этим пользоваться, я не собираюсь тебе запрещать.

— Я не хочу.

Она хмыкнула.

— Ну и пожалуйста, живи без электричества. Пока, во всяком случае. А там видно будет.

Питер отвернулся от неё.

— Нет. Я вообще ничего этого не хочу. И этого дома тоже.

Он услышал, как Вола сделала шаг в его сторону.

— В этой стране каждый второй отдал бы правую руку за то, что у нас с тобой есть, — сказала она. — Ведь мало где теперь чистая вода бьёт прямо из-под земли. И вряд ли в скором времени что-то изменится.

— Мне всё равно.

— Послушай. Твои родители рады были бы знать, что у тебя есть дом, где ты всегда будешь в безопасности. Дом, который ты любишь.

Страх нарастал. У этого страха не было имени, но он катился, набирал силу.

— Я ничего здесь не люблю.

— Но это неправда, — тихо сказала Вола. — Я видела тебя в лесу, в саду. Ты любишь эту землю. Я видела, как…

— Нет!

–…как ты работаешь с деревом. И как ты строил эту хижину. Я не слепая. Это была любовь.

— Нет. Нет! Я не люблю. Ни землю, ни лес, ни… — Он в отчаянии огляделся, и из каждого угла на него предательски смотрело всё то, что он делал собственными руками, от начала до конца, скользя по этому тонкому льду. Он схватил топорик и метнул в пол. Лезвие вонзилось в мерцающую идеально подогнанную половицу, из-под него отскочила щепка. — Ни всё вот это вот!

— Что случилось, ребёнок? Я что-то не так сказала? — Вола протянула к нему руки, но его безымянный страх вдруг обрёл имя.

Питер отшатнулся.

— Ты мне не мать!

Вола отдёрнула руки и обхватила себя за плечи.

— Я это знаю. Знаю. Я только хотела…

— Мне вообще никто не нужен, — сказал Питер, пытаясь смягчить резкость своих слов. Но удар уже был нанесён.

Вола смотрела на него так, будто жалела его, а не себя. Видеть это было невыносимо, поэтому Питер отвернулся.

Вот так. Уходи, не оглядывайся.

Он слышал, как она вздохнула. Как выдернула топорик из раздробленной доски. И как потом положила его на полку — наверняка строго параллельно остальным инструментам, он тоже научился от неё класть всегда так. Слышал, как она дошла до порога, ступила на шлакоблок, закрыла за собой дверь.

И ни разу не оглянулся.

Но, когда звуки перестали доноситься, он подбежал к окну.

Вола удалялась по дорожке, она уходила от него, и спина у неё была очень прямая.

Питер согнулся пополам. Боль в груди была такая, что, кажется, он мог бы сейчас умереть.