В плену совести

Сант Грейт

Это рассказ о мальчишках, которые, как и любой подросток, считают, что родители всегда являются препятствием на пути. Молодая кровь кипит и ищет приключений на голову. Однако все колоритные фантазии переходят на второй план, когда они попадают в плен; в руки безжалостного деспота Генерала-Психолога. Реальная жизнь открывается с иного угла, а смерть становится страстным желанием. Сумеют ли герои вырваться из лютого заточения и вернуться восвояси, или же они увидят неведомый кошмар наяву…

Часть 3

Топот лошадей, крики гвардейцев и маршировочные шаги смирившихся предвещали о наступлении в поход. Больше всего меня интересовала судьба Вара, который, невзирая на закаленность и силу духа, оставался отшельником в этой сваре волков. Проводив товарищей в путь, конвой, а точнее, мой личный ангел-хранитель, воротился, облегченно вздыхая. Как я уже упоминал, это был коренастый, широкоплечий солдат, старше меня на восемь — девять лет. Светло-карие глаза и крючковатый нос раскрывали его особенность лица. Армейская прическа, положение его тушки в пространстве и невербальный язык тела делали его довольно яростным на первый взгляд. Но несмотря на все эти качества суровости, как покажет будущее, это был человек живущий по голосу совести.

— Извините, как вас зовут? — обратился я, как только он занял свое служебное положение.

На вопрос я получил одно безразличное молчание.

Я попытался противиться судьбе и обратился к нему снова:

— Извините, могу я вас кое о чем попросить?

Движение головы из стороны в сторону ясно предоставило мне отрицательный ответ. Глубоко набрав воздуха в легкие, я закрыл глаза, но все мои усилия заснуть были тщетны.

— Эй! — набравшись смелости, прокричал я, будучи наполненным яростью и решимостью.

— На твоем месте я бы старался быть тише воды, ниже травы, салага. Ты и так находишься в списке любимцев нашего почтенного Генерала! Лучше не накаляй ситуацию и мужественно усмири свои нужды, — строго, кратко и резонно промолвил солдат.

Я проштудировал совет и пришел к заключению, что он отчасти прав. Мое положение и так было не из легких. Все это было ясно как день, однако горло с каждой последующей секундой призывало отведать глотка воды. Пользуясь отсутствием Генерала, я решил рискнуть попросить этого стражника об услуге:

— Я не собираюсь препятствовать вам исполнять ваши обязанности, но я был бы благодарен, если бы вы позволили мне сделать глоток воды. Во рту все пересохло, а в ушах образовался вакуум!

— Думаешь меня перехитрить и смыться? — монотонно проворчал солдат, с пронзительной ухмылкой, сдерживающейся с трудом на суровой физиономии.

— Взгляни на мое положение, друг! — смело обратился я к нему на «ты». — Неужели я похож на человека, который способен что-нибудь предпринять? Я даже встать не могу с места! Кроме того, даже если мне удастся это, снаружи караулят твои товарищи.

— Я понимаю, но нет! — твердо выговорил солдат, взглянув за ворота, чтобы убедиться, что вокруг все тихо.

Пару часов пролетели однообразно. Я почивал на своем ложе, а «телохранитель» не покидал своего поста, временами совершая круги по сараю. Я задумался о своей прошлой жизни. Веселые праздники, посиделки с друзьями, девушки, жаждавшие приударить за нами. Все это настолько крутилось в мозгу, что мне порой не хотелось возвращаться в суровую реальность, в олицетворение издевательства и унижения человеком, имеющим силу, над человеком бессильным.

— Как твое имя? — невзначай раздался голос солдата.

Было ясно видно, что солдат затосковал от второсортной и изнурительной работы, которая продвигалась, словно улитка, от одного края моста к другому.

Удивленный его вопросом, я ответил:

— 517.

— Я имел в виду твое настоящее имя!

Каждый пленный имел свой отзывной номер, по которому откликался. Психолог категорически запретил использовать имена заключенных и приучал их мозг лишь к порядковым номерам. Это был один из его инструментов разрушения человеческой личности.

— Фэйт Диллоу!

— А меня Николь Грам! — в ответ представился солдат, вслед задавая последующие вопросы: — Откуда ты? Как ты сюда попал?

— Я из Грины, небольшой городок в северо-восточном Белане. А что касается того, каким образом я сюда попал, то я могу сказать лишь одно: я заслужил все, что имею на сегодняшний день.

— То есть?

— Я был ничтожным сыном для родителей, покинувшим отчий дом ради хорошей жизни, совмещающей выпивку и женщин. Я никогда не забуду глаза моей матушки, когда, вопреки ее настояниями и попыткам отговорить меня от безумных авантюр, я безжалостно отверг ее! — На момент я замолчал, после чего дополнил: — Мы с Варом, моим другом, отправились в Хисинки, чтобы зажить полной жизнью, ну а ваши приняли нас, когда мы попивали в каком-то баре!

Выслушав меня, Николь покачал головой, что показывало его сетования. Я заметил, что слегка смягчил его откровенной исповедью.

Опустив оружие на пол и закурив сигарету, он продолжил беседу:

— Молодая кровь всегда стремится познать все прелести этого мира. Но бывают моменты, когда эти ожидания не оправдываются, а опрокидываются горем на наши головы, — в его голосе таилась нотка сожаления о чем-то.

Уловив момент, я решил ухватиться за эту нить:

— Возможно, ты тоже испытываешь душевные переживания по прошлому? Возможно, что-то такое терзает твою душу?

Задержав на мне пристальный взгляд, Николь поддался раздумьям. На момент мне показалось, что у него происходит внутренняя борьба над вопросом, поделиться или не поделиться своим скелетом в шкафу.

В конце концов, приняв решение, он заговорил со мной:

— Я такой же грешник, как и ты! По ночам мне нет покоя и сна. Совесть разъедает меня изнутри на протяжении двух лет. Не знаю, смогу ли я избавиться от этих мучений, но одно знаю наверняка: какое бы благое дело я ни совершил, мой грех будет преследовать меня до конца моих дней!

Интонация, с которой он вещал, приглушила голос. Он топтал ногой землю, а на ладони правой руки рисовал какие-то символы. Было очевидно, что он скорбит о своих деяниях. Мне не терпелось разузнать причину, которая терзала его.

Деликатно подбирая слова, я выбрался в ряд искусного слушателя:

— Не знаю, что ты совершил, но поникший взгляд твердит о глубоких сетованиях по поводу этой боли. Возможно, я лезу не в свое дело, но я был бы глубоко рад выслушать тебя. Порой людям становится намного легче, когда они освобождают душу от тяжелой ноши, хранящейся внутри!

Николь внимательно выслушал исходящие мои мысли, а я в свою очередь осмелился поделиться с ним своим горем:

— Как я уже тебе сказал, единственное, о чем я сожалею, это то, каким образом я обходился с родителями. Не о том, что я нахожусь в убогом месте, где в любой момент смерть может расправить руки. Не о том, что лежу полуживой с отбитой поясницей. И даже не о том, что я могу покинуть этот мир, не вкусив всех блаженных плодов. Единственные слова, которые вертятся в голове, — это: «Сынок, послушай свою мать. Не уходи, останься со своей семьей. Ты наша опора и смысл жизни. Нам с твоим отцом нужно лишь видеть твое счастье!»

Проговорив слово в слово сказанное матушкой, я представил во всех красках ее облик. Ее румяное лицо с морщинами на лбу. Ее беспрерывные обращения к богу с единственной целью осветить мой путь. А в особенности ее текущие по щекам слезы, за который я не был готов отдать свою жизнь.

Не знаю, насколько сильно эти слова затронули сердце Николя, однако я заметил, как он одолел колебания и решил раскрыть свою загадку. Лицо Николя сузилось, плечи опустились, а в глазах я увидел мимолетное воспоминание. Он сделал два шага мне навстречу, сел на корточки и приступил к повествованию:

— Ты знаешь, моя жизнь была полна счастья. У меня была достойная и любящая семья, близкие и преданные друзья и любимая девушка Лали. Как и любой влюбленный мальчишка, я был окрылен любовью, готовый совершить тысячу безумных подвигов. Лали придавала смысл моему существованию. Дни протекали в колоритных тонах. Я засыпал, чтобы поскорее проснуться, а просыпался, чтобы поскорее увидеть ее милое личико, полное живости. Мой целый мир, как мне чудилось, вращался вокруг нее. Я питал надежду жениться на ней и построить полноценную семью. — Николь возбужденно вздыхал при этих воспоминаниях, протирая глаза тыльной стороной ладони. — В те времена я был молодым офицером, достойно и благоговейно выполняющим свои обязательства. Родители гордились мной, друзья почитали и уважали, а девушка любила безрассудно. Одним словом, все было слишком уж приторно, словно счастливые концы в сказках, — пока Николь повествовал, его голос постепенно изменялся. — Как-то вечером мы решили отметить помолвку. Мы примостились в баре «На краю», наслаждаясь компанией друг друга. Как ураган, двое грабителей ворвались внутрь и принялись угрожать оружием, размахивая им перед посетителями. Первый из грабителей, влетев в помещение, ударил прикладом кассира, стоящего у столика гостей. По-видимому, они спланировали все заранее, так как были прекрасно осведомлены, где находятся деньги. Поднялся крик. Паника охватила каждого из посетителей, но она была мигом укрощена выстрелом в потолок. Я понимал, что лучше всего стоило бы позволить им сделать свое дело и уйти. Но мое чувство гребанного достоинства и долг перед страной не сумели усмирить меня. Вытащив из кобуры пистолет, я выпустил пулю, которая прилетела в бедро одного из грабителей. Удивленный внезапным нападением, второй из них бросился наутек. Я последовал за ним. На мои крики «Стоять!» он ответил двумя выстрелами, которые пролетели мимо меня. Я сконцентрировано прицелился и выпустил очередную пулю. В то же самое время испуганный стрельбой мальчишка пробегал через улицу. Пуля прилетела прямо ему в грудь. Разбойник скрылся. А я запечатлел в памяти медленное приземление мальчика на землю. Шок моментально овладел моим телом. Я не чувствовал конечностей, а мозг отказывался рассуждать осознанно. Все мое тело погрузилось корнями в землю, — сделав паузу, Николь пустил слезу, которая сползла с его лица на ладонь.

Я с нетерпением ожидал продолжения рассказа и испытывал дрожь, холодевшую кровь.

— Взяв себя в руки, я подбежал к бедному мальчику. На вид ему было лет 16 или 17. Стройный, с приятным лицом паренек. Он глядел на меня широко раскрытыми глазами, и в этом взгляде я читал мольбу о помощи. Он начал захлебываться кровью. Я сжал его ладонь и начал взывать во все горло о помощи. Никто не откликнулся, и я со вздохом наблюдал происходящее. Постепенно его сердцебиение стало учащаться. Пульс начал вибрировать. Я прижал рану пиджаком и попросил его назвать имя. «Норман», — задыхаясь, проговорил он. Я попытался подбодрить его, что все будет хорошо. Однако не успел я закончить фразу, как он скончался у меня на руках.

Я слышал, как мои органы отчаянно выполняли свои функции. Весь покрытый мурашками, я выдержал паузу, предоставив ему возможность выплеснуть свои эмоции, после чего со скорбью спросил:

— Ну а что произошло после?

— На следующий день мы похоронили Нормана. Единственным членом семьи была его исхудалая, больная мать. Я прекрасно осознавал, что совершил непростительный и самый ужасный грех, на который способен человек, поэтому постарался помочь его матери всем, чем мог. Я провел похоронные мероприятия и передал ей все, накопленные на свадьбу, сбережения. Ее горе было неизлечимым. Но в то же самое время я страдал не меньше. Я уволился со службы, разлучился с любимой и покинул отчий дом. Пару месяцев я скитался, как бездомный, не имеющий определенных целей в жизни, ну а после встретил Генерала, который чуточку сумел успокоить меня. На тот момент он крайне деликатно обработал мой мозг, укоренив во мне мысль, что это, в сущности, не моя вина, а того чудика, ворвавшегося в бар. Помешанный на мысли о том, чтобы разыскать мерзавца, я бросил все силы на его поиски. Генерал облегчил мне работу, предоставив его в мое распоряжение. Я смотрел прямо ему в глаза и объяснял причину, по которой его линчевал. Таким образом, я выхватил клинок и распорол ему брюхо, проведя им до самого горла, после чего шептал на ухо слова: «Его звали Норман!» — до тех пор, пока его кишки не сложились в клубок на земле. Испытывая благодарность и чувство долга перед Генералом, я присоединился к его отряду и стал преданным человеком.

— Ну а твоя семья? Неужели ты больше не вспоминал о них?

— Им будет намного легче без меня. Я вычеркнул их из своей жизни, и им следует сделать то же самое, — с наигранной уверенностью проговорил Николь, в голосе которого я заметил неистовое желание увидеть их вновь.

Я не смог найти подходящих слов, чтобы как-то выразить сожаление, и все, что я сумел сказать:

— Мне очень жаль!

Николь, почувствовав искренность слов, поблагодарил меня и умеренными шагами покинул сарай. Не прошло и минуты, как он уже воротился с блюдцем в руках. Это была вода. Он опустился на колено и помог мне сделать пару глотков.

— Спасибо! — благоговейно произнес я.

Николь ничего не ответил и, вновь покидая сарай, заговорил:

— Отныне будь повнимательнее с Генералом. Не иди против его воли, в противном случае это плохо кончится.

Я осознавал, что в целом он был прав. Но бурлящая кровь, текущая в венах, направляла мысли на побег.

За последние 38 часов я крайне убедился, что такое существование не для меня. Я поклялся, что освобожусь от этого проклятого места либо умру, прилагая усилия осуществить план.

Увидеть вновь улыбку на лицах родителей стало идеей, от которой я был не готов отказываться. Теперь-то я отчетливо знал, для чего я должен продолжать жить.

Не успел я сомкнуть глаз, как гул машин и топот коней пробудили меня. Крики раздавались всюду. Единственным на данный момент лучиком надежды был Вар. Я отчасти полагался теперь на его помощь. Я сознавал, что он будет бок о бок сражаться со мной до конца.

Ворота распахнулись с искажающим слух скрипом от заржавевших петель. Первыми в сарай ворвались солдаты, жестоко опрокидывая смирившихся одного за другим. Потихоньку помещение начало заполняться. Люди были утомлены. Пот тек по всему их телу, а подкошенные ноги, словно на ниточках, держались на земле. Внезапно у ворот появились Карась и Топир. Они быстрым ходом пронеслись в самый отдаленный угол сарая, неся в руках Била, которой, по-видимому, был без сознания. Я не мог разглядеть, что происходило в конце угла, но, судя по столпившимся, было нечто печальное. Ворота заперли, и мы остались наедине с Варом.

— Что произошло? — незамедлительно обратился я к Вару.

— Змея укусила Била за ногу во время сбора. Говорят, что она была ядовита. Он замер на месте. Люди твердят, что Генерал спас ему жизнь! — слова, произнесенные Варом, оглушили меня.

После чего, откашлянув, я с сомнением уточнил:

— Психолог спас жизнь Билу? Но как? Яд, что ли, отсосал?

— Естественно, нет. Ты думаешь, этот полоумный пойдет на такое? Он просто-напросто, не мешкая, отрубил ему ногу, даже не думая, что предпринять!

— То есть он разрубил ему ногу пополам? — не веря услышанному, переспросил я.

— Ну да! Это животное еще возгордилось, что героически спас ему жизнь. Как по мне, змея вовсе не была ядовитой и можно было обойтись простым обрабатыванием раны спиртом.

Вар всегда был резким и кротким человеком. Невзирая на свои достоинства и врожденное крупное телосложение, относился он к людям отзывчиво. Человек он был уравновешенный и четкий в выражении своих мыслей. Обладал нечеловеческой силой, хотя применял ее в крайних случаях. На вид он был грозен, с нахмуренной миной, а в душе чистейшим добряком. Пользовался большим авторитетом среди дворовых, так сказать, верзил, благодаря своему мастерству по боксу. Помнится день, когда, вернувшись после очередных соревнований, он всыпал по полное число громиле, мечтавшему завоевать все улицы нашего города. Громилу звали Брэдом. Без сомнений, Брэд до сих пор вспоминает тот судный день, когда столкнулся лицом к лицу с Варом. Выбитые четыре зуба и сломанный нос стали для него трофеем грандиозного фиаско. Вот тогда-то Вар заслужил авторитет человека, с которым не следует связываться. Силен Вар был всегда, но ахиллесовой пятой была его слабость к алкоголю и женщинам. Даже его, знаменитый на весь город, тренер говаривал, что он стал бы всенародным любимцем, если бы ни его два порока.

— Фэйт… — невольно промолвил Вар, намекая на разговор интимного характера. — Я не стал открывать эту тему вчерашней ночью, но я бы хотел поговорить о том, что ты пытался совершить.

— Убить себя, — высокомерно поправил его я. Он кивнул, а я, не затягивая, объяснил причину своего деяния: — Я понимаю, что это было глупо, однако я рассуждал по-иному, нежели сейчас. Я всего лишь хотел избавиться. Хотел найти легкий путь и освободиться от гнета правления деспота. Мой поступок послужил мне уроком. Теперь я конкретно знаю, чего хочу, и не опущу руки, как слабак, пока не добьюсь своего.

— А чего ты хочешь? — смутно спросил Вар, терпеливо расставляя свои предположения.

— Я хочу обрести свободу. Хочу дышать воздухом беспечно. Хочу увидеть матушку и отца, которые наверняка молятся о моем здоровье и скором возвращении. Я не могу забыть о них ни на секунду. Вот чего я истинно хочу!