Самому себе не лгите. Том 1

Сборник, 2021

Сборник прозы и стихов современных авторов посвящен 200-летию со дня рождения Фёдора Михайловича Достоевского, являя дань уважения непревзойденному таланту классика русской литературы. Мир Достоевского имеет бесценное свойство: чем дальше продвигаешься в знакомстве с ним, тем бóльшие дали открываются перед нашим разумом. И сегодня, спустя два века, произведения великого романиста, мыслителя и публициста по-прежнему влекут и волнуют читателей. Достоевский изображает душевные терзания, сомнения и тайные желания своих героев, по его мнению, у людей есть только два пути совершенствования: один ведет в бездну и бесчеловечность, другой – к вере и любви. Современные писатели во многом развивают те же вечные темы, ведь порывы человеческой души, обретая в каждую эпоху новые черты и приметы, на самом деле остаются почти неизменными…

Борис Алексеев

Москвич, родился в 1952 году.

Профессиональный художник-иконописец, имеет два ордена РПЦ. Член Московского Союза художников.

К литературе обратился в 2010 году, пишет стихи и прозу. В 2016-м принят в Союз писателей России. Серебряный лауреат Международной литературной премии «Золотое перо Руси» за 2016 год. Дипломант литературных премий Союза писателей России: «Серебряный крест» за 2018 г., «Лучшая книга года» (2016–2018).

В 2019 году награжден медалью И. А. Бунина «За верность отечественной литературе» (Союз писателей России). В 2020-м присвоено почетное звание «Заслуженный писатель МГО Союза писателей России» и вручена медаль МГО СПР «За мастерство и подвижничество во благо русской литературы».

Дима, Муза и общежитие МосГорЛита

Дима дописал предложение, поставил точку и закрыл тетрадь.

— Иди ж к московским берегам, новорожденное творенье! И заслужи мне славы дань: кривые толки, шум и…

В дверь постучали. Дима жил в общежитии работников МосГорЛита. Пятиметровый однокойковый нумер с пометкой «временно» ему выписала комендантша (честно говоря, по блату выписала, по просьбе одного симпатичного критика с бакенбардами).

Располагался нумер на самом оживленном пятачке узкого и длинного коридора. Насельники и посетители общежития часто путали двери и тревожили Дмитрия, особенно в выходные и праздничные дни.

Один раз вот так же постучали. Дима не успел снять щеколду с предохранителя, как дверь распахнулась под тяжестью совершенно пьяного работника МосГорЛита — корректора Сюзина^[2].

Корректор ввалился в комнату, обнял и крепко поцеловал в губы сонного Диму. Затем Ипатий Ибрагимович сделал шаг, намереваясь выйти вон, но потерял равновесие и рухнул на единственную в нумере кровать. Пока Дима вытирал губы, корректор уснул с богатырским храпом.

Как ни пытался Дмитрий разбудить гр. Сюзина, его усилия оказались напрасными. Пришлось идти ночевать к товарищу.

И теперь, наученный горьким опытом, он прислушивался к шорохам за дверью и размышлял: открывать дверь или же сказаться спящим.

В дверь постучали еще раз. Вполне деликатно, пьяный человек стучит иначе.

— Кто там? — сухим, металлическим голосом спросил Дима.

— Откройте, откройте же скорей! — раздался за дверью нетерпеливый женский голос.

У Димы не было ни любовных, ни деловых знакомств с противоположным полом, поэтому никакая дама не могла прийти к нему в столь поздний час.

И тем не менее…

— Простите, я сейчас! — Дима бросился искать ключ (дверь к ночи он предусмотрительно запер), но услышал за спиной:

— Спасибо, не ищите. Я уже вошла.

Сочинитель вздрогнул и обернулся на голос. Действительно, метрах в трех от него перед закрытой на ключ входной дверью стояла красивая молодая женщина и перебирала в ладонях старенькую мятую тетрадь.

— Вы закончили повесть, — сказала она и присела на край кровати — Так вот я пришла слушать.

Заметив нерешительность Дмитрия, незнакомка добавила:

— У вас есть чай? Дайте мне чаю!

— Да-да, конечно… — Дима схватил электрический чайник и собрался бежать на кухню за водой, как вновь услышал нечто неожиданное:

— Ах, не надо, я уже пила.

Он сверкнул глазами, присел на другой край кровати и сухо сказал:

— Я вас слушаю.

— Нет, это я вас слушаю, гражданин писатель! Вы что, не догоняете, кто к вам пришел?

Дима нахмурился.

— Что вы мне голову моро… Стоп! — он вжался в спинку кровати. — Кажется, догнал… В-вы моя… Муза?

Гостья посмотрела на Диму с холодным безразличием. Так смотрит титулованная леди, пресыщенная светскими раутами и любовными признаниями мужчин.

— Ваша?!. Ха, да вы — самодовольный индюк! — предполагаемая Муза повела плечиком. — Радуйтесь, господин Замарашкин, что я здесь… С вас должно быть и того довольно.

Дима ощутил, как по его позвоночнику пробежал леденящий сгусток негодования. Мелкой дробью застучали зубы. «И это Муза?..»

Он уже приготовился выставить грубиянку за дверь, но молодая женщина вдруг изменилась в лице и с приторной улыбкой сказала:

— Ну, что же вы молчите? Читайте, читайте, наконец!

Дима взял себя в руки, сгреб со стола рукопись и приготовился читать.

Однако Муза вновь перебила его намерение.

— Кого вы мне напоминаете, юноша? — Она кулачком поджала подбородок и призадумалась.

— Так мне читать? — спросил Дима, смущенный задумчивостью гостьи.

— Не надо. Всё, что вы написали, я уже читала, — отмахнулась Муза, — и всё-таки, кого вы мне напоминаете?.. Не понимаю, у меня же идеальная память!..

Она открыла свою мятую тетрадку и стала просматривать какой-то список:

— Так, Рембо… нет, не то. Северянин, хм-м, Северянин?.. Ну какой вы Северянин! — Муза вскользь глянула на Диму. — Ладно, смотрим дальше: Ново-Переделкино. Ага, улица Приречная… дом не разберу, кажется, семь…

— Это адрес нашего общежития, — подтвердил Дима.

— Ничего не знаю, у меня свои данные, — ответила Муза, не отрывая глаз от списка, — Буха… стерто, не разберу. Буха-лен… ков! Да-да, Дмитрий Бухаленков. Это то, что я искала! Вот что я вам скажу, юный сочинитель: прочитайте-ка вы для начала пару рассказов Димы Бухаленкова. То-то вам будет польза! Слог, ритмика, а образы какие! А ваши, простите, сочинительства — это же тотальный плагиат! Короче, читайте Диму, а я как-нибудь еще загляну. Не провожайте…

Гостья встала и направилась к запертой двери.

— Стойте! — одними губами, как рыба, прошелестел Дима. — Бухаленков Дмитрий — это я…

Муза остановилась.

— Что вы сказали, мой юный врунишка?.. Вы хоть потрудитесь тексты сравнить!

Дима тупо повторил:

— Дмитрий Бухаленков — это я!

P.S. Разговор, невольными свидетелями которого мы с вами только что стали, случился на улице Приречной весьма давно. В те годы бульдозеры еще не ровняли под застройку живописные подмосковные слободки. И общежитие, ютившееся в помещении маленькой дореволюционной фабрики, лет пять после описанной встречи еще укрывало от непогоды ответственных работников МосГорЛита.

Дмитрий Бухаленков стал известным писателем. А Муза (ну бывает же такое!) нашла ошибку в своих записях. Как только не оправдывалась бедная служительница литературы перед Димой за свою «приреченскую» неловкость!..

Тот улыбался в ответ и успокаивал бедняжку:

— Ну, стоит ли Вера Павловна (он звал ее Верой Павловной) так убиваться по пустякам!

— Ничего себе, пустяки! Гения проглядела! Пора на покой. Стара я стала, не та уже…

— Э-э-э, Вера Павловна, полно вам наговаривать! Вас время не берет. Любой из нас побежит за вами вслед, лишь пальчиком поманите!

— Правда?.. — Муза жеманно смахнула слёзку. — Дима, вы меня не обманываете?

— Вера Павловна, ну зачем вы так… Ни-ни!

Муза повела плечиком и обворожительно, как в молодости, улыбнулась.

— А давайте писать роман!

— А давайте!..

Примечания

2

Сюзин Ипатий Ибрагимович, 1956 г. р., трижды разведен, член ВЦСПС, вредных привычек не имеет.