Узнай, что значит быть мной… Мир создан так, чтобы в нём удобно было большинству. Мне неудобно – значит, я умру?

Тамара Сальникова

Мимо таких, как он, не проходят. Жалеют, считают ненормальным, хотят помочь или наоборот изолировать. У него другой взгляд на жизнь и он никогда не будет смотреть иначе. Мы видим лес, он – деревья. Мы видим лицо человека, он – отдельные его части. Мы смотрим в глаза собеседнику, он – на голос. Что с ним? Узнай…

Глава 7

Вокруг меня распростерлась бесконечность. Куда не посмотришь свет — чистый, нежный. Ни надо никуда идти, ни надо ничему противиться. Ещё немного и мир примет меня таким, какой я есть. Таким каким родился. Я — один! Воздух вокруг меня полон обещанием, что никто не притронется ни к моим рукам, ни к другой какой-либо части моего тела. Можно смотреть и не натыкаться на чьи-то глаза. Один — но не одинок. Сейчас весь мир принадлежит мне и только мне. Можно выбросить руки в стороны, и они не встретят преград. Птицы умеют летать, люди нет. Зато они могут раскидать в стороны конечности. И это приятно. Мне как будто дана гарантия, что ни чей голос ни ворвется в моё пространство, чтобы я не сделал. Все громы и молнии разогнаны по тёмным углам лёгким ветерком. Он просто подул на меня и опустил заслон неприкосновенности. Так интересно сейчас делать то, что хочу именно я. А я — жажду дружбы! Мои друзья, вы тоже со мной в этой бесконечности? Ну конечно — я вас вижу! Я вас слышу! Мне с вами ничего не страшно!

1351351313513513 — ступень за ступенью можно чертить цифры на доске и сойтись в цифре 44.

1262462412624624 — мир звуков остановился в цифре 2. Засомневался? Пошел дальше?!

7252452472524524 — в итоге 20.

1351351313513513 — и снова 44.

1263663613636636 — 17?

1262462412624624 — конечно 2!

Цифра 4 — стабильность и защищенность, цифра 2 — простота и чистота. Совсем скоро я смогу быть тем, кто я есть. Совсем скоро… Иначе бы этот свет не пришёл бы ко мне, таким чувством, которое предвещает что-то хорошее — ванильный зефир из маминой коробки, скольжение мела по папиной доске, тихая молитва бабушки в углу комнаты.

Мужчина увидел открытую дверь в кабинет и разозлился: «Кто посмел? Неужели Ирка?!» Подойдя ближе, он услышал знакомую музыку Баха.

— Прелюдия и фуга до мажор. Хорошо темперированный клавир. — лицо его разгладилось, и он осторожно заглянул в дверь. На ковре в кабинете сидел четырехлетний мальчик и раскинув перемазанные белым руки слушал божественную мелодию. Рядом с ним лежала исписанная мелом доска.

— Совсем как я. Как мы с ним похожи. Идеальный слух и любовь к точным наукам. — растрогано произнёс профессор и тихонько отошёл от двери: — Пусть слушает. Пойду — поем. Чудное жаркое осталось после обеда… Правда надо Ирке сказать, чтоб ставила ему концерты классики в зале. Вместо мультиков. По моему кабинету шастать не к чему все же. Мало ли куда залезет.

Когда отец вернулся в кабинет, его сын уже спал, подложив ладошки под щеку, покрытую белесыми мазками.

— Ира, унеси его на диван. — позвал профессор жену.

— Весь измазался мелом! Его надо умыть и переодеть. — по голосу женщины было слышно, что она не разделяет умиление отца сыном.

— Не надо! — властным жестом мужчина предотвратил её попытку разбудить малыша.

Когда кабинет опустел, Виктор поднял с пола доску. Там не было ни одной из известных формул. «Ну не мог же он чертить просто цифры.» — отметил профессор:"Он их знает с двух лет. Тут должно быть то-то еще. Гениальное!». Ночь давно опутала их дом, а он все сидел над исписанной доской.

— Ирка! Вставай! Ну давай-давай, просыпайся!

Женщина испуганно откинула одеяло, шаря одной рукой под кроватью в поисках тапочек, а второй по тумбочке в поиске часов.

— Витенька, что случилось? Что-то произошло? Ты так кричишь, что разбудишь весь дом.

— Случилось? Ха-ха-ха! Еще как! Ой да случилось!

— Ты сделал гениальное открытие? — сухими ветками равнодушия треснул голос супруги. В жерло расцвета не отражая его красоты, смотрели её сонные глаза. По голосу мужа она уже поняла, что в их дом не нагрянула беда, а смотреть в пять утра на корчи его величия ей надоело. Суставную головку в нижней челюсти повело во время конвульсий зевоты и теперь челюсть ломило, но это, хотя бы не давало ей рухнуть назад в тепло постели.

«Конечно, он сидел в своём кабинете всю ночь, сейчас измучает меня и заляжет спать на весь день, а я буду маяться.» — думала она, растирая челюсть рукой.

— Вот посмотри, посмотри сюда! — мужчина, трясущимися руками тыкал ей меловой доской, прямо в сведенный в подавлении зевоты рот, нисколько не замечая этого.

— Что тут написано? — она взглянула на доску теми же глазами, что были бы и у самбуров в Кении, если бы её показывали им.

— Сегодня мой сын слушал Баха, первую прелюдию начального тона. И записал её цифрами! Я долго! Подчеркиваю — долго! Думал, над тем, что он тут написал. И знаешь к чему пришёл?

— К чему, Витенька? — покорно спросила Ирина.

— К чему. — передразнил её муж: — Ты, тётка тридцати восьми лет не знаешь. И не узнаешь никогда! Потому что мозгов бог не дал. А ребёнок четырёх лет смог не только услышать! Но и записать! В четыре года — музыку — цифрами!

Профессор был так увлечен открытием, что не увидел, как алый цвет залил кожу щек жены после этих его слов. Ну или предпочел не увидеть.

— В музыке, чтобы ты знала, есть такое понятие — устойчивые ступени. Именно на них строится тоническое трезвучие: первая, третья и пятая ступень. Если их номера сложить в каждом полном такте, то можно заметить ту закономерность, что и зафиксировал мой сын! — он воззрился на жену сверху вниз, после этих слов, ожидая её реакции.

— Лучше бы говорить начал. — лишь вздохнула та, фокусируя взгляд на его возбужденном лице.

— Тупая баба! — простонал мужчина: — Если он слушает музыку, значит он слышит. Значит он должен заговорить. До полутора лет он не молчал. Занимайся больше ребёнком!

Муж давно ушёл спать. Утро полностью вступило в свои права, а женщина все смотрела на меловую доску, оставленную на её кровати. Потом сжала двумя пальцами край деревяшки, словно боясь испачкаться о записи и унесла её в кабинет мужа. Кожа рук нестерпимо горела от желания стереть все начисто с черного полотна.

«Вот прям взять и вытереть её ладонью!» — думала она: — «Чтоб вместе с этими цифрами, исчезло из моей жизни — и это утро, и этот стоящий на пороге день, и эта пресловутая женская доля, о которой так любит упоминать матушка.»

Однако, сотворить такое кощунство она не рискнула. В гневе муж был не воздержан ни на язык, ни на руку.

В своей комнате заплакал Валерик. Тревожно и протяжно, будто почувствовал, что сейчас может произойти что-то непоправимое.

— Чтоб тебя. — женщина закрыла дверь в кабинет, оставляя там великую музыку, размазанную по аспидному грифельному прямоугольнику меланжем чёрно — белых тонов.