Узнай, что значит быть мной… Мир создан так, чтобы в нём удобно было большинству. Мне неудобно – значит, я умру?

Тамара Сальникова

Мимо таких, как он, не проходят. Жалеют, считают ненормальным, хотят помочь или наоборот изолировать. У него другой взгляд на жизнь и он никогда не будет смотреть иначе. Мы видим лес, он – деревья. Мы видим лицо человека, он – отдельные его части. Мы смотрим в глаза собеседнику, он – на голос. Что с ним? Узнай…

Глава 4

После моего дня рождения родители стали слишком часто ссориться. Много скандалов было по разным пустякам вроде не вовремя приготовленного обеда или плохо отглаженной рубашки.

Так как они при этом ужасно громко кричали, я отключался от смысла их речи и просто считал сколько слов они друг-другу скажут. Обычно, вне ссоры, мама говорила чаще и больше. Слова лились из неё непрерывным потоком. Отец же был наоборот молчалив и оживлялся только на темы науки или политики. Во время скандалов — было всё наоборот. Мама больше молчала и плакала, папа произносил длинные речи. Я насчитывал за всё время монолога отца не менее пятисот слов. Мама в ответ говорила не более пятидесяти. Понять, о чем они говорят я не мог. Мой мозг автоматически отключал приём звуков, если они превышали допустимую для него громкость. Если учесть, что я и так каждый звук слышал на уровне взрыва в двести децибел, то ещё до того, как они успокаивались, звуковая волна валила меня на диванчик. Она омывала мою голову приливами головной боли и температуры, вымывая из нее последние диатомеи жизни.

Но один их разговор я услышал и запомнил от начала до конца, потому — что в этот раз они не кричали. И даже говорили на равных — почти одинаковое количество слов. Отец произносил каждый звук чётко, размеренно и негромко. Мама плакала, но не как обычно навзрыд, а беззвучно. Стояла молча, напротив кресла в котором сидел отец, глотала слёзы вперемешку с соплями и комкала в руках носовой платок, забывая прикладывать его к лицу. Я в это время раскладывал на диване карточки алфавита — строго по порядку и в ровную линию.

— Мне совсем не понятно — во что превратился мой дом и моя семья. — цедил слова отец: — Когда я брал тебя замуж, я рассчитывал на домашний уют и налаженный быт. Разве я не сделал со своей стороны всё, чем мужчина должен доказать женщине, что он этого достоин? Я дал тебе свою фамилию. И не просто какую-то там, а известную. Ты ни в чём не нуждаешься. Захотела ребёнка? Родила. Лучшая больница и все мои связи были тебе предоставлены. Сын родился здоровым?

— Разве ты сам не помнишь? — отвечала мама.

— Ребёнок родился здоровым?

— Витя, он был абсолютно нормальным.

— В год он мог сказать несколько предложений, хорошо ел и не рыдал по всякому поводу. Вовремя пополз, вовремя встал и пошёл. В два с половиной года он уже решал вместе со мной уравнения и знал весь алфавит. Но кажется, уже тогда, ты называла моего сына идиотом и дебилом? Я что-то не знаю о твоей родне?

— Витечка, ты всё время был так занят.

— Занят чтобы услышать о том, что у тебя кто-то в семье имеет определённый диагноз? Из тех что ставит психиатр? Поверь, я бы нашёл время услышать твой рассказ на эту тему. — отец ни разу не повысил голос, говоря эти фразы: — Итак, что же ты от меня скрывала?

Мне нравился его спокойный тон. Я играл и слушал, не понимая того, что он не просто разговаривает с мамой, а обвиняет её во лжи. По правде говоря, я бы этого и сейчас не понял. Другие люди, как-то умеют различать ложь и правду, мне этого не дано. Невозможно понять, хочет ли человек тебя обмануть или он просто ошибается. Вводит ли он тебя в заблуждение, руководствуясь злым умыслом, или сам находится в неведении?

— Витя, в нашей семье все всегда были здоровы. Кроме вот Валеры… Ты был занят, чтобы увидеть те мелочи, с которыми я сталкивалась все время. Да он решал с тобой уравнения и даже научился писать мелом на доске. Но при этом, он писался в штаны и никогда не просился на горшок. Писал и писался! Писался и писал! — мама рассмеялась мгновенным смехом и тут же продолжила: — Слова, которые он говорил в год, исчезли из его речи полностью к полутора годам. Витя, он до сих пор не говорит.

— Мальчики очень поздно осваивают речь. Я и сам еле лепетал до четырёх лет. Сейчас — я профессор.

— У него слишком много странностей. Он никогда не будет есть, если кто-то возьмет хоть кусочек с его тарелки.

— Я тоже брезглив. Просто никто не ест, слава богу, с моей тарелки!

— Да и те продукты, что он потребляет, можно пересчитать по пальцам. Печенье, которое он обязательно макает в молоко. Отдельно друг от друга он эту пищу не воспринимает. Огурец признает за еду только если он порезанный на четыре ровные части. — мама продолжала монотонным голосом, как будто не слышала доводов отца: — Макароны, так только с каплями кетчупа, при этом нужно обязательно говорить: «Топ-топ». Капать соус на тарелку и «топать». Ещё половинку сваренного вкрутую яйца. Понимаешь, я ведь давала ему целое. Он не стал его есть. Смотрел так, как будто я дала ему жабу и заставляю её целиком проглотить. Стоило только порезать яйцо пополам и одну половину убрать, как он с удовольствием съел вторую.

— Я не считаю странным избирательность ребёнка в еде. Тебе не хватает времени порезать ему огурец или яйцо? Или у тебя нет денег на эти заморские дорогие продукты?

— Ты не понимаешь…

— Нет. Это ты меня, Ирина, не понимаешь. Либо я отец гения, либо я не отец. Если мальчик к четырем годам хорошо освоил университетский курс физики и математики, если он обладает феноменальной памятью и идеальным слухом. — это говорит только о том, что он совсем не тот дурачок или дебил, каким ты его пытаешься мне представить. Тут либо ты имеешь в анамнезе своего генеалогического дерева психов, которых вы с твоей мамашей скрыли от меня, либо ты своими глупыми словами пытаешься прикрыть свои огрехи в воспитании. Второе предпочтительнее первого. Я все понимаю, с подружками заболталась, в бассейн два раза в неделю, в кино, в кафе, к маме, куда тут воспитание ребенка вместить. Вот и упустила сына. Одну тебя не виню, сам глупец — слишком много воли дал женщине.

— Витя. Да у меня подруг-то нет…

— Ирина… Ещё раз… Внимательно вслушайся в мои слова. Если мой сын — дебил и ты что-то пытаешься от меня скрыть…

— Аутист. Врач сказала…

— Шизофреник, неврастеник, псих, аутист, придурок — мне перечислить все диагнозы, которых у моего ребёнка не может быть?!

Отец встал с кресла и потянулся. В домашнем трико натянутом почти до подмышек и майке, обтягивающей толстую волосатую грудь, он был очень большим и авторитетным.

— Ирина, ты должна признать, что ты упустила сына и заняться срочно пробелами в его воспитании. Иначе я буду вынужден подать на развод.

— Развод… — мама почему-то перешла на шёпот.

— Боже, какой развод, дети! — В комнату вошла бабушка, всплеснула руками и засуетилась вокруг родителей: — Витенька, что ты такое говоришь? Ну как можно даже думать об этом? Ирочка, просто девочка совсем. Неопытная. Замужем не была, с другим мужчиной не жила! Ты же её прямо от моей юбки оторвал. Она научится, исправится. Ужо она и книжки по воспитанию читает, и с внучком занимается. Ужо она и его любит, и тебя сильно любит.

— Развода не будет. — Мама обняла папу и прильнула к его плечу: — Я всё осознала, Витенька.

Я не знаю, что поняла тогда мама, она мне об этом ни разу не рассказывала. А вот я прочувствовал всё. Во всех громких ссорах, в молниях и водоворотах — виноват я. Нормальный ребёнок не должен есть пол яйца и писать в подгузники. Есть огурец только порезанным — не должен, и печенье — не должен макать в молоко. Тогда мама с папой перестанут кричать друг на друга и не наступит никакой развод. Только если кто-то думает, что аутист, осознав, что он не тот, каким его хотят видеть близкие, приложит усилия и перестанет быть самим собой, то он ошибается. Осознав свое несовершенство и несоответствие родительским ожиданиям, я стал ещё более бояться что-либо делать. Мне срочно нужны были инструкции, как поступать в том или ином случае. Если до этого я ел сам, то сейчас боялся даже поднести кусок ко рту. Маме приходилось брать меня за руку и помогать мне держать ложку. Я ждал помощи от взрослых, чтобы они подсказали как это — правильно. Мама и бабушка мое подобное поведение расценили, как регресс.

— Ириночка, тебе нужно показать его врачу. Может таблеточки какие-то про пишут?

— Мама, если Витя узнает, что мы ходим по врачам, он действительно потребует развода.

— Без врача нам не справиться, доченька.

— Врач будет настаивать на признании диагноза. Тогда мы все равно придем к тому, что он, все таки, не гений, а душевно больной.

— Давай сходим к частному врачу, который подскажет — как нам воспитывать мальчика? — старуха перешла на быстрый шепот: — Послушай! Ладно сейчас, Витя сам запретил тебе отдавать Валерку в детский сад. Но ему ведь придётся пойти в школу. Тут вряд ли твой муж оставит его сидеть дома.

— Школа… Да, тут ты права. Нам надо сделать с ним что-то до школы. С больным ребёнком на руках, в сорок лет, кому я буду нужна, если Витя нас выгонит… В конце — концов дрессируют ведь как-то животных?

Так началась эпоха большой лжи в нашей семье. Я уверен, что мама просто пыталась спасти свой брак от развода. Хотя они все равно потом развелись… Со мной.