Первый шаг

Сабина Янина, 2020

"Первый шаг" – первая книга цикла "За горизонт" – взгляд за горизонт обыденности, в будущее человечества. Многие сотни лет мы живём и умираем на планете Земля. Многие сотни лет нас волнуют вопросы равенства и справедливости. Возможны ли они? Или это только мечта, которой не дано реализоваться в жёстких рамках инстинкта самосохранения? А что если сбудется? Когда мы ухватим мечту за хвост и рассмотрим повнимательнее, что мы увидим, окажется ли она именно тем, что все так жаждут? Книга рассказывает о судьбе мальчика в обществе, провозгласившем социальную справедливость основным законом. О его взрослении, о любви и ненависти, о тайне, которую он поклялся раскрыть, и о мечте, которая позволит человечеству сделать первый шаг за горизонт установленных канонов.

Часть 1 «Объявление войны»

Глава «Детство Ана»

Прошло тридцать два года.

— Соня, просыпайся. Пора вставать Ты только посмотри, сколько снега выпало!

Мама взъерошила светло-русые волосы сына.

Мальчик зажмурился и натянул одеяло на голову, но безжалостная рука защекотала пятки. Ан поджал ноги, потом отбросил одеяло и сел. Рядом с постелью — родители.

— Доброе утро, сын, мы поздравляем тебя с днём рождения!

— Точно! У меня же сегодня день рождения!

— С днём рождения, милый! — мама поцеловала мальчика в щёку. — Мы приготовили тебе подарок, посмотри!

Рядом с кроватью на полу лежала большая блестящая коробка.

— Это что такое?

— Угадай!

Ан, вскочив с постели, наклонился над подарком.

— Даже не знаю.

Родители засмеялись.

— Ну, давай, открывай!

— А где она открывается? — Ан перевернул коробку.

— Сейчас я тебе помогу, — мама ловко надорвала плотный блестящий картон, и коробка раскрылась.

— Снегокаты! — Ан даже подпрыгнул от радости. — Последней модели! Такие только у Володьки Свиридова из выпускного.

Отец присел на корточки рядом:

— Посмотри, вот крепление. Примерь.

Мама подала Ану шерстяные носки.

Он быстро натянул их, даже не обратив внимания на то, что они “кусаются”, и осторожно поставил ступню в углубление одного из снегокатов. В тоже мгновенье с боков лыжи показались прозрачные полусферы, которые сомкнулись над ступней мальчика, приняв форму его ноги.

— Ну, как?

— Удобно? Потопай немного.

Ан потопал ногой по полу:

— Здорово! Очень удобно!

— Хорошо! Видишь, на конце круглая коробочка со светящейся зелёной стрелочкой и цифрами?

— Вижу.

— Это навигатор. Он настроен на наш дом, показывает направление и расстояние до него, так что не заблудишься, но дальше трёх километров от дома не уходи! Понял? Обещаешь?

— Хорошо, хорошо. Обещаю!

— Если уедешь дальше трёх километров, у нас сработает оповещение, и мы будем знать, что ты нарушил слово! Не забывай об этом.

— Нет, нет, я не забуду, — раскрасневшийся Ан уже представлял, как летит по снегу, и не надо бояться команды наставника, чтобы отдать снегокаты другому, а можно кататься, сколько захочешь!

Ан всё притоптывал и притоптывал снегокатом. Наконец, снял его и бросился к родителям:

— Спасибо, ма! — он обнял её, вдыхая родной запах ванили и яблок.

— Спасибо, папа! — он хотел обнять отца, но вдруг остановился, будто споткнувшись. Ан ощутил шершавость поверхности, пахнущую чистым листом бумаги. — Папа, ты где? — голос его дрогнул, на глаза навенулись слёзы.

— Извини, сын, я на работе. Буду часа через три. Не расстраивайся! Не мог же я не поздравить тебя с днём рождения. Мы с мамой рады, что тебе понравился наш подарок.

— Но мы решили, что сегодня будет выходной. Мы же хотели поехать в Зимний городок кататься на аттракционах.

— Меня срочно вызвали. Ты же знаешь, что работа для Творца важнее всего. Как только я тут всё закончу, сразу приду домой, и мы поедем в Зимний городок. А ты пока кушай и, если хочешь, обнови снегокаты. Ты так долго о них мечтал. Ладно, родные мои, не скучайте. Целую вас. Я скоро приду.

Голограмма отца свернулась в точку и пропала.

Мама положила руку на плечо Ана:

— Ну, что сын, давай умываться и завтракать? Посмотри, сколько за ночь снега выпало, словно специально для тебя, в честь твоего дня рождения, — засмеялась она.

Ан подбежал к огромному во всю стену окну. Нажал клавишу сбоку на панели, и воздушная кружевная занавесь уехала вверх, открывая панораму. Ан ахнул. Все кругом было засыпано белым. Снег покрыл и небольшой двор со спящими деревьями, и крыши домов. Только здание комбината сверкало под солнцем ледяным гигантским кристаллом, отражая замороженную голубизну неба. И комбинат, и дома, и школу — всё окружала бескрайняя тайга, с верхушек деревьев которой, ветер ещё не сдул пушистые хлопья, и оттого Ану почудилось, что на их городок и на тайгу до самого горизонта опустились огромные белоснежные облака.

Серебристая равнина, а в центре неё сияющий кристалл комбината. Узкие прозрачные трубы — дороги исходили из него, драгоценной оправой сливаясь в кольцо, и разбегались. Крохотные прямоугольники машин, сновали по ним, как пылинки в солнечном луче.

Ан подумал, что комбинат живой и что он дышит. Вдох: и из таинственного далека мчатся прямоугольники — машинки, затягиваемые в комбинат. Выдох: и крохотные машинки, стремительно разбегаются по лучу, быстро теряясь из вида. Он представил, что комбинат растёт и стал таким большим потому, что проглотил уже всё вокруг, и теперь отправлял машины, чтобы утолить голод тем, что ещё осталось на Земле, а когда останется только одна белая пустота, он доберётся и до них. Тревожно бухнуло сердце, и от страха вспотели ладошки. Он прижался к матери, подошедшей к нему. Её тепло успокаивало, на душе у мальчика стало спокойнее, и он подумал, что какая глупость лезет ему в голову, но все же тихо спросил:

— Ма, мы тут живём, потому что нужно кормить комбинат?

— Что? Что такое? Как кормить комбинат? С чего ты так решил? — засмеялась мама. — Скорее наоборот, мы тут живём, чтобы комбинат смог накормить людей. Ты же знаешь, что на комбинате папа и другие Творцы-учёные создают удобрения, которые помогают собирать урожаи несколько раз в год, обогащая истощённую почву. Что за странные мысли приходят тебе в голову? — Мама, повернула лицо мальчика к себе и, улыбаясь, внимательно посмотрела ему в глаза.

Он вырвался и, смеясь, хлопнул по клавише, спуская занавесь на окно.

— Ну, ладно. Иди в личную комнату, и я жду тебя завтракать, — мама вышла из комнаты, унося снегокаты.

Ан быстро стянул носки и, сунув ноги в тапочки, побежал в личную комнату. Подбежав к её двери, он оглянулся. Мамы не было видно. Ан хлопнул ладошкой по улыбающемуся солнышку, расположенному в центре двери. Дверь распахнулась, мальчик переступил порог и быстро сел в открывшееся около порога углубление, изображавшее отпечатки человеческих ног. Несколько мгновений ничего не происходило. Затем женский голос произнёс:

— Здравствуйте, Андо. Ваше состояние хорошее. Сбоев в здоровье не наблюдается. Фиксирую некоторое расстройство координации не ясной симптоматики. Для восстановления координации рекомендуется контрастный душ и десять приседаний.

— Эльза! Ты что перегрелась? Какие десять приседаний?! Какой контрастный душ?! Ты же всегда рекомендовала тёплый душ и горячий шоколад с мятным печеньем!

— С сегодняшнего дня прежние рекомендации не действительны. Мальчикам, достигнувшим десяти лет, при такой симптоматике рекомендуется десять приседаний и контрастный душ.

— Ан, ты скоро?

— Да, ма, сейчас!

Он сходил в туалет и, ворча, занялся приседаниями.

— Чёртова машина, — пыхтел Ан, — И что только папа терпит тебя. Тебя давно пора отправить на переплавку.

Сделав упражнения, Ан вошёл в душевую кабину:

— Будь уверена, я уговорю отц…, — ледяная струя окатила Ана. У него перехватило дыхание, и через секунду раздался вопль: — А-А-А-А!!!!

–Сынок, у тебя все хорошо? — забеспокоилась мама.

— Да, все хорошо! — стуча зубами, прокричал Ан.

— Проклятая машин…А-А-А-А-А! — поток горячей воды унял дрожь, восстанавливая дыхание.

Тёплый воздух окутал тело, за несколько секунд высушил его и волосы. Душевая кабина открылась, и он пулей вылетел.

Створки платяного шкафа раскрылись. Ан хотел достать свой любимый пушистый домашний халат, но после контрастного душа тело горело, и он передумал, надел спортивные темно-синие брюки серебристую кофту без рукавов и белые лёгкие тенниски.

— Перед выходом проверьте, пожалуйста, состояние здоровья.

Ан сердито покосился на открывшееся около двери углубление, изображавшее отпечатки человеческих ступней, и встал в него.

Через несколько секунд женский голос произнёс:

— Восстановление прошло успешно. Координация налажена. Состояние здоровья хорошее. Успешного вам дня, Андо.

Дверь, щёлкнув замком, открылась, и Ан вышел, в сердцах пнув её.

***

Ан бежал на снегокатах между заснеженных деревьев тайги. Первый восторг полёта сменился спокойной радостью движения. Он немного устал. Взглянул на компас: два с половиной километра от дома. «Надо возвращаться. Для первого раза хватит. Скоро отец придёт, и поедем в Зимний городок. Хорошо как!»

— Э-ге-ге-ге! — Ан раскинул руки и запрокинул голову. Солнце выглянуло из-за верхушки огромного кедра и пустило ему в глаза озорной луч. Серо-зелёные глаза мальчика стали изумрудными, как молодая трава, только-только показавшаяся из-под снега. Он зажмурился и засмеялся. Послышалось хлопанье крыльев. С ветки взлетела крупная птица, и снег, сбитый её лапами, залепил ему лицо. Мальчик, смеясь и отфыркиваясь, отряхнулся, потом огляделся, прислушался. Тихо. Только иногда тишину нарушали возгласы птиц. Вот что-то забормотало, заухало. Снег искрился на прогалинах и на ветвях деревьев, отражая солнечный свет, резко очерчивая сумрачную темноту, прятавшуюся под густые лапы елей.

Впереди справа Ан увидел просвет и двинулся туда. Легко скользя на снегокатах, он подбежал к опушке леса. Белое ровное поле в полукилометре от тайги пересекала трасса. Под прозрачным куполом Ан разглядел огромные машины. Те, что утром ему представлялись крохотными прямоугольниками-машинками, сейчас выглядели огромными многотонными гигантами.

От трассы в сторону тайги отходило ответвление, заканчивающееся автостоянкой и кафе. Ан увидел, как на него свернула одна из машин. Она была совсем не похожа на мощные трейлеры. Небольшой компактный вездеход, съехал с автотрассы и остановился.

«Странно, — подумал Ан, — кто это решил путешествовать по автотрассе? Это же опасно и очень медленно. Куда лучше лететь. Может эко-турист? Нет. Чего это туристу болтаться в трубе? Кто это может быть?».

Ан увидел, как у машины открылись подкрылки, колеса спрятались под днище, и она тяжело, почти касаясь снега, полетела к тайге.

«Вот это да! Зачем её в тайгу-то понесло? По полю ещё пройдёт, а в лесу как? Тут я даже на снегокатах не везде пройти могу». Мальчик с любопытством следил за ней, пока его внимание не отвлекла сверкающая в небе искра.

«Дрон? — Ан вглядывался ввысь, — Торгаш? Не похож на пузана. И по бокам какие-то странные штуковины». Такой формы мальчик ещё не видел. Он даже на время забыл о странной машине, летящей над полем к тайге. Стальное вытянутое тело с откинутыми назад крыльями и двумя длинными овальными трубками пикировало с огромной высоты. Проследив взглядом траекторию его полёта, мальчик понял, что он нацелился на машину.

Ан вытянув шею и приоткрыв рот, не сводил с него глаз.

Беспилотник снижался быстро и резко, будто хищная птица. Вездеход, словно почувствовав опасность, взревел и прибавил скорость.

Мальчику стало страшно, он прижал руки к груди, где лихорадочно билось сердце: — «Не успеет»!

Подлетев к машине, дрон полетел параллельно в нескольких метрах над ней. Вжик — вжик — вжик — услышал Ан и увидел, как маленькие снежные фонтанчики вспенили снег вокруг машины. Она, вздрогнув, остановилась и осела на снег. Тёмная жидкость медленно растекалась из-под днища. Беспилотник отлетел в сторону и завис. Ан увидел, что из его боковых трубок вырвался огонь и опалил машину, которую мгновенно охватило пламя.

«Сейчас взорвётся!» — Ан в ужасе смотрел, не в силах отвести взгляда от пылающей машины.

Беспилотник развернулся и растворился в небе.

«Что же там, в машине, все погибли? А может, и не было людей, автоматика взбесилась, и её решили уничтожить?» — Ан в нерешительности замер на месте: подойти или нет? Страх не отпускал его.

Дверь машины открылась, и из неё на снег вывалился человек. В тёмно-зелёном комбинезоне и со шлемом на голове такого же цвета. Комбинезон напомнил мальчику униформу отца. Таким Ан видел его однажды, когда на уроке профориентации их класс водили в лабораторию, где он работал. «Кто это? Кто-то из лаборатории? За что его хотели сжечь? Как такое может быть?!» — ужаснулся Ан.

Человек перевернулся со спины на живот, и, лихорадочно загребая снег, пополз от машины. Потом поднялся и, проваливаясь по колено в снег, бросился к тайге.

От грохота взрыва Ан плюхнулся в снег и обхватил голову. Несколько минут он просидел, приходя в себя. Отдалённый гул мотора заставил его привстать и выглянуть из-за дерева. На месте машины зияла чёрная дыра. Ан поискал взглядом человека и вдруг увидел его рядом. Он бежал прямо на него! Каких-то двести метров отделяло человека от тайги и от того места, где находился Ан, когда в небо над пролеском с его противоположной стороны, ворвался везделёт. Машина быстро приближалась. В рёве мотора Ан отчётливо услышал злые торопящиеся звуки: вжик—вжик—вжик.

Ан знал, что злые люди, несмотря на строжайший запрет, с везделётов охотились на крупного зверя, которого разводили в тайге, но, чтобы так охотились на человека?! Везделёт летел так низко, что Ан увидел людей в камуфляже, целившихся в бегущего. Мальчик видел, как мужчина кидался из стороны в сторону, падал, утопая в снегу, пытаясь уйти от пуль.

С замиранием сердца Ан следил за ним. Преследуемый почти добежал до деревьев.

«Успеет или нет?», — прижав руки к груди, мальчик почти не дышал. Он не знал, кто этот человек, но всей душой желал ему спасения. «Успел!» — обрадовался Ан, увидев, как мужчина последними скачками скрылся в тайге.

И тут же в месте, где незнакомец только что был, снег вспенился от пуль. Везделёт вышел из пике и пошёл на разворот. Продолжать преследование в тайге на нём было бессмысленно. Мальчик обрадовался, что человек спасся, но увидел, как на снег из зависшей машины, выпрыгнули четверо, в руках у них было оружие. Они направились в сторону тайги, туда, где скрылся беглец.

«Они найдут его, обязательно найдут!» — сердце мальчика испугано колотилось в груди. Ему очень хотелось помочь незнакомцу. Не раздумывая, он кинулся к нему. Как ему мог помочь? Что он мог сделать? Он не знал. Но он чувствовал, что он должен быть там, что он может помочь.

Место, где скрылся человек, было к Ану намного ближе, чем к его преследователям. Ан легко бежал на снегокатах, словно летел по снегу. Пять минут, и он увидел за тяжёлыми лапами могучих елей, на небольшой поляне лежащего неподвижно человека. Ан замер. Страх так сковал его, что он не мог подойти: он увидел, что снег рядом с лежащим, окрасился красным. «Кровь! — понял мальчик. — Его ранили! Может, убили?!»

Тихий стон вывел Ана из оцепенения. «Живой!» — он осторожно приблизился к раненому.

— Дяденька, вы живы? — мальчик склонился над телом. Мужчина лежал на спине и смотрел в небо между деревьями. Лицо его было спокойным и белым, белее недавно выпавшего снега. Шлем слетел с головы, и чёрные волосы почти закрыли высокий лоб, падая на худощавое лицо. Заострившийся нос, зубы, закусившие нижнюю губу.

— Дяденька, вам больно?

Мужчина вздрогнул и перевёл на мальчика взгляд бледно-голубых глаз.

— Ты кто? — прохрипел он.

— Я — Ан. Мы живём тут в городке. Мой отец работает в лаборатории комбината. Вы ранены, вам нужна помощь! Я видел, за вами идут четверо, они скоро будут тут. Надо прятаться!

— Ан…, — незнакомец тяжело перевёл дыхание, было слышно, как что-то булькает в его горле.

— Я не смогу уйти, — с трудом произнёс он, в уголках губ запузырилась кровь. — А ты уходи. Убегай скорее, пока тебя не увидели.

Ан нерешительно топтался на месте.

— Уходи, скорее…они придут,…увидят тебя,…убьют… — Мужчина захрипел. Судорога прошла по его телу, и он затих.

«Умер»? — ужаснулся мальчик. Слезы застилали ему глаза. Страх свёл живот. Первый раз он видел так близко, как умирал человек.

Справа он услышал всполошённые крики птиц.

«Идут. Надо бежать!», — и бросился в тайгу.

***

Четверо склонились над лежащим на снегу мужчиной:

— Живой, гад.

Один из них вывернул его карманы. Другой отошёл и достал рацию. Остальные двое разворачивали походные носилки.

— Ничего нет, — басовито сказал тот, кто осматривал карманы. — Странно, выбросил что ли. Или спрятал в лаборатории?

Он отошёл, внимательно осматривая все вокруг.

— Смотрите! Тут следы. От снегокатов и, похоже, детские. Вот здесь следы идут прямо сюда. А потом, — он обернулся, проследив взглядом, — потом ушёл в тайгу.

Мужчины переглянулись.

— Связной — ребёнок? Отправили за материалами? — старший задумчиво потёр подбородок.

— Ну, ты даёшь, Клим, кто мог знать об операции? Случайный свидетель, скорее всего.

— Возможно, возможно. Но где тогда материалы? Ладно, Гвин, Алекс, грузите этого. Гвин, сделай всё, чтоб жил. Он должен сказать, где материалы! Симон, давай к месту взрыва машины, посмотри там. Если он оставил их в машине, они должны сохраниться.

Клим повернулся к тайге, туда, где терялись следы Ана:

— Чёрт, по тайге без снегокатов сейчас не пройти. Ладно, полетаем немного. У ребёнка должен быть браслет. Попробуем засечь.

Послышался сигнал вызова, и он склонился над рацией:

— База, я — тридцать пятый. Объект отработан. Из машины его выкурили, взяли в тайге. Жив, но ранен. Цели при нём нет. Проверим место и везём на базу. У нас непредвиденное обстоятельство: есть свидетель. Похоже — это ребёнок. Катался тут на снегокатах. Его следы обнаружены около объекта, потом уходят в тайгу. Покружим немного тут, попробуем обнаружить и опознать по браслету. Через час будем на месте.

***

Ан бежал по снегу, едва успевая уворачиваться от пней и стволов. Он устал и, хотя в голове билась: “Быстрее! Быстрее! Быстрее!”, очень скоро наступил момент, когда он больше не в силах был сделать ни шагу. Мальчик остановился, привалился к дереву и закрыл глаза, пытаясь унять дрожь в коленях: «Сейчас. Минутку отдохну».

Позади него закричали птицы, и Ан услышал отдалённый приближающийся гул. «Летят! За мной! Что делать?!» — кровь застучала в висках. Ан огляделся. Недалеко он увидел невысокую, но мохнатую ель. Её нижние лапы лежали на земле, занесённые сверху снегом. “Туда! Скорее!”. Ан быстро сложил снегокаты, и нырнул под ветви. Прополз в самую середину и прижался к стволу, боясь дышать.

Звук мотора нарастал. Ану казалось, что везделёт нашёл его и завис над вершиной ели, под которой он спрятался. Мальчик закрыл глаза, почти теряя сознание от ужаса. Вибрация браслета обожгла сознание. Он взглянул на него: “Мама вызывает! Они могут засечь!”. Быстро сняв варежку, он дрожащими пальцами отключил его. Взглянул на компас: 3259 километров от дома. “Нарушил слово… Потом. Потом”.

Оглушительный рёв разрывал голову. Сердце испугано колотилось в груди: “Почему они не улетают? Почему они не улетают?”. Наконец, звук изменился. Он сместился, и Ан понял, что везделёт медленно делал полукруг над тайгой. Преодолев страх, мальчик чуть отогнул лапу ели и посмотрел на небо. Везделёт сделал полукруг над тайгой, развернулся и полетел в противоположную от городка сторону. При развороте на солнце вспыхнула его эмблема-голограмма, и Ан увидел руку, на открытой ладони которой лежала Земля. Голубая энергия, переливаясь, устремлялась вверх по руке и огибала Земной шар, который медленно вращался в сполохах голубого огня. Рёв машины стал постепенно затихать, удаляясь.

Когда звуки двигателя стихли, Ан выбрался из своего убежища.

“Домой! Скорее домой! Мама! Я же отключил браслет!” — мальчик включил его, и в то же мгновенье на дисплее запульсировал красный сигнал экстренного вызова, появилось лицо мамы, и Ан услышал её взволнованный голос:

— Ан! Что случилось? Ты почему отключал связь? С тобой всё в порядке? Ты почему так далеко ушёл? Ты же обещал!

— Всё в порядке, мам!

— Отец выезжает за тобой немедленно, не смей отключаться и оставайся на месте!

— Хорошо, ма! Прости!

Ан стряхнул снег с пня и сел. Навалилась усталость. «Как долго нет отца…». Наконец, послышался звук приближающегося снегохода, и вскоре мальчик увидел, как небольшая юркая машина лавирует между деревьями, приближаясь. Развернувшись, отец остановил снегоход и, проваливаясь по колено в снег, заспешил к сыну. Подбежал, схватил его за плечи и сердито встряхнул:

— Что за шутки, сын! Почему отключил браслет? Ты же знаешь, это категорически запрещено. Что случилось?

— Пап, я видел, как убили человека!

Отец отпрянул:

— Что ты говоришь, — прошептал он, — какого человека? Кто убил?

— Они прилетели на везделёте и гнали его по снегу. Вон там. Недалеко от автотрассы. Помнишь, к нам приезжал твой знакомый и показывал видео, как он охотился на кабанов? Вот так и на этого человека, — Ан покачнулся. Отец прижал его к себе и понёс к снегоходу.

— Но он успел добежать до тайги! — Ан шептал отцу на ухо. Силы оставили его. — Я видел. Я хотел помочь. А у него кровь… И вокруг всё в крови… Я подумал, что он умер.

Отец посадил его в снегоход и пристегнул страховочный ремень.

— Папа! Он не умер, он велел мне убегать. Сказал, что если они меня увидят, то убьют! Он сказал и умер, — Ан огромными глазами, в которых бился немой вопрос, смотрел на отца.

Отец обнял его, погладил по голове, с которой соскочил капюшон комбинезона.

Ан отстранился, взял руку отца и сжал её:

— Я побежал, а они искали меня! Летали над тайгой! И тут мама позвонила, а я подумал, что меня сейчас засекут, — на глаза его набежали слёзы.

— Всё, сынок, успокойся. Всё будет хорошо. Поехали домой, — чуть осипшим голосом сказал отец. Прокашлялся и поднёс к лицу браслет: — Юль, всё хорошо. Мы скоро будем дома.

Снегоход взревел, и они понеслись.

***

Юля видела в окно, как снегоход затормозил, как Поль взял Ана на руки и понёс в дом. Она бросилась открывать дверь. Лифт подъехал, и показался бледный Поль с Аном на руках.

— Что такое? Что с ним?

— Ничего страшного, уснул. Перенервничал.

— Перенервничал?!

— Тихо, Юль, не кричи. Пошли в комнату. Я сейчас всё расскажу, только положу Ана.

Они раздели и уложили Ана в постель.

Уже лёжа в кровати, он вдруг приподнялся и лихорадочно прошептал:

— Я знаю их опознавательный знак. Я видел!

— Какой опознавательный знак? Ты о чём, сынок, — мама погладила его по щеке.

— Ну, там, на везделёте, я видел, когда он разворачивался. На солнце сверкнула голограмма. Очень красивая, как будто рука, а на ладони наша Земля крутится, и всё сияет голубым.

— Что ты сказал?! — прохрипел отец. Мать застыла, как белое изваяние.

— Правда, я не вру. Такая эмблема: рука и Земля вертится.

— Выкинь бредни из головы! Чтобы я больше никогда об этом не слышал! Если ты не хочешь, чтобы тебя изолировали, как сумасшедшего, никому об этом не говори! Ты понял?! Никому и никогда! — отец схватил его за плечи и принялся трясти, лицо его исказилось: растерянность, страх, гнев — всё смешалось на нём.

Ан испуганно смотрел на него, руки отца тисками сжали его.

— Папа, мне больно! — пискнул мальчик.

Бледная Юля метнулась к мужу, положила руку ему на плечо. Отец перевёл дыхание:

— Прости, сынок. Ты нас с мамой очень расстроил. Если ты не хочешь, чтобы нас тоже убили, как того человека, то никому никогда не рассказывай о том, что видел. Ты понял? От тебя зависят наши жизни.

Ан похолодел:

— Я никому, никогда.

— Вот и хорошо. Забудь всё, как будто ничего не было, а я обязательно всё разузнаю, и, если смогу, помогу тому мужчине, думаю, он жив, и ты ошибся, его никто не хотел убивать. Хорошо?

— Хорошо.

— Ложись. Тебе надо поспать. Спи и не бойся ничего, — отец укрыл его пледом.

Мама принесла любимую чашку Ана с каким-то пахучим напитком:

— Выпей, сынок, это успокоит тебя, и ты хорошо выспишься.

Она наклонилась и погладила сына по голове, поцеловала в щёку:

— Мы очень волновались о тебе. Никогда больше не отключай браслет, когда мы знаем, где ты, мы всегда сможем прийти на помощь. Если бы ты знал, как страшно было потерять тебя! Я чуть с ума не сошла! Если ты любишь меня, не делай так больше никогда. Хорошо?

— Хорошо, ма, — ответил Ан. Лекарство подействовало, и он уснул.

***

Юля взяла Поля за руку и потянула из комнаты:

— Пошли. Ты мне всё расскажешь.

Тихо прикрыла дверь.

Потом они долго сидели в полумраке комнаты на диване, прижавшись друг к другу.

— Мне страшно, Поль! Что делать? Что делать?

Никогда он не видел в любимых глазах страх, а теперь он бился, сжимая в точки зрачки и полыхая серо-зелёным костром. Поль поцеловал её руки:

— Не волнуйся, всё будет хорошо.

— Как хорошо? А вдруг они засекли? Они же убьют его!

— Ну что ты такое говоришь! Когда ты слышала, чтобы они кого-то убили? Сама подумай, зачем им убивать какого-то мальчика?

— Он видел.

— Ну, и что он видел? Как они преследовали кого-то? Может, это преступник, которого надо было арестовать?

— Тогда об этом сообщили бы в новостях.

— Возможно, ещё сообщат. И потом неизвестно, знают ли они об Ане. И, даже если знают, то совершенно ни к чему убивать его, достаточно просто стереть память об этом.

— И нам? — её колотила дрожь.

Поль обнял её:

— Юль, успокойся. Давай выпьем чаю? Хочешь?

— Не хочу, но выпью. Никак не могу взять себя в руки.

— Посиди, сейчас принесу.

Поль поднялся.

— Нет, я с тобой. Я не могу тут одна.

— Ты, прям, как маленькая, — он улыбнулся и поцеловал её в висок. — Ну, пошли в столовую.

Они сидели за столом и молча пили чай. Надо было принять какое-то решение.

— Поль, я хочу исчезнуть, спрятать нашего мальчика. Нельзя вот так сидеть и ждать, что будет дальше.

Поль молча крутил чашку на блюдце.

–Хорошо, — наконец, сказал он, — мы уедем. Помнишь Грина? Мы с ним вместе заканчивали университет в Наукограде.

— Смешливого толстяка? Конечно, помню. Он приезжал к нам на объявление заключения брака.

— Он звонил мне три месяца назад. У них там открывается новое отделение в лаборатории, как раз по моему профилю, Грин предлагал возглавить.

— Правда? — радостно воскликнула Юля. — Как было бы хорошо! Давай уедем! А где это?

— Далеко, почти у Уральских гор.

— Так это замечательно, — радостный румянец проступил на её щеках, — свяжись с ним. Спроси в силе ли предложение!

Поль взглянул на браслет: три часа дня; нажал чуть выступающую с боку пластинку, браслет развернулся в небольшой дисплей. Он назвал код вызова, и вскоре на экране появилось улыбающееся лицо Грина.

— Привет, Поль! Рад тебя видеть! Ты как?

— Привет, Грин! Нормально. Вот сегодня день рождения сына, и у нас с Юлькой день воспоминаний. Вспомнили свадьбу. Друзей. Вот решили позвонить тебе, узнать, как у тебя дела.

— О! Молодцы, что позвонили! Поздравляю с днём рождения сына. Сколько ему? Десять? Как быстро бежит время! Как давно мы не встречались.

— Скоро двенадцать. Да, давно мы не виделись вживую, и звоним-то не часто, все дела. Крутимся, как роботы на конвейере.

— Как у тебя дела?

— Всё хорошо, как обычно. А у тебя? Как новая лаборатория? Заработала? Я думал о твоём предложении. Вакансия ещё открыта?

— Извини, Поль, мне жаль, но штат уже укомплектован. Что ж ты мне раньше не позвонил!

— Да, ладно. Это я так, к разговору. Хотел услышать твой голос. Ты ещё не женился?

— Нет, — засмеялся Грин, — никому не нравится такой толстый увалень, как я.

— Просто сидишь всё время или дома, или на работе. Никуда не ходишь. В инете и то не видел тебя уже сто лет. Может хоть к нам выберешься? На рыбалку сходим, ты всегда любил порыбачить. Да и сибирячки у нас тут, ох какие красивые есть.

— Спасибо, Поль. Было бы здорово. Давно я никуда не выбирался. Всё работа. Если летом удастся, то приеду. Спасибо за приглашение.

— Ну, ладно. Давай. Звони, не забывай.

— Хорошо. Привет Юле. Рад был услышать. До связи.

— Передам. Пока. Звони!

Поль взглянул на жену. Она стояла у окна, плечи её чуть подрагивали.

— Не плачь. Я что-нибудь придумаю.

Она повернулась и уткнулась ему в грудь. Поль погладил её по голове.

***

Ровно в семь утра школьный гимн разбудил Ана. Он лежал с закрытыми глазами и слушал бодрую мелодию, от которой по телу разливалась радость и желание немедленно сделать что-то хорошее, нужное всем и главное очень нужное ему самому. Вот сейчас он откинет одеяло, встанет и совершит что-то такое замечательное, что весь мир радостно встрепенётся!

Ан бодро вскочил с постели. Мелодия будильника затихла, но чувство радостного энтузиазма не пропало, лишь спряталось куда-то очень глубоко в подсознание. Он побежал в личную комнату, и, там, стоя под душем, вспомнил события вчерашнего дня. Сердце неприятно и непривычно сжалось.

«Ничего не было. Папа сказал, что надо всё забыть. Я забуду. Уже забыл», — думал Ан, подходя к школе.

Что-то холодное и крепкое стукнуло ему в лоб. От неожиданности Ан споткнулся и сел на снег. Послышался заливистый смех. Ан поднял голову и увидел своего друга — Дара.

— Ты чего виснешь на ходу? — подбегая к нему и помогая подняться, спросил Дар.

— Ничего не висну. А ты что такой радостный сегодня, не терпится начать отжимания? Конечно, твоё любимое занятие — работать мышцами, а не головой, — ворчал Ан, отряхиваясь.

— Зато ты любитель зависать. Тебя и погулять-то не дозовёшься. Любитель сидеть на заднице и представлять, что ты герой. Вирта — герой, Ха-ха!

— Ну, что за ерунду ты говоришь! — разозлился Ан. — Мне вчера снегокаты подарили, и я в тайге весь день катался! — Ан произнёс горделиво, но тут же опомнился и прикусил язык.

— Врёшь? — Дар даже остановился, во все глаза глядя на Ана.

— Ничего не вру. С десяти можно одному ходить в тайгу. Если хочешь, в выходные приходи ко мне. Я тебе покажу.

— Зайду! — Дар хлопнул его по плечу. — Погнали, а то опоздаем на экомир.

***

На табло шкафчика Ана бегущей строкой высвечивался текст — напоминание, что для занятия по экомиру необходимо надеть тёплый спортивный костюм. Ан приложил указательный палец правой руки к углублению в правой нижней части табло, бегущая строка замерла и исчезла. Дверца шкафа открылась, задняя стенка отъехала в сторону, и оттуда выехал вешалка, на которой висел тёплый спортивный костюм. Он едва успел натянуть его и ботинки, как зазвучала мелодия начала занятия.

***

На пороге зала показался робот — толстячок чуть больше метра высотой с синими светящимися глазами и улыбкой во всё лицо.

Он резво вкатился в зал, толкая перед собой, большую коробку на колёсиках.

— Привет! Привет! Привет! — радостно приветствовал робот учеников, вращая глазами.

Следом за ним шла наставница — невысокая хрупкая девушка в спортивном светло-коричневом костюме.

— Здравствуйте!

Ребята быстро выстроились в одну линию по росту. Первый в строю сделал шаг вперёд:

–Здравствуйте, наставница. Класс начального уровня к занятию по экомиру готов!

— Отлично. Встаньте в строй.

Она прошла вдоль строя ребят, внимательно их осматривая.

— Хорошо! Сегодня чудесный день. Да и снега выпало достаточно, а значит, мы сможем покататься не на искусственном поле, а на стадионе. Надеюсь, все надели тёплые костюмы, как я просила, — сказала она и обернулась к роботу: — Пик, раздай снегокаты.

Дети восторженно загудели. Помощник наставницы быстро засеменил вдоль строя, на ходу доставая из большой коробки сложенные снегокаты и передавая их ученикам.

— А теперь на стадион, и побыстрее, пожалуйста!

Через десять минут все стояли на заснеженном поле, где кем-то уже была проложена лыжня. Полтора часа пролетели незаметно и весело. Итоги подводили уже в спортивном зале, по ним у Ана получился лучший результат.

— Ну, конечно, кто бы сомневался. Ты ж вчера целый день тренировался, — ворчал Дар, с завистью поглядывая, как увеличиваются баллы за экомир у Ана, и он получает первое место, которое обычно всегда было у него.

Наставница обернулась:

— Ан, ты вчера катался в тайге?

Ан вспыхнул и замер.

«Сказать или нет» — мелькнуло в голове Ана. Сердце его колотилось. «Нельзя говорить! Но я уже проболтался Дару. Что делать?!» — с ужасом думал он.

— Да, — неуверенно произнёс он, — у меня вчера был день рождения. Мне подарили снегокаты, и я немножко покатался во дворе.

— Это замечательно! Катайся почаще пока снег. Это очень укрепляет сердце и лёгкие, даёт тонус всему организму. Молодец! — наставница внимательно посмотрела на Ана.

Зазвучала мелодия окончания урока.

— Всем хорошего дня и успешных занятий! Пик, собери инвентарь, — наставница вышла из зала.

Все, хохоча и толкаясь, кинулись к роботу.

***

Все остальные уроки Ан был молчалив и рассеян, даже на своём любимом, игровом программировании.

— Обратите внимание на задание возвратной функции. Не забывайте, что после выполнения задания, персонажи должны вернуться в исходное положение, — наставник остановился рядом с Аном, недоуменно смотря на его монитор.

— Андо, что это такое? — наконец, спросил он.

Ан вздрогнул и взглянул на экран. Его спасатели, которые по сценарию должны были сесть в лодку и выйти в море, чтобы спасти утопающего, на берегу закапывались в песок. Ан похолодел.

— Что это такое? Вы не заболели?

— Нет, — пролепетал Ан, — простите, я задумался.

— Задумался?! Это как же надо задуматься, чтобы написать такую программу? О чём вы задумались? Об игре в песочек?

Класс взорвался смехом.

— Нет, о своём первом высшем балле на уроке экомира, — хохотнул кто-то из ребят.

Класс веселился.

— Тихо! — Наставник утихомирил класс. — Андо, безусловно, физическая культура необходима для сохранения экоздоровья человечества, но она не должна замещать мозги, тем более такие светлые, как у вас! Всё должно быть гармонично, и ничто не должно идти во вред другому. Вы поняли меня?

— Да, наставник, понял.

— Хорошо. Я надеюсь, до конца урока вы успеете исправить это безобразие, и напишите нужную по сценарию программу.

— Я постараюсь.

***

День в школе тянулся для Ана необычайно долго и мучительно. Едва дождавшись окончания занятий, он поспешил домой.

«Как же так? Я не понимаю. Наш мир самый лучший и самый справедливый из всех, что были когда-либо на Земле. Я это точно знаю! Как же так? Убили человека, и отец запретил об этом говорить! Надо было сразу, ещё вчера сообщить Хранителям. Они бы быстро поймали преступников! Почему отец запретил об этом говорить? И мама молчит».

Внезапно он остановился: «А может это были сами Хранители, и это они гнались за преступником? Тогда почему не было объявления в новостях, и почему надо скрывать то, что я видел? Секретная операция? Убитый один из членов в банды? Тайна следствия?». У него разболелась голова, и он решил больше не думать об этом.

Вечер прошёл как обычно. Ни отец, ни мама не вспоминали о случившимся, но Ан чувствовал их беспокойство, хотя они старались скрыть его. Непривычная задумчивость отца, его тревожные взгляды на побледневшую мать выдавали их. Ан тоже решил ничего не говорить, и не рассказал о том, что проговорился в школе. Не хотел лишний раз их расстраивать.

***

На другой день вечером отец вернулся с работы весёлым.

— Всем привет! Я дома! — с порога прокричал он. Ан выбежал из своей комнаты, мама выглянула с кухни.

— Догадайтесь, какую новость я вам принёс? — смеясь и стаскивая у порога ботинки, спросил он.

— Какую новость? — спросил Ан.

Подошедшая мама вопросительно смотрела на отца.

— Ни за что не догадаетесь, — отец взъерошил Ану волосы, поцеловал жену в щёку, и, наконец, сказал: — Мне дали повышение: предложили возглавить лабораторию. Она создаётся при новом комбинате удобрений.

— О! — воскликнула мама.

— Поздравляю! — подпрыгнул Ан.

— Только, к сожалению, мы должны будем переехать на новое место. Это далеко отсюда. Очень далеко, почти под Москвой, — он, улыбаясь, смотрел на маму. Она улыбнулась в ответ.

— Ты как? — отец повернулся к сыну. — Не против переехать? Тебе надо будет привыкать к другой школе, к новым товарищам и наставникам.

— Я совсем не против! — Ан понимал, что родители рады переезду, и не только потому, что отцу дали долгожданное повышение, но и потому, что произошло с ним в тайге.

— Ну, вот и хорошо, — сказала мама. Лицо её порозовело, как будто облако ушло с неба, открывая солнце, которое тронуло нежным румянцем лицо. — Мойте руки, и ужинать.

Уже сидя за столом, отец продолжал:

— Уезжаем послезавтра. Там чрезвычайная ситуация. ЕКЦ отметил резкий рост потребности в удобрениях в одном из элизиев в следующем полугодии. Надо срочно разворачивать новый комбинат и лабораторию.

— А как же школа? — спросила мама. — Правилами запрещено переходить в другую школу в середине года.

— Не беспокойся. Всё улажено. Мне обещали, что завтра директор получит официальный запрос на перевод. Тебе только надо будет сходить в школу и всё подтвердить.

***

На другой день, после того, как Ан убежал в школу, а Поль ушёл на работу, Юлия отправилась к директору школы. Она раньше никогда не встречалась с ним лично. Всё общение с наставниками и пару раз с директором проходили исключительно буднично — виртуально. Но сейчас, чувствуя ответственность момента, Юлия решила не только лично подтвердить запрос, но и выразить директору уважение и благодарность за годы обучения сына.

Созвонившись с самого утра, она договорилась о встрече на двенадцать часов, и теперь у неё было около получаса, чтобы добраться.

Без пяти минут двенадцать она вошла в приёмную. Ей на встречу поднялась симпатичная девушка — робот-секретарь. Узнав о цели визита, она улыбнулась и отправила запрос директор, и Юлию пригласили в кабинет.

Её встретил пожилой невысокий человек:

— Здравствуйте, Юлия, очень рад личной встречи с такой обворожительной женщиной!

— Здравствуйте, Павел, — засмущалась она.

Павел протянул ей руки, она подала свои. Он чуть склонил седую коротко стриженую голову, внимательно рассматривая посетительницу. Улыбнулся.

— Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь, вот сюда, — подошёл к небольшому столику, рядом с которым стояли два трансида, отодвинул один из них, и жестом пригласил женщину сесть. Юля села, и трансид мгновенно принял форму её тела. Он был мягким, очень комфортным, чутко улавливал каждое движение, подстраиваясь.

Директор сел рядом:

— Как ваши дела, всё ли хорошо, как здоровье?

— Спасибо большое. Всё хорошо. Даже очень, вот поэтому я тут.

— Заинтриговали, — засмеялся Павел.

— Я насчёт сына. Мужу дали новое назначение, и мы должны уехать с ним. Переезд назначен на завтра. Мы с мужем хотели бы искренне поблагодарить вас, наставников за Андо. Он сильно изменился за эти пять лет: повзрослел, стал серьёзным добрым мальчиком. Полюбил заниматься на компьютере и мечтает стать программистом. Всё это благодаря школе.

— Ну, что вы! — протестующие поднял руки директор. — У вас прекрасный сын, очень способный, мы только помогаем ему раскрыть себя.

— Спасибо большое.

Помолчали.

Юлия сплела пальцы:

— Да! Нам пока не поступили документы Андо из школы. Пришлёте позднее?

— Да, да! — директор потёр лоб. — Я получил сообщение и запрос вчера вечером. Ан очень хороший мальчик, отличный ученик, — директор помолчал, откинулся на спинку трансида, — и хотя у него нет проблем с обучением, я должен вас огорчить!

Лицо его стало печальным, он развёл руками:

— Я не могу отчислить его в середине учебного года. Смена школы может выбить из учебного процесса и серьёзно сказаться на результатах аттестации. Этого нельзя допустить. Ребёнок должен закончить учебный год в той школе, где начал обучение. Таков порядок. А уже новый учебный год он начнёт в другой школе. Даже не сомневайтесь!

— Как в новом учебном году? — бледная Юлия поднялась. — Это совершенно невозможно! До конца учебного года ещё четыре месяца! С кем мальчик будет тут жить? Муж уедет завтра, я должна быть с ним.

Директор тоже поднялся:

— Успокойтесь, пожалуйста! Присядьте, — взял дрожащую Юлию за плечи и почти силой заставил её сесть. — Ну что вы! Нельзя же так переживать! — заглянул в глаза, полные слёз. — Хотите чаю?

Юлия не ответила.

Он быстро подошёл к столу и соединился с секретарём.

— Клео, пожалуйста, принесите успокаивающий чай и кофе.

— Хотите пирожное? Оно совершенно не навредит вашей изумительной фигуре, — улыбнулся он, пытаясь разрядить обстановку.

Юлия отрицательно покачала головой:

— Нет, Павел, я вас прошу отпустить мальчика с нами. Он никогда раньше не оставался один.

— Он и не будет один! — воскликнул Павел и дотронулся до её руки. — Он будет жить при школе. У нас тут есть отличные, очень уютные комнаты — детские. Там живут дети, чьи родители вынуждены уезжать в командировки. Это же обычное дело! Андо будет с другими детьми и под постоянным присмотром взрослых. Все будет хорошо. Ему понравится. Я вам гарантирую это.

Вошла Клео, поставила на столик чашечки и вышла.

— Выпейте, пожалуйста, чаю. Вам нужно успокоиться. Я, честно сказать, совсем не ожидал такой реакции на вполне обычное дело, — директор подвинул чашечку к Юлии.

— Нет, спасибо.

— Выпейте, выпейте! На вас лица нет.

Юлия нехотя отпила глоток. Чай был терпким. Она ощутила вкус мяты и ещё чего-то приятно кисло-сладкого. Отпила ещё. Теплота разлилась по горлу, груди, растворяя тугой комок огорчения.

— Спасибо, — она поставила чашку на стол, — очень вкусный чай. И все-таки мы с мужем очень бы вас просили отчислить Андо. Как нам сообщили, школа рядом с новым местом работы мужа, готова принять мальчика. Прошу вас!

— Мне очень жаль, но это исключено, — директор поднялся, показывая, что дальнейший разговор бесполезен, и его лучше прекратить.

Юлия поднялась.

— Всего вам доброго, Юлия! Счастливого пути! За Андо придут завтра в десять утра. Связь с ним у вас будет круглосуточной. Большего я для вас сделать не могу.

Юлия постояла, беспомощно глядя на директора:

— До свидания, — наконец, произнесла она.

— До свидания.

***

Вечером состоялся семейный совет, на котором предстояло решить, что делать дальше. Оставить Ана одного родители не могли, а все попытки найти выход из сложившейся ситуации были безуспешны. Наконец, было решено, что Поль откажется от назначения, пусть это и поставит крест на его карьере.

Неожиданный сигнал у двери заставил их вздрогнуть.

— Кто бы это мог быть? — Поль тревожно переглянулся с Юлией и пошёл открывать. На пороге стоял сосед Кир.

— Привет, Кир, проходи, — Поль отошёл в сторону, пропуская его.

— Привет, Поль я на минутку. У меня ворота заклинило, а ты говорил, что у тебя есть корректор? Не одолжишь на пять минут, перезагружу?

— Конечно, о чём разговор. Проходи, сейчас принесу.

— Спасибо.

— Привет, Юлия, Ан, как дела? — спросил Кир, заходя в комнату.

— Собираетесь куда? — оглядел он коробки, громоздящиеся в углу.

— Да вот переезжаем. Поля назначили руководителем новой лаборатории.

— О, поздравляю, Поль!

— Да собственно не с чем, — ответил Поль, передавая Киру корректор. — Не уверен, что приму назначение.

— А что так?

— Ана с нами не отпускают. Говорят, должен год закончить тут. А мы его почти на четыре месяца не хотим одного оставлять.

— Да. Понятно. Жаль, — покрутил в руках корректор. — Спасибо, Поль, я быстро.

— Ладно.

Кир пошёл к двери, но вдруг остановился и обернулся.

— Слушайте, а кто там, в новой школе директор? Не Савелий Душаев?

— Да, — удивился Поль, — запрос из школы на Ана подписан Савелием Душаевым.

— Так, я его отлично знаю! — воскликнул Кир, — Он мой хороший знакомый. Я сейчас с воротами закончу и переговорю с ним. Может он уговорит вашего директора.

— Ох, как было бы здорово! — воскликнула Юлия.

— Спасибо, — дружески хлопнул Кира по плечу Поль.

— Да не за что пока! — засмеялся Кир. — Не переживайте, что-нибудь придумаем! — он подмигнул Ану.

Обрадованные, они не заметили, как, уходя, Кир искоса хмуро взглянул на них.

Этим же вечером вопрос был улажен.

***

Утро дня отъезда выдалось на редкость весёлое. Яркое солнце уютно устроилось на безоблачном небе и резвилось, пуская солнечные зайчики. Они прыгали и по солнечным батареям крыш соседних домов, и по крышам машин, куда-то спешащих с утра пораньше. Солнце рассыпало разноцветный переливающийся конфетти по снегу, обсыпало им деревья, даже мелкие кусты у подъезда, задорно подмигивали искрами Ану, когда он утром, только-только проснувшись, выглянул в окно.

«Уезжаем! Мы сегодня уезжаем! Навсегда!» — ему было очень весело, в груди его странно щекотало в предвкушении необычного приключения, и в то же время было грустно, совсем чуть-чуть грустно. «Ничего. С Даром мы обязательно будем видится по инету, — думал Ан, — Как там будет? Какие ребята? А наставники?».

— Ан, хватит мечтать! — позвала его мама. — Одевайся и иди завтракать.

Ан ещё минуту полюбовался весёлым утром, и побежал в личную комнату.

Настроение ему не испортила даже старая Эльза, которая заставила его сделать двадцать приседаний и облиться холодной водой, видимо решив, таким образом немного охладить его восторг ожидания поездки. И Ан в этот раз не стал ворчать. Смеясь, сделал приседания, визжа от восторга, поплескался в холодной воде. Эйфория его от этого не пропала, хотя чуть съёжилась и, став плотнее, спокойной радостью устроилась в груди.

***

Отец пришёл с работы после того, как они с мамой позавтракали.

Он вошёл в дом холодный с мороза, раскрасневшийся:

— А вот и я!

— Ну, как? — спросила подошедшая Юлия.

— Все в порядке, — ответил отец, снимая в прихожей шубу. Ан её подхватил и, встав на цыпочки, повесил. Потирая озябшие руки, Поль повернулся к ним.

— На работе все дела закончил. Вот ордер получил, — отец открыл сумку и достал оттуда небольшой круглый брелок-ключ от их нового дома. — Вещи доставит служба доставки. Она за ними приедет сразу после нашего отъезда. Только есть проблемка, — отец замялся, потирая тыльную сторону шеи.

Мама обеспокоенно посмотрела на него:

— Что случилось?

— Да ничего особенного. Просто, везделётов свободных сейчас нет.

— Как?

— Комбинатские на плановом техосмотре, на наших двух лабораторских начальство улетело на симпозиум в Наукоград. Вернутся только через пять дней.

— А как же мы?

— Придётся нам на вездеходе добираться до ближайшего городка, а там по железной дороге на скоростном.

— Здорово! — подпрыгнул Ан, захлопав в ладоши. — Я ещё никогда не ездил на скоростном.

— Но это почти двое суток в пути, — расстроилась мама, — Ан устанет.

— Ничего я не устану! Что я маленький?

— Ну, ладно, — вздохнула Юлия, — Пойдём, я тебя покормлю, мы уже позавтракали.

***

Ровно в час дня к подъезду подъехала небольшая машина. Отец вышел её принять. Вернулся он быстро, довольно улыбаясь:

— Ну, все хорошо. Пошли!

Взяв только самое необходимое, они вышли. Машина была хоть небольшая, но очень удобная. В распоряжении Ана был весь задний салон. Мама разместилась рядом с отцом, который занял водительское кресло.

Ан тут же защёлкал различными тумблерами и кнопками, открывая и закрывая всё, что можно было открыть и закрыть в пределах его досягаемости. Заголосило радио, которое сменил вспыхнувший телевизор, зашумела подача свежего воздуха и запшикал освежитель, наполняя салон ароматом хвои.

— Ан, успокойся, — обернулась к нему мама.

— Там слева маленькая чёрная клавиша, видишь? — спросил отец.

— Ага!

— Жми!

Ан ткнул в неё, и тут же на спинке сидения перед ним открылась ниша, из которой выехал монитор компьютера.

— Ого!

— Ну! Поиграй пока, если хочешь или в паутине поброди.

Но Ан уже не слышал его.

Отец задал маршрут и передал управление автоматике. Машина на секунду задумалась, а затем бесшумно и плавно сорвалась с места. Через пять минут они были уже у комбината и, въехав в прозрачную трубу автотрассы, понеслись вперёд, оставляя прежнюю жизнь позади.

Ан оторвался от компьютера и с любопытством посмотрел в окно. Он впервые ехал по автотрассе — огромной серой дороге, по которой мчались машины. Хотя слово «мчались» сюда вряд ли подходило: движение машин было таким равномерным и стройным, что казалось, они не передвигались, а неподвижно стояли на бесшумно движущемся конвейере. Автотрасса была аккуратно разделена на ровные полосы. Каждая полоса двигалась со своей скоростью. На самой медленной, самой последней полосе тянулась бесконечная цепочка большегрузов. Неуклюжие и неповоротливые бегемоты, как назвал их Ан, огромные и сверхтяжёлые, настойчиво двигались вперёд, обгоняемые всеми. Следующие две полосы, предназначены тоже для грузовиков, но эти машины были поменьше и поюрче. Затем шли три полосы для легковых машин. Машина, на которой ехал Ан, мчалась по самой крайней левой полосе. Она, также, как и самая крайняя правая полоса, была отделена от остальных прозрачной стеной.

— Па, а почему наша полоса отделена от остальных.

— Это скоростная, для спецмашин.

— А ещё крайняя правая отделена.

— Ну да, там опасный груз перевозят.

— Здорово! Вот так быть впереди всех.

Монотонность картинки утомляла и Ан незаметно для себя задремал.

***

Проснулся Ан от того, что мама трясла его за плечо:

— Ан, проснись, сейчас сделаем остановку. Мы уже три часа едем.

— Остановку?

— Да. Сейчас будет съезд, и мы свернём, — ответил отец, потягиваясь. — Тут у нас остановка, а там уж до конца, до станции.

Ан увидел, как впереди от полосы, по которой они ехали, пошло ответвление влево. Машина свернула по нему, резко снизив скорость, и, выехав из прозрачной трубы, поехала вперёд по обычному асфальту туда, где виднелось небольшое четырёхэтажное полукруглое здание, за которым начиналась тайга.

Наконец, их машина съехала с шоссе и остановилась около огромной сосны. Отец и мать отстегнулись, что-то говорили друг другу, наклонившись.

Ан оглянулся. Обмер. Прямо на них летел огромный тяжеловоз. Ан не успел закричать. Чудовищный удар оборвал его сознание.

Он очнулся в сугробе. Над ним было синее бездонное небо и весёлое солнце. Ан потряс головой: «Где я?»

И тут он вспомнил! Резко сел и увидел метрах в десяти машину. С левой задней стороны её была выбита дверца:

— Я вылетел! Мама! Отец!

Он хотел вскочить и броситься к машине, но сильная слабость в ногах не позволила ему это сделать. Он сидел и смотрел. Он видел в окна машины силуэты людей. Он видел, как почти половину машины подмял под себя огромный пузатый трайлер. Как трайлер вздрогнул, попятился и съехал с их машины и остановился. Он видел, как из кабины выпрыгнул человек и пошёл к машине. На правой стороне его груди сияла на солнце ярко-голубая искра. Человек быстро шёл к машине.

Радость разлилась по груди Ана: «Сейчас он спасёт! Скорее! Скорее!» Человек подошёл, заглянул в окно машины. Ан с удивлением смотрел, как человек, постоял, повернулся и быстро пошёл прочь. Отойдя от машины, он обернулся, сунул руку за пазуху и что-то достал оттуда. Вытянул руку по направлению машины. Ан услышал хлопок и увидел, как яркий язык пламени высунулся из ствола, метнулся к машине и лизнул её. Раздался оглушительный взрыв.

— А-А-А-А-А, — закричал Ан, не слыша своего крика. Он вскочил и кинулся к горящей машине. Жар огня опалил его, он отпрянул. Он видел, как огонь охватил отца, лежащего ничком на руле, как вспыхнули мягкие и нежные, всегда пахнущие сладкой ванилью, волосы мамы.

В ужасе и изнеможении он опустился на снег. К нему подошли. Он увидел ноги, которые остановились рядом с ним. Поднял голову. Мальчик не увидел лица, Ан увидел отблеск солнечного зайчика от эмблемы—голограммы на груди справа: рука, на открытой ладони которой, лежала Земля. Голубая энергия, переливаясь, устремлялась вверх по руке и огибала Земной шар, который медленно вращался в сполохах голубого огня.

Ан потерял сознание.

***

Белое небо. Низкое и плотное, оно нависло над Аном.

«Почему такое тяжёлое небо», — думал он, — «оно не даёт дышать, сейчас раздавит».

Небо не выдержало собственной неподвижной тяжести и превратилось в белый потолок. Ан лежал на кровати в белой комнате и смотрел на потолок. Один среди пустой белизны. Больше никого нет. Никого не было. Никого никогда не будет. Он будет всегда один в этой белизне. В этой тишине. Пока она не растворит его в себе. Ан закрыл глаза. Он принял белую пустоту и ему хорошо. Он хотел раствориться в ней совсем.

Белая дверь тихо открылась, и в комнату вошёл мужчина в белом халате. Он подошёл к постели Ана, и, присев, взял его руку, чтобы проверить пульс.

Ан открыл глаза.

Мужчина улыбнулся ему.

— Здравствуйте, Андо, как вы себя чувствуете?

— Хорошо.

— Замечательно! Вы помните, кто вы?

Ан задумался. «Кто я?». Прислушался к себе. Внутри тихо и бело, как и снаружи. Ан молчал.

— Ничего, ничего, — успокоительно произнёс человек в белом халате, — вы отдохнёте и всё вспомните. Сейчас вы в больнице. Очень скоро поправитесь, и память вернётся. Только вам нужно много спать.

Человек в белом халате встал, поправил одеяло на Ане и погладил его по голове.

Ан уже спал. Мужчина также тихо вышел из комнаты.

В коридоре его ждали двое.

— Ну, что? — спросил один из них.

— Он что-нибудь помнит? — поинтересовался другой.

— Пока нет. Но я уверен, что память к нему скоро вернётся. Ему надо только выспаться. Он обязательно вспомнит всё.

— Всё?! — почти хором воскликнули двое.

— Всё, что нужно вспомнить. Операция прошла успешно. Последние три дня, он не вспомнит, не беспокойтесь. У него есть родные? Куда его выписывать?

— Да, тётка, сестра его матери. Живёт с семьёй в элизии. Мы уже связались с ней. Рассказали о происшедшем, и что мальчик частично потерял память. Она приедет завтра. Когда ей можно будет забрать мальчика?

Доктор помолчал.

— Думаю, после того, как к нему частично вернётся память, несколько дней надо будет понаблюдать. Пройти анти-шоковый курс. И можно выписывать.

— Вы уверены, доктор, что полностью память к нему никогда не вернётся?

— Уверен. Вероятность полнесмотря напроцента из ста, и то исключительно при условии, что он переживёт состояние, аналогичное эмоциональному потрясению, которое он ощутил при гибели родителей. А это, как вы понимаете, вряд ли возможно.

— Спасибо, доктор. Вы спасли ребёнку рассудок. Трудно жить с памятью, когда на твоих глазах погибли родители.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

***

Ан сидел на постели, подложив под спину подушку, и рассматривал фотографии. На одной из них на него, улыбаясь, смотрела молодая женщина с серо-зелёными глазами и длинными почти до плеч светлыми волосами.

«Мама», — прошептал Ан, слеза капнула на матовую поверхность, и он ладонью провёл по ней.

В палату постучали.

Мальчик быстро вытер глаза. Дверь открылась, и он увидел высокую толстуху в белом халате.

— Не спишь? Можно к тебе? — спросила она и, не дожидаясь ответа, вошла, энергично закрыла дверь и направилась к Ану.

Он опешив, смотрел на неё во все глаза. Её круглое лицо с явно обозначенным вторым подбородком, полные губы большого рта, ямочки на пухлых щеках, появившиеся, когда она улыбнулась, выражали такую доброту и сострадание, а серо-зелёные глаза были такими знакомыми, что Ану, совершенно не знавшему её, вдруг захотелось уткнуться в её толстый живот и разрыдаться, пожаловаться, выплакать свою боль от потери родителей, о гибели которых, ему сообщили ещё вчера, предупредив о приезде тёти.

— Тётя? — сглотнув комок, спросил Ан. — Доктор мне сказал, что вы приедете.

— Да, милый, это я, — сказала она, подходя к нему и участливо заглядывая в глаза.

— А у меня мама и папа погибли в автокатастрофе, — прошептал Ан, смотря на неё глазами, полными слёз. Рот его растянулся, лицо скукожилось, и он уткнулся в тётю, уже не сдерживая рыдания.

Она охнула. Села на постель и обняла его.

— Миленький ты мой! Сиротинушка! — в голос завыла она.

Они так и сидели, крепко обнявшись, и плакали, пока понемногу не успокоились. Тётя гладила его по голове, а Ан, прижавшись к ней всем телом, судорожно вдыхал её ванильно — яблочный запах, запах его матери. Он помнил его, и уже любил эту полную женщину за мамины серо-зелёные глаза и за этот сладковато-свежий аромат.

— Всё будет хорошо, — шептала тётя.

«Всё будет хорошо», — постепенно успокаивалось сердце Ана.

— Тётя, а почему вы раньше к нам не приезжали и не звонили? И мама ничего о вас не рассказывала, я даже не знал, что у меня есть тётя! Вы были с мамой в ссоре?

— Нет, что ты, миленький! Просто я живу в элизии, я — Созидатель. Вам же рассказывали в школе про Созидателей?

— Рассказывали. В Элизиуме живут Хранители. Они управляют и охраняют жизнь на Земле. В Наукоградах и на крупных производствах — Творцы. Они улучшают наш мир, чтобы он был лучшим из миров. В элизиях — Созидатели. Они своим трудом создают наш мир.

— Ну, вот видишь? — тётя гладила его по голове, — Каждый занимается своим важным делом. Все очень заняты. Да и интернет у нас тоже трёхуровневый, чтобы выйти из своей зоны нужно делать запрос Хранителям, а это не очень приветствуется.

Ан отодвинулся от тёти и заглянул ей в глаза:

— А как же так получилось, что мама — Творец, а вы — её сестра — Созидатель? Вы же родные сёстры!

— Да. До окончания школы мы жили все вместе с нашими родителями — Творцами. Ты знаешь о них?

— Бабушка умерла, когда я ещё не родился, а дедушку знаю! Мы с ним часто в шахматы в вирте играем. — Ан вдруг запнулся. Втянул голову в плечи и нахохлился.

Тётя внимательно взглянула на него и, улыбаясь, погладила по плечу.

— Ты не сердись на дедушку, что он не приехал и не забрал тебя к себе. Это не значит, что он не любит тебя! Совсем нет! Он тебя очень любит, но он не может тебя взять к себе жить. Детям до определяющего испытания можно жить только с родителями или в элизии у родных, а если родных нет, то в элизии в приёмной семье. Вот окончишь школу, пройдёшь испытание, станешь Творцом и поедешь учиться в Наукоград. И тогда, если захочешь, сможешь жить у дедушки или приезжать к нему в гости. Он будет очень счастлив.

— Правда?

— Правда.

— Но вот вы же не стали Творцом.

— Ну, это у кого какая судьба! У каждого свои способности. Даже в одной семье. После выпускного испытания Юлия стала Творцом и уехала учиться в Наукоград, а я стала Созидателем и уехала в элизий. С тех пор там и живу. Кстати! Ты любишь вкусные булочки?

— Ага! С изюмом и ещё с заварным кремом!

— Смотри, что я тебе привезла, — тётя достала из сумки вместительный контейнер, сняла с него крышку и от аромата свежей выпечки у Ана чуть закружилась голова, он сглотнул. Внутри прижимались друг к другу сдобными румяными боками булочки, кексы, большие и маленькие, с изюмом и маком, обсыпанные сахарной пудрой и политые шоколадом.

— Ух, ты! — задохнулся от такого богатства Ан.

— Попробуй! Надеюсь, тебе понравится. Это я испекла на нашем хлебопекарном комбинате. Специально для тебя. А Сандра все упаковала.

— Сандра?

— Да, дочка моя. Тебе она двоюродной сестрой приходится. Она немного постарше тебя будет. Ей двенадцать лет. А вот тут, — она быстро открутила крышку термоса, — тут Семён Игнатьевич тебе прислал. Сок из яблок и черноплодной рябины. Семён Игнатьевич — муж мой. А яблочки и рябина из нашего сада. Он любитель возиться в саду.

— Спасибо! Спасибо вам всем!

— Ну, вот и хорошо. Вот и ладно. Потихоньку соберёмся и поедем домой. Поедем?

— Поедем!

Глава «Мятежный учёный»

Везделёт медленно развернулся и нырнул вниз к верхушкам деревьев. Вместе с ним, сжимаясь, упало и его сердце. Сознание путалось, и ему вдруг почудилось, что он в тесном лифте, который стремительно несётся вниз, в бездну.

«Странно, никогда не замечал, что так ощущается движение лифта, должно быть старая конструкция» — думает он. Наконец, лифт останавливается, его двери открываются в длинный коридор. Он выходит и идёт по узкой полосе ядовито-зелёной ковровой дорожки, прислушиваясь к отдалённому гулу, доносившемуся из-за дверей, расположенных по обе стороны. Внезапно пол начинает крениться.

Сознание прояснилось, и он ухватился за бортики походных носилок. «Я в везделёте, это просто бред, мучительные воспоминания», — успевает подумать он перед тем, как вновь погрузиться во тьму сознания, в котором навсегда отпечатался тот день…

Противоположный край дорожки поднимается, он теряет равновесие и кубарем катится по коридору. Его пальцы судорожно пытаются ухватиться за ковёр, но не могут подцепить его и он катится дальше, долго, бесконечно долго. Он уже плохо понимает, где верх, где низ. Потолок меняется местами с полом, потом ещё и ещё. До тех пор, пока он не ударяется спиной о какую-то дверь.

Он поднимает голову. На двери табличка, на которой крупными буквами написано: «Куратор — Хранитель внутренних дел и элизиума». Тут он вспоминает, что сегодня получил письмо, в котором его приглашали на встречу с Куратором. Вместе с памятью всё встаёт на свои места. Он поднялся, и, нерешительно потоптавшись у входа, постучал. Прислушался. Тишина. Поколебавшись и машинально вытерев потные ладони о брюки, открыл дверь.

Большой светлый кабинет обставлен скромно: ничего лишнего, только то, что необходимо для работы. За массивным столом на фоне огромного бирюзового неба, которое смотрело в панорамное окно, сидел лысый человек и что-то писал. Он с удивлением увидел, что человек писал на бумаге и, похоже, ручкой. Такого он не видел давно, да и сам не помнил уже, когда держал ручку, если только в начальной школе. Пока он приходил в себя, человек поднял голову, посмотрел на него, улыбнулся. Поднялся из-за стола и, радостно протягивая руки, пошёл к нему навстречу.

— Здравствуйте, уважаемый Глеб, — подойдя, он обнял его за плечи и похлопал по спине: — Очень, очень рад, наконец, познакомиться с вами! С таким великим учёным! Мы получили ваше сообщение об открытии, и мне предоставлена честь, лично встретиться с вами, чтобы выразить наше уважение и восхищение вашим талантом!

Глеб смутился, лицо его зарделось от удовольствия. Скромно потупившись, он сказал:

— Благодарю Вас. Право не стоило, работа ещё далеко не закончена, мы только в начале эксперимента.

— Не скромничайте! То, что вы открыли, перевернёт всю жизнь на Земле! Это верно, что открытая вами фито–энергия способна заменить все виды энергий?

— Да, но нужно довольно продолжительное время для проведения подготовительных работ: адаптации растений и увеличения их количества там, где это необходимо.

— Это грандиозно! Присядьте, пожалуйста, вот сюда.

Он провёл мужчину к трансидам, стоявшим рядом с небольшим столиком в противоположном от окна углу кабинета. Придвинул фрукты:

— Угощайтесь.

Глеб взял румяное яблоко, повертел его в руках.

— Спасибо.

— Скажите, пожалуйста, сколько по вашим расчётам, понадобится времени, чтобы адаптировать флору Земли к вашему открытию? Сколь затратным это может быть? И какой процент используемой энергии она может заменить уже сегодня? Возможно ли это в крупных городах, где, как вы знаете, растительность встречается не повсеместно, а только в парках? Надеюсь, проект не предполагает сносить часть домов, чтобы высаживать фито–деревья? — засмеялся он.

— Нет, что вы! Отнюдь. Но по порядку. По моим расчётам до окончания исследования необходим ещё год. Экспериментальная часть по получению фито–энергии закончена, и я перешёл к исследованию её влияния на человека и окружающую среду. Сложно сказать, сколько потребуется времени для адаптации растительности к выработке фито–энергии, — он положил на стол яблоко и в задумчивости потёр ладони. — В принципе, при отработанной технологии, домохозяйство сможет перейти на автономное потреблении энергии в течение суток. И, конечно же, никаких сносов домов! Вырабатывать фито–энергию могут не только крупные растения, но и вьющиеся, даже совсем маленькие горшечные. Их можно высадить на крыши и пустить по стенам. А в самом ближайшем будущем возможно создание домов из материала, который будет пригоден для прорастания в них растений. Живые дома — экологически чистые, самосохраняющиеся и самовозобновляющиеся конструкции, которые не требуют ни ремонта, ни реставрации и которые обеспечат жилище необходимой энергией, как воздух кислородом. Они очень прочные и красивые, с возможными трансформациями по желанию владельцев. Я уже кое — что набросал. Вы только представьте! — Глаза учёного горели, словно сами излучали энергию, — любой человек, семья, предприятие смогут использовать бесплатную энергию живых растений совершенно без вреда для них. И все что для этого нужно — иногда поливать растения! И знаете, что? — Глеб помолчал, колеблясь, но видя доброжелательные глаза собеседника, решился, — знаете, у меня есть кое — какие наработки того, что человек сам способен вырабатывать необходимую ему энергию. Но пока это, конечно, дело далёкого будущего, придётся много поработать. Вы представляете, какие новые горизонты откроются перед человечеством! — учёный возбуждённо смотрел на Куратора.

— Представляем, — Куратор барабанил пальцами по столу, — удивительное открытие.

— Вы правы.

Некоторое время они молчали. Наконец, Куратор тихо, как будто обращаясь к самому себе, произнёс:

— Да. А как же быть с предприятиями, которые сегодня производят энергию и топливо? Будем закрывать за ненадобностью электро — и атомные станции? Три корпорации энергетиков совокупно сейчас насчитывают где–то пять миллионов работающих. Их куда? Увольнять?

Учёный растеряно смотрел на Куратора:

— Но, всегда можно найти работу.

— Да?

— Ну, например, необходимо будет налаживать производство фито–энергии. Подключать каждый дом, каждое производство. Адаптировать растения.

— Вы же говорили, что в течение суток можно приспособить домохозяйство к новому виду энергии. Ну, хорошо. Возможно, понадобится консультирование, производство каких–либо необходимых адаптационных ингредиентов. И сколько может занять это времени? Погода? Год? Пять лет? А потом, что все эти люди будут делать? Ведь после трансформации растений в фито–растения, оно будет функционировать самостоятельно много лет, всю свою жизнь?

— Да. Это так.

— Поэтому достаточно будет одного — двух предприятий, которые будут оснащать фито–энергией новые объекты и поддерживать уже адаптированные в стабильном состоянии. Значит надо подумать, куда трудоустроить пять миллионов человек, — Куратор устало потёр ладонью лоб.

— Да, но вся история науки показывает, что вначале неизбежны затраты на внедрение нового, демонтаж старого. Без этого невозможен прогресс на Земле. Потом всё окупится. Фито–энергия раз и навсегда решит проблему поиска энергетических ресурсов. Недра Земли не безграничны. Кроме того, это будет самый дешёвый из всех, когда-либо существовавших и существующих видов энергии! Вы только представьте, что всё работает на бесплатной природной энергии. Дома, транспорт, предприятия — всё! Затраты существенно сократятся. Людям нужно меньше времени тратить на работу, чтобы полностью обеспечить себя и близких, а это приведёт к существенному сокращению рабочего времени, к всеобщей занятости. Каждому, чтобы обеспечить свою жизнь понадобится работать не по восемь часов, а по три — четыре часа в день. Оставшуюся половину рабочего времени будут работать новые, кстати, и в том числе высвобождаемые работники, и роботы. Какие перспективы для творчества, саморазвития, путешествий.

— Идеализм.

— Что?

— То, что вы говорите — чистой воды идеализм. Вы знаете, как живут Созидатели в элизиях?

— Нет. Откуда? У меня нет контактов с кем–либо из них, и потом моя работа занимает всё моё время.

— Вот именно! Ваша работа… Вы талантливый учёный и всецело поглощены работой, на неё вас воодушевляет ваша мечта сделать мир лучше, а людей счастливее, и мы отлично вас понимаем! — Куратор встал и начал ходить по кабинету.

— Мы, Хранители, тоже мечтаем об этом, и не просто мечтаем, мы делаем! Мы храним мир и порядок, отвечаем за стабильность и устойчивость человеческого общества, — он подошёл почти вплотную к Глебу и пристально посмотрел ему в глаза. — Но есть и трудности, которые невозможно преодолеть. Даже не сталкиваясь лично с Созидателями, вы должно быть в курсе из новостей о тех трагедиях, которые периодически происходят среди тех, кто не работает, а живёт на субсидии: пьянство, наркотики, самоубийства, — он выжидающе смотрел на растерявшегося учёного, потом встал и прошёлся по кабинету. — Психологи объясняют это потерей чувства своей значимости, которого человек лишается вместе с работой. А почему они не работают? Кто–то отказывается работать вообще принципиально, им достаточно субсидии и трудиться они не намерены; кто–то не нашёл себя; кто–то так зарекомендовал себя на прежних работах, что его отказываются принимать куда–либо ещё. И что же? У людей достаточно свободного времени, они имеют средства для жизни, почему же они не занимаются, как вы говорите, творчеством, саморазвитием?

— Но это немного другое, — попытался возразить Глеб, — люди чувствуют себя лишними, ненужными.

— А миллионы уволенных из энергетических корпораций не почувствуют себя лишними?

— Да, я понимаю, что нужна будет серьёзная реорганизационная работа.

— Да не в этом дело! — Куратор — Хранитель остановился, и устало потёр переносицу. — Не только в этом.

Он подошёл к учёному:

— Уважаемый Глеб, вы сами видите всю серьёзность ситуации, которую создаёт ваше открытие. Мы, Хранители, понимаем, что вы гениальный учёный и создаём для вас все необходимые условия, но и вы поймите нас! Для нас самое главное — это сохранить порядок, стабильность в обществе. Мы думаем, что человечество сегодня не готово принять ваше открытие. Мы считаем, что внедрение его может привести к разрушению существующего миропорядка, а это недопустимо! Мы столько приложили сил, чтобы, наконец, стать единым планетарным сообществом. Мы победили войны, болезни, голод, нищету и с гордостью можем констатировать, что, наконец, человечество создало идеальный миропорядок, — Куратор помолчал, потом прошёл за стол и сел.

— Нам очень жаль! Искренне! Но вам необходимо временно прекратить разработки фито–энергии, сдать все исследовательские материалы и носители информации, и дать подписку, что никогда не при каких обстоятельствах вы не раскроете тайну открытия никому. Вы понимаете вашу ответственность?

Учёный вскочил:

— Это невозможно! Как прекратить исследования? Это — будущее Земли. Без него человечество погибнет, в конце концов!

— Успокойтесь. Всему своё время. Мы обещаем вам, что проанализируем ситуацию и, когда наступит время, внедрим ваше открытие в жизнь. Оно не пропадёт! Ваше имя, как автора открытия, будет известно всем! Но не теперь. Сейчас мы просим вас передать всё связанное с открытием, комиссии, которая прибудет к вам в лабораторию через два дня.

Они смотрели друг на друга. Всклокоченный бледный учёный и спокойный в своём праве и силе, глядевший на него чуть исподлобья Куратор.

— Ваша работа очень важна. Мы хотели бы вас просить не покидать лабораторию до получения вами задания на новые разработки.

— Но у Творцов есть свобода творчества!

— Естественно! Свободу творчества у вас никто не отнимает, но она не должна разрушать существующий миропорядок и не должна противоречить целям, которые стоят перед нашим обществом! Надеюсь, вы понимаете нас?

— Понимаю.

— Вот и хорошо.

Лицо Куратора вдруг странно перекосилось, зарябило. Сердце Глеба гулко забилось, болью отдаваясь в груди. Голову сдавил жёсткий пылающий обруч. Пол качнулся под ногами. Голова закружилась, он зажмурился, не удержался и упал. Пытаясь удержаться, машинально схватился за что–то металлическое холодное, почувствовал, как тело куда–то плывёт, покачиваясь. Открыл глаза и увидел, что носилки, на которых он лежал, вытаскивали из везделёта.

«Везделёт… Откуда везделёт? Куда меня несут? Кто эти люди? Да, меня же арестовали! Я ранен. Нет. Это бред. Я болен. Это просто бред».

Бред мешался с явью, и он потерял сознание.

***

Сначала вернулась боль. Она ворочалась в груди, то затихая, свернувшись тугим колким комком, то, просыпаясь от неловкого движения, и, вечно голодная, набрасывалась на его тело, сося и въедаясь во внутренности, от чего на лбу Глеба проступал холодный пот, и с запёкшихся губ срывался стон. Сознание возвращалось постепенно. Он почувствовал, что лежит на чем-то жёстком. Прислушался, не открывая глаз, но ничего кроме тишины не услышал.

Открыл глаза. Маленькая комната из-за стен, выложенных серой керамической плиткой, казалась тёмной. Высоко вверху, полтора человеческих роста, почти во всю ширину стены проходила щель-окно, через которую струился свет. Солнечные лучи яркой жёлтой полосой освещали противоположную от окна стену, у которой изголовьем стояла его кровать.

Глеб лежал и смотрел, как пылинки играли в солнечном свете. Вездесущие они проникли и сюда, хотя не захотели спуститься вниз к нему, отчего полумрак комнаты казался гуще.

Холодно. Он осмотрелся. Почти пустая комната: кровать, у противоположной стены, под окном-щелью — маленький пристенный стол, рядом стул. В углу слева от двери кабинка, где сквозь полупрозрачную перегородку просматривался душ, раковина и унитаз. Он перевёл взгляд на дверь. Чёрная, монолитно-гладкая, как кусок камня, только в центре неё, таращилось бельмо глазка.

Вместе с сознанием вернулась и память. «Арестован. Глупо было даже пробовать бежать. Меня сразу убьют или нет? Если бы хотели убить, уже бы убили, зачем меня куда-то тащить. Аннигилировали бы и всё… Материалы! Им нужны мои материалы, чтобы уничтожить», — страх сковал его, даже боль затихла, спряталась. Холодный пот выступил на лбу. «Что же делать? — он с трудом сел. — Эти выпытают всё, а потом сотрут память или убьют».

Послышался шорох.

Он увидел, как дверь вздрогнула и медленно заскользила вправо, прячась в противоположную стену и открывая проход. На пороге показался молодой человек.

Глеб удивлённо посмотрел на него. Вошедший выглядел нелепым: долговязый, непропорционально сложенный, с большой коротко остриженной головой, узкими плечами и узкими бёдрами, непомерно длинными ногами и короткими руками. Бледное продолговатое лицо его с маленькими тёмными глазками, длинным, печально согнутым вниз кончиком носа над неожиданно пухлым большим ртом, придавали ему вид печального обиженного ребёнка — переростка.

Перед собой он катил небольшую тележку, накрытую белой тканью.

— Здравствуйте. Я ваш личный охранник-к. Меня зовут Рик–к–ки Тив. К–как–к вы себя чувствуете? — спросил он, чуть заикаясь.

Глеб молчал.

— Почему вы молчите? Док–ктор вас осмотрел, пок–ка вы были в беспамятстве, сделал всё, что необходимо, и ск–коро вы пойдёте на поправк–ку. Не волнуйтесь.

— Где я? За что меня арестовали и чуть не убили?

— В своё время вы получите ответы на все вопросы. Не беспок–койтесь, вас ник–кто не собирается убивать.

Рикки Тив остановился около столика, откинул белую ткань с тележки. На ней обнаружились две металлические кастрюльки: одна побольше, другая поменьше. На сложенных салфетках лежали столовые приборы.

— Я привёз обед. Идите, к-к столу, — Рикки снял крышку с большой кастрюли и налил что–то в металлическую миску. Комнату наполнил аромат еды. Слюна непроизвольно наполнила рот Глеба. Он сглотнул, но не тронулся с места.

Рикки Тив, закончив наполнять миски, поставил их на столик и обернулся: — Идите же, идите! Вам нужно хорошо к—кушать, чтобы выздороветь. Вам понадобятся силы.

«Мне понадобятся силы, — эхом отозвалось в голове Глеба. — Да, глупо морить себя голодом. Желающих убить меня и так предостаточно». Он встал и пошёл к столу.

— Ну, вот и хорошо. К—кушайте. Отдыхайте. Я потом приду, заберу посуду.

— Спасибо.

Рикки Тив кивнул и вышел. Дверь за ним с шорохом плавно закрылась.

***

Алина, хохоча, взлетает к небу и вновь стремительно летит вниз к нему в руки. Глеб ловит её, на мгновенье прижимает дочь к груди и снова подбрасывает вверх.

— Ещё, ещё, — кричит она, заливаясь от смеха.

— Хватит уже. Уронишь! Идите сюда! — зовёт жена, — Алина, смотри, какой я тебе веночек сплела.

Глеб ставит дочь на ножки:

— Побежали к маме веночек смотреть?

— Да! — соглашается дочь, разворачивается и, быстро — быстро перебирая чуть косолапыми ножками, несётся вперёд.

— Постой, Алина, дай ручку, упадёшь!

— Нэть! — Алина в белом платье с красными маками и босиком бежит по мягкой тропинке среди высокого разнотравья, утопая в зелени и луговых цветах. Глеб, смеясь, быстро идёт за ней, стараясь поймать, подхватить на руки. Тропинка сворачивает и вот он уже не видит дочь, только слышит её звонкий смех. Глеб бросается бежать:

— Алина, стой, подожди меня!

— Нэть! — доносится до него смех дочери и резко обрывается.

Гулко стукнуло сердце. Потемнело. Ветер всколыхнул траву и спокойную безмятежность в его груди, которая сменилась тревогой. Глеб бежал, обливаясь потом. Тишина обручем сжала голову. Травы жёсткими верёвками путались в ногах, мешали бежать. Он упал. Вскочил. И снова бежал, и звал, звал дочь. Ни звука в ответ. Наконец, разодрав в клочья брюки, он выбежал на опушку, за которой начинался тёмный лес.

Прислонившись к берёзе, сидела жена, у неё на коленях их маленькая двухлетняя дочка Алина. Жена надела ей на голову веночек из полевых цветов. Оглянулась на Глеба, улыбнулась. Глеб перевёл дыхание и улыбнулся в ответ. Увидел, как улыбка вдруг застыла на её губах, глаза распахнулись в беззвучном крике, а лицо застыло мраморной маской.

Он взглянул на дочь. Её голубые глаза радостно смотрели на отца. Ручками она трогала веночек, надетый на головку. Венок вдруг съёжился, почернел, ощерился отвердевшими травами и помертвелыми цветами, как острыми неровными зубами, глаза дочери стали огромными и удивлёнными, а на лбу выступили алые капельки крови.

— Нет! — закричал Глеб и резко сел на постели.

Сердце гулко стучало в ушах, тело покрыл холодный пот. Дико озираясь, он осмотрелся и обессиленно упал на подушку, изо всех сил стиснул её, прижимая к лицу, чтобы заглушить рвущийся стон.

***

Несколько минут он лежал неподвижно. Потом перевернулся на спину, устремил пустой взгляд на длинную щель–окно, заткнутую темно–серой ватой тучи, беременной дождём. Холодно. Он сел и закутался в одеяло, пытаясь согреться, унять дрожь. Тепло не приходило, и он никак не мог справиться с ознобом. Тогда он встал и пошёл в душ. Горячая вода ударила упругими струями, пар наполнил душевую, оседая мелкими каплями на маленьком зеркале над раковиной, а его продолжало колотить. Глеб пытался овладеть собой, прогнать ведение, но не мог: огромные удивлённые глаза дочери смотрели в самую душу. Он погубил их, маленькую принцессу Алину и самого близкого родного человека — жену Лию. Он подставил лицо по воду, струи смешались со слезами. Постепенно вода приводила его в себя.

Он вышел из душа, насухо вытерся жёстким полотенцем, натянул одежду. Подошёл к стене, сверху из щели–окна чуть заметно сочился сырой воздух, поднял голову, пытаясь им надышаться.

Раздался тихий шорох, дверь открылась, и вошёл охранник Рикки Тив, катя тележку.

— Здравствуйте. Я привёз вам завтрак—к, — Рикки Тив подкатил тележку к столику и начал выкладывать на него тарелки.

— Здравствуйте. Я не хочу, есть, — отозвался Глеб.

— Вам нужно поесть. Вам нужны будут силы.

— Силы? Для чего?

— Ну, к–как? Док–ктор ск–казал, что вы хорошо восстанавливаетесь и что скоро можно с вами беседовать. Так–к что будьте готовы, что вас вызовут на допрос. Сегодня или завтра.

— Мне не зачем готовится, — и, помолчав, добавил, — мне нечего сказать.

Рикки Тив подошёл к нему, заглянул в глаза:

— Пок–кушайте, если вы будете упорствовать, такая возможность может и не возникнуть в ближайшее время.

— А что вы так печётесь о заключённом? Вам то, что за дело?

— Мне есть дело, и не тольк–ко мне, — чуть слышно ответил Рикки Тив, повернулся и вышел, уводя за собой тележку.

Учёный удивлённо смотрел ему вслед.

***

За ним пришли через два дня. Дверь с тихим шорохом открылась, и на пороге возникли они. Трое в светло–серой униформе. Одного роста, коротко стриженные серые волосы, похожие ничем не примечательные лица с невыразительными чертами и ничего не выражающими глазами.

«Безликие», — мелькнуло в голове Глеба.

Взгляд учёного метался с одной фигуры на другую, с одного лица на другое, и не мог ни за что зацепиться, так и скользил по этим серым безликим фигурам, бесшумно возникшим на пороге.

Двое остановились у входа по краям двери, третий сделал несколько шагов вперёд и остановился напротив постели учёного.

— Прошу вас следовать за мной, — произнёс он чётко, но негромко.

Глеб, как ни старался, не мог уловить ни какого проблеска чувства: ни злобы, ни презрения, ни равнодушия — ничего, чтобы хоть как–то определило их сущность, подготовило учёного к тому, что его ожидало. Неизвестность липким страхом вползло в сознание, заставило глуше стучать сердце, вытесняя все чувства, кроме чувства самосохранения.

Пленник поднялся. Сунул ноги в кожаные шлёпанцы, одёрнул полы рубашки и шагнул вперёд, стараясь идти, не шатаясь. Он не хотел обнаружить слабость, которая сменила боль от раны. Третий сделал шаг в сторону, пропуская его.

У двери Глеб чуть замешкался. Третий вскинул правую руку, указывая в коридор:

— Проходите.

Учёный вздохнул, будто набирая воздух для прыжка в бездну, и вышел.

Дверь с тихим шорохом закрылась.

Они шли по узкому длинному коридору: впереди третий, за ним учёный, а чуть позади него, справа и слева, двое других. Гулко звучали шаги в бесконечным проходе, потолок которого терялся где–то высоко, откуда лился ослепительно яркий свет. Справа и слева на равных расстояниях друг от друга в каменных стенах коридора были вырезаны массивные двери.

Завернув направо по коридору, они остановились у одной из таких дверей. Она отличалась от других только тем, что вместо бельма–глазка в центре неё было вырезано окошко.

Третий приблизил лицо к толстому прозрачному стеклу. Голубая полоса пробежала слева направо, сканируя его. Замок щёлкнул, дверь открылась. Третий прошёл вперёд и обернулся к Глебу:

— Заходите.

Глеб вошёл.

Он оказался в небольшой комнате. Ничего, кроме стола у противоположной стены и ряда стульев у этой, не было.

За столом сидела молодая женщина в такой же серой форме, что и у сопровождавших учёного охранников. Она подняла на него темно–синие глаза, и Глеб уловил в них интерес.

— Задержанный доставлен, прошу доложить, — сказал Третий.

— Одну минуту.

Женщина поднялась, подошла к незамеченной Глебом двери, расположенной в противоположном углу комнаты, выкрашенной в тот же серебристо–голубой цвет, что и стены, и исчезла за ней.

«Секретарь, должно быть. Странно, что пошла докладывать лично. Связи, что ли, нет. На робота не похожа», — подумал он, заметив, как женщина кокетливо повела бёдрами, заходя в открывшуюся дверь.

Она вернулась почти сразу же, и, придерживая дверь рукой, посмотрела на Глеба:

— Проходите, пожалуйста, вас ждут.

И другим властным голосом обратилась к безликим:

— А вы ожидайте тут. Можете сесть.

Все трое одновременно опустились на стулья. Сидели прямо, не касаясь спинок сидения и сложив на коленях руки.

«Как роботы», — подумал Глеб.

Проходя в дверь, которую придерживала женщина, он взглянул ей в лицо. Она чуть заметно, ободряюще ему улыбнулась. Или показалось?

***

В такой же серебристо–голубой комнате, но размером гораздо большей, за массивным столом сидел лысый человек. Глебу он показался знакомым. Человек поднял голову, и Глеб узнал его — это был человек, который уничтожил его жизнь, который преследовал его даже в бреду — Куратор-Хранитель внутренних дел и элизиума.

Куратор отложил дисплей, сложил руки, прикрыв правой ладонью сверху, и, чуть наклонившись над столом, исподлобья смотрел на Глеба. Прошло несколько минут тишины, которая, казалось, сгустила и накалила воздух вокруг так, что ещё несколько мгновений, и он не выдержит давящего напряжения и взорвётся, разнеся в пыль всё вокруг.

Глаза Куратора черными буравчиками сверлили мозг Глеба, стараясь проникнуть вглубь его сознания, подчинить своей воле. Учёный усилием воли заставил себя не отводить взгляд. Капельки пота выступили у него на лбу, но он, не отрываясь, смотрел в глаза Куратора, и проваливался в их бездну.

Наконец, Куратор откинулся на спинку трансида, перевёл дыхание:

— Что же, не могу сказать, что мы рады приветствовать вас здесь. Совсем не желали такого исхода вашего дела. Садитесь, — он кивнул на стул, стоящий напротив стола.

Глеб подошёл к стулу и сел.

— Как ваше самочувствие?

Глеб молчал.

— Впрочем, можете не отвечать. Мы в курсе вашего лечения, и знаем, что вы почти здоровы.

Подождав с минуту, Куратор продолжал, смягчив тон:

— Нам действительно очень жаль, что все произошло так, как произошло. А ведь сейчас вы могли бы отдыхать с семьёй дома после увлекательнейшей работы! Исследовать что–то новое, необходимое людям, что будоражило бы ваш ум, вашу научную фантазию. Сколько открытий было бы впереди!

Куратор встал и, опираясь на кулаки, навис над столом:

— И что вместо этого? Что вы натворили своим бунтарством? Кому от него стало лучше? Вам? Вашей жене или дочери? Человечеству? Ради чего все эти жертвы? — он почти захлебнулся криком. Внезапно успокоился. Провёл ладонью по лбу. Сел.

— Хорошо, — устало продолжал он, — вы наломали дров, но не пора бы уже остановиться? Предлагаем вам добровольно отдать материалы вашего исследования и дать письменное согласие на частичное стирание памяти. Это исключительно в ваших интересах.

В комнате повисла гнетущая тишина.

— Повторяю, добровольное согласие, — сделав ударение на слово «добровольное», он выжидающе смотрел на учёного.

Глеб молчал.

— Вы вообще понимаете, что мы можем просто сканировать ваш мозг и выявить все, что нам нужно? Вы же учёный, не мне вам это объяснять. При виртуальной стимуляции нужных участков мозга вы расскажите всё, что нам необходимо. Но это будет означать, что вы отказались от сотрудничества с Хранителями, с человечеством, что вы против существующего миропорядка, а, следовательно, представляете угрозу для него. Вы это понимаете? Вы понимаете, что тогда мы должны будем в целях безопасности уничтожить вашу личность, уже не скорректировать частично память, а уничтожить вашу индивидуальность. Вы это понимаете?

Глеб молчал.

— Хорошо, — Куратор нажал на кнопку, расположенную в правом углу стола: — Идите и подумайте. Даём вам два дня. Если вы не примете решения о сотрудничестве, ваша личность будет нивелирована.

— Проводите его, — эти слова были обращены к безликим, вошедшим на вызов.

***

Два дня до небытия. Много это или мало? «Не отчаивайся, всё устроится. Не может быть, чтобы не было выхода из создавшейся ситуации. У тебя целых два дня. И потом, все будет зависеть только от тебя. Одно твоё слово и незначительная коррекция памяти возродит тебя к жизни. Ты сможешь снова заниматься наукой, позабудешь боль, жену, дочку… Ничего уже вернуть нельзя, но можно забыть. Можно продолжить жить. Ты нужен. Твой разум, способности могут сделать многое для человечества. Ты сможешь жениться и родить ещё детей, которые без тебя никогда не увидят этот мир. Ты обязан жить и работать ради людей, не будь эгоистом», — скользкий червь сомнения делал свою работу, ввинчивался в самые тайные уголки души и точил, точил её.

«Иметь ещё детей»? — в памяти вспыхнули васильки глаз его Алины. Он прикрыл глаза и чётко увидел, как девочка ковыляла к нему, протягивала руки и что–то быстро–быстро лопотала на только ей и жене понятном языке. Он так не научился понимать её речь. Глеб на мгновенье зажмурился.

Долгие десять лет они ждали первенца, своё маленькое чудо — доченьку. Обследование показывало, что оба здоровы, но жена, почему-то не беременела. Дочь не хотела приходить в этот мир, будто предчувствовала свою близкую кончину, и то страдание, которое принесёт её гибель. Десять лет они с женой почти не расставались, она была не просто женой, а другом и верной соратницей. Все открытия они выстрадали вместе, вместе работали, вместе мечтали, вместе радовались успехам.

Теперь он остался один. Остался один, но не был один. Он чувствовал её постоянное присутствие. Утром, когда реальность ещё не заключала его в жёсткие объятия, едва проснувшись, он привычно тянулся обнять жену, пока холодная пустая простыня рядом окончательно не пробуждала его, и он с тихим стоном утыкался лицом в подушку.

Забыть совсем, забыть всё: её запах, звук её голоса, её нежные объятия. Забыть, как она, впервые ощутив лёгкие пиночки их доченьки в животе, прикладывала его руку, чтобы он тоже их почувствовал. Забыть, как светились её глаза божественной радостной спокойной мудростью. Совсем не так, когда словно магнитом она притягивала его к себе взглядом, наполненным до краёв любовью и нежностью, когда он купался в нём, пока омут страсти не затягивал их во всё поглощающее желание, где реальным был только безумство обладания и экстаза. Совсем не так. Тогда это был взгляд мудрого знания, бережного хранения частички, которую они породили. Породили и не уберегли. Он не уберёг.

Глеб встал и быстрыми шагами, пытаясь успокоить терзающие мысли, стал ходить по комнате.

«Почему так произошло? Почему всё разрушилось. Вся жизнь! Как может он теперь выбирать жить или нет, если его уже нет, если он уничтожен. Остаётся только одно — поставить точку, — он замер. — Да! Надо поставить точку, завершить и уйти. Отдать материалы? Зачем они им? Чтобы уничтожить! Уничтожить их с Лией труд, как они уничтожили их жизнь. Он был уверен, что если бы люди узнали, о нем, то они никогда бы не отказались от его открытия, но этого Хранители не допустят.

Власть — вот что главное. Власть во все времена вставала на свою охрану, не пренебрегая ничем. Даже теперь, когда эволюция человечества привела к созданию единого планетарного сообщества, страх потери власти остаётся главным страхом человека.

Нет, никогда не может быть идеального человеческого общества. Это противоестественно, противно самой природе человека, в основе которой единственное желание — жажда власти: контроля, диктата своей воли, сохранения собственной зоны комфорта, осознания собственной исключительности, и, следовательно, право диктата своей воли.

Никакие высокие воодушевлённые слова о справедливости, чести, милосердии, и прочее, и прочее не смогут заглушить это единственное глубинное желание человека.

Справедливость, честь, милосердие, существуют только там, где человек их признаёт по отношению к себе, утверждаясь в этом мире за счёт других людей.

Если человек чувствует свою власть над себе подобными, он может потешить себя, играя в справедливость, милосердие, честность, беспристрастность ровно до черты зоны его личного комфорта, переступив которую кто-то может создать угрозу для неё. Тогда человек превращается в дикого зверя, инстинктивно защищая своё: здоровье, семью, дом, успех, работу, мечты, свою власть.

Чем больше у человек чужого в подчинении, тем значительнее зона его комфорта, тем сильнее он чувствует свою значимость и грандиозность, тем беспощаднее он будет защищать её, и тем неистовее желать всё большей власти.

«Хочешь управлять людьми, научись управлять собой» — гласит мудрость. А зачем учиться управлять людьми? Для власти. Человеку недостаточно осознания самого себя и власти над самим собой. Человеку нужна власть над другим человеком. Он не видит другого пути самоутверждения кроме, как ощущая себя значительнее других всегда и везде.

Деньги, слава, авторитет — лишь инструменты, чтобы почувствовать собственную значимость, чтобы иметь право диктовать свою волю другим, облекая, в конце концов, эту жажду в форму государства и охраняя личную жажду власти армиями.

Что такое демократия, как не арена людей, которые жаждут личной власти, максимально возможного расширения зоны своего комфорта и которые для этого придумали правила боя за власть и, охраны этих правил. Смена правителя? Смешно! Никогда тот, кто когда-то был у власти, не уйдёт в небытие. Он будет цепляться за любые должности, которые дают ему возможность властвовать. Будет использовать власть, чтобы накопить как можно больше её эквивалента — денег, чтобы уступив власть более сильному, купить её в новой зоне комфорта. Уходят из власти только дряхлые или слабые, перенося всю свою жажду власти на домашних, подчинённых, детей, пытаясь удовлетворить её за счёт слабых и зависимых.

Глеб разочаровался в человечестве. Продолжать работать для того, чтобы результаты его труда были использованы для расширения зоны комфорта уродов — властолюбцев, которые идут на все, ради её сохранения? Кому нужна наука? Кому нужно светлое будущее человечества? Никому! Нужны рычаги для власти и сохранения комфорта здесь и сейчас. Всё. А ему не нужна власть. Ему нужна наука, наука и его любовь. И то, и другое у него отняли.

Что его ждёт? Превращение в живого раба без эмоций и без способности рассуждать? Стать таким же безликим, как те трое.

В его мозг вживят имплантат, который будет угнетать мозговую деятельность. Ему оставят только возможность удовлетворять физиологические потребности, и то не все, да выполнять импульсы — команды, передаваемые по имплантату. Возможно, оставят какие–то профессиональные функции. Человек — робот умнее робота и сможет, выполнять сложные задачи. Они очень ценятся. Это путь всех опасных преступников, от которых отрекается общество. Одна операция и нет пути назад, он станет машиной для безропотного выполнения команд.

«Никогда! Лучше умереть! Что им в моих материалах? Почему они вообще ведут разговоры со мной? Могли бы просто сканировать память и стереть личность. Что им нужно от меня?» — Глеб, метавшийся по комнате, внезапно остановился. Взгляд его стал диким почти безумным. Он почувствовал, как на голове зашевелились волосы:

— «Да, я же обмолвился, что человеческий организм является генератором энергии, которую со временем люди научатся преобразовывать для своих целей. Они хотят узнать об этом и использовать её для тотального контроля над человечеством. Ведь эта энергия, если ею сможет управлять кто–то посторонний, может не только дать информацию обо всех психофизиологических импульсах человека, но позволит управлять человеком. Глупость, — перебил он сам себя, — энергия индивидуальна, проявляется в волне вибраций мозговых импульсов, которые неповторимы, хотя и находится в одном диапазоне человечества. Подобрать ключ к персональной энергии не в человеческих силах. Можно подойти сколь угодно вибрационно близко, может быть даже подумать, что вибрации слились, но это будет не так. Так не может произойти никогда, вибрации энергии будут сколь угодно бесконечно близки, но не взаимопроникающи. Персональная энергия будет всегда уникальна и единственна. Они могут этого не знать. Все равно, все равно, — метался он по своему заточению, — добровольно отдать материалы, значит пойти на сотрудничество с убийцами жены и дочери. Этого не будет никогда».

Прошёл день. Ничего не изменилось. Несколько раз приходил Рикки Тив, с тревогой смотрел, как учёный отказывался от еды, гнал его прочь и не реагировал на вопросы.

Однажды он пришёл с доктором, который бегло осмотрел Глеба, пробурчал что–то о том, что ничего страшного не видит и, пригрозив узнику искусственным кормлением, исчез.

***

Наступил вечер перед его последней ночью, которую он проведёт осознанно. Он мог оставаться самим собой всегда, в любой обстановке и при любых обстоятельствах. Даже сейчас в заточении, где его могли сковать, лишить возможности двигаться, но не могли лишить внутренней свободы. Он оставался хозяином своего сознания, никто не мог лишить его права думать, принимать решения, оставаться самим собой. Так было всегда. И так будет до завтрашнего дня.

Что ждёт его завтра? Он, как учёный, это прекрасно знает. Он знает, как можно отключить разум, и убить личное эго — душу. Убить душу? Разве можно убить то, что бессмертно? Что чувствует человек, когда теряет способность осознавать себя и окружающее? Глеб сейчас мог позавидовать даже сумасшедшему: тот живёт в своём выдуманном, пусть и болезненно искажённом, мире. Он не реагирует на реальность, но способен чувствовать, понимать свой мир, осознавать себя в нём, живя, возможно, даже более интенсивной и осознанной жизнью там, в глубинах своего подсознания.

А что чувствует человек, когда ему выключают сознание? И можно ли вообще отключить сознание, эмоции, чувства? Гуманнейшее из обществ, когда–либо существовавших на Земле, научилось самому изуверскому: выключать в человеке его «я», сохранив в идеальном физическом состоянии организм, заменять человеческую память на бездушную программу. Преступников, которые заслуживали смертной казни, не убивали, их корректировали: стирали память и вживляли биостимулятор, программируемый под функционирование конкретного человека. Любое действие производилось в определённое время и по определённой команде: сон, пробуждение, еда, отправление естественных потребностей — всё делалось человеком по команде, которые отдавала программа, фиксировавшее физиологическое состояние организма.

Пора есть: сядь за стол, нажми кнопку выдачи пищи и жди, принесут еду, ешь. И человек садится за стол, нажимает кнопку.

Наполнился мочевой пузырь, биостимулятор, получив сигнал от организма, отдаёт новую команду: иди в туалет и справь нужду, и человек идёт в туалет. А если команды не последует, то он так и будет сидеть рядом с унитазом, пока не лопнет мочевой пузырь и не наступит смерть.

Но программированием функционирования организма дело не заканчивается. Главное — выполнение функции, назначенной судом Хранителей. Люди–роботы, хотя и требуют дополнительных затрат на поддержание их организмов в рабочем состоянии, в отличие от роботов, имеют важные особенности: у них сохраняются функциональные особенности ума.

Людей–роботов не используют на конвейерах. Они становятся охранниками, убийцами, подручными в тайных лабораториях. Они могут сутками не спать, анализируя информацию. Они могут забыть, как читать и писать, но заниматься исследованием в какой–то узкой отрасли, в которой им поставлена задача.

И это ждёт и его. Он станет ничего не помнящим, ничем не интересующимся, ничего не чувствующим нечто, которое будет день и ночь решать задачи, которые ОНИ будут ему ставить. Его уснувший мозг будет направлять все усилия только на то, чтобы выполнить поставленную перед ним задачу. И выполнив её, равнодушно забудет об этом, получив команду на выполнение новой задачи. И так изо дня в день, из года в год. Пока не наступит «естественная» смерть. Он знал, что человек–робот может прожить не более десяти лет. А потом… потом происходят необратимые сбои в работе мозга, команды извне воспринимаются им всё чаще с отклонениями, деятельность мозга постепенно затухает, и развивается ишемия мозга, нарастают критические сбои в работе организма и, наконец, остановка сердца.

Десять лет. Ему предстоит десять лет работать на них. Выполнять все прихоти тех, кого он так ненавидел. И за что? Разве он преступник? За что они уничтожили его семью, а уже завтра уничтожат и его? За то, что он мечтал подарить людям своё открытие?

Никогда он не будет работать на них, никогда. У него ещё есть время уйти. Уйти к своим, любимым. Уйти навсегда. Хорошо, что он позаботился об этом.

Он подошёл к столу и взял зубочистку. Обычная зубочистка, белая, острая, прочная. Он повертел её в пальцах. Вернулся и сел на постель. Указательным пальцем чуть надавил на переносицу, почувствовал лёгкую боль. Под горячей подушечкой пальца забился испуганно пульс, убыстряясь. Слегка закружилась голова. Да, туда, в зрительный нерв. Один удар и мгновенная смерть.

Он сделает это. Он замахнулся и в ужасе опустил руку. Холодный пот прошиб его. Потемнело в глазах. Во рту стало сухо и жарко. Дыхание сбилось: «Слабак! Размазня! Трус! Не в состоянии не только защитить любимых, но и достойно умереть!». Он решительно перехватил зубочистку. В комнате посветлело. Он поднял бледное осунувшееся лицо. В окно–щель лился мёртвый свет. Круглая луна уставилась на него, равнодушно наблюдая.

— Что смотришь? Думаешь не смогу?

Он решительно стиснул зубы.

С тихим шорохом открылась дверь.

***

Рикки Тив привёз ужин.

Взглянул на измождённого Глеба, покачал головой. Поставил еду на столик.

— Добрый вечер, прошу кк–к столу.

Глеб отвернулся.

— Вы больны? Хотите, я приглашу докк–ктора?

— Я не болен. Оставьте меня в покое!

— Это невозможно. Прошу вас пройти за стол.

Глеб взглянул на Рикки. Махнул рукой и пошёл к столу.

«Побыстрее избавиться от него, и доделать задуманное».

Глеб сел за стол и принялся ковырять еду в тарелке. Рикки Тив стоял поодаль, наблюдая за ним. Почти ничего не съев, Глеб отодвинул тарелку. Рикки Тив подошёл к столику и, наклоняясь над ним, чтобы убирать посуду, едва заметным движением сунул ему в рукав рубашки что–то. Глеб вздрогнул и удивлённо взглянул на Рикки Тив.

— Молчите, — одними губами произнёс тот. — Потом посмотрите в санузле, он плохо просматривается за стекк—клом, и уничтожьте, — с грохотом переставляя посуду на тележку, быстро прошептал он.

Развернулся и выехал.

Глеб схватил стакан с водой, который всегда стоял на столике, поднёс его ко рту и закашлялся — сжавшееся нервным спазмом горло, не пропускало жидкость. Откашлявшись, встал, сунул руки в карманы брюк. Подошёл к окну. Луна пропала. Темно–сизое тяжёлое ватное брюхо неба намертво забило его окно–щель. Отвернувшись от окна, закатал рукава. Прошёлся по комнате и сел на кровать. Откинулся навзничь, заложив руки за голову. Прикрыл глаза:

— «Записка! От кого? У меня есть тайные друзья? Хотят помочь? Или провокация?»

Полежав несколько минут, он встал и направился в душ. Плотно прикрыл за собой полупрозрачную дверь. Подошёл к раковине, открыл воду. Вымыл руки и наклонился к самой воде, будто хотел умыть лицо. Быстро вытащил из–за манжета рукава свёрнутый клочок бумаги. На нем было написано:

«Уважаемый Глеб! Не отчаивайтесь! Мы делаем всё возможное, чтобы спасти вас. Будьте готовы к побегу. Друзья».

Согнувшись над краном с текущей водой, он ошарашено смотрел на записку:

— «Друзья? Какие друзья? Меня хотят спасти??» — сердце его радостно встрепенулось. Он в клочья разорвал записку, и вода унесла её. Умылся холодной водой, машинально подставил лицо и руки под тёплую струю воздуха сушилки.

«Побег? Но как? Как это возможно отсюда сбежать? Это нереально. Рикки Тив — друг! А если это провокация?»

Надежда, слабая надежда прокралась его сердце.

***

Утро. Он лежал ещё с закрытыми глазами, пытаясь удержать давно забытое чувство радости. Первый раз за все время пока он был тут, ему снилось что–то очень хорошее. Он никак не мог вспомнить что. Он открыл глаза и вздрогнул: в темно–сизом брюхе неба появилась ярко жёлтая прореха, как будто кто–то узким ножом сделал тонкий разрез, через который пыталось выбраться солнце. Затаив дыхание, он смотрел, как струился яркий свет, пока тучи не сомкнулись, недовольно всколыхнувшись. В эту постепенно затягивающуюся прореху улетучилось и его радостное настроение, душу затопила безнадёжность.

***

Тихий шорох открываемой двери раскатом грома оглушил Глеба. Он резко поднялся.

«За мной», — выстрелила мысль.

На пороге появился Рикки, на нем была форма безликих. Он быстро вошёл и направился к учёному.

— Прошу вас следовать за мной, — Рикки отрешённо смотрел на Глеба, отойдя к стене и пропуская его вперёд.

Учёный прошёл вперёд и остановился у двери.

— Тихо. У нас пятнадцать минут. Надо спешить, — едва слышно произнёс Рикки ему в затылок.

Дверь закрылась. Рикки повёл его налево. Здесь коридор походил на лабиринт, по обе стороны которого отходили более узкие ответвления, теряющиеся в полумраке.

Рикки уверенно вёл Глеба по центральному проходу. Пройдя минут пять, они уткнулись в зеркальную дверь. Глеб сначала не понял, что это дверь. Он видел перед собой бесконечно простирающийся вдаль коридор. Только когда Рикки быстро пробежал пальцами по кнопкам миниатюрной коробочки, прикреплённой на левой стене, и дверь открылась, стало ясно, что это проход.

Они вошли в стеклянный отсек, квадрат два на два метра, ярко освещённый и без единого звука. В перегородке, преграждающей их дальнейший путь, на уровне лица находился матовый квадрат. Рикки почти вплотную приблизил к нему лицо. Прошло с полминуты, и перегородка бесшумно поползла вверх, открывая проход. Они вошли в точно такой же отсек. Стеклянная перегородка закрылась за ними. Рикки шагнул к следующей перегородке, над которой горела надпись: «Выход по одному». Мертвенно–синие лучи сканера пробежали по нему.

— Ваше имя, — послышался голос.

— Рик-ки Тив

— Цель выхода?

— Встреча гостя.

Стеклянная перегородка поползла вверх. Рикки дёрнул Глеба за руку за собой и метнулся в третий куб.

Тот быстро шагнул за Рикки, в тот же миг его оглушил звон, исходивший, казалось, со всех сторон. Он был таким громким, что Глеб зажал руками уши, пытаясь смягчить разрывающий голову звук.

— Опасность первого уровня. Попытка самовольного выхода! — бились в стеклянном кубе слова. От звука голоса и от звона, уже переходившего в ультразвук, Глеб почти потерял сознание. Он сполз мешком на пол, привалился спиной к перегородке и так и остался сидеть с закрытыми глазами.

— Нельзя! Вставайте! Сюда уже идут! — крикнул Рикки. Он быстро набрал код, заблокированная дверь не поддавалась. Тогда, вытащив из внутреннего кармана небольшой предмет, он приложил к кодовому замку. С нечеловеческой силой он рванул Глеба, поднял его и, взвалив себе на спину, шагнул в открывшуюся последнюю дверь, которая за ними плавно закрылась. Рикки положил на землю Глеба, достал из карман маленький флакончик и поднёс к его к лицу. Тот вздохнул, чихнул и пришёл в себя. Ощущая слабость во всем теле, он все же мог двигаться. Рикки помог ему подняться.

— Надо спешить, через пять минут они будут здесь.

Рикки повлёк его вниз по круто спускающейся каменистой дороге. Там, в закрытой со всех сторон скалами бухте, стыла гладью вода. От берега в бухту уходил широкий настил, к которому они и бежали. Едва спустившись на берег, они услышали звуки выстрелов. Обернулись. На самом верху, у стен крепости короткой серой цепочкой двигались охранники. Пули всё ближе подбирались к беглецам.

— Не успеем, — выкрикнул Рикки.

Он остановился:

— Глеб, вам нужно бежать до конца пирса, туда к воде. За вами придут! Ждите там. А я отвлеку.

— Как? — с ужасом переспросил Глеб.

Охранник молча отстегнул от пояса оружие. Быстро огляделся и шагнул за ближайший валун. Присел за него, прицелился:

— Бегите же! А то все напрасно!

— Но…

— Уходите!

Рикки нажал на курок, раздался выстрел и один из безликих завалился на бок.

Вжик, вжик, вжик — танцевали пули по камням вокруг Глеба.

Он пригнулся и кинулся к пирсу.

Глеб добежал до воды и остановился. Никого. Стеклянная гладь черных вод была непроницаема.

Присмотревшись, он заметил какое–то смутное движение в их глубине, и тут на поверхность всплыла миниатюрная подводная лодка.

Откинулся люк, но никто не показался оттуда. Лодка, чуть покачиваясь на воде, ждала.

Позади раздался оглушительный взрыв. Глеб машинально присел, пригнув голову. Обернулся. На месте валуна, за которым укрывался Рикки, зияла яма. Вокруг разбросанные тела безликих, а из открытой двери замка уже спешили новые.

Глеб больше не раздумывал, прыгнул на лодку и забрался внутрь. Крышка бесшумно закрылась, и лодка ушла под воду.

***

Помещение, куда он попал было маленьким и вытянутым, всего три на два метра. Светлый пластик и ровный не яркий свет, лившийся с потолка, успокаивали. Иллюминаторов и прохода в другое помещение не было.

«Я один! — понял Глеб. — Лодка на автоматике».

Он тяжело опустился на кровать, стоявшую в глубине каюты, и с тоской в сердце думал:

«Рикки погиб! Погиб из–за меня! Зачем?! Зачем я пошёл за ним? Что может быть у меня хорошего впереди? Я все равно погиб, а Рикки такой молодой. Так не должно было быть. Это я должен был уйти, а не он».

Негромкий, но настойчивый сигнал вызова вернул его к действительности. Он исходил от панели на противоположной стене.

Глеб подошёл. В центре панели на экране монитора пульсировала табличка связи. Он сел на трансид и принял вызов. Звук оборвался. Экран засветился, и на нем возникло приветливое женское лицо:

— Здравствуйте Глеб! Рада вас приветствовать на борту нашего судна. Как ваши дела?

— Здравствуйте. У меня все хорошо. Спасибо! Но Рикки, — спазм свёл горло, — Рикки погиб!

Женщина ненадолго замолчала, потом пришёл ответ:

— Нам известно о гибели Рикки, он успел передать сигнал о самоликвидации. Программа должна была уничтожить базу данных и матрицу памяти, чтобы сохранить тайну. Робот выполнил свою функцию.

— Рикки — робот?! Как? А его заикание…

— Да. Мы внедрили его с целью помощи нам в случае необходимости, а заикание — незначительная корректировка речевой функции для убедительности.

— Но как! Он же убивал людей!

— Нет, он убивал биороботов, запрограммированных на убийство.

— Понятно. Могу я узнать, кто вы и почему помогаете мне?

— Всему своё время, а пока предлагаем вам отдохнуть. В каюте вы найдёте все, что будет необходимо.

— И ещё вопрос: вы — люди? Вы работаете на Хранителей?

— Да, мы — люди. На второй вопрос могу только ответить, что и да, и нет. Это долгий разговор. Давайте оставим его до окончания вашего путешествия. Через два дня вы будете на месте, и мы обо всем подробно поговорим. Капсула автоуправляемая, постоянно под нашим контролем, опасности для вас никакой. Отдыхайте и до встречи!

Экран погас.

Глеб откинулся на спинку трасида.

Глава «Объявление войны»

На сто сорок третьем этаже Башни Хранителей Элизиума сегодня было особенно людно. Кураторы собирались на экстренное заседание коллегии, и потому спокойствие и благопристойность, обычное царившие в этих стенах, сменились суетой и тревожным ожиданием.

В небольшом кабинете, рядом с залом заседаний, уединились двое. Всполохи огня декоративного камина играли на тяжёлой тёмно-бордовой драпировке стен, и, скользили по небольшому инкрустированному столику красного дерева, переглядываясь в гранях вазы, наполненной фруктами, и рубиновыми искрами падали в вино хрустальных бокалов. Изящная бутылка, в форме стройной обнажённой девушки, руки которой поддерживали горлышко, стояла рядом. Два больших трансида перед камином. Огромный погасший экран над ним. Всё располагало к отдыху.

Однако умиротворёнными сложно было назвать людей, которые находились в комнате. По комнате нервно шагал мужчина лет шестидесяти. Невысокий, коренастый, чёрные чуть волнистые волосы его ниспадали почти до плеч, оставляя открытым высокий лоб.

— Эгмунд, ты не прав, — горячо говорил он, — никто не имеет право подвергать угрозе всё то, что мы создали!

— Коллист, сядь, пожалуйста, — поморщился второй мужчина, на вид его ровесник, расположившийся у камина на трансиде. — Успокойся, что за высокопарность? — устало, продолжал он, проведя рукой по лбу, по коротко стриженным темно-русым волосам к затылку, — Ты что забыл, для чего мы всё это создавали? Твои действия противоречат Кодексу Хранителей. Как можно было отдать приказ об аресте, охоте на Творца, на человека?! И это в наше-то время. И как результат: его ранили, чуть не убили, заперли в каземате. О чём ты думал? Ты — Координатор Хранителей, который в первую очередь должен защищать людей? Я же приказал, никаких травм и жертв! — Эгмунд бросил на Коллиста стальной взгляд серых глаз.

— Ты действительно не понимаешь или притворяешься? — взвился Коллист. — Ты не видишь, как летит к чёрту этот мир?

Он подошёл к Эгмунду и сел рядом, подавшись к нему всем телом:

— Ты, что, всё забыл? Наши мечты об идеальном мире, о глобальной корпорации? Наше презрение ко всем: коммунистам, фашистам, демократам — ко всем партиям и политикам, к религиозным фанатикам — ко всем, кто пытался подчинить мир, прикрываясь лозунгами об избранности, всеобщем счастье и справедливости, как импотент прикрывается рассказами о своих любовных победах. А мы сделали это! Только мы, предприниматели, имеем, что реально предложить человеку: мы даём работу, а значит, не только средства к существованию, но и удовлетворяем его личные амбиции, через реализацию себя, — его чёрные глаза пылали так, что, казалось, затмевали угли в декоративном камине. — И что? Теперь ещё учёные! Ну, сколько можно уже экспериментировать с решением вечных вопросов: для чего рождён человек, может ли он быть счастливым и что человеку надо для счастья? Хватит! Мы уже решили их для себя давно. Или ты забыл? Так я напомню! Ответ один: человек хочет чувствовать себя хорошо, здесь и сейчас. Он хочет быть сытым, хочет тепла и комфорта, хочет свой дом, хочет любить и быть любимым, хочет, чтобы у него была цель, которую бы он добивался на работе, удовлетворяя своё эго, хочет весело поразвлечься, пощекотать себе нервы, да просто побездельничать — покайфовать. Человек хочет получать удовольствие от жизни. А все эти заумные разглагольствования о смысле жизни, заменяются единственным желанием — знать, что он не умрёт совсем, а продолжится в работе и детях. Всё! И больше ничего! И кто всё это может дать человеку? Политики? Религия? Учёные? Как бы, не так. Только мы — предприниматели. Мы и дали человечеству всё это. Мы сделали общество огромной корпорацией. Создали клан Хранителей, чтобы взять ответственность за мир на себя. Я должен был принять меры!

Эгмунд взял бокал и сделал глоток. — Ну, и к чему эта тирада? — произнёс он.

— Это констатация факта! Что, по-твоему, произошло? Правильно думаешь! Произошла очередная попытка изменить мир, под предлогом всеобщего осчастливливания, но теперь уже со стороны учёных. Ну, сколько можно сотрясать устои! Это требует самого жёсткого пресечения. Ты не согласен?

Эгмунд молчал, крутя в руках ножку бокала. Потом поставил его на стол и твёрдо взглянул в глаза Коллисту: — Нет. Я не согласен.

Коллист откинулся на трансиде.

— Не согласен, — повторил Главный Хранитель. — Если стабильность общества требует человеческих жертв, то это сомнительное общество. Эгмунд скрестил руки на груди:

— Да и что, собственно, произошло? Учёный сделал замечательное открытие. Нужно подумать, как его можно применить.

— Применить?! — Координатор ударил ладонями по коленям, вскочил и наклонился над Эгмундом, приблизив почти вплотную лицо и прошептал:

— Ты готов потерять миллиарды дохода ради этого? Хорошо, ты исключительно за идею, за лучшую жизнь для всех, — усмехнулся он, — но ответь, ты готов потерять существенный источник дохода, который идёт в бюджет и на бонусы Хранителям? Затраты на снабжение энергией предприятий — это ничто, по сравнению с многомиллионными доходами от реализации энергии землянам. Они занимают почти треть инвестиций, на которые живёт экономика, в конце концов — это половина нашего с тобой содержания и содержания Хранителей! Чем ты это восполнишь? Будешь сокращать дотационное производство? Резко поднимешь цены на продукцию? Или готов вдвое снизить свои прибыли? Ну, ладно, свои! А как это объяснишь Хранителям?

Эгмунд улыбнулся:

— Ну, конечно, вот и ответ, главное — не потерять доходы.

— А ты как думал! — взвился Коллист, — Деньги — основа всего. Основа нашей корпорации. Кто этого не признаёт, тот последний лицемер или идиот.

Эдмунд нахмурился:

— Следи за своими словами, Коллист.

Коллист отвернулся, взял бокал и залпом выпил.

— Значит так, я запрещаю убивать. Слышишь? Никто не должен пострадать, — Главный Хранитель поднялся.

Координатор отпрянул. Кровь отлила у него от лица. На несколько секунд прикрыл глаза, потом устало сел, упрямо произнёс:

— Ты, конечно, мой старый друг и соратник, ты — Главный Хранитель, — он помолчал, — но я приложу все силы, чтобы не допустить, чтобы какое-то дурацкое открытие разрушило всё, что мы с таким трудом создали. Если ты не согласен, твоё право, но тогда я буду против тебя.

Главный Хранитель подошёл к сидящему координатору и произнёс:

— Если ты осмелишься нарушить мой приказ, то пеняй на себя. Я забуду, что у меня есть друг. Предупреждаю, — серые глаза Главного Хранителя сверкнули сталью.

Координатор замер, давно он не видел таким Главного Хранителя. Холодок пробежал между лопаток, он поёжился:

— Хорошо, как скажешь.

Главный Хранитель немного постоял, словно в задумчивости:

— Через десять минут заседание, там поговорим, — и вышел из комнаты.

Координатор тяжело вздохнул, устало потёр глаза, откинул голову, и так и остался сидеть с закрытыми глазами.

***

Прозрачный круглый зал был пронизан солнечным светом, яркость которого регулировали стёкла. Панорамные, незаметные на столько, что казалось люди собрались на открытой террасе, у которой есть только пол и потолок.

Посередине зала за длинным столом расположились Кураторы-Хранители: пятеро с одной стороны стола и пятеро с другой.

Сегодня собрались только свои, особо доверенные лица — главы подразделений глобальной корпорации «Земля».

Дверь в зал открылась, и вошёл Координатор. Поприветствовав всех, он занял своё место в торце стола, напротив кресла Главного Хранителя. Через несколько минут появился и он сам. Все поднялись.

Главный Хранитель прошёл во главу стола и обратился к присутствующим:

— Приветствую вас, соратники! Прошу садиться.

Подождав, пока все займут свои места, он продолжал:

— Я собрал вас из-за чрезвычайных обстоятельств, которые могут изменить установленный нами порядок раз и навсегда. Прошу Куратора-Хранителя образования и науки ввести всех в курс дела, — Главный Хранитель сделал приглашающий жест и сел.

Пожилой седовласый человек в старомодных очках, волнуясь, поднялся, прокашлялся и начал:

— Уважаемые Хранители! С гордостью сообщаю вам о великом, не побоюсь этого слова, эпохальном событии, грандиозном открытии! Наш гениальный Творец–учёный Глеб Лунн открыл новый вид энергии, осуществив мечту человечества о дешёвой, неисчерпаемой и общедоступной энергии. Отныне не будет необходимости в экономии энергоресурсов, не нужны будут поиски её новых источников. Жизнь сама преобразуется в энергию. Нам останется только позаботиться о том, чтобы Земля превратилась в цветущий сад. При этом растения будут не только очищать атмосферу, сад превратится в источник фито-энергии. Для этого, всего-навсего необходимы удобрения с незначительно изменённым составом и вживлённый микрочип, и всё! — Куратор снял очки и возбуждённо потряс ими.

Кураторы молчали, в изумлении смотря на него. Только Координатор, потупившись, не поднимал взгляда от стола, и Главный Хранитель, откинувшись на трансиде, всматривался в их лица. Он сидел неподвижно и, казалось, был абсолютно спокоен, только вращающиеся большие пальцы сплетённых рук, выдавали его возбуждение и желание успокоится.

— Кхм, — поднялась Куратор сельского хозяйства и продуктов питания — маленькая полная женщина с коротко остриженными пшеничного цвета волосами и уютными ямочками на щеках, — а можно поподробнее об открытии? Каждое растение нужно будет чипировать?

— Нет! Что вы! Я постараюсь коротко, без научных терминов, только суть. Творец Лунн изобрёл уникальный микрочип, который, будучи вживлён в одно растение, способен аккумулировать электричество, вырабатываемое растениями при фотосинтезе в радиусе до ста квадратных метров в локальную электросеть, используя электропроводность земли. Микрочипы территориально вживляются в растения таким образом, чтобы общая электросеть, включая локальные, вырабатывала мощность, необходимую для бесперебойного функционирования всех приборов и систем жизнеобеспечения объекта, например, жилого дома или производства. Последний распределительный чип общей электросети через устройства локальной беспроводной сети дома или организации подключается к пульту управления электрооборудованием. Чип считывает диапазон мощности электроэнергии необходимый для бесперебойной работы всех его приборов и систем, и регулирует поток аккумулируемой электроэнергии растений до нужных параметров. Как результат, для полной электрификации объекта необходимо только первоначальная подготовка. А именно изготовление чипов и вживление их в растения для создания единой энергетической системы питания объекта. При этом конструкция чипа до гениальности проста и больших затрат не потребует, а потому будет общедоступна в прямом значении этого слова. Кроме того, система будет работать многие годы, пока живут растения! Ни ремонтов, ни реконструкций не потребуется! При необходимости — только посадить новое растение, чтобы заменить погибшее. А кроме того Земля наша поистине станет зелёным благоухающим садом! Друзья мои, мы сделали это! Сделали то, о чем мечтали — построили Рай на Земле! От души поздравляю нас с этим! — закончив, он поклонился и сел.

Прошло некоторое время, пока люди осознали информацию и послышались первые радостно-удивлённые возгласы, которые постепенно набирали силу, и переросли в открытый восторженный гвалт.

Кто-то вскочил с места и кинулся обнимать Куратора образования и науки, все поздравляли друг друга.

— Я, конечно, извиняюсь, я тоже очень счастлив и горд за нашу науку, — вдруг послышался голос, — но что теперь отрасль энергетики и ресурсов будет упразднена, производства остановлены и люди уволены?

Все застыли, повернув головы к говорившему. Куратор — Хранитель Энергетики и ресурсов, небольшого роста, элегантный мужчина средних лет с маленькими чёрными усиками под носом, стоял бледный и растерянный.

Переглянувшись, все стали тихо расходиться по своим местам.

— Так я не понял, — помолчав, продолжал Куратор, — Я уволен?

Все посмотрели на Главного Хранителя. Тот молча смотрел на них. Трудно было понять одобряет он или нет внедрение открытия. Под этим непонятным взглядом радость улетучивалась, освобождая место тревоге.

Вместо Главного Хранителя заговорил Координатор:

— Как вы себе это представляете: оставить без работы миллионы людей и без существенной части дохода наш бюджет? Кстати, уточните, пожалуйста, для всех, какую часть дохода приносит в бюджет энергетическая отрасль, вдруг кто запамятовал, — он взглянул на Куратора-Хранителя Единого компьютерного центра Земли и интернет-связи.

— Энергоресурсы — тридцать процентов, остальные промышленность и налоги, — ответил тот, взглянув на лаптоп, который был с ним всегда.

— Позвольте, — воскликнула Куратор-Хранитель элизиев, — а чем же я буду Созидателям пособия платить? Или предполагается сокращение пособий или может вообще их отмена?

Ей никто не ответил.

— Но как же, такое эпохальное событие, — растерянно проговорил Куратор — Хранитель образования и науки, оглядываясь вокруг.

Все старались избегать его взгляда.

— Это всё замечательно: наука, открытия, и все такое, — сказал Куратор — Хранитель энергетики и ресурсов, — мы очень все рады, что наука развивается гигантскими темпами. Но нельзя ли… как-то, — он покрутил рукой в воздухе, — как-то сделать так, чтобы гигантские шаги науки не затоптали уже установленный порядок, а исключительно улучшали его? Ну, как вы представляете себе внедрение вашего открытия в реальную жизнь? Вы понимаете, что это открытие уничтожит мировую энергетику? Скольким Созидателям надо будет переквалифицироваться и в кого? При их-то конкуренции с роботами. Обрекать жить только на пособие, вычёркивать из общей деятельной жизни? Ну, хорошо, предположим, отправили на отдых, а Хранителей-управленцев куда? Туда же? А ваши доходы? Когда такое было!? Вы понимаете, что за этим последует?

Куратор образования и науки пытался что-то говорить в защиту открытия, но Кураторы, встревоженно перешёптываясь, не обращали на него внимания.

— Как же так, невозможно такого допустить!

— Но такое открытие!

— Надо все как следует обдумать. Должен же быть компромисс.

— Может быть, делегировать отрасли энергетики кураторство новым видом энергии? — предложил Куратор — Хранитель образования и науки.

— Это, каким же образом?! — подскочила на месте Куратор — Хранитель сельского хозяйства, — Если я правильно поняла, для выработки фито-энергии необходимы растения, много растений, а растениям нужны удобрения. Кроме того, нужен особый состав удобрений и микрочипы. Партии таких химикатов и чипов нужны в крупных масштабах, и это можно будет сделать на уже существующих предприятиях, вырабатывающих удобрения и в промышленности. Чип вживляется в растение и, следовательно, впоследствии генетически действует на новую поросль, не требуя применения новых чипов. А многолетние растения живут очень долго. Так что постепенно количество требуемых чипов будет только снижаться. Поэтому абсолютно не разумно строить в отрасли энергетики отдельные производства, поддерживающие внедрение открытия. Да и специалистов в отрасли таких нет. А передавать производства со специалистами под юрисдикцию энергетики, тоже глупо: скорректировать технологию производства удобрений значительно проще, чем передать производство из одной отрасли в другую. Сейчас в сельском хозяйстве производств, вырабатывающих удобрения, ровно столько сколько необходимо. Если часть их передать под новые заказы в другую отрасль, то необходимо будет строить новые для производства уже удобрений! И это при падении доходов? Нереально, так как не разумно, — она раскраснелась, в сердцах хлопнул ладонью по столу и с вызовом села.

Гвалт снова наполнил комнату. Теперь люди спорили и горячились.

— Вы понимаете, что разрушаете надежду человечества на общество без зависимости от ресурсов?! В будущем это открытие даст нам возможность покорить космос, который теперь для нас закрыт из-за нереальной дороговизны проектов. Человечество в принципе не сможет развиваться без доступной энергии, — горячился Куратор-Хранитель образования и науки.

— Ну, замечательно! Просто замечательно! А завтра ваши Творцы-учёные откроют новый вид чего-то, что ликвидирует отрасль промышленности или здравоохранения — пожалуйста! Придумают, как уничтожить все болезни раз и навсегда! Или ещё что. Давайте, давайте порушим всю структуру управления планетой. А взамен что?

— Вы высказываете какие-то абсурдные мысли! Вы против того, чтобы уничтожить все болезни? — сердился Куратор — Хранитель науки.

— Не утрируйте! Это просто, как пример. Абсурд и безответственность, что из-за вашего открытия без работы останутся миллионы людей и сотни Хранителей! Распадётся целая отрасль экономики и бюджет потеряет треть дохода. И мы все, между прочим, потеряем существенную часть нашей прибыли. А у нас каждый денежный знак на счету!

— Вот — вот, добрались до самого главного! Вы в первую очередь беспокоитесь о своих доходах на счету! А не о процветании человечества!

— Да как вы можете?!

Координатор позвонил в колокольчик. Все постепенно стихли. Он поднялся, глаза его встретились с глазами Главного Хранителя:

— А что думает по этому вопросу Главный Хранитель?

Повисла тишина. Все посмотрели на Главного Хранителя. Он был бледен. Достал из кармана платок и промокнул лоб, произнёс:

— Значит так. Я думаю, что нужно тщательно проанализировать сложившуюся ситуацию. Попрошу Куратора — Хранителя единого компьютерного центра смоделировать прогнозы с учётом внедрения открытия.

— Уже, — отозвался всклокоченный Куратор — Хранитель, — пока мы тут обсуждали ситуацию, я ввёл исходные параметры и получил прогнозируемую модель. Данные, конечно, очень и очень приблизительные, так сказать, вектор развития, но дают общую картину возможного прогнозируемого будущего.

Положительные моменты.

Снижение издержек населения на тридцать процентов.

Снижение издержек производства и услуг по различным отраслям от трети до половины.

В частном бизнесе снижение издержек частного бизнеса возможно до восьмидесяти процентов.

Закрытие корпораций энергетики приведёт к увеличению числа наёмных работников и росту предприятий частного бизнеса. Тут возможно фифти-фифти.

Из отрицательных.

В связи с закрытием трёх корпораций энергетики и взаимосвязанных с ними производств высвобождение более двадцати пяти миллионов Созидателей, около ста тысяч Творцов и почти двести Хранителей. И не факт, что все они смогут быстро найти работу.

Затраты на утилизацию или перепланировку предприятий корпораций энергетики может уйти до трёх миллиардов денежных единиц, при этом, может быть использовано, имеющееся имущество до одного миллиарда.

Затраты на внедрение нового вида энергии. Тут пока ничего сказать не смогу, нужны расчёты на основе новых данных.

Рост самоубийств среди тех, кто пополнит ряды неработающих Созидателей, возможен на тридцать процентов; алкоголизма и наркомании, уход в виртуальную жизнь соответственно на триста. Возможен некоторый рост преступности среди высвобождаемых работников.

У меня пока всё. Для более детального прогноза необходимы технические данные изобретения и время для расчётов.

— Сколько времени?

— Ну, — Куратор ЕКЦ почесал затылок, — не менее трёх месяцев, с детальной проработкой полгода, с прогнозами — рекомендациями моделирования до года.

— Я прошу прощения, — послышался в установившейся тишине, уверенный чуть хрипловатый голос, — но хотел бы обратить ваше внимание на то, что возможны беспорядки, если общество узнает, что мы от них скрываем такое открытие. Многие могут не понять. Необходимо соблюдать секретность! — Куратор — Хранитель внутренних дел и Элизиума строго обвёл всех взглядом.

— Благодарю вас, — ответил ему Главный Хранитель. — Благодарю всех за высказанные мнения, — он поднялся с места. — Значит так, думаю, что выскажу общее мнение. Во-первых, я хочу сердечно поблагодарить Куратора — Хранителя образования и науки и в его лице всех учёных за их великий труд на благо Земли, за их грандиозное открытие.

Куратор — Хранитель образования и науки встал и, прижав руку к груди, поклонился.

— Во-вторых, это грандиозное открытие, — продолжил Главный Хранитель, — способно кардинально изменить нашу жизнь, и потому его внедрение требует тщательной проработки, анализа и планирования. Наша главная задача — хранить этот мир, соблюдать стабильность экономики и миропорядка, не подвергать людей стрессам, делая их жизнь максимально комфортной. На нас с вами огромная ответственность за устойчивость и процветание на планете Земля. В связи с этим, предлагаю, временно приостановить работы над проектом по исследованию нового вида энергии. Всем материалам присвоить уровень высшей секретности и обеспечить их конфиденциальное хранение.

В третьих, Куратору — Хранителю ЕКЦЗ приступить к работе по моделированию внедрения данного открытия в нашу жизнь, обеспечив этим работам строгую секретность.

Со всех, кто в курсе данного проекта, взять подписку о неразглашении. В случае нарушении секретности или отказа, подвергнуть аресту и процедуре частичного стирания памяти. Ответственность за исполнение возложить на Куратора — Хранителя внутренних дел и Элизиума.

И наконец, Куратору-Хранителю религиозного согласия. — Главный Хранитель взглянул на пожилого седого мужчину в строгом чёрном костюме. — Надеюсь на всемерное содействие в сохранении мира и порядка в сердцах верующих землян. Это основная ваша задача в столь сложной ситуации, уважаемый Куратор.

Куратор религиозного согласия опустил глаза и склонил голову:

— Верующие люди бесконечно благодарны Хранителям за покой в их сердцах. Храмы Религиозного Согласия в элизиях открыты для всех и всегда. Каждый находит там поддержку его веры и тихое неприкосновенное место в отправлении религиозных обрядов, приближающих человека к божественному смирению и благодати.

— Хорошо, это радует, — ответил Главный Хранитель. — Мы должны принять все меры, чтобы сохранить мир и порядок на Земле. Прошу проголосовать за данное решение, — Главный Хранитель сел.

Перед каждым из сидящих за длинным столом вспыхнул зелёный глаз результатов голосования. На мониторах высветилось: «ПРИНЯТО ЕДИНОГЛАСНО».

— Хранителя — Координатора прошу юридически оформить и проконтролировать исполнение решения. Заседание окончено. Все могут быть свободны, — подвёл итог Главный Хранитель.

Кураторы — Хранители покинули зал заседаний. Вслед за ними, хмуро взглянув на Главного Хранителя, вышел и Координатор.

Главный Хранитель откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза и глубоко вздохнул. Посидев несколько минут неподвижно, он вызвал начальника своей личной охраны — Чачота Ареса.

Тот явился почти мгновенно, как будто ждал вызова прямо под дверью.

— Здравствуй, Арес, — Главный Хранитель задумчиво смотрел на невысокого стройного человека, неопределённого возраста, на груди у которого сияла эмблема личной охраны Главного Хранителя: рука, в раскрытой ладони которой вращался земной шар. — Как дела с нашим учёным? Есть новости?

— Приветствую, Главный Хранитель, ваше задание выполнено. Ситуация под контролем. Ведём наблюдение. Выясняем местонахождение материалов исследования. Есть свидетель ареста — мальчик, но он не опасен, отправлен к тётке в элизий.

— Почему к тётке? Что с родителями?

Начальник охраны замялся.

— Говорите!

— Произошла накладка.

— Что ещё за накладка, — Главный Хранитель поднялся.

— К сожалению, родители погибли в аварии, удалось выжить только мальчику.

— Как?! Я же приказал не уничтожать людей, никто не должен был пострадать! В крайнем случае, допускалось только создать ситуацию с аварией и госпитализацией для частичного щадящего стирания памяти. Как вы могли пойти на подобное?!

— Несчастный случай! Мы сделали все возможное, чтобы спасти их.

Главный Хранитель тяжело сел. Провёл ладонью по бледному лбу. Перевёл дыхание.

— Значит так. Лично проследите, чтобы у мальчика было все в порядке. Персонально ответите!

— Слушаюсь! — вытянулся Арес, — Разрешите доложить!

— Что ещё?

— Лучше бы его того, нейтрализовать. Родители погибли у него на глазах. Он видел наших сотрудников, — Арес замялся, — которые пытались помочь, но мог не так понять в шоке. У меня к этим частичным стираниям памяти…как бы нам не вырастить врага.

Главный Хранитель поморщился:

— Нет. Сделайте так, как я говорю. Все. Можете идти.

Арес, развернувшись по-военному, вышел.

У входа Арес столкнулся с Координатором и чуть заметно кивнул ему. Координатор-Хранитель улыбнулся краешком губ:

— Идите за мной, — и быстро направился в свой кабинет.

Арес, осмотревшись по сторонам, последовал за ним.

Когда за ними закрылась дверь кабинета, Координатор-Хранитель быстро спросил:

— Арес, вы уверены, что не осталось свидетелей ареста учёного? Мальчик или родители могли кому-то рассказать.

— Уверен. Мы подключились к браслетам и прослушивали все разговоры, от встречи мальчика с отцом в лесу и до аварии. О происшествии они говорили только между собой.

— Хорошо. Благодарю вас.

— Я выполняю свой долг. Обеспечиваю безопасность Главного Хранителя. Стирание памяти у Творцов пусть в одном проценте, но может вызвать нежелательный эффект воспоминания. Я должен обеспечить полную безопасность.

— Благодарю вас за отличную службу!

***

Главный Хранитель подошёл к дверям квартиры. В правом верхнем углу её вспыхнул и погас зелёный огонёк: датчик синхронизировался с его личным браслетом и дверь открылась.

В нос ударил тёплый, пряный аромат свежеиспечённого хлеба и корицы — запах уюта и семейного благополучия. Во рту сразу стало сладко, и он наполнился слюной. Главный Хранитель вспомнил, что почти не ел сегодня.

— Тонь, я дома! — крикнул он, переобуваясь.

— Сейчас, Эги! Только руки ополосну!

Антонида вышла к нему через пару минут. Румяная, улыбающаяся, она радостно смотрела на него глазами цвета янтарного мёда. Чёрные волосы, чуть тронутые сединой, аккуратно спрятаны под белой косынкой, только лёгкий локон выбился из–под неё. Маленького роста, пухленькая, она едва доходила мужу до плеча. Антонида подошла и потянулась к нему поцелуем.

Главный Хранитель наклонился и поцеловал её в щёку.

–Опять булочки пекла? Врач же тебе запретил, есть булки.

— А я для тебя, Эги. Ты же их любишь. Хотела тебя порадовать, да и печь своими руками хлеб — это большое удовольствие для меня.

— Знаю.

— А ты, что такой бледный? Устал?

— Немного.

Антонида помогла ему снять пальто. Платяной шкаф услужливо распахнул дверцы. Две щётки быстро прошлись сверху вниз и обратно, тёплая струя воздуха обсушила, плавно вращающуюся одежду, и пальто спряталось внутрь шкафа, дверцы которого закрылись.

— А Куки-то где? Опять завис в игрушке?

— Да, пусть его. Заодно подзарядится.

— Совсем ты его избаловала.

— Не ворчи, — Антонида слегка ткнула его кулачком в плечо. — Иди, умойся. Голодный? Я сейчас накрою в столовой.

— Не надо. Пойдём лучше на кухню. Славика нет? — Главный Хранитель взглянул на браслет. — Не вижу сигнала от него.

— Он в школе. У них там какой-то квест, и наставники поставили временную блокировку на территории школы, чтобы по браслетам не вычислили друг друга. Вчера пришло сообщение, я подписала разрешение на участие. Пусть играют, дети ещё.

Главный Хранитель недовольно повёл головой:

— Гориславу всего десять. Мало ли что, я это не одобряю.

Лицо Антониды вытянулось, ямочки на щеках пропали, и чуть заметная складка легла между бровей:

— Прости, Эги. Ты думаешь, это опасно?

— Ну, под присмотром наставников, надеюсь, что нет, но прошу тебя, больше таких разрешений не давать. Хорошо? Мало ли что.

— Хорошо. Если хочешь, я свяжусь со школой и скажу, чтобы отправили Славика домой?

— Не нужно. Во сколько там заканчивается?

— В восемь.

Главный Хранитель взглянул на браслет,

— Через час сам включится. Пойдём на кухню. Я здорово проголодался.

Насытившись, Главный Хранитель откинулся на трансиде.

— Как день прошёл? — Антонида сидела напротив, и, подперев щёку рукой, смотрела на мужа.

— Пойдём в сад? Что-то я устал сегодня.

Она кивнула, и они вышли из кухни, где во всю уже хозяйничал робот — домашний помощник Куки.

Главный Хранитель пошёл было к подъёмной платформе, но Антонида дёрнула его за руку и, смеясь, потащила к лестнице.

— Тонь, пятый этаж! — проворчал тот.

— Ничего Эги, ничего. Ты забыл, что тебе нужно больше двигаться?

Она легко колобком покатилась по ступенькам вверх, увлекая его за собой. Они поднялись на пятый этаж. Оба запыхались, и, смеясь, передразнивая друг друга, отдувались.

Прохлада вечнозелёных деревьев приняла их. Тишину не прорывал ни один звук огромного мегаполиса, только слышалось щебетание птиц да журчание миниатюрных фонтанчиков, прятавшихся под склонившимися ветками. Миновав дверь в библиотеку, они прошли в центр зимнего сада, где медленно вращался фонтан высотой в человеческий рост: рука, на раскрытой ладони которой лежала миниатюрная планета — Земля. Вода голубыми от подсветки всполохами поднималась вверх, обволакивала Землю, и искрясь, живой энергией, ниспадала вниз.

Они сели недалеко от фонтана под кроной миниатюрного баобаба. Главный Хранитель обнял Антониду, она положила голову на его плечо. Сидели тихо и неподвижно, прижавшись, друг к другу. Наконец, Антонида повернула к нему лицо и вопросительно взглянула.

Он сидел с закрытыми глазами, чуть нахмурившись, отчего густые чёрные сросшиеся брови, ещё без единого седого волоска, несмотря на недавно отмеченный шестьдесят седьмой день рождения, казались нависшими, и делали лицо угрюмым.

— Что-то случилось, Эги? У тебя раньше от меня не было секретов.

Главный Хранитель отпустил её плечи, устало потёр ладонями лицо.

— Случилось, Тонь. Значит так. Наши учёные сделали грандиозное открытие — новый вид дешёвой энергии, которая способна заменить все другие. Если её внедрить, то энергетика будет общедоступна и сэкономит миллиарды бюджетных средств, как домохозяйств, так и общепланетарные, — он испытующе смотрел на неё.

— Да ты что, Эги! Это просто здорово!

— Ну, да, здорово.

— Ты, вроде, как и не рад?

— Ну, почему я рад.

Антонида прижалась к нему:

— Ты помнишь, как в юности мы мечтали об этом? И всё сбывается. Это же большое счастье, когда все задуманное сбывается. Правда?

Главный Хранитель молчал.

— Ты счастлив?

— Да, всё сложилось, теперь главное всё удержать.

— Что удержать? — Антонида непонимающе посмотрела на мужа.

— Всё, Тонь, всё, — он поцеловал её в лоб и посмотрел на браслет. — Уже пять минут девятого, а сигнала от сына нет, — чуть встревоженно произнёс он.

Антонида встала и связалась со школой:

— Эрнест, добрый вечер. Да, это Антонида. Извините за беспокойство, я хотела бы узнать, когда закончится мероприятие? Как закончилось час назад? Вы же сообщали, что до восьми. Ну, это не важно. А где Горислав? Сигнала от него до сих пор нет. — Антонида побледнела. — Как ушёл час назад? Куда ушёл? До дома пятнадцать минут, где же он? — слабым голосом пролепетала она, оседая.

— Тонь, не переживай. Ну, что может случиться с мальчишкой в наше-то время, — муж бережно подхватил её, — заигрался, поди. Я сейчас позвоню Аресу, он его быстро домой притащит.

Он вызвал Куки.

— Куки, проводи Антониду в гостиную. Тонь, иди, отдохни, я сейчас созвонюсь с Аресом и к тебе.

Как только они ушли, Главный Хранитель вызвал Ареса:

— Арес, у меня сын на связь не выходит, пропал с локации, я его не вижу. В последний раз его видели в школе около семи. Там проходил какой-то квест, и они отключали браслеты. Квест закончился час назад, тогда же Горислав ушёл. У меня к тебе три вопроса: первый, какого чёрта мой сын принимает участие в мероприятиях, где отключается его браслет? Второй, что в это время делает его охрана? И третий, где сейчас Горислав?

Начальник личной охраны Главного Хранителя пустился в объяснения, но был прерван:

— Значит так, Арес. Объясняться будем потом. Срочно найди сына. Чтобы не позднее чем, через полчаса он был дома. Понятно? Исполняй.

Главный Хранитель отключился.

«Что ж это такое?! Случайность? Недоразумение? Покушение? — сердце тревожно билось. — Спокойно, Эгмунд, спокойно. Арес знает своё дело. Киднепинг в наши дни крайне редкое явление, а у Хранителей вообще небывалое. Что-то здесь не так».

Он спустился вниз.

***

Прошло два часа. Поиски не увенчались успехом: ни у друзей, ни у знакомых, ни где-либо в общественных местах мальчик не был обнаружен, несмотря на то, что поднятые по тревоге силы, как личной безопасности Главного Хранителя, так и полиции Элизиума, прочесали весь мегаполис.

И сейчас Главный Хранитель в кабинете выслушивал отчёт Ареса:

— Мы установили, что Горислав покинул школу в 19:00. Наставник лично проводил его к машине, и машина ушла на автопилоте. Мальчик был один. Больше его не видели.

— Как это не видели? Почему не видели? Если в машине установлен автопилот, значит, есть выход в интернет и машина должна прослеживаться в локации.

— Я просмотрел историю: машина прошла дистанцию от школы до парка Солнца и при повороте на параллельную магистраль, ведущую к его дому, пропала.

— Как пропала?! Куда пропала?!

— Пока непонятно.

— Что?! — взревел Главный Хранитель.

Он остановился перед Аресом. Лицо его пылало от гнева, на висках набухли вены.

— Ты соображаешь, что говоришь? — свистящим шёпотом проговорил он. — Ты понимаешь, что пропасть она могла только в одном случае, если кто-то отключил интернет.

— Да, я понимаю, мы прорабатываем похищение.

— Как это вообще возможно в наше время? И кому это нужно?

— Эги, Эги! — дверь широко распахнулась, и Антонида вбежала в кабинет. — Скорее, скорее, там сигнал, вызов, тебя зовут!

— Успокойся, Тоня, что случилось? Кто зовёт? — Главный Хранитель шагнул к жене, взял её руки. Она вцепилась в него и, захлёбываясь слезами и словами, говорила:

— В гостиной, вызов на экране, требуют тебя.

— Похитители вышли на связь, — сказал Координатор, входя следом за Антонидой.

— Пошли, — Главный Хранитель быстро направился в гостиную.

«Требуют тебя. Требуют тебя, — билось в его голове. — Кто мог требовать ЕГО?!»

На экране монитора едва просматривался силуэт. По нему трудно было определить мужчина это или женщина. Изменённый металлический голос произнёс:

« Главный Хранитель! Вы переступили грань. Вы принесли человеческие жизни в жертву амбициям, личной власти. Вы должны ответить за содеянное зло. Мы — независимые учёные требуем немедленной свободы для арестованного учёного. Мы требуем вашей отставки, и начала подготовки к всеобщим выборам достойного правителя корпорации «Земля», который не висел бы мёртвым грузом на эволюции планеты. Даём вам сутки. В противном случае вы больше никогда не увидите сына».

Картинка экрана свернулась в точку и погасла.

Главный Хранитель повернулся к начальнику личной охраны:

— Что это такое?

Арес о чём-то переговаривался по браслету. Он поднял палец, прося минуту. Закончил разговор и подошёл к Главному Хранителю.

— Мы засекли место. Ещё десять минут, и ребята будут там.

— Где это?

— Торговые склады в коммерческой зоне. Бокс номер 1038.

— И что, ты думаешь, что все десять минут он будет там сидеть и ждать вас?

— Не беспокойтесь. Зона взята под контроль.

— Ты уверен, что ребёнок именно там?

— Сигнал шёл из машины Горислава.

— Как такое возможно? Доступ к интернету сына свободен?

— Нет, доступ был надёжно защищён.

— Арес, ты издеваешься? Как можно защиту интернета в подобной ситуации назвать надёжной?

— Но он действительно надёжно защищён. Доступ к нему мог быть только у избранных: у вас, Антониды, у тех, кому лично вы доверяете. — Он покосился на Координатора. — Ну, или, — Арес замялся.

— Или что? Говори уже!

— Или это какой-то гениальный учёный, который открыл новые, пока неизвестные нашему человечеству возможности получения доступа к современной интернет-связи.

— Хакер, что ли?

— Не думаю, чтобы обычному хакеру это было под силу.

— Пошли в кабинет.

Главный Хранитель повернулся к Антониде:

— Тонь, ну вот, видишь? — он погладил её по голове — Арес нашёл его. Теперь всё будет хорошо, — он зыркнул на Ареса.

Тот встрепенулся:

— Совершенно верно, Антонида. Вы можете быть спокойны, мы скоро привезём Горислава.

— Потерпи немножко, скоро сын будет с нами. Присядь, отдохни. Если что, сразу зови меня. Мы будем в кабинете.

Антонида устало кивнула.

— Куки, — Главный Хранитель бросил взгляд на робота-помощника, — будь рядом с Антонидой. — Сделал знак Координатору и Аресу следовать за ним, и вышел.

***

Все трое расположились в кабинете. Главный Хранитель и Арес за экраном монитора, следя за операцией по захвату похитителя.

— Значит так, Арес, постарайтесь взять машину под контроль.

— Работаем. Ещё пара минут, и ребята войдут в неё.

Координатор ходил по кабинету.

— Сядь, пожалуйста, Коллист, — сказал Главный Хранитель. — Не мельтеши.

— Я не понимаю! — вдруг взорвался молчавший до сих пор Координатор.

Главный Хранитель и Арес вздрогнули от неожиданности и посмотрели на него.

— Я не понимаю, как такое возможно! Похитить сына Главного Хранителя! Требовать смены власти. И кто? Какие-то учёные — лабораторные крысы, которые ничего, абсолютно ничего не сделали для общества. Сидят, сволочи, экспериментируют! Они вообще хоть понимают, какая это великая заслуга — объединить человечество?! И вот тебе благодарность!

— Успокойся, Коллист, я думаю, что этот человек с психическими отклонениями.

— Да, Эгмунд? А откуда он вообще узнал об аресте учёного? Это — заговор! Я уверен. Это — заговор с целью захвата власти. Необходимо вернуть закон о высшей мере наказания. Те, кто покушается на само государство, не достойны существовать в принципе, даже со стёртой памятью. Только их уничтожение, остановит эту заразу.

Главный Хранитель покосился на Координатора. Он сидел за столом и тихо постукивал пальцами с нетерпеньем, ожидая сигнала.

Тихий сигнал вызова на браслете Ареса прозвучал набатом. Все напряглись.

— Слушаю, — Арес включил громкую связь.

— Докладывает второй. Внедрение завершено успешно. Мальчик изолирован на заднем сидении. Управление отключено. Двери заблокированы. Жду команду на захват.

— Что с ребёнком? Вы его видите? — громко произнёс Главный Хранитель.

На том конце пару секунд помолчали. Потом пришёл ответ:

— Ребёнка вижу. Он лежит на заднем сидении. Похоже, спит. Отгорожен от похитителя стеклом — щитом.

Главный Хранитель перевёл дыхание:

— Хорошо. Что похититель?

— Похититель на переднем сидении, пытается наладить автоматику и разблокировать двери. Взрывчатых предметов не фиксируется.

— Ничего не предпринимайте. Контролируйте ситуацию и будьте готовы к захвату. Мы выезжаем.

— Значит так, — он повернулся к Аресу и Координатору, — быстро туда. Я лично приму участие в задержании.

— Я категорически возражаю, — Арес преградил дорогу Главному Хранителю.

— Твоего мнения я не спрашивал. Будешь на него иметь право, когда свою работу будешь делать нормально. У меня к тебе ещё будут вопросы. Я тебе сына доверил, а ты?

Арес побледнел и сжав зубы так, что желваки заходили на скулах, отошёл в сторону. Главный Хранитель направился к выходу, за ним Арес и Координатор.

***

Маленький серебристо-серый электромобиль был окружён полицейскими. Главный Хранитель заглянул в машину. Сквозь затенённое лобовое стекло он увидел силуэт человека, ничком лежащего на руле. Заднее сидение не просматривалось.

Главный Хранитель подошёл к дверце и приказал её открыть. Арес оттеснил его от машины, прикрыв собой, подал сигнал. Двое полицейских подошли к дверце, стали по обе стороны от неё. Один из них поднёс кодировщик к запирающему устройству автомобиля, замок щёлкнул, дверца дрогнула и поползла вверх.

Полицейские взяли на прицел парализаторов неподвижно сидящего внутри человека. Один из них ткнул его дулом в бок:

— Выходи!

Человек поднял голову и начал неуклюже выбираться.

Главный Хранитель с удивлением разглядывал его, бледного, испуганно озирающегося, пока полицейские, подхватив его под руки, уводили в свою машину.

Арес забрался на переднее сидение и быстро набирал код на бортовом компьютере. Стекло-щит, отделяющее заднее сидение, бесшумно опустилось. Одно из передних сидений сложилось, давая доступ к ребёнку. Главный Хранитель бросился к сыну. Наклонился над ним и прислушался к ровному дыханию, вглядываясь в его спокойное лицо. Облегчённо вздохнул и взял сына на руки.

— Почему он спит? — обратился он к Аресу, — Его усыпили?

Арес молчал.

— Срочно в больницу! — прижимая сына к груди, он сел позади, Арес — на переднее сидение.

— Через десять минут будем на месте, — Арес посмотрел в обзорное зеркало. Главный Хранитель, откинув чёрные волосы со лба сына, тихо гладил его по лицу.

— Болтаешь много.

Арес смутился. Машина тронулась.

***

Вернулся домой Главный Хранитель глубокой ночью. У порога его встретил Куки.

— Куки, как Тоня? Спит?

— Нет, ждёт вас в гостиной. Тоне плохо. Тоня плакала. Куки тоже плохо. Куки не может плакать, но Куки не хочет, чтобы Тоня плакала.

— Я тоже не хочу, Куки. Ничего, уже всё хорошо. Тоня больше не будет плакать. Никогда. Пойдём к Тоне, скажем, что всё хорошо.

Главный Хранитель устало поднялся с трансида, на котором он сидел, пока Куки его переобувал. Обычно он не позволял роботу этого делать, но сейчас, видя, как тот стремился помочь, разрешил.

Главный Хранитель направился в гостиную. Антонида сидела у стола, облокотившись на него и положив голову на руки.

— Тонь, — он тихо позвал её.

Она вздрогнула и резко выпрямилась. Повернула к нему измождённое постаревшее за ночь лицо. Безмолвный вопрос застыл в её глазах.

У Главного Хранителя защемило сердце, оно бухнулось и странно зашевелилось в груди.

— Тонь, ну, ты что? Мальчик жив и здоров. Я только из больницы.

При упоминании больницы глаза её тревожно распахнулись.

— Нет, нет! Просто на всякий случай. Для профилактики. Может шок. Врачи сказали надо пару дней, обследование там провести, понаблюдать. А так всё хорошо. Все жизненные показатели в норме. Похоже, он просто спал всё это время. Возможно, ничего и не помнит. Ну, ты что? Я ж тебе сообщил, чтобы ты не переживала.

Антонида, наконец, облегчённо вздохнула и чуть улыбнулась. Из глаз её вдруг брызнули слёзы.

— Ну, Тоня! Ну, что такое? Всё же хорошо.

— Да, да. Всё хорошо, — сквозь рыдания проговорила она.

Он крепко прижал её к себе.

«Милая моя, никому никогда не позволю причинить тебе боль! Я жизнь отдам за тебя и за сына. Я всё сделаю, чтобы у вас всегда было всё хорошо», — думал он, целуя её волосы.

***

Наступило тревожное утро.

Эгмунду и Антониде казалось, что беспокойная несчастная ночь продолжилась, лишь немного уступив свету нового дня, свету надежды на то, что всё образуется, и вернётся к той счастливой жизни, которая оборвалась так неожиданно.

Нежные и предупредительные друг с другом, они старались ни в чём не нарушать обычный распорядок дня, который им представлялся единственной опорой в рушившемся привычном мире.

Эгмунд направился в тренажёрный зал.

Антонида поднялась в сад полить цветы.

Но оба не могли сосредоточиться на обычных делах, мысленно ещё и ещё раз проживая прошедшую ночь.

***

Она поймала себя на том, что уже несколько минут стоит над своей любимой розой и поливает её. Расстроилась, что залила и позвала Куки.

— Куки, полей тут, только розы не надо.

— Хорошо, — сказал робот и, подхватив лейку, бодро двинулся к ёмкостям с отстоянной водой.

— Знаешь, ещё что? — остановила его Антонида, — включи потом автополив.

— Автополив? Вы уверены? Мы им не пользовались ещё ни разу.

— Да, включи, пожалуй, — задумчиво произнесла она, направляясь к лестнице. — Мне надо к сыну в больницу, я там побуду с ним до выписки, а у тебя по дому и так дел достаточно.

— Хорошо, не беспокойтесь, — Куки принялся за работу.

***

Он, давая телу физическую нагрузку, всё чаще прислушивался к своему сердцу, которое впервые ощутил этой ночью. Прервав обычный подход к тренажёрам, он пошёл в бассейн, надеясь, что вода, медленные движения и размеренное дыхание успокоят сердце, которое временами начинало вдруг колотиться, как загнанное.

«Ничего страшного, просто последствие стресса. Немолодой уже», — печально подумал он.

На очередном круге он почувствовал сигнал — вибрацию браслета. Его вызывал Координатор. Отправив ему сигнал, что будет на связи через десять минут, Главный Хранитель подплыл к ступенькам и выбрался из бассейна. Прохладная морская вода успокоила его, смыв неприятности, успокоенное сердце притаилось.

Он соединился с Координатором в кабинете, предварительно позвонив в больницу сыну, удостовериться, что с ним всё хорошо.

— Здравствуй, Коллист. Что-то случилось?

— Случилось, Эгмунд. Тебе надо срочно приехать. Я должен сообщить тебе лично.

Тот взглянул на координаты Коллиста — тюрьма Элизиума.

— Через полчаса буду.

***

Он опоздал: пока отвёз жену в больницу к сыну; поговорил со Славиком, взял с него слово не капризничать, а кушать всё, что дают, и не увиливать от процедур; пока добрался до Башни Хранителей — прошёл почти час.

Башня Хранителей — командный пункт управления Земли — самое высокое здание в Элизиуме двести пятидесятью этажами возвышающееся над землёй. Но это не только самое высокий небоскрёб. Далеко вглубь под Башню уходили мрачные помещения, никогда не видевшие дневного света. Цокольный этаж занимала полиция Элизиума. На минус первом уровне разместились судейские, судебный зал заседаний — на минус втором, далее с минус третьего до минус десятого — уровни, принадлежащие отделам внутренних дел, и, наконец, с минус одиннадцатого и ниже никто толком не мог сказать, сколько уровней фактически уходит вниз. Там располагался изолятор, распределитель и, собственно, сама тюрьма с зонами проживания и обширными производственными территориями, уходившими далеко за пределы площади Башни, а возможно и за пределы Элизиума.

***

Главный Хранитель спустился до минус десятого уровня. Двери лифта открылись в полумрак узкого коридора. Едва он ступил на ядовито-зелёную дорожку искусственного ковра, ярко вспыхнул свет, чётко проявив коридор, с расположенными двумя дверями по обе его стороны и одной в торце, куда он и направился.

Подойдя, мельком взглянул на табличку «Куратор—Хранитель внутренних дел и Элизиума», по табличке голубым лучом пробежала волна сканирования личности, щёлкнул замок, дверь чуть дрогнула и медленно открылась, уезжая в стену.

Он вошёл в большой светлый кабинет. За массивным столом, спиной к огромному окну, настроенному на бирюзовое небо с медленно плывущими по нему лёгкими облаками, сидел Координатор. Рядом с ним, вытянувшись по стойке смирно, стоял Куратор—Хранитель внутренних дел и Элизиума.

Взглянув на вошедшего, Координатор вскочил и бросился к нему, потрясая какой-то бумагой. За ним поспешил и Куратор.

— Здравствуйте, — сказал Главный Хранитель, пожимая им руки.

— Эгмунд, ты только посмотри! Подтверждаются мои опасения. Это не просто открытый новый источник энергии, это биологическое оружие против нас!

Главный Хранитель поморщился.

«Какие у него неприятные усики, — подумал он, — Почему я раньше не замечал, как они уродливо шевелятся, когда он разговаривает».

— В чём дело, Коллист?

— Вот! Вот! — протягивая ему лист бумаги, горячился тот. — Это целая тайная организация, заговор учёных, поставивших своей целью захват власти и передел мира!

— Успокойся, Коллист, эдак тебя удар хватит, — Главный Хранитель подошёл к столу и, опустившись, на трансид, начал читать. Дочитав, он поднял глаза:

— Что за бред? Тайное общество учёных, ликвидация Хранителей. Чего они хотят-то и чем настоящий миропорядок их не устраивает? И кто это вообще написал?

— Это стенограмма допроса похитителя. Пока ещё не всё понятно, — ответил Координатор.

— Мы работаем, — подхватил Куратор.

Главный Хранитель тяжело вздохнул.

— Хорошо. Я лично хочу с ним поговорить. Проверить на скане мозга. Может он обыкновенный псих, а вы тут панику устроили. Психиатра пригласили? Отведите меня к арестованному и пригласите психиатра.

Координатор и Куратор переглянулись.

— Минуту, я свяжусь с начальником охраны тюрьмы, чтобы нас встретили, — проговорил Куратор.

Он вывел на браслете дисплей и набрал номер.

— Здравствуйте, — произнёс он, — Главный Хранитель лично хочет увидеть и допросить арестованного Бреттона. Доставьте его в кабинет А. Да, и пригласите на сканирование психиатра. Сейчас, — Куратор взглянул на Главного Хранителя, тот кивнул, — немедленно, всё приготовьте и доложите. Сколько вам потребуется времени? Мы ждём сигнала.

— Просят пятнадцать минут на подготовку. Может, пока выпьете чего-нибудь?

Куратор подошёл к массивной картине с видом ночного Элизиума, висевшей слева от входа в кабинет. Нажал на правый нижний её край. Картина повернулась, открывая бар. Он достал коньяк, бокалы. Поставил на стол, где лежали фрукты в круглой вазе, стояла вода и соки в хрустальных графинчиках самых разных размеров. Разлил коньяк, и они выпили.

— Значит, говоришь, тайное общество учёных? — Главный Хранитель, прищурясь, взглянул на Координатора.

— Ты сам читал.

— Интересно. И зачем же, по-твоему, им нужно было похищать моего сына и так бездарно слиться? Раскрыть себя?

— Не понимаю. Может похититель — пешка и не знает организаторов? Просто хотели продемонстрировать свой протест?

— Какой протест? Какой протест?! Или ты считаешь, что арестованный Глеб Лунн тоже участник тайного общества? Как они могли узнать об его аресте? — Главный Хранитель взглянул на Куратора.

— Не могу знать, — побледнев, произнёс тот, — не может быть у нас утечки информации. Это исключено.

— Не может быть, говоришь. Ну, ладно, пошли, посмотрим, что там.

Главный Хранитель поднялся и направился к двери.

— Подожди, Эгмунд, ещё не подготовились к допросу, не было сигнала.

Главный Хранитель усмехнулся:

— Пошли без сигнала.

Координатор чуть побледнел. Главный Хранитель внимательно на него взглянул и пошёл из кабинета.

Координатор и Куратор переглянулись и заспешили следом.

— Я пойду вперёд, потороплю! — Куратор обогнал их, и почти бегом припустился по коридору к лифту.

— Прыткий какой! Что это он?

— Хочет лучше приготовиться к встрече почётного гостя, не так часто ты посещаешь его территорию, — ухмыльнулся Координатор.

— Угу, ты, наверное, хочешь, чтобы я тут стал постояльцем? — пристально глядя в глаза Координатору, произнёс Главный Хранитель.

Координатор вздрогнул:

— Ну и шуточки у тебя. Ты сегодня не в духе. Хотя я понимаю, последние события на всех нас повлияли негативно.

Главный Хранитель отвернулся и пошёл к лифту.

***

На минус тринадцатом этаже их никто не встретил. Из распахнутой в коридор двери доносились шум, возгласы, звуки беготни.

Главный Хранитель и Координатор посмотрели друг на друга.

— Что там у них? — спросил Главный Хранитель и направился к открытой двери. Координатор пожал плечами, следуя за ним.

— Здравствуйте, — произнёс Главный Хранитель, входя.

В кабинете мгновенно всё стихло. Куратор, стоящий в центре кабинета, обернулся. Лицо его было бледным. Капельки пота блестели на низком лбе. Прижимая руки к груди, он начал пятится:

— Это невозможно! Я приму все меры! Виновные будут наказаны!

Он пятился до тех пор, пока не столкнулся со служащими, пытающимися спрятаться за его спиной.

— В чём дело? Что случилось? Докладывайте, не мямлите! — приказал Главный Хранитель.

— Это невозможно, но задержанный умер, — запинаясь, проговорил Куратор.

— Какой задержанный? — медленно и тихо произнёс Главный Хранитель, лицо его наливалось гневом.

— Ну, наш задержанный, похититель.

— Как?! — закричал Координатор, — Ты соображаешь, что говоришь?!

Главный Хранитель тронул его за плечо.

— Начальник охраны доложите, что здесь произошло, — обратился Главный Хранитель к коренастому немолодому мужчине с пышными усами, который стоял недалеко от Куратора.

Тот вытянулся и отрапортовал:

— При получении приказа на подготовку задержанного к допросу и сканированию мозга, я отдал распоряжения, и сам с конвоем направился в камеру задержанного, чтобы сопроводить его в кабинет А для допроса. В камере на постели мы обнаружили арестованного. На оклики он не отзывался. Подойдя ближе, я понял, что он мёртв. Признаков насильственной смерти не обнаружено. Следственный осмотр, видеофиксация места происшествия и тела произведены в соответствии с требованиями. Тело отправлено в морг на экспертизу.

— Я хочу взглянуть на него, — сказал Главный Хранитель.

— Прошу, прошу, — засуетился Куратор, показывая дорогу.

***

В холодной ярко освещённой прозекторской слабо пахло формалином, в самом дальнем углу от входа сидел совершенно лысый мужчина и разговаривал по браслету. Обернувшись на звук открывшейся двери, он быстро поднялся и шагнул навстречу. Главный Хранитель мельком взглянул на бейдж: «Винтуров Свирид. Творец — Медик. Служба Координатора», протянул ему для приветствия руку:

— Здравствуйте, Свирид. Где он?

Творец-Медик улыбаясь, пожал ему руку обеими руками, потом быстро подошёл к телу, лежащему в центре комнаты на столе:

— Хотите взглянуть? — спросил он, приподняв край белой ткани. Главный Хранитель кивнул.

Убедившись, что похититель мёртв и, приказав доставить результаты экспертизы ему лично, сразу же, как только они будут готовы, он поднялся к себе.

***

На душе Главного Хранителя было горько и мерзко.

«Что происходит? — думал он, — почему в чётко налаженном механизме огромной корпорации, работающем точно и спрогнозировано столько лет, вдруг произошёл сбой? Что мы сделали не так? Откуда эта ненависть? Я же всегда был за науку, всегда поддерживал учёных, мы были с ними на одной волне, у меня, как и у них, единственная цель — сделать жизнь землян стабильной, лишённой любых негативов, комфортной, современной. Что пошло не так? Откуда у Коллиста столько неприятия нового? Чего он боится? Потери дохода? С чего бы это? Он никогда не считал деньги ни свои, ни чужие, не трясся над ними. Или я ошибался в нём? Это просто нервы. Я расстроен и раздражён. Надо собраться с мыслями».

Он сидел в кабинете, вытянув ноги к огню искусственного камина и прикрыв глаза.

«Тайное общество учёных. Бред какой-то. В любом случае кто-то старается надавить на меня, пытается манипулировать, угрожая самому дорогому. Кто бы это ни был, безнаказанным он не останется! Я не прощу!» — косточки пальцев на крепко сжатых кулаках побелели.

Сигнал на экране монитора оповестил о приходе почты. Подойдя к столу, Главный Хранитель увидел, что пришёл отчёт экспертизы. Быстро открыв письмо, он пробежал глазами длинные строчки с терминами и определениями. Внизу в разделе «Вывод» было указано: «Причина смерти — остановка сердца неясной этиологии. Организм практически здоров. Функциональных нарушений не выявлено».

«Странно. Практически здоров, и вдруг остановилось сердце. Почему? Воздействие со стороны? А если, правда, тайное общество учёных? — он стал быстро ходить по кабинету. — Если это правда, то я никому и никогда, никаким там обществам, не позволю отнять у меня то, что я создал и храню уже столько лет. Что они себе возомнили? Разве я когда выказывал пренебрежение учёным, их работе? Они захотели войны. Они получат её. Никому и никогда не позволено покуситься на моё. Жалкие теоретики! Замахнуться на мир, который создан мною и принадлежит мне! Они что думают, что я стар, оттого сентиментален, и мною можно крутить, как хочешь? Я докажу. Я покажу, кому принадлежит этот мир».

Он прошёл за рабочий стол. Нажал сигнал вызова секретаря. В ту же минуту дверь отворилась, и на пороге появилась симпатичная девушка — робот.

— Кира, сформируйте и зарегистрируйте Указ.

— Слушаю вас.

От сегодняшнего числа — 10 февраля 2234 года. Номер по порядку.

Указ «О запрете дестабилизирующей деятельности»:

«Я — Главный Хранитель Корпорации «Земля», руководствуясь единственной священной целью — охраной незыблемости установленного миропорядка, с сегодняшнего дня и навечно,

ПОСТАНОВЛЯЮ

• Ввести запрет на деятельность в любой области, в том числе в научно-исследовательской, результат которой приводит / может привести к изменению существующего миропорядка в любом его аспекте.

Конец ознакомительного фрагмента.