Дары технологий

Руслан Изумрудов

Недалёкое будущее. Мобильные телефоны, способные записывать и воспроизводить запахи; нейростимулятор, изменяющий настроение; бионические протезы, внешне неотличимые от естественных конечностей, а также многие другие устройства позволили небольшой компании вырасти в транснациональную корпорацию и изменить жизнь людей. Но в какую сторону?

Theseus ex machina

После нескольких безуспешных попыток продолжить работу, когда стало понятно, что внутренняя тревога мешает сосредоточиться и дальше дело не пойдет, Марина включила запах свежескошенной травы, после чего прикрыла утомленные глаза, откинулась на спинку кресла, вызвав тем самым ее наклон, и, приняв полулежачее положение, развернулась от монитора смеллтопа к панорамным окнам своего кабинета. Открыв глаза и устремив взгляд на пасмурное осеннее небо, она задумалась о своей семье, игнорируя нагнетаемую погодой тоску.

Марина принадлежала к тому редкому типу людей, чьи родители всю совместную жизнь провели в мире и согласии, не переменив такого уклада и с появлением ребенка. С момента своего рождения и до сих пор, она всегда получала искреннюю любовь от обоих родителей и, в свою очередь, сама любила всем сердцем и мать, и отца. Но каждого по-своему. Марина росла умной, послушной, но слегка упрямой девочкой, тем не менее это упрямство ни разу не создало какой-либо проблемы в ее воспитании. Если в каком-нибудь затеянном споре ей удавалось привести весомые аргументы, родители соглашались с ней, а если ее смогли убедить в том, что она заблуждается, она легко признавала свои ошибки. Несмотря на теплое и ласковое воспитание, лишенное сцен часто встречающихся семейных склок, где она чувствовала только родительское внимание и заботу, имела все необходимое, и потому, наверное, ни разу не просила большего, ее никогда не опекали сверх нормы, и, при своем взрослении, Марина не приобрела ни излишней наивности, ни избалованности. С раннего детства она привыкла к самостоятельности и всегда знала, чем себя занять. По достижении определенного возраста, когда ее родители убедились, что их дочь способна оставаться представленной самой себе, и ничего страшного в их отсутствие не произойдет, каждый стал заниматься своей работой и маленькой Марине часто приходилось оставаться одной или с кем-то одним из родителей, а моменты, когда вся семья была в сборе, становились настоящим праздником.

Если поставить Марине вопрос, кого она любит больше, папу или маму, она или вовсе отказалась бы отвечать, либо сказала бы, что ее любовь и внимание невозможно измерить в каких-то величинах и сопоставить. Однако, в последнее время, она стала больше думать о своем отце. В её памяти все чаще всплывали воспоминания, как она, совсем маленькая, стоит рядом с ним на набережной, куда они часто ходили любоваться видом на реку, берет своей крохотной ручкой его руку, и лицо отца обращается к ней, одаряя улыбкой и взглядом полными нежности. Несмотря на то, что преобладали больше воспоминания из времен, когда она была ребенком, подобные трогательные сцены происходили как в ее детстве и подростковом возрасте, так и в более взрослом. Сколько себя помнила Марина.

Отец Марины был офицером вооруженных сил, имеющим опыт участия в военных конфликтах, и на этом поприще бывают свои издержки, как водится. Когда девочке было десять лет, ее отец несколько месяцев находился в самом пекле боевых действий, где получил пулевое ранение в левое плечо. Выбраться из засады долгое время не представлялось возможным, и Григорий с товарищами отстреливался последующие дни, не обращая внимания на появляющиеся признаки заражения. Когда оборона была выдержана и всему взводу, включая раненных, удалось выбраться и попасть в госпиталь, спасти левую руку уже было невозможно и ее пришлось ампутировать. Из начинавшейся хандры Григория о своей неполноценности вытащил прибывший в госпиталь агент спецотдела военно-медицинского управления, известивший о недавно подписанном контракте, раскрывающем перед военнослужащими ряд преимуществ технически-медицинского характера. В частности, одной из таких привилегий было возмещение утраченных конечностей новейшими протезами, внешне неотличимыми от естественных частей тела. По возвращении главы семейства домой, родные не обратили внимания на перемену в его теле, а когда Григорий сам рассказал о случившемся, и продемонстрировал свою новую руку, не заметили никакой разницы. Елена, жена Григория и мать Марины, долго не могла понять, что за розыгрыш придумал ее муж, который, задрав оба рукава футболки, обнажил до плеч свои руки и просил найти отличия.

Куда более страшным потрясением для семьи стал случай, произошедший спустя четыре года после замены руки и уже вне военной профессии. Григорий возвращался домой из магазина на своем автомобиле, уверенно передвигаясь, и не сбавляя скорость, по главной дороге, как вдруг, едва заехав на участок, пересекающийся со второстепенной, произошло резкое столкновение с другим автомобилем. Водитель со второстепенной дороги, ехал со скоростью гораздо выше, чем была у Григория, двигавшегося по главной, и несмотря на то, что согласно правилам, тот водитель должен был уступить, он даже не пытался снизить скорость. На полученных с дорожных камер наблюдения кадрах, которые позже показывали Елене и Марине, трясущимся от ужаса и наблюдавшими за происшествием сквозь пелену слез, было видно, как серый автомобиль, намеренно или по какой-то случайности, нарушившего правила дорожного движения водителя, врезался в синий автомобиль Григория и, смявшись в единое целое, они закрутились, в устрашающем ускоренном танце, по дорожному полотну, после чего, разъехавшись по разным сторонам, водитель серого автомобиля, протаранив ограждение, съехал вниз по холму, а автомобиль Григория на сниженной, но все равно приличной скорости, врезался в противоположное ограждение своей передней частью. Виновного в случившейся аварии спасти не удалось, так как к моменту прибытия машины скорой помощи, он уже скончался от полученных травм: кости и перегородка носовой полости были перемолоты многочисленными ударами головы об руль, по этой же причине присутствовали вмятины на лбу и переломы в шейном отделе позвоночника. Помимо прочего была сломана левая ключица, получены вывихи лучезапястных суставов обеих рук, ушибы мягких тканей и ранения, вызвавшие обильную кровопотерю. Григорий отделался сотрясением мозга, переломом берцовых костей обеих ног и повреждением нижнего отдела позвоночника. Последнее лишило его нижние конечности чувствительности и, как следствие, возможности ходить. Едва Григорий пришел в себя в палате больницы, осознал произошедшее и его последствия, он вновь собрался погрузиться в уныние, но ему опять помешали. Узнав о случившемся, военно-медицинское управление направило в больницу того же самого агента, который, бурно размахивая руками и не прекращая улыбаться, заверил Григория, что случись этот инцидент хотя бы лет тридцать назад, тогда, пиши пропало и здравствуй, инвалидная коляска. Но сейчас, медицина сделала таких колоссальных размеров шаг вперед, что сущие пустяки поставить человека со сломанным позвоночником на ноги.

— Он еще фору даст молодым и здоровым, если забег устроить, — говорил тогда воодушевленно агент Елене и Марине, в очередной раз навещавшим Григория.

После того как Григория досрочно выписали из больницы и переместили на засекреченную лабораторию при управлении, в течение двух месяцев, проводилась серия различных операций и модификаций, курируемых агентом управления, в которых принимала участие большая группа сотрудников, состоящая из медицинского персонала и техников. Сперва, от тела Григория, что находился в это время под общим наркозом, лазерным скальпелем были отделены полученные им при рождении ноги, вплоть до тазобедренного сустава, по причине начавшегося и перешедшего на бедра некроза. После чего, снизив интенсивность луча скальпеля, был открыт доступ к позвоночному столбу, в котором были замещены имплантами поврежденные, и, за компанию, идущие к износу позвоночные диски. Следующим этапом стали работы с нервными окончаниям спинного мозга, в поврежденные участки которого внедрялись нанороботы и производилось вживление гиперчувствительных датчиков, для сопряжения с подготовленной парой механических ног. Закончив работы по исправлению и улучшению нервной системы, а также установив протезы нижних конечностей, которые, как и протез левой руки, не выдавали свою искусственность, Григория обязали пройти курс недельной реабилитации, в ходе которой велось наблюдение за его состоянием и тем, как приживаются новые элементы, а сам он, тем временем, учился ходить заново. По завершении, как и было обещано, он действительно пошел так же, как и до аварии, если не лучше.

На протяжении последующих двадцати лет, пока Марина взрослела, влюблялась, заводила друзей, получала образование, и целеустремленно двигалась вверх по карьерной лестнице, став в итоге генеральным директором филиала компании «Мэджик пилл», ее отец терял части своего данного природой тела и получал взамен новые.

В один из майских дней две тысячи сорок девятого года, держа очередную оборону вместе со всем своим взводом, Григорий получил шальной пулей ранение в печень, вызвавшее обильное кровотечение. В тот день, обыграть смерть удалось только благодаря чуду или вмешательству высших сил, как говорили впоследствии все, участвовавшие тогда в спасении жизни Григория. В момент ранения, один из находившихся рядом сослуживцев, заметив быстро растущее на форме Григория красное пятно, оттащил его в окоп и, найдя там укромное место, подозвал военного медика, который принялся останавливать кровотечение при помощи криоаппликатора из полевой аптечки. Тем временем, вытащивший Григория с поля боя, крича в рацию, описывал произошедшую ситуацию и запрашивал вертолет. Остановив кровь и перебинтовав живот Григория, его поместили на импровизированные носилки, и два сержанта, через систему выкопанных ранее подземных туннелей, доставили его к замаскированной площадке, куда прибыл вертолет. Бережно, насколько это возможно в данных обстоятельствах, поместив носилки внутрь летательной машины, сержанты расположились там же, рядом с Григорием, после чего, вертолет благополучно поднялся в воздух и взял курс на лабораторию, где травмированный в очередной раз капитан когда-то учился ходить заново. После пересадки искусственной печени, Григорий получил возможность некоторое время провести в кругу близких и часто повторяющаяся тогда шутка об открывшейся возможности смело уходить в запой, от Григория, который редко и мало выпивал, успела утомить Елену и Марину.

Два года спустя, вышестоящее командование, долго обсуждавшее с управлением вектор дальнейшего развития, предложило Григорию, без особой на то необходимости, и без того достаточно модифицированному, заменить свое сердце и легкие на новые, под предлогом, что боевой дух тот, что прежде, а вот возраст берет свое и тело может подвести в самый неподходящий момент. Григорий, счел доводы разумными и дал свое согласие, не успев посоветоваться с родными.

В начале сентября две тысячи шестьдесят третьего года, в один вечер, когда Григорий проводил время со своей семьей, за столом, во время ужина, у него случился инсульт. Запаниковавшие, но все же старающиеся держать себя в руках женщины, вызвали скорую помощь. Оказавшись в больнице, Марина издалека увидела человека в черном костюме и, подойдя ближе, узнала нисколько не постаревшего агента управления. Он, все с той же ласково-ехидной улыбкой, кивнул обеим женщинам и, когда они поравнялись, успокаивающе, но словно с каким-то скрытым корыстным умыслом, произнес:

— Вытянем, как всегда. Никуда он от нас и вас не денется.

Несколько дней проводилась операция по устранению последствий кровоизлияния и восстановление работоспособности Григория, после чего, когда он пришел в себя, и был готов к проведению дальнейших процедур, начался процесс сканирования головного мозга и ряд тестов для формирования цифровой модели его сознания. По завершении данных мероприятий, началась подготовка к операции по замене мозга на новый искусственный, которому пел дифирамбы агент, пока врачи информировали Марину и Елену о запланированных к проведению действиях с главой их семейства.

Сегодня, когда с момента последнего удара прошел ровно месяц, а со дня, когда естественный мозг Григория покинул его череп, две недели, — отца Марины выписали и у них должна состояться встреча. Все дни, с момента, когда ее отец упал лицом в тарелку и до сегодняшнего, Марина старалась сосредоточиться на работе и до какого-то момента ей это удавалось, но в последние время, она часто стала ловить себя на мысли, что долгое время смотрит в одну точку и не может сконцентрироваться, из-за бередящей душу тревоги, и ей приходилось брать перерыв или уходить домой пораньше.

Пройдя по всем участкам своей памяти, где располагались воспоминания, связанные с ее отцом, Марина отвернулась от окна и отключила запах на смеллтопе, после чего, бросив взгляд на свой смеллфон, обнаружила сообщение от отца, поступившее десять минут назад, в котором он уведомлял, о скором визите к ней на работу. Марина, только перескочившая на мысли о своей матери и о ее стойкости, поддалась панике, настолько сильной, что хотела или сослаться в ответном сообщении на плохое самочувствие и перенести встречу, или подскочить с места и бежать куда-то прочь.

Время, ушедшее у Марины на выбор планов, их уничтожение, переписывание и попытки взять себя в руки, приблизило встречу с отцом.

— Тук-тук. — раздался знакомый с детства голос, который Марина не слышала уже больше двух недель, и все внутри нее похолодело.

Высунувшись через монитор смеллтопа, Марина увидела его. На какое-то время она подумала, что воспоминания из детства наложились на действительность, исказив ее таким образом. Но приглядевшись, она поняла, что ей не кажется. Перед ней стоял омоложенный отец, из тех времен, когда она была еще маленькой девочкой, а не женщиной тридцати пяти лет. Его волосы, которые уже около десяти лет были покрыты сединой, вновь были того же каштанового цвета, как и у нее. Она, так ничего и не ответив отцу, взяла прядь своих волос и посмотрела на нее, ожидая, почему-то, что они стали седыми, но обнаружила лишь, что они остались такими же, какими и были.

Наступила дурачащая тишина, словно никаких звуков никогда и не существовало.

— Не узнаешь меня, как я погляжу? — произнес с улыбкой ее отец, нарушив затянувшееся молчание.

— Узнаю, конечно же, но… ты выглядишь…

— Пугающе?

— Нет-нет, что ты. Вовсе нет. Ты просто выглядишь… как выглядел, когда мне было лет десять.

— А я как раз хотел тебе предложить пойти поесть мороженого, как в старые добрые.

От этих слов Марина ужаснулась и, схватив свой смеллфон, дрожащими пальцами, включила фронтальную камеру, ожидая увидеть там маленькую девочку. Но с экрана на нее глядела с перепуганным лицом она взрослая. Заметивший ее панику отец, произнес:

— Маришик, милая, успокойся. Я не призрак и это не сон. Все взаправду. Прости, что я тебя так перепугал. Хотелось устроить сюрприз.

Для отца она всегда оставалась и будет оставаться маленькой девочкой, и он никогда не переставал любить ее, а потому называл ее ласково, даже когда ей было уже за тридцать.

Совладав с собой, Марина приняла реальность происходящего и, поднявшись с кресла, на подкашивающихся ногах, подошла к отцу и бросилась в его объятия. Простояв, прижавшись друг к другу, как ей показалось, целую бесконечность, она оторвала свое лицо от его щеки и начала изучать изменения. Она провела рукой по его каштановым волосам, чем вызвала у него улыбку, на которую она также обратила внимание: потускневшие со временем зубы, сейчас сияли как жемчуг. Морщины на его лице разгладились и усталость во взгляде, которая только усиливала излучающуюся оттуда нежность, сменилась бодростью и, помимо все той же нежности, там читалось теперь желание свернуть горы.

— Мне казалось, тебе должны были только новый мозг поставить. — сказала, закончив осмотр отца, Марина.

— Остальное шло бонусом. Началось все с маскировки шрама вокруг головы после операции…

— Ох, даже слушать не хочу. Знаешь же, насколько я пугливая. Тем более, когда дело касается тебя. — произнесла Марина дрогнувшим голосом, после чего разрыдалась.

Отец снова прижал свою дочь к себе и принялся успокаивать ее, поглаживая по волосам. Марина не могла не отметить сквозь слезы, что движения как будто те же, что и раньше.

Во второй раз отведя лицо от отца и взглянув своими красными, распухшими от слез, глазами в его, наполненные добротой и жизнью, она спросила:

— Ты ведь опять уйдешь туда?

— Пока, да, моя радость.

— Пап, я очень тебя люблю и каждый раз, когда ты уходишь, когда я получаю вести о тебе, мое сердце разрывается. Даже если я поставлю себе искусственное, я все равно буду переживать за тебя.

— Зайчонок, каждому в этой жизни отведен свой миг. Даже те, у кого ремесло поспокойнее моего, не защищены от неожиданности и рока, если так можно сказать.

— Ты не веришь в судьбу.

— Не верю. Но есть какая-то… закономерность, что ли. Каждый, так или иначе, для чего-то создан и живет свою жизнь, пока не будут исполнены его задачи. И лишь когда все распоряжения Бога или Вселенной выполнены, тогда человек может снять с себя полномочия и уйти на пенсию, и на заслуженный покой.

— Я тревожусь, что ты, несмотря на все модернизации, не дотянешь до пенсии.

— Как бы то ни было, мне многое удалось в жизни. Что-то большой ценой. Но самое главное мое достижение, которым я безмерно горжусь — это ты.

— Пап…

— Ты уже такая взрослая и профессионал своего дела. А значит, должна понимать, что на профессиональном уровне, я ничем больше не владею. Уйди я сейчас, чем мне заниматься?

— Да чем угодно. Хотя бы ко мне секретарем устройся.

— Человек скоро окончательно перестанет требоваться для такой работы. Да и бумажки — точно не мое.

— А каждый раз терять часть себя и рвать наши с мамой сердца, точно твое? — выпалила, сама от себя не ожидая, Марина и испытала неловкость, — Прости.

— Ничего, моя милая. Понимаешь, человеческое тело как автомобиль, если сломалось колесо, то просто ставится новое. Благо, прогресс, как и медицина, дошли до этого уровня, ведь долгое время существования, люди не могли позволить себе такого.

После этих слов, в течение примерно трех секунд, Марина дважды почувствовала укол совести. Первый был из-за мелькнувшей в ее голове мысли, о несправедливости того, что пока ее отец играет со смертью из-за своего положения, многие другие люди себе этого позволить не могут и неизвестно, сколько дочерей и жен, больше никогда не увидят своих родных мужчин. Второй же укол был связан с тем, что она осмелилась плохо и почти с презрением подумать о своем отце, о том, кто всегда так искренне ее любил.

— Если ты сейчас не готова, мы можем встретиться дома или когда тебе будет удобно. — произнес Григорий, приняв смятение дочери за невозможность до сих пор осознать происходящее.

— Пап, все в порядке, правда. Действительно, давай с тобой выйдем и подышим воздухом. Ты только дай мне, пожалуйста, несколько минут, чтобы прийти в себя.

— Конечно, родная. Тогда я пока выйду на улицу и буду ждать тебя на лавочке у набережной.

— Хорошо, я скоро спущусь.

Григорий легко сжал руки Марины, ласково улыбнулся ей своими губами и глазами, после чего, аккуратно отпустив свою дочь, развернулся и покинул кабинет.

Конец ознакомительного фрагмента.