Вор

Владимир Росс

Скандальный роман, до сих пор вызывающий изжогу у силовых структур. Я уважаю принципы покойных Воров Васи Бузулуцкого, Васи Коржа и Саши Севера. Почитаю живые легенды Серёгу Лёру Сумского, Неделю, Умку и многих, несломленных пакостью сегодняшней действительности Воров. Многолетняя дружба с Ворами позволила воссоздать истинное значение тех принципов преступного мира называемые воровскими понятиями. Вы нигде не найдёте литературы, в которой художественная риторика раскрывает риторику криминальную.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Вор предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Часть II. Шпана

Часы истории всегда безбожно врут,

Хоть отстают лишь на мгновенье.

Мгновенья лжи в года перерастут,

И в них свершится смена поколений.

Часы пик

Вожак был смел, не ведал в ярости предела,

И стая, глядя на него смелела.

Но… Видит Бог, как мало надо,

Чтоб свора превратилась в стадо.

Они собирались в утренние часы на площади возле пивбара, известного среди горожан как «стекляшка», откуда брали начало транспортные артерии города. Компания молодых людей незаметно переросших отроческие годы, изо дня в день в течение нескольких лет стекалась сюда и, расположившись за пустующими столиками террасы, оживленно обсуждала наполеоновские планы захвата рокадных коммуникаций. С наступлением часа пик шайка-лейка рассредоточивалась по маршрутам, сливаясь с пассажирами общественного транспорта, а после вояжа стягивалась к пивной, которая к тому времени отечески распахивала ржавые объятия, и за бокалами пенистого напитка парни, подбивая бабки, делились впечатлениями от вылазки. Стекляшка — идеальное место для командно-наблюдательного пункта, где так приятно смачивать горло напитком для настоящих мужчин, коими они себя считали безоговорочно.

Ближе к обеденному перерыву стая срывалась с насиженных мест, дабы повторить остросюжетную погоню за длинной купюрой, а к вечеру те из них, для кого день выдался плодотворным, спешили в «Старую Фортецию» на теплый и радушный ужин. Наименее удачливые пытались компенсировать дневной неурожай за счет кочующих с работы мирян и нередко, из принципа «лучше позже, чем никогда», присоединялись к успевшей изрядно расслабиться «первой волне» уже за полночь.

Каждый божий день за исключением выходных — в те дни карманники перебирались на загородные маршруты — однообразная схема заработка и досуга повторялась с непоколебимым постоянством. Казалось, привычные сборы и рейды по автобусам происходят так давно, что вряд ли нашелся бы человек, однозначно заявивший о себе как об авторе устоявшихся традиций. Однако такой был, и дух его незримо присутствовал рядом.

Когда-то самой видной фигурой среди шпанюков был молодой карманник, прозванный «Башмаком», — юноша в меру умный и бесстыдно фартовый. Пацаны со всего района, наслушавшись рассказов о размерах его добыч, слетались как мухи на мед и тут же попадали в паутину натасканного улицей ума. Сообразительный Башмак с горячностью партийного лидера с ходу убеждал в преимуществах такого явления как организация и легко доказывал сомневающимся свою позицию на практике. Стратегом он был незаурядным, вождем демократичным — потому без проблем оставался бессменным главарем группировки. Подобно богу в глазах пацанов Башмак появлялся сначала на своих двоих, затем, когда из угловатого подростка превратился в молодого человека — за рулем новехонькой «Тойоты» и наравне со всеми участвовал в ежедневных рейдах. Иногда в часы пик он намеренно отстранялся от работы, отдавая молодежи лучшее время, а после, уже в поредевшем потоке пассажиров, непринужденно следовал пару остановок и всегда — представляете, всегда! — возвращался с приличным уловом. Стая процветала.

Несколько лет назад в один из теплых летних деньков, не предвещавших неприятностей, — напротив, сгустившиеся тучки сулили скопление народа на маршрутах, а с ними удачную охоту — к «стекляшке» подъехали две иномарки. Ту, что попредставительней, Башмак признал сразу, ибо лишь один человек в городе разъезжал на «Майбахе» с бронированной шкурой. Посему обошлось без долгих знакомств и реверансов. Толстяк, обильно опрысканный дорогим одеколоном, покинул салон и с присоединившейся свитой из пяти подданных, вторгся в пивную.

— Кто тут у вас за главного? — гаркнул он.

Пацаны дрогнули от властного голоса. Растерянность прокатилась по лицам, вмиг превратив дерзкую банду в послушное стадо.

Здоровяк из охраны ухватил Макара, оказавшегося ближе всех, и, протащив его по заставленному бутылками столу, швырнул в грязный воняющий мочой угол.

— Дважды повторять не буду. Базарь — кто?

От последовавшего удара в пах Макара свернуло дугой. Нога верзилы занеслась вновь, и тогда Бука героически выступил вперед.

— Не тронь его! У нас тут все премьер-министры.

— Да? — недоверчиво повел бровью благоухающий дядя. — Тогда придется менять все правительство.

Тот же бугаина-телохранитель подошел к Буке, демонстративно, не таясь, надел на руку кастет и коротким ударом раскроил ему челюсть. Мальчишка опрокинулся навзничь. Заливая пол кровью, он захрипел, дернулся и затих. Стая оцепенела. Башмак понимал, что гурьбой они задавят разошедшихся спортсменов, но, вероятно, поддавшись тому неосознанному стадному инстинкту, парализовавшему волю, безмолвно застыл, как и остальные. Брезгливо поморщившись, господин перешел к делу:

— Будем считать, что переворот состоялся. Я ваш новый папа. Хотите работать — придется платить каждый месяц. Скажем так: вас здесь не меньше двух десятков, следовательно, по полтяхе с носа — штука. За защиту. — Немного помедлив, он произвел нехитрые математические подсчеты и добавил: — Столько же за территорию.

Ткнув пальцем в Башмака, благодетель подвел итог:

— Ты, Каблук вроде, передо мной в ответе. Будешь лично приносить бабки раз в месяц. Все ясно?

Кто-то из толпы, желая побыстрее отделаться от неприятных гостей, робко поддакнул:

— Как божий день.

— Вот и ладненько, — отозвался новоявленный хозяин. — Завтра жду первую уплату.

Возвращаясь к машине, он бросил отличившемуся охраннику:

— Никольский, прибери тут.

Верзила подскочил к лежащему Буке и, ткнув ногой, приказал:

— Вставай, заморыш, не коси79. Триллер закончился.

Тот, однако, не шевельнулся. «Мерседес» уже отъезжал. Водитель второй машины нетерпеливо сигналил, раздраженный глупой задержкой. Вдруг кто-то закричал:

— Братва, да эта сука убила его!

Башмак словно очнулся от кошмарного сна. Рука нырнула за пояс и, нащупав наборную рукоять, вытянула огромный охотник80. Нож заметили все — от сверкающей стали в затхлой пивнухе стало ярче. Державшийся за низ живота Макар охнул:

— Ты что? Башмак, не вздумай! Башмак! Мусора! Было уже поздно. Лезвие вспарывало плоть очумевшего от боли и неожиданности Никольского, а со всех сторон неслись люди…

Башмака арестовали на месте преступления и отправили в СИЗО. Никольского привезли в тюрьму позже. Борьба за жизнь подрезанного спортсмена встала основной и нелегкой задачей органов. Медики после нескольких операций спасли его, а вот Буке уже никто не сумел помочь…

Несмотря на то, что преступление Никольского привело к смерти, а его обидчик только нанес повреждения, срока распределились странным образом. Башмак получил три года — на год больше, чем сам убийца. Прокурор грамотно обставил дело, еще раз убедительно вывалив подноготную уголовных законов. Башмаку, руководствуясь мотивом совершения преступления, квалифицировали попытку умышленного убийства из мести, за что полагается срок вплоть до пожизненного заключения, и лично из уважения к его отцу — ответственному работнику госадминистрации — наказание смягчили. Никольскому инкриминировали «убийство по неосторожности» за что предусмотрено до пяти лет. Как же так? — спросите вы, взывая к справедливости, — убийство карается двумя годами, а попытка — тремя? По неофициальной версии справедливость сокрыта плотными слоями купюр, по официальной — тайной следствия и оперативными наработками. Если бы отец Башмака — причем заметная персона в городской политике — обладал достаточными знаниями юриспруденции и был бы порасторопнее, то максимум в чем обвинили бы его отпрыска — попытке убийства в состоянии сильного душевного волнения (аффекта) — карается от ноля до двух лет; минимум — в нанесении телесных повреждений — до года, а то и на условное потянет при определенном раскладе. Ну, а ношение холодного оружия — поди докажи еще.

Взмах башмаковского ножа против влиятельнейшего человека криминальной бизнес знати имел далеко идущие последствия. Теша свое оскорбленное самолюбие, тот, не жалея денег, преследовал парня на протяжении всей отсидки. Каждый год на 8 марта в зону на имя Башмака приходили поздравительные открытки с коробками гигиенических прокладок и тампонов, а люди новоявленного «папаши», перешагнувшие тюремный порог, получали строгую инструкцию — топтать при первом же подвернувшемся случае зарвавшегося молокососа. Опустить и загнать в петушатню Башмака не смогли, но стержень, пронизывающий некогда несгибаемую волю, надломили.

Он освободился другим человеком. Его появление у «стекляшки» стая встретила без особого энтузиазма. Это были далеко не те люди, которых он знал когда-то. Их лица выражали смирение и полусытую покорность, а в основе — без труда просчитывался страх. Исправно уплачивая последние годы дань тому господину, чей человек унес жизнь их друга Буки, они заслуживали презрения и крови. Стая неминуемо получила бы и то, и другое, если бы Башмак умел держать зло, вернее, если бы еще умел. Посмотрев на безропотное стадо, он тихо развернулся и, бормоча одному себе понятные слова, поплелся обратно. Спустя месяц Макар и Луня отыскали его в третьесортной забегаловке, где в обществе сомнительных барышень он надежным путем катился в пропасть.

Увидев в дверях, переминающихся с ноги на ногу бывших кентов, Башмак расплатился и, покидая заведение, задержался у входа.

— Чего приперлись, овцы?

— Поговорить надо…

— Ну, — Роман развел руками, — говори. Но учти, это только в гинекологических кабинетах целку по новой пришивают, а у нас честь с пиздой ничего общего не имеет. А ты, — он уставился на Макара, — видать, точки соприкосновения нашел.

Луня, ухватив Башмака за рукав, попытался вмешаться, но тут же получил по уху.

— Да что с тобой, Башмак?! — завопил он, потирая свой пунцовый лопух. — Мы же с миром!

— Тогда вы ошиблись местом. Вам нужна колонна идущих на хуй, и она давно нуждается в тех, кто ее возглавит. «С миром…», пацифисты, мать вашу… — отмахнулся Башмак и побрел прочь.

Протянув руку, Макар помог Луне подняться и скомандовал:

— Вперед!

Они шагали за ним до машины и, воспользовавшись пьяной нерасторопностью, проникли в салон. Тоже самое они проделали чуть позже, оккупировав на этот раз квартиру. Башмак, упав на диван, крепко заснул, а ребята, охраняя его сон, коротали ночь на кухне. Обнаруженная в морозильной камере бутылка водки украинской «горилки» встретила рассвет уже пустой.

Опухший хозяин проявил первые признаки жизни к обеду. Причем весьма активные.

— У… блядь. Вы еще здесь? — просипел его усохший голос, а глаза безуспешно шарили по холодильнику. — Где моя… бутылка? А?

— Рома, ты должен нас выслушать… — робко начал Макар, но Луня как всегда все испортил. Глядя на убитого пропажей хозяина, он сжалился:

— Да нету её, Башмак. Мы с Макаром ушатали, пока ты спал! Удара не получилось. Резкое движение немедленно отозвалось в голове и, схватившись за виски, хозяин покачнулся. Луня, наученный вчерашним опытом, в мгновение ока переметнулся за спину друга.

— Восстановите ящик, алкоголики! Киоск — кварталом ниже. Если нет — убирайтесь…

Испуганный Луня был готов согласиться, но Макар заупрямился:

— У нас же разговор, Рома. Давай по паре пива — и все.

Шантаж состоялся. Пока Луня бегал за пивом, Башмак лил себе на голову ледяную воду, а Макар напряженно просчитывал успех предстоящей беседы…

Одно слово — Неотложка…

Я вспоминаю свою юность без улыбок.

Она полна любви и вовсе не смешной.

Найти б в гареме неисправленных ошибок

Её, пред кем горю особенной виной…

Парни молчали. Прихлебывая живительную ячменную влагу, Башмак поглядывал на гостей, пытаясь совместить образы прошлого с ликами настоящего.

Белобрысый Луня, некогда самый юный из его шпаны, раздался в плечах и вытянулся. Рыжие веснушки растворились в озабоченных складках выказывающего первые признаки мужественности лица.

— Небось уже бреется, — сентиментально вздохнул Роман, чувствуя, как голову отпускает. — За месяц до моего закрытия ему стукнуло пятнадцать.

Веселее Луни в их компании не было. Сейчас же он исподлобья косился на него, угрюмо сопел и потирал распухшее ухо.

«Макар. Похоже, время его нисколько не изменило. Тот же кривой рот, глаза голубыми пуговицами и лохматая прическа. Присутствовали уверенность в движениях и тенденция к рассудительности, то, чего раньше не доставало. Ну да, ему ведь уже двадцать пять — почти ровесники. Странно, почему он так ни разу и не собрал другу передачу? Ох и Макар, бесстыжая твоя морда…»

Луне стукнуло шесть за день до того, как судьба каверзно свела его с Башмаком. Макару — тринадцать. А покойному Буке было чуть более девяти. Именно этим составом они сбились в дружную стайку. Пятым участником совершенно неожиданно стала девчонка, получившая впоследствии меткое прозвище — Неотложка. Условия вступления в клан оговаривались четким требованием — абсолютное подчинение. Девочка, тогда еще просто Танька, преданно глядя в глаза дворового кумира Башмака, согласно кивнула, и получила первый жестокий урок плотской приземленной любви, не имеющей с киношной ничего общего. Тут же в подвале вся четверка загорелась желанием испытать верность клятве, а заодно и свою зрелость. Получилось только у Башмака. На глазах у опозоренной публики он лишил Таньку невинности и тем окончательно утвердил непререкаемое лидерство.

Башмак никогда не испытывал к ней трепетных чувств, подружки в его жизни вообще играли второстепенную роль. Тем не менее Неотложка стала бо'льшим, чем просто женское тело, дарящее удовольствие. Сначала он из памяти к ее боевому прошлому подбрасывал девушке деньжат, за что она, будучи гордой особой, никогда не оставалась в долгу. Не откладывая дело в долгий ящик, Татьяна расстегивала ему ширинку, умело добивалась эрекции и доводила расплату до логического конца, точнее до последней капли. Это качество — не воспринимать благосклонность и подарки, как само собой разумеющееся — чем грешили все его пассии, и заставило Башмака выделить Неотложку из скопища прочих юбок. Но что пряталось у нее в душе, Башмак не знал. Те робкие детские чувства, ради которых Неотложка рассталась с девственностью, уступили место затаенной безоглядной любви. Татьяна, глотая горькие слезы, вынашивала сокровенную мечту о том, что однажды Башмак поведет ее под венец. Она шла на все, лишь бы обратить на себя внимание Романа. Ради него устроилась в танцевальную школу, приобрела грацию и пластику. Ради него поступила в университет и ночи напролет штудировала классику, а после в банкетных залах красноречиво проводила перпендикуляр от Башмака к героям Достоевского и добивала полупьяную толпу лихой параллелью со «сверхчеловеком» Ницше. А что она только не вытерпела, став душой и телом компании в период отсидки друга? Лишь благодаря Тане стая не распалась и сохранила видимую целостность. Расплачиваться пришлось своими прелестями, послужившими разменной монетой, и мало кто не купился на них. Свои настоящие чувства она, посещая Башмака в тюрьме, скрывала за циничными исповедями о новых кавалерах, а после опускалась на колени и как когда-то страстно дарила любимому наслаждение, пока контролер разлучник не уводил того в камеру. Роман был бы глупцом, если бы не понимал, что из всех именно Неотложка заслуживала уважение, несмотря ни на что. Он изначально отверг все, что предлагала невинная девичья душа, сам толкнул повзрослевшую девушку в омут криминала, грязи и похоти. Сам… Слепец. И назад всего не возвратишь. Нельзя. Пусть даже ее внутренний мир по — прежнему чист — что с того теперь? Одно слово — Неотложка…

— Роман, — прервал сентиментальный порыв Макар. — Мы от имени братвы.

— Ботва вы репейная, а не братва, — вспылил Башмак. — Чтоб я больше громких определений не слышал! Отступники81. Отступники и ботва шпанистая!

— Как тебе будет угодно, но дай договорить. Мы переговорили со всеми и каждый высказался. В общем… Ну, в общем, мы не хотим дальше платить тому гондону.

— Постойте, постойте, дайте-ка подумать и догадаться, — Роман одним глотком допил остатки пива. — Ах, ну, конечно, вы желаете вздернуться на собственном члене или кончить как Бука. Правильно я понял?

— Зря ты так. Мы не на поклон пришли и не плакаться. Люди тебе верили и сейчас верят. Ну, сломались, с кем не бывает? Понимать надо… — вставил Луня.

— Да, — подтвердил Макар. — Возвращайся, Башмак. А платить беспредельщикам82 мы не будем. Воевать — значит воевать.

— Есть идеи как вернуть суверенитет и отстоять независимость? — прищурившись, спросил Башмак.

— Ты свою как собираешься отстаивать? — по-еврейски схитрил Луня.

— Мне нравится ход твоих мыслей. Вот именно, свою независимость, — выделил он «свою», — я как раз собираюсь отстаивать.

Башмак резво выхватил из-под подушки огромный «ТТ» и, щелкнув затвором, заорал:

— Вот моя идея! Пусть только сунутся, суки, — изрешечу!

После изумления на Луню хлынул дикий восторг:

— Я знал, Макар, знал! Вот оно — жить охота! Меня устраивает!

— Меня… нет, всех нас устраивает, — неуверенно согласился Макар. — Ты вернешься?

— Вернусь ли я? — переспросил Башмак с лирическим трагизмом, простирая руку в высь. — А что есть необходимость?

— Да, — в один голос воскликнули друзья и синхронно кивнули головами.

— И будет так, как считаю я? Юный друг просиял. Макар отреагировал сдержанней, не сумел скрыть радость от наполовину предрешенного исхода. Он вытянул из кармана увесистую пачку денег и застенчиво придвинул ее к Башмаку.

— Что это? — насторожился Роман.

— Пока ты сидел, мы с ребятами для тебя откладывали. А это, — Макар извлек вторую, — очередной взнос тому барбосу. В каждой по двадцать пять тысяч. Мы посоветовались и единодушно решили отдать казну тебе. А им — чешую подзалупную. Пусть только сунутся.

— Ладно, — нехотя сдался Башмак, уступив весомым аргументам. — Пора с людьми поговорить, кое-что усовершенствовать. Есть толковые мысли. Пока я на нарах загорал и с танкистами83 бился, голову невероятные фантазии посещали. Хочу поделиться некоторыми из них. И, думаю, неплохо бы нам организовать движ84 с девочками. Дело прибыльное, в городе никем не освоенное. Да и человек подходящий имеется, с опытом. Вот только дождемся его. Попробуйте пошукать на улицах и дискотеках подходящий товар — человек пять для начала, не больше. Устроим смотрины, отведаем на вкус и, если все путем, пусть временно на шпану попашут. За бабки, естественно. Набьют оскомину — освежим сервис, а заезженных — на панель, если никого стоящего не попадется… Так и гибнете вечерами в «Фортеции»?

— Как обычно, — кивнул Макар.

— Отлично, значит, рабочим местом наших принцесс будет «Фортеция».

— Башмак, так может к ним же и прибитую определим?

Догадавшись, что речь идет о Неотложке, Роман едва удержался от срыва.

«Интересно, как она латала дыры в своем бюджете?»

Если бы не отвлекающая сногсшибательная внешность, никудышная карманница давно загремела бы под фанфары. Родителей у нее не было. Сиротой Татьяне выпало стать через год после рождения. Единственным родственником приходилась какая-то там троюродная бабка, согласившаяся приютить внучку в облезлой двухкомнатной квартире за ежемесячную пеню. Тем не менее, на свиданиях Неотложка выглядела королевой, а в принесенных сумках прятались салями, икра, балык — все самое лучшее. Разодетая голубоглазка с осанкой балерины, плывущая по коридорам следственного изолятора как по подиуму, заставляла оборачиваться даже много чего повидавших на своем веку вертухаев85. Добропорядочные семьянины, с тоской вспоминая растерявших приличные формы жен, поедали посетительницу глазами, а где-то в глубине души завидовали узнику, разбавляющему с ней годы заточения короткими минутами тюремного секса. Башмак вместе со всей камерой неделю умирал со смеху, когда контролер по секрету поведал, чем закончилось предложение, сделанное Татьяне молодым любвеобильным оперативником.

— Моя!.. Такая женщина может быть только моей! — преградил он ей как-то дорогу со свиданки.

— Твои у тебя уши, Шарапов, — не повела и бровью Неотложка, обходя остолбеневшего лейтенанта.

Башмак не знал, как ему сейчас относиться к подруге. Ее прошлое… Но все же она ветеранка стаи, его первая женщина и единственный человек, кому он был нужен тогда — мотая срок…

— Танюху не трогать! Кто прикоснется хоть пальцем — кишки выпущу. Я сказал! — решившись, Роман поставил в долгом разговоре точку.

Григорианские страсти

Пути Господни неисповедимы:

Кюветы, рытвины и ямы…

Друг друга поднимают пилигримы,

Отряхивают и становятся друзьями.

В стаю Роман вернулся… С болезнью всех дальновидных планов — невозможность просчета сюрпризов завтрашнего дня — каждый борется по-своему. Башмак корректировал свой потерявший стабилизацию полет, пользуясь рецептом Макиавелли: «Для достижения цели все средства хороши». Жизнь научила Романа руководствоваться в поступках не так избитыми правилами, как сомнительными исключениями из них. И, пожалуй, самыми сомнительными стали его знакомство в лагере с Григорием Шайбой, и возникшая перспектива развития этих отношений.

Григорий был развенчанным сутенером, получившим трешку за вооруженный налет. С дамским пистолетиком в руках он ворвался в квартиру, где пятеро обдолбавшихся рэкетиров глумились над полуживой «воспитанницей», как называл Григорий своих проституток, и удачно отстоял жизнь бедняжки. Совершая сей героический этюд, Шайба не испытывал страх и не думал о последствиях, он искренне, как родных дочерей, любил своих бабочек и желал лишь спасти, избавить девочку от осквернения. Пока дуло хромированной «гаубицы» гипнотизировало переносицу хозяина, Григорий успел дать девушке ключи от машины, дождался, когда звук мотора удалится от дома и попытался уйти сам. Увы, неудачно…

Зона встретила Шайбу более чем прохладно — в преступном мире сутенеры принадлежат к отбросам лихого сообщества. Попадая в среду обитания отрицалова86, они, практически, лишены шансов достойно выжить. Мало кому из них удается избежать гарема, где изнемогают без профессиональной опеки лагерные шлюшки. Единственная лазейка миновать петушатни — ежемесячная мзда, превращающая в дойную корову любого грешника понятий. Растратив всё, что накоплено плотским трудом «стахановцев в юбках», несчастные закладывают последнюю рубаху, лишь бы призрачно порядочными дотянуть до заветной даты освобождения. Башмак, очутившийся по известным причинам недалеко от изгоев, сразу обратил внимание на утонченного интеллигента Шайбу. После продолжительного разговора Роман, наплевав на чудовищную пропасть в иерархической лестнице криминалитета, разделяющую его от Григория, сблизился с сутенером и взял под свое покровительство.

Все вечера они проводили в воспоминаниях. Справедливости ради стоит отметить, что вспоминал в основном Шайба, а Башмак с превеликим удовольствием выслушивал его увлекательные истории. В свои сорок образованному эстету удалось исколесить вдоль и поперек всю Европу, побывать во многих странах и повидать много интересного. Особенно голос Григория теплел при упоминании о горячих итальянцах, и любовь эта была взаимной. Собственно, доны и сеньоры радовались не ему, а его милым попутчицам, в окружении которых Шайба разъезжал по передовому капиталистическому миру. Незабываемые впечатления от услуг его воспитанниц усилились донельзя, когда сексапильная бродячая труппа внесла незаурядную лепту в кинематограф, проще говоря, снялась в дюжине порнофильмов. Прикосновение к великому немому позволило Шайбе обеспечить себе безбедное существование и даже приобрести палаццо в местечке Чивитавеккия на берегу Средиземного моря. Поездка на родину за новыми актрисами, и оказия с рэкетирами оторвала его от красивой жизни и перекинула с теплого песка на холодные нары. Без родины, без флага и копейки за душой он освободился через две недели после Башмака, и какое было его удивление, когда на площади перед привраткой87 его встречали…

Роман влил в Григория бутылку шампанского, усадил в машину и, не принимая стыдливых возражений, доставил к себе домой. Неделю он по собственной методике адаптировал друга к свободе. Программа отличалась насыщенностью и еще не перевалила за половину, как вдруг после очередной попойки, Шайба исчез, оставив тяжелый сверток с запиской:

«Друг, я ненадолго покидаю тебя, но поверь старому ловеласу — обязательно вернусь. Не спрашивай, когда, для художника этот вопрос слишком жесток. Просто жди — для меня это многое значит.

В благодарность за все оставляю тебе подарок. Он разговаривает не человеческим языком, но понятным всем, а зачастую более доходчивым и убедительным, нежели наш. Надеюсь, вы поймете друг друга без слов.

С уважением Григорий Ш.»

В свертке истекал маслом «ТТ» с тремя запасными обоймами. Смириться с повторным одиночеством оказалось сложнее. Возврат в семью — к родителям, не увенчался успехом. Честь фамилии требовала отсылки падшего подальше от всевидящего ока общественной морали. В отместку за предательскую позицию стариков Роман выдвинул им контр ультиматум. Заявив о своем отказе жить на окраине в отдельной квартире, он предложил поселиться в ней предкам. Околоинфарктное препирательство закончилось компромиссом — отрекаясь от сына, родители обрекли себя на ежемесячную дань. Сняв таким образом ответственность за прошлые и будущие деяния сына, следующим шагом стала попытка захлопнуть железный занавес. Несколько недель мадам Бессмертная уговаривала отпрыска забыть их адрес и встречаться в день получения «взятки» — как он окрестил откупные за свое отшельничество — на нейтральной территории.

Считая, что хорошим содержанием у иждивенца отобьется охота к занятиям криминалом, они глубоко заблуждались, ибо именно легкомысленными рассуждениями и породили в нем жгучую страсть ежедневно доказывать их глупость. Тем не менее родительский долг супружеская чета Бессмертных возвестила всецело выполненным. Кто-то сыронизирует: яблоко от яблони… Одни встанут на сторону яблони, показывая на треснувшие от тяжести ядовитых плодов ветви, другие обвинят дерево, не сумевшее защитить сладкий плод от червя, словом, только вам и известно, как бы поступили вы, отталкиваясь от множества фактов и порядочности в том числе.

Интересно, как сложилось бы детство Башмака, будь родители такими же податливыми и раньше. Веруя в надежность аскетического воспитания, они исходили строгой сдержанностью и суровой отстраненностью, лишали мальчика всех благ, включая деньги на обеды, и сами того не подозревая, подтолкнули школьника к поиску наличных вне дома. Сначала предпочтение отдавалось стычкам со сверстниками, в результате которых добывалась мелочь, затем, набравшись ума, он понял, что гораздо безопасней и проще красть. Так Роман пристрастился к карману. Ему долгое время удавалось пускать туман в родительские очи. Он прогуливал школу, лавируя как по лезвию ножа, между предками и улицей, а, когда беспримерные прогулы вскрылись, изменить что-либо было уже поздно. Мальчишка, твердо предпочитая вольный образ жизни, оказался неподвластен уговорам… Возвращение в стаю вело к окончательному отречению от близких, однако он, не задумываясь, сделал свой выбор.

Возвращение блудного папаши

Скитались двое обездоленных по свету…

Один домой приплелся, по округе жалость сея.

Другой вернулся, сидя в гербовой карете —

Не все то блуд, что было одиссеей.

Встречу решили отпраздновать в «Старой Фортеции» и на рандеву Башмак подъехал за рулем новой «BMW». Гладко выбритый, в дорогом вечернем костюме, с кубинской сигарой в зубах он распластался в плоскости дверного проема заведения как сошедший с обложки «Форбса» образец респектабельности. Расстегнутый ворот рубахи ненароком обнажал массивную золотую цепь, обрамляющую загорелую крепкую шею. С безымянного пальца левой руки, поддерживающего сигару, сверкал огромным бриллиантом изящный перстень, приобретенный по случаю долгожданного события. Довершала картину блуждающая улыбка фаворита Фортуны.

Приветствуя шпану, Роман поднял руки, скрепил кисти над головой в замок и величественно потряс символом сплоченности. Братва ринулась к своему кумиру. Бесчисленные объятия, теплые приветствия — но стоило встретиться со взглядом виновника торжества, и люди стыдливо опускали глаза, смущаясь за выказанный холод при первой встрече. Башмак понимающе хлопал ренегата по плечу, давая понять, что не помнит обид, и простирал руки к следующему.

Неотложку Роман заметил с порога и после душещипательной сцены всепрощения с нетерпением поспешил предстать перед ней. Она, скромно опустив руки на колени, скучала в обществе холодной незнакомки и, затаив дыхание, ждала друга. Подойдя, Башмак в восхищении отступил назад, дважды качнул головой и, когда терпение оставаться без лучистых Танюшкиных глаз иссякло, воскликнул:

— Ну, здравствуй, моя любимая!

Худенькие плечики вздрогнули. Она вскинула влажное от слез лицо и попыталась подняться, но, то ли ноги перестали слушаться, то ли просто силы покинули ее — тело, чуть подавшись вперед, — упало обратно. Тогда Роман обхватил ладонями ее стан, легко приподнял дрожащую Неотложку и крепко прижал к себе. Он не знал, что происходит, но переполнявшие его чувства были волнующими и неизведанными ранее.

«Может это любовь?»

Испугавшись дурных мыслей, Башмак торопливо присоединился к мужской половине. В разгар шумного застолья подвыпивший Макар, набравшись, видимо, смелости, придвинулся ближе и прошептал:

— Рома, нам всем надо тебе признаться.

— В чем? Уж не в том ли, что пока я тянул срок, вы трахали Татьяну и за подарки требовали ее молчания?

— Ты знаешь? — не на шутку всполошился Макар, лишившись привилегии добровольного признания.

— Малыш, дядя Мюллер знает даже какими пальцами ты берешь свой хрен, когда мочишься.

— Особенно если у него есть Мата Хари, — успокоенный Макар хапнул стопку водки. — Кстати, я подозревал. И еще. Именно Ма… тьфу, Танька предложила откладывать бабки для тебя.

«Какая уж по счету деталь, о которой мне следовало догадаться?» — задумался Башмак, с нежностью взирая на Неотложку. — Эх, Танюша…»

Желание купить трехкомнатную новую квартиру, еще давно приходившее на ум, вспыхнуло с невиданной силой. Теперь, наконец, он знал, как поступить с прежней. Озарившая мысль порадовала душу.

«Впрочем, не будем забегать вперед. Сначала необходимо устранить несколько проблем. И начнем с независимости».

Выбравшись из-за стола, Башмак подошел к Луне. Тот в окружении Бучи, Лапы и Кирюхи, прибившихся за год до наезда88, увлеченно травил анекдоты.

–…прикинь!? С похмелухи жену не узнал! Понял?! Ха-ха-ха…

— Иди сюда, — отозвал в сторону Роман. — Что с моим поручением?

— Братан, — расцвел Луня, — шар в лузе, — и, отвернув полу пиджака, наполовину вытянул интересуемый предмет.

Башмак резко толкнул руку обратно.

— Не вздумай.

«Ох и Луня! Под монастырь подведет и не споткнется».

Подозрительный взгляд Башмака блуждал по «Фортеции», подмечая всех, кто мог заметить фанфаронскую выходку. Бармен Клим угрюмым видом показывал, что чужими секретами не увлекается. Пара официанток, снующих вокруг, похоже ничего не видела. Посторонних в зале не оказалось.

«Стоп», — в упор на Романа смотрели равнодушные глаза незнакомки — соседки Неотложки.

— Опаньки! Кто такая, почему не знаю? Луня, поди сюда…

Словоохотливые уста приятеля выдали исчерпывающую информацию. Ленка прозвана в стае Мамзелью. Сама себе на уме. Имеет роскошную квартиру, машину и кучу денег неизвестного происхождения. Сильная карманница и, пока не познакомилась с Татьяной, работала в одиночку. Подруга привела ее, когда Роман сидел. Окружена ореолом таинственности и нелицеприятными слухами. Поговаривают, будто она — одна из подружек самого… Но смельчаков докопаться до истины, как и отказать в гостеприимстве не нашлось. Никто не мог добиться ее близости. Мамзель сама выбирала себе партнеров и держалась с подчеркнутой отстраненностью. Многих в стае она считала недозрелыми и нагоняющими тоску. Полная противоположность неуверенной добродетельности поэтичной Татьяны.

Разглядывая белокурую мадемуазель, Башмак по «достоинствам» оценил ее вышколенную красоту.

«Не от мира сего», — подумал он, рассмотрев скромный прикид89. Что-то показалось в нем знакомым. Красные сапожки горели адским пламенем под короткой шубкой нараспашку. Бежевое платье ладно обрисовывало стройную фигуру, подчеркивая соблазнительность округлых форм. При длительном обозрении оно как будто исчезало, сливаясь с цветом кожи. Где-то он уже видел это.

«Точно, черт побери. На последнем свидании Неотложка порхала в этих шмотках», — вспомнил Башмак и улыбнулся.

Короткое знакомство дополнительных впечатлений о хладноокой Мамзель не принесло. В конце вечера Роман попрощался с друзьями и, обняв Татьяну, покинул надоевшее общество.

«Свинья»

В туманном царстве авторского права,

Тюремная гласит легенда:

Гуляет много наших динозавров,

Не одомашненных патентом…

Неизменно счастливые лица Башмака и Неотложки, с которыми они являлись на каждодневные стрелки, дарили людям ощущение благополучия и уверенности. Казалось, неразлучная пара возвратила беспокойному ритму жизни прежний уравновешенный темп. Личные сбережения вожака стремительно накапливались, образовав за несколько месяцев кругленькую сумму, да и сама стая, быстро пройдя процесс линьки из китайского тряпья в кожу и «найки», облагородилась и давила конкурентов щедро расточаемым оптимизмом.

Но внешний лоск все-таки затенялся сумраком душевным. Гонцы «папы» города не показывались, а это не могло не настораживать. Оттягивая экзекуцию, они инфицировали оздоровленный организм башмаковской группировки вирусом тревоги, периодически провоцирующим массовый невроз, однако жить в постоянном страхе шпане не позволял природный иммунитет. Все понимали — рано или поздно враг выползет и произойдет столкновение. Оно неизбежно даже потому, что те, равно как и другие, нуждаются в утверждении лидерского статуса, за разницей лишь в мотивах демонстрируемого честолюбия. Незаменимый «братишка», заткнутый за башмаковский пояс, сопровождал ветеранов стаи во всех городских вылазках, но говорить о постоянной бдительности, конечно, смешно, ибо редкий человек выносит общество столь занудной «попутчицы». Сутки, максимум двое — предел дилетантской выдержки. Постепенно расслабляясь, многие слепо рассчитывали на фатум, кто-то верил в собственное чутье, а потому в личную недосягаемость, иные полагали, что враг выйдет открыто — под трубы и барабаны. Башмак не относился к числу ни фаталистов, ни воздыхателей рыцарских традиций, ни к поклонникам капризной Фортуны — «отсиженный» опыт позволял безошибочно отсекать наивность и глупость.

Он не боялся разборки. Готовый к ней с первого дня, он желал ускорить ход событий и принять бой, чтобы затем, не шарахаясь от каждой тени окунуться в реализацию намеченных планов. Видимо поэтому сейчас многое валилось из рук. Организация «девичьего движа» застряла на полпути. С одной стороны, мешала неприкрытая враждебность Неотложки к этой гениальной идее, а с другой — нелегкая, можно сказать, дисквалифицирующая «жюри» процедура отбора кандидаток. Лекции Шайбы — ценителя и знатока фемин — об идеальных формах и сочные авторские зарисовки были либо полной чепухой и следствием острого лагерного сперматоксикоза, либо не учитывали местный колорит провинциалок, взращенных на сливках и богатых огородах. Второй набор затягивался. Посему Роман сосредоточился на основной деятельности. И весьма успешно — диапазон применяемых методик непрерывно расширялся.

Последним ноу-хау стала коллективная организация труда, вынесенная Башмаком из недр тюремной аспирантуры. Раскрыв ладонь, он предоставил шпане на обозрение новинку — на этот раз заточенную по неполному кругу медную монету. Недоверчиво оглядев банальнейший предмет, Луня рукавом почесал нос.

«С тобой все понятно», — разозлился Роман, отлично зная внешнее отражение проскакивающих у друга мыслей.

— Кто еще в консервативной оппозиции?

Макар отнесся к новинке более агрессивно:

— М-да… И что дальше?

— А дальше…, — Башмак обвел всех профессорским взглядом и понизил голос до полушепота, — поясняю популярно. Многие из вас могут безукоризненно влезть в карман, надыбать90 лопатник и красиво, без шума, слинять?

— Я могу, — гордо заявил Луня.

— И я… я тоже… и я, — раздалось со всех сторон.

Неотложка скромно спряталась за спинами братвы.

— Танюша, ты тоже можешь?

— Не могу, — вспыхнула девушка. — Но совсем не вижу связи.

— Уно моменто…

Башмак вышел на тротуар, огляделся и, заметив статную даму с кожаной сумкой, двинулся ей навстречу. Шпана сопровождала маневр синхронным поворотом голов. Поравнявшись с женщиной, Роман слегка пригнулся, сделал вид, что отряхивает штанину, а после, довольно улыбаясь, вернулся на место.

— Ну и что? — хлопая ресницами, Макар выказал общее недоумение.

— А теперь самое интересное, — Рома кивнул в сторону живого учебного пособия. Женщина дефилировала прежним курсом и Луня уже раскрыл рот для саркастического замечания, как вдруг из ее сумки один за другим посыпались причиндалы. После выпавшей косметички, очевидно, мешавшей десантированию, содержимое посыпалось, словно из рога изобилия.

— Америка! — восторженно откликнулся Макар. — Покажь медяк!

— Тише, тише, без эмоций, — Башмак, развернувшись к друзьям, охладил их воспрянувший пыл. — Сразу, для полноты представления сообщаю, что содеянное мной — бок, и повторивший его будет наказан. Нас быстро вычислят, начни у кого попало вываливаться потроха. Тонкость в том и заключается, чтобы знать для чего использовать сей варварский метод. Перво-наперво уясните — я показал, как нельзя резать. Пропарывая снизу и вдоль сумки, вы бесспорно открываете доступ к нутру, но сразу выдаете себя грохотом низвергающихся безделушек. Другое дело, — на столик плюхнулся приобретенный для показательного выступления солидный портфель, — если резать вот так. Способ первый — монета уперлась впритык ко шву и поползла сверху вниз. В этом случае ничего не посыплется. И способ второй — «диагональ», — он провел от верхнего края по диагонали до середины и остановился. Думаю, как для начинающих паталогоанатомов вам достаточно.

Луня скептически вздохнул.

— Виктор с Кристаллом сумки голыми руками вскрывают.

— Да, но ты — не Кристалл, а я — не Виктор, — отрезал Роман.

— Допустим. Когда же их коцать, если почти все пасут свои драгоценные авоськи?

— Хороший вопрос. Вот тут и вступает в силу план, в котором тебе, Луня, как особе с самой атрофированной нервной системой, отводится главная роль. Назовем операцию — «свинья». Отправляемся на загородный маршрут и выбираем любой автобус. Создать толкучку нам не составит труда даже в пустом буссе…

— Чего-чего? — испугался Луня.

–… автобусе, Луня, автобусе. Теперь внимание. Мы плотно окружаем Луню и создаем живую непроницаемую для других стену — «свинью». Историю помните? Так назывался боевой порядок тевтонских вояк, прячущих более уязвимых рыцарей за спинами хорошо защищенных. Ты, Луня, присаживаешься на корточки и сквозь частокол наших ног вскрываешь понравившиеся торбы правильным разрезом, набиваешь пазуху добычей, а когда потребуется переместиться на новую исходную позицию, то, управляя нашими ногами, передвинешь «свинью» в нужном направлении. И этак по всему басису, пока не обработаешь доступную часть багажа.

— Ого! Да мы подчистим всех!

— Всех не всех, но с теми, кто под гребенку попадет — сюсюкаться не будем. В следующий раз опробуем что-нибудь свеженькое — «змею», например. И еще — надыбавшему по ходу движения оттопыренный карман — быть предельно осторожным. Мы не Шуры Балагановы, чтобы мелочиться! Пусть работает Луня, а наша забота — держать руки на всеобщем обозрении и убаюкивать внимание пассажиров. Через час автобус на вещевой рынок. Остальное — по плану.

Стая сорвалась к остановке, а Роман внес последние штрихи, демонстрируя Луне технику работы с монетой. Вскоре они присоединились к большинству. Забитый транспорт компания пропустила и нырнула в очередной, менее полный… Успех превзошел все ожидания и оказался настолько непредсказуемым, что Неотложке с доверху наполненным пакетом пришлось срочно реверсировать к стекляшке. Остальные, прокатившись до конечной, вернулись на том же подопытном автобусе.

Привычная обстановка пивной действовала как хорошая доза эфедрина. Больше всех разошелся, конечно же, Луня. Расплескивая из кружки пивную пену, герой дня давал друзьям оживленное интервью:

— Ох и лафа… Ныряю в одну, другую — и в каждой лопатник. Ну, думаю, следующая сумка подведет… Где там! Смотрю — есть контакт! Не успеваю одну лопату вытянуть, а из дыры вторая лезет! Третья! Четвертая! И так — двадцать пять. Кидаю за пазуху и не верю! Лишь под конец сообразил, что нарвался на баул барыги, кошельками торгующего! О, дела, а! Босс… — заметил он переступившего порог Башмака, — полста бумажников! Четвертак пустых, остальные — больные.

Больными назывались пухлые кошельки, созвучие «пухлый — опухоль» черный юмор шпаны пропустить не смог. В этот день стая, играючи, вычистила и торговцев, и покупателей. Перспективный фокус, не правда ли — ухватить за час не один десяток тысяч? Такая удача свалилась на головы пацанов впервые.

Пока взбудораженный коллектив галдел, попутно обмывая добычу пивом, Роман отозвал Макара в сторонку.

— Сколько? — Восемьдесят в гривнах, десять зеленью и шесть в евро, что в общем — тридцатка зеленых, не меньше.

— Отлично. Передай всем — «свинью» использовать не чаще двух раз в месяц. Расчет Башмака объяснялся просто: люди обнаружат порезы уже на рынке. Следовательно, при разумном подходе к частоте использования метода догадаются о пособнической роли транспорта в кражах со «вскрытием» не скоро.

— Слушай, я клевых девочек присмотрел. Может отвиснем у тебя на хазе?

— Возьмешь Луню и к пяти жду.

— Гуд. Держи, — Макар протянул увесистую долю. Обычай отдавать половину Башмаку с молчаливого согласия шпаны закрепился со дня возвращения. То ли многие по-прежнему чувствовали вину перед ним, то ли подействовали рассказы о зоне, общаках91, взаимопомощи, но Макар — внегласный казначей группировки — делил навар строго на две равные пачки, одну передавал Роману, а другую раскидывал между остальными. Наиболее отличившийся за день поощрялся дополнительно.

— Подкинь Луне премиальных. Хай колеса92, наконец, подберет.

Развернувшись к машине, Башмак огляделся в поисках Неотложки. Нашел ее, как обычно, в обществе хладноокой Мамзели.

— Танюха, ты едешь?

Он сдержал данное себе слово и переписал на девушку однокомнатную квартиру. Сам же перебрался в центр, купив в престижном районе толковое жилье, предварительно снабдив его бронированной дверью, современной сигнализацией, неплохой мебелью. Но основную часть времени проводил по старому адресу, заскакивая на новую квартиру крайне редко, обычно, когда следовало уединиться и поразмыслить о важных шагах. Как и прежде пара ужинала в «Фортеции», а ночью подуставшие и счастливые предавались любви в уютном гнездышке на окраине. Ничто не предвещало осложнений в отношениях. Роман тактично избегал разговоров о подвигах подруги, она же со смущенной благодарностью приняла жизненный уклад, который предложил любимый.

— Меня сегодня не жди, — мягко произнес он, останавливаясь у подъезда.

— Ты что, даже на минутку не поднимешься? Я все утро блинчики пекла. Твои любимые — с творогом.

— Не могу. Я на хауз по делам.

Мило чмокнув кавалера в щечку, Неотложка легко выпорхнула из машины. Роман проводил ее взглядом до лестницы и, вдыхая оставленный подругой нежный аромат французского парфюма, покосился на часы. Решившись, он резко утопил акселератор и, с визгом выскочив на проспект, направил машину за город. Что потянуло Башмака на убегающее от центра шоссе, когда у дома уже ждали друзья, осталось загадкой, но через двадцать минут его «БМВ» вновь влился в городской поток.

Ночь напролет друзья поглощали алкоголь и забавлялись с приглашенными метелками93. Последняя гостья покинула любвеобильные пределы под утро. Захлопнув за девицей дверь, карманники, расположившись на кухне, отпаивались крепким чаем.

— Тебе не кажется странным, что гусь затихарился? — еще несколько минут назад ни о чем не беспокоившийся Луня боролся в спальне со строптивицей, классически укладывая ее на лопатки, а тут ни с того ни с сего, проснувшись, вцепился в щепетильную тему. Умел он переключаться, следовало признать. Мастерски заполняя паузы нелепыми для посторонних вопросами, он будто раздражал у друзей нужные участки мозга и заставлял думать.

— Скорее выжидает, — поправил Башмак. — Вот только чего?

— Ясно чего. У них развалы за индустрию начались — не до нас. Приберут к лапам заветные куски — потом и нами займутся, — откликнулся третий.

— Что ты в этом кумекаешь, дурбецела?! Куски, секторы, зоны, ареалы — лажа все это! Боится он нас. Да, боится и уважает! Включайте мозги — легко ли отказаться от десятки налички? Да пусть он хоть Рокфеллер, все равно бы приполз, коль не боялся бы…

— О! Познакомьтесь — знаток миллионерских душ, спец по VIPам с колхозного базара — Луня. Может проанализируешь сделку с приобретением «Титана», рассчитаешь остаточную стоимость завода? Он в него такие деньги вгрохал, что твоя десятка затеряется в нолях, как в Млечном Пути, — контратаковал Макар.

— Хорош вам. Завелись, — Башмак угомонил раскрасневшихся в дебатах ребят и посерьезнел. — Чтобы там ни было — булки94 не будем расслаблять. Особенно тебя касается, Луня. Так, что еще? Ага, — он извлек из кармана ключи. — Принимай аппарат, Макарушка.

Роман давно задумал презентовать другу пылящуюся без дела «Тойоту», но как-то не подворачивался подходящий случай. Зная слабинки человеческой души, он не хотел порождать в стае зависть. Машину на части не распилишь, а обходить никого не хотелось. Несомненно, Луня заслуживал тачку больше, чем Макар, но он моложе и способней — сумма премиальных еще не раз подарит ему возможность обзавестись колесами для себя и всей родни. А вот грузному и неповоротливому Макару, с головой погрязшему в казначейских топях, такой шанс представится не скоро.

— Тебе, Луня, тоже пора коня завести. Помочь? — Не-а, я сам. Штамповку порожняковую брать не хочу. Поднакоплю немного, возьму «бэху», как у тебя или «мерс».

— Ну слава богу, что не «Феррари», — грустно улыбнулся Роман, подмечая, что в его годы был скромнее.

Продолжительный звонок в дверь прозвучал тревожно. И дело не в раннем визите без приглашения — о новом местожительстве Башмака знали всего трое — Макар, Луня и Неотложка.

«Неужели господа беспредельщики?» — мелькнуло в голове.

Не нуждающимся в объяснении жестом Роман загнал братков в комнату, выхватил плетку95 и на цыпочках приблизился к двери. Выяснять личность гостя дурацкими вопросами не требовалось. Лестничная площадка с толстыми бетонными перекрытиями и единственными башмаковскими апартаментами — идеальное место для разборки. Об этом Роман позаботился еще при выборе. Звук стрельбы приглушится, свидетелей нет…

«Главное — все трое вооружены и готовы».

Башмак отомкнул громадный запор и, прикрываясь сталью, потянул ручку на себя…

Эдем и джунгли

Кислее брюта житие аристократа —

Какая гадость эти протокольные обеды!

Хотя… Травиться со спокойствием Сократа

Легко, коль рядом истинная леди.

— Ты?! — удивленно воскликнул Роман, рассмотрев в полоске приоткрывшейся двери счастливое лицо джентльмена, тотчас взявшего инициативу в свои руки. Без каких-либо церемоний, с грацией, претендующей на королевское достоинство, визитер, облаченный во все белое, вторгся в прихожую и, опершись на трость, возвеличился в самопрезентационной позе. Приталенный сюртук, батистовые перчатки, вздыбленное кепи потомственных сюзеренов и белоснежные чоботы с лакированными носками — не будь вид господина таким гордым за оригинальную экипировку, компания неминуемо разразилась бы уничтожающим смехом, но Башмак, помня о сверхчувствительности натуры гостя, успел предупредительно цыкнуть уже осклабившемуся Луне. Следом, разбавив староанглийский чопорный дух капелькой взбалмошного безумия, нарисовались две очаровательные мордашки.

Рты друзей разом пересохли.

— Знакомьтесь, девочки, перед вами мой друг Башмак, пардон, Роман Семенович. А это…, — заметив присутствие еще двух онемевших голов, господин замешкался. — Ну же, кабальеро, представьтесь моим прелестным спутницам.

— Луня… — с хрипом прорвав голосовую блокаду, уста парня хватанули воздуха. — А он — Макар.

— М-да… — нахмурился гость. — Позвольте уточнить, как именно нарекли вас родители?

— Леней, — ответил Луня с интонацией провинившегося школьника и, потянувшись рукавом к носу, вовремя остановился.

Господин воспрял.

— Вот и шарман, Леонид. А это — Тигси и Стейси.

Дамы словно по команде взялись пальчиками за нижние края распахнутых шубок, в изящном реверансе слегка присели и, приспустив пушистые ресницы, пропели глубокими бархатными голосками:

— Бонжу-у-ур.

Черные, как смоль, волосы Тигси рассыпали в золотистом облаке пробивающихся сквозь тюль лучей восходящего солнца горящие угольки пламени. Стоит разок взглянуть красавице в очи — замыкание сверкающей дугой расплавляет несчастного изнутри, безжалостно выпаривая все восемьдесят процентов органической влаги, мгновение — и он уже — высохшая безжизненная пустыня, чьей жажды ничто не утолит, пока мертвая хватка визуального напряжения милостиво не отпустит. Влажные накрашенные губки, подведенные зеленым карандашиком, алели нераспустившимся бутоном тюльпана, проснувшимся после дождя. Приковав к себе зачарованные взгляды, Тигси невинно провела кончиком языка по волнующим лепесткам, и, коснувшись трепетной дланью края декольте, скользнула вглубь, переводя внимание мужчин на не менее убийственные детали, рвущиеся из плена шелкового плиссе.

Вторая — Стейси — была полной противоположностью темноволосой дьяволице. Натуральная блондинка с водопадом длинных вьющихся локонов, одиночными выстрелами оценила каждого из присутствующих и, опустив прицел васильковых глаз на кончик туфельки, добровольно отдала подруге все шансы стать любимицей публики, чем та блестяще воспользовалась. Помогая Стейси раздеться, Роман, не в силах оторваться от ее антагонии, едва не свернул себе шею. Скинув шубку, Тигси беззаботно упала на диван, конструкция которого не предусматривала существование столь коротких юбок, и, сложив ноги бутылочкой, оставила для уж совсем слепых просвет со спасительным маячком кружевных трусиков.

Заметив немигающий взор хозяина, гость почти силой увлек того на кухню.

— А вы, молодой человек, позабыли о нашем уговоре.

— Шайба… — очнулся Башмак, вырвавшись из невидимых горгоновских пут, — … ты что, с Луны свалился?

— Судя по твоим пересохшим губам и треснувшему голосу, скорее уж из пекла, — торжественно изрек Григорий, вращая глазами. — Впрочем…

Он ловко вытянул из пакета пузатую бутылку и улыбнулся:

— Теперь считай, что с Луны. «Картон-Шарлемань».

— Помню-помню: богиня Луны, дарящая через посланника волшебную росу. Сейчас принесу бокалы. Граненые, — съязвил Роман.

В гостиной царило полное падение нравов. Макар, еще десять минут назад жаловавшийся на апатию и усталость, ненасытным сатиром кружил около черноволосой нимфы, опрометчиво, все дальше и дальше, вторгаясь в стигийские топи. Безобидная Стейси забавлялась с Луней. Находчивый шалопай без перерыва сыпал анекдотами, а девушка щедро одаривала его жемчужинами звонкого смеха, рассыпая их вокруг занимательного весельчака. От Башмака не ускользнул жест, которым блонда отвергла притязания на большее, когда Луня попытался накрыть ее оголенное бедро загребущей лапой. Почувствовав первые признаки знакомого остолбенения, Роман спешно покинул залу.

Долгий разговор ежечасно прерывался выходками капризной Тигси. Лукавая чернявка вплывала в акваторию кухни, запрыгивала на колени Григория и, обхватив ручками его шею, посылала в Романа игривые импульсы. Продуманный как страус, Башмак, спасаясь от колдовских чар, зарывал взгляд в бутылку, на что гостья обиженно реагировала:

— Папуся, в этом доме меня не рады видеть?

— Что ты, деточка? Просто Роман Семенович дал обет целомудрия.

— Фи… Как глупо. Тогда пошла. Вуаля! — вставала Тигси.

— Иди, иди, моя цыпочка бесценная, — шлепая по упругой попке, «папуся» отпускал сокровище к ребятам.

— С ума сошел, какой обет?! — выдавил Башмак, втянув оставшийся после гурии райский аромат.

— Хочешь, чтобы я поднял в твоей провинции прибыльное дело — остепенись. Мне нужен помощник с трезвостью язвенника и благоразумием импотента, а рядом с ней ты забудешь все на свете. Она страшнее болезни, наркотика, алкоголя, она — это материализовавшееся вожделение… Держись подальше от Тигси, как это ни мучительно, но лучше проиграй сразу, как завещал незабвенный граф де ля Фер.

— Ты бы еще Самсона с Далилой вспомнил. Ну хоть разок, а?!

— Ни разу! — голос Григория понизился до шепота. — Я пару раз видел, как из ее рта выглядывала розовая мышь…

— Что за дерьмо?!

— В средневековье это считалось признаком, что женщина отдалась Сатане…

— Иди ты в задницу, Шайба! — приуныл Башмак.

— Кроме того, ту даму в передничке, встретившую нас в твоих старых покоях, я девочкам отрекомендовал как вашу супругу, сударь.

— Друг называется… У тебя что-то незаметно ни склерозных симптомов, ни копыт с рогами.

— Да?! — Григорий удивленно вскинул брови и уставился на Романа. — Ты это серьезно?

— Ладно тебе маразм разыгрывать…

— Я им и не грешу. Просто думал, что ты давно обо всем догадался. Видите ли, сударь, никакие сиськи на свете не привлекают меня так, как филейные части твоих друзей.

По старой привычке Башмак, не выражая эмоций, тщательно взвесил услышанное, потом вскочил со стула и тут же обессилено рухнул обратно.

— И все это время ты… Мать честная! А в лагере?! А здесь? Господи, я же нажирался до беспамятства…

Григорий величественно поднял руки, подразумевая, что он чист. В следующую секунду кухню потрясли раскаты оглушительного рева. Тыча друг в друга пальцами, господа облегчали души безудержным смехом, и, разогнав остатки неловкости, едва перевели дух, как Шайба томно протянул:

— Слушай, только никому…, — и притворно смущаясь, мастерски изобразил стыдливую женщину, на что друг, схватившись за сердце, зашелся в новом приступе гомерического хохота.

Обмыв снятие секретного грифа, они заговорили о серьезном.

— Кстати, — Григорий промокнул кончиком платка выступившие слезы и наклонился вперед. — Москва слухами полнится, что у вас положение строят.

В нюансы понятий Башмак никогда особо не вдавался, потому не только упустил «зодческую» терминологию, но и вообще не понял, о чем речь.

— В каком смысле?

— А в том, что «синие» набирают силу, Рома. Надо бы с ними утрясти все детали. Люди они хоть и непредсказуемые, но справедливые. Не забудем о черной кассе* — спать будем спокойно. Мафия, брат она, мобильниками и кошельками не интересуется, ей контроль территории требуется, а с нас взятки гладки. Воров Япончиков у нас в городе нет и не было никогда, но я бы предпочёл тесное взаимодействие с теми, кто наделён определёнными полномочиями от них.

— Ерунда. Вор был, а толку? В городе хаос и беспредельщина*. Новые руль не отдадут — на курок нажимать волонтеры всегда найдутся.

— Ну, это смотря в чью сторону дуло направлять надо. В Москве рисковых людей валом, да в основном барышень на базарах пужают, против уголовников выступить желающих не нашлось. Так или иначе, но в белокаменной новоиспеченных баронов от кормушки отшибли. Сейчас за провинции взялись, а в преступном мире СНГ нет: Ростов — папа, Одесса — мама… Знакомый жулик говаривал, к вам голубка96 залетела с прогоном97 — весть о положенце98 в народ пошла. Кристалла, случаем, не знаешь?

«И этот туда же…» — вспыхнул Башмак, но сдержался. — «Да мне все уши прожужжали об ученике Виктора, оттаптывающего наши маршруты…»

Впервые он услышал о нем на пересылке от старого крадуна, оказавшегося земляком. Поговорили, знакомых общих нашли, чифирнули, жизнь вольную вспомнили. И была в длинной эпопее словоохотливого собеседника история, которая врезалась в память накрепко, ибо разговор коснулся молодой способной смены — темы для Романа щепетильной. К нескрываемому удивлению он так и не смог понять, о ком идет речь. Мальчишка, назвавшийся Сапрыкиным Юркой, помог сначала подчистить грузовик, а после, получив в знак признательности амбарный замок и нож, на прощание виртуозно увел из кармана «компаньона» лопатник. Причем Степан, так представился рассказчик, божился, что стерег бумажник как зеницу ока и тот, кто умудрился обхитрить его — сущий дьяволенок. Вновь Башмак услышал о пацане уже как о Кристалле. Окрестил его так старый урка, и одно это говорило о признании и уважении в мудрых воровских глазах, редко ошибающихся. Все имеет свою цену, но по меркам Романа почтение Виктора — самая высокая. Вот и получилось, что уже заочное знакомство с Кристаллом задело тщеславие и лишило покоя — сам Башмак академию Виктора пройти-то не смог… Знать, что в твоем городе живет шпанюк, равных которому нет, да не просто живет — работает где-то рядом, бок о бок, в тех же автобусах — было невыносимо, а решиться протянуть ему руку — глупо и неблагоразумно. Стая — она ведь по законам живет, имя которым — джунгли…

«Достаточно один раз уступить в классе и мастерстве — всё. Один раз — и шакалы взвоют: „Акела промахнулся!“, старые друзья отвернутся к новому вожаку более сильному, а недруги закружат вокруг последним танцем — пляской смерти. Нет уж…»

— Ты чего? — забеспокоился Шайба, когда Роман заскрипел зубами.

— Кристалл, говоришь?

Повальная арахнофобия

Всё сетуем: «Сорвались планы, не сбываются мечтанья…»

Досадно. Но задумайтесь над шуткой греков:

«Коль боги погубить решили человека,

То исполняют все его желанья».

Долгое время город по праву считался эталоном провинциальной красоты и мерилом покоя. Его не портили серость вымощенной торцом еще в дореволюционное время центральной улицы, каждый камешек которой выкладывался заботливыми предками вертикально — на века, убогость запущенных подворотен и проулков, с рождения не видевших фонарей, и нищета пресмыкающихся у ног цивилизации частных двориков. Последние без борьбы отступали, оттягиваясь к окраинам, а на их месте торжественно вырастали элегантные высотки из стекла и металла — потребности большинства, как и положено в обществе с совковым менталитетом, легко изживали мелкособственнические интересы. И даже «майданщина» не смогла внести раскол в сознание горожан. Люди любили свой город — кто за вечернюю тишину родных кварталов, кто за несмываемую печать старины, пронизывающей каждую пядь исторической земли, а кто и просто так — за обыкновенное право называться его жителями.

Семен Борисович Бессмертный с гордостью относил себя к последним. Несмотря на негаразды в семье — следствие сыновней молодости — жизнь в целом сложилась удачно, и каждая даже маленькая победа, так или иначе была связана с этим спокойным местечком. Сюда Семен Борисович попал сразу после института, получив распределение в один из перспективнейших металлургических комбинатов Подолья. Головокружительная карьера на профессиональном поприще, сознательный переход на плодотворную партийную ниву с еще более блистательным продолжением, работа в депутатском корпусе и, наконец, префектура губернатора — этапы не слишком оригинальной эпопеи, однако без преувеличения славной. И как это часто бывает, бочку меда, предназначенную победителю, не преминула почтить присутствием ложка дегтя, превращающая наслаждение в муку, — весь баснословно упорный труд, поднятая высоко фамилия Бессмертных, отданное работе здоровье разом перечеркнули выходки непокорного отпрыска.

«Боже, когда это все закончится?» — Семен Борисович, массируя ломящие виски, тоскливо поморщился.

Вчерашнее совещание у губернатора, длившееся до поздней ночи, избрало Бессмертного новым председателем координационного совета, на носу важная встреча, а в голову лезут мысли о сыне.

Звонок селектора наполнил исполкомовский кабинет нудными раздражающими децибелами.

— Что там еще? — недовольно гаркнул новый председатель, выплеснув отрицательные эмоции.

Тоненький голосок секретаря, подвергнув скрытой критике резкий тон шефа, обиженно уведомил:

— Семен Борисович, все ожидают только вас.

«О, господи!» — засуетился он, собирая разложенные на столе бумаги.

Расширенное заседание подведомственного ему комитета с участием представителей всех структур, в том числе правоохранителей, и губернатора лично Бессмертный инициировал сам, а в конечном итоге едва не забыл о первой рабочей баталии в своем нынешнем качестве.

Вскочив, Семен Борисович наспех поправил галстук и бросился к конференц-залу. Ковровая дорожка, устилающая коридоры, убегала вперед бесконечной лентой. Встречая на пути вежливо расходящихся к стенам людей, Бессмертный виновато кивал головой на пухлые папки, на ходу извинялся за скоростной слалом, и, подкрепляясь понимающими улыбками, устремлялся на очередной вираж. Взгляды сослуживцев, да и просто знакомых отдавались в голове стадионным гулом мондиале, бодрили кровь и подталкивали к свершениям.

«Давай, Сема!», «Давай, металлург!», «Покажи им по чем фунт лиха!»

Дипломированный инженер, он всю жизнь являлся добросовестным исполнителем чужой воли, пока вчерашний росчерк пера не открыл волшебную возможность быть генератором собственной. Происшедшее казалось чудом, но целиком заслуженным.

«Почему я?» — кокетничал Семен Борисович. Вот и двери конференц-зала, предупредительно открытые настежь. Стоило перешагнуть порог — собравшиеся оторвались от документов, отдав дань признания власти, стоящей за председательским портфелем. Место губернатора пустовало. Большой овальный стол — точная копия собрата из Белого Дома — важно отгородился от мира двадцатью кожаными креслами. Бутылки традиционного «Боржоми» и вазы с фруктами, согласно процедуре расширенных заседаний, имеющих тенденцию затягиваться дотемна, островками возвышались на полированной поверхности, создавая неофициальную атмосферу. А вот и губернатор…

Совещание длилось несколько часов. Выступали с отчетами о проделанной работе, умело манипулируя статистическими данными, вносили предложения, получали корректировки и заканчивали под одобрительный шумок участников избитой не умирающей фразой:

–…наше управление успешно справляется…

«Интересно с чем? — размышлял Семен Борисович. — Город агонизирует, бюджет в последней стадии анемии, показатели агропромышленного роста худшие в стране…»

Он внимательно взирал на лица, пытаясь понять, о чем думают их степенные обладатели. Тот, что бесстыдно погрузился в сладкие сновидения, точно ни о чем.

«А другие?»

Другие, встречая его пытливый взгляд, отводили глаза в сторону, либо срочно уходили в чтение бумаг.

«Как же работать с ними, если они боятся просто признать очевидные вещи?», — Бессмертный опустил голову и уже не поднимал ее до конца совещания.

Подведя итоги, губернатор встревожился:

— Семен Борисович, дорогой, тебе плохо?

Услышав свое имя, он вздрогнул.

— Нет, Виктор Павлович, так, задумался…

— Что-то хотите добавить?

— Да нет, пожалуй, в другой раз.

— Ну что ж, тогда все свободны, — торжественно объявил губернатор и первым покинул зал. Люди облегченно потянулись к выходу — гроза в который раз благополучно миновала, не так страшен Бессмертный, как его малюют… Семен Борисович собрал портфель, тяжело вздохнул и, оглядываясь — ничего ли не забыто, — заметил спокойно сидящего на другом конце стола незнакомца. Попытавшись вспомнить, какое ведомство представлял невзрачный тип в штатском, Семен Борисович потерпел фиаско и нейтрально улыбнулся.

— Собственно, вы чего-то ждете? — голос в мрачном сумраке наступившего вечера прозвучал с холодком официальности.

Незнакомец неуклюже поднялся и, не удостоив ответом, подошел к окну, испещренному зимними узорами. По лицу Бессмертного пробежала легкая зыбь беспокойства. Совладав с собой, он переспросил раздраженно:

— Вам чего?

Резко развернувшись, неприятный тип ухмыльнулся:

— Что ты, Сема, грубишь? И нервничать не надо — вроде я же еще ничего не сообщил? Не спеши жить, уважаемый, — он немного помедлил и безжалостно рубанул. — Как сын?

Бестактный вопрос, попав в уязвимое место, отбросил координатора в кресло. Перехватило дыхание и вновь противно заломили виски. Руки машинально освободили шею от плена жесткого воротника, даря мозгу несколько драгоценных секунд для контрвыпада:

— Если вы о том, что он сидел, то губернатор в курсе…

— Голубчик, о чем вы говорите? Причем тут дела давно минувших дней? Как там поется: нам рано жить воспоминань-я-я-ми… — фальшиво прогнусавил незнакомец и после короткого смешка вернул голосу прежний металл. — О сегодняшнем надо думать, с намеком на будущее. Раз в жизни наберитесь смелости, посмотрите под ноги. Так рьяно разглагольствовать о паутине проблем и не замечать, что ниточка тянется из собственной задницы! А?! Помнишь, — резко перешел он на «ты» — как пишут в умных книжках — в коконе собственных иллюзий? Нехорошо. Очень нехорошо. Советую вам подумать и утрясти неурядицы с мальчиком, а то потом поздно будет. Присвоение чужих денег, воровство, организация преступного формирования… Ух и букетик. Продолжать?

— Уж будьте любезны. Я весь внимание.

Потребовалось всего пять минут, чтобы последовательно, ход за ходом, раскрыть козырные карты просчитанной до мелочей партии и обрести безмерную власть над господином Бессмертным.

Удаляясь, странный тип щелкнул каблуками и отчетливо обронил:

— Честь имею…

Знать бы прикуп…

Любовь меня до крыши замела.

До боли снежная…

А после оттепель была.

Такая нежная…

Романа не могли найти почти сутки. Машина одиноко скучала у подъезда, на звонки в дверь никто не реагировал, мобильник не отвечал. В городе Башмак так и не объявился. Стая нервничала. По странному совпадению, а может чистой случайности, у стекляшки не появилась и Мамзель, а к вечеру таинственно пропала Неотложка. Шайба уже который раз притормаживал у столиков и, когда в ответ растерянная шпана пожимала плечами, вдавливал «газ» до упора. Розовый «Кадиллак» с недовольным свистом покидал площадь и через час подъезжал снова, чтобы устало констатировать безуспешность поисков. Ничего не дал и ночной рейд.

Башмак нашелся сам — утром следующего дня. Измученный, помятый, совсем чужой от пропечатанной на лице обреченности, он плелся к обычному месту под центральный грибок террасы. Наихудшие подозрения подтвердились. Опираясь на его руку, словно заявляя о своих эксклюзивных правах, степенно вышагивала Мамзель.

— Чего уставились? Стоило оставить вас на денек, так сразу и пораскисали…

— Все путем, Башмак, — уныло отозвался Макар. — Пока ты отвисал, все тикало в заданном режиме. Луня умудрился двадцатку надыбать, да и остальные не дремали. Ну в меру способностей, разумеется…

— Понятно, — на манеже — одни и те же. Я уже давно задумываюсь перекрестить нашего героя на Лаки, только не Лучано, конечно, а с сохранением оригинальности, скажем, — Лаки Луниано. Что скажешь, Луня?

— Обойдусь, — поморщился тот, — двусмысленности мне ни к чему. Встречал я этих Лаки в книжках Коллинз… Но, честно говоря, действительно повезло. Выхватил с утра семь кошельков, в обед — десяток, а вытрусили — там от силы сотка. Ну, думаю, не мой день. Тут вижу — бобер исполкомовский. Я его сразу узнал, он по ящику чего-то там за криминал базарил. Сел к нему на подножку, хотел сразу сработать, да народу маловато. Весь центр протопал за этим оратором, он же, волчара, хвостом вильнул и в банк. Час, второй, — думал уже домой топать, промерз до кишок. Тут он и вывалил — прямым ходом на базар. Ну, а там сам бог велел…

Луня с чуть наигранным пренебрежением хлопнул о стол увесистой пачкой.

— Двадцать? — уточнил Роман.

— Угу.

Ловко смахнув деньги, Башмак опустил их во внутренний карман. Он нарушил сразу два неписаных правила: во-первых, взял себе всю сумму, а во-вторых, впервые открыто дерзнул притязнуть на заработанное стаей. Колюче буравя лица ветеранов, Роман вспыхнул багровыми пятнами.

— Это на установление необходимых контактов — и, повернувшись к Макару, непринужденно сменил тему. — А ну, напомни, что там кто-то говорил о Викторе и его ученике?

— Второй месяц виснет в «пятерке» и «единице». Я базарил с ним за раздел территорий, но он просил передать дословно, мол, ты — никто и звать тебя никак, а с пустым местом и говорить нечего. Может, проучим?

Возбуждение неприятной дрожью прокатилось по телу, но возобладать над собой эмоциям Башмак не дал. Волна прошла так же быстро, как и возникла, оставив в душе грязную муть. Гордо озирая настропаленную шпану, ждущую его решения, он молчал. Наступила пора «великих» свершений, и требовалось как никогда руководствоваться исключительно холодным расчетом, оставляя самолюбивые порывы на потом. «Кто?» — этот вопрос не давал покоя. Последние двое суток кардинально все изменили. Началось с вечернего звонка дорогого родителя. Бессмертный-старший, несмотря на то, что дата «взятки» не настала, потребовал встречи.

«Не знаю, почему так произошло… Все из-за этого неожиданного звонка…»

Собираясь предстать на рандеву в самом что ни на есть похвальном виде, дабы потерзать сверхнравственную душу предка, Роман тщательно приготовился. Накупив выпивки, он заскочил в «Фортецию» за экстравагантного облика дамами, чья внешность и манеры не вызывали бы сомнений в роде их деятельности. Однако, колоритных особ не подвернулось под руку, а брать Неотложку мешали причины субъективного характера и ее никудышные актерские данные. Уже покидая бар с коробком травки, он услышал:

— Рома?

Приближающийся за спиной сексуальный цокот шпилек не оставил сомнений — и, обернувшись, Башмак действительно столкнулся с Мамзелью. Сквозившая в ее взгляде неуверенность, заставила его благосклонно улыбнуться:

— Чего тебе?

После секундной внутренней борьбы она решилась и ослепила ответной улыбкой.

— Может, подбросишь меня домой?

Так близко, лицом к лицу, они еще никогда не стояли. И только на этом расстоянии за маской холодного безразличия обнаружился скрытый вызов, да такой силы, что пренебречь дикими фантазиями, немедленно овладевшими вашей головой, было невозможно. Сдуть иней с ее ресниц, отогреть дыханием бледные щеки, растопить лед на губах — казалось удивительно заманчивым и обещало несравненное удовольствие, ничуть не меньшее, чем завладеть сердцем Снежной Королевы, давшей понять, что это возможно вы — единственный, кому подвластно наложенное заклятие.

— Хм… — опешил Башмак от удивительного открытия и проверил догадку, — ты, случаем, не занята сегодня?

— Наверное, только самые легкомысленные женщины считают торг за цену своего времени признаком собственной значимости. Лично я предпочитаю выделять понравившегося мужчину беспрецедентными скидками. Иначе говоря, — для тебя, любимый, свободна и на край земли «згодна», — зеленые глазки подкупающе дохнули радостью пробившегося сквозь снег подснежника.

Опьяневший от нахлынувшего желания, Башмак обнял ее за талию и увлек к машине.

— Вот и договорились. Поможешь старика моего чуточку подразнить? Сможешь?

— Любой каприз за ваши деньги, мой генерал, — пропела весенней капелью.

— Замётано.

Отъезжая от «Фортеции», в зеркале заднего обзора он заметил оживленно машущую ему Неотложку, однако, наплевав на последствия, поспешил удрать.

Дома, чтобы заполнить оставшееся до прихода родителя время, они накурились шалопета и догнались бутылкой водки.

— Хорошо у тебя, — многообещающе проворковала Мамзель, безуспешно пытаясь попасть окурком в пепельницу. — Ну и где же наш папа?

Бессмертный, сродни венценосной особе, блеснул пунктуальностью. Критически оценив состояние сына, стол, заставленный выпивкой и полуголую чертовку, напрочь лишенную комплексов, он принял предложенную игру и без приглашения присоединился к ним. Непокорный дофин с затаенной досадой отдал должное выдержке величественного родителя. Усадив Ленку на колени, Башмак задумчиво поглаживал ее роскошные бедра и внимал обеспокоенному отцу.

— Сынок… — неуверенно начал тот.

Скомкав начало, Семен Борисович, тем не менее быстро и детально изложил причины визита, сопроводив рассказ мельчайшими подробностями, и постепенно нащупал привычный тон. Голос становился уверенней, громче и четче. Дважды Бессмертный прерывался, наливал себе водки и, закусив лимоном, снова говорил, говорил без упреков и обиняков, без фальши и лукавства и на пике отцовского краснобайства Башмак не выдержал:

— Я понял к чему клонишь. Только вот штучка — меня опять упрячут, а ты и пальцем не шевельнешь, так? Чем мягче кресло, в которое ты усаживаешься, тем ужасней от тебя воняет…

— Мое вмешательство бесполезно. Я не в силах помочь тебе, пока ты сам себе не поможешь. Можно оттянуть арест и за этим в лучшем случае последует отставка, в худшем — прилягу на соседние нары.

— Тебе там не выжить, — Башмак неожиданно смягчился, представив отца в незавидном амплуа зэка. — Но откуда они все знают и почему именно две недели?

— Не в курсе, сынок. Но мне обещали оставить тебя в покое, если возвратишь чужие деньги…

— Да? А он не говорил в каких купюрах господа желают их получить? — съязвил Роман и ухмыльнулся. Банковские реквизиты, мне будьте любезны, сообщить.

— Сынок, сейчас не время устраивать балаган. На карте твоя свобода и репутация семьи.

Башмак не сдержался:

— Если репутация кому-либо дорога, то с нее тряпочкой чистой ежедневно пылинки стряхивают. Твою же года три назад обгадили с ног до головы, а ты и не дернулся. И еще. Неужели ты до сих пор не понял? Нет и не было никаких чужих денег. Есть эта квартира, машина и новые шмотки, но они заработаны честным трудом карманника. Никто ни у кого не брал взаймы. Все, что у меня есть, принадлежит мне и только мне. Лучше бы поинтересовался, кому это я задолжал. Уверен, что угадаю с первой попытки.

— Ну… не знаю. Он показался человеком серьезным и слов на ветер не бросающим. Через две недели все вы окажетесь по ту сторону и тогда будет поздно рассуждать об имущественных правах.

— А меня другое занимает, не верю в призраков. Какой-то там фантом снабжает информацией такое же привидение из таинственных структур… И потом, какой от нас вред? Так, пару кошельков. Теряют их и то чаще. Пусть твой доброжелатель с мнимым потерпевшим борется, вот где организованная преступность.

— Да, а это тоже на упомянутые пару кошельков куплено? — выразительно обведя комнату взглядом, засомневался отец.

— По-разному бывает. Да и вы помогаете, — уклончиво парировал Роман, не желая вдаваться в технологию карманного ремесла. — Наши забавы по сравнению с играми того господина — детские шалости и, пока ты не сунешь нос под его благочестивый панцирь — хреновый из тебя замгуб. А теперь уходи. За предостережение — спасибо, я покумекаю. Устал…

Вскоре служебный автомобиль выкатил из двора. Роман, уложив несколько увлекшуюся ролью Мамзель отсыпаться, просидел всю ночь в тяжелых раздумьях.

Обрывки разговора мелькали в памяти, заставляя сжимать кулаки и цепляться за любую соломинку.

«Странно… Таинственному доброжелателю их темных сфер известны такие подробности, которые без помощи хорошего информатора, непременно из моего ближайшего окружения, никогда не стали бы достоянием враждебного лагеря. Кто?»

Башмак, не выдерживая накала мозгового штурма, ухватился за голову.

Он не стал до конца откровенничать с отцом, и с точки зрения безопасности поступил верно. Независимо от финансового потока, уходящего на покупку дорогих вещей, да и вообще жития — бытия, существовал резерв. Подгон99 шпаны, собственные барыши и, несомненно, неуплаченная доля — все это округлило сумму личных сбережений до «ста тонн» зеленых, спрятанных на черный день в надежном месте. Сознание беспокойно металось в поисках правильного решения. Очертания ответа маячили где-то вдали, заставляя оглянуться назад и вновь, шаг за шагом, пройти весь путь стаи. Исповедуя религию улицы и существуя за счет краж, шпана напрочь отказывалась привносить личную свободу в жертву идеям, обычаям и традициям воровского мира, чем отводила себе в криминальном свете роль чужеродного тела. Но и с другими формациями, будь то «новые» или правоохранительные ведомства, стая находилась в не менее жестких противоречиях, а ситуация настойчиво требовала выбора. С одной стороны, напирали уголовники, чья клановая организация уходила корнями в прошлое и надежно держала во власти «колючую республику», с другой — не менее жестокая группировка наехавших три года назад, беспринципно заигрывающих и с властью, и с криминалом, а с третьей — «звезды»100, которые попутно со своей основной задачей легко исполняют щедро оплаченные просьбы вышеперечисленных. Да еще этот невесть откуда взявшийся стукач!

«С кем и как идти дальше?»

Эфемерное положение стаи вело к пропасти и грозило ее полным истреблением более сильными конкурентами. С «новыми» и «звездами» не хотелось иметь ничего общего — однажды они уже показали истинные лица. Но и «синие»101, а точнее «черные»102, оставались загадкой, решить которую за время отсидки Роман не смог. Суровые правила и законы, по коим за одно неверное слово и несоответствие Имени беспощадно наказывали, чужаков не любили, а от назвавшегося братом ждали беспрекословного исполнения воли Вора, Романа пугали.

«Ну и задача! Эх, знать бы прикуп…»

Две недели. Много это или мало — еще предстоит выяснить, но сначала надо кое-что проверить, и, если жизнь вынуждает, то выбор будет сделан.

— За работу…

Ах, эти синие глазки

Вплотную подойдя, он плавил ее лед собой,

И вот, потупив взор, она готова принять ласки…

Не плакать б после от стыдливости слепой:

«Куда смотрели мои глазки?!»

Так и не сомкнув ночью глаз, Кристалл встретил рассвет, ополоснул лицо ледяной водой и, прогнав следы бессонницы, тихонько оделся. Перспектива проторчать до обеда в компании тети Клавы не прельщала, поэтому бритье отодвинулось, по французской традиции, на вечер.

«Уж лучше померзнуть в автобусах!»

Виктор принимал таинственного гостя из Москвы. «Значит, сам себе режиссер, сценарист и главный герой».

Уже пересекая порог, Кристалл услышал встревоженный скрип хозяйской кровати и облегченно вздохнул.

«Пять секунд. Полет нормальный».

К обеду старик просил быть у него, собираясь, по всей видимости, представить важной персоне.

Улица ослепила. Снег шел всю ночь и, успев поменять городу грязные слякотные одежи на белоснежный костюм, подарил приятную ностальгию. Легкие приняли бодрящую порцию воздуха. Ударивший под утро мороз покрыл обновку защитной пленкой наста. Ткань городского костюма приятно похрустывала при каждом шаге, оставляя на себе тисненный узор незатейливых следов Юркиных полусапог. Дотопав до остановки, Кристалл вклинился в толпу, на ходу подыскивая клиентов. Люди равнодушно вкушали прелесть первого настоящего снега и, втянув головы в воротники, озадаченно посматривали на дорогу. Может показаться неправдоподобным, но многие лица не то, чтобы узнавались Юркой, а даже приелись, частенько попадая на глаза, — мир тесен и вселенная рогатых троллейбусов и лязгающих дверьми автобусов — не исключение. Некоторые люди встречались впервые, попадались и невзрачные субъекты, чья внешность не оставляет в памяти никаких следов даже при постоянном их лицезрении. Как бы там ни было, физиогномикой Кристалл не занимался, полностью предоставив право выбора подсознанию.

Вот и сейчас оно заставило сконцентрироваться на немолодом мужчине, бережно прижимающем к груди портфель, и симпатичной девушке. Детали гардероба имели, конечно, значение, но как второстепенный фактор, относящийся, по сути, ко второму этапу. Выделенный из общей массы тип принадлежал к представителям добропорядочного общества. Дорогое пальто, теплые отглаженные брюки, шарф, подобранный наверняка с участием женщины… Прорези карманов прямой аккуратной линией проходили по срединно-переднему фронту и вряд ли могли заинтересовать. В подтверждение этому рука незнакомца то и дело ныряла в правый карман, подносила платок к носу и опускалась обратно. Поправив шарф, чиновничья душа обнажила ворот свитера и Кристалл методом исключения определил местонахождение лопаты. Вероятность соседства кошелька с обслюнявленным платком противоречила трепетному отношению подобных типов к собственному благосостоянию; брюки, лишенные прикрытия под полами пиджака, господин с претензией эстета не стал бы топорщить объемистыми вещами, а свитер — без карманов, следовательно, единственным местом, где мог находится искомый предмет, оставался портфель. Изучив детали, Юрий занялся дамочкой. Холодный воздух великолепно передавал возбуждающий аромат туалетной воды, исходивший от нее. Приблизившись, Кристалл попал под влияние чар, созданных торговой маркой «Кензо», и, вдохнув запах райского сада, едва не ткнулся носом в лисью шубку. Хотелось прижаться к благоухающей леди и застыть, пресыщая нервный центр мозга, отвечающий за выделение эндорфина. Вовремя пересилив неуместное желание, Юрий отругал себя за глупые мысли, и холодно оглядел обольстительницу.

«Возможно, затеи с раздражением эрогенно-обонятельных зон избежать не удастся, — заключил он с затаенной радостью. — Без просветки103 не обойтись».

Этому процессу Виктор, обучая юношу, отвел значительную роль. И в самом деле, попробуйте прохлопать карманы незнакомого вам человека, чтобы он потом не держал вас за подозрительного субъекта, требующего особой бдительности. Основной момент здесь — непреднамеренность: споткнулся, поскользнулся, автобус резко качнуло — разумеется, вы ухватитесь хоть за что-нибудь, лишь бы не упасть. А сочувственная улыбка «клиента» в ответ на ваше извинение — лучший показатель профессионализма и высшая оценка сыгранной вами невинности. Остальное — ловкость рук и дело техники…

Определившись, Кристалл на всякий случай обошел толпу и, стараясь не привлекать внимание, приценился к остальным. Долго убеждаться в правильности выбора не пришлось. А вот и «пятерка».

Толпа ожила. Люди, толкаясь, кинулись к дороге, к удобным стартовым позициям. Едва троллейбус раскрыл двери, человеческий поток подхватил Юрия, закружил и неуправляемой силой швырнул под металлический свод. К счастью, и номенклатурный мужчина, и «вкусная» девушка выбрали ту же заднюю площадку. Прибившись к избранному господину, Кристалл согнул колени, прикрытые плащом, украв у своего роста добрую треть метра, опустил руку и начал медленное вращение вокруг оси. Вскоре ладонь точно легла на замок портфеля. Троллейбус дернулся и с началом движения Юрий потянул портфель вниз, аккуратно увеличивая его тяжесть по мере набора скорости. Мужчина рефлекторно потащил портфель вверх и, разумеется, тем самым открыл его, ибо защелка была предусмотрительно утоплена Юркиным пальцем. Подтянув ношу, господин успокоился, а Кристалл спокойно обследовал открывшуюся полость. Волнующую поверхность искомого предмета чувствительные «датчики» засекли между бумагами и какими-то книгами. Переместив добычу в сапог, карманник повторил фокус. Пока господин протискивал неудобный саквояж между сомкнутыми телами, тот оказался уже закрытым.

Оставалась дамочка, испарения которой взбудоражили все мужские носы. Кристалл, невинно потупя взор, двинулся ей навстречу и, протаранив толпу, ткнулся-таки в мягкую лисью шерстку. К ауре возбуждающего парфюма примешивался интимный душок секреции потовых желез, придавая «знакомству» пикантный оттенок. То, что девушка безуспешно пыталась скрыть под экзотическим налетом, вылезло с истинно деревенским шармом и дохнуло настоящей, живой сексуальностью центральной части задворок Европы. Борясь с нахлынувшим желанием, Юрий плотно обхватил коленями ноги прелестной соблазнительницы, доставив ей неприятное болевое ощущение. Таковы правила. Хочешь прикоснуться к одной части — переведи внимание на другую. Ненавязчиво пройтись пальцами по складкам одежды, нашаривая кошелек возможно, если заставить жертву думать в этот момент, например, о том, что за копыто топчется по ее ступне. Пока руки блуждают «в стане врага», невербальное отражение жертвы находится в подсознательном наблюдении карманника и, если вдруг меняется поведение из-за вспыхнувших подозрений, то издержки бдительности гасятся упором локтя, давлением в область живота и другими новыми раздражителями. Профессионал использует то, что подсказывает ситуация, все вплоть до хамства и провокаций. Сегодня обошлось без осложнений. Кошелек, обнаруженный в кармане шубки, перекочевал к Кристаллу. Отрываться от источника афродизиаков не хотелось, однако требования безопасности суровы и несоблюдающий их платит дорогой ценой — свободой. Юрка, прощаясь, вдохнул притягательную гамму, задержал в легких волнующий запах, взглянул в синие глаза и протиснулся к выходу. По дороге рука непроизвольно нырнула словно в специально подставленный для этого карман. Смятые купюры довершили удачный исход охоты. Выпрыгнув на остановке, карманник оглянулся. Все те же небесного цвета очи ласково смотрели сквозь грязное стекло рогатого монстра и говорили:

«Ох и проказник вы, молодой человек. Чуть не проткнул…»

«Извини, — ответил его взгляд, — я поимел тебя совсем в другом значении».

«Жаль. Но может быть как-нибудь позже?»

«Может быть. Если захочешь…»

И милые глазки, так ничего и не поняв, исчезли за миллионами падающих снежинок. Предводителя конкурирующей организации Кристалл заметил не сразу. Перебирая в уме наилучшие варианты времяпрепровождения до обеда, Юрка почувствовал тревогу, а боковое зрение тут же объяснило это присутствием чужака. Будто оценивая выдержку конкурента, Башмак пристально, не скрывая вызова, пялился на него из притормозившего на углу «БМВ».

Кристалл спокойно перебрал содержимое лопат, спрятал деньги и пошел навстречу вылезшему из машины Роману. Узкая тропинка, по которой они сближались, гарантировала неизбежное столкновение.

— Исчезни, — рыкнул Юрий преградившей дорогу туше и, подойдя вплотную, угрожающе приподнял уголок губ. — Ну…

Злобный огонек в его глазах скомкал остатки башмаковской невозмутимости и заставил повиноваться. Роман безвольно шагнул в сугроб, уступая тропинку, и уже в спину услышал:

— И на будущее думай, прежде чем бродяге границы устанавливать, а то, не ровен час, тебе их установят. Узкие, как игольное ушко. Отступничек.

Плечи Башмака вздрогнули, припомнив тяжелое прикосновение грифа от штанги. Минуло два года, а он до сих пор не мог забыть горечь унижения. Тогда, на зоне, он с высоко поднятой головой стоял перед сворой беспредельщиков и назывался бродягой. Кто его тогда понял? Вчерашние друзья, поджав хвосты, отреклись и разбрелись по норам, а новая генерация криминальных вельмож, наполнившая тюрьмы в результате очередной волны борьбы с организованной преступностью, вершила суд по своим, рэкетирским законам. Романа били долго и жестоко, а напоследок уста Никольского вынесли жуткий приговор:

— Поломайте этой мокрице хребет!

Какой-то придурок, поняв приказ буквально, схватил гриф и отправил Башмака в дебри. Он выжил, выкарабкался, чтобы отомстить, и как сладка была мысль о мести, коль он позволял себе оттягивать миг возмездия…

— Я не отрекался, — Роман повернулся к Юрию и предстал, растеряв самоуверенность, уже другим человеком. — меня поломали силой. Молодой еще был, слабый совсем.

«Выживает сильнейший», — пожалуй, этот принцип вовсе не так категоричен.

Порой достаточно слова, чтобы поставить на место зарвавшегося собеседника. Кристалл не стал добивать Башмака, решившегося снизойти до откровенности и сбросить показное бахвальство — не так редко искренность заставляет взглянуть на человека иначе. Не требовалось особой проницательности, чтобы понять всю глубину его переживаний. Значительная часть нашего коммуникативного поведения недоступна нам самим, но при этом открыта миру. И как бы Роман тщательно не подбирал слова — скрыть надлом в душе не смог, глаза красноречиво передавали боль, рвущуюся изнутри.

— Ладно, не суетись, — миролюбиво сказал Юрий и шагнул навстречу.

В Башмаке разом пропала вся злость и агрессия.

— Кристалл, — заговорил он, скрывая смущение, — говорят, тебя на положение ставят?

— Даже так? А от кого слышал — не от бабушек с семечками? Есть такая опасная болезнь — много слушать и мало делать…

«Упрек за мой круг общения или просто ложные слухи?» — озадачился Роман. Стоило проверить, но штирлицевским хитроумием он не обладал, поэтому рубанул прямо:

— Может, заскочим в стекляшку? Отпразднуем знакомство, пацанов моих рассмотришь или с отступником и его кодлой впадлу?

Юрий не замедлил преподать урок и тем запутал Башмака до крайности:

— В другой раз, брат, — слова прозвучали тепло и спокойно, — отложим до подходящего повода.

Словно скинув с себя тяжелейшее бремя, Башмак выпрямил сгорбленную спину, и едва сдержался, чтобы не броситься к Кристаллу, обнять его, пожать руку. Этикет преступников фамильярности не терпит — телячьи нежности с набирающим авторитет человеком излишни и могут восприниматься превратно. Как бы то ни было, Юрий перевернул его душу, дал вновь ощутить силу и уверенность, поднял до уровня равного. Растерянно моргая, Роман завистливо сравнил его с собой.

«Дерзкий, знающий цену словам и делам и бесспорно — достойный. Вывезет ли он груз104 до конца?» — промелькнуло в голове.

Пожалуй, впервые в жизни Башмак отступил, сердцем признав превосходство другого. «Жаль», — ему многое хотелось рассказать, но настаивать на предложении не стал. Тем более, что «стекляшка» — не место для разговоров и презентаций.

— Что ж, по рукам.

— По рукам.

Прошляк с «Периньоном»

Войти красиво, коль параден вход, легко.

Вот выйти так же… То удел немногих.

Тем более, когда есть только черный ход

Для покидающих элитные чертоги.

Кто-то когда-то имел неосторожность произнести нашумевший фразеологизм «воры в законе». Возможно, автор этих слов был человеком далеким от воровской жизни, человеком легкомысленным и странным. Но скорее всего грешить на одну лишь некомпетентность и глупость нельзя, сознательное пренебрежение истиной — это даже не цинизм, а нечто более глубокое и тщательно продуманное. Если так будет угодно — черный РR с полицейскими погонами.

Как правило, правда умышленно искажается либо во имя достижения собственных популистских целей, либо по требованию всех и вся — от неформальных хиппи, скинхедов, фанатов, меломанов и всяких там митьков до вполне законных партий, официальных и полуподвальных течений и тем более явлений с криминальным оттенком. Партиям регистрацию установили, соорудили из оговорок и ограничений стойло и узду обязали надеть, другие общественные организации под неофициальный надзор поставили, чтоб с нужного ритма не сбивались, течениям — направления указали, чтоб не вспять, а чуть что — плотиной притормозят непокорную стихию. Да только воровское — не течение роллеров, а сила — разумная, несговорчивая, к себе и чужим строгая, ибо то, чем люди живут и не балуются, готово защищать себя самой высокой ценой. Вспомните, для примера, липованей, староверов, ушедших в леса, но не променявших души за патриарший указ. Вот и здесь, тот, кто по-воровски живет, не станет покоряться распоряжениям сверху — потому как вся жизнь вне закона и сплошной протест, и брезгливо откажется пачкать Имя чуждым образу жизни словечком — закон. Определение сие «вор в законе» — аналитики из силовых структур придумали. Для себя же и вывели, подключив фантазию буйную, чтоб на личных делах вместо кодов и крестиков всяких писать для особого тупых из конвоя: «вор в законе — особый контроль», а кто-то подхватил понравившееся выражение и вооружил им не искушенную в нюансах публику. Дошло до абсурда. Фильм «Воры в законе», в котором Гафт довольно симпатично изобразил «заворованного» бизнесмена, упрочил заблуждение обывателей и пошло-поехало. Книги, статьи в газетах и журналах, ссылаясь на «авторитетное» кинематографическое мнение, растиражировали шизофрению «законного воровства». Неправильно это, смешно, противоречиво и не по понятиям воровской субкультуры. Можно сказать, исключительная бестактность и неточность, которая рано или поздно изживет себя.

Для Вора слово, несмотря на внешнюю легкость необременительных сочетаний звуков, непомерный вес имеет. За непритязательными на первый взгляд фразами кроется глубокий и точный смысл, а передача его требует абсолютной открытости, искренности и понимания. Так беседуют братья, между которыми кровное родство обязывает к согласию, так разговаривают друзья, ощущающие невероятную потребность друг в друге. Так общаются Воры…

В комнате, окутанной мягким полусумраком, каждая произнесенная буква слышалась ударом барабанной дроби, предвещающей трагический поворот в сюжете. Гость из Москвы, заподозривший причины приглашения, молча качал головой, и, раскуривая уже какую по счету сигарету, тяжело вздыхал. Когда Виктор, вернувшись из библиотеки, поставил на стол темно — зеленую бутылку, он напрягся и затаил дыхание.

— Да, брат, это та самая, — печально улыбаясь, Виктор безжалостно вонзил штопор и спустя несколько секунд уже разливал пенящуюся жидкость в бокалы, — из сокровищницы аббатства Овилье. Одно из вин, которые хвалили Людовик XV и Наполеон. Оно лилось на коронации Эдуарда VI и князя Ренье, на свадьбе королевы Елизаветы, и я обещал себе открыть его тоже в самый радостный день. Но мои годы примешали к радости горечь. Ты ведь знаешь, мне уже за семьдесят перевалило…

Евгений взглядом попросил стоящего за спиной человека оставить их наедине. Едва тот скрылся за дверью, он предостерегающе поднял руки.

— Может не стоит спешить? Люди тебе верят, молодые тянутся… И вдруг так. Сделав глоток, Виктор словно переступил черту и, наслаждаясь вкусом шампанского и легкостью, охватившей сердце после принятого решения, откинулся на спинку кресла.

— Не тот я уже. Совсем не тот, брат. Силу в руках теряю, память подводит, перепутать могу что. Нельзя иначе. Ухожу.

Евгений пригубил свой бокал и опустил взгляд.

— Прошляк105, значит…

— Можно и так сказать. Прошляк, — вздохнул Виктор. — Я ведь поступаю обдуманно, пока в уме здравом, чтобы потом поздно не было. Много ли пользы в деле нашем от старика маразматика, еле передвигающего ноги? Только вред. Говоришь, люди за мной тянутся, а куда я их приведу, если ползу улиткой, а то и на месте стою? Отхожу в сторону. Пусть молодые вперед идут, разумнее это. Кристалл — бродяга достойный. Ты не хмурься, брат, наша в нем кровь, потянет. Да и я рядом, помогу чем можно, а время пройдет — убедишься…

Воцарившаяся тишина говорила о многом, ведь истинные чувства всегда немногословны. Наконец Евгений поднялся и, подойдя к хозяину, взглянул ему в глаза. Некогда пылавший в них огонь померк, затянулся пеленой.

— Хорошо, брат. Будь по-твоему.

Кивнув, Виктор простер руки и, благодаря друга за воровское понимание, крепко сжал его плечи костлявыми сухими пальцами. Скатившаяся со щеки слеза упала на дно недопитого бокала и растворила душевную боль в остатках королевского вина.

Светлая тень

В сердцах художников сидит заноза,

Из души колет неразгаданный секрет:

Как на холсте изобразить метаморфозу,

Чтоб, поднимаясь, тень отбрасывала свет?

У дома, перегородив подступы к подъезду, в котором проживал Виктор, стоял горделиво выпячивая московские номера, темно-синий «Паджеро». Обойдя запыленного пришельца, Кристалл взбежал на третий этаж. Дверь отворил сомнительного вида господин и, подозрительно оглядев Юрия, обнажил в вопросительном оскале сплошной ряд золотых коронок.

— Чего надо?

— К Виктору.

Из глубины донеслась знакомая хрипотца деда:

— Пусти его, Сэмэн. Это ко мне.

Недоброжелательный тип молча посторонился. Впустив Юрку, он уставился на выпуклости его одежды и, нагло прожигая взглядом тонкую материю, потирал небритый подбородок.

«Ну и рожа! Неужели Виктор звал меня для знакомства с этим бультерьером?» — Кристалла передернуло от неприятной перспективы провести вечер в обществе угрюмого берсерка. Скинув плащ, он торопливо окинул прихожую.

Облегчение снизошло в зале, ибо там пребывал еще один незнакомый господин, в отличие от клыкастого, выигрывающий благородством наружности и манерами. Раскрыв какую-то книгу, он с выражением цитировал:

«… узнав ближе тюрьмы и этапы, Нехлюдов увидел, что все те пороки, которые развиваются между арестантами: пьянство, игра, жестокость и все те страшные преступления, совершаемые острожниками, и самое людоедство — не суть случайности или явления вырождения преступного типа, уродства, как это на руку правительствам, толкуют тупые ученые, а есть неизбежное последствие непонятного заблуждения о том, что люди могут наказывать других. Нехлюдов видел, что людоедство начинается не в тайге, а в министерствах, комитетах и департаментах, и заключается только в тайге.»

Юра тихонько приземлился возле деда. Заметив потрепанный кейс, оказавшийся рядом, старик недоуменно изогнул бровь, но любопытствовать не стал. Воинственно раздувая ноздри, он возразил:

— Большой жизнелюб был граф Лев Николаевич… Отвечу словами Достоевского, к Толстому же и обращенными: «Никакое уничтожение бедности, никакая организация труда не спасут человечество от ненормальности, а следственно и от виновности и преступности. Зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, ни в каком устройстве общества не избегните зла: ненормальность и грех исходят из самой души человеческой».

— Но… — запротестовал незнакомец. Виктор улыбнулся. — Да, брат, это «но» существует. Ницше назвал его светлой тенью. Нас называют темными личностями, считают мрачными субъектами, потому что все неясное в наших душах кажется им мраком. Так вот, — дед поднял вверх палец и произнес по-немецки длинную тираду. Переведя дух, повторил ее уже на русском: «Близко, совсем близко к мрачным людям всегда почти находится как бы связанная с ними светлая душа. Это словно отрицательная тень, отбрасываемая ими».

— Точно, — успокоился господин из Москвы. — У нас в тюрьмах справедливости больше, чем в их хваленой демократии, — и, развернувшись к телевизору, деликатно углубился в просмотр мультфильмов.

Юрий, взяв со стола вилку, сосредоточился на замке кейса. Намекая на романтический налет плесени, покрывающей дорогую кожу, Виктор не удержался:

— Клад что ли нашел?

— Сам не знаю. Сейчас увидим.

Недовольно крякнув, дед на всякий случай отодвинулся подальше и ехидно проинструктировал:

— Ты, ежели что, красный проводок не трогай…

Громкий щелчок заставил незнакомца оторваться от экрана. Под пристальными взорами Кристалл отмахнул крышку.

— Охо-о-хо-хо! — протянул Виктор. Кейс оказался доверху забит зелеными банкнотами, аккуратно стянутыми в пачки. Потянуло запахом сырости.

— Живем, — обрадовался Кристалл. — Метко сказано: знал бы прикуп — жил бы в Сочи. Бери, батя, это копейка в черную кассу.

— Кхе… кхе, — Виктор подозрительно повел носом. — А какая же это «Эспаньола» бросила якорь на нашем рейде?

— Да брось ты, батя… Нашел тоже Билли Бонса…

— Ну ладно, ладно, — потрепав Юру по голове, Виктор кивнул на деньги. — Себе немного оставь.

— Ни к чему. Завтра же украду — будет мне на нужды.

— Я говорю за сегодня, а завтра…

Вкрадчивый голос гостя помешал старику закончить.

— Ты совершаешь ошибку.

— Как так? — встрепенулся старик, хотя понимал, о чем зашла речь.

— Затронуто наше Имя… Если я не ошибся, то кто-то пожелал уделить внимание воровской кассе? И этот кто-то — твой юный друг…

Кристалл затаил дыхание, боясь привлечь к себе внимание грозного незнакомца. Негласное правило лишало права голоса в разговоре старших братьев, отводило ему скромную роль наблюдателя и позволяло вмешаться лишь, когда того потребует необходимость. Чутко уловив изменение в интонациях, из коридора показался Сэмэн. Несравненно опытней в подобных развалах106, он облокотился о стену и, опустив подбородок на грудь, устало прикрыл глаза. Считать его состояние ленивой дремой — заблуждение, которое для доверчивых могло стать последним. Обманчивая вялость дурила дилетантов, но профи бы увидел — «сонный» увалень тщательно отслеживает каждое движение и по первому же зову готов распрямить в прыжке подтянутое жилистое тело.

«Не ссорьтесь!» — едва не вырвалось у Юрки, ибо зловещее молчание уже пересекло грань допустимой паузы. Что ему делать он не знал. Кто этот, заблокировавший выход, тип? Кристалл даже не ведал цели приезда московских гостей, но происходящее разворачивалось явно не встречей выпускников.

Смягчился первым дед.

— Видать бес попутал, брат. Старею, оттого и забываться стал.

— Ты эту дьяволиаду брось, — незнакомец поднялся и зашагал по комнате. Слова его звучали жестко и сурово.

Позже, перебирая в памяти услышанное сегодня, Кристалл попытается определить, в какой момент возникло ощущение странной отрешенности, будто он погрузился внутрь себя, а внешние раздражители поступали в мозг сами, минуя органы чувств. Казалось, все давно решено без него, а он присутствует так, для проформы, зрителем на спектакле двух актеров. Зрителем, которого пьеса предусматривает в роли декорации. Возможно, рефлексия наступила с началом ссоры, но глубина ее проявилась после услышанного:

— Я думал, мне представят людей — опытных, за понимание наше битых, а вместо них тулят* пацана, который еще по сказкам в жизни ориентируется. Это не с ним ли ты собираешься ладить в городе воровское положение?

— Да, с ним, — упрямо заявил Виктор, зазвенев сталью, — у него душа наша, а то, что руки по локоть в крови замарать не успел, то ему плюс. У него мозги есть, понятия впитал, и он лучший не только в этом городе. Псов цепных набрать с мордами в битвах потертыми не трудно, да только рука, что их с поводка пустит, чистой должна быть. Иначе псы те лизать ее не будут, как должно быть.

— Лучший? Да пусть он хоть из платины отлит. Что он видел в свои двадцать от роду? Свору держать — уметь надо. А то, чем черт не шутит, оттяпают конечности вместо того, чтобы носами тыкаться. Что он знает по жизни нашей?

— Многое. Очень многое.

— Это не все. Знания жизнью должны проверяться.

— Придет время и для экзаменов. Чует душа, что не подведет он, выдюжит. Как я, ты и все братки наши.

— Не ровняй хрен с трамвайной ручкой, тогда время другое было. К воровскому никто не рвался, чистота сама в нас жила… Никаких тебе подходов.

— Да? — хитро ощерился дед. — Ну с тобой-то песня другая пелась, по твоим словам, про хрен которая… Иль забыл? А я помню. И никогда не забуду, как представил тебя братьям, потому как верил в тебя, верил, как себе — и не ошибся. Сейчас вот в него так же верю.

Лицо Евгения омрачилось. Задев нужные струнки, брат вынудил его уступить.

— Евгений, — произнес гость и неловко протянул Юрке руку. Тот ответил деликатным рукопожатием.

— Ну не знаю. Поможем, конечно, но боюсь, для него слишком мало времени. Молодость не исключает ошибок, а исправлять их некогда будет.

— Сколько? — отозвался Кристалл, коль речь зашла о нем.

Евгений бросил на Юрия холодный взгляд, но в душе остался доволен напористостью.

— Год. К тому времени передел сфер влияния должен завершиться. Догадываешься в чью пользу? Ну так как?

Кристалл молчал. Несмотря на простоту и ясность, с которой московский гость при общей загадочности выражал мысли, многое требовало вдумчивости. Волна откровенного насилия, захлестнувшая страну, изменила правила игры и ослабила влияние черных. К тому же объявились новые участники. Если на беспредельную проституцию закона и группировки зарэкетировавшихся спортсменов давно выработались антитела, то недавно поднявшиеся на приватизационных сливках денежные мешки, способные содержать целые армии «штыков», требовали к себе осторожности и острого глаза. И те, и другие не признавали Воров, составляли однородный скользкий сгусток, исповедовавший свою религию — культ денег. Поэтому и рассматривать их приходилось как единое целое. Чистота принципов, да и вообще само наличие последних, для них — пустой звук, насилие — основное оружие, а построенный на нем бизнес — предпочитаемый способ жизни. Царствование беспредела в преступном мире длилось до тех пор, пока Воры, традиционно занятые заботой о тюрьмах и лагерях, не столкнулись там с ростками произвола, занесенного с воли. Ужесточив свое воздействие, заразу удалось затоптать, но поток бесовского семени не иссякал, и тогда было решено рубить под самый корень. Призвав кровавый опыт сучьих войн107, в единстве и сообща, урки нанесли первый удар — по Москве. Именно российская столица первой стала на колени и для пущей острастки в первопрестольную стеклись сотни Воров. Враги, не выдерживая натиска закаленных мусорскими ломками108 и школой тюремного выживания боевиков, исчезали так же быстро, как и появлялись. Ужесточение борьбы с преступностью сыграло с законниками злую шутку: они подорвали дух живущих криминалом по моде и случаю, а тем облегчили Ворам задачу. Показав себя дерзкой и бесстрашной силой, не побоявшейся дневного света, старая формация оттеснила коронованных особ от штурвала тайной власти. Временный паритет и наступившее перемирие устраивали всех — одним надо было перевести дыхание, а другие понадеялись, что амбиции уголовников исчерпались. Но снижение активности в центре говорило о другом. Уверенность, выросшая на дрожжах столичных побед, требовала от Воров широты дальнейших планов. Потому перераспределив усилия, они начали борьбу за основные колонии — имперские придатки любой власти. Постепенное укрепление позиций радовало, но торжественным парадом пока не пахло. Драться приходилось на расстоянии. И если московские принцы перед воровским авторитетом капитулировали, то провинция, пользуясь хаосом и мужицким упрямством, отчаянно сопротивлялась. На плечи Кристалла ложилась незавидная задача. Никто не объяснял, как наступить на горло хозяйствующим в городе группировкам, не оказавшись под общий шумок на крючке у конторы109, и объединить разрозненные кучки криминала вокруг воровского, но все ожидали реального результата. Требовалось наладить воровское положение — систему со строгим разграничением ролей и определением, согласно иерархии, расстановки каждого преступника; со своей черной кассой, в механизме пополнения которой нуждается в регулировке даже винтик, с городским общаком для нужд больничек110 и крытых111. Кристалл слишком хорошо понимал всю сложность предстоящего.

— Он справится… — упрямо вторил Виктор. Твердый тон деда, всегда помогавший принять окончательное решение, мог воодушевить кого угодно, но Юрию уверенности не придал.

— Ну что ж, — Евгений развел руками и посмотрел на часы, — все, что мне остается сделать, — это согласиться. Дело непростое, потому — что от нас зависит… Для начала Сэмэна в помощь оставляю. Подбросит меня в аэропорт и вернется. Извини, Кристалл, а теперь мне с братом надо проститься…

Вскоре клацнула входная дверь, и из окна кухни Юрий проводил взглядом отъезжавший джип. Дед подошел неслышно и, став рядом, устало оперся на его плечо.

— Серьезный дядя, а, бать…

Виктор молча потянул юношу в комнату, отыскал пакет и, не нарушая торжественного безмолвия, переложил в него деньги. Педантичный дед привычкам не изменял — кейс требовал уничтожения.

— С чего думаешь начать? — поудобней устроившись в кресле, старик сложил перед собой руки и следующей фразой дал понять, что в отношениях наступил новый важный этап общения на равных, подразумевающий взвешенность и ответственность даже в малом. — К первому шагу особенно присматриваются, брат.

Миражи бесшабашного детства уже давно не бередили воображение. Еще недавно освободившуюся вакансию занял период дерзновенной мечтательности. Виктор учил — Кристалл пытливо изучал и постигал. Дед говорил — он внимал и, не спеша соглашаться, думал, подходя к сказанному стариком своей тропинкой. Много размышлял, пытаясь поближе разглядеть выписывающиеся на горизонте контуры. На бесчисленных примерах собственной жизни старик помог ему ухватить суть, почувствовать радость душевной свободы, которая если врывается в тесную клеть тела, то заполняет тебя энергией и уже никогда не покидает. Шпанюк вырос. Возмужал физически и духовно, сам того не заметив. Теперь же, став на положение Вора, он мгновенно проникся рациональным аскетизмом. Виктор научил всегда сохранять рассудительность, контролировать себя во всем, оставаться равнодушным к страстям и порокам, сузив неизбежные в юношестве интересы к коллекционным французским винам, и любить классику во всех ее проявлениях.

Время поджимало и первым делом следовало нарастить надводную часть айсберга, потому что от степени прочности сооружения зависело многое. Шпана — те кирпичики, которые интересовали прежде всего. Они, как бездушные куски обожженной глины, зависели от рук того, к кому попадут. Вот оно — распутье, упоминавшееся дедом. Пойдут налево — там путь изгоев, бандитов без убеждений, принципов и совести, тем паче без стремлений к чистоте в поступках. Направо — прописанный за душой седьмой ров восьмого круга ада, не вздрогнуть перед которым может разве что избравший дорогу самопожертвования еще при жизни, а прямо ну никак нельзя. Мир там начинается затерянный — каждому — по труду и так далее.

— С людей. Начну с людей. В заваривающейся каше один не воин. Да и осмотреться не помешает.

Виктор одобрительно улыбнулся.

— Верно, сынок. В людях главная сила. Потребуется помощь — дай знать. Но, думаю, с Сэмэном вы и без меня справитесь.

— Как? Я думал, его оставили для твоей охраны… — искренне удивился Кристалл и осекся, осознав ошибку. Ворам не приемлемо мусорское, охрана — плод из огорода родственных УВД структур. Допустимо бы звучало — защита…

Естественно, чуткий дед немедленно ткнул в оплошность носом.

— Че-е-его-о?

— Ну, защиту, черт ее возьми.

— Нечего на чертей съезжать. Ты на положении Вора и не забывай об этом. А касаемо Сэмэна — такова традиция. Отныне он твоя тень и верный помощник, который не спустит никому, кто на тебя тявкнет. Относись к нему соответственно. Помни, он — твое «альтер эго» и помощник, — повторил Виктор, подчеркивая важность этих амплуа. — И вот еще что. «Мицубиси» у Сэмэна добротная, броней подбитая, а домик стоящий подыскать надо. Поручи ему. Учитесь доверять друг другу.

— Ну, уж нет. Я сам, — возразил Юрий, вспомнив отталкивающую физиономию типа с глазками бультерьера и металлизированными для надежной хватки зубами.

— Послушай деда. Поручи это Сэмэну, — настоял Виктор. — Не прогадаешь, — и потеплевший взгляд не оставил Кристаллу выбора.

— Добро…

«…на том пруду, куда тебя я приведу…»

Клиентов растеряв, закрылась в небе брачная контора.

И одеяло заменило таинства покров…

Нахмурясь, ангелы следят с укором —

Невинно льется опороченная кровь.

Ради спокойствия предстоящего вечера Башмак превзошел самого себя. Он отважился на неслыханную жертву — бросил машину на стоянке и полчаса добирался к себе пешком. Припаркованная у дома «БМВ» лучше любого семафора выдавала его присутствие, а портить ужин осадой макаро-луневской орды не прельщало. Посиделки в «Фортеции» уже приелись до отвращения, поэтому утром Башмак вручил Ленке ключи от квартиры и тайком попросил составить ему вечером компанию.

— Пожалуй, — ответила она. — Только без пап. Отеческие взгляды так сковывают, милорд…

Роман улыбнулся и ощутил приятное возбуждение.

«Странно, а ведь я до сих пор не переспал с ней», — этой запоздалой догадке Роман так удивился, что немедленно купил охапку пунцовых роз, о чем пожалел почти сразу — сочувственные лица встречных мужчин смотрели на него с выражением, каким провожают на эшафот и прощаются с безнадежно больными.

Двор, к счастью, оказавшийся пустым, Башмак пересек почти бегом — роль перезревшего Ромео с душистым веником и без того порядком поднадоела, чтоб ее еще месяц обсуждали словоохотливые бабули. Едва не поскользнувшись, он взлетел на крыльцо и, отчаянно тормозя, вкатился-таки по инерции в пугающую темноту. Подъезд встретил непроницаемым мраком.

«Опять лампочки повыкручивали. Вандалы!»

Где-то совсем рядом, за спиной, хлопнула дверь автомобиля. Рука Башмака машинально метнулась за пояс и нащупала придавшую немного уверенности холодную рукоять.

После первого же шага во тьму, отпрянувшие от мирного сна чувства отчаянно засигнализировали об опасности.

— Кто здесь? — исподволь вытаскивая пистолет, Роман почти физически ощутил присутствие постороннего. — Ушатаю дурака…

Яркая вспышка боли ослепила и, подкосив ноги, швырнула на пол. Холод неприятно вползал в мозг, обмораживая центры двигательного аппарата, разум и волю.

— Суки… — прошептали губы и, дернувшись, застыли.

«Как же это я? — снилось Роману, — приплыл, бля… Неужели не подняться? Нет, — должно быть средство способное поднять меня. Думай. Думай, Башмак, черт тебя побрал… Вечер? Что я хотел сегодня вечером? Горячий ужин?» — лед продолжал сковывать сознание. — Нет, не то. Может, Ленку? Ну да, хотел Ленку, но почему же я не встаю? — колючая мерзлота сползла вниз и сверлила виски тысячью буравчиков. — Значит есть что-то поважнее. Вспоминай. Быстрей!… Ну, конечно, — Никольский!»

Спасительная мысль о неосуществленной мести жалом пронзила ледяной панцирь, безжалостно порвала на куски несущую смерть корку, и скоро Роман почувствовал слабое движение начавшегося ледохода. Он постепенно приходил в себя. Голова отозвалась ноющей болью в затылке, и почти сразу тело пожаловалось на давящие в грудь ступеньки.

«Хорошо».

Он попытался шевельнуть рукой. Пальцы судорожно сжались в кулак и обнаружили в ладони пустоту.

«Пистолет подмотали…»

Ненависть помогла подтянуть ноги и перевалиться на колени. Ухватившись за перила, Башмак поднялся и, опираясь на поручень, дотащился до двери своей квартиры. Сил оставалось ровно на то, чтобы дотянуться до звонка.

В деталях неприглядная реальность выявилась, когда Роман погрузился в тёплую ванну. Голова раскалывалась на части, а общее поганое самочувствие усугублялось подступающей тошнотой.

— Лен, а Лен… — простонал Башмак. — Принеси чего-нибудь обезболивающего и попить… Кислого.

Высокий класс обслуживания подтвердила незамедлительностью открывшаяся дверь и просунутая в проем рука с маленьким подносом, на котором желтел стакан с апельсиновым соком и отблескивала пластинка таблеток.

— Ты че? Стесняешься, что ли?

— Еще чего! Некогда мне твой член разглядывать, у меня мясо тушится, — раздалось в ответ. — Бери давай!

— У-у-у… — притворно завыл Роман и, закатив глаза, захрипел для верности, — сердце, сердце…

Ворвавшаяся в ванную девушка, обнаружив наглый обман, швырнула поднос в воду и собралась уходить, но Башмак успел ухватиться за край халата.

— Да хрен с этим мясом. Посиди со мной.

— Что это было, Рома? В голове дырка, одежда в крови. Может все-таки вызвать скорую?

— Обойдемся без медиков. Разве тебе самой не хочется поухаживать? — игривое настроение, нахлынувшее при созерцании ее ладной фигурки в белом передничке поверх кимоно, третировало неприятные ощущения. — Или не умеешь?

— Непривычно как-то, — Мамзель пожала плечиками и, настойчиво отводя глаза в сторону, присела на краешек ванны, — обычно ухаживают за мной, а тут все перевернулось вверх ногами. Так что же все-таки случилось?

— Скользко. Упал, — вздохнул Башмак и вдруг замурчал мартовским котом: — А я тебе цветы нес. Розы… Иди ко мне.

Пока Ленка постигала всю непристойность предложения, его рука гибкими щупальцами обвила тонкий стан и затянула затрепыхавшееся тело в морскую пучину.

— Идиот! Дур…

Ленкины губы были так сладки, что он, увлекшись их вкусом и быстрой победой, пропустил контрвыпад — рука, вцепившаяся в волосы, задела рану. Пользуясь замешательством, Мамзель шлепнула его в промежность, вырвалась из объятий и, поднявшись над водой, объявила:

— Я сама…

Кимоно, одним движением слетевшее вниз вместе с передником, расплылось по воде нефтяной пленкой. Бледная кожа разгоряченной снежной королевы отливала красноватой бронзой. Сквозь свое учащенное дыхание он услышал:

— Ну что, желание еще не пропало? Тогда держите меня в руках, бойфренд, — и она грациозно скользнула вниз.

Неизбежность предстоящего секса была очевидной, но Мамзель, ловко изворачиваясь, уходила с линии атаки, пока Башмак, ошалевший от возбуждения, намертво не притянул к себе ее бедра.

— Расслабься… — прошептал он, проникая в раскрывшиеся своды. Ленка вскрикнула. Член, плавно уходя вглубь, двинулся по нежным стенкам. Стремясь в недра, он вваливался все дальше и дальше, как вдруг уперся в неожиданное препятствие. Хладнокровный голос предупредил беспардонные интересы.

— Спокойно, без паники. Придется постараться, а я обещаю потерпеть.

— Ты?! Целка?! — не сдержался Роман. — Мир обезумел!

— Претензии не ко мне, а к своим собратьям. То мозгов нет, то пенис короткий.

Пришлось самоутверждаться, и никакая головная боль не могла служить оправданием.

— Ну держись!

Толчок был такой силы, что Мамзель, раскрыв рот, глухо охнула и вонзила в Башмака когти. Каждое движение оставляло на его груди длинные царапины, но Роман упрямо рвался вперед и, глядя в расширенные от ужаса глаза партнерши, вспорол живую ткань, получив в награду глубокий укус в плечо.

— Ну вот, теперь мы обо ранены. Вытаскивай свою штуку.

— Как вытаскивай? — обалдел Башмак.

— Нарвалась-таки на садиста… Больно! Пусть заживет.

— А мне что сейчас делать?

— Да кончишь ты, зверюга. Встань…

Обжигающе тесный рот вобрал в себя член, и через несколько минут, залив ее губы и руки спермой, Роман плюхнулся обратно в воду.

— Если б я знал, что ты так умеешь это делать, то не стал бы калечить девственность в первом акте.

— Ошибаешься. Услуга за услугу.

После ужина подгоревшим азу, несмотря ни на что таявшим во рту, они улеглись спать и, поглаживая шелковистую спинку подруги, Башмак еще долго думал о нападении в подъезде, предателе в стае, и о намечающемся повороте в жизни.

* * *

Телефон трезвонил все утро. Не выдержав, Роман высвободил руку от спавшей на ней Мамзели и неуклюже поднялся. В голове нестерпимо зашумело. Пол качался и норовил уплыть из — под ног. Если чего-то и хотелось, то не в стоячем положении. После секундного размышления Башмак выдернул шнур и побрел обратно. В провале одеяла проглядывали соблазнительные формы.

«Услуга за услугу, значит? Но я-то выигрываю при любом раскладе», — хмыкнув, он аккуратно раздвинул пассии ноги, и, следя за прикрытыми веками, ткнул восставшую плоть в волнующую складку. Несколько осторожных движений — и сухая поверхность наполнилась влагой. Раздалось пикантное хлюпанье. Уже не сдерживаясь, Роман таранил Мамзель, ресницы которой удивленно запорхали в ответ, и, испытывая упоительную власть над податливым телом, застонал.

— Быстрее, — выдохнула она. — Быстрее. Ну же, самец…

Башмак назло медлил, растягивая удовольствие, но физиология брала свое. Предвидя неизбежное приближение оргазма, он подчинился. Мамзель задышала учащенней и, когда ощутила внутри себя горячий фонтан, изогнулась в экстазе дугой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Вор предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

79

Не коси — не притворяйся. Косить — притворяться, придуриваться.

80

Охотник — охотничий нож.

81

Отступники — те, кто отдалился от воровских понятий, не признаёт воровского авторитета.

82

Беспредельщина, беспредельщики — часть преступного мира, стоящая поодаль от всех, отторгаемая порядочным уголовным обществом. Беспредельщики не исповедуют никаких принципов, влекомые только личной корыстью, крайне циничные и неразборчивые в средствах достижения своих целей.

83

Танкисты — категория людей «непробиваемой» тупости, с «броней во лбу». Ими легко управлять, ибо они не имеют своего мнения, легко затачиваемы (внушаемы) и прут как танки на любое дело, не соизмеряя степень опасности.

84

Движ — оживление, вид какой-то деятельности. Движ с девочками — организация проституции.

85

Вертухай — надзиратель, коридорный контролер в тюрьме, следственном изоляторе, бараке усиленного режима (БУРе). Низшая ступень в табели о рангах работников пенитенциарной системы.

86

Отрицалово — осужденные, игнорирующие («отрицающие») обязанности, задлекларированные в Исполнительном Кодексе, регламентирующем жизнь лиц в местах лишения свободы. Отрицают установленные нормы и правила как в силу понятий (Воры, бродяги), так и по личным мотивам (жулики, блатные, воровские мужики).

87

Привратка — помещение, где происходит приемка (обыск, досмотр, распределение) прибывших этапом людей.

88

Наезд — посягательство на независимость, а также на право распоряжаться имуществом по собственному желанию.

89

Прикид — наряд, элемент одежды.

90

Надыбать — увидеть или достать, приобрести, заиметь.

91

Общак (общее, общее благо) — собираемое преступным миром добро, если можно так выразиться, «касса взаимопомощи». По понятиям, общак — «идущее на нужды людей». Всякий, кто считает себя порядочным, уделяет (добровольно) в общее свое внимание (деньги, чай, сигареты, еду), и это распределяется между теми, кто находится в бедственном положении, испытывает в необходимом (чай, сигареты, лекарства) острую нужду. В общее уделяется не от переизбытка, а от понимания. По жизни, общак — это святое, основа стабильности и всеобщего арестантского благополучия, поэтому уголовники подчас урезают личные потребности или вовсе отдают последнее, считая, что кому-то сейчас может быть нужнее.

92

Колёса — автомобиль.

93

Метелки — легкомысленные девушки.

94

Булки (насмешливое) — ягодицы. Не расслаблять булки — не терять бдительности, не обманываться видимым спокойствием.

95

Плётка — пистолет.

96

Голубка (малява, очи) — письмо, послание, записка.

97

Прогон — малява общего характера, серьезное послание, предназначенное не одному человеку, а для всеобщего ознакомления. Например, при пополнении воровской семьи по тюрьмам и лагерям рассылаются прогоны, ставящие арестантов в курс о новом Имени.

98

Положенец — буквально на положении Вора — ставленник одного, может и нескольких Воров, которому доверяется ответственность за общие дела (смотри) в тюрьме, зоне, городе. Положенец обладает почти воровским авторитетом («без пяти минут Вор»). Нередко положение Вора — это промежуточный экзамен, по результату которого проверяется соответствие ставленника воровскому, Имени, компетентности по жизни и рассматривается возможность подхода.

99

Подгон — подарок, презент.

100

Звезды — нейтральное прозвище работников правоохранительных структур.

101

«Синие» — общераспространенное название уголовников из-за цвета татуировок — далеко не всегда являются черными, так как не все преступники живут воровским и придерживаются воровских понятий.

102

Черные — воровская масть, в отличие от мусорской — красной.

103

Просветка — незаметное для жертвы ощупывание карманов с целью выявления местонахождения кошелька или других ценностей.

104

Груз — взятая на себя ответственность.

105

Прошляк — в прошлом Вор, сам отказавшийся от Имени по уважительной причине (болезнь, старость), в отличие от сухаря — бывшего Вора, проявившего в чем-либо недопустимую слабость духа и которого лишает Имени за несоответствие (Имени, образу жизни) воровская семья.

106

Развал — словесное разбирательство, обмен мнениями по неоднозначному вопросу, спор.

107

Сучья война — открытое противостояние между порядочными арестантами и суками (предавшими воровское). Возникает обычно на пике мусорской ломки (смотри), когда тюремно — лагерная администрация «изнутри» усиливает свое давление. Как таковая, сучья война отражена в книге В. Высоцкого «Черная свеча».

108

Мусорская ломка — ряд действий карательного характера, предпринимаемых режимной частью исправительных учреждений для искоренения воровской субкультуры. Среди прочего, питье крепкого чая также причисляется к воровской традиции и при мусорской ломке, и мусорском ходе считается злостным нарушением, фиксируемым в личном деле грифом «поддерживает воровские традиции».

109

Контора — здание полиции или просто полиция или ФСБ.

110

Больничка — режимное медицинское учреждение тюремного типа, где на стационарном лечении находятся тяжелобольные осужденные.

111

Крытая — спецучреждение для тюремного заключения, куда направляются лица, признанные судом социально опасными. Контингент крытой — лица, совершившие тяжкие преступления, и злостные нарушители, не ставшие на путь исправления. Тюремное заключение отличается от других мест лишения свободы — зон, колоний — суровым карательным режимом. Например, вплоть до 2001 года для лиц, пребывавших на крытой, существовало даже ограничение на переписку с родственниками. Разрешалось отправлять не более одного письма в месяц.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я