Последняя среда

Алла Шарапова, 2012

Сборник стихотворений «Последняя среда» – одна из составляющих литературного проекта, инициаторами которого стали клуб «Последняя среда», оргкомитет премии «Живая литература», издательство «Э.РА» и литературный сайт Гуманитарного фонда «Подводная лодка».

Андрей Пустогаров

* * *

я родился в Вифлееме в пещере

по дороге в Египет

сколько веры

было в моем крике кашле и сипе

я терял в стружке деревянных

солдатиков

и глиняных птичек

ой мой край желтолицых лунатиков

лихорадок убийц истеричек

и в колосьях я ловил отголоски

рядом сроки второго Исхода

но я гладко любил строгать доски

и дожил до тридцать третьего года

и пришел человек из пустыни

говорил кто ест саранчу тот спасется

мне послышалось к Отцу иди сыне

я пошел и встретил женщину у колодца

и с места не смог сдвинуться как калека

пока в луже она мыла боты

и стал говорить суббота для человека

а не человек для субботы

у властей сдали нервы

я повис между двух алкоголиков

но с креста я взлетел первый

так что незачем было ломать голени

я спою сверху коляду

брате недужный

ни на кого не глядя

живи как тебе нужно

* * *

Марко спит под боком у верблюда,

как верблюд, неровно дышит утро.

Пригоршни несет оно кому-то

изумрудов, яшмы, перламутра.

Марко снятся кручи да сугробы,

Марко бы поспал еще немного,

но зовет, как Лазаря из гроба,

голос ветра или голос Бога.

Чтобы в Генуе, когда синичка,

как бубенчик, отзовется трелью,

города вдруг вспомнить, женщин, стычки,

как мониста, бусы, ожерелья.

Глядя сквозь тюремные решетки,

причитать, что нас с тобой случайно

жизнь забыла в пальцах, будто четки,

Рустичано, брат мой Рустичано…

САМАРКАНД

я цеплялся за миг тормозя тобой Азия

я колючкою цвета расцарапал зрачок

я забыл по какую я сторону глаза

пыхнув в степь желто-синей горелкою газа

день истек

открываю шершавую дыню

эта мякоть как сладкий наркоз

ворох звезд зажужжит над пустыней

словно рой растревоженных ос

а когда горло улицы хриплой

захлебнется вдруг резкой луной

из-под вяза кудрявые хиппи

будто ангелы выйдут за мной

* * *

так акации крона жестка

возле дома из глины и мела

по земле шарит жилистой тени рука

подбирая закатную мелочь

с хриплой степи цвета сносит прочь

гонят мрака стада катят ветра колеса

черным медом течет самаркандская ночь

и в глаза звезды жалят как осы

* * *

«…Александрович Серов

в этом доме жил и умер».

Две картины помню: в шуме

синих пенистых валов

едет к морю Навсикая,

стирка будет ей большая,

ветер светел и суров.

Деву бык везет в пучину,

сновидением дельфина

прочь скользит от берегов

Навсикая иль другая…

Я иду себе, гуляю.

…Александрович Серов…

ВЕЛАСКЕС. УТРО

В.Чернявскому

С мамой ты идешь в Севилье где-то,

но петух сквозь сон тебе горланит хрипло:

просыпайся и пиши портреты

всей семье Четвертого Филиппа.

Пляшут и поют твои собратья:

карлики, шуты, комедианты.

Ты кладешь по серой ткани платья

Маргарите розовые банты.

А в зрачки тебе пускает корни

цепкое безжалостное лето.

Что же ты, как скряга, пишешь в черном,

пьяный от несмешанного цвета?

Пьяному и море по колено,

пьяному границы все открыты…

Вот куплю билет, поеду в Вену

посмотреть инфанту Маргариту.

КРАСНЫЙ ШТРИХ ГОГЕНА

Повлажневшего воздуха свет —

синеватый, тугой, словно вена.

В этой желтой, и только, траве

вижу красные нити Гогена.

Это он свою ставит печать

на бурьяны, овраги и лозы,

научивший цвета различать.

Тонкий красный в глазу, как заноза…

На его красноватой траве

подгулявшие пляшут крестьяне

и такой занимается век,

от которого холодом тянет.

* * *

Красноногий привиделся аист

над сухою травой перелога,

и, с работы домой возвращаясь,

отчего-то я вспомнил Ван Гога.

По двору утром ездит железо,

я проснусь и пойду на работу.

Может быть, себе ухо отрезать?

Взять высокую желтую ноту.

ст. НОВОКУЗНЕЦКАЯ. ФРОЛОВ

Шатнется и лязгнет сквозной перегон

в подземных ходах под горами.

Шагнешь из вагона на терпкий перрон —

с прожилкой коричневой мрамор.

Подземная речка тебя понесет,

в мелькании джинсов и маек,

глаза ненароком подымешь на свод

и видишь там небо мозаик.

На это цветенье огромных щедрот

ты снизу глядишь в высоту:

там в небе лазурном летит самолет

и поезд бежит по мосту.

Внизу поездов непрерывен черед,

здесь хватит железа и так-то.

Но в небе чугун из ковша кто-о льет,

и с неба спускается трактор.

А девушек руки срывают плоды

зеленых полуденных яблонь,

и в ласковом свете лепечут сады

и думаешь — рай тебе явлен.

И ты под сияньем небесных даров

идешь в мельтешенье и шуме…

В блокаду их делал Фролов.

Он сделал и умер.

ДОРОЖНАЯ

Безъязыкие земли, глухая судьба,

ковыли, украины, россии…

Горький пот утираешь со лба,

долго поезд стоит у столба,

затяжных перегонов мессия.

Забивает зрачок неподвижная ширь,

степь да степь неподъемна для глаза.

Водокачка, забор, КПП и пустырь —

край родной, узнаю тебя сразу.

Но едва теплый солнечный прут

сдвинет туч запыленные шторы,

сразу жить соглашаешься тут,

сразу сердце несется, как скорый.

Свежий ветер во весь разворот

да лазури удавшийся отжиг —

и короткая радость цветет

на усталой одежде прохожих.

ВРОДЕ ЗАПОВIТА

прабабушка моя рожденная на Днепре

отдыхает в земле предгорий

я же когда умре

хочу видеть море

в каталонскую лег бы степь

сетками разгороженную

под прибоя бас чаек рэп

оригинал тоже мне

* * *

ты думал что жить ты должен всегда

что добрый отец твой за облаками

но вот тебя настигает беда

и за тобой задвигают камень

и все разговоры про вечность обман

ты лишь передатчик курьер генокода

и ты обвисаешь как влажный туман

и в нем бредешь над свинцовыми водами

и ты заключаешь со смертью завет

пускай в глазах у ней коршуны кружат

но там за камнем движенье и свет

и ты берешь и выходишь наружу

СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК

Вчера я пошел в театр.

Попросил сын —

надо поддержать молодых актеров.

Играли Булгакова: «Бег».

Актерам в лучшем случае

было по двадцать пять.

И харАктерность не заслоняла сути происходящего.

Пьеса выходила страшная.

Стоп! — сказал я.

— А сколько было генералу Слащеву, когда он сказал:

«Я сдаю Крым»?

Я посмотрел в справочнике — 35.

Стоп! — сказал я. — А сколько было твоему деду,

когда майором он окончил войну в Вене?

Я смог сосчитать и без справочника — 32.

Стоп! — сказал я. — А сколько тебе сейчас? — 47.

И ты не взял ни Вену, ни Будапешт,

ни Бухарест, ни Белград.

Тебе просто повезло.

Ты не отступал до Москвы.

Ты не носил часы

циферблатом на внутреннюю сторону запястья.

Ты не ехал рядом с водителем в грузовике

навстречу победе по осенней Румынии,

свесив из окошка руку.

Солнечный зайчик от стекла над циферблатом

не попадал в глаза снайперу.

Пуля не попадала в циферблат.

Циферблат не спасал кость

и осколок не застревал навсегда

у большого пальца.

Поэтому вглядывайся,

как мерцает этот подаренный тебе воздух

начала зимы,

как отражается от стекол —

автомобилей, витрин и окон —

солнечный свет,

а за ним по пятам уже гонится рябая свора сумерек.

Все впереди:

и сдача Крыма,

и золотая румынская осень.

Время сжимается

и солнечный зайчик,

путая сроки и судьбы,

скачет с плеча на плечо.

ИИСУС-ДАЛЬНОБОЙЩИК

Он проповедовал списанным грузовикам,

брошенным на старых автобазах.

Он забирался в кабины,

отжимал сцепление, включал передачу,

упирался лбом в руль и говорил:

«Скоро Отец ваш Небесный,

который создал вас по образу своему и подобию,

воскресит вас всех.

Он зальет в ваши баки евробензин,

поставит новый аккумулятор,

заменит шины и подвеску,

масло и тормозную жидкость.

Вы будете ехать по асфальтированной дороге

с разметкой и работающими фонарями

и ангелы будут указывать вам путь,

быстро вращая полосатыми жезлами.

Каждого ждет правильное, грамотное

техобслуживание

и вечная жизнь».

Однажды после дождя

его занесло на мокрой дороге,

и он врезался в дерево у автобусной остановки.

Вокруг лежали пустые поля.

Пришли крестьяне с соседнего хутора

и предложили вызвать скорую

или переночевать у них.

Он отказался.

Грузовик был не застрахован,

он взял его в долг

и почти ничего еще не выплатил.

Всю ночь, пытаясь исправить ситуацию,

он с фонарем лежал под грузовиком,

копаясь в его черных, истекающих маслом

внутренностях.

Утром они опять пришли,

но он уже был мертв,

лежа на спине во тьме под грузовиком.

Крестьяне решили похоронить его за свой счет.

На отпевании священник говорил:

«Ты идешь к Отцу своему Небесному,

который создал тебя по образу своему и подобию.

Он выплатит все твои кредиты,

отдаст все твои долги,

сделает счастливыми всех,

кого ты обещал сделать счастливыми,

и доставит по назначению все твои грузы.

А мы разберем твой грузовик на детали,

продадим их местным автослесарям

и поставим за тебя свечки.

И они осветят тебе дорогу на небеса».

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОЭЗИИ

пиши о том что волнует

волнуют следы аварий

на бортах автомобилей

волнуют девушки

стоящие вдоль дороги

особенно красивые

думаешь старику на небесах

стоило бы устроить все

немного по-другому

волнует поэзия

поэзия — это сгустки энергии

передаваемые от тела к телу

это стремное дело

с непредсказуемым исходом

чем дольше живешь

тем меньше тебя понимают

но самое интересное

делаешь в одиночку

или вдвоем

ты и я