Последние слова предателя

Роман П, 2023

Люк Бессонов, перворядец школы охранителей, не проходит главного испытания в своей жизни – отрывает взгляд от точки и смотрит на лицо предателя. Перед смертью предатель произносит несколько слов. Теперь Люк знает, за что казнённого объявили предателем. Как удержаться от произнесения слова, за которое можно оказаться на эшафоте? Почему государство внесло слово, произнесённое предателем, в список запрещенных? На эти и многие другие вопросы герою предстоит найти ответы.

1

Помню.

Отчётливо.

Тот день.

Нас, перворядцев, поставили перед эшафотом. Надо было пройти испытание — не оторвать взгляда от точки, когда дирижёр произнесёт: достоин смерти. Я не справился. Меня отчислили из школы охранителей. Всех подвёл. И родителей, и однокашников, и самое главное — я не оправдал надежд Солнцеликого.

Приятной вибрацией в мочке каждому гражданину сообщалось о скором начале самого священного ритуала в Новом Эдеме: казнь предателя.

За пять минут гражданину надлежало найти ближайший телеэкран и ждать начала трансляции. Телеэкраны были в шаговой доступности из любой точки нашего государства. В магазинах, в общественном транспорте, на рабочих местах — везде бликовали плоские эллипсы. По госпрограмме «Правда в каждый дом» эллипсы были установлены в каждом доме, в каждом личном транспорте. На улице каждый столб, каждая остановка, каждый рекламный баннер был обременён государственным эллипсом. Если гражданин понимал, что не успевает к телеэкрану, то мог подойти на улице к ближайшему синтетику, который с помощью глаза проецировал трансляцию на квадрат под ногами. Никаких оправданий не могло быть: государство сверх возможного обеспечило участие каждого гражданина в ритуале. Гражданин обязан был находиться у телеэкрана и в течение двух минут сорока двух секунд не отрывая глаз смотреть трансляцию с места казни. Участие в ритуале было прописано в главной книге Нового Эдема — в Книге Закона.

Если по каким-то причинам гражданин не оказывался вовремя у экрана, его правое ухо превращалось в кровавые лохмотья — взрывался микрочип в мочке.

Одноухих в Эдеме было довольно много. Человек склонен к совершению ошибок, даже если уведомлен о серьезном наказании. Одноухие были самыми дисциплинированными и законопослушными гражданами. Потеря одного уха на всю оставшуюся жизнь отбивала желание у эдемца пропускать время ритуала. Одноухие раньше всех облепляли эллипсы и приковывали к экранам свои взгляды. В минуты трансляции на лицах одноухих брезжила блаженная полуулыбка, чем то похожая на улыбку Джоконды, богини древних. Они стояли изваяниями, будто на время трансляции принесенными из каких-то складских помещений.

Одноухие зачастую были однообразно одеты, внутри их сообщества существовал определенный дресс-код. Одноухие вели себя тихо, старались лишний раз не отсвечивать в общественных местах. В большинстве своем были неразговорчивыми, угрюмыми, держались особняком. Они не были изгоями. Нисколько. Любой, даже незначительный, намёк на дискриминацию одноухого гражданина наказывался большим штрафом. Одноухие хоть и были внешне неприступными, при общении являли приветливость, коммуникабельность и вполне себе стандартные жизненные ориентиры среднестатистического эдемца. Одноухие трепетно относились к сохранности второго уха, в отличие от остальных граждан, которые порой являли легкомыслие относительно данного вопроса. Одноухие по праву считались опорой государства. Потому как именно нарушитель закона, идущий по пути исправления, особенно нуждается в сильном государстве.

Безухих в Эдеме не было вовсе. Разрыв левого уха был сопряжён с лишением свободы. Гражданин отправлялся в тюрьму на пожизненный срок. Другого срока не предусматривалось. Тюрьма — это на всю жизнь.

В наказание за не пройденное испытание меня с родителями переселили из сектора Солнца в сектор «Э». Для родителей это переселение стало пожизненным — им запрещалось покидать пределы данного сектора. Мне по достижении совершеннолетия разрешили вернуться в сектор Солнца. В таком решении заключалась великая мудрость Солнцеликого — молодому поколению всегда предоставлялся второй шанс.

Данным шансом я не преминул воспользоваться и по достижении совершеннолетия вернулся в сектор Солнца, чтобы поступать в один из лучших вузов. В секторе «Э» тоже были различные институты и университеты, но с отчислением из школы охранителей мои амбиции не иссякли. Наоборот, я был намерен доказать эдемцам и самому себе, что мое успешное обучение в самой престижной школе не было случайностью. Не было случайностью и моё попадание в лучшие из лучших — в группу перворядцев. После успешного окончания эталонной гимназии в секторе «Э», я без особых усилий поступил в Солнечный Государственный Университет, самый престижный вуз Нового Эдема.

От моей подростковой оплошности пострадал прежде всего мой отец. После моего провала на казни предателя отца уволили из института мнемонических технологий, лишили звания доктора антропологических наук. Ему было запрещено впредь работать в образовательной системе. Также он лишился золотого уровня доступа. Бронзовый уровень, который отец получил взамен, не позволял даже питаться в ресторанах с эмблемой Солнцеграда и передвигаться на монорельсбусе.

В тот день отец поздно вернулся домой. Он обнял маму и заплакал. Я стоял за дверью в своей комнате, через маленькую щелку наблюдал за происходящим. И тоже плакал. Отец был очень расстроенным. Его вызывали в департамент штрафной медицины. Тогда я не расслышал для чего. Но позже, уже в годы студенчества, я узнал подробности. Мы с отцом ходили в куртизанскую баню, где я впервые увидел у отца длинный шрам сбоку, под рёбрами.

— Отец, откуда это?

— Помнишь тот день, сынок? — отец сжался, сделался грустным.

— Помню, папа. Помню в деталях. Я помню всё. Все до мельчайших подробностей.

— Я в тот день вернулся домой поздно. Ты наверное спал уже. Вернулся из департамента штрафной медицины. У меня… в качестве штрафа… изъяли почку… — отец поджал губы, тяжело сглотнул. — Сказали: для нужд Солнцеграда. Операцию сделали быстро, почку вынули качественно. Наложили косметический шов. Ну ты сам видишь: он почти незаметен. С годами только растянулся немного.

— Как же так, папа? Почему ты не написал жалобу в канцелярию Солнцеликого. Это незаконное изъятие. Органы только у «медных» можно изымать.

В тот момент мне впервые стало стыдно. Во мне пробудилась совесть. Раньше я о ней имел весьма смутное представление. О наличии совести у человека рассказывали на уроках «Духовные рудименты хомосапиенса». Такие понятия как честь, любовь, отвага тоже разбирались на этих уроках.

— Я тогда испугался. Подумал: лучше отдать почку, чем навредить тебе и маме. — Папа растерянно осмотрелся.

— Отец, ну почему ты не написал? Солнцеликий непременно бы разобрался. — Отец наверняка почувствовал в свой адрес укор с моей стороны, но вида не показал.

— Ладно, сынок, не будем больше об этом. Лучше посмотри, какая красавица тебя ждёт. — Отец улыбнулся и поворотом головы указал на дверной проем, соединявший раздевалку с комнатой сношений. — Первый опыт на всю жизнь запоминается.

В проёме стояла обнаженная очень красивая девушка. Она поманила меня рукой и скрылась за косяком. Я всем телом почувствовал, как меня наполняет мужская сила.

— Папа, ты чего? Она же наверняка уйму нулей стоит.

— Люк, сынок, это твой первый опыт. Я не мог иначе. С нулями я разберусь. Нули, как говорили древние, дело наживное. Смелей, Люк, смелей. Будь молодцом. Живи и наслаждайся.

Я глубоко вздохнул и скрылся в темной комнате.

Получение первого опыта было одним из ключевых событий в жизни юноши. Каждый уважающий себя отец должен был организовать для сына первый опыт. Результат первого опыта играл важную роль в дальнейших отношениях с противоположным полом.

Приличная девушка прежде чем вступить в отношения с парнем, узнавала про наличие у него первого опыта. Быть первой у парня означало стать шлюхой. У любого приличного парня первый секс должен был быть только за деньги. Ещё лучше, если опыт секса за деньги был многократным. С такими индивидами девушки вступали в половую связь с большей охотой. Такая связь считалась самой надёжной. Девушка понимала, что парень хочет ее не только ради секса, но ради чего-то большего. К тому же многократный опыт партнёра исключал во время соития какие-либо превратности и злоупотребления. На первом свидании девушка также могла проверить через чип доступа наличие первого опыта и оценку, которую получил потенциальный партнёр. Парень, который отказывался поделиться данной информацией, вызывал у девушки недоверие: или опыта нет, или оценка низкая.

Я получил девять из десяти. Куртизанка с красной лицензией высоко оценила мои способности.

Красную лицензию получали те куртизанки, которые оказывали услуги только в государственных банях, не совершали выезды на дом и обслуживались в клиниках синтетической медицины с эмблемой Солнцеграда. Такие представительницы древнейшей профессии имели серебряный уровень доступа, имели квоты на замену почек, желудка и сисек. Могли также по льготе выбрать максимально возможную комбинацию цветов кожи — четырёхчастную. Луиза Кентерберийская, моя партнёрша по первому опыту, была трехцветной. Всё, что ниже пояса, у неё было красным, живот, грудь и руки шоколадного цвета, шея и лицо были белоснежными. Ещё одна привилегия была у «красных» куртизанок. Раз в год в департаменте вразумления они могли совершенно бесплатно выписать любую книгу в бумаге.

Мой отец мог не заморачиваться, не тратить нули на мой первый опыт. Он мог просто обратиться в департамент социальной поддержки, и мне бы для прохождения первого опыта назначили штатную куртизанку с синей лицензией. Тогда бы мой первый секс случился с девушкой по вызову. Это не плохо. И на оценке это бы никак не отразилось. Но само осознание того, что я трахался с одной из лучших проституток Нового Эдема, давало мне определённые бонусы. Отец это хорошо понимал. Он искренне желал, чтобы я был счастливым и успешным. Во всех сферах жизни.

С девятью баллами от самой Луизы Кентерберийской я мог рассчитывать на серьезные отношения с серьезной девушкой.

Если бы я прошел испытание на казни предателя, стал бы самым молодым из когда-либо его проходивших. Прошедший испытание перворядец получал золотой уровень доступа и автоматически становился членом Солнцеграда. Перворядцы как правило занимали самые высокие должности и имели статус особо приближенных к телу Солнцеликого. Каждый эдемец желал бы оказаться в числе перворядцев. Перворядцам завидовали. Мне завидовали все, кого я знал. Даже родители. А я не справился. Всего лишь надо было удерживать взгляд на точке, которая была нарисована на боковине эшафота. У каждого перворядца была своя такая точка. В момент произнесения дирижёром вердикта «достоин смерти» приводился в действие механизм квартета (так называлось орудие казни). Камеры были наведены на лица перворядцев. Все жители Нового Эдема смотрели на нас, смотрели на меня. Видели реакцию каждого из нас. Видели и мою реакцию.

Я отвёл глаза от точки и посмотрел на лицо предателя.

Через четыре секунды голова предателя скатывалась по специальному желобу в руки дирижёра и демонстрировалась им на камеру. Каждый эдемец видел эту голову, все эллипсы государства крупным планом транслировали предсмертную мимику преступника.

Не знаю, какое выражение лица показывали эллипсы, но что лицо выражало за четыре секунды до смерти, я помню отчётливо. Оно выражало абсолютную отрешённость от всего, что происходило вокруг. За четыре секунды на лице предателя не пришла в движение ни одна мускула. Глаза его были потухшими, словно уже умершими. Только губы его двигались — предатель что-то произнес перед смертью. Он будто почувствовал на себе мой взгляд и решил поделиться со мной своими предсмертными мыслями.