Забытые на Земле. «AirZon»

Роман Онищенко

Первая книга из цикла «Забытые на Земле». Холодная и чёрствая антиутопия о внезапно наступившем ледниковом периоде и совсем юной влюблённой паре, бросившей вызов системе и главенствующей корпорации, в которой таятся странные и дикие технологии будущего.

Глава 4. «Ой, что началось…»

Отец Трэвиса выйдя из душа утром, нервно швырнул дроида в шкаф, затем громко хлопнул дверцей, но та по инерции отскочила обратно ему в висок. Развёрнутое письмо лежало на столе всё в чёрных кругах из-под чашки, видимо в которую не раз был долит горячий бодрящий напиток. Направившись к полке с виниловыми пластинками, старик долго выбирал из своей блюзовой коллекции ту единственную, достойную иглы проигрывателя в этот час. Нечто невидимое изнутри канавок вертящегося пластика заполняло кухню через крупные динамики, словно сладкой ватой. Отец Трэвиса был слегка странным человеком, и по-своему уникальным во всём поселении. Он единственный, кто всю жизнь тратил все свои кредиты с работы, выкупая у поселенцев сохранившиеся: фотопленки, древнюю аналоговую аппаратуру, записи на бобинах и прочие диковинки, которыми впрочем, уже никто особо не интересовался и считал это мусором. В сто семидесятый год от ППЧК вся нужная информация была народным достоянием, и собрана в одном физическом месте — на сервере инфо-центра. Любой фильм, песню, книгу или фото картины можно было просто загрузить из локальной сети поселения бесплатно на свой планшет или моноблок. Так что образ жизни Марксонза старшего уж как-то сильно шёл в разрез с мнениями жителей поселения, его хобби однозначно никто не воспринимал всерьёз и считал дурной тратой времени и кредитов. Зачем возиться в этих тазиках с водой, проявляя чью-то древнюю плёнку, ведь возможно тех людей и в живых то уже нет. Какой прок от всей той его макулатуры, которой забил свой дом Марксонз, так теплее может спать ему? Видать после смерти жены в его мозге пошли странные необратимые процессы, что и создали его интровертом в квадрате. Нет, даже в кубе! Обследовать бы его психологу, считали соседи.

В дверях внезапно раздался звонок. На домофонном экране замерцала жёлтая форма народной полиции, её ни с чем не спутать. Вот и пришли! — подумал старик, сходу заёрзав своими тапками по полу. Но почему не входят внутрь за первую дверь?

— Входите, если вы ко мне! — Выкрикнул старик в дверной громкоговоритель.

— Выйдите лучше вы сами. Это голограмма, — доносился женский голос из рупора снаружи.

— Вам знакомо имя Эдвард? — Промолвила женщина в жёлтом спортивном комбинезоне, её было не отличить от настоящей. А в десяти метрах от дома припарковался трак народной полиции.

— Я знаю, что это лучший друг моего сына. Если вы о нём. Он приходился ко мне пару дней назад. А что случилось? — Забилось сердце старика барабанной дробью.

— Неважно, пройдёмте с нами…

Отец Трэвиса естественно ждал полицию, но не сегодня, и не с таким вопросом. Молча сев к ним в трак, с осознанием, что невинного ни в чём старика потянут сейчас в центральный блок поселения, тому захотелось расстрелять их всех здесь же на месте, и присыпать снегом. Но оружия у простого населения не было. Оно было разрешено ещё в юные годы Марксонза старшего, но нужный уровень требуемого контроля безопасности поселенцев шёл в разрез со свободным ношением огнестрельного оружия, и ЭирЗон тогда провели масштабную и хитрую операцию по его изъятию, принудительно грамотно выкупая все стволы. Мерзкая тёмно-жёлтая униформа этих солдат, созданная наводить страх, это такая же константа, как закат солнца в доледниковые времена, как голод, что неизбежен перед сном желудку, как ненависть старика к произволу вокруг и жизни у этих «столбов». Психиатр даже сказал бы, что те пластинки и фотоаппараты из древности и есть ключ к безопасной жизни старика, иначе всякое бывает. Нервные срывы и суициды в поселении дело не редкое.

Войдя в овальный кабинет, его наконец-то посетило ощущение финальной черты, что здесь-то прилипалы и начнут сейчас доставать старика и «пить его кровь».

— Проходите! Ну что вы там застыли? Ваш номер #1924461? — Едва подняла густые брови женщина, возрастом около сорока пяти лет.

— Да, но могу я узнать причину привода?

— Причина — труп.

Дыхание старика словно сковалось титановыми ребрами. Голова закружилась, и в глазах зарябило крупой. Неужто умер, глупец… Как и мать его на улице тогда… Вот идиотская семейка, за что мне такое горе то? — Прокрутил он в уме.

— Понимаете, мальчик получил обморожения, и скончался вчера в больнице от воспаления лёгких, — затрещала женщина с чёрными лычками на плечах, — бедняжка, совсем сгорел изнутри. Мы трактуем это как убийство, либо нанесение тяжёлых увечий, понесших смерть, и объявляем вашего сына в розыск, открывая сегодня дело по этому инциденту.

— Сына? — Едва дошло Марксонзу, что это умер же Эдвин.

— Да, вы пока свободны, здесь распишитесь, об обязательствах нам сообщить, в случае, когда узнаете что-либо о сыне или же когда он объявится. Просто убийство по халатности — это у меня первый такой случай за всю карьеру. Это недопустимо в нашу новую эпоху. Ваш сын будет предоставлен самосуду и жестоко покарается, в этом не сомневайтесь! — Съежила морщины-иголки вокруг рта полицейский.

Старик на мгновенье прикоснулся большим пальцем правой руки к сканеру и ушёл прочь из кабинета с огромным осадком на душе. Теперь поползёт молва по поселению, что Трэвис убийца. Что у них там произошло с Эдвином, не ясно. Пойти к его отцу Марксонз не смог бы, ведь сразу представил, как тот забивает до смерти его сына на самосуде в камере для убийства. Мысли поползли теми мерзкими длинными змеями из Вьетнама, которых показывали ещё в детстве когда-то на школьном экране в одном из фильмов про войну. «И ни слова о пропавшем траке, надо же… Вот те на…» — Недоумевал старик, сплюнув на пол коридора он заворчал вслух:

— Привезли сюда, и не вернули на место, у полиции точно мозги навыворот. И кто их туда только набирает?

Поймав попутный трак домой, Марксонз старший решил непременно сразу же лечь спать, чтобы перезагрузить этот ужасный день. А после, проснувшись ещё раз смыть с себя эти ужасные эмоции в душе под жёсткими струями горячей воды. «Страшно жить, когда нет выхода, и некуда убежать. Когда полностью зависим от всего своего диктаторского окружения, что в свою очередь называет тебя и каждого вокруг псевдо свободным. Эта безысходность как чёртова паутина, ловушка общества, их этой доминирующей корпорации…» — Размышлял старик, — «ловушка, созданная прошлыми поколениями, которые умудрились расхлебать и расплавить планету в считанные годы своими заводами и жирным мясом. Да, день с себя смыть то можно, но травма в сознании останется навсегда. Порой кажется, что даже этот снег, что повсюду вокруг — кричит от боли, а от этой каждой снежинки прямо веет смертью. Ведь трупы сжигают в коптильной капсуле, а седой пепел развеивают над бескрайней белой пеленой, что смешивается потом там в коктейль досады. И Эдвин ещё недавно был, а сегодня уже полиция утверждает, что его нет, и Трэвиса рядом нет. И жены нет. Так назовите хоть пару причин, чтобы искать во всём оставшемся смысл…» — Ещё долго сидел старик на кухне в одиночестве, прикрывая глаза грубыми и сухими ладонями.