Иммигрант

Роман Крут, 2021

Эта повесть о реальной жизни молодого человека конца 90-х из провинциального города, который принимает радикальное решение иммигрировать в Европу, где, с одной стороны, он окажется в самом центре цивилизации, а с другой – в лагере для беженцев, проживая бок о бок с людьми из самых отсталых и отдаленных уголков мира, где сплетаются жизни и решаются судьбы таких разных людей, живущих так близко, но таких далеких и чужих друг другу, место, где каждый предоставлен сам себе, и каждый сам за себя.С главным героем Вы окунетесь в атмосферу и быт эмигрантской жизни, ощутите разницу менталитетов, обычаев и нравов множества национальностей, станете свидетелями невероятных жизненных приключений и судьбоносных событий, пройдете нелегкий путь эмиграции от самого начала и до задуманного конца, пересекая границы и меняя страны, не имея денег, опыта, связей и документов, идя на риск и делая невозможное на пути к своей мечте.Содержит нецензурную брань.

Глава 1. Юность

Можно сказать, что история моего путешествия длиною в жизнь начинается с тёплого летнего июньского утра, когда я, будучи ещё десятилетним мальчишкой, отправился в ближайший киоск за мороженым и встретил там своего школьного друга. Он стоял с мамой и кушал пломбир. Я купил себе любимое кофейное мороженое и подошел к ним. Обменявшись приветствиями и несколькими дружественными фразами, мама моего друга неожиданно для меня поинтересовалась: — Роберт, а у тебя уже есть планы на будущее?

Такие вопросы, как и ещё один: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», задаваемые ребёнку, всегда казались мне странными. Откуда я, ребёнок, могу знать о своих планах на будущее, а тем более, кем я хотел бы стать? Но почему-то их спрашивали все и всегда, в надежде услышать одни и те же заезженные ответы: Да! Планы есть… и в будущем я хочу быть: учителем, врачом, милиционером, пилотом, капитаном, музыкантом и всё в этом роде…

— Нет, — ответил я.

— А у нас с Вовой уже есть! — резко выкрикнула она с очень гордым видом.

Вова стоял и с наслаждением кушал свой пломбир. А я, смотря в Вовино лицо, думал: «Ну какие у него могут быть планы на будущее?..» Все родители всегда планировали всё за своих детей, пытаясь навязать им свои побуждения, не интересуясь, хочет ли этого сам ребёнок или нет. Наверное, в каких-то случаях эти навязанные родительские побуждения просто идеально подходили для совершенно безынициативных детей, но только не в моём случае. Я же был очень признателен своим родителям за то, что они всегда считались со мной (даже в таком раннем возрасте) и всегда интересовались, хотел бы я заниматься тем или иным занятием или нет.

— В будущем мы планируем уехать и жить за границей! — сказала она и засияла от счастья, — Вова будет там учиться и работать, а потом мы найдем ему невесту. Правда, Володя? — спросила его мама и наклонилась, чтобы заглянуть ему прямо в глаза.

Вова, не вынимая мороженого изо рта, кивнул головой. Мне кажется, что мама моего школьного друга просто-напросто хотела поделиться своими планами на будущее со всем миром. Из всей этой мизансцены, которую она устроила, одно только слово «Заграница» прозвучало для меня, как раскат грома, и оно надолго осталось в подсознании. Во времена моего детства, середины восьмидесятых, слово «Заграница» звучало, как нечто загадочное, как взгляд в почти недосягаемое светлое будущее. При одном этом слове у людей появлялась умиленная улыбка на лице, а в глазах вспыхивал огонёк восторга.

* * *

Шёл 1988 год. В то беззаботное время, как и принято его воспринимать всей детворе, я активно занимался разными видами спорта, пробуя все возможные, которые только были в нашем городе на то время, в основном долго нигде не задерживаясь. Но всё же один спорт оставался для меня неизменным. Баскетбол или баскет, как мы его называли между собой, был моим любимым спортом, им я начал заниматься с первого класса (с семи лет) и занимался на протяжении четырёх лет, до того момента, пока наш тренер неожиданно не пропал…

Тренер наш был весьма своеобразен, его, как и принято, кто-то любил, а кто-то — не очень. Для меня же он был всегда очень добрым и весёлым, а самое главное, знающим своё дело человеком. По крайней мере, так я его воспринимал. Нам очень нравилось, когда он общался с нами (с его группой), как со взрослыми. Также он достаточно часто шутил, что вызывало у нас всплеск позитивных эмоций. Тренер был человеком выше среднего роста, крупного, я бы даже сказал массивного телосложения, которое ему никак не мешало двигаться с лёгкостью; надолго его, конечно же, не хватало, но иногда, играя с нами в баскетбол, он очень быстро и виртуозно обращался с мячом, и каждый раз после забитых им трёх очков, самодовольно улыбаясь, он долго крутил мяч на указательном пальце. Время от времени тренер носил пышные усы, которые были модными в то время, они делали его менее серьёзным и более чудаковатым, при одном только взгляде на него мы по-детски с усмешкой улыбались, особенно в те моменты, когда тренер злился и кричал на нас, если мы что-то делали не так.

Вообще, наша группа, в которой было большинство ребят из моего школьного класса, воспринимала тренера как дополнительного учителя по физкультуре. Получалось так, что физкультура у нас часто была последним уроком, а после неё в этом же зале сразу начиналась тренировка.

Полноценный баскетбольный зал вместе с гимнастическим находились в пристройке, которая примыкала к нашей школе. Как и подобает любому тренеру, на нём всегда был надет новый спортивный костюм фирмы «Adidas» и кроссовки той же фирмы, на груди висел большой хромированный свисток, который порой использовался не по назначению, а если точнее, то в воспитательных целях. Тренер снимал с шеи длинный шнурок со свистком и, закусив нижнюю губу, шлепал им по заднице самому непослушному ученику, приговаривая при этом:

— Я же просил не отвлекаться от тренировки.

И так, занимаясь четыре раза в неделю, под чутким руководством тренера наша группа просуществовала четыре года, которые пролетели как четыре дня. Последнее время тренер приходил на тренировки очень редко и нам приходилось заниматься без него, ведь всю программу разминки мы уже знали наизусть. Целый спортзал был наш на час, поэтому полчаса мы делали разминку, а остальные полчаса делились на две команды, в одной из которых я был капитаном, и играли в баскетбол.

Последние несколько недель нашу группу тренировал другой тренер, которого мы все немного недолюбливали: из-за его агрессивного подхода и отрешённого отношения к нашей группе, что определённо нам не нравилось.

Однажды, когда мы пришли на тренировку, в раздевалке нас встретила уборщица и сказала, что у нашей группы тренировок больше не будет и попросила всех разойтись по домам. На наши вопросы «почему?» и «что произошло?» она не отвечала.

Мы решили на прощанье зайти в пустой зал, зайдя, мы простояли там несколько минут, пока кто-то не обратил внимание, что дверь в тренерскую комнату, которая находилась в углу зала, была приоткрыта и оттуда, как обычно, выходил сигаретный дым. Мы переглянулись и направились туда.

Там, весь в сигаретном дыму, сидел нелюбимый нами тренер и читал какой-то журнал. Мы стали его расспрашивать, что, собственно, произошло, где наш тренер? На что он пренебрежительно ответил, что наш тренер эмигрировал в Голландию.

В то время это была шокирующая новость, в частности слово «эмигрировал». Оно произносилось многими людьми и звучало так, словно тот, кто уехал в поисках лучшей жизни, не смелый и решительный человек, а беглец и предатель родины. И, конечно же, те люди, которые пренебрежительно произносили это слово, делали это только из зависти и трусости.

Для нас же, его учеников, это была приятная новость. И приятной она была не из-за того, что тренировок больше не будет, нет. А из-за того, что тренер уехал в другую страну — в поисках лучшей жизни!

Возвращаясь домой в хмуром настроении, у меня в памяти пробежала та самая мысль о загранице, которая продолжала жить во мне, и я как бы сознательно привязал её к отъезду тренера, улыбнувшись про себя и подумав, что именно он, возможно, станет моим проводником в тот дальний, неизвестный, но такой манящий заграничный мир… Процесс был запущен — медленный, но уверенный.

* * *

Время шло… закончилась школа и пришло время взрослой жизни — так нам говорили тогда преподаватели при поступлении в техникум. Это и в самом деле были золотые, долгожданные слова, так как со школой, а точнее с преподавательским составом мне не повезло; учителя ориентировались только на нескольких отличников, а остальные же двадцать человек терпели постоянное унижение и оскорбление. Поэтому с первых же дней учёбы в техникуме я впервые за три последних года, проведённых в школе, вздохнул полной грудью, с лёгкостью и облегчением. Только из-за того, что с нами обращались не унижая и оскорбляя, а по-человечески. Как ни странно, от такого человеческого подхода даже возникало желание и стремление учиться.

Начало девяностых — это было время больших перемен, а также и новых возможностей… Не всё было гладко, да и многие перемены так и не прижились, но пытаться уйти от них, а ещё хуже бороться с ними, было абсолютно неверным решением, как мне тогда казалось. Такие ситуации нужно просто принимать и приспосабливаться. Но тем не менее каждый воспринимал это время по-своему… Я не хотел бы сейчас углубляться в этот период и рассказывать о победах и поражениях того своеобразного времени, хотя по мере своего рассказа я всё равно буду периодически вспоминать лихие девяностые.

Учился я на курсе Механики и ремонта заводского оборудования, и всё, как казалось, шло своим чередом… В те непредсказуемые времена учёба во всех средне-технических и высших учебных заведениях кардинально изменилась. Всё, естественно, было связано с экономической нестабильностью в стране. Так как зарплаты преподавателям стали выплачивать с большими задержками и в неполном объеме, следовательно, это и послужило причиной больших перемен в отношениях между студентами и преподавателями. Другими словами, даже те, кто учился очень хорошо, были вынуждены произвести обряд подношения, который в разных учебных заведениях, безусловно, исчислялся по-разному. В нашем же техникуме можно было получить хороший учебный балл, преподнеся банку краски, канистру бензина, бутылку водки, коньяка или шампанского, в общем, что все любили и в чем нуждались, но денег сполна на всё желаемое не хватало… Ценился и физический труд, за который преподавателям пришлось бы платить наёмным работникам, но зачем? Ведь есть молодые, полные сил студенты, мечтающие получить хороший балл и при этом не учиться, чем, конечно же, преподаватели и пользовались. Тех самых не желающих учиться брали на посадку и сбор картошки на дачах, на погрузку и разгрузку мебели, на копания ям под колодцы, и даже один раз нам пришлось рыть яму для усопшего преподавателя на кладбище.

Мне такое положение дел, по правде говоря, было только на руку. Так как любовь к учёбе, как я уже успел упомянуть, мне отбили ещё со школы, поэтому я особо и не стремился к знаниям. Да и времени учиться на последних двух курсах особо и не было. Я был занят своими делами: утро начиналось на большой рыночной площади, где я с небольшой суммой наличных покупал и продавал валюту, вечером спешил на тренировку в тренажерный зал, а ближе к ночи шёл работать в ночной клуб охранником. Поэтому часть моих учебных баллов, соответственно, была приобретена с помощью подношений.

После четырёх лет «успешной», в моём понимании, учёбы я получил диплом об окончании техникума, но работать в этой сфере не собирался. Так как на любую работу, связанную с заводским оборудованием, у меня непроизвольно опускались руки и пропадало настроение.

Однажды в один из жарких летних дней, когда я стоял на рыночной площади среди толпы людей, хаотично движущихся в неопределённом направлении, и выкрикивал привычную уже мне фразу: «Меняем рубли! Доллары!» Ко мне подошёл мой друг и сказал:

— Ты знаешь, что тренер приехал из Голландии? Я его видел утром.

— Нет, — сказал я с трепетом в голосе и, как бы затаив дыхание, спросил: — Надолго?

— Точно не знаю, на сколько. Знаю, что он сейчас находится в магазине аудиотехники «Юпитер» у своих друзей, — сказал мой товарищ и, быстро извинившись, отошёл в сторону, увидев там своего знакомого.

Это было как-то неожиданно, но новость была настолько приятной, что я непроизвольно присел на чей то стоящий рядом старый, затёртый табурет. Мы не виделись десять лет. Ведь мне было лет одиннадцать, когда я видел тренера последний раз перед его внезапным исчезновением. Тогда я был еще мальчишкой… «А сейчас мне уже двадцать один год, может и не узнать», — подумал я. Тем не менее раздумывать долго не стал. В этом необременённом возрасте принимать какие-либо решения было очень просто. Для меня по крайней мере.

Я решил поспешить туда незамедлительно, так как знал, что в этом магазине работал его старый знакомый, и, наверное, тренер там задержится на некоторое время. Пока я шёл, только одна мысль крутилась у меня в голове — узнает ли? Я быстро и уверенно передвигался по нашему небольшому и уютному городу, в котором родился и вырос. Городок был довольно чистым и достаточно зелёным. Поэтому прогуливаться по нему в жаркую летнюю пору было очень комфортно, так как практически всегда можно было оставаться в тени, которую создавали широкие листья каштанов и других цветущих в это время года деревьев.