Идеальный план

Роман Конев, 2022

Четверо друзей, таких одинаковых в своей преданности музыке и таких разных во всём остальном, из-за неудачного стечения обстоятельств сталкиваются с проблемами, ставящими их на грань между жизнью и смертью. Герои будут вынуждены противостоять психопату-убийце и богачу, рвущемуся к власти. Не всем удастся выбраться из опасного круговорота живыми. Жадность и страсть, смелость и отчаяние, любовь и страх – в жизни всему найдётся место. Перед вами история о дружбе и предательстве, поиске своего пути и ответственности за сделанный выбор, которая никого не оставит равнодушным. Комментарий Редакции: Музыкальный триллер, играющий тревожную скрипичную партию на нервах читателя.

Глава 5. Ринго

— Теперь повернись спиной, Альб!

Альберт Поляков послушно встал лицом к заднему фону студии, слегка отвернув голову в сторону. С утра он нанёс на кожу успокаивающую маску, удалил триммером волоски из носа, побрил бритвой затылок, прочистил уши ватными палочками, наплевав на доказанный вред такой процедуры. Располагающая внешность положительно влияла на продажи. Иначе не имело смысла привлекать к съёмкам одежды моделей. Проще было разложить её на любой поверхности или надеть на первого встречного, сэкономив на расходах. Но нет, все брэнды мира построены на привлекательном образе. Заманчивая фикция становилась вожделенной мечтой, возвышающей обладателя узнаваемого шильдика над теми, кто такового не имел.

Элу посчастливилось быть частью приятной фантазии. Именно его видели покупатели, заходя на страницы сайтов с коллекционными тряпками. От носков до шапок. От трусов до пальто. Он засветился на всех известных площадках Рунета, торгующих одеждой и аксессуарами. Размышляя над тем, сколько сил вложено в карьеру, спортивное тело, пластику, соблазнительный внешний вид, он испытывал гордость.

От блеска белого полотна в глазах рябило. Сквозь оживлённый шум он слышал звук электронного затвора установленного на штатив фотоаппарата.

— Готово! — известила девушка-фотограф. — Давай следующую.

Эл снял ветровку с капюшоном коричневого цвета и надел красную. Идентичные модели курток из будущей осенней коллекции висели на напольной вешалке, переливаясь цветами радуги. Половину из них он уже примерил.

Двое ребят из модельного агентства «Cactus models», с которым и у него был заключен контракт, закончили съёмки и бродили по студии с голыми торсами. Холёные астеники с приспущенными джинсами из поколения, рождённого в начале третьего тысячелетия. Им повезло появиться на свет с правильной формой скул, и они ошибочно считали это великим достижением.

— Кто покупает такую дешёвку? — Они щупали куртки, делая брезгливые лица. — Одноразовая синтетика.

— Тот, кто не может позволить себе нормальную одежду.

Шутка показалась им смешной. За много лет в модельном бизнесе Эл повидал немало капризных людей. Повышенное внимание противоположного пола отменно развращало мозги. В малых дозах недуг чванливости присутствовал и в нём.

Он застегнул молнию. Расстегнул молнию. Надел капюшон. Снял капюшон. Девушка за фотокамерой нажимала на кнопку, не вынимая изо рта чупа-чупс. Парни за её спиной посмеивались, обмениваясь шёпотом фразами.

Эл показал девушке поднятый вверх указательный палец.

— Подожди, Зоя. — Он подошёл к ним с каменным лицом. — Выкладывайте, что вас так развеселило. Давайте посмеёмся вместе.

— Остынь, Эл.

— Да, Эл, мы больше не помешаем.

— Не думал, что вас так легко напугать, — сказал он.

Ничтожный трюк сработал. Парни обменялись взглядами. Один засунул руки в карманы, другой задиристо фыркнул.

— Я сказал Платону, что сниматься в молодёжных куртках должны люди вроде нас. Находящиеся на одной волне с молодёжью.

— В чём же, по вашему мнению, должен сниматься такой старик, как я?

— В кальсонах.

Слова приятеля подействовали на Платона как удар током.

— Ярослав шутит, Эл, не бери в голову! — выпалил он.

— Будем считать это извинением.

— Нет, не будем, — сказал Ярослав. — И вовсе я не шутил.

— Блин, Ярик, ну чего ты цепляешься!

Альберт задумчиво пригладил волосы.

— Вы что, используете один интеллект на двоих? Сейчас твоя очередь его использовать, Платон?

— Уже можно смеяться? — Ярослав зевнул с видом убитого горем вдовца.

— Вам не пора мерить свои хипстерские розовые кофточки, ребят?

— Пойдём. — Платон потянул задиристого юношу в сторону. — Не злись, Эл.

— Да, Эл, заканчивай колоть себе тестостерон.

Он не счёл нужным отвечать на последнюю издевательскую реплику. В их возрасте он вёл себя не лучше. Упивался высокомерием, насмехаясь над теми, кто оказывался в досягаемой орбите. Стыдно припоминать.

— Прервёмся, Эл? — девушка слезла с высокого табурета, направилась к столу с едой. Атмосфера в студии модельного агентства отдалённо напоминала рабочую. Люди приходили и уходили, тарелки пополнялись снедью, радио не смолкало до позднего вечера. Модели — мужчины и женщины — изнывали под софитами от жары, улыбались, оголялись, кривлялись, спеша закончить съёмку, чтобы отправиться с друзьями в патио или на следующую фотосессию. Дабы прилично зарабатывать, модели средней популярности приходилось сотрудничать с несколькими агентствами сразу.

— Как скажешь, Зоя. — Он снял предоставленную производителем ветровку, натянул свою футболку с изображением Кита Муна, орущего что-то из-за барабанной установки. Порывистый барабанщик The Who ушёл на тот свет в возрасте тридцати двух лет, приняв за раз более тридцати таблеток, подавляющих тягу к спиртному. При норме одна шутка в день.

Эл накладывал щипцами дольки овощей на тарелку, работая в уме над текстом, объясняющим, почему им с Лизой следует расстаться. Обычно у него с этим не возникало проблем. В ход пускались готовые шаблоны, менялись только имена. После разрыва запускался один и тот же сценарий. Они ревели, названивали, караулили у подъезда, бросались к ногам, угрожали сделать с собой что-то непоправимое, пытаясь вернуть, не понимая, что стали для него бременем. Чужие эмоциональные ямы не трогали равнодушное к драмам сердце. Он отрезал хвосты сомнений, мешающих спокойно спать и окунаться в омут новых знакомств. Последние лет пятнадцать он постоянно с кем-то встречался. Иногда сразу с несколькими, словно обезьяна, не отпускающая одну ветку до тех пор, пока не ухватится за другую. Чаще приходилось спать с кем-то, чем одному.

С Лизой возникли непонятные сложности. Она была не самой красивой его подружкой, не пользовалась косметикой, не просила сводить её в ночной клуб, в постели вела себя более чем умеренно. В общем, была скучной. Тем страннее ему было испытывать некомфортное волнение перед последним разговором с ней.

Лиза могла стать первой девушкой, кому Альберт боялся причинить боль.

Они познакомились в феврале. Она приехала в лофт на вызов в составе бригады скорой помощи, чтобы спасти ему жизнь. Ну ладно… чтобы сбить температуру, скрутившую тело как сухой лист. Так завязалось общение, приведшее к двум совместным ночам в неделю. Поскольку он не считал себя связанным обязательствами, то приводил к себе и других женщин. Конечно, соблюдая строгую маскировку. Что поделать, внимание женщин ему льстило. Хороший секс помогал держать тело в тонусе.

— Сколько тебе лет? — спросила Зоя, запивая луковый крендель холодным чаем. — Только не проси меня угадать! Не люблю чувствовать себя неловко.

Он пристальнее изучил её фигуру. Спереди и сзади неразличимая изящная костлявость. Тонкие губы на невзрачном лице. Такие же обезжиренные ноги в облегающих джинсах. Она обладала только одним неоспоримым достоинством — молодостью.

— В начале декабря исполнится тридцать девять, — сухо ответил он.

— Стрелец? Скорпионам с ними не везёт.

— Когда-то я тоже верил в гороскопы.

— От чего же перестал?

— Влияние характеристик знаков зодиака на жизнь слишком преувеличено.

— Скажи это моему бывшему! Лев от мозга до костей. Еле сбежала от него. Или моему предыдущему парню. Вот уж настоящий рак — мнительный, неуверенный, но в постели хорош, чертяка.

— Сколько тебе лет, Зоя?

— Двадцать один.

— Выглядишь на девятнадцать.

— А ты не выглядишь на тридцать восемь, — сказала она. — Максимум на тридцать пять.

— Тебе я тоже кажусь древним стариком?

— Я бы так не сказала.

Он поставил тарелку на стол, вытер ладони, приводя в движение ярко очерченные бицепсы.

— Поможешь мне кое в чём?

— В чём это?

— Надо забрать из подсобки рекламные афиши.

— Ну, с этим я справлюсь.

Спустя семь минут оба застёгивали ширинки, приводя дыхание в порядок. Он поднял с пола упавшую швабру, удивляясь, откуда в тщедушном теле нрав необъезженной лошади.

— Я всё так и представляла, — сказала она.

— Я знаю.

Он поправил причёску небольшой расчёской, которую повсюду носил с собой.

— Ты что, лысеешь? — Она сняла у него с плеча выпавший волос.

— Да вроде нет.

— Купился!

— Ничего подобного.

— Ты же не будешь писать мне в два часа ночи? — осведомилась она. — Мой нынешний парень этому не обрадуется. Я бы не хотела рвать с ним. У меня на него большие планы.

— Я вообще не собираюсь тебе писать. — Накормив похоть, Эл смотрел на девушку другими глазами. Заблудший ребёнок со сбитым современной культурой прицелом. Годам к тридцати пяти она выйдет в тираж, озлобится и будет откусывать головы тем редким глупцам, что по неопытности попадутся в её паутину. Стоит ли говорить, что детей, которыми она, к несчастью, обзаведётся, ждало не самое радужное детство.

Он хотел ошибаться в своём предвидении.

В чём-то они были похожи. Например, в отсутствии угрызений совести из-за измен партнёрам.

— Слава богу! — Она вытерла со лба несуществующий пот. — Нашёлся парень, который не думает, что, если я с ним переспала, мы обязаны быть вместе.

— Просто дружеский секс, Зоя.

— Вот именно! Ты мне, я тебе, и расходимся по своим делам.

— Всё равно что зубы почистить, — дополнил он.

— Или послушать песню! — Она понарошку ударила его в грудь. — И чего все так носятся с отношениями?

— Потому что так безопаснее.

— Да! — Она подмигнула ему. — Ты умнее, чем я думала.

— Правда? — спросил он из любопытства.

— Ну, знаешь, есть такой стереотип. Самовлюблённый качок, смотрится в каждое зеркало, легко раним. До жути боится, что у кого-то бицепсы большего размера. Откуда здесь ум?

— Действительно.

— Как-нибудь повторим?

— Если пообещаешь быть хорошей девочкой.

На лице испорченной девчонки появилась довольная улыбка.

— Это единственное, чего я не могу обещать.

— Давай выбираться отсюда.

— Согласна. После курток нам ещё кипу шарфов надо переснять. Ближайшие три часа будут душными.

2

Запах жареных кукурузных оладий вызывал слюноотделение. Масло на сковороде сердито шипело, брызгаясь невпопад раскалёнными каплями. Лиза стояла у плиты в рубашке, прикрывающей всё самое интересное, поставив одну ступню на другую. С её простодушного лица не сходила улыбка.

Элу в этот вечер было не до улыбок. Сердце необъяснимо сильно сжималось. Грудь сдавливала не проходящая изжога. Пока готовился ужин, он перебивался мякотью абрикоса, вполуха слушая сборник битловских синглов «Past masters. Volume one». Прямо сейчас Джон Леннон кричал припев из «I feel fine». Лизе нравились Битлз. В далёком детстве отец ставил ей пластинки с их альбомами. Ей вообще нравилось всё, чем он увлекался. Удивительное совпадение. Все предыдущие женщины Эла не разбирались в музыке. Их больше интересовали рельефы его тела, спортивный родстер «Хонда S2000» с откидывающимся верхом и то наслаждение, которое они могли с ним получить. Взамен он брал от них всё, что они имели, — упругие, источавшие распутство тела.

До недавнего времени этого хватало для закрытия потребностей в женской ласке. С появлением Лизы привычная схема перестала работать. Охотничий азарт дал сбой, близость с большим количеством женщин не питала тщеславие, как раньше. Какие бы клавиши она в нём ни затронула, от мысли о потере способности испытывать влечение ко многим женщинам ему становилось страшно. Наверное, когда-то он будет вынужден остепениться, завести постоянную подружку, утолять голод одним и тем же блюдом все оставшиеся дни. Но сейчас, находясь в расцвете сил, имея возможность выбирать ежедневно из нескольких девушек сразу, он был к этому не готов.

— Поделись со мной.

— А?

Лиза поставила перед ним тарелку с горячими лепёшками, добавила сбоку сметану и села напротив. От еды исходил густой пар.

— Поделись со мной тем, что тебя тревожит.

— Сделаешь мне фибрилляцию сердца?

— Если потребуется. — Она подвинула ему салфетки и улыбнулась. — Я работаю фельдшером на автомобиле скорой помощи. У нас нет дефибрилляторов. Они есть в реанимобилях у бригад анестезиологов-реаниматоров.

— И тебе приятного аппетита, Лиза.

— Извини. — Она прислушалась к хрипловатому пению Пола Маккартни. — Я знаю эту песню!

— «I’m down», — подсказал он. — Сингл шестьдесят пятого года.

— Можешь не говорить, что случилось. Подумала, тебе станет легче, если ты выговоришься.

Альберт подошёл к развилке. Она сама спросила о причинах его подавленности, тем самым проложив дорожку к разговору о расставании. Он колебался. Оладьи таяли во рту, хотелось смаковать сладковатое тесто, до последнего оттягивая финал затянувшейся связи.

Сам он готовил весьма посредственно, питаясь во многом готовыми блюдами с малым количеством жира и гигантским количеством белка, необходимым для поддержания мышц.

— Обычная усталость, — сказал он. — Лечится хорошим сном.

Их отношения напоминали размеренное течение лесного ручья, куда его занесла морская буря. Он не знал её возраст, а она ни разу не поднимала вопрос о деньгах, не просила купить ей цветы. Ей было достаточно, что он рядом. Он к такому не привык. Искал подвох, а не находя, впадал в растерянность. Все женщины чего-то от него хотели. Поездок на море, ужинов в ресторанах, горных лыж или, прости Господи, переезда в лофт.

— Мне нужно сказать тебе что-то важное.

«Мне тоже», — подумал он. И тут же спохватился. Что-то важное? Неужели она влюбилась в него? Он не давал для этого повода. Досадно, чёрт возьми. Обрывать с влюблёнными хуже всего.

— У тебя сегодня день рождения?

— Он в марте.

— Подожди… мы познакомились зимой.

— Не хотела тебя смущать. К тому же…

— Думала, что мы расстанемся, — закончил он за неё.

Она не стала отрицать:

— Я тогда не знала, какой ты хороший. Ругала себя за поспешную близость. Где-то даже смирилась с тем, что ты меня используешь и бросишь. Ты ведь не похож на семейного человека. Наверняка у тебя было много женщин до меня.

Он с трудом проглотил непрожёванную лепёшку. Клюквенный морс помог протолкнуть комок в пищевод. Порой бывает полезно сравнить мнение о себе со стороны со своим собственным. У него осталась последняя догадка.

— Ты хочешь порвать со мной?

На доверчивом лице Лизы возникло изумление.

— Почему ты так решил?

— Больше ничего не приходит в голову. Что ещё важного ты могла бы мне сказать?

— Например, что я беременна.

— Но ты же не беременна. — Он поддел вилкой последнюю оладью. — Жутко вкусно, Лиза. Если тебе вдруг разонравится медицина, ты всегда сможешь добиться успеха в кулинарии.

— Я беременна, Альберт.

Он медленно опустил вилку. Смысл её слов дошёл до него не сразу. Перед глазами потемнело.

— Как беременна?

— Ты не рад. — Она не спрашивала, озвучивая то, что видела в нём. Ей хватило выдержки не расплакаться, однако доверчивое лицо стало пепельно-серым.

— От меня?

— Я сплю только с тобой.

Его глаза заметались по лофту, фокусируясь на чём угодно, только не на ней.

— Давно?

— Три недели.

Джон Леннон пел песню о дожде из второго сборника синглов, но Эл этого не слышал. Он не слышал ничего, кроме биения пульса в оглушительной тишине. Три недели… три недели…

— Ты уверена?

Она опустила голову. Скорее сожалея о его реакции, чем разочарованно.

— В тебе? Или в том, беременна ли я?

— Ну зачем ты так. Мы не о погоде говорим. Новость, откровенно говоря, неожиданная.

— Мне незачем тебя обманывать.

Он кивнул. Обвинить её во лжи не поворачивался язык. Насколько он вёл себя с женщинами аморально, настолько она была чиста в своих помыслах. За четыре месяца он успел в этом убедиться.

— Я всегда использую презерватив. Как это могло произойти?

— В ту ночь ты надел его не сразу. Этого оказалось достаточно. — Она дотронулась до него. В светло-зелёных глазах проступили слёзы. Он не убрал руки, но и не мог ручаться, что это его тронуло. — Пожалуйста, не заставляй меня делать аборт!

— Это может быть лучший выход для нас обоих, — сквозь зубы проговорил он.

Лиза всхлипнула. Вытерла влажную щёку.

— Пожалуйста, Альберт. Я не хочу убивать нашего ребёнка.

— От того, что ты бросаешься громкими словами, никому проще не станет.

— Ты не любишь меня, я знаю. Для тебя я очередной трофей, пыль, которую легко удалить щёткой. Я могу сохранить ребёнка без твоего согласия…

— Ты не посмеешь так поступить со мной!

–…но это будет нечестно по отношению ко всем нам. И в первую очередь к ребёнку. Мне не нужны твои деньги, не беспокойся об алиментах. Если понадобится, родители в беде не оставят. И всё же неправильно, что я буду воспитывать нашего сына одна. Обещай, что будешь брать его к себе, когда он подрастёт.

— Сына? — Эл поражённо уставился на неё.

— Не спрашивай, откуда мне это известно, я не смогу объяснить. Просто знаю.

— Что ты от меня хочешь, Лиз?

— Твоё безразличие разбивает мне сердце.

— Ты сделала мне подсечку. Дай подняться на ноги.

— Хорошо, милый. Я понимаю.

Беременность Лизы серьёзно осложняла расставание с ней. Теперь он будет выглядеть монстром в её глазах.

Когда это тебя останавливало, Ринго? Скольких женщин ты выставил за дверь, потеряв к ним влечение? Тридцать? Пятьдесят? Сколько всего их прошло через твою постель? Рыжих, красивых, стервозных, юных, замужних. Имена и лица многих уже стёрлись из памяти. Они привносили в жизнь приятный хаос, а наскучив, получали красную карточку. Их жизни на этом не заканчивались. Они находили других, создавали с ними семьи, ставя прошлые интрижки на полки воспоминаний. С чего ты взял, что с Лизой будет иначе? Даже с беременной.

Надо же было так подставиться. Он совершенно не годился на роль отца. Подгузники, детское питание, желудочные колики, запредельная ответственность — всё это из мира, с которым он удачно расходился всю взрослую жизнь, ни разу не пересекшись.

Он выбрался из-за стола, взял кистевой эспандер, чтобы чем-то занять руки.

— Сколько тебе лет, Лиз?

— Это что-то изменит? — плача спросила она.

Между ответами «не знаю» и «не думаю» он выбрал второй.

— Не думаю. Сам не знаю, зачем спросил.

— Двадцать девять.

«Ещё можно десять раз выйти замуж», — подумал он. Наплодить с условным Василием детей, печь по утрам блинчики с джемом, измерять рост детишек с помощью дверного косяка и водить хороводы в заваленной игрушками гостиной. Не самый утопичный сценарий из всех возможных.

— Я не могу приказать тебе вытравить плод, — прервал он долгое молчание.

— Звучит ужасно.

— Закон на твоей стороне. Тебе не составит проблем подставить меня. Окончательное решение о том, рожать или нет, остаётся за женщиной. Можно сколько угодно топать ногой в знак протеста, равноправие от этого не восстановится. То же касается алиментов. Любой суд встанет на твою сторону.

— Я напишу отказ.

— Хорошая попытка, Лиз. — Он сжимал резиновое кольцо так сильно, что под кожей проступили вены. — Закон запрещает ущемлять интересы ребёнка.

— Я напишу расписку в получении денег сразу на все восемнадцать лет.

— Не всё упирается в деньги, солнышко. Из меня получится неважный отец. Ребёнок будет болеть, ты будешь болеть, в конечном счёте ты потребуешь от меня помощи. И не только деньгами. Задумаешь подчинить мою жизнь интересам ребёнка, а то и своим.

— Я никогда так не поступлю, — Лиза взяла оставленную им пустую тарелку и направилась с ней к раковине. Она продолжала заботиться о нём, невзирая на его трусливое поведение. Что с ней не так?

Вымыв посуду, она вытерла руки полотенцем, растерянно хлюпая носом.

— У тебя есть другая женщина? — спросила она.

Каждая вторая подружка спрашивала об этом, когда он поднимал тему расставания. На этот вопрос ему было легко ответить.

— Нет, Лиз, дело не в другой женщине. Дело во мне.

— Что же мне делать?

Он почувствовал, что склоняет ситуацию в свою пользу. Ещё немного, и она согласится с ним.

— Сейчас тебе лучше уйти.

— Ты прогоняешь меня. — И опять смиренное подтверждение факта.

— Нам обоим нужно обдумать положение вещей в спокойной обстановке. Спасибо за ужин. Я вызову тебе такси.

— Не нужно такси. Я хочу прогуляться. — Она взяла свои вещи и пошла в туалет, стесняясь переодеваться при нём.

— Как скажешь, — бросил он вслед.

У порога, когда она надела туфли, он открыл дверь, впуская в прихожую вечернюю прохладу.

— Тебе нужны деньги?

Она поняла, что он имеет в виду, и тихо ответила отказом.

— Я заслужил пощёчину, Лиз, — сказал Эл. — Если не две.

— Береги себя. — Она шагнула за порог. Он только сейчас понял, что не имел понятия, где она живёт.

— Ты сообщишь мне когда… — он не смог произнести окончание фразы. Слово «аборт» оставляло на языке глубокий порез. — …Когда сходишь к врачу.

— Я сделаю то, о чём ты просишь.

Она ушла, оставив его стоять в дверях в паршивом настроении. Он добился своего, но это не прибавило ему счастья.

Добравшись до кровати, Эл зарылся в подушку. Впервые за много лет расставание с женщиной причинило ему боль.

3

— Вам нравится работать в нашем агентстве?

Эл не смог рассмотреть за банальным вопросом второе дно, которое там явно имелось. В плохих американских фильмах подобная беседа заканчивалась либо повышением, либо увольнением сотрудника. Ответ мог быть только положительным. Какой прок заниматься тем, что не вызывает интерес?

— Ответ очевиден, — сказал он с кислым видом. Боль от расставания с Лизой отпускала крайне медленно. Две таблетки амитриптилина на уровень апатии особо не повлияли.

Новый глава «Cactus models» ходил по кабинету, нервируя Эла скрипом ботинок. Предыдущий директор открыл своё агентство, куда незамедлительно увёл до трети моделей. Эл от туманной перспективы вежливо отказался.

Бархатистые обои на стенах покрывали постеры с топ-моделями «Кактусов». Эл тоже там висел — в кожаной мотоциклетной куртке, со смазанными маслом, откинутыми назад волосами верхом на «Харлее» модели Sport glide двадцать первого года выпуска. Он отлично помнил день съёмок в дилерском салоне. Особенно банкетную часть с шаманским, тарталетками и сексом в туалете с огненной фурией. Кажется, её звали Берта. Самое пикантное, что на вечеринку она пришла с мужем.

Когда-то Эл считал шиком переспать с замужней женщиной. Он ничего для этого не делал. Они сами тянулись к нему, желая поделиться теплом. Хождение по лезвию ножа мог считать крутым только последний идиот. Каким Эл, собственно, и был. Впрочем, когда он не брезговал «семейными» женщинами, всегда держал в уме простое правило — выигрывает тот, кто первым выходит из любовного треугольника.

После ухода Лизы жизнь разделилась на «до» и «после». Она забрала с собой его покой. Он не предполагал, насколько быстро без этой штуки жизнь превращается в нудную рутину. За несколько прошедших дней он не переспал ни с одной женщиной. Договориться с совестью не получалось. От мыслей о близости с чужими жёнами его бросало в дрожь. В памяти всплывали истории, где он поступал с другими людьми самым отвратительным образом. Хорошему настроению это не способствовало.

Он тратил часы перед телевизором, упиваясь жалостью к себе и отправляя Лизе десятки сообщений. Все они оставались непрочитанными. На звонки она тоже не отвечала, обоснованно внеся телефон Эла в чёрный список. Это удручало ещё больше.

Самое забавное, что он понятия не имел, о чём собирался с ней говорить. «Привет, Лиз, как дела? Верни мне, пожалуйста, душевное равновесие». Звучало как бред сумасшедшего. К тому же пропитано отборным эгоизмом. Он ведь не о ней думал, а о себе.

— Не так очевиден, как вы думаете, Альберт. Большинство людей ходят на работу не потому, что без ума от неё, а потому, что за неё платят. Мотив более чем достойный.

Пижон в тонком галстуке с редким именем Сильвестр проводил ознакомительное собеседование с каждой моделью. Дошла очередь и до Эла.

— Мне нравится то, чем я занимаюсь.

— Хорошо. — Мужчина сложил вместе ладони наподобие индийского йога. — Тогда я сразу перейду к сути дела. В следующем месяце наша компания рассчитывает заключить контракт на сумму с восемью нулями. Вы не ослышались. Это будет наш самый крупный международный контракт на представление интересов внушительной линейки брэндов. Нам понадобится группа мужчин и женщин, чьи лица займут развороты всех мировых таблоидов.

— «Кактусы» рулят! — Эл поднял вверх большой палец. Сильвестр принял его иронию за чистую монету.

— За этим я вас и позвал.

— Кого мне надо убить, чтобы попасть в группу?

— Я должен предоставить список фамилий нашим учредителям к следующей среде.

Эл пораскинул мозгами. Что-то не сходилось.

— Давайте я упрощу вам задачу, — сказал он. — В агентстве под сотню моделей, а мест в шлюпке… то есть в списке… сколько? Десять? Двадцать?

— Семь.

— Я не буду принимать участие в крысиных бегах. Спрошу прямо — вы просите с меня взятку, Сильвестр?

— Разумеется, нет.

— Что тогда?

Мужчина неопределённого возраста сел на диван. От обильного запаха иланг-иланга Эла чуть не стошнило на дорогой костюм пижона. В его коллекции тоже имелась туалетная вода от «Лакостэ» в белом флаконе. Ему бы не пришло в голову выливать её на себя в промышленных масштабах.

Сухощавая рука легла Элу на ногу, длинные пальцы сдавили колено.

— Понимаете, Альберт, у всего есть цена, но не всё можно купить за деньги.

Ах ты, грязный извращенец! Эл мгновенно вскипел. Он привык к тому, что в модельном бизнесе существовала запредельная концентрация гомосексуалистов, как и во всём, что связано со сферой красоты, однако никто ранее не делал ему непристойных предложений. Намекали, да, но такие же модели, а не руководящие шишки.

У него хватило выдержки не сломать директору нос. Вогнать акульи зубы в глотку, стереть плотоядную ухмылку с покрытого оспинами лица.

— У вас несчастные случаи на стройке были? — тихо спросил он.

— Что, прости?

— Сейчас я сломаю тебе руку, тварь, и скажу всем, что ты ко мне приставал, требуя переспать за право попасть в список отобранных моделей.

Сильвестр втянул руку со скоростью шаровой молнии.

— Видимо, мы не поймём друг друга, — вздохнул он.

— О, нет, как раз наоборот. Мы предельно ясно поняли друг друга. Да, Сильвестр? — Эл двинул ему в живот, заставив согнуться. Вытер кулак о пиджак домогателя и поднялся, стряхивая с себя липкое чувство омерзения.

— Уууффф, — раздалось откуда-то снизу надрывистое шипение.

— Сдачи не надо, дорогуша, — бросил он, направляясь к выходу. — Надеюсь, у тебя хватит ума не приближаться ко мне ближе, чем на два метра. Тогда у нас есть шанс ужиться между собой.

Сильвестр выпрямился. Пунцовое лицо светилось презрением.

— Мы не сработаемся, Альберт. — Мужчина поправил галстук, отступая за широкий письменный стол. Эл улыбнулся. Запах страха ему нравился больше, чем туалетной воды.

— Подавись ты своими миллионами.

— Вы не поняли, Альберт. Мы больше не нуждаемся в ваших услугах.

Эл остановился, совсем немного не дотянувшись до дверной ручки.

— Я уволен?

— Боюсь, у нас нет подходящей работы для вас. Мы до последнего сопротивлялись крайним мерам, но кризис и нас затронул. Нам ничего не остаётся, кроме как оптимизировать расходы. Уменьшение гонорара проблему не решит, мы вынуждены проститься с вами.

— Грязно играешь, Сильвестр. Боссам это не понравится.

— Я доведу до сведения вышестоящего руководства, что уведомил вас о прекращении сотрудничества. А также о том, как вы предлагали мне вступить с вами в интимную связь, чтобы сохранить работу. Кому они поверят больше? Назначенному ими руководителю или тому, кто хочет пробиться нечестным способом?

Эл двинулся на Сильвестра, понуждая того прижаться к подоконнику. Между ними протянулся тяжёлый письменный стол. Блефовать не имело смысла. Не станет же он, в самом деле, избивать болезного, теперь уже своего бывшего директора. Увольнение стало такой же реальностью, как проезжающие за окном автомобили. Осталось поставить жирную точку и хлопнуть дверью. Ситуация со всех сторон незавидная.

По крайней мере, он на какое-то время перестал думать о Лизе.

— Послушай, что я тебе скажу, слизняк. Я уйду, потому что не хочу каждый день плеваться от вида твоей самодовольной козлиной морды. Немало молодых мальчиков выстроится в очередь в готовности порадовать тебя. Своё ты получишь, к сожалению. А я найду работу, где меня оценят за профессионализм и не будут предлагать отправиться в постель.

Поняв, что его не будут бить, Сильвестр осмелился плюхнуться в кресло.

— Я устрою так, что все приличные агентства захлопнут двери у тебя перед носом, — похвастался он. — За своё неповиновение ты станешь персоной нон-грата в нашем бизнесе.

— Может, и устроишь, — ответил Эл. — Обязательно устроишь. Подлости у тебя хватит. Тогда я открою своё агентство. Ещё будешь проситься ко мне на работу.

Он смахнул со стола всё, до чего дотянулся. Ворох бумаг вместе с канцелярскими изделиями слетел на пол.

— Что ж ты такой неуклюжий, Слай!

Уходя, он не смог отказать себе в удовольствии громко хлопнуть дверью.