Лед и алмаз

Роман Глушков, 2011

После пяти лет скитаний по Пятизонью бывший военный вертолетчик, а ныне преступник и дезертир Геннадий Хомяков по кличке Алмазный Мангуст наконец-то арестован. Из-за своих феноменальных способностей он попадает в секретный научно-исследовательский центр «Светоч», где его начинают подвергать изматывающим, бесчеловечным экспериментам. И когда во время очередного опыта происходит технический сбой, Хомяков без раздумий пользуется моментом и убегает от своих истязателей. Скрываясь от погони, он отправляется в Новосибирск, где у него есть шанс отыскать разгадку своего феномена. Однако на пути у него стоит как «Светоч», так и могущественная третья сила – таинственный и жестокий Умник. Удастся ли Хомякову раздобыть то, что сможет вернуть ему нормальный человеческий облик и свободу, открыть для него выход из Зоны? Трудно сказать, ведь нынешняя зима в Новосибирске свирепа как никогда, и Алмазному Мангусту уготованы такие испытания, которые даже в кошмарах не снились покорителям Северного полюса и Антарктиды…

Глава 3

Впервые за все время экспериментов надо мной «Светоч» умудрился потерять сразу оба авиабота и оставить меня без надзора. Однако вряд ли сегодняшняя накладка стала для полковника Хрякова форс-мажором. У него, большого знатока своего дела, наверняка имелись оперативные сценарии для каждого вероятного эксцесса, какие могли произойти на полевых испытаниях.

Тот факт, что мне нельзя вживить датчик-маячок, ничуть не смущал Грободела. Выставленное вокруг пустоши оцепление держало под контролем каждый метр охранного периметра. Даже скрывшись из-под прицелов видеокамер и пулеметов, я не мог ощущать себя свободным. И в какую бы сторону ни побежал, везде меня так или иначе должны были засечь зоркие хряковские наблюдатели.

Да и далеко бы я ушел без одежды, еды и оружия? Три, максимум четыре часа на таком морозе я еще мог выдержать, но не больше. Всякий раз по возвращении на базу мне приходилось полдня отлеживаться, пока симбионт залечивал мои обморожения, ушибы и прочие полученные в пустошах травмы. И я, и Грободел прекрасно сознавали, что бежать мне некуда и помощи ждать неоткуда. Не было в Пятизонье силы, какая дерзнула бы отбить меня у военных. А если бы вдруг и нашлись такие храбрецы, сомневаюсь, что они пошли бы на это лишь ради того, чтобы дать мне свободу. А ради чего, ясно и без подсказок.

Посланный «Светочем» по мою душу вертолет прибыл на место спустя двадцать минут после крушения авиаботов. Десантно-транспортный Ми-ТПС сел на плоскую вершину похожей на огромный перевернутый таз скалы, что возвышалась в сотне метров от догорающих останков Жориковых жертв. Едва шасси винтокрылой машины коснулось земли, как из открытого еще при снижении заднего люка высыпали полтора десятка чистильщиков, тут же рассредоточившихся вокруг посадочной площадки. Дабы не ухудшать и без того плохую видимость, пилот сразу же выключил двигатели. Солдаты подождали, пока уляжется поднятый винтами вихрь, после чего, повинуясь крикливому сержанту, быстро образовали походный строй. И, держа оружие наготове, припустили трусцой к западному склону — наиболее пологому и удобному для спуска к подножию скалы.

Вместе с поисковой командой в пустошь прибыл сам полковник Хряков — среднего роста, дебелый, но энергичный и крепко сбитый офицер, похожий на располневшего борца или тяжелоатлета. Коим, не исключено, он и впрямь когда-то являлся. Обладатель увесистой, квадратной челюсти, узкого лба и мощных надбровных дуг, с виду Грободел производил впечатление неандертальца. Но впечатление это было в корне обманчиво. За звериной внешностью и грубыми манерами полковника скрывался довольно живой, гибкий ум. Конечно, это не был пытливый ум ученого, к когорте которых Хряков не принадлежал, хоть и отдал всю свою жизнь служению военной науке. Небольшой, но развитый мозг Грободела являл собой мозг матерого хищника. Хитрого добытчика, беспрекословного исполнителя и надежного стража, без помощи которого «толстолобики» Центра попросту не могли обойтись.

Появление Грободела меня не удивило. Все-таки сегодняшняя внештатная ситуация была самой серьезной из всех, что когда-либо случались на наших испытаниях. Покинув вертолет последними, полковник и его адъютант направились вдогонку удалившейся группе, но без особой спешки. Командование явно намеревалось присоединиться к бойцам, когда они выйдут на заданную позицию. И, если им повезет, вскоре все они с чувством исполненного долга погрузятся обратно в вертолет и вернутся на базу. Разумеется, уже в компании со мной — живым или мертвым.

Ни в том, ни в другом виде я туда возвращаться больше не желал. И потому собирался серьезно расстроить полковничьи планы. Подсунув сегодня мне под горячую руку несчастного Жорика, «толстолобики» допустили ошибку: сделали ход не той фигурой и, сами того не подозревая, стали жертвами своих же научных интриг. В их прежде безупречной ловушке возникла прореха, в которую я незамедлительно ринулся. И хоть та прореха была невелика, я извивался угрем изо всех сил, надеясь расширить обнаруженную дыру настолько, чтобы вырваться через нее на волю.

Почему Хряков высадился именно сюда и куда чистильщики после этого дружно устремились?

Два с лишним месяца беготни по пустоши не прошли для меня даром — я успел обнаружить и запомнить множество здешних укромных уголков. Под скалой, чья плоская вершина являлась единственной в округе удобной посадочной площадкой, находилась глубокая и извилистая пещера. Она заканчивалась тупиком, и в ней вполне можно было не только укрыться от холода, но и продержать некоторое время оборону.

А что еще мне делать? Бежать нам с Жориком некуда, вести переговоры с полковником бесполезно, воевать — тем более. И потому, если тот останется непреклонным, у меня будет лишь два выхода: выполнить его требование или издохнуть, продав свою жизнь подороже. И то обстоятельство, что я и мой напарник засели в глубине каменного склепа, вряд ли указывало на мою покладистость. Подобраться к нам, не понеся потери, чистильщики не могли. А любая попытка выкурить нас газом обернется тем, что мы выстрелим из картечницы в потолок и похороним себя под обвалившимися пещерными сводами, которые в разрушенных катакомбах настолько зыбки, что стоит лишь начаться обвалу, и пещера как таковая мигом исчезнет. Вот и выкапывай меня потом из земных недр, гадая, уцелел энергетический симбионт после гибели носителя или испарился бесследно вкупе со всеми алмазами.

В оружии и доспехах Дюймового были встроены маячки, по которым «Светоч» отслеживал перемещение каждого смертника. Так что долго искать нас в заснеженной мгле Грободелу не придется. Знал он и о пещере, отображенной на имеющихся при нем картах пустоши. Мы были обречены, и все наше сопротивление виделось Хрякову лишь жалким судорожным трепыханьем.

Одного не знал полковник: того, что мы еще не настолько отчаялись, чтобы хоронить себя заживо, пока у нас двигались руки-ноги и окончательно не смерзлись мозги. И когда поисковая группа проникла в глубь скалы и добралась до источника сигнала, их ожидал обескураживающий сюрприз: валяющиеся в конце пещеры Жориковы картечница и амуниция. А их владелец и я там отсутствовали. Что стало сразу же очевидно, поскольку спрятаться в подземелье было негде, а каких-либо боковых ответвлений оно не имело…

Однако отмотаем время немного назад. К тому моменту, когда чистильщики только подлетали к месту падения авиаботов и отслеживали на сканерах перемещение взбунтовавшегося камикадзе. Или, точнее, перемещение его доспехов и оружия, поскольку сам он вряд ли носил в теле подобный маячок. Почему я в этом так уверен? Да потому, что на кой черт ставить его на расходный подопытный материал, ценность которого, в отличие от выданных ему вещей, ничтожна? И сами-то вещи маркировались лишь затем, чтобы их было легко отыскать под снегом и вернуть на базу. Трупы гладиаторов, как правило, сжигались на месте, а их прах развеивался по ветру.

Сбросив с себя амуницию, Черный Джордж остался в одном утепленном комбинезоне, что надевался сталкерами под доспехи, и в армейских ботинках. Будь у нас побольше времени, я тоже обзавелся бы одежкой, стянув ее с мертвого Аса. Но до прилета солдат оставались считаные минуты, и мне пришлось, стиснув зубы, довольствоваться теплом, каким я успел запастись у костра. Нас ожидало очередное испытание на морозостойкость — суровое, но, к счастью, недолгое. После чего мороз нам будет уже нипочем. Не важно, при каком исходе: удачном или неудачном. В первом случае мы окажемся внутри вертолетной кабины, во втором — превратимся в равнодушные к холоду трупы.

Третьего не дано.

С нашей стороны было бы крайне наивно думать, что Хряков бросит вертолет и пилота без охраны. Поэтому нам пришлось пойти на очередной разумный риск. Даже ночью и в метель нам не удастся незаметно подкрасться к посадочной площадке. Стерегущие ее солдаты будут иметь при себе тепловизоры и засекут злоумышленников еще на подходе. Подстрелить же часовых издали нам было попросту не из чего. Оставь мы в пещере одни доспехи, Грободел вмиг заподозрил бы неладное, когда у него на сканере маячок Жориковой «Мегеры» начал бы двигаться отдельно от его амуниции.

Безвыходная ситуация? Отнюдь! Того, кто давно собаку съел на подобных играх и страстно желает вырваться на свободу, такими препонами не остановить.

Полковник Хряков был тертым калачом, но, пробегав всю жизнь на посылках у ученых, имел один недостаток. Служа из года в год по особому распорядку, в отрыве от прочих армейских частей, Грободел смотрел на обычных военнослужащих через призму своего специфического опыта и с изрядной долей презрения. Обладая широкими полномочиями и свободой в выборе средств, Хряков считал прочих своих собратьев по оружию ограниченными людьми, действующими исключительно в рамках полученных приказов и инструкций. Особенно это касалось тех солдат и офицеров, которые управляли какой-либо техникой.

Грободел видел во мне лишь скользкого и хитрого преступника — в этом я за время нашего общения успел убедиться. Разумеется, он был в курсе, что шесть лет назад я служил вертолетчиком, и подозревал, что мои навыки пилотирования утрачены не до конца. Однако полковника эти подробности уже мало беспокоили. Его логика была элементарной и не имела изъянов: если не подпускать пилота к штурвалу, то его шансы сбежать из «Светоча» по воздуху равны нулю. Орел с обрезанными крыльями не летает — и впрямь, только идиоты могут это оспорить.

Вот и сегодня Хряков надежно прикрыл свой тыл, оставив на охране Ми-ТПС помимо пилота еще двух бойцов. Вертолет находился на вершине возвышенности, что летом походила на лысину, а зимой — на ту же лысину, только намыленную. На ней нет ни единого способного защитить от пуль укрытия. Даже затаись мы в снегу где-то на склоне, нам не добежать до цели, не угодив под пули часовых. И полковник, и я были в этом совершенно уверены. Только выводы из собственной уверенности каждый из нас делал разные.

Всё верно: орел с обрезанными крыльями не летает. Но кто сказал, что при этом он разучился думать, царапаться и клеваться? И этого-то Грободел не учел. Сейчас он воевал с Алмазным Мангустом, а не с бывшим пилотом Геннадием Хомяковым. Но именно лейтенант Хомяков, а не Мангуст, определил наметанным глазом, куда приземлится вертолет поисковой группы. Именно Хомяков рассчитал скорость и направление ветра, которые повлияют на то, как пилот-чистильщик сориентирует свою машину относительно посадочной площадки. И это память Хомякова хранила информацию о том, сколько времени потребуется для того, чтобы запустить двигатели Ми-ТПС и поднять его в воздух. От Мангуста же мне были нужны лишь его ловкие руки, быстрые ноги и мгновенная реакция, ибо без них нереально воплотить хомяковские теории на практике.

Я и Жорик могли обмануть часовых одним-единственным способом: спрятаться там, куда они со своими тепловизорами не станут заглядывать. То есть внутри охраняемого ими периметра, аккурат под днищем приземлившегося Ми-ТПС. Ну а как нам зарыться в сугроб, не угодив затем под вертолетное шасси, являлось уже моей заботой. Скальная верхушка позволяла совершить посадку лишь по центру площадки. Куда при этом будет направлен нос винтокрылой машины, мне подсказал ветер. А следы, которые я и Дюймовый оставили на снегу, были заметены бураном и потоком воздуха, бьющего из-под винтов снижающегося вертолета.

Все было рассчитано крайне педантично. И когда бойцы Хрякова рассредоточивались вокруг зоны высадки, мы с напарником, засыпанные снегом, лежали буквально в нескольких шагах от них. И, клацая зубами от холода, дожидались благоприятного момента для реализации наших захватнических планов.

— Не вздумай геройствовать! — шепотом наказал я Черному Джорджу, глядя вслед удаляющемуся за группой Грободелу. Всё тепло, которое я накопил у костра, улетучилось из меня в сугробе практически мгновенно. И я волновался, как бы вновь сковавший мне тело холод не отразился на моем проворстве. — Делай всё в точности, как договорились, и без самодеятельности! Второй попытки у нас не будет!

— Понятно, о чем разговор? — прошептал мне в ответ на ухо Жорик, чей утепленный комбинезон не позволял ему продрогнуть так быстро. — Да разве я вас, Геннадий Валерьич, когда-нибудь подводил?

— А кто вместо того, чтобы прикрывать меня тогда, у Обочины, позволил какой-то питерской пигалице взять себя в плен? — напомнил я о неприятности, в которую Черного Джорджа угораздило вляпаться осенью прошлого года.

— Э-э-э… но это ж вроде бы шутка была, разве нет? — смутился пристыженный недотепа.

— Это вы с Динарой в тот день на пару в игры играли да шутки шутили, — уточнил я. — А когда Ипат мне в это время голову отрезал, нам с ним вовсе не до шуток было.

— Но ведь не отрезал же, — резонно заметил Дюймовый. — Вон она, ваша голова, никуда не делась, на своем законном месте торчит. Так что незачем, Геннадий Валерьич, обвинять меня в том, чего не случилось. Вот когда я на самом деле подведу вас, тогда и станете мне выговаривать, а сейчас…

— А сейчас, Черный Джордж, заканчиваем трепать языками и переходим к работе, — отрезал я. Хряков только что скрылся с наших глаз, направившись вниз по склону к подножию скалы. И теперь, когда на площадке остались лишь пилот и часовые, у нас — новоявленных воздушных пиратов, — была на счету каждая секунда. — Ты готов?.. Хорошо. Приступаем на счет «три»! Один… два… три! Пошел!..

Держа под наблюдением склоны, каждый из часовых прохаживался взад-вперед возле своего вертолетного борта. Пилоту не было нужды торчать на морозе. Он находился в кабине, готовый запустить двигатели и открыть десантный люк сразу, как только на пульт поступит такой приказ. В данный момент люк этот был задраен, дабы не выстуживать понапрасну десантный отсек. Замки на боковых дверях открывались вручную, и как минимум один из них не был заблокирован. После отправки поисковой группы пилот высовывался наружу и о чем-то переговаривался с часовыми. Потом он захлопнул дверь, но характерного лязга сработавшего блокиратора я не расслышал, и это меня обнадежило. А также заставило внести коррективы в нашу стратегию и провести разбор целей.

Черному Джорджу достался противник, охраняющий тот борт, где дверь не была заперта. Такой расклад сил должен был сэкономить мне драгоценное время. Выкатившись одновременно с разных сторон из-под днища вертолета, далее мы с напарником действовали уже каждый сам по себе. Я, естественно, проявил большую расторопность, хотя и продрог как собака. И оттого был неимоверно зол. Впрочем, злость лишь подстегивала меня и была мне сейчас не врагом, а первейшим союзником.

Опять пришлось переквалифицироваться в неандертальца и браться за камень. Только на сей раз без смертоубийства — незачем усугублять грядущий гнев Хрякова гибелью его бойцов. Прыгнув на часового сзади, я повалил его спиной в снег и, сорвав с него шлем, заехал жертве булыжником по лбу. Повторного удара не потребовалось. Как и в случае с зомбированным Жориком, этому парню также повезло сразу же отключиться и избавить себя от лишних шишек и кровоподтеков.

А я, не мешкая и не выпуская камень, перекатился под брюхом Ми-ТПС к другому борту. Туда, где Дюймовый уже добросовестно исполнял мой наставнический наказ действовать осторожно и не лезть на рожон.

Надо признать, на сей раз Георгий Осипович проявил себя молодцом. Больше всего я опасался, что вместе с адреналином в нем взыграет героизм, и он ввяжется в рукопашную схватку с чистильщиком. Что, естественно, делало бы Черному Джорджу честь, вот только время для такого героизма было откровенно неподходящее. Хорошо, что Жорик тоже это осознавал и не стал нарушать данное мне обещание.

Вместо драки, успех в которой ему однозначно не светил, он поступил менее рискованно и намного проще. Также набросившись на часового сзади, неуклюжий увалень не стал, однако, его дубасить, а лишь обхватил противника за шею и повис на нем мешком. Все, что требовалось от напарника, это повалить противника наземь и, сковав тому движения, не дать ему ни выстрелить, ни поднять тревогу. С чем Дюймовый отменно справился, благо фактор внезапности сполна компенсировал его медлительность.

На пару с Черным Джорджем мы обезвредили и второго чистильщика, также оглоушив его булыжником по лбу. После чего, оставив бесчувственных часовых на снегу, немедля бросились к вертолетной двери. Пилот мог в любую секунду заметить пиратов и подать сигнал Грободелу, и потому нам было еще рановато переводить дух.

— Брось это! — крикнул я Дюймовому, выхватившему из рук поверженного чистильщика «карташ». — Для нас их стволы бесполезны. Хряков был бы полный кретин, кабы дал нам такой шанс.

— Автоблокировка? — спросил Жорик, поверив мне на слово и отбросив трофей.

— Она самая, — не оборачиваясь, подтвердил я. — Можешь даже не проверять — я гарантирую…

Люк открылся без проблем, и я ввалился в десантный отсек, намереваясь схватить за горло пилота до того, как он успеет что-либо сообразить. Кабину отделяла от отсека стальная перегородка, дверца на которой была приоткрыта. Но прежде чем я распахнул ее и взял в заложники бывшего собрата по летному ремеслу, мне пришлось на мгновение отвлечься. Оказывается, в вертолете находился еще один человек, и я без промедления приказал Дюймовому его схватить.

К счастью, этот непредвиденный пассажир не был солдатом, а иначе я, разумеется, не поручил бы заботу о нем Черному Джорджу. Воевать же с менее опасным противником он был вполне горазд. Например, с таким противником, как эта ученая крыса из «Светоча». Именно одна из этих гнусных тварей и попалась нам навстречу, когда мы ворвались в десантный отсек Ми-ТПС.

— Держи его, Жорик! — скомандовал я, указав напарнику на подскочившего от неожиданности «толстолобика». Длинный и тощий, он не носил доспехов поверх своей мешковатой зимней униформы и выглядел еще более неуклюже, чем набросившийся на него увалень. Я не успел рассмотреть лицо шарахнувшегося от нас «Светоча», но оно, несомненно, было мне знакомо. Так или иначе, но все здешние исследователи моего феномена хотя бы однажды попадались мне на глаза.

Ладно, хрен с ним, с этим ублюдком — не до него мне сейчас. Пускай пока Дюймовый с ним потолкует. Чем хорош такой напарник, так это тем, что ему не надо напоминать о том, чтобы он не переусердствовал с жестокостью. Черный Джордж был безжалостен к биомехам, но к людям — даже своим заклятым врагам — в силу своего простодушия он кровожадности не питал. Ну, разве что изредка, когда это являлось для него вопросом жизни и смерти.

Как гласит спецназовская мудрость, чем внезапней и нахрапистей штурм, тем больше ошеломлен и меньше сопротивляется противник. Не мой, конечно, это стиль, но бывают ситуации, когда даже мне приходится действовать наглостью и грубой силой.

Стращать пилота угрозами и склонять его к сотрудничеству у меня не было времени. Поэтому я просто вытащил его за шиворот из кресла, швырнул на пол и несколько раз наподдал заложнику ногой по ребрам. Не слишком сильно — вертолетчик был нужен нам живым и здоровым, — а только чтобы он накрепко усвоил, кто теперь здесь босс и чьим приказам нужно беспрекословно подчиняться.

— Разуй уши и слушай внимательно! Дважды повторять не стану! — рявкнул я, отбирая у пилота пистолет вместе с поясом и кобурой. — Знаешь, кто я такой?

— Так точно! Вы — Алмазный Мангуст! — подтвердил съежившийся в ожидании новых побоев пилот, молодой парень, похоже, всего лишь год или два как закончивший лётную учебку.

Еще бы он меня не признал! Даже не имей он понятия, кого ищет в пустоши Грободел, семь намертво вплавленных мне в тело алмазов говорили сами за себя. По ним меня мог запросто опознать любой, кто хотя бы краем уха слышал об Алмазном Мангусте. А в Пятизонье обо мне были наслышаны все до единого, включая и чистильщиков.

— Все верно, — похвалил я догадливого пилота, чья фамилия, судя по табличке на доспехах, была Чуйский, а носимое им звание — лейтенант. — Второй и последний вопрос: кем я был до того, как попал в Пятизонье?

— Говорят, вроде бы тоже военным вертолетчиком, — ответил Чуйский, но без прежней уверенности. Что тоже не удивительно. По Зоне ходило множество легенд о том, в каких войсках я раньше служил. И хоть правдивая среди них все-таки преобладала, кое-кто из сталкеров продолжал упорно ее оспаривать.

— Совершенно правильно говорят, — согласился я и, завершив краткий допрос заложника, перешел к сути нашей проблемы: — А теперь о главном. Твоя задача проста: сейчас ты сядешь за рычаги, взлетишь и доставишь нас к тамбуру! Затем — гуляй на все четыре стороны. Однако, если надумаешь делать глупости, тянуть время или полетишь не туда, помни, с кем имеешь дело. Ты здесь не один, кто умеет управлять вертолетом.

— Зачем тогда я вам вообще нужен? — спросил лейтенант, немного осмелев после того, как смекнул, что побои прекратились.

— Затем, что в моих проклятых руках твоя машина может не дотянуть до тамбура и упасть, — признался я. — Но если ты не оставишь мне выбора, я готов рискнуть. Кто знает наверняка — авось долечу. Но тебе же не хочется разбить свою малышку вот так, по-глупому, верно? Поэтому решай, что для тебя выгоднее. Или свалишь всю вину на идиотов-охранников и спокойно довезешь нас до места, сказав потом, что мы приставили тебе к башке ствол. Или я высажу тебя здесь, целого и невредимого, а завтра тебя возьмут под следствие за то, что ты отдал казенную технику в руки проходимцу, который ее разбил. Ну так что?

— Что-что? Вы же бывший пилот и отлично понимаете, из какого дерьма мне будет проще выпутаться, — разумно заметил Чуйский. — Только вот штурман… Железная Леди… она ведь уже отправила на базу сигнал тревоги и не станет выполнять мои приказы, полученные от вас.

— Какая неожиданность — сигнал тревоги! — хмыкнул я. — А разве вам запрещено в экстренных обстоятельствах посылать этих электронных стерв на хрен и переходить на ручное управление?

— Да нет, не запрещено… Но ручное управление… Ночью… В такую пургу…

— Ну так проваливай из вертолета, сопляк! — Секунды тикали, и я начинал нервничать. — Сам справлюсь! Хотел уважить тебя, как пилот пилота, а ты кобенишься!

— Нет-нет, вы меня неправильно поняли! — замотал головой заложник. — Я ж не отказываюсь! Мне не себя и не вас — мне машину жалко… Ладно, черт с вами — летим! Как скажете: на ручном, значит, на ручном!

— Вот это другой разговор, — смягчился я и, рывком поставив Чуйского на ноги, усадил его обратно в пилотское кресло. — Заводи мотор, Покрышкин! И помни: я с тебя глаз не спускаю! Нажмешь не на тот сенсор или дернешь не за тот рычаг, и я вмиг перестану быть благородным пиратом… Кстати, о благородстве. У тебя тут случаем не найдется лишнего комбеза с парой ботинок или хотя бы теплых штанов? Сам видишь, в каком непотребном виде меня Хряков на прогулки выпускает.

— Пошарьте в аварийной капсуле, — ответил пилот, махнув не глядя рукой в сторону десантного отсека. — Сам лично в ноябре зимние комплекты взамен летних туда упаковал. Там, если что, и кое-какая жратва найдется.

— И оружие! — добавил я, вспомнив, что обычно входило в аварийную капсулу моего Ка-85. Только в одноместной «Пустельге» стандартный пилотский набор для выживания присутствовал в единственном экземпляре. Здесь же, в десантном вертолете, такая капсула наверняка вмещала в себя всяческого добра как минимум на отделение солдат.

Чуйский кивнул, подтвердив мою правоту, после чего включил зажигание и приступил к дежурным предполетным манипуляциям. А также к отстранению от обязанностей своего электронного штурмана. Лейтенант не блефовал: бортовой искусственный интеллект действительно известил базу о захвате нами Ми-ТПС. И теперь диспетчер мог приказать Железной Леди заблокировать вертолетное управление и не дать нам взлететь. Однако каждый пилот получал перед вылетом специальный код, позволяющий в крайних случаях отключить виртуального штурмана и летать по старинке. Так, как наш брат-вертолетчик делал это в прошлом веке и в начале нынешнего.

Я еще не забыл все эти пилотские премудрости. И Чуйский знал, что я о них помню, поэтому даже не пытался запудрить мне мозги. Код отмены всегда вводился вручную с приборной панели, так что переход на ручное управление я также мог легко проконтролировать.

— Черный Джордж! — окликнул я напарника. Судя по отсутствию в отсеке возни и криков, «толстолобик» и не думал оказывать нам сопротивление. — Веди сюда этого типа! А потом вытащи из-под сидений оранжевый контейнер и открой его!

Вошедший в роль грозного пирата Жорик доставил ко мне второго заложника, подгоняя его угрозами и тычками в спину. Стоя в дверях кабины, дабы не выпускать из виду пилота, я приказал «Светочу» сесть рядом со мной в кресло и пристегнуться ремнями безопасности. Всмотревшись в его испуганное лицо, я, вопреки ожиданиям, его не узнал. Долговязый, остроносый и пучеглазый брюнет лет тридцати. Длинные, до плеч, волосы стянуты эластичной повязкой, к которой прикреплен миникомпьютер «Дока» — универсальный анализатор, которым пользуются многие полевые научные сотрудники. Собирая всю доступную ему информацию об окружающем мире, этот прибор обрабатывает ее и отображает результат на проекционном мониторе-маске, разворачивающемся перед лицом хозяина. Были ли у нашего пленника какие-либо импланты, неизвестно, но их боевыми разновидностями он, кажется, не располагал. Да и к чему они человеку, который летает по Пятизонью под охраной подразделения чистильщиков?

— Кто ты? — осведомился я, когда «Светоч», разобравшись с ремнями безопасности, сложил трясущиеся руки на коленях и поглядел на меня так, будто я приковал его не к вертолетному сиденью, а к электрическому стулу.

Рот заложника несколько раз подряд открылся и снова закрылся, но оттуда не донеслось ни звука. Я повторил вопрос, однако результат остался неизменным — «толстолобик» все так же молча двигал челюстью и испуганно хлопал глазами. Чуйский тем временем запустил двигатель, и винты Ми-ТПС начали планомерно набирать обороты. Любопытно, какая из двух неприятных новостей — пустая пещера или улетающий вертолет — настигнет Грободела первой? А впрочем, не все ли равно? Он достаточно умен и быстро смекнет, что оба этих факта взаимосвязаны.

— В чем дело, Жорик? — гневно осведомился я у напарника. — Почему мой пленник разговаривает, а твой молчит как рыба? Ты его что, по голове огрел?

— Обижаете, Геннадий Валерьич! — искренне возмутился Дюймовый, вытаскивая в проход между сиденьями аварийную капсулу — пластиковый контейнер величиной с футляр от переносного зенитно-ракетного комплекса. — Я ж не садист — бить ученых по их самому больному месту! Это у нас с вами крепкие лбы, которым такой массаж бывает иногда даже полезен. А ученые — ребята хлипкие, особенно на голову. Им, говорят, даже щелбаном можно мозги стрясти, не то что оплеухой… Да плюньте вы на него, не тратьте понапрасну время. Этот «ботаник» и мне ни слова не сказал, сколько я его за грудки ни тряс. Наверное, никогда прежде в такое дерьмо не встревал, вот с перепугу язык и проглотил.

— Держитесь! Через минуту взлетаем! — прокричал из кабины пилот, закончив последние приготовления и взявшись за рычаги. — Предупреждаю: будет сильно трясти!

— Давай сюда ящик, а потом садись в кресло и пристегнись, — махнув рукой на онемевшего «ботаника», приказал я Черному Джорджу. Подтащив ко мне капсулу, Жорик без возражений плюхнулся на сиденье, расположенное у другого борта напротив сиденья пленника, и после недолгой возни тоже разобрался с ремнями безопасности. Меня грядущая болтанка не страшила. В бытность мою пилотом я много чего пережил и привык к таким неприятностям, как моряки привыкают к качке. Да и Чуйского нельзя было оставлять без присмотра. Вдруг он покладист только на словах, а не деле ждет не дождется, когда я ослаблю бдительность, и готовится устроить нам подлянку.

Спокойного старта не получилось. Вдобавок перед тем, как Ми-ТПС оторвался от земли, на площадку возвратились чистильщики. Я приказал пилоту не отвечать на запросы Хрякова и включить громкую связь, дабы мне тоже было слышно, о чем говорит полковник. Говорил, или, точнее, орал он, не умолкая. Угрозы, которыми Грободел взялся стращать нас после того, как понял, что мы его игнорируем, звучали предельно искренне. Ни у меня, ни, надо думать, у Чуйского не возникло сомнений в том, что, сумей Хряков до нас добраться, он живо осуществил бы на деле все обещанные нам членовредительства. Пока же ему удалось исполнить лишь одну угрозу. И едва вертолет, качнувшись, взметнул винтами с земли тучи снега и взлетел, как по его броне градом замолотили автоматные очереди.

Жорик, «толстолобик» и пилот, которому, похоже, еще не доводилось летать под обстрелом, задергались и начали суматошно озираться, ища пробоины. И если пассажиров грохот пуль по броне только нервировал, то беспокойство Чуйского напрямую влияло на то, как уверенно он удерживал машину в воздухе. Именно это обстоятельство, а не открытый по нам огонь как таковой представляло для нас сейчас наибольшую опасность.

Я тоже поначалу инстинктивно вздрогнул и втянул голову в плечи. Но тут же взял себя в руки и прекратил понапрасну паниковать. Хряков явно не подозревал, что сегодня ему придется сбивать собственный вертолет, и оснастил свою группу лишь легким стрелковым оружием. Что и подтвердило отсутствие в корпусе Ми-ТПС дырок от пуль. К счастью для нас, вскоре это понял и пилот. Едва я собрался прикрикнуть на него, дабы он не дергался и сосредоточился на управлении, как лейтенант, обматерив Грободела последними словами, без моих подсказок налег на рычаги. И через несколько секунд выровнял машину, не дав ей свалиться в крен, куда ее потянуло сразу после взлета.

Я же продолжал стоять в дверях кабины, широко расставив ноги, и, морщась, слушал грохот пуль по обшивке. Который, несмотря ни на что, звучал у меня в ушах если не победной симфонией, то как минимум прелюдией к ней. С каждым мгновением мы улетали все дальше и дальше от Грободела — чем не повод для праздника? И пускай перед нами раскинулась сплошная неизвестность, меня окрыляла одна лишь мысль об обретенной свободе. Оттого, даже находясь высоко над землей в болтающемся на ураганном ветру вертолете, я ощущал не страх, а изрядно позабытую мной за последние месяцы радость.

Когда Ми-ТПС набрал скорость и лег на заданный курс — в чем я убедился лично, сверившись с приборами, — болтанка немного унялась, и я наконец-то получил возможность покопаться в аварийной капсуле. Примерное время полета до цели мне известно, любое отклонение от его траектории я учую своими не до конца атрофированными пилотскими инстинктами, так что теперь нет нужды маячить у Чуйского над душой. Пора подготовиться к возвращению из стерильного научного полигона в дикое Пятизонье, разгуливать по которому в одних трусах и кедах я не рискнул бы ни летом, ни тем паче зимой.

Понятия не имею, кто придумал снабжать военные вертолеты аварийными капсулами, но носитель этой светлой головы заслуживает того, чтобы ему поставили памятник. Выбрав себе из нескольких комплектов одежды и обуви подходящие по размеру зимний пилотский комбинезон и ботинки, я оценил критическим взглядом обмундирование Черного Джорджа и решил, что оно вполне сносное и в замене не нуждается. Надеваемые под доспехи пехотные армейские комбезы — и зимние, и летние, — прочнее и удобнее пилотских. И попади к нам в плен не ученая крыса, а чистильщик, чья комплекция была бы соразмерна с моей, я без зазрения совести отобрал бы у него одежду, а из капсулы взял бы лишь походный ранец и оружие. Вернее, два ранца и две пушки, поскольку Жорику также нужно было чем-то питаться и отстреливаться от врагов.

Кстати, об оружии. Помимо стандартных импульсных пистолетов «Страйк» и плазменных гранат в капсуле также имелись три крупнокалиберных помповых карабина «Ультимар» — пятизарядных, короткоствольных и лишенных приклада ради пущей компактности. Плюс к ним несколько разновидностей патронов: жакан, картечь и сигнальные.

Зачем, спросите вы, стоило пихать в контейнер это допотопное барахло? Неужели нельзя было ограничиться обычными миниатюрными ракетницами?

Все очень просто. «Страйк», бесспорно, штука хорошая и опередит тридцатилетней давности «Ультимар» по всем пунктам. Но если ваш вертолет вдруг совершит экстренную посадку, угодив в электромагнитную ловушку — а в Пятизонье подобные аномалии не редкость, — проку от импульсного оружия уже не будет. Его батареи разрядятся, и «Страйки» попросту выйдут из строя. Зато пороховым «старичкам» такие неприятности нипочем. Имея при себе «Ультимар», вы всегда сможете дать отпор некрупным биомехам и продержаться до подхода спасателей.

Ну и, само собой, такое примитивное оружие идеально подходит для меня. Не обладая электронной начинкой, оно может работать в моих руках вплоть до своего полного естественного износа.

Аккумуляторы «Страйков» в аварийной капсуле Чуйского были заряжены и исправны. А предохранители пистолетов не имели строгой привязки к конкретному владельцу, как «Карташи» ищущих нас чистильщиков. Придвинув контейнер к Жорику, я велел ему тоже выбрать себе ранец и вооружиться, а сам взял первый подвернувшийся под руку «Ультимар» и три патронташа — столько, сколькими мог опоясаться, дабы они не стесняли движений. Патроны в каждом из них были расфасованы в необходимых пропорциях: несколько сигнальных, примерно четверть — пулевых, а остальные — наиболее подходящая для борьбы с биомехами картечь. Последние также были загодя заряжены в подствольные магазины ружей. На случай, если перед подачей сигнала бедствия экипажу и пассажирам придется отбиваться от примчавшихся к месту аварии хищников.

Дюймовый с деловым видом обвешался гранатами и «Страйками». Затем проверил, быстро ли последние выхватываются из кобур, чем заставил нервно икнуть сидящего напротив него заложника. После чего, довольный результатом, авторитетно покивал головой и начал рассовывать по карманам пистолетные аккумуляторы и магазины.

Переодевшись, переобувшись, опоясавшись патронташами и нацепив ранец, я вновь глянул через плечо пилота на мониторы. До точки предполагаемой посадки оставалось еще пять минут полета. Взмокший от напряжения, летящий вслепую Чуйский беспрерывно утирал со лба пот, но со своей задачей справлялся. Порывы ветра то и дело швыряли Ми-ТПС вправо и влево, а за стеклами кабины не было видно ни зги. Свет бортовых прожекторов утопал в несущейся нам навстречу снежной пелене, как в вате. Но вертолетные локаторы исправно фиксировали все попадающие в их поле зрения значимые объекты, и лейтенант вполне мог произвести все посадочные расчеты без виртуального штурмана.

Но если с посадкой близ Щелкинского тамбура все было более-менее понятно, то с ясностью наших дальнейших планов дела обстояли хуже некуда. Этот вопрос требовал срочного решения, поскольку обсуждать его после посадки, возможно, будет поздно. Входить в гиперпространство, не зная точных координат выхода из него, все равно что с завязанными глазами лазать по отвесным скалам, прыгать с лыжного трамплина или водить гоночный болид. Иными словами, занятие, теоретически не безнадежное, но практически — сущее самоубийство.

Добыть маркер, который требовался Черному Джорджу для телепортации, было легко. Этот миниатюрный навигатор выдавался всем работающим в Пятизонье военным, и у Чуйского с ученым он также наверняка имелся при себе. Проблема состояла в другом — все армейские маркеры отслеживались чистильщиками. Даже уничтожь Дюймовый это устройство сразу по прибытии на место, хватит и одной секунды, чтобы сканеры базирующихся там подразделений Барьерной армии зафиксировали сигнал со встроенного в него маячка. И все бы ничего — мало ли армейцев входит и выходит из тамбура ежедневно? — но не пройдет и получаса, как все чистильщики Пятизонья будут знать о захвате нами вертолета и поднимутся по тревоге, задействовав план «Перехват». И тогда запись сигнала Жорикова маркера сразу будет обнаружена, а вместе с ней — и локация, в которую мы удрали.

Вот почему я завел с напарником разговор о наших дальнейших планах, ничуть не беспокоясь о том, что нас подслушает «толстолобик».

— Первым делом рванем в Чернобыль, — сказал я, передавая Дюймовому ранец, до которого он, пристегнутый ремнями, не мог дотянуться. — На том «проходном дворе» нас будет труднее всего найти. Заодно разведаем, что к чему. Как-никак, мы были оторваны от мира целых три месяца, и история все это время явно не топталась на месте. Ну а когда проведаем обстановку, тогда и решим, в какие края драпать дальше. Возражения есть?

Последний мой вопрос являлся риторическим, и иного ответа, кроме «Никак нет!», я от Черного Джорджа не ожидал. Но, оказывается, у Жорика все-таки были возражения. Да что там: нежданно-негаданно в дважды ушибленной сегодня голове напарника созрел целый план! И, что еще хуже, план этот шел вразрез с предложенной мной стратегией.

— Нельзя мне в Чернобыль, Геннадий Валерьич, — буркнул Жорик, внезапно нахмурившись и потупив взор. — Никак нельзя! Нет, вы, конечно, можете идти, куда собрались, но я туда не пойду.

— То есть как это — не пойдешь? — опешил я.

— Просто мне с вами не по пути, — не поднимая глаз, развел руками Дюймовый, но скрывать причину своего несогласия не стал: — Я тут это… еще кое о чем вспомнил… Про последнюю записку, которую мне Динара передала. И почему я взбесился, когда ту записку прочитал. Эти ублюдки, — он указал пальцем на «толстолобика», — пригрозили Арабеске, что запытают ее и меня до смерти, если она их в одно секретное место не отведет. И Динара согласилась. А что ей еще оставалось делать? Я того вертухая, который у нас почтальоном работал, умолял: передай Арабеске, чтобы она забыла про меня и бежала сразу, как только на свободе окажется, ведь врут чистильщики: нас так и так рано или поздно грохнут. Но вертухай сказал, что я опоздал — Динару три часа назад из камеры забрали и назад больше не приводили. Вот я и осерчал. Так осерчал, что меня пять санитаров насилу сумели успокоить. Арабеска ведь из питерцев, а они, если дают кому-то слово, непременно его сдерживают…

— Да брось, приятель, — отмахнулся я. — Ты плохо знаешь питерских ребят. Это ж те еще проныры. Когда они своим клиентам или друзьям клятвы дают, тогда да: слово питерца — закон. Но если их заставляют клясться, надев им на шею петлю, черта с два они будут соблюдать данные под пыткой обещания. Так что расслабься. Твоя Арабеска давно гуляет на свободе, куда она завсегда удерет и без твоих подсказок.

— В том-то и дело, Геннадий Валерьич, что Динара дала клятву не чистильщикам, — помотал головой Черный Джордж. — Не им, а мне, понимаете? Так и написала в записке: «Клянусь тебе, Джорджик, в том, что непременно заставлю «Светоч» тебя освободить. Пока, правда, не знаю, каким образом, но по пути непременно что-нибудь придумаю. Обо мне же не беспокойся — не впервой, выкручусь…» Так что никуда она не сбежала. Видите: никто меня на волю не отпустил, а значит, Арабеска еще не изобрела способ, как это сделать. Но когда она узнает, что я сбежал из Крыма, ей больше не придется ломать голову над тем, как мне помочь, и она тоже сможет бежать. Только вот как Динара об этом узнает? Вряд ли чистильщики расскажут ей о нашем побеге, верно?

— Хм… Да, тут ты прав: это вряд ли… — Я тоже нахмурился и принялся рассуждать об услышанном вслух: — Если ваш обмен посланиями был подставой со стороны хозяев, то в чем кроется ее смысл? Зачем им посылать фиктивные записки человеку, которого они же превратили в зомбированного смертника? Правильно: незачем. Тупиковый получается план — куда потом уйдет эта информация? Значит, послания тебе действительно отправляла Динара. И то, что она дала тебе клятву, меня ничуть не удивляет. Все-таки тогда, при посадке в Ангар, ты спас Арабеске жизнь, и не в ее принципах забывать о подобных услугах. Однако ты не сказал, в какие края ее угнали чистильщики. То, что не в Чернобыль, я понял. Так куда же?

— В Академгородок, — уныло ответил Жорик. — Именно так было сказано в ее последнем письме. И я сегодня отправляюсь за ней, в Новосибирск. Нельзя мне иначе, поймите! Вы ведь тоже пошли искать Мерлина, наплевав на то, что это может быть смертельно опасно. Вот и я должен любой ценой или спасти Динару, или хотя бы подать ей знак, что мы на свободе и Арабеску у чистильщиков больше ничего не держит. Но вы, конечно, вправе поступать как знаете. В любом случае, я вас пойму и не обижусь. Тем более, это же вы меня в сознание привели и из «Светоча» вытащили.

Молвив это, Дюймовый тяжко вздохнул и уставился на меня вопрошающим взором. В глазах простофили было столько вселенской тоски и обреченности, что, окажись сейчас на моем месте суровый Жориков папаша-миллионер, даже тот, я уверен, усовестился бы и простил непутевого сына, от которого давно отрекся. Вот и мне — человеку, считающему Черного Джорджа своим другом, — было крайне нелегко отказаться помогать ему в деле, с которым он гарантированно не справится. И отговорить от которого Жорика явно не удастся даже под дулом карабина.

Я и не отговаривал и не отказывался. В конце концов, велика ли нам разница, куда уносить ноги: в Чернобыль или Академгородок? И там, и там нас не ожидало ничего хорошего. Разве что не хотелось соваться в самую холодную локацию Пятизонья, не успев толком отогреться от крымских буранов, ну да хрен с ней. Что ни говори, а мерзнуть и подыхать свободным человеком куда приятнее, чем подопытным кроликом живодеров от науки.

— Ладно, уболтал — идем в Новосибирск, — сдался я, отлично понимая, что Дюймовый лукавит, и на самом деле мой отказ огорчил бы его до глубины души. Что и подтвердилось, когда потухшие было глаза напарника вновь засияли, а лицо расплылось в счастливой улыбке.

— Спасибо, Геннадий Валерьич! Я теперь ваш должник по гроб жизни, честное слово! И что бы мы с Динарой только без вас делали? — рассыпался в благодарностях Дюймовый. — Я и не сомневался, что вы меня в беде не бросите! Кто угодно, только не вы!

— Нечему нам пока радоваться, олух! Наши настоящие беды еще и не начинались, — прервал я его преждевременные дифирамбы. — Ты, покоритель Сибири, вообще был хоть раз зимой в Новосибирске?

Сталкер мотнул головой.

— Оно и видно! Если бы был, не радовался, а умывался бы сейчас горючими слезами. Мало ли что там рыцарей Ордена почти не встретишь — иных бед позарез хватает. А мы туда за собой еще целую гроздь своих репьев на хвосте притащим!..

— Мы почти на месте, парни! — предупредил из кабины Чуйский. — Держитесь! Иду на посадку!

Скорость снижающегося Ми-ТПС начала падать, а болтанка, наоборот, возрастать. Я в очередной раз сверился с мониторами и отметил, что пилот без напоминаний догадался, где удобнее всего нас высадить. В данный момент вертолет находился севернее тамбура и был скрыт от Цитадели громадой вращающегося вокруг него смерча. Подлетать к нему вплотную лейтенант благоразумно не стал. Но та пара сотен метров, какую нам с Жориком требовалось пробежать до входа в гиперпространство, не представляла для нас суровое испытание. Видимость ночью в буран на земле была не лучше, чем в воздухе. И проблема эта стояла не только перед нами, но и перед нашими потенциальными преследователями. Мы не могли промахнуться мимо нашей цели — огромного смерча, — даже с закрытыми глазами, а вот врагам выследить нас в кромешном мраке будет чрезвычайно трудно.

— Эй, ученая голова! — обратился я к заерзавшему на сиденье «толстолобику». — Живо давай сюда свой маркер! И не вздумай врать, что его у тебя нет! Пускай мы добрые террористы, но злить нас все равно не советую!

— Не отдам! — внезапно отозвался заложник, чем, признаться, меня огорошил. Ответ этот был откровенно не тот, какой я хотел услышать, и в корне противоречил моей рекомендации не будить во мне зверя. И все же я решил предоставить «ботанику» шанс одуматься:

— А ну-ка повтори, что ты сказал! — потребовал я, грозно нависнув над съежившимся в кресле строптивцем.

— Заберите маркер у пилота! А мой вы не получите, потому что я иду в Академгородок с вами! — дрожащим голосом повторил ученый, вогнав меня в еще большее замешательство. Жорик от столь неожиданного известия дернулся, попытавшись вскочить, но ремни безопасности, про которые он сгоряча запамятовал, удержали его на месте.

— Чего-о-о-о?! — протянул Дюймовый, стиснув кулаки и вперив в пленника негодующий взор. — Куда-куда ты там лыжи навострил?

— С вами! — исполнившись решимости, выкрикнул ему «толстолобик», дрожа не столько от болтанки, сколько от страха. — И если в вас есть хоть капля здравого смысла, вы наверняка со мной согласитесь! Готов поспорить!

— О’кей, продолжай! — кивнул я, жестом велев напарнику прикусить язык. Чутье подсказывало мне: уверенность, с которой говорил этот тип, — верный признак того, что вступать с ним в спор лучше не надо. Как не надо пытаться отобрать у него маркер силой. Куда разумнее будет выслушать заложника — авось и впрямь скажет что дельное. И на все про все у него в запасе имелось лишь три минуты. После чего вертолет приземлится, и времени на болтовню у нас уже не останется.

— Вы не знаете, куда отправилась экспедиция, которую ведет ваша Динара, а я — знаю! — выпалил пленник. Он не хуже нас осознавал, что нужно говорить быстро, кратко и исключительно по существу. — Без меня вам придется их очень долго разыскивать. Могу ручаться!

— А с тобой нам их и подавно не найти, — хмыкнул я. — Как только мы окажемся в Академгородке, ты сразу тайком свяжешься со своими, они нас схватят, а ты получишь благодарность и крупную денежную премию. Именно так следует понимать ересь, которой ты трешь сейчас нам по ушам. Кстати, кто ты такой? И какого черта тебя посадили в этот вертолет? Я помню всех лаборантов, обычно сопровождавших Грободела, но тебя вижу впервые.

— Меня зовут Тиберий! Тиберий Свистунов! — представился «толстолобик». — Я — доктор, работаю в Пятом отделе Центра заместителем начальника лаборатории по… — Свистунов замялся. — По… биохимическим исследованиям.

— Врешь, сволочь! — не поверил я. — С чего вдруг «Светочу» отправлять за мной биохимика? Мой симбионт давно перестал интересовать Пятый отдел!

— А почему вы решили, что я прилетел именно по вашу душу? — возразил Тиберий и, переведя испуганный взгляд на Дюймового, кивнул в его сторону. — Меня послали вон за ним. Или за его останками — как повезет. Просто подопытный субъект номер «шестьдесят шесть»… в смысле э-э-э… ваш друг Георгий являет собой первый в истории Центра случай, когда воздействие на человека сыворотки Хайда оказалось обратимым. На биохимическом уровне реверсирование этого процесса протекает очень быстро. И потому мне поручили взять у Георгия необходимые анализы сразу же, как только это станет возможно.

— Эй! Да я ж тебя, гада, узнал! — вдруг взорвался Жорик. — Это ведь ты — доктор Зеленый Шприц! Вот уж не думал, что когда-нибудь дотянусь до твоей глотки! Ну, падла, держись!

И, остервенело рыча, взялся расстегивать замки на ремнях безопасности. Озверелое лицо «субъекта № 66» красноречиво выдавало его дальнейшие намерения и решимость немедля воплотить их в жизнь.

— Сидеть!!! — рявкнул я на напарника, чья вспышка гнева была, бесспорно, справедливой, но крайне несвоевременной. — Сидеть, я сказал! И ни слова больше, а то!..

Я замахнулся, но не стал отвешивать Черному Джорджу подзатыльник, на который он напрашивался. Чтобы пресечь его порыв, мне хватило и этого окрика. Осаженный сталкер одарил меня свирепым, ненавидящим взором, но проверять, блефую я или нет, не рискнул. Вот и славно! Дружба дружбой, но за столь откровенные глупости я могу без раздумий двинуть по шее даже лучшему другу.

— Да, это я колю подопытным сыворотку Хайда! — подтвердил доктор Зеленый Шприц. — Как видите, я вам не вру! Хотя мог бы начисто все отрицать, сказав, что Георгию это только привиделось! Но ничего не попишешь: таковы сегодня мои служебные обязанности! И за их неисполнение мне грозят крупные неприятности, вплоть до краха моей научной карьеры! Которая и без того давно застопорилась в «Светоче», потому что Пятый отдел — это тупик для настоящего ученого! Болото, которое если тебя засосало, то уже никогда не отпустит. Наоборот, будет тянуть все глубже и глубже, на самое дно.

— А какой цели ты намерен добиться, помогая нам? — полюбопытствовал я. — Неужто карьерного взлета? Что-то не вижу логики.

— Взлета?! — переспросил Тиберий и презрительно скривился. — Ха! Берите выше! Гораздо выше! С вашей помощью я стану по-настоящему великим! И независимым ни от кого! Ну и богатым — это само собой разумеется! Нет-нет, дело вовсе не в ваших алмазах… или, если быть точным, не только в алмазах. Дело в той энергии, которая в них заключена. Я читал протоколы ваших допросов и сделанные на их основе аналитические отчеты. Те семь огромных алмазных глыб, какие вы якобы видели внутри той стальной махины… Жнеца… Вы небось не в курсе, что в их существование у нас мало кто верит? И что ваше заявление о том, на базе чего был сооружен двигатель Жнеца, официально считается фикцией?

— Садимся! — прокричал очередное предупреждение пилот. Вслед за его докладом Ми-ТПС тряхануло так, как ни разу до этого. Я все-таки не устоял на ногах и грохнулся в проход, едва не выронив «Ультимар». Однако самый сильный толчок оказался и самым последним. Не успел я выругаться, как болтанка прекратилась, и вертолет принял устойчивое положение.

— Готово, парни! Долетели в лучшем виде! — отрапортовал лейтенант дрожащим от возбуждения голосом. В котором наряду со страхом звучала и вполне закономерная гордость. Еще бы! Даже на учебном тренажере пилотирование вертолета на ручном управлении в бурю — экзамен не для слабаков. А тут всё взаправду, без поблажек на неопытность, да еще под дулом пистолета! Справился бы я с подобной задачей, когда мне было столько же лет, сколько этому пилоту? Даже не знаю. Но если бы справился, вряд ли моя последующая реакция отличалась бы от реакции Чуйского, который только что укротил бурю.

— Хорошая работа, лейтенант! — похвалил я его, поднимаясь с пола. — Только не задирай нос раньше времени. Помни: тебе еще обратно лететь!.. А теперь, будь другом, передай моему напарнику свой маркер. — И, глянув на Черного Джорджа, спросил: — Ты как? Остыл? Готов ко входу в тамбур? Тогда чего расселся? Собирай манатки, и — в путь!

Все еще дующийся на меня Жорик пробухтел что-то неразборчивое, но протеста не выказал. Поднявшись с сиденья, он взял протянутый пилотом маркер и принялся настраивать его на координаты Новосибирской локации. Свистунов также отстегнул ремни безопасности, но продолжал пока оставаться на месте.

— Так вот я, в отличие от моих недалеких коллег, — вернулся он к прерванной беседе, когда я вновь повернулся к нему, — склонен вам верить. «Светоч» убежден в том, что Жнец двигался за счет одних лишь «Сердец Зверя», соединенных между собой в особый контур. И в том, что ваш феномен никак с этим не связан, что бы вы на сей счет ни твердили. Не веря вам, эти болваны идут по заведомо ошибочному пути и даже не подозревают об этом.

— Но ведь должны были остаться доказательства, — возразил я. — Алмазные нановолокна, которые проникли в Жнеца снизу доверху! Такие же нановолокна, какие соединяют между собой семь энергетических сгустков моего симбионта!

— Нет там никаких волокон, — ответил Тиберий. — Всё облазили, всё проверили — пусто! И, по всем признакам, никогда не было, а значит, вы — тот еще сказочник. Так по крайней мере написано в официальных итогах расследования того дела. Но мы-то с вами точно знаем: и гигантские алмазы, и аномальная энергетическая сеть там были. А потом сплыли. Улетучились. Испарились… Фьють!

И Свистунов, присвистнув — извините за невольный каламбур, — изобразил жест, символизирующий, судя по всему, развеянные по ветру, сгинувшие доказательства моей правоты.

— Ну я-то, допустим, об этом знаю, потому что видел «большого брата» своего симбионта собственными глазами, — заметил я. — Но откуда, скажи на милость, в тебе подобная уверенность? Сам же говоришь: моя версия тех событий признана Центром насквозь лживой и высосанной из пальца.

— Есть один фактор, который все исследователи вашего феномена попросту проигнорировали, — признался Тиберий. — В то время как я склонен считать отметенную ими версию ключом не только к вашему исцелению, но и к дальнейшему постижению и укрощению энергии, которая двигала Жнецом и законсервирована в вас.

— И что это за ключевой фактор? — Я старался сохранять невозмутимость, но чем дольше мы беседовали, тем меньше оставалось от моего напускного равнодушия.

— А не лучше ли нам сначала перебраться в Новосибирск и продолжить разговор в каком-нибудь более безопасном месте?

— Нет! — отрезал я. — Пока ты не убедишь меня в своей полезности, тебе с нами не по пути. — И, покосившись на Жорика, надевающего ранец, добавил: — И если в ближайшие полминуты этого не произойдет, тебе придется вернуться на базу. А надумаешь увязаться за нами самовольно — пристрелю на месте без колебаний.

— Хорошо, — пожал плечами Тиберий. Кажется, мой жесткий ультиматум его отнюдь не смутил. — Полминуты так полминуты. Попробую уложиться, раз так нужно…

— Двадцать пять секунд!

— Ладно-ладно, я все уяснил… Короче, нет в вас никакого симбионта, который вылетел из гиперпространства и вселился в ваше тело. То, что вы и прочие ковыряющие ваши алмазы ученые сочли за аномального паразита, есть всего лишь аллергическая реакция организма на контакт с чужеродной энергией. Поэтому и лечить вашу болезнь надо, как лечат аллергию. То есть терапевтическими, а не хирургическими методами. Никто ведь не вырезает скальпелем у аллергиков сыпь и отеки, верно? Тем не менее всякий, кто берется разгадывать ваш феномен, ставит перед собой одну и ту же задачу: выдрать из вас алмазы и заодно стать богаче на триста миллионов баксов. И эти мясники еще смеют называть себя служителями науки! Тупые бездари с напрочь зашоренными глазами — вот кто они такие!

— И у тебя есть догадка, какое лечение мне необходимо? — спросил я после того, как выругался про себя. Но не от злости, а, напротив, выразив таким образом похвалу нестандартному и оттого интригующему ходу свистуновской мысли. Которая, впрочем, ничего пока не объясняла, а лишь порождала уйму новых вопросов.

— Естественно! — и глазом не моргнув, подтвердил доктор Зеленый Шприц. — Стал бы я пичкать вас своими догадками, будь они абсолютно беспочвенны? Только вот беда — мои полминуты уже истекли.

— Считай, что за правильный ответ тебе накинули призовое время, — смягчился я. — Так уж и быть, давай, договаривай.

— С чего начинается лечение любой аллергии? — поинтересовался Свистунов и, не дожидаясь ответа, сам же пояснил: — Разумеется, с поиска аллергена. А где в Пятизонье найти раздражитель, который может вызвать у вашего организма подобную нетипичную реакцию? Подсказка: реакция эта, как я уже сказал, есть следствие контакта с аномальной энергией из гиперпространства.

— Неужто в Узле?

— Эко лихо вы замахнулись! — усмехнулся Тиберий. — И каким чудом, по-вашему, мы туда попадем? А если вдруг попадем, где гарантия, что нам удастся оттуда выбраться… Нет, господин Хомяков, мое решение этой проблемы выглядит на несколько порядков проще. Интересующие нас источники аномальной энергии присутствуют в ловушках Пятизонья. Отыщем нужную ловушку, проведем нужные замеры и тесты, понаблюдаем за вашей реакцией и подберем правильный курс лечения. Исключительно научным методом. Безо всякой хиромантии, отбеливания чакр и прочих дурацких плясок с бубнами.

— Ловушки?! — в очередной раз удивился я неординарному мышлению этого «толстолобика». Натасканный в свое время Мерлином, я по примеру сталкеров всегда обходил ловушки стороной. И тем паче не предполагал, что они могут как-то помочь в изгнании моего паразита. Или, если придерживаться беспрецедентной версии Свистунова, — в лечении моей аллергии.

— Бьюсь об заклад, прежде вы и не думали искать в ловушках лекарство для себя, — без особых усилий догадался он. — Более того, я уже приблизительно знаю, где обнаружить нужный нам источник энергии. Именно к нему и отправилась экспедиция, которую ведет ваша Арабеска. Только те идиоты, которым она помогает, хотят проверить там свои идиотские теории, а я хочу проверить свою. И не только проверить, но и доказать, что я прав, а они в корне заблуждаются! Потому что я — чертовски гениальный и амбициозный сукин сын! И я достаточно долго прослужил у них на побегушках для того, чтобы понять, насколько я умнее этих безмозглых типов… Ну так что вы решите? Мы идем в Академгородок втроем или дерзнете попытать удачу самостоятельно? Валяйте, я не возражаю. Мне-то что? Мое дело — предложить… Но если завтра вдруг выяснится, что ваша удача сидела сегодня с вами в одном вертолете, а потом по вашей же милости улетела обратно в Центр, пеняйте на себя. Договорились?

— Переобувайся, бери ранец и топай за нами. И советую не отставать, — приказал я, придвинув к Тиберию аварийную капсулу, где еще имелись лишние комплекты для выживания. — К оружию даже не прикасайся!.. А ты, Черный Джордж, не в службу, а в дружбу прихвати-ка еще один «Страйк». Не будем загадывать наперед, но вдруг этот долбанутый гений и впрямь оправдает наше доверие? Ну а не оправдает, пусть тоже пеняет на себя. Нечего было набиваться в друзья к беглым подопытным, чьи задницы еще не зажили от его проклятых уколов!..