Бастард четвёртого мира. Том 1. Случайный авантюрист

Роман Владимирович Зацепин, 2022

Если взглянуть на Мак-Таур с высоты птичьего полета, можно убедиться, что городок этот не больше булавочного ушка. Ничего особенного – точка меж угрюмых степей, гор, топких болот и огромных городов-государств, чье величие веками строилось из войн и хитроумной магии. А дальше – больше. Заброшенные храмы древних демиургов, утерянные тайны исчезнувших народов, пещеры с жуткими тварями и мириады дорог, исхоженных ногами торговцев, наёмных воителей и странствующих чародеев.Нет, тихому Мак-Тауру слишком далеко до чудес прочего мира.Однако не стоит судить о путешествии по первому шагу. Тем более, если герой такого путешествия понятия не имеет, как очутился посреди незнакомого поселения, да ещё и в теле прямоходящей ящерицы или драконоголового, как принято говорить у местных. Едва ли Варанта помышлял о том, какие приключения поджидают его за порогом нового дома. И уж тем паче, вряд ли догадывался, что за роль отведена ему Праотцами в будущем волшебных земель. /Источник изображений – нейросеть/

Глава 1

— Смотри-ка, звездопад, — протянул Тамиор, жадно вглядываясь в черноту ночного неба по-детски изумлёнными и одновременно испуганными глазами.

— Где? — встрепенулся я.

— Да везде! — недовольно буркнул рыцарь, переводя взгляд, нахмурил лоб, затем слегка улыбнулся и уже куда дружелюбнее добавил: — Глаза-то подними.

Я нехотя оторвался от завораживающих плясок костра, оперся на обе руки, запрокинул вверх голову и тут же замер, раскрыв рот и затаив дыхание. Тысячи огоньков пронизывали густую чернеющую темноту, срывались с насиженных мест, оставляя после себя ярко-белые полосы, стремились обогнать друг друга, и через мгновение гасли в прозрачном море тишины над верхушками заснеженных горных шапок. Казалось, будто весь мир: животные, птицы, разумные и даже растения в одночасье смолкли, уняли привычную суету, чтобы в абсолютном безмолвии насладиться зрелищем, когда небосвод наполняется жизнью, делает глубокий вдох и вновь становится неподвижным, ещё некоторое время храня в себе тепло и следы погибших звезд.

— Это… завораживает, — еле шевеля губами, процедил я.

— Да, — вздохнул Тамиор. — Ещё бы понимать, чего ты там бормочешь.

— Красиво, говорю, — произнёс я, выпрямившись и разминая затекшую шею.

Мой спутник, как всегда, широко улыбнулся.

— А ещё это означает, что мы с тобой торчим в этих треклятых горах аж с прошлого года, — заключил он.

— Как это? Не может быть. Всего же несколько дней прошло.

— Да не спеши ты пугаться, храбрый воин. Я пошутил.

Белобородый весело хмыкнул и повалился на спину.

— Такой звездопад случается только в ночь смены лет. И мы с тобой волею судеб оказались достаточно близко к этой загадочной красоте. Надеюсь, успеем вернуться в город до того, как местные стражники опустошат все запасы канрийского эля в нашей любимой харчевне в честь данного события, — закончил он и придвинулся поближе к огню.

— Интересно, как звездочеты назовут этот год? — задумался я.

— Может, годом «жадного барсука»? — предположил Тамиор.

— Почему именно барсука и почему жадного?

— Потому, мой простодушный приятель, что, как раз перед отбытием на охоту, я покупал припасы на рыночной площади и был обсчитан торговцем по имени Пиру ровно на три золотых и три серебряных монеты. Проклятый барсук, — гневно процедил сквозь сжатые зубы бородач. — И ведь в который раз! — возмущенно продолжал он. — Теперь я точу обиду на всех канри. Как вернёмся, пересчитаю пройдохе все ребра, что отыщутся под мохнатой шкурой.

— Прости, дружище, но канри варят лучший эль во всём Тилрадане, — заливисто расхохотался я. — И вряд ли небесных дел мастера оставят себя без выпивки, назвав год в честь «жадного барсука», обидев тем самым каждого из них, а хмелеваров в особенности. Скорее, нас ждёт год «ворчащего скряги» или год «белобородого зануды».

— О боги! Не-е-е-т! Типун тебе на длинный язык. Нет! Только не в ущерб выпивке, — шутливо запричитал мой спутник. — Это я так. Ворчу. Отвожу душу. Но если предыдущее название грозит обернуться столь непоправимыми бедами, то, может, тогда пусть будет год «бездонного выпивохи»?

— Да, можно и так. Или год «бестолкового ловеласа», который не может пропустить ни одной заезжей дамочки.

— Это почему ещё бестолкового? Я, между прочим, в этих делах отлично знаю толк. Много толка. Я, можно сказать, мастер романтического толка…

Бородач на секунду запнулся и задумчиво сдвинул брови.

— Толковый романтический мастер, во как, — гордо выдал он наконец. — В общем, попрошу без наговоров, — картинно скривился Тамиор, однако, не скрывая того, что и сам доволен своими любовными похождениями.

— Тогда пусть будет год «полного кошелька», — хлопнул я пятерней о колено.

— Хм, дельно… Или год «бесконечных заказов охотникам на редких тварей, таким, как мы».

— Ну, слишком уж длинное название. Может, год «нуждающегося алхимика»?

— Думаю, надо заканчивать с идеями, — чуть склонившись и приставив раскрытую ладонь ко рту, шёпотом процедил рыцарь.

— Почему? — повторив те же заговорщические действия, прошептал я в ответ.

— Потому, что имеется у меня подозрение, будто те самые пресловутые чародеи-звездочеты сидят сейчас у себя в мастерских, смотрят на нас сквозь какое-нибудь сокрытое чародейское окошко и тщательно записывают каждую светлую мысль, дабы после больше никогда не ломать голову над названиями.

Некоторое время я обдумывал слова товарища. Затем моя физиономия стала расползаться в широкой улыбке, и несколько мгновений тишины взорвались громким и задорным хохотом обоих путников.

Облокотившись на спину, я отсмеялся, протянул руку к тюкам с добычей, уложенным возле наскоро сработанных из пары жердей и десятка перекладин волокуш, выудил из поклажи мех, заполненный наполовину элем, сделал несколько крупных глотков и перекинул питьё бородатому приятелю. Тот откупорил пробку и немного пригубил ароматного напитка.

— Вот ещё неплохое название, — тихо, как бы опасаясь воображаемых соглядатаев, продолжил воин. — Год «горного клыкаря».

При этих словах Тамиор поднял увесистую связку рогов, покоящуюся поверх упругого тюка из шкуры, и потряс ею перед собой. Да, такое название пришлось бы как раз кстати. Ведь именно оно и привело нас в Капризные горы, а впоследствии даже задержало чуть дольше, чем было намечено.

Мы с приятелем жили тем, что охотились на зверей. Местные и заезжие алхимики часто просили добыть кровь, когти, перья и прочие потроха редких существ, которые служили ценными реагентами для их ремесла. И надо сказать, наша работа была труднее и в разы опаснее, чем, к примеру, простое истребление слишком расплодившихся в ближайших лесах диких кабанов по просьбе городского старосты. Но и оплачивалась она куда более звонкой монетой. Чародеи, маго-инженеры, ядотворных дел мастера и прочий учёный люд не скупились на золото и щедро вознаграждали за выполненные контракты. Потому-то, ровно десять дней назад, мы отправились в неприветливый, впрочем, носящий весьма зычное имя край, чтобы поохотиться на богатых костью и жилами тварей, и поправить тем самым здоровье наших донельзя исхудавших кошельков.

***

Капризные горы поистине являлись территорией недружелюбной. Гигантские извилистые хребты и отвесные массивы соединялись паутиной узеньких троп и редкими, не больше трех десятков шагов в поперечнике, кругляшами пологих проплешин, что сносно служили единственно возможными местами для коротких привалов и полноценного ночлега. Жидкие и скрюченные, как старушечьи пальцы, кустарники не были способны обеспечить путников укрытием от палящего солнца днём, а крайняя малочисленность пригодных для стоянки плато или пещер порой не позволяла дать отдых намозоленным ногам даже после заката. Изменчивая, непредсказуемая погода испытывала на прочность незваных гостей нестерпимым зноем, резко, будто в насмешку, сменяясь грозовыми ливнями, а с наступлением темноты и вовсе оборачиваясь порывами ледяного ветра.

Кроме того, вытесненные далеко к северу от столицы деревеньки доверху полнились слухами и легендами о неких древних кровожадных племенах полуразумных, якобы по сей день обитающих в недрах величественных гор. И если верить всему, о чем судачил местный суеверный люд, становилось ясно, что дикари эти принадлежат не к какому-нибудь гоблинскому или прочему низшему отродью, а происходят прямиком от первых рас, испокон веков населявших земли Зарии, что бы это ни значило.

Описание горного народца менялось от рассказчика к рассказчику и рождало весьма смутное представление о том, кем всё же являлись обитатели Капризных хребтов. Однако же, все источники соглашались в одном: любая встреча с загадочными коротышками сулила верную смерть, потому как, если дикари и выбирались на поверхность, то исключительно за тем, чтобы схватить, непременно сожрать, а то и принести в жертву заплутавших путешественников.

Именно здесь, в суровом и окутанном мрачными историями крае, водились редкие, сродни хилой растительности и неуловимые, точно лучи весеннего заката, горные клыкари. Эти животные жили поодиночке, были крайне осторожны, выносливы и опасны в бою один на один. Внешне напоминали они кабанов, только куда массивнее и гораздо крупнее, почти две четверти роста взрослого человека в холке.

Мощные, подобные эдакому сплетению корней лапы, состоящие сразу из трёх голенных костей. Широкая грудная клетка, затянутая панцирем, надежно скрывающим узлы крепких мускулов и плавно переходящим в спину, а затем и заднюю половину животного. Морда клыкаря здорово походила на кованый стальной клюв с залитыми чёрным цветом глазами, немногим выше которых виднелась, усеянная округлыми наростами лобовая пластина. Тяжелая шея существа так же имела надёжную защиту из рогового кожуха с торчащими вперед, на манер копий, острыми штырями. Считалось, что всем этим нагромождением клыков, рогов и копыт клыкарь способен рыть норы посреди каменистой почвы и пробивать небольшие углубления в скалах, устраивая таким образом логова. Говоря же ещё проще, бронированная кулебяка представляла собой достаточно грозного и смертельно опасного противника, единственным уязвимым местом коего была небольшая область в районе мошонки.

Внутренности подобных зверюг высоко ценились среди разношёрстных знахарей и алхимиков. Самой ценной находкой считались ещё не вылупившиеся особи. Впрочем, такие трофеи приравнивались к добыче бесконечно редкой. Клыкари вели обособленное существование и создавали пары раз в несколько лет, а уж яйца со своим потомством прятали в недрах горного наста так тщательно, что без особого чародейского заклинания найти их становилось вовсе невозможно, даже случайно.

Мы же с Тамиором не страшились ни жутких выдумок, ни открытой схватки. И пришли за кровью, желчью, печенью, а также ещё парочкой ингредиентов, вписанных кривым почерком в измятые границы клочка бумаги, что служил нам как ориентиром, так и полноценным договором о найме. Несколько суток тяжелого похода здорово вымотали нас обоих. И хотя казалось, что всё вокруг настроено против присутствия чужаков, удача не оставляла своих любимчиков. За первую неделю мы выследили и одолели аж девятерых клыкарей из десяти, необходимых для закрытия подряда. А последнюю пару выискивали целых два дня, кружа по одним и тем же тропам.

Охота стала затягиваться. Запасы продовольствия постепенно иссякали, а обратный путь становился всё длиннее. Однако это казалось не самым большим препятствием, ведь мясо добытого зверья было пригодно в пищу, а пресная вода встречалась в скальных ручьях пусть редко, но вполне достаточно для того, чтобы сводить концы с концами. Зато мысль о том, что поголовье клыкарей в этой части гор полностью иссякло, недобрав до нужного количества какую-то малость, тревожила нас пуще прочего. Подобный поворот мог легко повлечь за собой провал сделки. А неисполнение обязательств, в свою очередь, сулило неминуемую потерю репутации среди капризных клиентов. Капризных и без меры взбалмошных — других в нашем деле не существовало.

Нехитрая поклажа из пары связок рогов, потрохов, половины десятка шкур да склянок с кровью, скопившаяся за минувшие дни, не слишком тяготила двух крепких мужчин. Так что было принято решение двигаться дальше. А к исходу третьего полудня поисков, будто в награду за терпение, мы наконец-то наткнулись на зверя. Животное вело себя подозрительно спокойно. Порешив, что медлить незачем, Тамиор аккуратно приблизился на расстояние шагов двадцати и приступил к исполнению своей роли.

О-о-о! Если бы Древние обратили тогда свои благословенные очи под ноги, их ждало бы настоящее представление. Да что там говорить? Не будь клыкари такой редкостью, мы могли бы заработать целое состояние на показе сего поистине интригующего и опасного зрелища.

Задача моего побратима заключалось в простом: разозлить и спровоцировать монстра. А потому рыцарь истошно орал, прыгал на месте, гремел доспехом, размахивая руками, и изо всех сил бряцал копьём по щиту. В довесок он каждый раз придумывал всё более изощрённые ругательства, предназначенные чудищу. Когда же клыкарь приходил в бешенство от подобного незаслуженного отношения и, готовый атаковать, срывался с места, белобородый весом всего тела вгонял основание своей огромной эгиды в землю, наваливался плечом с внутренней стороны, а пику опирал о буше, исполненное глубоким окованным вырезом у края верхней кромки получившейся баррикады.

Морда и шея животного обладала массивной защитно-атакующей конструкцией из совокупности рогов и непробиваемой шкуры. Зверь вполне знал себе цену и обычно не принимал копьё за угрозу. С внушительной скоростью он просто пёр напролом, желая одним махом смести с пути противника и разом решить исход схватки, не понимая, что именно такой реакции ждал от него охотник. В тот самый момент, когда разъяренный монстр оказывался на расстоянии полушага от щита, острие копья с лязгом проходило мимо его головы и попадало прямиком в вогнутую полость костяного кожуха возле глотки, намертво застревая в природной выщерблине одного из многочисленных изгибов панциря.

Таким образом, пика превращалась в жердь, навроде тех, что используют для преодоления глубоких ручьев или разломов на горных тропах. Воину оставалось только удержать оружие в руке и на манер рычага направить его кверху. В итоге клыкарь не успевал ни сообразить, что происходит, ни замедлиться, и продолжал неистово перебирать задними лапами, в то время как вся его передняя часть резко отрывалась от земли и поднималась до тех пор, пока зверь не переворачивал сам себя навзничь.

Далее следовал мой выход. Не мешкая и не дожидаясь, пока противник опомнится, я оказывался рядом и с размаха поражал животное в уязвимое место под брюхом парой острых клинков. Как правило, всё действо занимало меньше минуты. Однако на этот раз нас ожидал скверный сюрприз. И не будь «решительность» доброй сестрой «везения», внезапный гость наверняка расправился бы с нами куда быстрее упомянутого срока.

***

Глухой, свистящий хрип поверженного клыкаря ознаменовал конец очередного боя. Тамиор возился с тушей монстра, отделяя необходимые части и сцеживая густую кровь в алхимические склянки. Работа спорилась. Воин хорошо знал толк в разделке разнообразного зверья, а потому ловко орудовал ножом, попутно заботясь о предстоящем завтраке и примечая наиболее нежные куски мяса для готовки. Я же стоял у края крутого обрыва и завороженно всматривался в дали необъятных красот, простирающихся за северной границей плато.

Густые и невероятно белые облака старательно укрывали лесной массив у подножья. Вдалеке, войной на пылающий солнечный диск, медленно, но уверенно, двигалась армада грозовых туч. Где-то совсем рядом слышался задумчивый крик пустельги. А главное… Главное — небо! Бескрайнее голубое ясное небо будто обволакивало меня, позволяло собой дышать, и в то же время оставалось таким загадочным, недосягаемым.

Этот мир умел удивить. Каждый раз, встречая подобное, я не мог оторвать глаз, становясь на время частью простой, но столь безграничной гармонии, к которой вряд ли когда-нибудь смогу относиться как к должному. Ведь в мире, где я жил раньше, в мире из стекла и бетона небосклон всё чаще затягивал дым и серая неприглядная пелена. Здесь же…

Вдруг тишину разорвал встревоженный рык Тамиора.

— Варанта! Берегись, сзади!

Я резко развернулся на месте и застыл. С юго-восточной тропы, уходившей вперёд за перевал, опустив голову, тяжело дыша и постепенно набирая скорость, на меня надвигался клыкарь поистине исполинских размеров. Он был раза в полтора крупнее всех особей, виденных нами прежде. Его бронированные бока раздувались, словно кузнечный мех, а из пасти доносился глухой угрожающий рокот. Зверь чуял кровь, кровь своей самки, и пришёл на помощь. Теперь же, увидев бездыханное и выпотрошенное тело избранницы, он прибывал в неописуемой ярости.

Песок под его ногами взорвался облаками пыли, и монстр рванул вперёд. В ту же секунду по правую руку от меня заголосило, загремело и загрохотало, заревело на разные голоса и зазвякало — Тамиор пытался отвлечь внимание твари на себя. Клыкарь тут же заметил шумную, более опасную цель, повернул голову и, не сбавляя ходу, начал сворачивать в сторону человека. В два огромных прыжка он оказался на расстоянии локтя от опешившего бородача. Воин суетливо отпрянул, чтобы разорвать дистанцию и попытаться провернуть свой заученный фокус, но лишь успел закрыть щитом туловище и неловко выставить копьё перед собой. Мотнув головой вбок, монстр отбрасил древко, коротко присел и сокрушительным толчком врезался в преградившую путь баррикаду. Оглушительно лязгнуло. Пролетев несколько шагов по воздуху, щитоносец с силой рухнул на землю, покатился кубарем, с хрустом уперся грудью о крупный одинокий валун и, закряхтев, съёжился вокруг камня. Белобородый здоровяк не был юнцом и уж точно не слыл легкомысленным воякой — он знал, что будет дальше.

Превозмогая боль, Тамиор быстро откинулся на спину, вытянул правую руку, ухватился за край лежащего рядом щита и, подтянув стальной панцирь ближе, накрылся, будто одеялом. Сжав кулаки крепко-накрепко, он свернулся калачом под преградой и, согнув ноги в коленях, упёрся стопами в нижнюю её часть.

В это же время клыкарь, чуть медленнее, но тем ещё более грозно, надвигался на поверженного врага. Животное встало на дыбы и обрушилось на противника передними лапами, пытаясь продавить заслон всей своей массой. Мышцы бородача вздулись от напряжения. Он натужно засопел, ослабил ноги и мгновенно выбросил их вверх — сильнейший удар, сходящимся в конус, основанием щита угодил зверю чуть ниже брюха. Монстр взвыл, обмяк и потерял равновесие. Не упуская момента, заревев подобно своему дикому сопернику, Тамиор вжал шею в плечи, насколько позволял доспех, вновь опёрся ступнями и, собрав последние силы, оттолкнул от себя сбитого с толку и замешкавшегося клыкаря, перебросив его через голову вместе с эгидой.

— Варанта, скорее, добей его! — тяжело дыша и теряя контроль над собственным телом, прохрипел он, закашлялся и, опустив голову на землю, безвольно уронил руки.

Четыре укола в брюхо и всё было кончено. Склонившись над измождённым другом, я бегло осмотрел его раны, однако, кроме глубоких царапин на лице и запястьях, не обнаружил ничего смертельного.

— Живой, — удовлетворенно констатировал я.

— Не будь я человеком, давно бы уже распивал могильный эль с предками, — хватаясь за меня и пытаясь усесться ровнее, хмыкнул воин.

— Не будь у тебя крепкого щита и верного приятеля, — усмехнулся я в ответ, — ты бы начал эту пирушку ещё на прошлой охоте.

— Но-но! Не заставляй меня вспоминать все те передряги, когда я спасал твою шкуру, драколобый. К тому же я все равно прав. Нет более живучей твари, чем человек.

— П-ф-ф.

Красноречиво отмахнувшись от рассуждений товарища, я закинул его тяжелую руку себе на плечо, и мы направились разбивать лагерь, ковыляя, прихрамывая и продолжая наш шутливый и извечный спор.

— Ты просто не в себе, — примиряюще заверял я, — всем известно, что мы — броктары — гораздо выносливее любой из разумных рас.

— А ещё гораздо медленнее и туго соображаете, — парировал Тамиор, выговаривая нарочито медленно и по слогам каждое слово.

— Возражаю, — гудел я.

— Не принимается, — куксился бородач.

— Мы больше, а значит, лучше!

— Довольно сомнительный аргумент. Вот мы — люди — живем меньше и в свой срок стараемся достичь всего, что только возможно. Самая дерзкая и процветающая раса вообще-то. Ну, во всяком случае, так говорят летописцы.

— Жить меньше — ещё более сомнительное достоинство, не считаешь?

— Не считаю! Мы лучше и точка.

— Нет, мы.

— Нет, мы.

— Нет…

Так наше путешествие постепенно превратилось из опасного мероприятия в долгожданную дорогу домой. И теперь мы сидели возле костра, примерно в двух днях пути от города, где нас ожидал уют, нетерпеливый заказчик и три увесистых кошеля с золотом в награду за проделанную работу. Допивали остатки эля и наперебой, с детским задором, выдумывали названия смене лет, словно сами торопились поменять любимое наёмническое ремесло на непыльную службу столичных астрологов.