Арон Гирш. Утерянный исток

Роман Владимирович Арефкин, 2017

Придя в себя в больничной палате, Риз вскоре обнаруживает, что он является пациентом частного исследовательского центра, сотрудники которого разработали уникальную методику нейро-хирургического вмешательства, названную «нейросинтез» и позволяющую восстанавливать личность человека, пережившего клиническую смерть. В романе "Утерянный исток" на кону сюжета ставится не тоько жизнь героев, но и их разум.

Пролог

Старый пикап буквально переваливался с ухаба на ухаб, отчего подвеска скрипела и напоминала несмазанные ступицы колёс от телеги, нежели ходовые части автомобиля.

По натянутому над головой брезенту беспрестанно бил дождь и то и дело пространство содрогалось от оглушительных раскатов грома. Ливень шёл уже третий день, и для ненастья не имели значения территориальные границы карликовых государств. В небе, тучи нависали тяжёлыми серыми мешками и несмотря на свою внешнюю неповоротливость, они куда более ловко путешествовали между военными постами и демаркационными линиями.

— Дожди здесь, бывает, льют неделями не переставая. — говорил Чжан-Оу, один из немногих проводников, владеющих более-менее сносным английским — Воды с неба послано много, но индо-китайский костёр по-прежнему тлеет.

Такие иносказательные фразы иногда позволял себе Чжан-Оу, когда путники были вынуждены совершить очередную кратковременную остановку.

Обычно старый Чжан-Оу водил группы из пяти человек минимум. Этими людьми были состоятельные туристы, уже побывавшие во всех доступных уголках мира, но так и не утолившие желания почувствовать себя в качестве «первооткрывателей» Экскурсии по территориям Индокитая были одинаково экстремальными и дорогими, поэтому статус туриста, сумевшего пересечь территории квази-государств, моногородков и автономных территорий, собравшихся на этой спорной территории в южной Азии, позволял в какой-то степени гордиться собой и ощущать наличие в жизни определённой реализованной задачи, которая была под силу далеко не каждому.

Однако на этот раз старик Чжан-Оу согласился стать проводником всего для двух человек, которые совершенно определённо не попадали под категорию «состоятельных туристов» Это были двое мужчин, одному из них, на вид, было около тридцати лет, второму — не более сорока. Путники разительно отличались друг от друга как внешностью, так и характерами, и Чжан-Оу, любивший наблюдать в пути за повадками европейцев, ещё больше удивлялся, наблюдая за этими двумя.

Оба путника были из России. Чжан-Оу, разумеется, знал о такой стране, но его знания, как того и следовало ожидать, ограничивались его оценочными суждениями о территориальной обширности государства и его суровом климате.

Обыкновенно, туристы платили Чжан-Оу за маршрут, охватывающий несколько наиболее примечательных мест, и возвращающийся обратно к границам с Индией, откуда туристы могли путешествовать уже организовано. Но эти двое мужчин заплатили Чжан-Оу лишь за дорогу в один конец, это обстоятельство удивило проводника, но его скудные знания английского не позволяли ему узнать, что путники намерены делать дальше, когда они достигнут города Гелепху. Поэтому, Чжан-Оу надеялся, что с ним рассчитаются сразу же по прибытию к месту назначения, и был приятно удивлён, когда один из мужчин, тот, что был постарше, не очень высокого роста для европейцев, но зато внушительной комплекции, расплатился с проводником заранее, когда до места назначения путников отделял день пути.

Этот мужчина имел массивную грудную клетку, форма которой напоминала бочку, его руки были сильными, массивными и не чурались труда. Мужчина был лысым, волосы попросту отказывались расти на его голове, благодаря чему кожа на макушке то и дело собиралась в складки, которые служили своего рода дополнительной составляющей мимики мужчины, особенно в те моменты, когда между ним и его спутником происходили какие-то важные разговоры. На лице мужчины растительность всё — таки пробивалась, но делала она это с такой неохотой, что спустя долгое время в пути, только светлая щетина покрывала его подбородок.

Вторым путником был молодой человек, стройного телосложения и высокого, по сравнению с товарищем, роста. У него были тёмные волосы, которые теперь немного отросли и стали длиннее, чем молодой человек привык. Этот человек был гораздо менее эмоционален, чем его товарищ и поэтому, во время привалов у костра, в ожидании скудного ежедневного рациона, молодой человек больше слушал, чем говорил.

Чжан-Оу успел понять, что путники направлялись в город Гелепху, который являлся самым крупным городом провинции Сарпанг, южный Бутан. Эта территория граничила с севером Индии, и здесь не было слишком высоких и неприступных гор, как на севере и западе Бутана. Кроме того, путники путешествовали явно нелегально, стараясь оставаться вне внимания официальных властей. Пресечение границы, тем более с закрытым королевством Бутан, это очень непростое дело.

Если бы мужчины решили попытаться проникнуть в Бутан со стороны китайского Тибета, то им пришлось бы иметь дело с пограничной службой КНР, а это гораздо сложнее, чем в случае с более демократичной Индией.

Из того, что путники пытались выяснить у Чжан-Оу, проводнику стало понятно, что в Бутане у двух странных русских есть то-ли знакомые, то-ли просто какие-то люди, в городке под названием Лайя. Но здесь Чжан-Оу, даже при всём своём желании, не мог помочь путникам. Королевство Бутан ревностно охраняло свой статус недоступного края и нелегальное присутствие на его территории грозило самыми суровыми последствиями. Даже богатые туристы могли позволить себе пребывание в Бутане лишь в составе организованных экскурсионных групп, с уплатой ежедневного сбора за пребывания на территории королевства.

Эти же двое, одного из которых звали Риз, другого Гвидо, намеривались пересечь центральную часть королевства, от его южной границы до северо-западного предела. На их пути лежали множество крупных городов, вокруг которых располагались ещё больше мелких деревень. Всё это сводило на нет их надежды на незаметное, тайное путешествие по стране, в которой каждая единица механического транспорта была под учётом, как и расчёт отпускаемого топлива. Королевство Бутан было самым счастливым местом для жизни в южной Азии, но только для тех, кому повезло родиться в этом королевстве и получить статус подданного.

В силу всех этих причин, как и сомнительного характера задумки двух загадочных путников, Чжан-Оу вежливо отказался от любого возможного вознаграждения, как и от перспективы провести путников от Гелепху до Лайя.

Во время их последнего стойбища в пути, когда индийский пограничный пост был уже позади, Чжан-Оу сумел таки подобрать нужные слова и выставить их в таком порядке, чтобы Риз, мужчина с которым он всё время общался, понял интересующий проводника вопрос. Куда путники собирались после прохождения Лайя?

Риз, прежде чем ответить проводнику на этот вопрос, какое-то время обсуждал со своим товарищем, насколько это разумно, раскрывать такие сведения. В конце концов, Риз сказал Чжан-Оу, что в Лайя есть несколько человек, которые знают дорогу от деревни до прохода между тремя вершинами. Речь шла о трёх горах на северо-западной границе Бутана — Джомолхари, Джу-Джанг и Массанг-Джанг. По мнению Риза, а проводник видел, что уверенность молодого человека зиждилась не на голом энтузиазме, искомые им люди уже ходили этой тропой и помогали другим европейцам пройти.

Чжан-Оу не сомневался в проводниках из деревни Лайя, в конце-концов, он сам ни разу не был в тех местах и предпочитал думать, что тамошние проводники ни чуть не хуже его самого. Однако, он знал, что за названными Ризом горами находится уже совсем другая территория, неподвластная королевству Бутан, независимая от китайского Тибета и существующая на правах полнейшей автономии. Карликовое государство называлось Бурпа, и бывалый Чжан-Оу не согласился бы за все деньги мира пересечь границы тамошних владений. Но проводник понял, что его опасения совершенно не интересовали путников, мужчины имели своё собственное мнение и цели, посему, Чжан-Оу предпочёл позволить неведению путников защитить их если не от неминуемой гибели, то хотя-бы от преждевременных мук волнений и тревог.

Перед въездом в Гелепху, Чжан-Оу остановился в постоялом дворе крошечной деревни на отшибе провинции Сарпанг. Путники не имели ничего против, чтобы переночевать не в кунге пикапа, а в более-менее привычных условиях. После делительного путешествия, Риз и Гвидо полностью пересмотрели свои прежние взгляды на систему ранжирования гостиниц. Теперь, если бы они были на то уполномочены, то они бы присуждали по пять звёзд каждому постоялому двору, который мог предложить своим посетителям чистую постель и крышу над головой, способную защитить от дождя. Постоялый двор на границе с Сарпанг заслуживал половину звезды, кроватей здесь не было, и спать предлагалось на импровизированных лежаках, сделанных из подручного материла. Но зато крыша была сработана на совесть и сверху ничего не лилось. Такая комната-номер была одной из всего двух номеров в небольшом глиняном здании, вторая комната была занята какой-то беременной женщиной, из местных, над которой постоянно кружили какие-то другие, уже старые женщины, очевидно местный вариант повитух.

Чжан-Оу, в виду отсутствия альтернативы, заявил, что будет ночевать в кабине пикапа, но Риз не позволил проводнику коротать ночь в машине, пригласив его переночевать в комнате. Это был уже не первый раз за время путешествия, когда Чжан-Оу удивлялся своеобразному радушию своих заказчиков. Обыкновенно клиенты не рассматривали проводника как равного им человека, наравне превозмогающего тяготы и лишения пути. Большинство клиентов относилось к старому проводнику как к необходимой части экипировки или оснащения для путешествия, взятого на прокат.

Риз и Гвидо делились с проводником пищей, если им доводилось перехватить чего вкусного. Чжан-Оу, взамен, раскрывал путникам некоторые свои хитрости, насколько это позволял здравый смысл и языковой барьер.

— Чжан-Оу, — Гвидо, каждый раз, начиная разговор с проводником, с усиленной артикуляцией произносил его имя, пытаясь избежать искажения сложных звуков, поскольку в пути мужчина уже успел усвоить, что тональные языки региона требуют в первую очередь правильной фонетики, а лишь потом, грамматики — я вот всё думал, а спросить стеснялся,…

Ризу, видя, что Гвидо пытался говорить с проводником, приходилось принимать на себя роль переводчика, поскольку Гвидо, в отличии от Чжан-Оу, вообще не владел английским, за исключением нескольких броских фразовых глаголов, выученных по кинофильмам.

–…как ты стал проводником? Зачем и почему? — видимо в последнюю ночь, понимая, что на утро проводник навсегда покинет их, Гвидо решил пооткровенничать — Откуда ты язык знаешь, европейский?

Поняв вопрос, Джан-Оу, растроганный откровенностью своих клиентов, хотел рассказать длинную и интересную историю, но в силу ограниченного словарного запаса и умения составлять только самые простые предложения, старый непалец передал суть своей истории в максимально сжатой форме.

— Его род издавна входил в касту Невари, — преводил Риз то, что пытался всеми силами, с лихим энтузиазмом, объяснить Джан-Оу — это одна из каст в кастовой системе Непала.

Гвидо кивал, давая понять, что идея ему ясна. В конце концов, за время своего длительного пути, и он и Риз, поднатаскались в теоретической социологии региона и могли теперь понимать базовые принципы, на котором строилось общество местных этносов.

— Невари, это такая особенная каста, к которой принадлежат люди, из более низких сословий, выбившиеся в Невари благодаря своим умениям и заслугами перед правителем. По мужской линии, предки Джан-Оу были военными, если я всё правильно понимаю.

— Да здесь сильно не напутаешь! — комментировал Гвидо — У нас та же история, что при «царе-горохе», что при «советах», что сейчас, если родился не в богатой семье, то военная служба единственный социальный лифт.

Риз продолжал переводить то, что говорил Джан-Оу:

— Невари особая каста ещё и потому, что она является мостом или переходом, по которому представители низов, такие как Шерпы, Таманги, Магары и другие, могут добиться статуса Чхетри или Такури.

— Ну-ну, — Гвидо запротестовал в шуточной форме — терминологию можно и опустить, я не думаю, что я запомню хотя бы пару из этих слов.

— Прадед нашего проводника, — излагал Риз уже на свой лад — будучи преданным слугой правителя, в своё время пристал к подпольному движению, которое боролось против экономического и правового доминирования со стороны Британии.

— Ого! — Гвидо посмотрел на старика, который бросал восторженные взгляды то на него, то на Риза — Так твой прадед революционером значит был.

— Его прадед принял участие в попытке свержения колониального администратора в Непале. — пояснил Риз — Но я не могу понять в котором году это было. С числами у него проблемы! Хотя, он говорит, что попытка восстания была неудачной, но спустя какое-то время, страна обрела независимость.

— Ну Непал то стал независимым от Британской короны в тысяча девятьсот двадцать третьем году, — Гвидо демонстрировал, как тщательно он проштудировал краеведческий справочник, который купил ещё в России — стало быть и дед нашего проводника чудил где-то в начале двадцатого века.

Риз оценил логику своего товарища.

— В общем, после провальной попытки восстания, участников повстанческого движения повесили, и лишь немногих помиловали. — пояснил Риз — Но Джан-Оу говорит, что его прадеда, в наказание, лишили статуса Невари и он оказался, как бы за пределом кастовой границы.

Гвидо удивило такое понятие, и он посмотрел на старика, который, без всяких слов, понял, о чём в данный момент думал лысый мужчина.

— Это как неприкасаемые в Индии? — спросил Гвидо у Риза, и тот переадресовал вопрос Джан-Оу.

Старик ответил, что в непальской кастовой системе не было монолитной кастовой группы неприкасаемых, как в Индии, зато были касты, такие как Ками, Дамаи и Сарки, которые по своей сути соответствовали неприкасаемым в Индии.

— Ну так стало быть, — размышлял Гвидо — его деда опустили на самое социальное дно.

Риз ничего не ответил, только несколько раз кивнул.

Видя, что между путниками воцарилось молчание, Джан-Оу словно поспешил развеять чрезмерно мрачные тона своей истории.

— Он говорит, — переводил Риз — что после обретения независимости Непалом, его прадед снискал поддержку у тех людей, что входили в касты Бахуны и Тагадхани, это что-то вроде высшего социального статуса. Из низших каст уже невозможно подняться в вышестоящие касты, но потомкам его прадеда позволили пользоваться некоторыми, социально-значимыми благами, среди которых было образование.

Старик добавил ещё что-то и Гвидо тут же устремил взгляд на Риза, в ожидании перевода.

— Он говорит, что когда он получил образование, он не смог получить работу по профилю, поскольку представители других каст, попросту не желали видеть рядом с собой выходца из Ками. Даже Шерпы не приняли его, и ему пришлось работать самостоятельно, так он стал проводником.

Гвидо молча кивнул, и посмотрел на Джан-Оу исподлобья, ему стало очень жалко старика, хотя тот совершенно не выглядел нуждающимся в его жалости, напротив, старик был полон сил, часто улыбался и казалось, что уныние было ему совершенно неведомо.

— Знаешь, — обратился Гвидо к Ризу, который заваривал чай, настойчиво купая чайный пакетик в кипятке — я вот так думаю, что вся эта их кастовая система, кажущаяся нам такой дикой и нелогичной, на деле мало чем от нашего общества отличается.

Риз задумался, на секунду позабыв про пакетик с чаем, посмотрел на Гвидо и ответил:

— Ну, при более детальном рассмотрении, можно прийти к несколько иному выводу.

— Какому такому выводу? — поинтересовался Гвидо, не сводя взгляда с Джан-Оу, который налил в свой походный котелок кипятка и принялся размешивать в нём какие-то травы.

— При всей причудливости местных обычаев, куда бы мы ни направились, везде будут люди. А люди, — Риз сделал многозначительную паузу, посмотрев перед собой — до недавнего времени были все одинаковы.

Гвидо ничего не ответил. Он поудобнее устроился на лежанке, заменившей ему матрас. Хозяин постоялого двора не поскупился на набитые соломой тюфяки. Вскоре, мужчина заснул. Утомлённый долгой, полной неудобств дорогой, путник легко погружается в сон, которого всегда не хватает.

Риз, допив свой чай, решил последовать примеру Гвидо. Завтра предстояло войти на территорию провинции Сарпанг, и если верить словам Джан-Оу, там, во второй половине дня, можно будет встретить человека, по прозвищу Карнавал, который брал на себя организацию нелегально доставить путников к интересующему их месту.

Риз спросил у Джан-Оу, в котором часу они будут подниматься завтра, ответ не сильно обрадовал Риза, проводник собирался поднимать путников уже через четыре с небольшим часа, на сон времени оставалось мало

К неприятному удивлению, Риз обнаружил, что уже который сутки ему с большим трудом удаётся заснуть, несмотря на сильную усталость. При потухшем свете, даже и в более комфортных условиях, нежели чем на данный момент, Риз начал испытывать проблемы с отхождением ко сну. Ситуацию усугубляло то, что молодой человек не мог позволить себе самообман, он понимал, что это явление каким-либо образом было связано с недавними событиями в его и без того экстраординарной жизни.

Чем больше он размышлял над этим, тем твёрже убеждался в наличии причинно-следственных связей между своей теперешней бессонницей, безжалостно обкрадывающей его при и без того скудном количестве часов, отведённых на отдых, и событиями, в результате которых он теперь оказался на этом своём пути.

В такие минуты, мучительно долгие, кажущиеся часами, Риз как мог, старался заставить себя думать о чём либо другом, но воспоминания уподоблялись заезженной киноплёнке, а память, судя по всему, сделалась на удивление селективной.

Этой ночью, лёжа на циновке, в глиняном сарае именуемым в местных краях постоялым домом, Риз понимал, что он уже давно странствует под чужим небом и звёздами. И возможно лишь одна единственная вещь, заставлявшая его всё это время с такой стойкостью переносить лишения пути, теперь была уже достаточно близко. Как ни странно, но потенциальная близость цели скорее удручала Риза, нежели мотивировала, и об этом он долгое время боялся признаться самому себе, не говоря уже о своём товарище.

Риз лежал на спине, глядя прямо перед собой, туда, где в кромешной тьме скрылся потолок невысокого домика. Риз ожидал сна, но в который раз, вместо сна, приходили воспоминания….

Глава 1

Риз увидел свет, когда свет яркой лампы сумел впервые пробиться своими лучами сквозь тьму, окутывавшую сознание Риза.

Придя в сознании, Риз не сразу смог сориентироваться относительно своего местоположения, и положения в пространстве. Более того, он не мог даже контролировать свои собственные движения. В уши словно вливалась беспорядочная какофония звуков, шумов, отголоски голосов. Глаза не различали достаточно чётких контуров, и всё что он видел, были бесформенные пятна различных оттенков. Во рту Риз ощущал нечто инородное, неорганическое. Руки не слушались, и если Ризу и удавалось управлять ими хоть в какой-то мере — это были беспорядочные движения.

Пребывая в состоянии полнейшей растерянности, неспособным найти никакого рационального способа взаимодействовать с окружающей действительностью, Риз оставался какое-то время недвижим. Вскоре, ещё одна форма восприятия вернулась под его контроль — восприятие звука. Не осознавая перспектив этого сложного механизма, Риз сумел издать нечленораздельный рёв. Именно этот звуковой сигнал и помог Ризу привлечь к себе внимание. В комнате появились ещё какие-то расплывчатые фигуры, которые двигались над Ризом. От них исходили звуки, различить которые Ризу не удавалось. Тем не менее, с появлением этих фигур, молодой человек осознал наличие ещё одного доступного ему анализатора — обоняния. С появлением нескольких фигур, Риз ощутил странные, неестественные запахи, контрастирующий с запахом химикатов, пропитавших окружающее пространство.

Появившиеся фигуры то склонялись над Ризом, то вновь удалялись, всякий раз проделывая какие-то манипуляции. Тем не менее, через несколько мгновений, тьма вновь стала сгущаться, унося ещё уязвимое сознание в спасительную тьму.

Повторное свидание с реальностью случилось уже через двенадцать часов, когда сознание Риза вновь пробралось через тьму к непонятному источнику света, и на этот раз, оно обнаружило, что вокруг него был множество подвижных пятен, которые то приближались совсем близко, загораживая собой всё остальное пространство, то отдалялись. Столкнувшись с непостижимым хаосом ощущений, Ризу уже было не суждено спастись бегством в забвение.

Прошло какое-то время, прежде чем сквозь гомон звуков Риз стал различать человеческую речь. Затем постепенно к нему вернулась способность зрительной идентификации предметов, распознавание людей. Настоящим достижением для молодого человека стал возврат способности к координированному управлению своим телом. Сперва, Риз смог подчинить своему контролю только руки, но вскоре его мозг наладил контроль и над нижними конечностями.

Прошло несколько дней, прежде чем Риз смог самостоятельно удерживать себя на ногах и сделать первые шаги. Ему во всём помогали медицинские сотрудники, однако они же и пугали его как своим поведением, так и самим своим присутствием. Ни один из посещавших его специалистов не разговаривал с ним. Это не было игнорирование, напротив, интерес врачей был велик, и каждый день к пациенту приходили новые специалисты, молодые и пожилые. Все смотрели на него как на нечто диковинное, листали какие то бумаги, и с большим энтузиазмом обсуждали что то. Большинство посетителей всегда оставались за стеклянной дверью палаты Риза, и только одни и те же лица приближались к нему. Среди таких специалистов, безусловно, самым важным был уже не очень молодой мужчина, достаточно высокого роста, худощавого телосложения, несколько сутулый, носивший очки на длинном худом носу. Его непременно сопровождал другой мужчина — молодой, такого же роста, но с тёмными волосами, проницательным взглядом. Этот мужчина, несомненно, был помощником первого, и вместо очков, на лице этот человек носил слегка ехидную улыбку, и казалось, что он не переставал ощущать свою значимость даже в те минуты, когда руководитель исследования говорил, а все остальные молчали.

Помимо помощи Ризу в его повседневных нуждах, специалисты периодически проводили какие-то тесты, забирая у него образцы капиллярной и венозной крови, частицы кожи, образцы волос. Несколько раз пытались проводить заборы со слизистой ротовой полости, однако судя по всему, это не удавалось.

Ризу долго не удавалось справиться с непокорным речевым аппаратом, и даже когда ему в голову приходили сформированные мысли, высказать их не удавалось. Врачи внимательно смотрели на пациента, иногда со снисходительной улыбкой, иногда без всяких эмоций. Медсёстры, как правило, испытывали какую-то неприязнь всякий раз, когда Риз пытался с ними заговорить. Сперва, это обескураживало Риза, затем стало причиной раздражения, но даже малого намёка на такую эмоцию было достаточно, чтобы все специалисты в одно мгновение покидали палату молодого человека, перемещаясь за стеклянную дверь и продолжая наблюдать с обратной стороны, словно в ожидании чего то, что должно было бы случиться, но так и не случалось.

Ночи стали казаться Ризу особенно длинными. Если днём он был буквально окружён вниманием, то ночью всё обстояло по-иному. Компанию Ризу составляли дежурная медсестра за стеклянной дверью, и электронные часы под потолком. В палате молодого человека не было даже окна. Но что было хуже всего, Риз не мог заснуть. Никогда прежде он не испытывал таких проблем со сном. Сколь долго бы он не лежал с закрытыми глазами, сон буквально отказывался приходить к нему. Ночи напролёт Риз ворочался в своей постели, в бесплотных попытках уснуть. Самым удивительным оказалось то, что по утру, молодой человек не испытывал никакой сонливости или дискомфорта связанного с бессонной ночью.

Всё чаще к Ризу стали приходить руководитель исследований и его помощник. Этих двух постоянно сопровождали несколько медицинских сестёр и санитар. Риз уже знал, что мужчину в очках звали Кирилл Генрикович, а его помощника — первого заместителя проекта, звали Максимилиан, но очень часто к нему обращались как Макс.

Иногда эти двое просто беседовали с Ризом. Это существенно помогало пациенту овладевать своим речевым аппаратом. Вскоре, Риз мог уже излагать свои мысли. Иногда исследователи приносили с собой мобильное оборудование и проводили различные испытания. Первым, самым запоминающимся событием для Риза стал день, когда ему разрешили покинуть пределы своей палаты. В сопровождении санитар, молодой человек прибыл в помещение, оборудованное сложной электроникой, там же его ждали Кирилл Генрикович и Максимилиан.

— Вот и наш герой. — приветствовал пациента руководитель исследования, его помощник очень редко разговаривал с Ризом.

В тот день, Риз подвергся ряду исследований, МРТ, КТ и объёмной энцефалографии. Кирилл Генрикович оценивал полученные данные, а Риз получал возможность наблюдать и анализировать эмоции доктора. Кирилл Генрикович был доволен ходом своих работ, о чем постоянно сообщал Максимилиану, и указывал на отдельные фрагменты данных. Максимилиан, как правило, соглашался с руководителем, однако не испытывал того же энтузиазма.

Вскоре, вектор исследований сместился, физиологические исследования сменились когнитивными. Кирилл Генрикович лично занимался с Ризом, помогая ему восстанавливать пласт за пластом, все основные знания, которые некогда были усвоены молодым человеком. Доктор двигался от простого к сложному, и часто оставался очень доволен тем, как эффективно происходило восстановление общей и оперативной памяти, как функционировало мышление. За этими занятиями последовали периодические экзаменами, когда Риз получал задания, которые должен был выполнять самостоятельно, и на этом поприще пациент также преуспел.

Однажды, вернувшись в свою палату после очередной сессии проверок, Риз обнаружил, что ему теперь был доступен компьютер, и как выяснилось позднее — с доступом в интернет. Задачи усложнялись.

С тех пор, как двери палаты Риза уже не закрывались, молодой человек мог свободно перемещаться в пределах исследовательского блока. Однажды, это ему позволило стать свидетелем «разговора за закрытыми дверьми», когда он впервые смог убедиться, что Кирилл Генрикович, вечно невозмутимый и сдержанный, тоже может проявлять живые и бурные эмоции.

— Всё идёт очень неплохо. — говорил Кирилл Генрикович, находясь с кем то в своём кабинете — Я не ожидал таких темпов восстановления когнитивистики. Это означает, что метод работает даже лучше, чем мы того ожидали. Между нейронами восстанавливается связь, но что поражает меня, так это извлечение сохранённой на подкорковых основах информации. Это ведь может означать…

— Мне кажется, Кирилл, ты бежишь впереди паровоза. — прозвучал ответ другого мужчины, и Риз смог узнать голос Максимилиана — Да, объект показывает неплохие результаты, но ты сам вкладываешься в этот процесс на полную. Ты с ним по нескольку часов в день занимаешься, ты не можешь теперь быть уверен, что те сведения которыми объект теперь оперирует, это извлечённая информация, а не вновь-приобретённая, на ваших занятиях, например, ну или из интернета, доступ к которому ты ему предоставил.

— Чушь! — почти выкрикнул Кирилл — Я лишь даю информационный стимул, но знания он обнаруживает самостоятельно, как отклик на стимулы. Интернет, так мы проверяем истории запросов ко всем серверам, все логические адреса, к которым он обращается. Ты же не будешь утверждать, что человек, просматривая новостные ленты, сможет потом с нуля, оперировать фундаментальными знаниями, которые закладываются годами?

— Нет, это разумеется, но мне кажется, ты несколько преувеличиваешь значение.. Я хочу сказать, Кирилл, что твоя личная заинтересованность может привести к неверной интерпретации…

— Не неси ахинею, Макс! — раздался женский голос, который Ризу слышать ещё не доводилось — Кирилл делает всё, чтобы удалось…ну ты понимаешь. Это не означает, что Кирилл голову потерял.

— Я не имел этого в виду. — парировал Максимилиан — Однако именно я здесь психотерапевт, и располагаю кое-какими знаниями относительно реакций человека на те или иные события. Я лишь хочу уберечь Кирилла от самообмана…

— Позаботься лучше о себе, — холодно ответил Кирилл Генрикович — а то мне кажется, у тебя тоже должны быть свои заинтересованности в этом деле.

В ответ на эту реплику, Максимилиан откашлялись, будто подготавливая ответ:

— Я не отрицаю, что участие в проекте является для меня своего рода отправной точкой. Но я, помимо этого обстоятельства, не забываю и о научной этике.

После этой фразы последовало молчание, прервать которое решилась женщина:

— Ладно, ребята, нет же причин вам цапаться. Всё идёт же нормально, Кирилл, когда можно ожидать…

— Не знаю, — ответил доктор, не дав женщине договорить — это всё-таки первый такой эксперимент, и мы наблюдаем первый опыт.

— Понятно, — ответила женщина — дай мне знать сразу же, как только появятся первые признаки.

Ответа на эту реплику не последовало, но Ризу стало понятно, что Кирилл Генрикович и эта неизвестная женщина ожидают каких-то одинаковых результатов.

В тот день, Риз так и не дождался, пока Кирилл Генрикович останется наедине. Вернувшись в свою палату, молодой человек запустил браузер и впервые за все предшествующие дни, что ему было дозволено пользоваться интернетом, он удалил историю запросов, взяв за правило поступать так отныне после каждого сеанса.

Этой ночью Ризу впервые снился сон. Во сне он переживал какие-то, совершенно непонятные ему моменты жизни, явно ему не принадлежавшей. Незнакомые люди, незнакомая местность. Летательные аппараты, способные совершать вертикальный взлёт за счёт винтовых механизмов, называемые вертолётами. На одном из таких аппаратов, в сопровождении незнакомых людей, Риз мчался над бескрайними зелёными массивами, которые оказывались плотными лиственными лесами. В следующих сценах сна, Риз видел как он и окружающие его люди спускаются по специальному тросу на землю. Куда-то бегут, что-то тащат. Риз ощущал еле различимые отголоски забытых чувств. Утраченный во сне счёт времени не позволял Ризу прийти к выводу, видит ли он отдельную сцену, или же это размытый коллаж из множества отрывков. Сон оборвался внезапно, когда Риза буквально растрясла чья-то рука, дотянувшаяся до него из реальности. Сумев наконец раскрыть глаза и отразить, где остался сон, а что было явью, Риз увидел стоявшего над ним Кирилла Генриковича.

— Риз, давай вставай. Нам нужно кое с кем увидеться, так что…

Садясь в постели, Риз сказал:

— Увидеться? Ночью?

— Уже утро, и совсем не раннее. — ответил доктор, указав на настенные часы.

На электронном табло высвечивалось без пяти минут десять часов.

— Понятно, — отозвался Риз, покидая койку.

— Ты хорошо спал? — спросил доктор.

— Ну, если не считать моих снов, — отвечал Риз — когда видишь сон и потом так тяжело просыпаться, даже не понимаешь, сколько времени на самом деле прошло.

— Ты видел сон? — поинтересовался Кирилл Генрикович.

— Да. — ответил Риз — Впервые за последнее время я увидел сон.

— О чём он был, твой сон?

И Риз, вкратце, пересказал доктору увиденный им сон. Кирилл Генрикович нахмурился, сдвинул очки к кончику носа и помассировал переносицу.

— Это всё, что ты видел во сне? — спросил доктор, получив от Риза лишь утвердительный кивок — Ладно. Времени сейчас нет, нам нужно идти.

И они пошли по коридору в комнату, куда Риз ещё не входил. Это был просторный зал, с одним большим овальным столом посередине, и с прямоугольным столом, значительно меньшего размера, на противоположной стороне.

За овальным столом сидели люди, всего шесть человек, перед некоторыми из них лежали какие-то бумаги, некоторые расположили перед собой различные устройства, такие как планшеты с клавиатурами, электронные диктофоны. Два человека, с видеокамерами в руках, стояли поодаль от собравшихся и снимали происходящее на видео.

Кирилл Генрикович провёл Риза за прямоугольный стол, усадил его и сам сел рядом. Спустя несколько минут, кто-то из собравшихся неуверенно сказал:

— Ну, всё готово, давайте начинать.

Это была своего рода пресс-конференция, люди за овальным столом имели в той или иной степени отношение к науке. Лишь двое из присутствующих были журналистами. Речь шла о чём-то таком, что Ризу не удавалось понять. С самого начала, молодой человек вообще не понимал суть происходящего, лишь после того как прозвучали несколько вопросов, он понял, что именно он находится в центре внимания собравшихся. Но люди интересовались им в особом ключе, адресуя все вопросы не ему самому, а Кириллу Генриковичу, который, в свою очередь, и отвечал на все вопросы, многие из которых касались напрямую Риза.

— Как ваш пациент чувствует себя? Он уже сумел адаптироваться?

— Как вы сами можете это видеть, мой пациент успешно преодолел самый сложный, постоперационный период, и теперь он ориентируется ни чуть не хуже нас с вами. — отвечал доктор.

— Скажите, вы ведёте подробный мониторинг наиболее значимых нейро-биологических показателей?

— Разумеется. Следует сказать, что на начальном этапе мы вели общий мониторинг, чтобы быть уверенными, что все системы функционируют надлежащим образом. — отвечал Кирилл Генрикович — Впоследствии, когда мы убедились, что физиологическая составляющая пациента не вызывает подозрений, мы сконцентрировали наше внимание на активности мозга. И я могу сказать, что на сегодняшний день, на этом направлении пациент также демонстрирует превосходные показатели.

— Возможно, самый важный вопрос, — не унимался один из журналистов, чувствуя активную поддержку присутствующих — как обстоят дела с когнитивной функцией пациента?

На этот раз, прежде чем дать незамедлительны ответ, Кирилл Генрикович повернулся к Ризу и посмотрел н а него.

— Ты не будешь против, — спросил доктор — если они зададут тебе несколько вопросов?

Риз пожал плечами, давая понять, что не возражает. Собравшиеся сперва зашептались, затем затихли, и уже другой человек — седовласый мужчина, встал со своего места и задал вопрос:

— Молодой человек, скажите пожалуйста, как вы вообще находите пребывание в исследовательском центре?

Ризу вовсе не понадобилось много времени, чтобы ответить:

— Ну, за исключением ограниченного пространства, которое начинает мне надоедать, меня всё устраивает.

Несмотря на то, что ответ не содержал никакой конкретики, люди за столом опять зашептались. Ризу показалось, что такое их поведение носит весьма раздражающий характер. Собравшиеся явно удивились, что молодой человек мог связно говорить, очевидно, по их представлению, он должен был не сильно отличаться от подопытного шимпанзе.

— Как вы сами считаете, — продолжал задавать вопросы мужчина — вы уже готовы покинуть стены вашей палаты?

— Ну, у меня здесь централизованное отопление в палате, — отвечал Риз, сознательно придавая своей интонации серьёзный тон, чтобы предать, таким образом, ироничный оттенок собственным словам. — и кормят меня здесь, пока, бесплатно. Так что торопиться, наверно, незачем.

Сказав это, молодой человек ожидал, что его шутка вызовет хотя бы улыбки у собравшихся, но вместо этого на лицах людей появилось выражение недоумения. Им казалось, будто Риз сказал нечто неуместное или попросту бессмыслицу.

— Простите бога ради, — с заискивающей, притворной улыбкой заговорил один из присутствующих — но какое отношение питание имеет к централизованному отоплению?

Риз смерил ухмыляющегося мужчину ничего не выражающим взглядом, и пояснил:

— Простите, если мои слова вас озадачили, но я, почему то, вспомнил произведение Ярослава Гашека про бравого солдата Швейка в плену, ту его часть, где Швейк был помещён в психиатрическую лечебницу…

Люди расхохотались, хотя было видно невооружённым глазом, что большинство из них смеялись только чтобы замаскировать своё смущение друг перед другом. Мужчина, задававший Ризу вопросы широко улыбался, попеременно переводя взгляд то на Риза, то на Кирилла Генриковича. Молодой человек сам посмотрел на сидящего рядом с ним доктора, который глядел на него задумчивым и удивлённым взглядом.

Ещё несколько вопросов было задано Ризу, но все они носили самый непринуждённый и общий характер. Затем внимания вновь был удостоен Кирилл Генрикович. Когда собрание закончилось, из помещения вышли все собравшиеся люди, каждый из которых подходил к доктору и с чем-то его поздравлял. Наконец, Риз и Кирилл Генрикович остались одни, теперь, когда никого кроме них в помещении не было, из-за воцарившейся тишины можно было слышать гул от потолочных светильников.

— Тебя не утомил этот цирк? — спокойно спросил доктор, наполняя пластиковый стакан холодной водой из кулера.

— Да вроде нет, всё нормально. — ответил Риз, глядя в спину доктору — Я правда не понимаю, с чего всё это.

Доктор выпил содержимое стакана и повернулся к Ризу:

— Ты где вычитал про Швейка?

Риз задумался, затем коротко ответил:

— Да я просто вспомнил.

— Вспомнил?

— Да, знаете, так иногда бывает, поставят какой-нибудь вопрос, или услышишь что-нибудь этакое, и тут-же в памяти словно всплывает…информация что-ли. Как будто знал это когда-то давно, но потом надёжно так позабыл, а теперь…

— Это реакция на стимулы, это понятно. — констатировал Кирилл Генрикович, говоря скорее сам с собой, нежели с Ризом — И как часто у тебя это происходит?

— По разному. — смущённо ответил Риз — Бывает всего раза два за день, а в иной день может очень многое всплыть.

— Можно я задам тебе очень важный и наверное личный вопрос?

Риз удивлённо посмотрел на доктора, затем непринуждённо пожал плечами, давая понять, что ничего против не имеет.

— Риз, скажи пожалуйста, ты знаешь, кто ты такой?

Как только прозвучал этот вопрос, Риз ощутил внезапный позыв ответить, но только череда нечленораздельных, сбивчивых звуков сорвалась с его уст. Он не знал.

— Как ты считаешь, — продолжал Кирилл Генрикович — каким образом ты попал сюда?

И вновь, Риз сумел только покачать головой, ощущая свою беспомощность, потерянность и отстранённость от реального мира.

Риз и Кирилл Генрикович прогуливались по исследовательскому центру и беседовали. И хотя до этого дня Риз был уверен, что уже успел выучить наизусть каждый сантиметр местных коридоров и помещений, из-за разговора, который с ним вёл доктор, молодой человек ощущал, будто всё вокруг отчуждало его и он вполне мог бы заблудиться за очередным поворотом.

— Ты был доставлен в реанимационное отделение токсикологического центра, после того как тебя доставили туда специальным рейсом. Предпосылки этому твоему состоянию мне достоверно не известны. Я пытался выяснить хоть что-то, но похоже в деле было замешено правительство. Информация по тебе даже не закрыта, её наличие попросту отрицается. — тон голоса Кирилла Генриковича звучал так, будто ему было сложно говорить о вещах, которые,по сути, мало его касались.

–Я надеялся, ты сможешь мне рассказать, — продолжал Кирилл Генрикович — что с тобой случилось. Я старался как мог ускорить процессы восстановления твоей памяти. Твои воспоминания, к сожаления, спутаны и не содержат никаких конкретных свдений.

Риз задумался, будто пытаясь что-то вспомнить, но ничего не приходило в голову.

— Я точно не могу вам ничего рассказать об этом, — ответил после короткого раздумья Риз — потому как ничего подобного я не то, что не помню, для меня это вообще внезапное открытие.

Для самого молодого человека, эти события были совершенно чуждыми, будто-бы ему рассказывали о другом человеке.

— Я не знаю, что и сказать, Кирилл Генрикович. — добавил Риз — Я не имею ни малейшего понятия о том, что вы говорите, но мне бы хотелось узнать, что было дальше.

— Дальше? Дальше всё складывалось так, что в отделении интенсивной терапии, куда ты был доставлен, врачи были готовы констатировать клиническую смерть. Ты понимаешь, что это значит?

Риз неуверенно кивнул, но Кирилл Генрикович понял, что этот момент следует прояснить:

— Видишь ли, в клинической медицине мы выделяем два типа смерти — клиническую и биологическую. Клинической смертью называется состояние, при котором у пострадавшего выявляются необходимые признаки, свидетельствующие о отсутствии функционирования головного мозга. Фактически, в состоянии клинической смерти, функционирующими остаются только те системы, которые функционируют автономно, то есть дыхание и кровообращение. Биологическая же смерть, в свою очередь, это состояние полного отсутствия функционирования всех систем. Иными словами, биологическая смерть — состояние необратимое, в то время как смерть клиническая ещё может быть, в некоторых ситуациях, купирована. Вся суть в том, что до тех пор пока сохраняется функционирование систем дыхания и кровообращения, головной мозг не подвергается существенным повреждениям. Здесь ключевым вопросом становится сохранность нейронов, ведь если в перспективе человек выходит из состояния клинической смерти, от сохранности нейронов зависит то, каким он вернётся к жизни.

Риз внимательно следил за объяснениями доктора, периодически кивая, давая понять, что он понимает, о чём идёт речь.

— Ты был под действием какого-то яда, а это, в свою очередь обуславливает травматическое воздействие на нейроны головного мозга. Однако в твоём случае, характер вещества, которое воздействовало на тебя, предотвратило разрушение нейронных связей. Мало кто знает, что утопление в воде, например, температура которой ниже минус семи градусов, хотя и обуславливает асфиксию головного мозга, но в то же самое время низкая температура сохраняет нейроны от повреждения. Это своего рода консервация, наподобие той, что используют крионировании. Однако современным специалистам ещё не доводилось слышать о химическом веществе, которое могло бы оказывать подобный эффект.

Чем ближе Кирилл Генрикович подбирался к сути вопроса, тем сложнее Ризу было понимать его.

— Видишь ли, — продолжал доктор — с одной стороны, это таинственное вещество сохранило твои нейроны головного мозга, защищая их от повреждения, но с другой стороны, пребывание в состоянии клинической смерти приводит к асфиксии других органов и тканей, сохранение которых становится затруднительным, поскольку они не получают достаточного кровообращения и оксигенации. В определённый момент останавливаются сердечные сокращения и вот с этого момента останавливается кровообращение, что травмирует почки, печень, и влечёт биологическую смерть. В случае с утопленниками, даже при своевременном извлечении утопленника из холодной воды, можно, в принципе, восстановить проходимость дыхательных путей и сердечный ритм, но с этого же момента усиливается угроза нейронам головного мозга, поскольку при более высокой температуре окружающей среды, устраняется крио-консервационный эффект. И опять-таки, ни один специалист не мог знать, как поведёт себя твой организм, так как твой случай был уникальным.

— Это были вы, кто решил попробовать спасти меня? — спросил Риз.

По интонации доктора, и по движениям его глаз, Риз понял, что в этой части истории Кирилл Генрикович многого не договаривает.

— У меня были некоторые обстоятельства, позволявшие мне предположить, что мой недавно разработанный метод оперативного вмешательства н головном мозге, смог бы спасти тебя. — Кирилл Генрикович наполнил ещё один пластиковый стакан водой из кулера, который столь подходящим образом оказался за очередным поворотом коридора — Ты был переведён на аппарат искусственной вентиляции и гемодинамики, это специальные устройства…

— Я знаю, для чего они используются. — отозвался Риз — Такие я видел и здесь, это оборудование берёт на себя функции сердца и лёгких.

Доктор кивнул, в очередной раз, отмечая про себя прозорливость и внимательность пациента.

— Собирался консилиум, всякие местные «светилы» высказали самые пессимистичнее прогнозы на твой счёт. Большинство ратовали за то, чтобы отключить тебя от оборудования. В арсенале закостенелых остолопов не было нужного инструментария. Они ссылались на стандарты и рекомендации, утверждая, что ситуация была безвыходная.

Пройдя какое-то расстояние в молчании, Риз спросил?

— А у вас, стало быть, был «метод»?

— Наш центр занимается весьма специфическими исследованиями, которые, к сожалению, помимо прогрессивного подхода, влекут определённый социальный резонанс. — ответил доктор — Я достаточно длительное время уделил исследованию одного перспективного направления вмешательства в структуры головного мозга. Целью моих исследований стала разработка метода использования мозговых тканей донора для формирования новой нейронной базы для лиц, которые находятся в состоянии клинической смерти.

На этот раз Риз уже дал доктору понять, что с этого момента ему становится всё труднее понимать, о чём говорил Кирилл Генрикович.

— Многие пострадавшие, находясь в состоянии клинической смерти, при удачном стечении обстоятельств, переводятся на искусственное жизнеобеспечение, и длительное время могут пребывать в коматозном состоянии. Современные методы диагностики тканей головного мозга позволяют нам анализировать сохранность основных функциональных участков мозга, отвечающих за самое важное — за сознание и личность индивида. Мой метод вмешательства называется нейросинтезом, и подразумевает сепарирование и извлечение этих наиболее важных участков мозговой ткани у пациента, и внедрение их в мозговую ткань, принадлежащею другому индивиду, который выступает в качестве донора.

— Разумеется, — перебил доктора Риз — в качестве донора выступают те, кто не может себе позволить такую процедуру.

Кирилл Генрикович едва заметно улыбнулся, обнаружив у Риза признаки моральной оценки.

— Не совсем так. В качестве источника донорской ткани могут выступать те пациенты, которые пережили гибель тех самых участков ткани, которые отвечают за сознание, личность, за память и опыт. Согласись, даже если бы имелась возможность вывести из состояния комы пациента, мозг которого утратил все эти важнейшие отделы, то насколько это было бы гуманным по отношению к нему самому и его близким? Такой человек едва ли отличался бы от животного, ведь в основе его жизнедеятельности легли бы только безусловные рефлексы и инстинкты. Не кажется ли тебе более разумным, чтобы на той, сохранённой основе, которую теперь представляет мозг такого пациента, мог бы быть восстановлен некогда живший индивид?

Риз задумался, было видно, что вопрос доктора поставил его в тупик.

— Не пытайся дать однозначный ответ. Такового не существует. — наконец сказал Кирилл Генрикович — В этом то и проблема. Люди склоняются к одному или другому ответу, в зависимости от их убеждений. Тем более, изобретённый мною метод явно не вписывается в концепцию современного «опиума для народа»

Риз понимающе кивнул, а затем спросил:

— Я ведь правильно понимаю, что я пережил такое оперативное вмешательство? Этот ваш нейросинтез.

Кирилл Генрикович уклончиво ответил:

— Твой случай особый.

Риз не заметил, как они подошли к его палате. Было очевидно, что прогулка подошла к концу, как и откровенность Кирилла Генриковича.

— Я с недавнего времени стал задумываться над тем, когда бы я мог покинуть ваш исследовательский центр? — спросил Риз.

Кирилл Генрикович, к удивлению пациента, безразлично пожал плечами и ответил:

— У нас здесь не тюрьма. Ограничения, которым ты подвергался, были предприняты для твоего же блага. Теперь, ты можешь покинуть наш центр, когда пожелаешь.

— Действительно? — Риза сильно удивил такой ответ доктора, он явно ожидал другой реакции.

— Единственное, о чем я бы посоветовал тебе побеспокоиться, так это контроль твоего состояния, общего и психологического. — пояснил доктор.

— Психологического? Вы полагаете, у мен есть основания для беспокойства?

— Ты пережил очень серьёзное вмешательство на головном мозге, и у всего, что теперь с тобой происходит, есть свои далеко идущие последствия.

Сказав это, Кирилл Генрикович осторожно похлопал Риза по плечу, улыбнулся ему, а затем развернулся и покинул палату. Молодой человек остался один.

Остаток дня Риз просидел за компьютером, просматривая в интернете различные источники информации, связанные с наблюдениями за успехами нейробиологии. Риз зашёл на официальный сайт частного исследовательского центра, в котором он сам находился. Данное учреждение было построено на средства частных инвесторов, и в своём составе центр имел два отделения. Одно занималось предоставлением медицинских услуг, концентрируя своё внимание главным образом на терапии инсультов и реабилитационных программах постинсультных состояний. Другой отдел занимался исключительно исследованиями головного мозга. Именно здесь работал Кирилл Генрикович, и на сайте была размещена некоторая информация о докторе.

Кандидат медицинских наук, бывший член РАН и независимого объединения нейрохирургов России. Впоследствии, был исключён из обоих объединений, в связи со своей исследовательской деятельностью.

На отдельной странице была размещена короткая новость о том, что сын главного эксперта исследовательского отдела погиб при неясных обстоятельствах. Молодой человек провёл несколько недель в коме, после чего, из-за невозможности его спасти, было принято решение отключить его от жизнеобеспечения.

В принципе, просмотрев множество новостей и прочитав свыше дюжины статей, Риз не нашёл ничего, что могло бы показаться ему релевантным по отношению к его собственной ситуации.

В конце концов, когда на часах было уже почти за полночь, Риз лёг в постель, чувствуя себя уставшим.

В эту ночь Риз спал крепко, но сон заставлял молодого человека несколько раз подряд просыпаться, пытаясь всякий раз отличить явь от видения, Риз вновь и вновь возвращался к посещающим его образам.

Молодому человеку снилось, будто бы он продирался через заросли разнообразной, не вполне дружелюбной растительности. Шипы, растущие на ветвях многих кустарников, то и дело цеплялись за штаны. Некоторые растения, казалось, обвивали ноги Риза, затрудняя каждый его шаг. В небе светило яркое солнце и судя по всему должно было быть очень жарко, но густая растительность, среди которой Риз пытался найти свой путь, делала воздух влажным и тяжёлым. Одежда пропиталась потом, и липла к телу, но это было наименьшим из неприятностей, которые Ризу приходилось преодолевать. Помимо усталости, многочисленных ссадин от острых шипов местной растительности и духоты, Риз испытывал гнетущее чувство, природу которого понять не удавалось. Всякий раз, когда усталость достигала такой степени, при которой Риз больше всего на свете хотел остановиться и передохнуть, его настигало словно животное восприятие того простого факта, что ему нужно продолжать путь, что он не имел никакого права на промедление. И Риз не останавливался, продолжая преодолевать непокорные заросли и самого себя.

Как долго продолжалось восхождение, Риз не мог определить, поскольку время утрачивали всякое значение в этом его видении. Но, спустя какое-то время, Риз обнаруживал, что растительность вокруг него изменялась, высокие мангры уступали место обильному кустарнику, которые постепенно становился всё ниже а его колючие ветви — тоньше и короче. Вскоре, Риз понимал, что он всё это время поднимался в высокогорье, оставляя позади не только мангровые заросли, но и преследование. С какого-то момента он понимал, что то гнетущее чувство, не позволявшее ему остановиться ни на минуту, было преследованием. Кто-то следовал за Ризом, и хотя молодой человек не мог с должной определённостью сказать, кем был этот «кто-то», он понимал всю необходимость двигаться дальше.

Оставив позади лес, Риз столкнулся с новыми невзгодами на своём пути. Теперь ничего не защищало его от солнца, а ветер, который периодически накатывал с далёких склонов, был тёплым и сильным, так что только создавал дополнительные препятствия.

Риз знал, куда ему следовали идти. На более-менее пологих отрезках пути он пытался перейти на бег, и ему это удавалось, пусть и не на долго. Вскоре он достиг входа в ущелье. Скальные стены здесь были украшены работой человеческих рук. В тверди скалы были вырезаны многочисленные узоры. Риз приложил свою ладонь к шершавой поверхности скалы, покрытой замысловатой резьбой. Первым, что ощутила его ладонь, стал жар, излучаемый нагретой скалой. Символы представляли собой пиктограммы, и Риз не знал их значения, но было очевидно, что в данном конкретном месте, само наличие символов играло важную роль. Риз понимал, что он прибыл туда, куда стремился. Это было ущелье, образованное скалами, одна из который устремлялась высоко вверх, в то время как другая, будучи более пологой, образовывала каменное кольцо. Внутренняя стена ущелья, образованная слиянием двух скал, была покрыта резьбой, изображениями, каждое по отдельности из которых не имело самостоятельного значения, но в совокупности, они составляли единую композицию. Это была фигура человека, опустившегося на колени и склонившего голову перед собой, над ним возвышалась ещё одна человеческая фигура, которая уже имела более размытые контуры. Создавалось впечатление, будто вторая фигура была продолжением первой. Напротив этих двух фигур стоял человек, голова которого была увенчана каким-то специфическим убором, этот человек держал на вытянутых руках, перед собой, чашу, которая была направлена к первым двум фигурам. Позади двух фигур находилось ещё одно изображение человека. Этот человек был изображён лежащим на плоской поверхности, позади него находилось изображение, завершающее композицию. Это были люди, всего три человека, но Риз понимал, что это изображение означало именно общность людей. Один из этих людей протягивал в направлении лежащего человека некий предмет, который точь — в точь напоминал головной убор, на голове у крайней правой фигуры.

Под этой, испещрённой резьбой, стеной, находился широкий каменный круг, поверхность которого была также покрыта резьбой, но здесь, вместо изображений были уже пиктографические символы, значение которых оставалось для Риза загадкой.

Глядя на это каменный круг, молодой человек понимал, что это был своего рода алтарь, использовавшийся для отправления религиозного культа.

Стоя перед этим алтарём, Риз начинал испытывать неясную тревогу, усиливавшуюся с каждой минутой. В какой-то момент, когда необъяснимая буря тревожных чувств достигала своей кульминации, Риз вдруг понимал, что там, высоко в небе, куда уходила острая вершина одной из скал, кружили неизвестные ему бело-серые птицы. При этом, птицы издавали умопомрачительный крик, а так как самих птиц было неописуемое множество, их крики срастались в единый гомон, от которого невозможно было скрыться.

В какой-то момент, осознавая собственную неспособность переносить эту какофонию, Риз закрывал уши руками и пытался найти для себя укрытия. Но от отвратительного гомона уже не было спасения. Слившиеся в единый шквал крики птиц, пронизывали не только тело, но и само естество Риза, делая его неспособным думать. В такие моменты, Риз понимал это сам, он предпочёл бы броситься со скалы, чтобы только прекратить эту пытку. Стараясь противопоставить все проницаемому звуку собственные мысли, Риз брёл вдоль скальной стены, сам того не замечая, как поднимался над дном ущелья. Это восхождение продолжалось до тех пор, пока он не достигал образованной в скале залы. Здесь, вопреки здравому смыслу, Риз обретал защиту от гнетущих его птичьих голосов.

Сделав всего один, неосторожный шаг, Риз оступился и был готов упасть на твёрдую каменную поверхность, при этом он не отводил своих рук от ушей, предпочитая испытать боль от падения на камни, нежели позволить парализующему звуку вновь влиться в сознание.

Падение должно было длиться не дольше секунды, но как это часто бывает во снах, закрыв глаза, Риз падал целую вечность, пока его тело не было встречено мягкой прохладой, вместо ожидаемой шершавой поверхности скалы.

Осмотревшись, Риз не без удивления обнаружил, что но находился неподалёку от достаточно большого, затянутого свежим льдом озера. То, что по всей видимости в летнее время было приозёрным берегом, теперь покрылось снегом, а водная гладь оказалась парализованной ещё неокрепшей ледяной коркой. Странным было то, что Риз не мог видеть противоположного берега озера, которое по какой-то причине утопало во тьме. С обеих сторон от Риза стоял лес, и верхушки многочисленных сосен не шевелились, столь безветренной была погода.

Посветив лишь несколько минут на то, чтобы осмотреться вокруг, Риз ощутил, как холод пронизывал его тело.

В поисках укрытия блуждать не пришлось, всего в нескольких десятках метров от него стоял не очень большой частный дом. Риз не увидел ни света в окнах, ни дыма из дымохода на крыше. Кроме того, перед крыльцом дома, на свежем снегу, не было никаких следов.

Подойдя к крыльцу, первым, что бросилось в глаза Ризу, было отсутствие окон. Вот почему с расстояния, Риз не смог увидеть света. В стенах этого дома не было ни одного отверстия для окон и из-за этого, вблизи дом казался несуразны, как незаконченная картина начинающего художника-пейзажиста.

Постучавшись в дверь, Ризу никто не ответил. Проявив настойчивость, Риз повторил свою попытку, ещё раз и ещё. В конце концов, он оказался вынужден просто войти без всякого приглашения, что он и сделал, так как дверь легко поддалась и открылась внутрь. На ней н было замка.

Риз оказался в узком пространстве, которое при обычных условиях могло бы служит прихожей. Однако там, где оказался молодой человек, не было ни следов от обуви. Не самой обуви. Более того, всё выглядело так, будто дом было либо не достроен и им ещё никто не пользовался, либо же напротив, он был покинут, и предыдущие хозяева приложили усилия, чтобы не оставить случайным визитёрам никаких удобств или даже намёков на уют и гостеприимство.

Тем не менее, воздух здесь был тёплым, и Риз слышал, как откуда-то доносится тихое потрескивание тлеющей в огне древесины. При этом, в замкнутом пространстве не было ни дыма, ни чада. Риз постоял между стенами коридора какое-то время, затем, почувствовав, как его тело буквально наполнялось теплом, молодой человек проследовал по коридору. Путь был совсем не долгим, коридорчик заканчивался поворотом и выводил в гостиную, откуда и исходили тепло и звуки костра.

Сперва Риз не поверил своим глазам, когда оказался на пороге гостиной, но отрицать увиденное он был тоже не в силах. Ещё стоя в прихожей странного дома, молодой человек, слушая звуки костра, сделал вывод о судьбе кострового дыма, теперь же, ему стало ясно, почему продукты горения не скапливались в помещении. Дело в том, что в гостиной не было крыши. Стены этого помещения оканчивались сами собой и смотрели в пустоту, наполненную звёздами — ночное небо.

Риз не был уверен, видел ли он именно небо, по крайней мере снаружи, как он успел заметить, звёзд на небе совсем не было, только густые облака, тянувшиеся со всех сторон света. В комнате небо было чистейшим, без единого облачка. Между многочисленными звёздами пульсировала тьма, словно неведомая сила заставляло эту материю колыхаться.

В гостиной был камин, и именно в нём догорали остатки древесины, выделяя больше всего тепла. У дальней стены стоял простой диван, а неподалёку от самого камина стояли два стула с широкими резными спинками.

Присмотревшись к полу, Риз обнаружил, что тот, кто растопил камин, запачкал половые доски сажей. Рядом с камином стоял поддон, в котором очевидно носили дрова на растопку. Всё это казалось странным, так как напоминало Ризу абсурдные ситуации из сказок о путнике, забредающем в чужой дом, и оказывающемся пленником его нездоровой природы.

Из комнаты вела одна единственная дверь, за которой продолжался узкий коридор, уходивший на второй этаж.

Проследовав по коридору, и оказавшись перед невысокой но довольно крутой лестницей, Риз поднялся сперва на огибающую лестницу площадку, затем на второй этаж. Здесь продолжился коридор, становясь ещё более узким, при этом, из каждой стены, обрамляющей коридор, могла открываться дверь, всего их было четыре. Риз поймал себя на мысли, что вокруг не было ни единого искусственного источника света. Тем не менее, молодой человек мог вполне сносно различать предметы.

Оказавшись у первой из дверей, Риз аккуратно прикоснулся к ручке, с удивлением обнаружив, что она не была покрыта пылью, именно эта дверь, по всей очевидности, не так давно открывалась.

Обхватив овальную, гладкую поверхность дверной ручки, Риз попытался повернуть её так, чтобы открыть дверь. Послышался характерный звук механизма дверного замка, но это не был звук открывающегося механизма, напротив, по характеру звучания Риз безошибочно угадал, что дверь была заперта. Приложив незначительное усилие, молодой человек проверил дверной замок на прочность, заставляя дверь потребыхаться в проёме. Дверь не поддалась. Повторив свои попытки несколько раз, Риз оставил дверь в покое.

Молодой человек решил проследовать по узкому коридору второго этажа и осмотреть остальные три комнаты, раз уж первая оказалась недоступна.

Оказавшись у следующей двери, Риз обнаружил, что эта дверь, в отличии от своей предшественницы, не использовалась столь часто. Древесина была покрыта слоем пыли, и когда Риз повернул дверную ручку, дверь безо всякого труда открылась, позволяя молодому человеку войти внутрь.

Риз ожидал, что в лицо ему ударит аромат затхлости, пыли, как это бывает в помещениях, слишком долго остающихся непотревоженными присутствием человека. Но вопреки его ожиданиям, в маленькой комнатушки было на удивление чисто. Здесь не было ни единой пылинки, а если говорить точнее, здесь вообще ничего не было.

Голые стены не имели ни покрытия, ни цвета, ни оттенка, и хотя такое сложно себе представить, но глядя на эти стены, Риз затруднялся дать даже самое приблизительное описание их внешнего вида.

Продолговатой формы, маленькая комната оканчивалась окном, не имевшим остекления. Именно на отсутствие остекления молодой человек поначалу был готов списать отсутствие пыли. Но вспомнив о том, какие условия были снаружи, не менее удивительным теперь казалось и отсутствие снега в комнате. Риз уставился в окно, и с первого взгляда ему показалось, будто что-то совершенно необъяснимое привлекало его взор. Заинтересовавшись своим наблюдением, молодой человек также утратил всякое чувство осторожности, он не ощущал более никакой опасности, и ему отчасти даже казалось, будто он знает этот самый дом.

Риз приблизился к окну, не отводя взгляда от чёрного проёма в стене. Да, снаружи должна была быть ночь, и заволоченное зимними облаками небо могло быть чрезвычайно тёмным, но то, что виднелось из оконного проёма, не было ночью, не было ночным зимним небом. Приблизившись достаточно близко, чтобы увидеть пространство снаружи, Риз был поражён своей находкой. То, что открылось его взору, потрясло молодого человека до глубины души, перехватив его дыхание и заставив тотчас же отвернуться, припасть на одно колено, и зажмуриться. Оставаясь в таком положении, Риз глотал ртом воздух, в надежде поскорее восстановить дыхание. Глаза он не раскрывал из-за опасения, что вновь сможет увидеть то, что было там. За оконным проёмом.

Наконец, когда молодому человеку удалось вернуть себе на мгновение утраченное самообладание, он предпочёл поскорее удалиться к двери, ведущей в коридор, так, чтобы оказаться подальше от окна. Делая эти несколько шагов, Риз не раскрывал до конца глаз, предпочтя сделать это тогда, когда он окажется уже в коридоре, с обратной стороны от двери этой злосчастной комнаты. И когда от двери Риза отделял последний шаг, молодой человек услышал внезапный, острый звук трескающегося стекла. Буквально подпрыгнув на месте, Риз безошибочно угадал источник звук, он находился у молодого человека под ногами. Позабыв про своё потрясение, Риз присмотрелся и увидел, что своим неосторожным, слепым шагом, он наступил не небольшого размера зеркало, которое в свою очередь треснуло, но осталось одним целым. Отражающая поверхность теперь была испещрена многими десятками глубоких трещин. Риз прекрасно помнил, как на входе в эту комнату, он осмотрел всё то немногое, что представляло из себя её внутреннее пространство. Ни единого постороннего предмета не было внутри. Однако теперь, на полу у порога лежало это зеркало, и единственным предположением, которое позволил себе сделать Риз было то, что некто оказался за его спиной в тот самый момент, когда он выглянул в злополучное окно. Этот кто-то, руководствуясь одному ему известными причинам, подложил зеркало и вновь оставил Риза одного.

« — Зачем?» — спрашивал себя Риз — «Для чего он это сделал?»

Подняв с пола потрескавшееся зеркало и поднеся его перед собой, Риз постарался увидеть отражение через паутину трещин. Увиденное в искажённой поверхности отражение, заставило Риза потерять дар речи, и в следующий миг, тьма поглотила его.

В палате горел свет, и помимо двух дежурных санитар, в помещении был сам Кирилл Генрикович.

— Мне доложили, — говорил доктор — что ты тревожно спал.

— Что? — переспросил Риз.

— В обязанности дежурных санитар входит внешний мониторинг твоего сна. — пояснил доктор — Они заметили, что ты сперва сильно ворочался, затем стал издавать тревожные звуки, а затем у тебя появились признаки сомнилоквии¹ Тебя пытались разбудить, но ты не просыпался, вызвали меня и я имел возможность немного пронаблюдать за тобой.

Риз сидел на краю своей кушетки, растирая глаза, ещё не адаптировавшиеся к свету лампы.

— Видишь ли, во многом сон является рекреационным механизмом. Будучи полистадийным процессом, во время сна происходит послойное построение нашей психологической модели, а также формируются устойчивые комплексы наших знаний, памяти и того, что мы называем жизненный опыт.

— Я, кажется, что-то слышал об этой теории. — отозвался Риз, в его голосе не звучало сильного энтузиазма — Но если я не ошибаюсь, всё что касается научного познания о сне, это пока что в большей части гипотезы.

Кирилл Генрикович повернулся к молодому человеку и улыбнулся.

— Видишь ли. Сон это не просто набор образов, картинок или игра воображения. В нашей нервной системе ничего не происходит просто так. То, что ты видишь во сне, это своего рода интерпретация работы нейронов с информацией. Разумеется, что в зависимости о слишком большого количества субъективных психологических факторов, каждый конкретны человек будет видеть «свою картинку» — пояснил доктор — Мы не рассматриваем сон с перспектив аналитической психологии Фрейда, это нас не интересует. Напротив, для нас наибольший интерес представляет нейрофизиология. В твоём случае, как я предполагаю, сон является весьма информативным процессом. Частые моторно-двигательные возбуждения во время сна могут свидетельствовать о нескольких различных процессах.

— Кирилл Генрикович, — Риз пристально посмотрел на доктора, который предпочёл ответить пациенту снисходительной улыбкой — вы, совершенно очевидно, знаете что-то, что не доверяете мне. Я понимаю, что это вы специалист, и вам должно быть виднее, однако меня эти обстоятельства касаются не в меньшей степени.

Кирилл Генрикович вздохнул, стараясь восстановить своё самообладание, и вновь занять позицию, позволяющую ему говорить менторским тоном.

— Я понимаю, что тебе хочется получать ответы на все вопросы, которые каждодневно становятся перед тобой, с учётом твое ситуации. Но и ты пойми нас, ты — наш самый первый опыт. До тебя, ещё никто не подвергался нейросинтезу, и соответственно, твой случай, каждодневно, ложится в основу научного познания данной области нейрофизиологии. С какой-то точки зрения, это может воодушевлять, ведь быть первопроходцем — всегда честь. С другой стороны, именно первопроходцам приходится сложнее всего на своём пути, потому что первопроходец оказывается вынужден наступать на самые первые «грабли», совершать ошибки.

Риз задумался над словами доктора, в частности о спорном характере своего положения. Однако, молодой человек обратил своё внимание на совершенно другой аспект:

— Кирилл Генрикович, скажите, не совпадение ли это, что с самого первого дня как я пришёл в сознание, я нигде не обнаружил ни единого зеркала в вашем центре. Я имею в виду, что ни в моей палате, ни в коридорах, ни даже в уборной, нигде нет зеркал. С чем это связано?

Доктор ответил Ризу пристальным, оценивающим взглядом.

— Почему ты вдруг спрашиваешь об этом?

Риз заметил, что доктора либо озадачил его вопрос, а это, в свою очередь, означало, что Ризу удалось нащупать подход к тем сведениям, которые мог скрывать доктор, либо ему пришлось поставить вопрос, ответа на который у доктора попросту не было.

— С недавних пор я задаюсь вопросом, почему меня сознательно лишают некоторых предметов, без которых жизнь, знаете ли не очень удобна. — ответил Риз, даже не пытаясь придать своему голосу дополнительной убедительности.

— Я, пожалуй, распоряжусь, чтобы тебя снабдили зеркалом. — растеряно ответил доктор — Ты верно заметил, что все отражающие поверхности были убраны от тебя подальше. Это было сделано не без причины. Опять-таки, причина во многом заключается в тебе самом, Риз.

Сказав это, Кирилл Генрикович ещё раз посмотрел на часы, и словно отметив про себя ни то время, ни то какой-то иной факт, удалился, оставив Риза наедине с самим собой.

Спустя какое-то время, Ризу в палату принесли зеркало. Санитар внёс средних размеров настенное зеркало, которое держал отражающей поверхностью к себе, и спросил, куда бы Риз хотел его разместить. Молодой человек отмахнулся от этого предложения, сказав, что размещать зеркало не придётся.

— Не стоит беспокоиться, я полагаю, что в скором времени я покину это место.

Санитар растеряно поглядел на Риза, затем пожал плечами, и положил зеркало на кушетку.

–Будьте осторожны с этим. — санитар дал странную, показавшуюся Ризу неуместной, рекомендацию, после чего вышел из палаты.

Риз стоял на том же месте, где его застал санитар, и смотрел на зеркало, которое лежало всего в нескольких метрах от него на кушетке. Отражающая поверхность теперь смотрела вверх, и Риз мог видеть отражение потолка палаты. Понимая, что всего несколько шагов теперь отделяло его от собственного изображения. Риз посмотрел в дверной проём палаты, убедившись, что дежурный персонал был занят собственными делами, и никто сейчас за ним не следил. Не то чтобы молодой человек пытался утаиться от внимания дежурных санитар, просто ему сделалось неловко от одной только мысли, что молодые люди и одна медсестра могли увидеть его нерешительность перед столь обыденным делом, как созерцание себя в зеркале.

Отведя взгляд немного в сторону, Риз подошёл к кушетки и посмотрел на отражение в зеркале.

Вопреки опасениям, молодой человек не утратил самообладания. С поверхности зеркала на него смотрело отражение человека. Это был молодой мужчина, ориентировочно в возрасте между двадцатью восемью и тридцатью годами. Тёмно-каштановые волосы были уложены в некое подобие причёски, которая казалась несколько причудливой и непривычной, хотя Риз не мог вспомнить, какую причёску он обычно носил. На правой половине головы, от самого темени и до линии лобной кости, пролегал шрам. Это был ещё свежий, розоватый хирургический шов. Очевидно это и было операционным полем, через которое осуществлялось хирургическое, а скорее нейро-хирургическое вмешательство, тот самый нейросинтез, о котором говорил Кирилл Генрикович.

Нижняя челюсть уже успела покрыться многодневной небритостью. Риз провёл несколько раз рукой по подбородку. Затем, молодой человек оскалил зубы, осмотрев, в каком состоянии пребывает его «набор дентина»². Риз примерно оценил собственный рост и комплекцию, которые соответствовали вполне усреднённым показателям, хотя телосложение молодого человека было несколько атлетичным. Риз ещё раз осмотрелся, убедившись в отсутствии чужого внимания, после чего снял с себя больничную сорочку. На туловище не было никаких следов оперативного вмешательства. Однако, в нескольких местах Риз обнаружил очень старые шрамы, которые сильно напоминали последствия пулевых ранений. На шее, на боковой стороне справа, был ещё один шрам, тоже застарелый, но его контур не позволял определить орудие, которым он был нанесён. Риз, в принципе, был склонен полагать, что этот шрам был нанесён холодным оружием.

В общих чертах, Риз остался доволен тем, что он увидел, а именно, молодой человек не испытал ни потрясения, ни чувства отчуждения своего тела. Кирилл Генрикович лишь единожды делал акцент на том, что восприятие его собственного тела может повлечь психологическое отторжение, как побочный эффект после комы. Тем не менее, единственным послевкусием ознакомления с самим собой, осталось ощущение того, что человек, смотрящий на Риза в отражении, был ему одновременно знаком и незнаком. Это ощущение обуславливало неопределённость, но молодой человек предпочёл поверить, что это был своего рода побочный эффект от перенесённой комы.

Вновь Риз пытался найти в интернете сведения, которые могли бы хоть как-то пролить свет на событие, случившееся с ним. Но ничего подобного найти не удавалось, и это обстоятельство беспокоило Риза куда сильнее, чем его облик, кроме того, приводя себя в порядок перед подаренным ему зеркалом, Ризу показалось, что он довольно быстро начал привыкать к своей внешности.

— Я ведь должен был где-то жить? — спрашивал себя Риз, пытаясь вспомнить хоть что-то, связанное со своим жилищем.

— А как я жил? Были ли у меня близкие, возможно жена и дети? — продолжал размышлять вслух Риз, лежа на своей кушетке, позволяя глазам отдохнуть после затянувшейся работы с компьютером.

— Ты жил один. — в палате раздался спокойный мужской голос.

Риз приподнялся на кушетке, чтобы увидеть, в его палату вошёл Максимилиан, первый помощник Кирилла Генриковича. Мужчина очень редко уделял внимание Ризу, и от этого его визит казался неожиданностью.

— Ты, стало быть, задался экзистенциалистскими вопросами, касательно своей жизни. — прокомментировал Максимилиан — Значит дело близиться к выписке.

Риз некоторое время смотрел на психотерапевта, затем сказал:

— Я планирую выписаться послезавтра, с утра. Но вот вдруг обнаружил, что даже не помню, где я жил.

— Ты жил один, в своей квартире, и насколько нам всем известно, у тебя не было ни жены, ни детей, и раз никто за всё время не пришёл к тебе, то стало быть твоя личная жизнь также не была очень яркой.

Риз задумался, затем утвердительно кивнул.

— Мы искали твоих родителей, но выяснилось, что ты сирота. Некоторые документы из детского дома, воспитанником которого ты являлся, нам удалось получить. Но эти сведения не информативны. Сложнее обстоял вопрос с твоим местом работы. У нас, разумеется, есть свои собственные источники, но и здесь нам не удалось найти каких либо, более менее подных сведений. В любом случае, тебе предстоит самостоятельно разобраться с этими вопросами. Кирилл Генрикович надеется, что со временем большая часть твоей памяти восстановится, хотя я бы на твоём месте не стал возлагать на эти ожидания больших надежд.

— Ну, — протянул Риз — ваши прогнозы, напротив, не отличаются оптимизмом.

— Извини меня, если я преумножаю твою печаль, — улыбнулся Максимилиан — но я по своей природе — реалист.

Риз ничего не ответил, слова мужчины казались ему неприятными, смысл этих слов веял холодом и безнадёгой.

— Извини, если мои вопросы покажутся тебе неуместными. — сказал Максимилиан, продолжая пристально смотреть на Риза — Я знал, что твой сон восстанавливается, ты вновь видишь сновидения. Однако эпизоды сомнамбулизма можно интерпретировать двояко. Не мог бы ты рассказать мне о своих сновидениях?

Ризу показалось странным, что впервые за долгое время этот специалист проявил к нему такой интерес.

— Я не уверен, — отвечал Риз — что мои сновидения имели какой-бы то ни было смысл. В частности, это были какие-то смутные сюжеты, если можно так выразиться.

— Сюжеты. — отозвался Максимилиан — Стало быть твои сны это не просто образы?

— Ну, я не уверен, в конце концов, я не уловил какого-то конкретного смысла, понимаете?

Максимилиан едва заметно кивнул.

— Я думаю, то, что я вижу во сне, не имеет особого значения…

— Скажи, во сне ты наблюдаешь себя со стороны, или ты участвуешь в происходящем? — перебил Риза Максимилиан, задавая свой вопрос.

— В своих снах, я скорее участник каких-то событий, — ответил Риз — но в тоже самое время, я не уверен, что я являюсь тем, кто я есть.

Максимилиан смотрел как бы сквозь своего собеседника, обдумывая услышанное.

— Очень хорошо, — наконец произнёс мужчина — в таком случае, я был тебе признателен, если бы ты описал, что за события ты наблюдал.

Риз только пожал плечами, пытаясь вспомнить что-то конкретное. Последний свой сон молодой человек не забыл, но вот описывать его словами, было очень сложно. К тому же, несмотря на то, что Максимилиан считал себя большим профессионалам по части психоанализа, находить общий язык с пациентами, был не его конёк. Риз не испытывал особого энтузиазма разговаривать с ним на темы своих снов.

— Я бы с удовольствием вам рассказал, если бы помнил что-то конкретное. — ответил Риз на просьбу Максимилиана — Однако, уже к полудню я, как правило, забываю всё, что видел.

Максимилиан посмотрел на Риза, и после непродолжительной паузы ответил ему едва заметной улыбкой, в которой сам Риз прочитал некоторое пренебрежение.

Уже собираясь покинуть палату, Максимилиан остановился в нескольких шагах от дверного проёма и спросил:

— Твои сны, как тебе самому кажется, имеют ли значение по отношению к твоему прошлому?

Риз задумался, понимая, что давать однозначный ответ было бы опрометчиво, однако и говорить неправду он не хотел.

— Я сторонник такого мнения, — отвечал Риз — что сны во многом являются продуктом нашего воображения, нежели отголосками прошлого.

Максимилиан только кивнул, и вышел из палаты.

Риз, оставшись один, продолжил теперь думать над своими снами. Было нечто странное в том, что этот вот поборник научной теории вдруг снизошёл до личного общения.

На следующий день Риз с самого утра чувствовал себя в несколько приподнятом настроении. После гигиенических процедур и завтрака, молодой человек направился на поиски Кирилла Генриковича. Насколько Ризу было известно, у доктора сегодня была какая-то конференция и вебинар, поэтому до обеда не стоило беспокоить его. Уже во второй половине дня, полагая, что все мероприятия остались позади, Риз шёл по коридору, отмечая, что сегодня ему встречалось гораздо меньше людей. Не было дежурного персонала, отсутствовали врачи, и вообще, складывалось впечатление, будто внимание к его персоне стало остывать. Риз счёл, что это вполне естественное явление, у всех в исследовательском центре была своя работа, а «уникальность» его случая, очевидно, уже вышла в тираж. За очередным поворотом коридора, молодой человек увидел дух человек, идущих рядом друг с другом. Это были мужчина и женщина, они шли в одном с Ризом направлении. В какой-то момент мужчина приобнял женщину, та охотно утонула в объятиях мужчины. Было видно, что они о чём-то разговаривают, но расслышать о чём именно шла речь не удавалось. Темп ходьбы Риза был гораздо быстрее чем темп этой пары, поэтому молодой человек мог бы довольно быстро настигнуть людей, но те исчезли за дверьми, которыми оканчивался длинный коридор. Ризу было известно, что за этими дверьми находилась площадка, с которой можно было вызвать лифты, или же пройти через неё и воспользоваться лестницей. Если на панели вызова лифта набрать номер наземного этажа, что можно было бы оказаться там, где исследовательский центр контактировал с внешним миром — на ресепшине. И Риз понимал, что в этой зоне переходного состояния, разделяющей «стерильный» мир исследовательского цента и внешний мир повседневной жизни ему предстоит очень скоро оказаться.

Выйдя на площадку с лифтами, Риз уже не обнаружил наблюдаемых им в коридоре людей. Минуя лифты, которыми молодой человек предпочитал не пользоваться из-за непонятной внутренней брезгливости по отношению к этим устройствам, Риз по лестнице поднялся через два этажа и оказался там, где должен был найти Кирилла Генриковича. Всякий раз, когда доктор отсутствовал в своём кабинете, он либо вообще покидал центр, либо находился здесь, где работали другие исследователи, занимавшиеся ни то аналитической психологией, ни то ещё чем-то. Ризу так ни разу не пришлось напрямую столкнуться с этими специалистами.

Здесь никто уже не носил больничных одежд, в этом не было никакой необходимости, поскольку вся клиническая и лабораторная стерильность оставалась на других этажах.

Сегодня и здесь было не много народу. Риз двигался на звук, доносившейся из кабинета, на двери которого висела табличка «старший специалист-аналитик» Снаружи можно было слышать, как приятный женский голос говорил с кем то, и когда Риз подошёл достаточно близко, ему стало понятно, что женщина общалась по телефону. Решив дождаться окончания разговора, Ризу пришлось стоять всего в нескольких шагах от приоткрытой двери. Это позволило ему услышать некоторые фразы, которые говорила женщина, но молодой человек не нашёл в них никакого смысла. Главным образом женщина выражала своё удивление каким-то предстоящим кадровым перестановкам в исследовательском центре, и её сильно удивляло отсутствие, как она выразилась, «существенных оснований» для таких перемен.

По интонации женщины не представлялось возможным определить точно, как она сама относилась к предстоящим переменам, было только ясно, что эти перемены не стали причиной упадка её настроения.

С какого-то момента, Риз смог понять, что услышанный им разговор имел какое-т отношение к самому Кириллу Генриковичу, поскольку женщина несколько раз назвала должность врача. Женщина, в разговоре, позволила себе сделать короткую, едва заметную ремарку относительно личной трагедии главы исследовательского отдела, и что якобы это обстоятельство не могло не оказать влияния на его восприятие действительности.

Наконец, разговор женщины был окончен, она вернула трубку аппарата в исходное положение.

Риз постучался о косяк двери, женщина в кабинете замерла от неожиданности, но тут же опомнилась:

— Да, чем я могу вам помочь?

— Добрый день, — Риз вошёл в кабинет — я вынужден вас побеспокоить по такому поводу…

Женщина бегло осмотрела молодого человека снизу доверху и безошибочно определила в нём пациента.

— Я ищу Кирилла Генриковича, мы вроде как договаривались, что он примет меня не на долго. — заявил Риз.

— Ах да, вы его пациент… — женщина прикоснулась рукой ко лбу, и о чём-то задумалась — Видите ли, Кирилл Генрикович отсутствует по личным причинам, и я даже не знаю, когда он появится здесь. Будет лучше, если вы подойдёте…

— Нет, понимаете ли, я по поводу моей выписки. Уже завтра я должен выбыть из центра.

Вновь женщина удивлённо посмотрела на Риза.

Женщина была достаточно молодой, одета в строгий, но удобный костюм. Её светлые волосы были собраны в замысловатую форму на затылке, но местами отдельные локоны были высвобождены и свисали, наподобие шёлковых прядей.

— Извините меня, я наверно не правильно всё поняла. — женщина присела за стол, и выдвинула верхний его ящик, принялась перебирать в нём какие-то бумаги — Кирилл Генрикович говорил что-то о вашей выписке, но в вязи с нашей недавней суматохой, у меня это практически из головы вылетело.

Женщина вынула из ящика папку с бумагами, положила её перед собой и раскрыла. Сделав жест, призывающий Риза присесть напротив неё, женщина стала вытаскивать из папки листы.

— Смотрите, здесь Кирилл Генрикович подготовил для вас кое-какие выписки. В частности, здесь отчёт о хирургическом вмешательстве. Ведомость, подтверждающая факт вашего пребывания в нашем центре. Особое внимание на этот документ. — женщина повернула лист лицевой стороной к Ризу — Это перечень имущества, которое было с вами, на момент вашей госпитализации. Вещи вы сможете получить, когда отдадите этот документ администратору на первом этаже.

Риз принял перечень, и тут же посмотрел на напечатанную в нём табличку, каждая строка в которой содержала название определённого предмета. Среди перечисленных вещей была одежда, мобильный телефон, ключи от квартиры. Отдельной строкой были указаны документы, удостоверяющие личность. Здесь говорилось о том, что документы были изъяты органами внутренних дел, и были указаны координаты отдела, куда можно было обратиться за получением документов.

— Насчёт ваших документов, — женщина очевидно заметила, на чём Риз заострил своё внимание — Кирилл Генрикович просил передать, чтобы вы не обращались в указанный отдел, поскольку из-за вашего длительного пребывания в состоянии комы, наш центр был вынужден согласиться с некоторыми формальностями и теперь, на вас будут изготавливаться новые документы. Похоже, вам по месту жительства придёт информация о состоянии готовности документов.

Риз растеряно кивнул, соглашаясь с получаемой информацией.

— Обратите также внимание на этот документ. — ещё один лист, на этот раз заполненный с обеих сторон, женщина показала Ризу — Здесь Кирилл Генрикович оставил рекомендации для вас, которые вам надлежит исполнять согласно расписанному графику.

Женщина вновь собрала все документы в одну папку, оставив Ризу только документ с перечнем вещевого имущества.

— Скажите, — обратился Риз — нет ли более точной информации, когда Кирилл Генрикович вновь будет на месте?

— Я не уверена, что могу дать такой ответ. — с небольшой натяжкой в голосе ответила женщина — Видите ли, у нас в центре грядут серьёзные кадровые перестановки. Я не должна вам об этом говорить, но думаю, вы имеете право знать. Кирилл Генрихович в ближайшее время покидает пост главы исследовательского отдела.

Риз сильно удивился этому обстоятельству, поскольку доктор был ещё полон сил, и казалось, что не было никаких причин для того, чтобы он покинул свой пост.

Прочтя недоумение во взгляде Риза, женщина всё-таки решила приоткрыть завесу бюрократической таинственности.

— Последнее достижение Кирилла Генриковича оказало существенное влияние на современную концепцию нейрохирургии. Последствия этого мы только начинаем ощущать, и в ближайшее время наш центр готовится расширить этот опыт. Но сам Кирилл Генрикович, как ни странно, изъявил желание покинут нас. — последовала непродолжительная пауза, в течении которой женщина словно подбирала слова — Место Кирилла Генриковича займёт его первый помощник, вы наверно имели возможность видеться с ним.

Риз сразу же понял, о ком шла речь. На место Кирилла Генриковича, получается, теперь вставал Максимилиан.

— Я, в свою очередь возглавляю отдел аналитики состояния пациентов в постоперационном периоде. — сказав это, женщина очевидно почувствовала, что эта информация в данной ситуации вряд ли была уместной — Меня зовут Елизавета Лурия, я главный клинический психолог исследовательского центра.

Девушка протянула изящную руку через стол, Риз не ожидал такого движения, и несколько мгновений, в растерянности, молодой человек смотрел на протянутую руку. Наконец, справившись с ситуацией, Риз аккуратно пожал руку, после чего Елизавета смущённо улыбнулась.

— Я, видите ли, хотел поговорить с Кириллом Генриковичем перед выпиской, — сказал Риз — но очевидно это уже не возможно. Я был бы не против иметь возможность связаться с ним,….

— Я вас понимаю. — участливым тоном ответила Елизавета — Но я не могу предоставить вам такие сведения, особенно с учётом того, что Кирилл Генрикович оставил вам свои подробные рекомендации. Знаете что, давайте поступим следующим образом.

Женщина взяла со стола небольшой, оранжевый листок для заметок и принялась на нём что-то выводить. Когда женщина прекратила оставлять записи, она посмотрела на то, что получилось, и протянула листок Ризу.

— Это мой электронный адрес и номер рабочего телефона. Если вдруг вы почувствуете, что вам нужна консультация, свяжитесь со мной. Я думаю, что через какое-то время всё здесь успокоится.