Эта ужасная и прекрасная жизнь

Розалия Степанчук

Автобиографический роман, позволяющий окунуться в атмосферу конца 50-х – начала 80-х гг. ХХ века. Перед нами проходит жизнь героини с её победами и разочарованиями.

СТУДЕНТЫ В КОЛХОЗЕ

Вот и кончилось лето 1959 года, пришла пора учиться. Но оказалось, что учиться студентки начнут не сразу: на весь сентябрь первокурсниц отправили в отдалённый колхоз копать картошку. Не всем это понравилось, ведь осень на Урале холодная, с дождём и снегом, а в деревне и так-то грязь несусветная, а на поле по пуду глины на каждом сапоге. Сапоги не все догадались надеть, а у некоторых сапог просто не было. И одеты были многие слишком легко для работы в поле, поэтому две студентки просто сбежали.

Зоя с Люсей экипировались, как следует — Люся, исходя из личного опыта, а Зоя под руководством отца. На первый курс набралось 5 групп — более 100 девчонок. Это было сборище незнакомых друг другу людей. Здесь им предстояло познакомиться поближе, и сплотиться в коллектив. Многие впервые оказались без родительской опеки. И почти все не привыкли к физическому труду.

В первые дни девушки ходили, как стадо овец, за своей классной наставницей, у каждой группы — своя наставница. И наставницам тоже предстояло жить и работать вместе со студентками, а значит, им представилась прекрасная возможность поближе узнать своих подопечных в полевых условиях. Зоя с Люсей оказались в пятой группе. Их классный руководитель, Фира Адамовна, оказалась молодой худощавой женщиной болезненного вида. Правда, все 5 преподавательниц жили в отдельном классе, и это было хорошо для всех.

Группы распределили по разным участкам, определив фронт работ. Кормить обещали в колхозной столовой для механизаторов два раза в день — утром, в 7 часов, поэтому на завтрак поначалу ходили не все — трудно было так рано проснуться, чтобы встать, умыться и поспеть на завтрак в колхозную столовую к 7 часам. Но так было только в начале сезона уборки. После работы на воздухе без завтрака, у любительниц поспать так подводило животы, что голодное урчание могло быть услышано и за пределами поля, поэтому, многие труженицы полей тащились утром в столовую с закрытыми глазами, держась за подружку, и досыпая на ходу. Обед — в 2,30, а ужин за свой счёт — из сельпо. Что такое сельпо тех лет знают все, кто жил в то время.

Вечером жутко хотелось поесть, особенно после танцев. За месяц пребывания в колхозе студентки смели с прилавка всю кильку в томате, получив стойкую неприязнь к этому продукту на всю оставшуюся жизнь. Выручали ещё плавленые сырки по 12 копеек, которые никто из деревенских жителей, не покупал. В этих сырках вряд ли был сыр, но других продуктов в сельпо не было. Слипшаяся в комок дешёвая карамель подавалась к чаю. Ну и хлеб, который заменял булки, и печенье. Бывают моменты в жизни, когда и простой хлеб кажется лакомством. Не на курорт чай приехали! Правда хлеб был местный — из колхозной пекарни — всегда свежий, очень вкусный и без добавок. После обеда девчонки засовывали хлеб в карманы и подъедали его между обедом и ужином. После работы на свежем воздухе о диетах не думали, да о них в то время никто и не знал. Жить определили в школе. Куда девались школьники, никто не спросил.

На первом собрании председатель колхоза спросил: «Кто из вас умеет ездить на лошади?» Все промолчали. Тогда Зоя подняла руку. Ездить на лошади она давно научилась, когда приходила к своему приятелю — конюху Ромке-цыгану. Он разрешал ей кататься на лошади, которая застоялась. И Зоя, и лошадь, были вполне счастливы, носясь галопом по кромке леса и вдоль дороги. Лошади у Ромки были сытые, ухоженные, они не работали, а возили начальство в особых санях зимой или в пролётках летом. Служебными машинами в то время начальство избаловано не было, а личных машин не было ни у кого.

Зоя ездила на лошади без седла — на широкой и гладкой спине и так было удобно. Так «опытная наездница» попала в бригадиры. Всё время, пока девчонки работали в поле, больше закапывая, чем выкапывая из глины, ледяной и мокрый урожай, она моталась по полям на своей средних лет кобылке, ведя учёт выкопанной картошки.

Лошадку, которую дали Зое, звали Маруська. Конечно, лошадка была не такой сытой и ухоженной как у Ромки, но доброй, смирной и выносливой. И Зоя с ней вскоре подружилась. Приходя в конюшню, она всегда приносила своей Маруське кусок хлеба с солью и та, завидев свою наездницу, фыркала и мотала головой, приветствуя её. Имела ли лошадка голос, Зоя так и не узнала — та ни разу не заржала, здороваясь с ней. Маруська не ходила под седлом, это была обычная работяга. Карьера её была не завидной: летом она возила бочку с водой для полевых рабочих, а зимой — навоз с фермы на поля. Но теперь, Маруську повысили в должности, и она стала верховой лошадью. Только как же далеко ей было до Ромкиных скакунов! Она была худая, и хребет её выпирал, как горный отрог.

Конюх, оглядев Зою, прогудел: «Как же ты будешь ездить-то? Отобьёшь то, на чём сидишь — парни любить не будут». Зоя промолчала, что она могла ответить — ни возразить, ни согласиться. Как пошутил один юморист — в реальности всё получилось не так, как в действительности.

Конюх приспособил на Маруськину спину старую телогрейку, но она не очень помогала, норовя съехать в сторону. Чтобы удержать телогрейку на лошадином хребте, требовалось немало усилий — приходилось постоянно сжимать колени, а такое упражнение даром не проходит. Вместе с телогрейкой могла свалиться и Зоя. Можно себе представить, как бы она тогда взбиралась на свою лошадку, посреди поля и без подпруги!

Привыкшая ходить шагом, Маруська понятия не имела что такое галоп и в случае Зоиного понукания, Маруська делала вид, что бежит. При этом она передвигалась такой мелкой рысью, что Зоина голова готова была оторваться и скатиться в грязь, а завтрак настойчиво просился наружу. Впрочем, шагом они не объехали бы поля и к вечеру.

К концу рабочей смены у Зои болело всё тело. Особенно ноги, поясница и копчик, и она ходила, как старый кавалерист или бывалый матрос — широко расставив ноги. Но постепенно горе — наездница приспособилась к такому способу передвижения, и лошадка, стала лучше её понимать. Правда, от Зои несло конским потом, и за месяц он въелся так, что никакие духи не помогли бы, да у неё и духов то не было.

Дело пошло. Но тут накатила другая проблема — Через неделю девчонки были похожи, на немытых трубочистов, которым, стыд и срам. В деревне работала баня с парилкой. Но копателей картошки было больше ста человек, а баня работала не каждый день, и в ней были очереди из местных жителей.

Теперь к Даниле Петровичу пошла одна из преподавательниц. Договорились, что для студентов выделят один банный день в неделю, воду им подвезут, а топить и убирать студенты будут сами. Это оказалось не так уж просто — ни у кого не было опыта работы с нагревательным котлом, и таскать вёдра с водой охотниц не нашлось. Кончилось дело тем, что каждая группа вскладчину покупала бутылку водки по очереди, и баню за бутылку согласился топить один из колхозников. Он же и воду таскал. Зоя ещё раз убедилась, что всегда можно найти выход из положения, главное не бояться проблем — пусть они тебя боятся!

Банного дня все девчонки ждали с нетерпением — ведь банный день, был желанным выходным. В это время баня работала целый день — перемыть такую ораву — дело не простое. А уборка урожая шла своим чередом. Перед началом работы трактор плугом выворачивал наружу рядок с картошкой, оставалось только её собрать.

Фира Адамовна страдала от работы в поле даже больше, чем студентки, и примером трудового героизма она служить никак не могла. Вместе со всеми она понуро плелась в столовую, потом в поле. Её печальные глаза в красных веках ни на ком не задерживались. Простуженный мокрый нос, доставлял ей много неприятностей, ведь его надо было поминутно вытирать, грязной рукой. На поле она ни во что не вмешивалась, никого не пыталась убеждать и воспитывать, просто вместе со всеми делала вид, что активно собирает картошку.

Группы соревновались. Но не шибко переживали из-за низких результатов — они на них вообще чихали в буквальном и переносном смысле. Кстати, ни одного колхозника на поле ни разу не видели. Работали до 2-х часов, т.к. позднее начинало смеркаться, затем шли на обед. Кормили их неплохо. Отогревшись и наевшись, все стали интересоваться: а где же механизаторы? Неплохо было бы организовать танцы. Но, к их разочарованию механизаторы оказались солидными людьми и были давно и всерьёз женаты.

Самые активные девчата пошли в клуб, и увидели обширное помещение без окон, заставленное деревянными скамейками, без спинок. Напротив — сцена. Клуб служил местом для собраний и заседаний, для проведения выборов, а также, для показа фильмов для населения. Зимой клуб не отапливался, а согревался дыханием множества зрителей, но тогда дышать там было нечем, вентиляция строителям клуба или казалась ненужной роскошью, или они о ней ничего не слышали.

Усталость у девушек как рукой сняло, на то она и молодость. Должна же быть молодёжь в селе! В клубе оказалось 2 пластинки и древний патефон. Одна — Величание К. Е. Ворошилова, вторая — марши в честь Будённого и первой конной Армии. «Ну, марш первой конной — это для тебя», — подшучивали девчонки над Зоей, и она хохотала вместе с ними. Но Зоя и не думала сдаваться. Она пошла к председателю колхоза, солидному пожилому мужчине: « Данила Петрович, после нелёгкой, грязной и непривычной работы девчонкам требуется активный отдых, а то и картошку будет копать некому, двое уже сбежали, сбегут и остальные, и останется ваша картошка под снегом. Клуб у вас не работает, но есть выход — просим Вас назначить баяниста за трудодни, чтобы он играл с 6 до 9 вечера ежедневно. Это же всего на месяц». Он, подумав, согласился.

Взяв в школе большой лист ватмана, одна из девочек крупно и чётко написала, что ежедневно, с 6 до 9 вечера, в клубе будут танцы, приглашаются все желающие. В клуб ходили не все девушки. Были и такие, которые, поев, ложились на свою раскладушку, и валялись на ней до следующего утра. Но такие были в меньшинстве — особо избалованные. Не ходили и преподаватели.

На следующий день в клуб пришёл баянист, пожилой мужчина слегка под хмельком. Зоя подошла к нему и спросила: «Как Вас зовут?» — «Когда был молодым, звали Пашкой, а когда сыновья выросли, стали звать Иванычем. Так что зовите, как вам понравится» — «Мы будем называть Вас Павел Иванович» — «А как тебя-то кличут? Бойкая ты такая, небось, от парней отбоя нет?» — «Если бы!» — вздохнула Зоя про себя.

Вскоре начала собираться местная молодёжь. Сначала пришлось всем вместе убрать скамейки, и сложить их штабелем около сцены. Парни стеснялись подходить к городским девчатам, хотя те совсем не отличались от деревенских ребят.

В клубе было холодно, да и переодеться особо было не во что, так что девчонки пришли на танцы в свитерах или кофтах, шароварах и в сапогах. Девчонки танцевали, а парни подпирали стены. Пришлось взять инициативу в свои руки и объявить белый танец. С трудом удалось отодрать от стен застенчивых парней. Но лиха беда начало и скоро веселье было в разгаре.

А баянист оказался на высоте — очень хорошо играл, хотя как потом выяснилось, «под хмельком» — это его нормальное состояние, впрочем, это никого не волновало. А тут ещё одна из девочек предложила организовать весёлые игры, как массовик-затейник. Вечер пролетел слишком быстро. И теперь все с нетерпением ждали следующего вечера, особенно местные ребята. И трудиться девчата стали лучше, появился стимул в лице местных парней — они приходили на поле помогать своим подружкам. И погода неожиданно установилась вполне сносная. Время пролетело быстро. Срок трудового десанта закончился, и девчата собрались домой. Им объявили благодарность и сообщили об этом в педучилище. А в деревне осталось немало разбитых мужских сердец.

С 1 октября начался учебный год. Зою выбрали старостой группы. Она не возражала — общественные нагрузки были для неё привычны. Да и чувство ответственности было чертой её характера. Училась Зоя с удовольствием, ведь она хотела стать хорошим воспитателем. А у Люси дела шли не так хорошо. Она мало читала, насчёт её эрудиции и заикаться не стоило, лексикон бедноватый, поэтому ей было трудно излагать свои мысли. Многое ей было непонятно. Зоя помогала ей, как могла, но, как говорится, если нет ума, то не добавишь.

Время уроков и занятий в мастерских пролетало незаметно. На улице уже темно, а до дома ещё очень далеко. Хорошо, что автовокзал был близко, только дорогу перейти. Там они и узнали, что билет на автобус можно купить заранее. Это меняло дело. Приехав в город пораньше, они по очереди покупали билеты на 6 часов вечера и без проблем добирались домой. Правда никто не указывал места, и автобус брали штурмом, хоть и с билетами, поэтому Зоя с Люсей, не принимая участия в штурме, и заходя в автобус в числе последних пассажиров, всегда ехали стоя. Но это были мелочи: насидевшись на занятиях, они рады были и постоять. Ах, молодость! Стоя едешь в переполненном автобусе, а настроение прекрасное и смех разбирает без причины. Никакие неудобства не мешают жить, никаких препятствий не боишься! А как хочется любить и быть любимой!